Помпеи Харрис Роберт

Энциклопедия вулканов(под редакцией Харальда Сигурдсона)

Официальная резиденция Гая Плиния располагалась высоко на холме над портом, и к тому времени, как Аттилий добрался туда и его провели на террасу, уже сгустились сумерки. Вокруг всего залива на прибрежных виллах зажглись факелы, масляные лампы и светильники, так что вдоль берега возникла прерывистая мерцающая нить огоньков, что тянулась миля за милей, повторяя изгиб берега, и уходила куда-то к Капри, теряясь в фиолетовой дымке.

Моряк-центурион в полной форме, в нагруднике и шлеме с высоким гребнем, с мечом на поясе, при появлении аквария поспешно удалился, а с каменного стола, стоявшего в решетчатой перголе, быстро убрали остатки обильной трапезы. Аттилий сперва не заметил Плиния, но в тот самый миг, как раб объявил о его прибытии: «Марк Аттилий Прим, акварий Аквы Августы!» – коренастый мужчина лет пятидесяти с небольшим резко развернулся и направился с дальнего конца террасы к Аттилию, а по пятам за ним шли, как предположил Аттилий, гости, которым он помешал наслаждаться ужином, – четверо мужчин, изнывающих от жары в своих тогах. По крайней мере один из них, судя по пурпурной кайме его официального одеяния, был сенатором. А за ними тенью следовал Коракс, подобострастный, злорадный и неотвратимый.

Аттилий почему-то представлял себе знаменитого ученого худощавым, а Плиний оказался толстым, и его живот выдавался вперед, словно таран одного из его кораблей. Он вытирал лоб салфеткой.

– Акварий, мне арестовать тебя прямо сейчас? Ты знаешь, что я могу, – это уже ясно.

И голос у него оказался таким, какой положен толстяку: высокий и одышливый. Префект принялся перечислять причины, загибая пухлые пальцы, и с каждым загнутым пальцем голос его становился все неприятнее.

– Для начала – некомпетентность. В этом никто не сомневается? Нерадивость – где ты был, когда сера попала в воду? Нарушение субординации – по какому праву ты закрыл нашу заслонку? Измена – да, я могу возбудить судебное дело об измене. А как насчет провоцирования беспорядков на имперских верфях? Мне пришлось отправить туда центурию моряков – пятьдесят в город, чтобы оторвать кой-кому голову и попытаться восстановить порядок, и еще пятьдесят к резервуару, охранять оставшуюся воду. Измена…

Плиний умолк, поскольку ему не хватило воздуха. Со своими пухлыми щеками, поджатыми губами и редкими седыми кудрями, слипшимися от пота, он походил на разъяренного пожилого Амура, сошедшего с какого-то расписанного, но уже облезающего потолка. Младший из гостей – прыщавый парень лет двадцати – шагнул к командующему и попытался взять его под руку, но Плиний отмахнулся от него. Коракс ухмыльнулся, оскалив потемневшие зубы. Он куда более преуспел в злословии, чем того ожидал Аттилий. Экий, однако, политик! Пожалуй, этому сенатору было бы чему у него поучиться.

Аттилий заметил взошедшую над Везувием звезду. Он как-то до сих пор никогда особо не приглядывался к этой горе – и уж точно не смотрел на нее с этого ракурса. Небо уже стемнело, но гора была еще темнее: ее черный массивный силуэт нависал над заливом.

«И где-то там таился и источник всех их проблем, – подумал Аттилий. – Где-то там, на этой горе. Не на той стороне, которая обращена к морю, а на пологом северо-восточном склоне, обращенном к суше».

– И вообще, кто ты такой? – наконец проскрипел Плиний. – Я тебя не знаю. Ты слишком молод. Что случилось с нормальным акварием – как там бишь его зовут?

– Экзомний, – подсказал Коракс.

– Да, Экзомний! Где он? И что там себе думает Ацилий Авиола? Ставить мальчишек на мужскую работу! Это ему что, игрушки? Ну? Отвечай! Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Везувий, высящийся за спиной у адмирала, образовывал безукоризненно правильную пирамиду, а вдоль ее подножия бежала тонкая полоска света – огни прибрежных вилл. В паре мест полоска превращалась в пригоршню огней – Аттилию подумалось, что это, должно быть, города. Он вспомнил карту. Ближайший – это Геркуланум. А тот, немного подальше, – Помпеи.

Аттилий выпрямился.

– Мне нужен корабль, – сказал он.

Он развернул свою карту на столе в библиотеке Плиния и придавил ее края двумя кусками магнитного железняка, позаимствованного из коробки с минералами. За спиной у Плиния переминался с ноги на ногу старый раб; он держал бронзовый подсвечник тонкой работы. Вдоль стен здесь стояли шкафчики из древесины кедра, забитые папирусными свитками. Дверь на террасу была распахнута настежь, но ни малейшего ветерка не долетало сюда с моря, чтобы развеять жару. Жирные черные струйки дыма, поднимающиеся от свечей, уходили вертикально вверх. Аттилий чувствовал, как струйки пота ползут по его бокам, словно насекомые, и это его раздражало.

– Передайте госпожам, что мы вскоре к ним присоединимся, – сказал префект, отвернулся от раба и кивнул акварию. – Ладно, рассказывай.

Аттилий оглядел своих слушателей. В свете свечей лица их выглядели внимательными и напряженными. Прежде чем усесться, они назвали свои имена, и Аттилий проверил на всякий случай, не забыл ли он их. Педий Кассий, старший сенатор: насколько помнилось Аттилию, несколько лет назад Кассий был консулом. А еще ему принадлежала большая вилла неподалеку от Геркуланума. Помпониан, старый боевой товарищ Плиния, приехал на этот ужин со своей виллы в Стабиях. Антий, капитан флагманского корабля «Виктория». Прыщавый юнец оказался племянником Плиния, Гаем Плинием Цецилием Секундом.

Аттилий ткнул пальцем в карту, и все зрители – даже Коракс – подались вперед.

– Изначально я думал, префект, что прорыв произошел где-то здесь – в горящих полях около Кум. Это объяснило бы наличие серы. Но теперь мы знаем, что вода перестала поступать и в Нолу – а это восточнее Кум. Это произошло на рассвете. Время имеет решающее значение, поскольку, согласно словам свидетеля, покинувшего Помпеи на рассвете, там фонтаны по-прежнему были полны водой. Как вы видите, Помпеи расположены на главном водоводе чуть дальше Нолы, так что логично будет предположить, что с Августой что-то случилось именно там.

Это может означать лишь одно. Прорыв произошел где-то здесь, – Аттилий очертил предполагаемую зону, – на этом участке протяженностью в пять миль, где Августа проходит вплотную к Везувию.

Плиний задумчиво уставился на карту:

– А корабль? Куда ему нужно идти?

– Я полагаю, что нашего запаса воды хватит на два дня. Если мы отправимся из Мизен по суше, нам потребуется никак не меньше этих самых двух дней лишь для того, чтобы отыскать место прорыва. Но если мы доберемся в Помпеи морем – если мы поедем налегке, а все, что нужно, добудем там, – то мы, возможно, сможем приступить к ремонтным работам уже завтра.

Воцарилась тишина, и в этой тишине акварий отчетливо услышал размеренный стук капель воды в водяных часах, стоящих у двери. Какая-то мошка вилась вокруг свечей, уже покрывшихся потеками воска.

– Сколько у вас человек? – спросил Плиний.

– Всего – пятьдесят, но большая их часть рассредоточена вдоль акведука; они следят за состоянием баков-отстойников и резервуаров в городах. В Мизенах у меня двенадцать человек. С собой я возьму половину. Для всех прочих работ, какие только понадобятся, я найму в Помпеях местных жителей.

– Префект, мы можем дать ему либурну, – сказал Антий. – Если он отплывет, когда начнет светать, то сможет добраться до Помпей к середине утра.

Похоже, уже само это предложение вогнало Коракса в панику.

– Прошу прощения, префект, но все это – всего лишь его фантазии. Я бы не стал обращать на них особого внимания. Я бы для начала спросил, откуда Аттилию известно, что в Помпеях все еще есть вода.

– По дороге сюда я встретил на пристани одного человека. Авгура. Он сошел с пришвартовавшегося корабля. Он сказал мне, что покинул Помпеи сегодня утром.

– Авгур! – насмешливо протянул Коракс. – Жаль, что он не предвидел приближения всех этих неприятностей! Ну да ладно. Предположим, он сказал правду. Я лучше всех знаю эту часть акведука, все пять миль. Нам понадобится целый день, чтобы обнаружить, где же произошла утечка.

– Неправда, – возразил Аттилий. – Из акведука утекло столько воды, что это должен заметить даже слепой.

– И как же мы при такой мощной утечке сможем забраться внутрь, чтобы заняться починкой?

– Послушайте, – сказал акварий. – Когда мы доберемся до Помпей, то разделимся на три группы. – На самом деле обо всем этом он пока не думал, так что ему приходилось решать на ходу. Но он чувствовал, что Антий на его стороне, да и Плиний не отрывал взгляда от карты. – Первая группа отправится вдоль Августы, по ответвлению, идущему к Помпеям, и дальше вдоль главного водовода, на запад. Уверяю вас, обнаружить место прорыва будет нетрудно. Вторая группа останется в Помпеях и соберет достаточно людей и материалов, чтобы их хватило для ремонтных работ. Третья группа тем временем поскачет в горы, к источникам в Альбениуме, чтобы перекрыть Августу.

Сенатор внимательно взглянул на Аттилия:

– А такое возможно? В Риме, когда акведук закрывали для починки, воду перекрывали на несколько недель.

– Согласно чертежам, сенатор, это вполне возможно. – Аттилий сам заметил это лишь сейчас, но уже успел загореться этой идеей. Он четко представил себе всю операцию и принялся излагать ее присутствующим. – Я сам никогда не видел истоки Сериния, но, судя по чертежу, его воды стекают в бассейн с двумя выходами. Большая часть воды идет на запад, к нам. Но есть еще и акведук поменьше: он уходит на север, к Беневентуму. Если мы перенаправим всю воду на север и осушим западный водовод, то сможем войти внутрь и отремонтировать его. В отличие от акведуков Рима, где иначе нельзя, здесь нам не придется делать запруду и устраивать временный отводной канал лишь для того, чтобы вообще подступиться к главному водоводу. А значит, работу можно проделать быстрее.

Сенатор перевел взгляд на Коракса:

– Надсмотрщик, это правда?

– Возможно, – сдаваясь, пробурчал Коракс. Похоже было, что он осознал свое поражение, но не желал отступать без боя. – И все-таки я по-прежнему считаю, что все это – выдумки Аттилия, и если он считает, что с ремонтом можно управиться за день-два, так он ошибается. Я же говорил – я знаю этот участок. У нас уже были с ним проблемы почти двадцать лет назад, во время сильного землетрясения. Тогда место аквария только-только занял Экзомний. Он недавно прибыл из Рима, это было его первое назначение, и мы решали проблему вместе. Землетрясение не перекрыло главный водовод полностью – это я вам точно говорю, – и тем не менее нам потребовалось несколько недель, чтобы заделать все трещины в акведуке!

– Что еще за сильное землетрясение? – удивился Аттилий. Он никогда прежде о нем не слыхал.

– На самом деле оно произошло семнадцать лет назад, – впервые вмешался в общую беседу племянник Плиния. – Землетрясение произошло в февральскую нону, в консульство Регалия и Вергиния. Как раз в то время император Нерон находился в Неаполе и выступал на сцене. Сенека описал это происшествие. Да ты, должно быть, и сам это читал, дядя. Это «Естественные вопросы», книга шестая.

– Да, Гай, спасибо, – отрезал префект. – Я это читал. Но все равно спасибо за уточнение.

Он посмотрел на карту и надул щеки.

– Хотел бы я знать… – пробормотал он, развернулся в кресле и крикнул рабу: – Дромон! Принеси мой бокал с вином! Живо!

– Дядя, тебе нехорошо?

– Нет-нет. – Плиний положил подбородок на сжатые кулаки и вновь перевел взгляд на карту. – Так от чего на этот раз пострадала Августа? От землетрясения?

– Но ведь тогда мы бы наверняка его почувствовали! – возразил Антий. – То последнее землетрясение разрушило изрядную часть Помпей. Они до сих пор еще не до конца отстроились. Добрая половина города в строительных лесах. А сейчас ни о чем подобном не сообщалось.

– И все же, – продолжал Плиний, почти не слыша собеседников, – нынешняя погода как нельзя лучше подходит для землетрясения. Штиль на море. Небо такое безветренное, что птицам трудно лететь. В другое время следовало бы ожидать шторма. Но когда Сатурн, Юпитер и Марс вступают в сочетание с Солнцем, то иногда молния, вместо того чтобы разразиться в воздухе, высвобождается под землей. На мой взгляд, это и есть определение землетрясения: молния, летящая из внутренностей мира.

Тут сзади появился раб с подносом в руках. На подносе красовался большой кубок из прозрачного стекла, на три четверти полный вином. Плиний что-то буркнул и поднес бокал к свече.

– Кокубинское, – благоговейно прошептал Помпониан. – Сорок лет выдержки – а как пьется! – Он облизнул полные губы. – Плиний, я и сам бы не отказался выпить.

– Одну минуту. Взгляните. – Плиний слегка покачал бокал. Вино было густым и цветом напоминало мед. Аттилий уловил его сладкий аромат. – А теперь смотрите внимательно.

Он осторожно поставил бокал на стол.

Сперва инженер не понял, что имеет в виду Плиний, но, приглядевшись к кубку повнимательнее, он заметил, что поверхность вина слегка подрагивает. Из центра кругами побежала легкая рябь, напоминающая дрожь натянутой струны. Плиний взял бокал, и рябь исчезла. Поставил обратно – и она возобновилась.

– Я заметил это во время ужина. Я специально приучил себя внимательно относиться ко всем проявлениям Природы, на которые другие люди не обращают внимания. Эта дрожь не постоянна. Смотрите – сейчас она прекратилась.

– Это и вправду очень интересно, Плиний, – сказал Помпониан. – Поздравляю! Боюсь, если бы такой бокал попал ко мне, я бы уже не выпустил его из рук, не осушив до дна.

На сенатора же эта демонстрация не произвела особого впечатления. Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла с таким видом, будто его заставили смотреть на детские фокусы и он от этого чувствует себя дураком.

– Уж не знаю, что в этом такого значительного. Что стол дрожит? Так мало ли из-за чего он может дрожать? Ветер…

– Сейчас нет ветра.

– …чьи-то тяжелые шаги. Или, может, Помпониан погладил какую-нибудь из женщин под столом.

Взрыв смеха разрядил напряжение. Один лишь Плиний даже не улыбнулся.

– Нам известно, что этот мир, хоть он и кажется нам неподвижным, на самом деле непрерывно вращается с неописуемой скоростью. И возможно, несясь в пространстве, он производит столь громкий звук, что людским ушам просто не дано его воспринять. Вот, например, звезды звенели бы, как колокольчики на ветру, если бы мы могли их слышать. Не может ли быть такое, что эта рябь в вине – физическое выражение все той же небесной гармонии?

– Тогда почему она то возникает, то исчезает?

– Этого я не знаю, Кассий. Возможно, в какие-то моменты Земля скользит бесшумно, а в иные – наталкивается на сопротивление. Одна из школ полагает, что ветры движутся над землей в одном направлении, а звезды – в другом. Акварий, а ты что думаешь?

– Префект, я – строитель, а не философ, – тактично произнес Аттилий. С его точки зрения, все это было пустой тратой времени. Он подумал было, не упомянуть ли о странном поведении пара на холме, но отказался от этой идеи. Звенящие звезды! Аттилий невольно притопнул от нетерпения. – Все, что я могу сказать, так это то, что главный водовод акведука строился таким образом, чтобы противостоять любым, даже самым чрезвычайным воздействиям. Там, где Августа проходит под землей – а большую часть пути она проходит именно там, – она имеет шесть футов в высоту и три в ширину, и лежит на каменной подушке в полтора фута толщиной, и окружена стенами такой же толщины. И сила, сумевшая это разрушить, должна быть воистину мощной.

– Более мощной, чем та, которая сотрясает вино в моем бокале? – Адмирал посмотрел на сенатора. – Если, конечно, в данном случае мы вправду имеем дело с явлением Природы. А если это не явление Природы, то что же это может быть? Преднамеренное вредительство – чтобы нанести удар по флоту? Но кто на это осмелился бы? На эту землю нога врага не ступала со времен Ганнибала.

– И вредительство не объясняет наличия серы.

– Сера! – внезапно вмешался Помпониан. – Она же связана с молниями, верно? А кто швыряет молнии? – Он возбужденно оглядел присутствующих. – Юпитер! Нам следует принести в жертву Юпитеру белого быка, а гаруспии пускай погадают на внутренностях. Они и скажут нам, что нужно делать.

Аттилий рассмеялся.

– Что в этом смешного? – возмутился Помпониан. – Идея о том, что мир летит через пустое пространство, куда смешнее! Кстати, Плиний, если он летит, то почему мы с него не падаем?

– Твое предложение превосходно, друг мой, – успокаивающе произнес Плиний. – Я, как командующий флотом, являюсь одновременно главным жрецом Мизен. И я тебя уверяю – будь у меня под рукой белый бык, я бы убил его немедленно. Но пока что нам надо поискать какой-то более практичный путь решения проблемы.

Он опустился обратно в кресло и вытер лицо салфеткой, а затем развернул ее и внимательно изучил, как будто в ней могла содержаться какая-то подсказка.

– Ну что ж, акварий. Я дам тебе корабль. – Плиний повернулся к капитану. – Антий, какая либурна в твоем флоте самая быстрая?

– Пожалуй, «Минерва», префект. Корабль Торквата. Он как раз вернулся из Равенны.

– Прикажи им приготовиться отплыть на рассвете.

– Слушаюсь, префект.

– И еще я хочу, чтобы у каждого фонтана повесили объявления, сообщающие гражданам, что отныне вводится нормированный отпуск воды. Вода будет включаться лишь два раза в день на один час, на рассвете и с наступлением сумерек.

Антий скривился:

– Плиний, ты, часом, не забыл, что завтра праздник? Завтра же Вулканалия!

– Я прекрасно помню про Вулканалию.

«Действительно», – подумал Аттилий.

Со своим поспешным отъездом из Рима и хлопотами с акведуком он совсем позабыл, какое сегодня число. А ведь уже подошло двадцать третье августа, день, посвященный Вулкану. В этот день в костры швыряют живую рыбу – в жертву, чтобы умилостивить бога огня.

– Но как же быть с общественными банями? – не унимался Антий.

– Закрыть впредь до дальнейшего объявления.

– Людям это не понравится.

– Ну, тут уж ничего не поделаешь. Все мы чересчур изнежились. – Плиний метнул быстрый взгляд на Помпониана. – Империю построили не те люди, что привыкли целыми днями бездельничать в бане. Полагаю, это даже неплохо, если люди вспомнят, за что им следует ценить нынешнюю жизнь. Гай, составь от моего имени письмо к эдилам Помпей. Попроси, чтобы они предоставили людей и все необходимые материалы для починки акведука. Ну, ты знаешь, как это делается. «Именем императора Тита Цезаря Веспасиана Августа, в соответствии с властью, данной мне сенатом и римским народом…» – и все такое прочее, чтобы они зашевелились. Коракс, очевидно, ты лучше всех знаешь окрестности Везувия. Значит, ты туда и поедешь, чтобы отыскать место аварии, пока акварий будет собирать в Помпеях все необходимое.

Надсмотрщик явно впал в смятение, но тут префект повернулся к нему:

– В чем дело? Ты что, не согласен?

– Нет, господин! – Коракс быстро скрыл свое беспокойство, но Аттилий все же успел его заметить. – Я готов искать место прорыва. Но все-таки: может, разумнее бы было одному из нас остаться при резервуаре и присматривать за распределением воды?

Но Плиний нетерпеливо отмахнулся от его возражений:

– Распределение – дело флота. Здесь главное – не допустить общественных беспорядков.

Казалось, что Коракс вот-вот примется спорить с префектом, но затем он сдался и хмуро поклонился.

Со стороны террасы донеслись женские голоса и взрыв смеха.

«Он не хочет, чтобы я ехал в Помпеи! – внезапно понял Аттилий. – Все это представление устроено с одной-единственной целью – чтобы удержать меня подальше от Помпей!»

В дверной проем заглянула женщина, увенчанная причудливой прической. Ей было лет под шестьдесят. На шее у нее красовалось жемчужное ожерелье; Аттилий никогда не видел таких крупных жемчугов. Женщина погрозила сенатору пальцем:

– Кассий, дорогой, ну сколько можно заставлять нас ждать?

– Прости, пожалуйста, Ректина, – сказал Плиний. – Мы уже почти закончили. Кто-нибудь хочет что-нибудь добавить?

Он поочередно оглядел присутствующих.

– Нет? В таком случае я предлагаю наконец-то завершить ужин.

Адмирал отодвинулся вместе с креслом; все прочие встали. Плинию трудно было подняться – мешал живот. Гай протянул ему руку, но префект отмахнулся от предложенной помощи. Он несколько раз качнулся вперед и в конце концов таки поднялся на ноги, но едва не задохнулся от такого усилия. Плиний ухватился одной рукой за стол, а другую протянул было к бокалу – и остановился. Протянутая рука повисла в воздухе.

По поверхности вина вновь бежала едва различимая рябь.

Плиний надул щеки.

– Пожалуй, Помпониан, я все-таки принесу в жертву белого быка. А ты, – он повернулся к Аттилию, – верни мне воду за два дня.

Он взял бокал и отпил глоток вина.

– Иначе – уж поверь мне – всем нам понадобится покровительство Юпитера.

Nocte Intempesta

[23:22]

Движение магмы может также беспокоить местное водное зеркало; могут наблюдаться изменения истечения и температуры грунтовых вод.

Энциклопедия вулканов

Два часа спустя акварий лежал, маясь без сна, на своей узкой деревянной кровати и ждал рассвета. Знакомая колыбельная акведука смолкла, и ее место заняли негромкие ночные звуки: поскрипывание башмаков караульного на улице, шуршание мышей среди стропил, частый сухой кашель кого-то из рабов в бараке. Аттилий закрыл глаза – лишь затем, чтобы почти сразу же открыть их снова. В панике нахлынувшего кризиса он как-то напрочь позабыл про труп, выволоченный из садка с муренами; но теперь, в темноте, эта картина встала перед ним, словно наяву: вот у края воды сгустилась тишина… Вот тело подцепили багром и выволокли на сушу… Кровь… Крики старухи… Встревоженное бледное лицо и белые руки девушки…

Аттилий понял, что слишком устал, чтобы уснуть, и сел на кровати, спустив ноги на теплый пол. На тумбочке мерцала огоньком маленькая масляная лампа. Рядом лежало неоконченное письмо. Аттилий подумал, что нет смысла его заканчивать. Либо он отремонтирует Августу – и тогда мать и сестра услышат все это от него самого, когда он вернется. Либо услышат о нем – когда его привезут обратно в Рим и поставят перед судом. Какой позор для семьи!

Он взял лампу и поставил на полку, висевшую в изножье; на полке стоял алтарь с фигурками, изображающими духов его предков. Встав на колени, Аттилий взял с алтаря изваяние своего прадеда. Не мог ли старик быть одним из первых строителей Августы? А что, вполне. Согласно документам, хранящимся у смотрителя акведуков, Агриппа привез сюда сорок тысяч рабочих, рабов и легионеров и построил акведук за восемнадцать месяцев. Это произошло через шесть лет после того, как он построил Акву Юлию в Риме и через семь лет после постройки Вирго, а дед Аттилия определенно принимал участие и в том и в другом. Акварию приятно было думать, что его прадед – тоже Аттилий – мог отправиться на юг, в эти изнемогающие от жары края. Быть может, он даже сидел на этом самом месте, пока рабы рыли Писцину Мирабилис. Мало-помалу акварий вновь воспрял духом. Люди построили Августу – люди ее и починят. Он сам и починит.

А еще отец…

Аттилий вернул фигурку на место и взял другую, бережно проведя пальцами по гладкой поверхности.

«Твой отец был храбрым человеком; постарайся же не посрамить его».

Аттилий был еще совсем ребенком, когда отец завершил строительство Аквы Клавдии, но ему так часто рассказывали о дне ее открытия – о том, как он, четырехмесячный, плыл на плечах отца над огромной толпой, собравшейся на Эсквилинском холме, – что иногда ему казалось, будто он и вправду все это помнит. И пожилого Клавдия, который, подергиваясь и заикаясь, приносил жертву Нептуну, – и как, словно по волшебству, вода хлынула в туннель в тот самый миг, когда он воздел руки к небу. Но это не имело ничего общего с вмешательством богов, несмотря на изумленные возгласы свидетелей. Просто отец Аттилия хорошо знал законы природы и открыл заслонки в начале акведука ровно за восемнадцать часов до того, когда церемония должна была достичь своего кульминационного момента, и прискакал обратно в город, обогнав поток.

Аттилий задумчиво разглядывал глиняную статуэтку.

А ты, отец? Ты когда-нибудь бывал в Мизенах? Ты знал Экзомния? Римские акварии всегда были единой семьей – сплоченной, словно когорта. Так ты любил говорить. Был ли Экзомний среди тех, что присутствовали на Эсквилине в день твоего триумфа? Держал ли и он меня на руках, в свой черед?

Аттилий еще немного поглядел на статуэтку, потом поцеловал ее и осторожно поставил к остальным.

Он присел на корточки.

Сперва исчезает акварий – потом вода. Чем больше Аттилий размышлял об этом, тем сильнее ему казалось, что эти события связаны между собой. Но как? Он оглядел грубо оштукатуренные стены. Нет, тут никакой зацепки не осталось. Эта скромная комната не сохранила ни малейшего отпечатка, что поведал бы о характере ее прежнего хозяина. А ведь Экзомний, если верить Кораксу, руководил Августой двадцать лет.

Аттилий взял лампу и вышел в коридор, прикрывая огонек ладонью. Отдернув занавеску, Аттилий посветил в чулан, куда сложили имущество Экзомния. Два деревянных сундука, пара бронзовых подсвечников, плащ, сандалии, ночной горшок. Немного для нажитого за всю жизнь. Аттилий отметил про себя, что сундуки не заперты.

Он взглянул в сторону лестницы, но с той стороны не слышно было ничего, кроме дружного храпа. Не выпуская лампу, Аттилий поднял крышку ближайшего сундука и пошарил в нем свободной рукой. Одежда – по большей части изрядно поношенная; от нее пахло застарелым потом. Две туники, набедренная повязка, аккуратно сложенная тога. Аттилий опустил крышку, стараясь не шуметь, и открыл второй сундук. В нем тоже было не так уж много вещей. Скребок для бани – удалять с кожи ароматическое масло. Фигурка Приапа с воздетым пенисом. Глиняный стакан для костей, украшенный по краю узором из пенисов. Сами кости. Несколько стеклянных флаконов с сушеными травами и мазями. Пара тарелок. Небольшой бронзовый кубок, сильно потускневший.

Аттилий потряс стакан с костями, стараясь не шуметь, и метнул их. Ему повезло. Четыре шестерки – бросок Венеры. Аттилий попробовал еще раз.

Снова выпала Венера. На третий раз до него дошло. Кости – шулерские.

Аттилий отложил их в сторону и взял кубок. Действительно ли он был сделан из бронзы? Теперь, присмотревшись к нему повнимательнее, Аттилий уже не был в этом уверен. Он взвесил кубок в руке, перевернул, подышал на донце и потер его. На донышке проступило золотое пятнышко и часть выгравированной буквы П. Аттилий потер еще, постепенно расширяя радиус очищенного пятнышка, пока не смог разглядеть инициалы.

Н. П. Н. в. А.

«В.» – означало «вольноотпущенник» и свидетельствовало, что кубок некогда принадлежал освобожденному рабу.

Рабу, освобожденному семейством, чье родовое имя начиналось с буквы П и который был достаточно богат и достаточно вульгарен, чтобы пить вино из золотого кубка.

И внезапно Аттилий вновь услышал ее голос – так отчетливо, словно девушка стояла перед ним:

«Я – Корелия Амплиата, дочь Нумерия Попидия Амплиата, хозяина виллы Гортензия…»

Лунный свет поблескивал на черных плитах узкой мостовой и очерчивал силуэты плоских крыш. Казалось, что сейчас так же жарко, как и днем; луна была яркой, словно солнце. Шагая между погруженными в молчание домами с закрытыми ставнями, Аттилий представлял, как она стрелой несется впереди, и словно видел движения ее бедер под простым белым платьем.

«Несколько сотен шагов – и все до единого вверх по склону!»

Он снова добрался до ровного участка у стены огромной виллы. Из-под стены выскочил здоровенный серый кот, перебежал дорогу и скрылся. Целующиеся бронзовые дельфины так и застыли в прыжке над запертыми на цепь воротами. Аттилий слышал вдали шум прибоя, накатывающегося на берег, и стрекот цикад в саду. Он подергал металлическую решетку и прижался лицом к теплому металлу. Комнатка привратника была заперта, и ставни закрыты. Не видно было ни огонька.

Инженер вспомнил, как Амплиат отреагировал на его появление на берегу. «А что случилось с Экзомнием? Но ведь акварий он – верно?» В голосе богача звучало удивление и, возможно, – это лишь сейчас пришло Аттилию на ум – кое-что еще. Тревога.

– Корелия! – негромко позвал он. – Корелия Амплиата!

Никто не отозвался. Но затем в тишине раздался шепот, такой тихий, что Аттилий едва расслышал его:

– Ушли…

Женский голос. Он доносился откуда-то слева. Аттилий отступил на шаг и принялся вглядываться в тень. Но не увидел ничего, кроме кучки тряпья, валяющейся у стены. Инженер подошел поближе и увидел, что эта ветошь шевельнулась. Из-под нее высунулась худая нога – лишь кожа да кости. Это была мать убитого раба. Аттилий опустился на колено и осторожно коснулся грубой ткани. Старуха содрогнулась, потом застонала и что-то пробормотала. Аттилий отдернул руку и обнаружил, что пальцы его в крови.

– Ты можешь встать?

– Ушли, – повторила она.

Аттилий осторожно ее приподнял; старуха села, привалившись к стене. Голова ее упала на грудь, и инженер заметил, что спутанные волосы старухи оставили влажное пятно на камне. Рабыню выпороли и чудовищно избили – и выбросили со двора умирать.

Н. П. Н. в. А. Нумерий Попидий Нумериев вольноотпущенник Амплиат. Обязанный свободой семье Попидиев. Вот уж верно говорят: нет более жестокого господина, чем бывший раб.

Аттилий осторожно приложил пальцы к шее старухи и удостоверился, что она еще жива. Потом он подсунул одну руку ей под колени, а второй обхватил за плечи. А потом поднялся – легко, без малейших усилий. Она почти ничего не весила – кости да лохмотья. Откуда-то со стороны порта донесся голос ночного вахтенного:

– Медиа ноктис инклинатио!

Полночь.

Акварий выпрямился и зашагал вниз по склону. А на смену дню Марса шел день Меркурия.

Меркурий.

23 августа

За день до извержения

Diluculum

[06:00]

К 79 году н. э. под вулканом образовался резервуар с магмой. Когда он начал формироваться, сказать невозможно, но он достиг объема минимум в 3,6 кубического километра, залегал на глубине в три километра и был стратифицирован: слой щелочной, взрывоопасной магмы (55 процентов SiO2 и почти 20 процентов К2О) лежал поверх несколько более плотной магмы.

Питер Франциск. Вулканы: планетарная перспектива

На вершине огромного каменного маяка, скрытого за гребнем южного мыса, рабы тушили огни, ибо наступило утро. Предполагалось, что тут – священное место. Согласно Вергилию, именно на этом месте морской бог Тритон сразил Мизена, вестника троянцев. Считалось, что тут он и похоронен вместе со своими веслами и трубой.

Аттилий смотрел, как за трехглавым мысом гаснут красные отсветы и как на фоне жемчужно-серого неба начинают вырисовываться силуэты военных кораблей, стоящих в порту.

Он повернулся и пошел вдоль пристани туда, где ожидали остальные. Теперь он наконец-то мог разглядеть их лица. Муса. Бекко. Корвиний. Политий. А Коракса не видать.

– Девять борделей! – вещал Муса. – Уж поверьте мне: если вам хочется завалиться в постель с девчонкой, Помпеи – самое место для этого дела. Там даже Бекко сможет дать своей руке роздых. Эй, акварий! – крикнул он, когда Аттилий подошел поближе. – Скажи Бекко, что он сможет найти себе девчонку!

На пристани воняло дерьмом и рыбьими потрохами. Аттилий заметил под ногами гнилой арбуз и белесую, раздувшуюся тушку дохлой крысы – они покачивались на воде у одного из столбов, на которых стоял причал. Поэтично, ничего не скажешь. Аттилию вдруг захотелось увидеть какое-нибудь из северных холодных морей, о которых ему доводилось слыхать, – быть может, Атлантику или море у побережья Германии, – землю, где высокий прилив каждый день омывает песок и камни. Какой-нибудь более здоровый край, чем берега этого тепловатого моря, прозванного римским озером.

– Пока мы не починили Августу, Бекко может спать хоть со всеми девчонками Италии, вместе взятыми, – мне без разницы.

– Тогда действуй, Бекко! Твой член скоро станет таким же длинным, как твой нос…

Обещанный Плинием корабль стоял у пристани. Он носил имя богини мудрости, Минервы, и на носу у него красовалось резное изображение совы – символа богини. Либурна. Судно, уступающее триреме в размерах. Построенное ради скорости. Ее ахтерштевень возносился над палубой и изгибался, словно хвост изготовившегося к удару скорпиона. На либурне не было ни души.

– …Кукулла и Змирина. И еще та рыжая еврейка, Марта. И маленькая гречанка – если ты любишь такие штуки, – ее матери еще самой около двадцати…

– И какая нам польза от корабля без команды? – пробормотал Аттилий себе под нос. Он уже начал нервничать. Он не мог себе позволить потерять ни единого часа. – Политий, сбегай-ка в казармы и выясни, в чем дело.

– …Эгле и Мария…

Молодой раб встал.

– Не нужно, – сказал Корвиний и мотнул головой в сторону входа в порт. – Они идут.

– Должно быть, твой слух острее моего… – сказал Аттилий, но тут он и сам услышал топот множества ног: моряки быстрым шагом шли из военной школы. Потом они пересекли деревянный мост через дамбу, и отрывистый ритм сменился размеренным грохотом сандалий с деревянными подошвами; затем в поле видимости появилась пара факелов, и отряд вступил на улицу, ведущую к порту. Они шли по пятеро в ряд; впереди – три офицера в доспехах и шлемах с высокими гребнями. Команда – и колонна остановилась. Другая команда – она рассыпалась, и моряки двинулись к кораблю. Никто из них не произнес ни слова. Аттилий отступил, давая им пройти. Облаченные в туники без рукавов гребцы с их уродливыми плечами и огромными мускулистыми руками казались до нелепости непропорциональными.

– Только гляньте на них, – протянул самый высокий из офицеров. – Цвет военного флота: не люди, а быки.

Он повернулся к Аттилию и вскинул в салюте сжатую в кулак руку:

– Торкват, триерарх «Минервы».

– Марк Аттилий, акварий. Поплыли.

Погрузка не отняла много времени. Аттилий не видел смысла тащить сюда из резервуара тяжелые амфоры с негашеной известью и мешки с путеоланумом, а потом еще и переть это все через залив. Если в Помпеях, как рассказывали, во множестве кипят стройки, он лучше воспользуется письмом Плиния и возьмет все, что нужно, там. Вот инструменты – дело другое. Всегда лучше работать собственными инструментами. Привычнее.

Инженер выстроил своих людей цепочкой, чтобы погрузить инструменты на либурну. Он передавал их Мусе – топоры, кувалды, пилы, кирки, деревянные поддоны для замеса глины, для ее перемешивания, тяжелые полосы железа для подравнивания уже уложенного раствора, – тот швырял их Корвинию, и так до тех пор, пока инструменты не попадали к Бекко, стоящему на палубе «Минервы». Они работали быстро, без болтовни, и к тому моменту, как они закончили, уже рассвело и корабль был готов к отплытию.

Аттилий поднялся по сходням и спрыгнул на палубу. Выстроившиеся в ряд моряки с баграми ждали приказа, чтобы оттолкнуться от причала. Торкват, стоявший рядом с рулевым, окликнул Аттилия:

– Акварий, у вас все готово?

– Да! – отозвался он. Чем скорее они отплывут, тем лучше.

– Но еще нету Коракса, – возразил Бекко.

«Ну и черт с ним», – подумал Аттилий. – Оно и к лучшему. А с работой он справится и сам».

– Это заботы Коракса.

Моряки отвязали швартовы. Багры метнулись вперед, словно копья, и ударились о причал. Палуба под ногами Аттилия содрогнулась. Поднялись весла – и «Минерва» двинулась вперед. Аттилий взглянул на берег. У общественного фонтана уже собралась толпа; люди ждали, когда дадут воду. Может, ему стоило все-таки задержаться и проследить, чтобы задвижки закрыли вовремя? Но он оставил шестерых рабов, чтобы они присматривали за Писциной. К тому же ее охраняют моряки Плиния.

– Вон он! – крикнул Бекко. – Смотрите! Коракс бежит!

Он замахал руками над головой.

– Коракс! Э-ге-гей! Сюда! – Он смерил Аттилия обвиняющим взглядом. – Вот видешь! Ты должен был подождать его!

Надсмотрщик был уже у фонтана. Он шел, ссутулившись, как будто погрузился в размышления, и нес на спине дорожную суму. Теперь же он поднял голову, увидел отходящий корабль и помчался бегом. Для человека его лет он двигался весьма проворно. Расстояние между кораблем и пристанью быстро увеличивалось – три фута, четыре… и Аттилию казалось, что Коракс безнадежно опоздал. Но он домчался до края, швырнул свою суму и сам прыгнул следом. Двое матросов подхватили его и втащили на корму. Надсмотрщик приземлился на ноги, сердито зыркнул на Аттилия и показал ему средний палец. Инженер отвернулся.

«Минерва» развернулась к выходу из порта и ощетинилась веслами – по две дюжины с каждого борта. Над палубой разнесся рокот барабана, и весла опустились. Очередной удар – и весла со всплеском вошли в воду; на каждом сидело по два гребца. Либурна заскользила вперед, сперва незаметно, а потом – наращивая скорость по мере того, как учащались удары барабана. Кормчий, наклонившись над носовым тараном и неотрывно глядя вперед, указал направо. Торкват выкрикнул приказ, и рулевой с силой надавил на огромное весло, служащее рулем, чтобы вписаться между двумя триремами, стоящими на якоре. Впервые за четыре дня Аттилий ощутил дуновение ветерка.

– Глянь, акварий, – у тебя появились зрители! – крикнул Торкват и указал на холм над портом. Аттилий узнал длинную белую террасу виллы, окруженную миртовой рощей, и тучную фигуру самого Плиния. Префект стоял, прислонившись к балюстраде. Интересно, о чем он сейчас думает? Аттилий нерешительно вскинул руку. Мгновение спустя Плиний ответил на приветствие. А затем «Минерва» вошла в проем между двумя огромными военными кораблями, «Согласием» и «Нептуном», и, когда Аттилий снова оглянулся, терраса уже опустела.

Вдалеке, над Везувием, показался краешек солнца.

Плиний смотрел, как либурна выбралась на открытое пространство и принялась наращивать скорость. В сумраке ее весла казались белыми вспышками, и откуда-то из глубин памяти всплыло давно позабытое воспоминание: рассвет, свинцово-серые воды Рейна, – должно быть, это было под Ветерой, тридцать лет назад, – и отряд Пятого легиона, «Хохлатого жаворонка», переправляющий кавалерию на другой берег. Какое было время! Чего бы он только не отдал, лишь бы снова отправиться в путь на рассвете – или, еще лучше, – вновь повести флот в бой. За два года пребывания на должности префекта ему так ни разу и не довелось этого сделать. Но даже от того незначительного усилия, какое понадобилось, чтобы выйти из библиотеки на террасу, дабы посмотреть на отплытие «Минервы», – всего-то и нужно было встать с кресла и сделать несколько шагов, – у Плиния началась одышка. А когда он поднял руку, чтобы помахать инженеру, у него возникло такое ощущение, словно он выжимает гирю.

«Изо всех даров, подаренных человеку Природой, наилучший – это краткость его жизни. Чувства притупляются, тело цепенеет, зрение, слух, походка, даже зубы и органы пищеварения умирают прежде нас – и, однако же, этот период тоже причисляют к жизни».

Прекрасно сказано. Легко писать такое, когда ты молод, а смерть таится где-то вдали, за холмами. Но куда труднее, если тебе шестьдесят два и боевые порядки врага уже встали на равнине.

Плиний прислонился животом к балюстраде, надеясь, что секретари не заметили его слабости, потом оттолкнулся и шаркающей походкой направился обратно.

Он всегда питал слабость к молодым людям вроде этого Аттилия. Не на развратный греческий манер, – конечно же, на подобные безобразия у него никогда не было времени, хотя в армии много чего довелось повидать. Нет, это была склонность духовного порядка: они представлялись ему воплощением главных римских добродетелей. Сенаторы могут мечтать об империи. Солдаты могут ее завоевывать. Но именно те парни, что прокладывают дороги и возводят акведуки, строят ее на самом деле. Именно им Рим обязан своими просторами, связанными воедино. Плиний решил, что, когда акварий вернется, он непременно позовет его на ужин и как следует расспросит, чтобы понять, что же на самом деле произошло с Августой. А потом они вместе покопаются кое в каких старых текстах из библиотеки и он расскажет парню кое-что о загадках Природы, чьи чудеса неисчерпаемы. Вот взять хоть ту же периодически повторяющуюся гармоническую дрожь – что это такое? Надо описать этот феномен и включить его в следующее издание «Естественной истории». Каждый месяц обнаруживается что-нибудь новое, нуждающееся в объяснении.

Два раба-грека терпеливо стояли возле стола; обязанностью Алкмеона было читать адмиралу вслух, а Алексиона – писать под диктовку. Они находились при нем с полуночи, ибо адмирал давно приучил себя трудиться почти без отдыха. «Бодрствую – значит живу» – таков был его девиз. Плиний знал лишь одного человека, спавшего еще меньше, чем он сам, – это был покойный император Веспасиан. В Риме они частенько встречались за полночь, улаживая какие-нибудь государственные дела. Потому-то Веспасиан и поставил его во главе флота. «Мой неусыпный Плиний» – так называл его император и щипал Плиния за щеку.

Командующий оглядел комнату; здесь хранились сокровища, собранные во время путешествий по всей империи. Сто шестьдесят записных книжек, куда Плиний заносил каждый интересный факт, о котором ему доводилось читать или слышать. (Лакрий Лициний, губернатор Тарраконской Испании, предлагал ему за эти записные книжки четыреста тысяч сестерциев, но Плиний не согласился.) Два куска железняка, добытые в Дакии и сцепленные вместе в силу своего таинственного волшебства. Большой блестящий серый камень из Македонии – считалось, что он упал со звезд. Несколько кусков германского янтаря с насекомыми, застывшими внутри своей полупрозрачной темницы. Найденный в Африке кусок выпуклого стекла: он собирает солнечные лучи воедино и направляет в одну точку с такой силой, что даже самое твердое дерево чернеет и начинает тлеть. Его водяные часы, самые точные во всем Риме, построенные в соответствии с указаниями Ктесибия Александрийского, изобретателя водяного органа; их отверстия просверлены в золоте и драгоценных камнях – дабы избежать коррозии и закупорки.

Вот часы-то ему и нужны. Говорят, будто часы подобны философам: невозможно найти хотя бы двоих, полностью согласных между собою. Но часы Ктесибия были Платоном среди часов.

Алкмеон, принеси-ка мне чашу воды. Хотя нет… – передумал Плиний, когда раб был уже на полпути к двери. Географ Страбон назвал Неаполитанский залив «винной чашей». – Пожалуй, я лучше выпью вина. Только какого-нибудь дешевого. Наверное, суррентского.

Он тяжело опустился в кресло.

– Итак, Алексион, на чем мы остановились?

– На черновике сообщения императору, господин.

– Ага. Продолжим.

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Шлем ужаса» – это современное переложение мифа о Тесее и Минотавре, своеобразная «пьеса», созданная ...
Усталость – это настоящий бич современного человека. На самом деле за усталостью скрывается болезнь,...
Повесть «Волчонок Ваня» это одновременно мистический триллер в духе Стивена Кинга и притча схожая с ...
Молодая, красивая девушка Женя, по прозвищу Куколка и ее подруга подрабатывают тем, что грабят подгу...