Записки из детского дома Жёлтый Владимир

КНИГА ПЕРВАЯ

И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уж все сказать: ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват? То-то, кто виноват?

Федор Достоевский, «Записки из Мертвого дома»

ПРЕДИСЛОВИЕ

На четвертом году работы в детском доме, при подготовке к поступлению на филологический факультет я искал в библиотеке необходимую литературу. И среди прочего мне попалась книга Ф. М. Достоевского «Записки из Мертвого дома». Она очень сильно меня поразила и вдохновила. Это произведение многие называют гениальной книгой-репортажем. Там содержатся воспоминания писателя о его пребывании на каторге.

Спустя еще шесть лет, когда я подумывал написать заявление об увольнении, мне сообщили, что я прошел отбор на Всероссийский молодежный форум молодых писателей и поэтов. На форуме можно было защитить проект по изданию какой-либо социально значимой книги и получить на ее реализацию денежный грант. Мне не пришлось долго трудиться над разработкой плана проекта, ведь я обдумывал эту книгу почти десять лет. Я довольно быстро и с легкостью расписал все по пунктам.

Единственная сложность возникла с названием. В поисках нужных вариантов я стал разгребать свои черновые записи и наткнулся на рабочую папку с историями из детского дома. Полистал страницы и на обороте одного листа заметил рукописную пометку – «Записки из Мертвого дома». Слово «мертвого» зачеркнуто, а сверху надпись – «детского».

ГЛАВА 1. БУДЬ ОСТОРОЖНЕЕ, ПРИВЫКАЙ

Как и многих детей, мама пугала меня тем, что сдаст в детский дом за плохое поведение. Мне слышать это было намного страшнее, чем другим, так как сделать ей это было якобы проще: моя мама работала в детском доме секретарем. Все практически так и получилось. Можно сказать, что сдала.

– Вов, у нас там компьютерщик на работу не выходит уже долгое время. Техника запущена, я директору сказала, что ты разбираешься немного… Может, зайдешь, поможешь? – попросила она однажды.

Мне шел восемнадцатый год. Я учился на втором курсе педагогического колледжа, в шкафу вот уже год пылились без дела «корочки» с «компьютерных курсов». «Ну, вот и пригодились!» – подумал я и прихватил их, как оказалось, на свое первое рабочее место.

Работать пришлось после учебы, по вечерам и выходным. Составление презентаций, печать документов, переустановка операционных систем, «выбивание пыли» из системных блоков. Работы хватало.

В один из первых рабочих вечеров, когда я возился с очередным «умирающим» компьютером, дверь моего кабинета резко захлопнулась, и ключ, по неопытности оставленный мной снаружи в замке, сделал несколько оборотов! По коридору послышались быстрые удаляющиеся шаги и детский смех. Так случилось мое первое знакомство с обитателями дома, которым он принадлежал по праву.

Компьютерный класс находился в отдаленном от детей корпусе на втором этаже. Закон подлости в таких ситуациях работает безотказно, поэтому, как и следовало ожидать, с мобильным телефоном возникла какая-то проблема – то ли связь пропала, то ли батарея села. Мой рабочий вечер грозил затянуться до утра.

Примерно через пару часов я услышал поворот ключа в замке, дверь открылась.

– А ты все еще тут, что ли? – удивилась спасшая меня пожилая вахтерша. – Я думала, давно ушел. Увидела, что свет горит, решила, забыл выключить!

– Я ключ снаружи оставил: кто-то из детей пошутил, закрыл меня, – пояснил я.

– Ну, ты тоже додумался! Конечно, тут сам бог велел! У нас дети такие… В следующий раз будь осторожнее. Привыкай.

А какие – «такие»? Было бы к чему привыкать, подумал я. Ведь это же здорово! Ребята еще не потеряли дух авантюризма, озорства, тяги к проказам и приключениям! По-моему, вполне так естественное состояние для детей. Истории, которые можно до старости рассказывать в компаниях. Как ночью намазали кого-то пастой, подожгли пятки! Что еще? Закрыли компьютерщика в кабинете? Правильно. Что им до компьютеров? В них играть умели тогда только человек пять «продвинутых» ребят. Остальные, эти чумазые сорванцы, с утра до ночи, и зимой, и летом гоняли мяч по полю, играли в дворовые игры.

Вскоре мне поручили вести компьютерный кружок. А точнее – занять детей играми. Собрать и починить старые компьютеры специально для игр, организовать игровой класс, открывать и закрывать его по времени для разных групп по очереди. «А то они без дела шляются по улице, пусть хоть играть будут», – такой вывод сделал кто-то из начальства.

Их так и привели ко мне – чумазых, угорелых, со двора. Под тихий шум системных блоков они, поначалу молча, с открытыми ртами, стояли друг за другом в очереди и смотрели на мельтешащие в мониторах фигурки как на какое-то чудо света. Игры увлекали, затягивали, собирали ребят толпами.

Постепенно я стал для них чуть ли не главным человеком в детском доме – тем, кто открывает священную дверь в мир компьютерных игр.

***

Артем Ревякин имел небольшой дефект в умственном развитии. Впервые я его увидел, когда ему было лет десять. Это был совершенно безбашенный, с обезображенным лицом мальчишка, объект постоянных насмешек. Дури – хоть отбавляй, хватало на весь детский дом. Играть ему, конечно же, никто не давал. Переходя от компьютера к компьютеру, он стоял за спинами игроков с широко открытым ртом и в буквальном смысле пускал слюни.

Как-то раз на одном из мониторов он увидел момент в игре, где персонаж останавливает красивую машину, открывает дверь, вытаскивает водителя, несколько раз пинает его, садится в машину и уезжает.

– Кхуто, – невнятно промычал Артем, шмыгнул носом и вытер стекающие слюни.

– Фу! Ревякин! Свали отсюда! – крикнул на него игрок.

Опустив голову, Артем ушел. Играть ему никто не давал.

Да и не получалось у него.

***

Однажды в игровой кабинет ко мне забежал Женька – парень с телосложением уже взрослого, здорового мужика. Я его встречал и раньше, но до этого момента как-то мельком, потому что компьютерный класс он обходил стороной: все больше пропадал на футбольном поле или был в бегах. Женька всегда ходил по пояс раздетый. И теперь, вблизи, я отчетливо рассмотрел на его груди самодельную синюю наколку, надпись «ВАЙНА».

– Я поиграю немного? – пробасил он.

– Да, проходи.

Женька сел играть, через некоторое время я к нему подошел и поинтересовался:

– Что это за надпись у тебя? Что значит?

– А, это что ли? – махнул он рукой. – Война. Кликуха моя.

– А с ошибкой специально сделали?

– В смысле? – удивился Женька.

– В прямом, «война» ведь через «о» пишется…

– А, черт! Вот он сволочь!!! – начал он на кого-то материться, выключил игру и вылетел из класса.

Война был из какой-то деревни. Кличку ему дали там же, и неспроста. Как только он выпивал самогона, в деревне начиналось настоящее побоище. Громил все на своем пути, дрался со всеми, кого видел вблизи. Утихомирить в тот момент никто его не мог. В итоге родителей лишили прав, а его определили к нам. И в прямом, и в переносном смысле Войну перевезли в детский дом.

Через несколько дней он снова постучался в мой кабинет. Я открыл. Он опять по пояс раздетый. Но теперь в надписи «ВАЙНА» буква «А» была жирно несколько раз обведена в кружок, видимо, означавший букву «О». Я ничего не сказал, улыбнулся, а он, как ни в чем не бывало, прошел к игровому месту. Ну, хорошо. Эту ошибку он хоть как-то исправил.

В детском доме Война, конечно же, был лидером. Но в силу своего простоватого, деревенского характера то ли делал вид, то ли действительно об этом не догадывался. Использовал он свое лидерство только для того, чтобы за него выполняли обязанности дежурного, приносили сигареты и еду из столовой прямо в группу. Хотя, в принципе, что еще нужно?

При мне он жил в детском доме последний год. Сразу же после выпуска, подвыпив, он с парой дружков решил у кого-то отнять машину и немного покататься. Выбрали автомобилиста они явно неудачно. Парень неплохо владел боевыми искусствами и решил постоять за себя. Из завязавшейся драки Война вышел со сломанной рукой и со своим же ножом, торчавшим из ноги.

Всем войнам когда-то приходит конец. И вскоре из-за своего воинственного характера Женька угодил в колонию.

А вот эту ошибку ему уже не исправить.

***

Долгий и настойчивый стук раздался в дверь моего класса. Я открыл. Оттолкнув меня, в кабинет буквально влетела разъяренная замдиректора по воспитательной части Любовь Нефедовна, которая по совместительству была еще и воспитателем на группе.

Это была моложавая и шустрая женщина пенсионного возраста в очках, нелепо посаженных на острый кончик вездесущего носа. Почему-то поверх своей одежды она часто надевала нараспашку белый медицинский халат, что, несомненно, придавало к ее педантичной строгости еще и холодную, строгую педантичность.

– Так! Ну-ка, вставай и проваливай отсюда! – закричала она на смуглого парнишку по кличке Тарас.

– Да пошла ты на хрен! – ровным тоном отвечал ей тот, продолжая гонять по полю виртуальных футболистов.

– Быстро вставай, давай! Иначе компьютер ты этот больше не увидишь!

– А с хрена ли? Это мой комп! Я его выиграл на футболе!

– А кто устроил вам эту игру? Кто тренировал вас? Кто кормил все это время? В чьей форме вы там бегали?

– Ты че, попрекаешь?!

Какое-то время они вели перебранку на равных с матом, с криками.

– Так, все. Я пошла за директором! – выпалила женщина и так же стремительно вылетела из класса.

– Из-за чего она ругается? – сразу же спросил я Тараса.

– Да набухался я недавно! А эта… теперь «задолбала», компом попрекает! Заберет, говорит. Пусть только попробует. Я всю группу разнесу! Я отвечаю за свои слова.

Женщина в белом халате быстро вернулась, только на этот раз за ней тянулся хвост. Следом в кабинет вошла директриса, Валентина Антоновна – грузная пожилая женщина со светлым, хитрым, прямым и пронизывающим взглядом. За ней сразу подоспела замдиректора по учебной части Людмила Бенедиктовна – кудрявая женщина пенсионного возраста, в старомодной одежде, с огромными черными кругами под глазами и гнилыми зубами. С небольшим опозданием вошла полноватая гром-женщина – замдиректора по хозчасти. В общем, привычная делегация в полном составе.

Они обступили Тараса со всех сторон и буквально начали его терроризировать. Остальные ребята, человек пять-шесть, тихо продолжали играть и делали вид, что ничего не происходит. Тарас, кстати, пытался тоже делать такой вид, как будто это не ему говорят, как его поставят на учет в наркологию, что все будущее у него будет перечеркнуто, что пойдет он по стопам родителей-алкоголиков…

– Ты мать мою не трогай, – отмахивался Тарас в эти моменты, обильно сдабривая свои фразы матом, но не прекращая играть на своем компьютере.

Наверное, если было можно, он влез бы в монитор и растворился в этой игре, лишь бы не слышать весь этот кошмар.

– Да он и не слушает нас, ему вон все равно, сидит, играет, – проскрипела кудрявая женщина-вампир.

– А ты че, Пудель, подтявкиваешь? – огрызнулся Тарас.

Рядом послышались смешки.

– Да нужно просто вырубить щиток! – крикнула гром-женщина и без лишних раздумий щелкнула кнопками на рубильнике.

Компьютеры потухли, послышались недовольные вздохи.

– Ну, все, сволочи, хана вам!

Тарас вскочил с места и выбежал из кабинета.

– Так, Владимир Васильевич, давайте этот компьютер на склад отнесите, – велела мне директриса.

По коридору послышались удаляющиеся удары по дверям и звуки разбитых стекол. Позже я узнал, что он действительно разгромил половину группы, где жил. Окна, двери, столы…

Да, Тарас отвечал за свои слова.

На вид он был довольно хрупким парнишкой. И кроме любви к алкоголю и наркотикам имел еще и огромную любовь к футболу. Кстати, это описание вполне подходит не только Тарасу. Таких парней при мне было с пару десятков. Буквально в каждом выпуске была пара-тройка ребят, которым, казалось бы, по внешнему виду и по состоянию здоровья дорога в спорт вообще заказана, но, вопреки этому, на футбольном поле они были гениями мяча.

Однажды я стоял на поле и наблюдал, как физрук проводит тренировку. К нему зашел товарищ по личному делу, но ненадолго задержался на игре. В какой-то момент он спросил:

– А это кто такой ловкий? – указывая на Тараса. – В команде какой-то, наверное, профессионально занимается?

– Кто? Тарас, что ли? – удивился физрук. – Да брось, нюхач еще тот!

Возвращаясь в здание, я подумал: а что если Тарасу организовать спортивный режим, питание, как у игроков нашей сборной, дать ему такие же гонорары? Добился бы он успеха большего, чем они? Или это игроков сборной следует поместить в интернаты, на госхарчи и выдавать в месяц двести рублей пособия?

Неизвестно, для кого какие условия станут толчком к успеху. Я знаю только то, что после выпуска Тараса как футболиста никто не узнал. Как, впрочем, и остальных похожих на него ребят.

***

Я никаким образом не мог работать инструктором по физической культуре. Хоть спорт я и любил, но ни опыта преподавания, ни образования соответствующего у меня не было.

В компьютерный класс вошла Людмила Бенедиктовна – моя непосредственная начальница на тот момент. С папкой в руках. Загадочно посматривая на меня, она начала издалека:

– Володь… Ты отсканировать документы же сможешь?

– Ну, конечно! Легко! – удивленно ответил я.

Она еще несколько секунд помолчала, обдумывая, с чего бы начать.

– Да вот тут надо несколько грамот отсканировать.

– Хорошо, давайте, я сейчас, мигом.

– Нет, не мигом… Там немного поработать надо будет с ними.

– В смысле? – снова удивился я.

– Да мы тут проект один готовим…

Людмила Бенедиктовна стала доставать из папки цветные грамоты.

– А ребята эти уже выпустились у нас, кто оставил, кому не нужны были вот эти дипломы всякие с соревнований. Их бы отсканировать. Да это… Ну, там в программке как-нибудь фамилию заменить. Вы же умеете всякое такое. Прошлый компьютерщик уже делал нам так.

– Вы серьезно? – продолжал я недоумевать.

– Вот список, – сказала Людмила Бенедиктовна уже без всяких заминок и положила на стопку грамот рукописный список будущих призеров. И молча вышла из кабинета, оставив меня один на один с этой миссией.

Я никак не мог работать инструктором по физической культуре. На тот момент я мог работать только лаборантом. Но моих знаний и умений хватило, чтобы сделать нескольких незнакомых мне ребят чемпионами города по легкой атлетике.

***

Я пришел в компьютерный класс в выходной день. Работы было немного. Поработав с техникой, после обеда я уже собирался уходить, как в класс вошла Людмила Бенедиктовна со знакомой мне папкой.

– Володь, тут срочное дело есть. Придется тебе задержаться до вечера.

– Ну, хорошо, раз надо, – не скрывая разочарования, согласился я. – Мне бы вот только в магазин, что ли, сходить, я бы поесть чего-нибудь купил.

– Да зачем ты еще деньги тратить будешь? Только что обед был у нас, ты в столовку сходи, скажи, что с компьютерного, тебе там щей хотя бы нальют.

Я так и поступил.

Столовка – большой зал с колоннами и парой десятков круглых столов. По левую и правую сторону – окна. Впереди – окошко с «раздачей», где стоят огромные кастрюли, суетится пара поварих. Я подошел к этому окошку.

– А ты кто? Новенький, что ли? – тут же спросила меня крупная, грубого нрава повариха.

– Работаю здесь, в компьютерном. Людмила Бенедиктовна говорит, вы меня можете покормить тут.

– Бенедиктовна говорит… – зачем-то повторила повариха.

Она взяла глубокую тарелку, взяла самодельный половник – черенок от лопаты с приделанным на конце огромным черпаком, похожим на солдатскую каску, и шаркнула им по днищу огромной кастрюли.

– О, смотри-ка! Даже мясо тебе выловила! – воскликнула она, выливая содержимое половника в тарелку.

В тарелке с желтоватой водой плавала капустка, пара кусочков картошки, хрящик и шкурка от куриной ножки. Решив, что насчет мяса она пошутила, я выдал короткий смешок. Повариха посмотрела на меня выразительно, подняв одну бровь. Я убрал улыбку с лица.

– Спасибо.

– На здоровье.

Я сел за ближайший стол. Рассмотрев жижу, я собрался приступить к еде, как к «раздаче» подошел воспитанник – Мишка Переломов, темненький коренастый подросток лет пятнадцати, который был завсегдатаем моего компьютерного класса.

– Теть Валь! – громко и деловито крикнул он. – Дай поесть!

– А ты че со всеми не поел? – послышался голос поварихи и уже знакомый звук черпака.

– Некогда было, – недовольно буркнул Мишка.

– Ты смотри, какой деловой… – приговаривала повариха, теперь накладывая Мишке «второе». – Опять «калымил» у кого-то?

– Да, там… – снова нехотя промычал Мишка и махнул рукой.

Он подсел ко мне. Сразу же достал из риса куриную котлетку и положил ее на кусочек хлеба: я уже видел и знал, что с такими кусками дети обычно выходили из столовой, смачно жуя их как последнее лакомство.

– О, мяско! – обрадовался Мишка и выловил из тарелки такой же, как у меня, хрящик со шкуркой и переложил его в тарелку с рисом.

Затем Мишка стал зачерпывать ложкой бульон из щей и поливать им рис. Потом взял новый кусок хлеба и только собрался приступить к еде, как заметил мой пристальный взгляд. Я тут же сделал вид, что продолжаю есть.

– Приятного аппетита! – сказал мне Мишка.

– Спасибо. И тебе приятного, – ответил я.

– А ты че, щи не умеешь есть? – спросил он.

– Умею. Что же я сейчас, по-твоему, делаю? – удивился я.

– Смотри, как надо.

Мишка взял еще один кусок белого хлеба и, отламывая от него небольшие ровные кусочки, стал кидать их в жижу. Потом он взял второй кусок и проделал то же самое. Через полминуты «мякиш» разбух, стал выпирать из тарелки горкой. Жижи совсем не осталось.

– Вот теперь это можно есть, – улыбнулся Мишка, зачерпнул ложкой один водянистый кубик хлеба и отправил в рот.

***

Насчет курения я уже был осведомлен. Курили практически все «взрослые» воспитанники. Правда, курили они лет с двенадцати. В повседневной жизни, со всей пропагандой против курения, это может показаться странным, пугающим, чем-то диким. На деле, оказавшись в детском доме, перестаешь обращать внимание на дымящих у крыльца мальчишек уже к вечеру первого рабочего дня.

На курево они могли подзаработать, кому-то помочь из местных жителей по хозяйству. Могли и что-то украсть, перепродать, обменять на сигареты. Но чаще всего они «стреляли» у проходящих мимо здания мужиков. Ребятам помладше, естественно, прохожие сигарет не давали. Зато охотно давали мелочь. А уж имея в кармане нужную сумму, купить сигарет – дело не хитрое.

Сложнее всего было ребяткам, когда их всех вывозили на лето в загородный лагерь. Запасы курева кончались в первые же дни, за территорию – нельзя, а магазины только на соседних базах отдыха. Да и те с «космическими» ценами, а денег и так ни у кого нет. И «стрельнуть» не у кого. В общем, сплошное издевательство, а не лагерь.

Издевательством он был и не только в плане курения, немного позже мне пришлось ощутить это на собственной шкуре. А пока что, впервые туда мне нужно было заехать в свой первый летний отпуск, всего лишь проездом, по небольшому поручению Людмилы Бенедиктовны.

– Я слышала, ты сюда на турбазу собираешься приехать на выходных? – спросила она меня своим скрипучим голосом по телефону.

– Ну да, может, и к вам зайду в гости, – ответил я дружелюбно.

Хотя точно не собирался.

– Обязательно зайди, Володь. Очень нужна твоя помощь… – настойчиво попросила она.

– Ну, хорошо. Чем помочь?

– Ты там, в городе, как будешь выезжать, купи, пожалуйста, блок сигарет. А то тут все кончились.

– Сигарет? Ну, хорошо. А каких?

– Самых дешевых. Это для детей.

– В смысле? – удивился я.

– Ну, чтоб они не психовали, не убегали, мы им тут, курящим, обычно выдаем по несколько штук на день. Потом с детских денег вычитаем.

«Ну, раз с детских вычитают, тогда все честно», – подумал я.

По факту мне было уже восемнадцать лет, но на вид – всего лет пятнадцать. Поэтому мне, по вполне понятным причинам, пришлось лицом к лицу столкнуться с борьбой против курения: в магазине меня попросили предъявить паспорт. Стало как-то обидно и даже неловко.

«Блин, даже воспитанникам продают!» – думал я, при этом краснея и все-таки доставая документ.

– Да я же это не для себя, – наивно и банально попытался я объяснить.

«Это ж все для детей…» – продолжил я мысленно, отходя от кассы с блоком дешевых сигарет.

ГЛАВА 2. ОСТАЛЬНЫЕ СЛОЖНЕЕ

Прошло два года. Я окончил педагогический колледж и все лето провел в безуспешном поиске «нормальной» работы. Приближалась осень. Как-то раз ко мне в компьютерный класс вбежала Любовь Нефедовна в белом халате, как всегда, делая вид, что рассматривает какие-то бумаги поверх очков.

– Володь, я сейчас список воспитателей комплектую на новый учебный год. Ты уже окончил колледж?

– Ну да, – неуверенно протянул я.

– Так вот, у нас там одна воспитательница с восьмой группы уходит в декрет. Может, возьмешь ее полставки? Это всего тринадцать часов. А если в выходные будешь работать, то это вообще – только раз в неделю придешь с утра. Например, в одно воскресенье с восьми утра до девяти вечера отработаешь и все. Ты же в лагере был пару раз вожатым?

– Ну да… – снова ответил я.

– Так вот, ничего же сложного? Все то же самое, только воспитателем будешь. Да и тем более у тебя ключ от компьютерного. Откроешь им кабинет, посадишь играть и никаких хлопот!

– Не уверен, что это то, что мне бы хотелось… – начал было я, но долго слушать Любовь Нефедовна не любила.

– Я, конечно, понимаю, работа это не мужская. Но это же временно, потом найдешь получше, престижнее, где платят больше, а пока у нас подработаешь. На хорошую группу поставлю. Да что говорить, пошли за мной, сейчас сам все увидишь!

Я шел за развевающимся белым халатом по коридору, уговаривая себя, что все это, действительно, будет временно. До того момента посещать детские группы мне не приходилось, ребята сами приходили ко мне в кабинет. Мы поднялись на второй этаж детского корпуса. Любовь Нефедовна постучала в старую деревянную двустворчатую дверь. Послышались шаги, нам открыла пожилая смуглая женщина.

– Добрый день, Галина Михайловна. У вас все на местах? – строго задала Любовь Нефедовна, как я потом понял, стандартный и привычный вопрос.

– Конечно. Проходите, посмотрите.

– Я хочу ребят с Володей познакомить. Если ему понравится, будет у вас на группе по выходным. Вы же не против? – спросила она и посмотрела на воспитательницу поверх очков.

– Конечно, нет. Да и вообще, как было бы здорово: парень на группе! – улыбнулась мне Галина Михайловна и провела нас в помещение.

У входа располагались полки, на которых в ряд стояли несколько десятков пар обуви, что сразу показалось мне неестественно и как-то казенно для детской жилой комнаты. По другую сторону – две двери в туалет и умывальники. Я всегда думал, что в жилье должен быть один унитаз, а здесь их было штук пять, перегороженных нелепыми фанерными панелями. Рядом, за стеной – так же: штук пять умывальников и душевая кабина.

Мы прошли в игровую комнату, где кучка ребят, человек десять, сидели на ковре у телевизора.

– Ну вот, смотри. Отличные ребята! – указывая, как на витрину, сказала мне женщина в белом халате.

Все дружно посмотрели на меня и, не стесняясь, начали шептаться между собой:

– А че это за пацан?

– Не знаю.

– Кто это?

– Я тоже не знаю.

– Да это тот, кто компы чинит.

– Дети, познакомьтесь, это Владимир Васильевич, – представила меня Любовь Нефедовна. – Вы многие его уже видели, он работает у нас в компьютерном классе. Хотите, чтоб он был у вас воспитателем?

– А в компы будем играть? – без промедления спросил один из мальчишек у меня.

Я переглянулся с Любовь Нефедовной, она чуть заметно кивнула.

– Конечно, – говорю. – По воскресеньям, в мою смену, обязательно будете там играть!

– О! Тогда круто! Классно! – стали радостно и дружно выкрикивать ребята.

После всех необходимых процедур с моей стороны – согласия, подписей об ответственности за жизнь и здоровье детей – я снова плелся по коридорам детского дома за Любовь Нефедовной и слушал какие-то важные советы, рекомендации, касающиеся группы:

– Ну, вот и отлично! Ребята, правда, хорошие. Я думаю, вы подружитесь. Сложных там немного. Ну, разве что Светка Писарева, с ней могут быть проблемы, она немного того, с диагнозом. Сам увидишь. Может быть буйной, в школе учительницу с лестницы столкнула. Но ты не бойся, начнет буянить, в соседнюю группу постучишься, там девчонки-воспитательницы помогут, быстро ее утихомирят, она их боится. Так. У Генки Лопухова может случиться припадок эпилепсии. Следи, чтоб таблетки вовремя принимал, а то он иногда обманывает, не пьет. Если упадет, сам от него не отходи, мальчишки пускай за медиками бегут, они все знают уже, привыкли. Потом. Ну, Сухарев с Киржановым могут напиться, случай уже был. Тоже следи. Золотников может к матери убежать. Глаз да глаз, сам не отпускай, замучаемся потом бегать, искать по городу. За Барановым тоже следи, он бродяжник и курит уже, а взрослые мальчишки заставляют его бегать сигареты стрелять. Ну, Филиппок – просто грязнуля, чтоб тебя как воспитателя не позорил, смотри по утрам, чтоб мылся, зубы чистил, все чистое надевал. Мишка Переломов нервный немного, но хлопот не доставит, думаю. Он парень взрослый, кстати, всего-то на год младше тебя, уже в техникуме учится. Два брата Белоножко, Ванька старший и Женька младший, деревенские, они хорошие. Так. Ну, вроде по всем сказала, если что, приходи, все подскажу, научу.

– И это хорошая группа? – удивленно спрашиваю я.

– Остальные сложнее.

***

В детском доме ребята жили «семейными группами», а проще говоря – «семейками». Суть этих «семеек» в том, что в одной группе собирали детей разных возрастов – от самых маленьких до совсем взрослых. Все потому, что у неблагополучных родителей часто рождаются не один и не два ребенка. При лишении родительских прав всех братьев и сестер помещают в детский дом, а чтобы не разъединять, определяют в одну «семейку». Например, у меня такими оказались двое братьев Белоножко – задорные, смуглые и курчавые деревенские мальчишки.

Но там, где не было братьев и сестер, разные возраста объяснялись тем, что старшие ребята должны помогать младшим, учить их чему-то, а младшие, в свою очередь, должны брать с них пример. Идея была крайне успешной, так все и получалось. Старшие, с сигаретой в зубах, помогали младшим освоить профессии «разнорабочий» и «принеси-подай», а те, вырастая, тому же самому по прошлому примеру учили следующее поколение.

Рано утром мне нужно было принять «семейку» у ночной няни, разбудить детей и отвести на завтрак в шумную столовую. Сонные ребята медленно глотали жидкую кашу, толкались у окна раздачи, выпрашивая добавку у поваров, потом вытирали за собой столы, подметали полы. Затем нужно было собрать их и отвести к школьному автобусу, который увозил их в школу на отшибе города, где до часу-двух дня учителя пытались вбить в них какие-то знания.

По прибытии обратно в детский дом начинался «разбор полетов»: кто получил двойку, кто переговаривался с учителем, кто прогулял уроки. Прерывалось все это криком «Ку-у-у-у-у-шать!». Так дежурные звали на обед. Слишком жидкое первое, слишком сухое второе, хлеб, компот. Шум, гам, толкотня. До пяти часов свободное время – прогулки, игры на улице, занятия в кружках, число которых из года в год сокращалось. И, конечно же, откровенное безделье.

С пяти до семи было неприкосновенное, святое время, когда все закрывались в своих группах на «самоподготовку», учить уроки. Ну, или хотя бы делать вид. Хорошо, когда минут на десять-пятнадцать раньше звучал спасающий от этой скуки привычный крик «Ку-у-у-у-у-шать!». Ужин. Снова шум, гам, толкотня, плюс сражения за куски хлеба, которые необходимо было запасти на ночь.

До девяти часов – игры в футбол, прогулки вокруг детского дома с целью «настрелять» сигарет и мелочи. Затем, на вырученные деньги – походы в магазин за любимой «бич-лапшой».

В девять меня сменяла ночная няня. Я уходил, а ребята принимались перед телевизором шуршать пакетами с запасенной едой. До отбоя нужно было все съесть. Впереди следующий, такой же день.

Все-таки не зря воспитанники называли детский дом «инкубатором».

***

В «инкубатор» и обратно я ходил пешком, на дорогу тратил полчаса. Однажды на одной из таких прогулок я подумал, как часто многие из нас могут просто так вот идти в одиночестве и о чем-то думать. Некоторые после трудного рабочего дня совершают лишний круг на автомобиле, кто-то прогуливается по лесу, кто-то уединяется в своей комнате с книгой или компьютером, кто-то в ванной. По тем же причинам мы «затыкаемся» наушниками в переполненном общественном транспорте, стараемся сесть на свободное сидение, без соседнего пассажира. Видимо, нам это просто жизненно необходимо – почувствовать себя отдельно от всех.

Я задумался об этом тогда, потому что ко мне в группу определили новенького. Мальчишку звали Илья, но все сразу же прозвали его Рыжим, на что он совсем не обижался. Он жил у нас уже около двух месяцев и вроде бы ко всему привык и освоился. Но однажды, когда все были на прогулке, я заметил, что он вдруг исчез. Я тут же решил проверить его в спальне. Весь день он бегал веселый, жизнерадостный, но когда я зашел в комнату, то увидел, что он лежит и рыдает, уткнувшись в подушку.

– Что случилось? – спросил я.

– В этот день умерла моя мама, – ответил Илья.

Некоторое время, забыв про всех, я так и просидел с ним в полной тишине. Говорить что-то было бессмысленно. Что тут скажешь? Да и не бывал я еще в такой ситуации. Потом я решил, что мальчик не зря выбрал такой момент и уединился в спальне. Ему хотелось побыть одному. На свой страх и риск я решил его оставить, поэтому встал и вышел из комнаты.

Многие из нас время от времени вспоминают горестные моменты, какие-то неудачи, безответную любовь, покинувшего нас человека. Пусть воспоминания об этом приносят душевную боль, переходящую чуть ли не в физическую, но ведь именно в этот момент те самые чувства оживают вновь, тот человек стоит перед тобой, словно живой. И есть в этой боли часть какого-то счастья, ощущение близости и радости. Хоть эти теплые чувства и следуют одновременно с покалываниями в груди и слезами на глазах. Очень важно в это время остаться наедине с самим собой.

Но у ребят в детском доме такой возможности практически нет! На протяжении суток они вынуждены постоянно находиться на виду. Палата на десять кроватей, стоящих друг от друга на расстоянии разломанной тумбочки, да пара шкафов с подписанными полками. В такой палате невозможно «найти себя в одиночестве», здесь постоянно кто-то рядом находится, кто-то рядом спит, кто-то на соседней кровати играет в карты, кто-то постоянно мимо проходит. В бане моются группами. В столовой едят всем «инкубатором». Спальня, игровая, туалет, школа, двор, коридоры, кабинеты – что угодно, где бы ни был ребенок, его постоянно окружают люди.

И все же, несмотря на постоянное нахождение среди людей, каждый из этих ребят выглядел по-своему одиноко. Как будто невозможность уединения во внешнем мире компенсируется внутренним одиночеством. Почти каждый из них выступает один на один с миром и словно кричит: «Пусть здесь и сейчас я не могу быть отдельно от вас, но внутри себя – я все равно один!» И вот это «одиночество в кругу подобных» мне всегда казалось главным и каким-то неизлечимым пороком детского дома.

Не догадываясь о горе Рыжего, остальные ребята играли в прятки во дворе своего «инкубатора». Какое-то время, понаблюдав за ними, я снова собрался вернуться в спальню, чтобы проверить мальчишку, как вдруг:

– Кто мается? – услышал я задорный голос Рыжего на игровой площадке позади себя.

Как ни в чем не бывало, он снова продолжил игру с остальными ребятами.

***

Конечно же, идеальным воспитателем я сразу не стал. В первые же мои смены был разбит стеклянный столик, сломана дверь, выбито окно, накурено в туалете. Сумасшедшая и бывавшая совершенно неадекватной Писарева постоянно устраивала какие-то скандалы, ко всем задиралась. Баранов время от времени внезапно пропадал и так же внезапно появлялся. Золотников без спроса, якобы незаметно убегал к матери, но к вечеру самостоятельно возвращался обратно. Филиппок то и дело ходил как оборванец. Сухарев с Киржановым не пили, но как только я куда-то отлучался, курили в туалете. Один Генка Лопухов исправно пил таблетки и не падал в припадке. Пока что.

Своим еще несостоявшимся педагогическим чутьем я начинал что-то чувствовать. Нужно что-то менять, искать какой-то подход. Но из прослушанного в пол-уха курса педагогики в колледже в моей памяти рядом со словом «подход» смутно возникало только слово «индивидуальный». Видимо, в этом-то и есть какой-то секрет, подумал я.

Действительно, как здесь мог быть общий подход? Если одному мальчишке двенадцать лет, а другому семнадцать? Если одна девочка уже интересуется мальчиками, а другая в свои пятнадцать с трудом выговаривает слова? Объединить их и занять чем-то общим никак невозможно.

До всего пришлось доходить на практике. Я начал присматриваться к каждому ребенку в отдельности, искать его особенные черты, чтобы через них найти этот самый индивидуальный подход. И вскоре понял, что многие особенности практически всегда скрываются за теми же недостатками.

Например, если недостатком Переломова для меня была его взрослость, то это только потому, что я не отделял его от остальных детей. Стоило только несколько раз поговорить с ним совершенно по-свойски на привычные взрослые темы, которые и самого меня тревожили, как он начал прислушиваться ко мне и просить совета.

Недостатком Золотникова были его побеги к матери и сестре. Так это потому, что он их очень любил! Стоило лишь несколько раз побеседовать с ним о семье, как он начал каждый раз спрашивать разрешения, чтобы их навестить.

Бродяжничество Баранова и неряшливость Филиппка, по сути, были следствием одних и тех же черт характера – любопытства, непоседливости, веселости. Стоило дать им пару совместных заданий, как они стали друзьями «не разлей вода», и контролировать их стало намного проще.

***

Сложнее всего было найти общий язык со Светкой Писаревой. Потому что «языка» как такового у нее и не было: чаще всего это были просто несвязные слова или короткие фразы, которые она визгливо выкрикивала, бросая тебе их в лицо вместе со слюной. К тому же из-за ее картавости и шепелявости было практически не разобрать, что это за слова.

– Тапаеп! – частенько кричала она мне в течение моей смены на группе и дико хохотала.

Страницы: 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Материал предназначен для специалистов в области обеспечения радиационной безопасности и ликвидации ...
Жестокий триллер про отца и дочь, попавших по стечению обстоятельств на странный остров, переполненн...
Дебютный сборник сказок от Дарьи Меркотан.Три удивительных рассказа о барде который в своё время слу...
Живым — любовь, а ушедшим — тонкий лучик света надежды, что они услышаны и любимы. Этот сборник стих...
Из глубины веков тянется кровавый след таинственного медальона. Ходят слухи, что этот медальон прокл...
Маша и Юра любят друг друга, но непреодолимые обстоятельства мешают им быть вместе. С первого взгляд...