История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III Коллектив авторов

5.1.15. Автономизация восточноевропейских сателлитов СССР. Внешняя политика в противостоянии с Западом. Попытка Хрущёва принудить Запад к «разрядке». Берлинский кризис

Подавив венгерскую революцию в ноябре 1956 г., советское руководство было вынуждено пойти на значительную либерализацию контроля над внутренней и внешней политикой своих союзников по Варшавскому договору. Еще в 1956 г. был распущен Коминформ – сталинское орудие контроля над странами Восточной Европы (Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 106). Одновременно, боясь падения жизненного уровня в ГДР, Чехословакии и других странах Восточной Европы, что почти неизбежно привело бы к новым народным волнениям, Кремль предоставляет странам «народной демократии» все возрастающую безвозмездную помощь – поставляет в кредит хлеб, дешевое сырье и топливо, покупает восточноевропейские товары.

На политику Кремля оказывал влияние и ускорившийся процесс западноевропейской интеграции: в 1957 г. возникло Европейское экономическое сообщество (ЕЭС). Москва также попыталась перестроить отношения внутри СЭВ на основах кооперации, разработать правильное соотношение валют. Но получалось это плохо, и вскоре все стороны стали считать себя «в проигрыше». На высшем уровне советские руководители договаривались с руководителями восточноевропейских стран о том, что Польша, ГДР или Чехословакия будут специализироваться на производстве определенной продукции и будут продавать ее СССР. Но эти обещания нарушались, потому что советская экономика по-прежнему следовала сталинскому принципу «автаркии» – производить всё и вся внутри себя. В результате СССР производил точно такие же электровозы, как Венгрия, и такие же прессы, как Чехословакия, и, разумеется, не нуждался в «импорте» из этих стран. Напротив, все страны СЭВ всё больше были заинтересованы в торговле с западными странами, где они могли приобрести то, что никто из них не был способен производить или производил некачественно, и получить твёрдую валюту за свои качественные и ценимые на Западе товары.

Историческая справка

Термин

Автаркия (от греческого слова – букв. самоудовлетво рение), т. е. независимость, самостоятельность, наличие в себе самом достатка сил и всего необходимого.

Возникали проблемы и другого рода. Если раньше экономика ГДР и восточноевропейских стран была в значительной мере подчинена советским интересам, то начиная с 1956 г. СССР и Российская Федерация, в частности, все больше выступали в роли экономического «донора» других стран коммунистического блока. С этого времени в Президиуме ЦК стали раздаваться жалобы на перенапряжение советской экономики в связи с поставками оборудования Китаю, помощью Польше и Венгрии. Особенно значительным бременем для СССР становилось экономическое «спасение» ГДР (Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 140, 944–945, 988).

Главной проблемой советской внешней политики оставались отношения с США, холодная война со странами НАТО. Министром иностранных дел после падения Шепилова с июня 1957 г. стал Андрей Андреевич Громыко. Громыко был за осторожное и постепенное продвижение к «разрядке» с Западом, с помощью накапливания сил и упорных, жестких переговоров. Но Громыко панически боялся взрывного и грубого Хрущёва и никогда ему не прекословил. Фактически Хрущёв творил внешнюю политику по своему разумению, используя МИД в качестве профессиональной обслуги.

Оставаясь убежденным большевиком, Хрущёв верил, что, только сильно напугав «империалистов» и западного «обывателя», можно принудить их к «мирному сосуществованию» и к «разрядке». Нетерпеливая натура Хрущёва-большевика часто брала верх над нуждами дипломатии, ломала её расчеты. Еще в 1957 г. Первый секретарь заявил американцам на приеме: «Мы вас похороним», – имея в виду неизбежность победы коммунистического строя над капитализмом. Этой опрометчивой фразой Хрущёв перечеркнул многолетние усилия советской дипломатии и пропаганды по размягчению в США образа СССР как врага.

Главным средством давления на западные державы в руках Хрущёва стало ракетно-ядерное оружие. Во время войны в Египте в октябре-ноябре 1956 г. советский лидер поверил в эффективность атомных ультиматумов Западу. То, что СССР сильно отставал в стратегических вооружениях от США, не смущало Хрущёва. Он рассчитывал на психологический эффект ядерных угроз, т. е. на ядерный блеф. Кроме «эффекта спутника», у СССР к началу 1960-х гг. были сотни ракет средней дальности, способных поразить Западную Европу.

Осенью 1958 г. советский лидер решил использовать ядерный блеф для разрешения германской проблемы в советских интересах. В Кремле и МИД понимали, что объединение Германии по австрийскому образцу 1955 г. будет означать исчезновение «социалистической» ГДР. Дело шло именно к этому. В 1957–1958 гг. канцлер ФРГ Конрад Аденауэр, опираясь на мощный подъем западногерманской экономики, вел политику изоляции и подрыва ГДР. Западный Берлин стал форпостом западного влияния на восточных немцев, символом экономической свободы, демократии и более высокого материального уровня. Туда продолжали прибывать все новые перебежчики из советизированной Восточной Германии.

В ноябре 1958 г. Хрущёв предъявил США, Великобритании и Франции ультиматум. Он настаивал на заключении до конца года мирного договора по Германии и признании западными державами Западного Берлина в качестве «вольного города». В противном случае, грозил Хрущёв, СССР подпишет договор с ГДР, а все соглашения, которые давали западным державам доступ в Западный Берлин по суше и по воздуху, станут недействительными.

Руководители и военные США и других стран НАТО отвергли советский ультиматум и, опасаясь новой советской блокады Западного Берлина, начали готовиться к ответным мерам. Они не исключали использование силы, чтобы пробиться к Западному Берлину через территорию ГДР. Хрущёв, зная об этих планах из донесений разведки, распорядился в начале 1959 г. тайно разместить на территории Калининградской области (части Восточной Пруссии, отошедшей в 1945 г. к СССР) и Восточной Германии советские ракеты средней дальности. В Центральной Европе впервые с 1948 г. возник политический кризис, грозящий вооруженным конфликтом. Хрущёв, однако, полагал, что он всегда сможет удержаться на грани, не доводя до «горячей» войны. Хрущёв считал, что США и их союзники по НАТО не будут воевать «из-за Аденауэра», т. е. Западной Германии, и пойдут на уступки. В зарубежной печати то и дело появлялись его сенсационные заявления о том, что в случае войны Англия и другие западные страны исчезнут с лица земли.

Западные политики были обеспокоены безответственными заявлениями Хрущёва. Премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан, президент Франции Шарль де Голль, а затем и президент США Эйзенхауэр предложили Хрущёву сесть за стол переговорв. В сентябре 1959 г. Хрущёв стал первым советским лидером, приехавшим с официальным визитом в США. После шумного пропагандистского турне по стране, Хрущёв встретился с Эйзенхауэром, и тот, к удовольствию советского лидера, признал ситуацию в Берлине «ненормальной». Была достигнута договоренность о том, что в начале следующего года в Париже состоится встреча лидеров четырех держав по германскому вопросу. Советский руководитель вернулся в Москву в эйфории от своих дипломатических достижений.

Хрущёву показалось, что Эйзенхауэр признал СССР равноправным партнером, и германская проблема будет решена с учетом советских интересов. В декабре 1959 – январе 1960 г. Хрущёв начал готовиться к разрядке. Он рассчитывал на то, что сможет высвободить громадные средства, шедшие на военные нужды, и направить их на построение «экономики коммунизма». Этого требовал и острейший демографический кризис в СССР – растущей советской экономике катастрофически не хватало рабочих рук, а количество вступавших в рабочий возраст уменьшилось на много миллионов из-за «эха войны», нерождения миллионов детей. В январе 1960 г. было объявлено о сокращении армии на 1,2 миллиона, прежде всего за счет офицерского состава. Хрущёв заявил Президиуму ЦК, что будущее – за ракетами, а большая кадровая армия и океанский военно-морской флот будут скоро не нужны. Прекратилось строительство военно-морского флота, а почти достроенные крупные боевые надводные корабли, в том числе авианосцы и тяжелые крейсера, были списаны на металлолом.

Существенно сократилась и авиация. Тысячи молодых первоклассных военных летчиков увольнялись из армии и были вынуждены искать себе работу в гражданской и сельскохозяйственной авиации. Сокращение проводилось бездарно. Не принимались в расчет ни опыт, ни личные качества офицеров. Приспособленцы и подхалимы, обладающие низкой квалификацией, зачастую оставались в войсках, а людей независимых подводили под сокращение.

Историческая справка

Не минули сокращения и отряд космонавтов. Летчик-космонавт № 3 Григорий Нелюбов так и не полетел в космос, хотя обладал блестящими данными летчика-испытателя и был одним из лучших в отряде. Виной был его независимый характер. После полетов Гагарина и Титова лететь должен был он. Однако Хрущёв решил послать «интернациональный» экипаж Поповича и Николаева (один из космонавтов был по национальности украинцем, а второй – чувашем). Следующей полетела Валентина Терешкова – первая женщина-космонавт. Естественно, что Нелюбов не мог быть в восторге от принятых решений, о чем не раз открыто говорил товарищам. Воспользовавшись инцидентом в привокзальном ресторане, когда Григорий достаточно резко поговорил с военным комендантом, его отправили служить в воинскую часть на Дальний Восток и так и не вернули в отряд, несмотря на все ходатайства и просьбы. В 1966 г. Григорий Нелюбов погиб, бросившись под поезд.

Закон от 27 июля 1959 г. установил пенсии военнослужащим только после сорока лет службы – это значило, что уволенные из вооруженных сил офицеры оставались без средств к существованию. Негодованию военных не было предела. Маршалы и генералы в разговорах между собой ругали Хрущёва последними словами. Они считали, что СССР, вопреки пропагандистской браваде, все более отстает по боевой мощи от Соединенных Штатов.

Встреча в верхах в Париже была намечена на середину мая 1960 г. 1 мая советская ПВО сбила американский самолет-разведчик У-2 в районе Свердловска. При этом одной из ракет сбили свой же самолет-перехватчик, летчик которого погиб. Но это не омрачило ликования Хрущёва. Если бы У-2 выполнил свою миссию, США имели бы бесспорные доказательства советского ракетного отставания. К тому же летчик Г. Пауэрс, работавший по контракту ЦРУ, был пойман живым и стал давать показания. Хрущёв решил на этом сыграть, поскольку Эйзенхауэр, не подозревая о Пауэрсе, отрицал причастность американского правительства к шпионскому полету. Через неделю торжествующий Хрущёв «поймал» американцев «с поличным», предъявив американского летчика, как «говорящую улику». К удивлению советского лидера, президент США не стал валить ответственность на ЦРУ, а признал свою ответственность за полет. Эта неожиданная честность Эйзенхауэра создала Хрущёву большую проблему. Он считал, что вести переговоры с президентом США после этого – значит выказать слабость. Надо отметить, Хрущёв никогда не чувствовал себя уверенным на переговорах с западными лидерами, предпочитая громкие заявления и силовые жесты.

12 мая 1960 г. директивы Президиума ЦК для встречи в Париже были еще направлены на конструктивные переговоры с западными державами. Ожидалось, что летом 1960 г. Эйзенхауэр приедет в СССР. Были даже построены коттеджи для его приема. Внезапно, перед самым отлетом в Париж, в аэропорту Внуково-2 Хрущёв сообщил коллегам по Президиуму, что вместо переговоров надо бойкотировать встречу. Те не посмели возразить. В Париже Хрущёв отказался встречаться с Эйзенхауэром, пока тот не извинится за У-2. Де Голль и Макмиллан тщетно упрашивали советского лидера передумать и сесть за стол переговоров. Хрущёв устроил пресс-конференцию и закатил на ней настоящую истерику, обвиняя Эйзенхауэра и Аденауэра, грозя всевозможным врагам зримым кулаком и невидимыми ракетами. Про американского президента он кричал: «Он не хозяин в нашей стране… Если таким наглецам спустить, то они прямо на шею сядут». Уже давно большевицкая дипломатия не представала перед миром в таком хамском, неприглядном обличье.

Хрущёв ударился в «революционную дипломатию», походившую на большевицкие и коминтерновские акции 1920-х гг. Он искал новых союзников среди левых националистов Африки, раздавал безвозмездную помощь Алжиру, Гвинее, Египту и другим странам «третьего мира». СССР вмешался в гражданскую войну в Конго на стороне президента Патриса Лумумбы против сепаратистов Катанги, которых поддерживали западные наемники. Когда Лумумба был убит, Хрущёв обвинил в его смерти западных «империалистов» и генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда.

Кульминацией «революционной дипломатии» была поездка Хрущёва в Нью-Йорк для участия в Генеральной сессии ООН. Единственный советский самолет ТУ-104 (переоборудованный из стратегического бомбардировщика Ту-95), который мог доставить советского лидера в США, был в ремонте. В результате Хрущёв отправился туда на теплоходе, захватив с собой и лидеров восточноевропейских стран. Он пробыл в Нью-Йорке около месяца, выступая в ООН и яростно обличая «империалистов и их пособников». На одном из заседаний ООН Хрущёв снял с ноги ботинок и стучал им по трибуне во время своего выступления. Это стало мировой сенсацией, но в советской прессе эпизод с ботинком стыдливо замалчивали. 10 октября Хрущёв писал своим коллегам в Президиум из Нью-Йорка: «Уже начинаем считать часы, сколько нам осталось пробыть в этой распроклятой капиталистической стране и вернуться в свою социалистическую страну, сколько осталось пробыть в этом логове Желтого Дьявола, как образно о нем сказал Максим Горький» (Источник, 2003. № 6. С. 116–117).

Провал Парижского совещания вернул мир и Европу к худшим временам холодной войны. Сокращение Советской армии было прекращено, к удовольствию высших военных. Хуже всего была ситуация с советским форпостом в Германии. Хрущёв оставил Берлинский кризис тлеть, а между тем ГДР «таяла» на глазах: число немцев, убежавших из ГДР в Западную Германию в 1959–1960 гг., достигло полумиллиона. Советский режим нянчился с ГДР как с больным ребенком, оказывая режиму все возрастающую финансовую помощь.

А. А. Фурсенко. Россия и международные кризисы. Середина XX века. М.: Наука, 2006.

Ю. Квицинский. Время и случай: записки профессионала. М.: Олма-пресс, 1999.

5.1.16. Конфликт российского и китайского коммунистических режимов. Развал единого коммунистического лагеря

Польское и венгерское восстания и дистанцирование от СССР югославских коммунистов явились лишь первыми симптомами того глубокого кризиса, который поразил мировое движение коммунистов после XX съезда КПСС. Коммунистическое движение лишилось главного – своего идола. Если при Сталине поддержка СССР ценой ущемления интересов других стран и народов была «догматом веры», то после развенчания Сталина лидеры почти всех коммунистических режимов в целях выживания начали прибегать к националистической демагогии и демонстрировать обособление (зачастую показное, а не реальное) от Москвы. Они надеялись, что эта дистанция поможет им самим обрести в глазах своих народов образ законных национальных элит.

С начала 1960-х гг. портятся советско-румынские отношения. Румынское коммунистическое руководство начало громко заявлять, что Молдавия (Бессарабия) и уж тем более населенные румынами районы Северной Буковины (округ Герцы) должны вернуться в Румынию.

Ещё в конце 1950-х гг. начали стремительно ухудшаться и советско-китайские отношения. Мао не мог простить Хрущёву развенчания Сталина, а также того, что это было сделано без его ведома и согласия. В октябре 1956 г. руководство КПК выступило посредником между польскими коммунистами и Кремлем и приняло участие в обсуждении советской интервенции в Венгрии. Метания Хрущёва и его коллег в ходе польских и венгерских событий убедили Мао, Чжоу Эньлая и других китайских лидеров, что преемники Сталина слабоваты и что пришел их черед встать во главе коммунистического мира. Мао заявлял в своем окружении, а затем и в партийной прессе, что Хрущёв совершил непростительную ошибку. Сталин, говорил он, был мечом в руках коммунистов. Теперь «советские товарищи» уронили этот меч, и его подобрали враги коммунизма.

Хрущёв лавировал. Внешне советско-китайские отношение были на подъеме. Советская помощь КНР продолжала нарастать. По объему она была соизмерима с американским планом Маршалла для Западной Европы. СССР строил для Китая танковые, артиллерийские, авиационные и кораблестроительные заводы, фактически создавал из НОАК современную армию. В 1958 г. в Пекин приехала делегация советских конструкторов ядерного оружия, которая подробно инструктировала китайских коллег. На железнодорожных путях в ядерном центре Арзамас-16 (Кремлёв) стоял состав с готовым атомным «изделием»; ждали только сигнала сверху для его отправки в Китай.

Изгнав из Президиума своих врагов (Молотова, Кагановича др.), Хрущёв вновь воспрял духом. В его речах проскальзывал тезис о том, что только СССР и США являются великими державами, от которых зависят судьбы мира. Это явно не устраивало китайцев. В конце июля 1958 г. Мао заговорил с Москвой решительным языком. В ответ на обращение советских военных с предложением построить вдоль побережья КНР станции радиолокационного слежения за флотом США и разместить в портах КНР «совместный» советско-китайский стратегический подводный флот, он обрушился на советского посла, обвиняя советское руководство в шовинизме и даже в желании «колонизовать Китай».

Хрущёв ринулся в Пекин для тайных консультаций. Переговоры были трудными. Хрущёв пытался успокоить китайского лидера, предложил ему убрать из КНР военных советников и отказался от идеи «совместного» подводного флота. Но Мао не собирался признавать тезис Хрущёва о том, что лишь СССР и США являются сверхдержавами. В мае 1958 г. Мао начал «большой скачок» – крестьян коммунисты загоняли в коммуны, в народе проводилась тотальная военная мобилизация, в каждом дворе строили домны, где из металлолома выплавлялся металл, и т. д.

Одновременно китайская армия получила от Мао приказ начать бомбардировку прибрежных островов, удерживаемых китайской армией Чан Кайши и охранявшихся американским флотом. Москву Мао об этом не информировал. Советское руководство было в растерянности, так как конфликт на Дальнем Востоке грозил втянуть СССР в большую войну на стороне КНР. Кремлевские политики не видели или не хотели видеть, что Мао обращается с ними так, как обращался Сталин с другими компартиями в течение десятилетий. Раздраженный Хрущёв отменил посылку атомного устройства китайцам. Позже он объяснит, что ему стало просто обидно: «Нас так поносят… а мы в это время, как послушные рабы, будем снабжать их атомной бомбой?» Охлаждение «дружбы выше гор и глубже моря» не могло, разумеется, произойти в одночасье – десятки миллионов людей в СССР и Китае были воспитаны на идеях коммунистического сотрудничества.

Открытая идеологическая конфронтация между Пекином и Москвой началась после поездки Хрущёва в КНР в октябре 1959 г. на празднование десятилетия КНР. Советский лидер появился там после своего официального визита в США, поданного советской пропагандой как триумф его внешней политики. В то время на китайско-индийской границе вспыхнул вооруженный конфликт в Восточных Гималаях. Сама граница в горах проводилась очень приблизительно еще в XIX в. между Британской и Китайской империями. Северо-восточная пограничная территория (будущий штат Арунчал-прадеш), населенная народом лоба тибето-бирманской группы языков (административный центр Рианг), по старым договорам принадлежала Китаю, но сами племена лоба считались вассалами Императора Индии, то есть британского монарха. Поэтому правительство независимой Индии приняло решение взять племена лоба под свою защиту от эксцессов коммунистического режима. Индийские пограничники вошли в Рианг. К тому времени отношения двух стран и без того были напряженными из-за подавления китайцами в марте 1959 г. восстания тибетцев, требовавших предоставления независимости своей стране. Духовный лидер Тибета Далай-лама бежал тогда в Индию, переодевшись простым солдатом, и Неру выступил в его защиту. Китайско-индийский пограничный конфликт, в ходе которого один индиец был убит, а другой – ранен, был совершенно не нужен Хрущёву перед его встречей с американским президентом. Китайские коммунисты требовали от Москвы поддержать их, но Хрущёв, считая Индию важным потенциальным союзником, отказался это сделать. Напротив, он занял позицию «нейтралитета», которую Мао Цзэдун расценил как «предательство».

В Пекине Хрущёва ждал холодный душ. Запись советско-китайских переговоров, теперь опубликованная, похожа на кухонную перепалку. Хрущёв взорвался первым и бросил китайскому министру иностранных дел маршалу Чень И: «Вы, не плюйте на меня с высоты Вашего маршальского жезла! У Вас слюны не хватит. Нас нельзя запугать». Вернувшись в Москву, раздраженный и подавленный Хрущёв говорил в ближнем кругу, что от Мао пора избавиться. Но большинство советских чиновников, военных и руководителей промышленности не могло себе представить, как «коммунисты не могут договориться с коммунистами», и винили в ссоре Хрущёва, его невыдержанность.

В конце апреля 1960 г. китайская пресса обвинила КПСС в отходе от ленинизма. Поводом послужило празднование как в СССР, так и в КНР девяностолетней годовщины со дня рождения Ленина (22 апреля). К этой дате теоретический журнал КПК «Хунци» опубликовал обширную редакционную статью «Да здравствует ленинизм!», которая была непосредственно заострена против КПСС, а особенно против хрущёвской политики «мирного сосуществования двух систем» и его же тезиса о возможности «мирного перехода от капитализма к социализму».

В середине июля 1960 г. на съезде Румынской коммунистической партии Хрущёв схлестнулся с главой китайской делегации Пэн Чжэнем – заместителем Генерального секретаря ЦК КПК и мэром Пекина. Вернувшись в Москву, он принял решение отозвать из Китая всех советских специалистов. За полтора месяца из КНР на родину выехали 1390 советских инженеров и техников, ученых, конструкторов и других экспертов. С собой они вывезли всю научную документацию, проекты и чертежи. Многие стройки оказались законсервированы, научные проекты – свернуты.

Эмоциональное и спонтанное решение Хрущёва осложнило и без того глубокий кризис в китайской экономике, вызванный провалом «большого скачка». Мао решил сплотить вокруг себя коммунистов на платформе конфронтации со «старшим братом», Советским Союзом. И это в тот момент, когда советская помощь хлебом могла спасти жизнь миллионам китайцев, умиравших от голода в результате безумной экономической политики китайских коммунистов. Для Мао, однако, было гораздо важнее подорвать власть Хрущёва и стать в глазах мирового коммунизма «истинным ленинцем», чем спасти жизнь десятков миллионов собственных граждан. Китайцы обвиняли вождей КПСС в «социал-демократизме», а советские коммунисты кричали об «ультралевизне» лидеров КПК.

В 1963 г. у Хрущёва вновь не выдержали нервы. В ответ на очередное письмо ЦК КПК Центральный комитет КПСС обратился с открытым посланием ко всем коммунистам Советского Союза. В нем было заявлено о «пагубности курса» китайской компартии, о «вопиющем противоречии» действий китайского руководства «не только с принципами взаимоотношений между социалистическими странами, но в ряде случаев и с общепризнанными правилами и нормами, которых должны придерживаться все государства». На это органы ЦК КПК газета «Жэньминь жибао» и журнал «Хунци» разразились редакционной статьей, в которой «хрущёвские ревизионисты» были объявлены «предателями марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма». В мае 1964-го на одном из заседаний китайского руководства Мао, уже не сдерживая эмоции, заявил: «Сейчас в Советском Союзе диктатура буржуазии, диктатура крупной буржуазии, немецко-фашистская диктатура гитлеровского типа. Это шайка бандитов, которые хуже, чем де Голль».

От амбиций коммунистических лидеров пострадали миллионы людей, прежде всего это те, кто умер от массового голода в Китае. Тысячи китайских студентов, обучавшихся в российских университетах, вначале использовались как идеологическая «пятая колонна» в Москве и других крупных городах, а впоследствии были отозваны в КНР (или высланы советскими властями). Когда коммунистический вождь Албании Энвер Ходжа встал на сторону Пекина и выдворил советские военные корабли с базы на Влере, Хрущёв прекратил экономическую помощь албанцам. Две коммунистические верхушки тратили многие миллионы долларов, субсидируя десятки радикальных режимов в Африке и Юго-Восточной Азии только для того, чтобы на партийных съездах можно было рапортовать о росте числа «их» сателлитов и показать своему населению, что «их ленинизм» распространяется по всему миру быстрее ленинизма соперника.

Китайское руководство подняло болезненный территориальный вопрос. Оно заявило, что русские в XIX в. захватили у Китая Дальний Восток и другие прилегающие территории. В 1962 г. Москва согласилась на секретные пограничные переговоры с Пекином. Они начались в феврале 1964-го. В октябре, однако, Хрущёв прервал их, считая требования китайцев абсурдными. Территориальный вопрос на долгие годы стал главной темой, эксплуатировавшейся и китайскими и советскими коммунистами. В 1969 г. он привел к кровавым столкновениям на границе на острове Даманском (см. 5.1.33). Лишь в правление Горбачева начались переговоры, которые завершились успешно после краха коммунистического режима в СССР.

Советская партийно-государственная элита долго еще испытывала тоску по дружбе с китайским гигантом. Ссора с КНР была вменена в вину Хрущёву и была одной из многочисленных причин, которые привели к его смещению в октябре 1964 г. Чжоу Эньлай приехал в Москву на празднование 7 ноября 1964 г. Мао ожидал, что Москва признает его правоту и отменит решения XX и XXII съездов о развенчании Сталина. Многие из кремлевской верхушки были не прочь действовать в этом направлении. Но это означало бы уступить китайцам руководящую роль в коммунистическом мире. На это Президиум пойти не мог. После торжественного заседания в Кремле изрядно подвыпивший маршал Малиновский, обращаясь к Чжоу Эньлаю, заявил: «Ну вот, мы свое дело сделали – выбросили старую галошу – Хрущёва. Теперь и вы вышвырните свою старую галошу – Мао, и тогда дела у нас пойдут». Китайский премьер покинул Москву. Дальнейшие попытки Политбюро (Косыгина, Шелепина и других сторонников советско-китайской «дружбы») договориться с КПК ни к чему не привели. В 1966 г. Мао развязал в КНР «великую пролетарскую культурную революцию», в которой образ СССР играл ту же роль, что троцкизм играл в эпоху сталинского террора.

В образованных кругах советского общества, включая небольшую группу «просвещенных» консультантов ЦК КПСС, критика безумных маоистских экспериментов стала формой завуалированной критики собственных сталинистов. «Просвещенные» консультанты пытались внушить членам Политбюро, что вместо тщетных попыток примирения с Пекином следует пойти на отказ от жестких идеологических установок и вести дело к «разрядке напряженности» с западными демократиями.

В народе, особенно среди русских, широкое распространение получили расистские взгляды, подкрепляемые тезисом об «исторической Желтой Опасности» и «панмонголизме». Одновременно в 1960-е гг. в обществе рос страх перед «миллиардной китайской массой», которая может затопить «всю Россию», несмотря на мощь советского ядерного оружия. Тема – «захватят ли нас китайцы» на целых полтора десятка лет стала одной из любимых в «кухонных салонах» русской интеллигенции.

А. В. Панцов. Мао Цзэдун. М.: Молодая гвардия, 2007.

А. Д. Воскресенский. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. М., 1999.

5.1.17. XXII съезд КПСС и новая атака Хрущёва на Сталина

Единоличная власть развращала Хрущёва. Бесконтрольность обостряла худшие черты его характера. Он все чаще принимал важные решения без совета со специалистами, под влиянием эмоций. Так же грубо, по-хамски он обращался с министрами, партийными аппаратчиками, военными, писателями и учеными. Эти черты проявились и в его «дипломатии», и в разрыве с китайскими лидерами.

Вместе с тем, Хрущёв оставался главным двигателем «десталинизации» сверху, т. е. официальной политики развенчания Сталина и его преступлений. Далеко не один Хрущёв начал раскачку сталинского монолита. Большинство сталинских подручных, начиная с Берии, было заинтересовано в отходе от террора, сталинской мобилизационной экономики, агрессивной внешней политики. Но после того как из всех из них у власти остался один Хрущёв, политический импульс десталинизации не усилился, а ослабел. Большинство партийного аппарата и военных продолжало боготворить Сталина, несмотря на его преступления, за его победу в войне и построение могучей империи, а также потому, что были «повязаны» сотрудничеством со Сталиным. Импульсивный и говорливый Хрущёв, живой контраст Сталину, порождал в партийном аппарате тайную ностальгию по «мудрому Вождю».

У Хрущёва не было другого инструмента власти кроме партийного аппарата и госбезопасности, где его славословили, а за глаза все больше обливали помоями. Хрущёв, скорее всего, сознавал ненадежность этой опоры. Во всяком случае, он постоянно пытался перетасовать аппарат, меняя его структуру, омолаживая кадры. 9 января 1959 г. председателем КГБ вместо Серова стал Александр Николаевич Шелепин (1918–1994). Уроженец Воронежа, выпускник элитного московского Института философии, литературы и истории, он сделал карьеру в комсомоле. Шелепин возобновил чистку госбезопасности от старых кадров, заменяя их комсомольскими работниками. Всего было сменено до 20 000 офицеров КГБ. 13 января 1960 г. Хрущёв упразднил МВД и общесоюзное управление лагерей, а вместо него были созданы республиканские ведомства, в Российской Федерации – Министерство охраны общественного порядка.

Став главой правительства, Хрущёв начал вольно или невольно ущемлять всевластие партаппарата – прежде всего могущественных секретарей обкомов. В апреле 1960 г. по постановлению Совета Министров СССР директора крупных предприятий и строек начали входить в руководство совнархозов. Это означало, что хозяйственники могли действовать более независимо от обкомов партии. В октябре 1961 г. на XXII съезде КПСС был принят новый Устав партии, предусматривавший систематическое обновление партийных органов. Низшие организации на каждых выборах должны были обновляться наполовину, обкомы и республиканские органы – на треть, а ЦК и его Президиум – на одну четверть. Было записано, что один человек не может быть избран несколько раз в один и тот же орган. Хрущёв немедленно испробовал нововведение, обновив состав Секретариата. Оттуда были исключены Екатерина Алексеевна Фурцева и грузинский партийный лидер В. С. Мжеванадзе, и включен Шелепин. Фурцева, узнав о своем исключении из Секретариата лишь на съезде, была в таком шоке, что пыталась покончить с собой.

На XXII съезде Хрущёв выступил с новыми разоблачениями Сталина и, на этот раз, его «пособников», Молотова, Кагановича и Маленкова. Возвращаясь к первоначальному сценарию XX съезда, он дал слово «старым большевикам», которые заклеймили сталинские преступления. Тут же, по предложению одной из выступавших, съезд принял решение убрать тело Сталина из ленинского мавзолея. Еще съезд не завершил работу, а труп «Вождя» был спущен в вырытую у кремлевской стены яму. Сверху был налит из самосвала цементный раствор. Слово «Сталин» исчезло с мавзолея. По всей стране уничтожались портреты и статуи «Вождя». Его гигантские изваяния пришлось взрывать тротилом, срывать с пьедесталов вертолетами и тягачами. Множество городов, улиц и предприятий, названных именем Сталина, было быстро переименовано. Сталинград стал Волгоградом, Сталинабад – Душанбе, Сталинири – Цхинвали, Сталино – Донецком. Пик Сталина на Памире превратился в пик Коммунизма. Заодно Молотов снова стал Пермью, Чкалов – Оренбургом, и даже город Каганович превратился просто в «поселок Каширской ГРЭС».

Вторичная атака на сталинизм проходила на фоне разрыва с Китаем и была своеобразным ответом Хрущёва на китайские упреки в «ревизионизме». Также это был ответ на стремительное падение авторитета Первого секретаря в народе и номенклатуре на фоне нарастающего кризиса с продовольствием, сокращений в армии и других реформ. Не случайно Хрущёв воспользовался съездом, чтобы окончательно «добить» своих бывших товарищей по руководству. Молотов, занимавший тогда должность постоянного представителя Международного агенства по атомной энергии (МАГАТЭ) в Вене, критиковал новую программу КПСС и политику Хрущёва в отношении Китая. Он был отправлен в отставку и позже исключен из партии. Маленкова и Кагановича также исключили из партии и запретили им проживание в Москве.

Новые разоблачения сталинских преступлений были важны для тех, кто хотел верить в необратимость десталинизации. В то же время они не вызвали таких общественных потрясений, как в 1956 г. Сложилось неустойчивое равновесие между консервативным, просталинским большинством в аппарате и «либеральным» меньшинством – сторонниками «возврата к Ленину» и построения «социализма с человеческим лицом». Омоложение руководства и аппарата не ослабило позиций сталинистов. Шелепин (прозванный среди интеллигенции «железный Шурик»), к примеру, восхищался Сталиным и активизировал борьбу КГБ с «разлагающими влияниями» среди молодежи и творческих элит. Руководство комсомолом перешло к В. Семичастному, а затем В. Павлову, которые стояли на таких же позициях.

5.1.18. Вторая «оттепель». Пределы хрущёвской «либерализации»

Кратковременный энтузиазм конца 1950-х гг. стал спадать, и проницательные умы уже видели идеологический тупик хрущёвской «либерализации». Сквозь иллюзии «оттепели» проступали все те же черты партийно-государственного деспотизма.

Свидетельство очевидца

Профессор С. С. Дмитриев записал в своем дневнике 29 марта 1961 г.: «Хрущёв всем надоел. Его поездки и бессодержательно-многословные словоизвержения приобрели вполне законченное идиотское звучание. Вообще всё чаще чувствуется в общественно-политической атмосфере какая-то совершенная прострация, сгущающаяся пустота, топтанье в пределах всё того же давно выбитого пятачка, круга… Лица неподвижны, мыслей и движения нет…» – Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева // Отечественная история… 2000. № 5. С. 176.

В печати появлялось некоторое количество искренних, честных произведений литературы. В то же время не были отменены репрессивные сталинско-ждановские постановления 1946–1948 гг. о «социалистическом реализме» и «партийности» в искусстве. Не ослабевала цензура и произвол партийных чиновников в области культуры на всех уровнях.

Историческая справка

В декабре 1960 г. Василий Гроссман отнёс в журнал «Знамя» свой новый роман «Жизнь и судьба». Рукопись была обсуждена и осуждена в отсутствие автора и передана главным редактором журнала В. Кожевниковым в КГБ. 14 февраля 1961 г. агенты КГБ провели обыск на квартире Гроссмана, изъяли все экземпляры рукописи, черновики, рукописные наброски и даже листы копировальной бумаги, которые использовались при печатании романа на машинке. Суслов ответил решительным отказом на просьбу писателя, обращенную к Н. С. Хрущёву, вернуть ему арестованную рукопись романа и в личном разговоре заметил Гроссману, что такой роман в СССР сможет быть напечатан лет через 200–300. Гроссман, пережив тяжкое потрясение, умер от рака в сентябре 1964 г. Рукопись романа, восстановленная по копиям, заблаговременно розданным друзьям, была напечатана в 1980 г. в Лозанне, а в 1988 г. – в России журналом «Октябрь». – С. Липкин. Жизнь и судьба Василия Гроссмана. М.: Книга, 1990; F. Ellis. Vasily Grossman: The Genesis and Evolution of a Russian Heretic. Providence, R.I.: Berg, 1994.

В 1961 г. комсомольские дружинники и КГБ разогнали «островок свободы» у памятника Маяковскому в Москве, где молодежь читала свои стихи, знакомилась и обменивалась мыслями о происходящих событиях.

Мнение историка:

«Поэты стали символом российской молодежи, принадлежавшей к тому же самому поколению. Поэтические выступления, всегда пользовавшиеся популярностью в России, стали массовым явлением. Тысячи людей выходили на улицы, чтобы читать свои стихи в Дни поэзии, и их выступления собирали на стадионах аудитории в 30–40 тысяч человек» – The Soviet Union: The Fifty Years. / Ed. H. Salisbury. P. 127.

И все же период с весны 1960 г. вошел в историю под названием «вторая оттепель». Он был связан, прежде всего, с выходом на общественно-культурную арену новых талантов, которые не могли до этого открыто заявить о себе. В общественно-культурном авангарде принимали участие и молодые, и ветераны-фронтовики, и даже люди более старших поколений, стремившиеся сбросить с себя груз молчания, неискренности и сотрудничества с террористическим режимом. Поэты Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский, Юнна Мориц собирали громадные аудитории восторженных слушателей. Их запрещенные к публикации стихи расходились в тысячах копий и читались равно в студенческих «общагах» и в салонах просвещенной коммунистической знати, позволявшей себе отклонение на несколько градусов от «линии партии». Вышел альманах «Тарусские страницы» с рассказами Константина Паустовского, Булата Окуджавы, стихами Марины Цветаевой, Давида Самойлова.

19 сентября 1961 г. в «Литературной газете» была напечатана поэма Евтушенко «Бабий Яр» об истреблении евреев Киева нацистами в 1941 г. В журнале «Юность» появились повести В. Аксенова и А. Гладилина о «сердитой» молодежи, недовольной окружающим ее лицемерием. Журнал «Новый мир», вновь под руководством Твардовского, стал флагманом «искренней» литературы, где начали печататься Борис Можаев, Виктор Астафьев, Владимир Войнович, Георгий Владимов и др. Рязанский учитель и бывший «зэк» Александр Исаевич Солженицын направил в «Новый мир» свои первые рассказы. В кинематографе работали над фильмами о современниках Г. Чухрай, М. Хуциев, Михаил Ромм, вырастали новые таланты (Арсений Тарковский, Андрей Кончаловский, Георгий Данелия, Леонид Гайдай, Эльдар Рязанов). В живописи, скульптуре, музыке происходила проба новых форм и стилей, раздвигались границы «социалистического реализма». Начал распространяться самиздат – литература, публицистика, религиозные сочинения – в рукописных списках или перепечатанные «под копирку» на пишущих машинках.

СССР называли самой читающей страной в мире, ссылаясь на астрономические тиражи книг. Но советское книгоиздательство в большой мере работало на выпуск макулатуры: «классиков» марксизма, сборников партийных решений, «классиков» советской литературы – то есть писателей, чьи книги вышли тиражом более 1 млн. экземпляров.

Большинство людей стремилось достать произведения русской и мировой классики, интересных современных писателей, мыслителей. Такие книги были в дефиците. Поэтому еще в 1950-е гг. возникли книжные барахолки, где люди покупали или обменивали интересующие их книги. Там можно было купить и запрещенную литературу, в том числе изъятую при обысках. Показателем спроса была цена. В 1970 г. издававшийся НТС журнал «Посев», нелегально ввозимый в СССР, стоил 25 руб., книги издательства «Посев» от 30 до 50 руб., а Библия, которую нельзя было приобрести в храме, в начале 1980-х поднялась в цене до 65–70 руб. (0,7 средней месячной зарплаты). В магазине один том собрания сочинений Ленина стоил 55 коп. Но спросом он не пользовался.

Помимо книжных барахолок были и музыкальные, где продавались западные пластинки (с запрещенной рок-музыкой) или их копии, сделанные на рентгеновской пленке, а также магнитофонные ленты с записями отечественных бардов (Визбора, Галича, Городницкого, Высоцкого, Кима, Окуджавы). Магнитофонная кассета, очень дефицитный товар, стоила 4 рубля по госцене и 7–15 рублей у продавца-«фарцовщика». Милиционеры разгоняли такого рода частную торговлю, но барахолки неизменно возникали вновь.

Число людей, охваченных этим общественно-культурным подъемом, было невелико – прежде всего, столичные литературные круги, образованные слои крупных городов, университеты, основные научно-технические центры. Но ясно ощущались страшные последствия культурной катастрофы 1920–1940-х гг. – подавляющее большинство этих людей были преданы «социалистическому выбору», были воинствующими атеистами и искренне верили, что большевицкий переворот открыл новую светлую эпоху в жизни России и мира. Вместе с тем, можно говорить о появлении – впервые со времен войны – общественных и культурных сил, которые внутри России стремились освободиться от государственно-партийной диктатуры, изменить господствующий режим.

В стране говорили об утверждении «социалистической законности». В 1960 г. вступил в силу новый уголовный кодекс РСФСР, из которого исключались сталинские репрессивные статьи. В то же время в лагерях сидели тысячи политзаключенных, а в 1960–1961 гг. КГБ арестовал по политическим мотивам около 500 человек.

Хрущёвский режим строго преследовал «тунеядцев» (нигде не работающих людей), «фарцовщиков» (подпольных торговцев) и особенно «валютчиков» (торговцев иностранной валютой). В 1959 г. международным скандалом закончился процесс по делу Яна Рокотова и его сообщников. Рокотов – молодой подпольный финансист и предприниматель, организовал целую сеть по продаже валюты и «дефицитных» западных товаров. Он и его товарищи были арестованы. Им грозили большие сроки заключения – 10–15 лет. Тут вмешался Хрущёв: «Это что же, когда они выйдут на свободу, у нас уже будет коммунизм? Нельзя таких в коммунизм с большой ложкой и вилкой пускать». Был принят новый закон, о смертной казни за финансовые преступления в особо крупных размерах. Ему придали обратную силу – Рокотова и его товарищей осудили и убили по советскому суду. Правозащитники и юристы во всем мире были возмущены таким вопиющим нарушением норм юриспруденции. Но Хрущёву на это было наплевать.

Л. Поликовская. Мы предчувствие… предтеча… Площадь Маяковского 1958–1965. М.: Звенья, 1997.

У. Таубман. Хрущёв. М.: Молодая гвардия, 2005.

Э. Кулевиг. Народный протест в хрущёвскую эпоху. М.: АИРО-XXI, 2009.

5.1.19. Русская Православная Церковь при Хрущёве

Первое постановление, направленное против религии и Церкви в годы нахождения Н. С. Хрущёва у власти, увидело свет 7 июля 1954 г. и было посвящено анализу «крупных недостатков в научно-атеистической пропаганде и мерам по ее улучшению». Советский народ информировался о том, что с пассивностью в отношении религии необходимо покончить, что необходимо «с научных позиций» разоблачать сущность религии, в том числе православия. Подчеркивалось, что воспитательную работу среди учащихся необходимо вести в духе воинствующего материализма. Для советских педагогов, выросших и сформировавшихся в сталинские годы, слова о воинствующем материализме могли ассоциироваться только с декларациями воинствующих безбожников 1920–1930-х гг. Казалось, что прежняя терминология вновь становится востребованной коммунистическими идеологами.

Однако власти довольно скоро поняли, что поторопились. Некоторые сталинские соратники – Молотов, Маленков, Ворошилов – полагали, что новая конфронтация с Церковью, осуществлявшаяся под демагогическими лозунгами улучшения научно-атеистической работы, может повредить престижу Советского Союза за рубежом, а также вызвать нездоровую реакцию внутри страны. Их позиция – позиция прагматиков, заботившихся вовсе не о благе верующих, а о стабильности созданной Сталиным политической системы, в которой Православная Церковь занимала свое место и использовалась по мере надобности во внешнеполитических целях. В результате 10 ноября 1954 г. появилось новое постановление Центрального Комитета КПСС, пояснявшее, что борьба против религиозных предрассудков – это идеологическая борьба научного (материалистического) мировоззрения против антинаучного (религиозного), в которой нельзя допускать оскорбления религиозных чувств верующих и клириков. Тем самым косвенно доказывалось, что такого рода оскорбления допускались, и постановление от 7 июля лишь стимулировало их.

Уже то, что в течение нескольких месяцев коммунистическая партия дважды поднимала вопрос, связанный с атеистической пропагандой, показательно. В 1954 г. перспективы развития коммунистической системы были еще не ясны. Они прояснялись по мере укрепления позиций Н. С. Хрущёва, на что ушло несколько лет. Поэтому неслучайно, что период между 1954 и 1958 г. оказался самым благоприятным для Русской Православной Церкви после 1947 г. С 1954 по 1957 г. (включительно) число храмов и молитвенных домов Русской Православной Церкви не уменьшилось, оставаясь приблизительно на одном уровне: если в 1954 г. их было 13 422, то в 1957 г. – 13 430. То же самое можно сказать о состоянии монастырей и численности монашествующих – в 1954 г. было 59 монастырей с 4481 иноком и инокиней (монахинь было значительно больше, чем монахов), а в 1957-м – 57 с 4661 иноком и инокиней. Год от года росло число учащихся восьми духовных семинарий и двух духовных академий. Более того, с 1955 г. православные иерархи стали присутствовать на приемах в Верховном Совете СССР и в зарубежных посольствах. Тогда же впервые в СССР разрешили напечатать Библию и Евангелие тиражом 50 тысяч экземпляров. После разоблачения «культа личности» Сталина в 1956 г. из лагерей вернулись уцелевшие клирики, многие из них снова стали служить.

Для Русской Православной Церкви тяжелые времена наступили в 1958 г., после победы Хрущёва в 1957 г. над «антипартийной группой Молотова, Кагановича, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова». Давление на Церковь осуществлялось двумя способами: посредством финансового гнета и политически. 16 октября 1958 г. Совет Министров СССР выпустил два постановления – «О свечном налоге» и «О монастырях». Постановления были приняты в соответствии с требованием ЦК КПСС развернуть наступление на религию и связывались единой задачей: подорвать материальное положение Православной Церкви и максимально сократить численность монастырей. Вполне понятно, что уменьшение средств напрямую влияло на возможности Церкви содержать монастыри: постановление запрещало монастырям применять наемный труд и предусматривало сокращение арендуемой у государства земли. К тому же повышение налогов на землю делало нерентабельным труд насельников, «естественным» образом приводило обитель к экономическому упадку. К такому же упадку приводило приходы резкое повышение налога на свечи. До 1959 г. Церковь платила за свечи годовой налог в сумме чуть более 1 млн рублей, а в 1959 г. – 71 154 038 рублей.

Кроме того, советские власти активно боролись за сокращение сети духовных учебных заведений. С этой целью предпринимались всевозможные меры по уменьшению (и даже полному прекращению) приема в духовные школы. Под нажимом властей был ликвидирован заочный сектор в ленинградских духовных школах, прекращен прием лиц с высшим и средним светским образованием, выдвинуто требование принимать только тех, кто отслужил в Вооруженных силах СССР, и т. д. Принимались меры к закрытию трех из восьми духовных семинарий. И, действительно, в 1960 г. были закрыты Ставропольская и Киевская семинарии; затем – Саратовская. После 1963 г. прекратила свое существование Минская семинария. За период с 1958/59 по 1964/65 учебные годы число студентов духовных школ сократилось более, чем в 4 раза. С сентября 1959 г. стал выходить атеистический журнал «Наука и религия», на долгие годы превратившийся в идеологический рупор борцов с религий и Церковью. Возможности вести с атеистами полемику РПЦ не имела, хотя и продолжала издавать ежемесячный «Журнал Московской Патриархии», подвергавшийся строжайшей цензуре.

16 марта 1961 г. Совет Министров СССР принял закрытое постановление «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах», подключавшее к обеспечению «контроля» местные органы власти.

ДОКУМЕНТ

Журнал «Наука и религия» в апреле 1961 г. разъяснил своим читателям, что значит нарушение клириками советских законов о культах: «Церковники и сектантские проповедники злоупотребляют весьма чутким, деликатным отношением нашей партии к религиозным чувствам трудящихся верующих… С нарушениями советского законодательства о культах мириться дальше нельзя, их нужно пресекать. Это – одно из условий освобождения наших верующих из-под духовной опеки церковников, одно из условий полного и окончательного преодоления религиозных пережитков в нашей стране».

В апреле 1961 г. власти сумели навязать Синоду РПЦ постановление «О мерах по улучшению существующего строя приходской жизни». В июле оно было утверждено Архиерейским собором. В результате клирики отстранялись от руководства приходами, которыми с тех пор стали руководить приходские советы. Священнослужитель оказался в положении наемного работника, привлекаемого общиной для совершения религиозных служб. Советские власти получили право отвода членов приходских советов, назначения проверенных ими людей и т. п. Староста же, в отличие от священника, оказался «главным человеком» на приходе, что было в интересах коммунистического режима, так как подбор старост находился в его руках. Сильным ударом по Церкви стало и введение к лету 1962 г. регистрационных книг, в которых на основе паспортных данных должно было отмечаться, кто заказывал совершение крещений, венчаний, отпеваний. На основании этих данных власти могли теперь усилить контроль над верующими. Зарегистрированное крещение, венчание или отпевание тут же становилось темой рассмотрения на партийном или комсомольском собрании или, если человек был беспартийным, – на собрании профсоюзном. Такое рассмотрение неизбежно приводило к неприятностям – увольнению с работы, прекращению карьерного роста, отказу в предоставлении путевок и иных «льгот».

Председатель Отдела внешних сношений митрополит Николай (Ярушевич) одним из первых выступил против начатой Хрущёвым в октябре 1958 г. антирелигиозной кампании. Передавалась легенда, что, выйдя как-то на церковный амвон, он поднял газету «Правда», в которой была напечатана статья с нападками на Церковь, и сказал церковному народу – вот видите, газета носит имя «Правда», а в ней – всё ложь. Под нажимом КГБ митрополит Николай был отправлен в отставку («на покой») и в декабре 1961 г. при странных обстоятельствах умер в больнице.

Принятые в июне 1961 г. изменения приходского устава, резко ограничившие права духовенства и мирян, вызвали новые протесты. В 1965 г. архиепископ Калужский Ермоген (Голубев) написал резкое письмо Патриарху Алексию с требованием отменить новый приходской устав. К письму присоединились 4 архиепископа и 3 епископа. Вскоре Ермогена тоже отправили «на покой». В том же 1965 г. с протестами против наступления на Церковь выступили священники Н. Эшлиман и Г. Якунин. Их открытые письма распространялись в самиздате.

В истории хрущёвских гонений на Церковь особое место занимает XXII съезд КПСС. На съезде, проходившем в октябре 1961 г., была рассмотрена и принята новая Программа КПСС, внесены изменения в Устав КПСС. Если XXI съезд выработал экономический план строительства нового общества, то XXII съезд занимался по преимуществу идеологической работой, вырабатывая основные морально-нравственные принципы бесклассового строя. В этих условиях формирование «научного мировоззрения» стало одной из первостепенных задач. Под научным мировоззрением понималась система философских, экономических и социально-политических взглядов. Разумеется, предполагалось, что в такой системе не будет места религиозным «пережиткам» – так как претворяемая в жизнь теория станет зримым примером всемогущества человека, без всякой помощи «свыше» построившего новый коммунистический мир.

Правда, говоря о научно-атеистической пропаганде, новая Программа также не забыла указать на необходимость терпеливого разъяснения верующим несостоятельности религиозных верований, «возникших в прошлом на почве придавленности людей стихийными силами природы и социальным гнетом, из-за незнания истинных причин природных и общественных явлений». Из сказанного следовало, что верующие просто не видят (в силу различных причин) подлинных корней религии, слабо разбираются в естествознании и обществоведении. Получалось, что именно это – главная причина существования религиозных «пережитков». А такую причину можно ликвидировать методами просвещения и агитации.

В новой Программе КПСС нашел место моральный кодекс строителя коммунизма, включавший в себя, среди прочих, такие нравственные принципы, как добросовестный труд (с характерным пояснением «кто не работает, тот не ест»); коллективизм и взаимопомощь; гуманные отношения между людьми (так как «человек человеку – друг, товарищ и брат»); честность, нравственная чистота, скромность; взаимное уважение в семье; непримиримость к несправедливости, тунеядству и стяжательству; нетерпимость к национальной и расовой неприязни и т. п. Намного позднее составители этого кодекса из Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, смеясь, признавались, что просто списали его с десяти заповедей Моисея и Нагорной проповеди Христа, «подправив где что нужно».

Смысл морального кодекса очевидно прост: доказать, что коммунистическое общество – прежде всего общество нравственное. А так как оно должно быть в основном построено в ближайшее двадцатилетие (т. е. к началу 1980-х гг.), то и на формирование нового атеистического человека отводится короткое время. Преодоление религиозности в СССР стало программной задачей компартии, ибо научный атеизм считался одним из обязательных условий общества будущего. Как только был опубликован проект новой Программы КПСС, журнал «Наука и религия» включился в идеологическую полемику, называя религию тормозом на пути построения гуманного общества. Журнал заранее предрекал полное торжество атеизма, «ибо к этому ведет сама… жизнь». А уже в ноябре 1961 г. руководство журнала, совместно с кафедрой теории атеизма Московского государственного университета и Научно-методическим советом Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, провело конференцию, обсудившую задачи научно-атеистического воспитания трудящихся.

Стремясь в максимально короткие сроки покончить с религией, что на практике означало и организационный разгром Церкви, атеисты сделали весьма характерный вывод о необходимости усиления научно-атеистической пропаганды по мере приближения коммунистического общества. Это был явный перифраз сталинского положения об усилении классовой борьбы по мере строительства социализма. Тем самым Церковь и ее служители недвусмысленно выставлялись идейными врагами строившегося общества – со всеми вытекавшими отсюда последствиями (хотя речь и не шла о физическом устранении «врагов», – акцент делался на контроле за церковными кадрами).

В хрущёвский период «верховным распорядителем» Русской Церкви оставался регулирующий государственно-церковные отношения Совет по делам РПЦ при Совете Министров СССР, созданный еще в 1943 г. Реальной властью на местах пользовались уполномоченные Совета, с которыми архиереи должны были согласовывать все свои решения, в том числе и назначения священников на приходы. Кроме того, Совет дозволял епископские хиротонии, а уполномоченные – священнические и диаконские рукоположения. Патриарх Алексий (Симанский) в конце своей жизни с горечью говорил: «В начале моего патриаршества из десяти кандидатов в епископы я выбирал девять, а они [советские органы] – одного, теперь они дают девять, а я подбираю одного». Понятно, что руководство КПСС «продвигало» в епископы или убежденных атеистов – сотрудников КГБ, или лиц нравственно неустойчивых, разложившихся, которые будут растлевать и разрушать Церковь, управляя ею.

Стремясь дискредитировать православное духовенство, власти всячески поощряли вероотступничество. Различными мерами в конце 1950-х – начале 1960-х гг. им удалось добиться заявления о разрыве с религией от почти двухсот священнослужителей. Кроме того, за 1958–1964 гг. число приходов Русской Православной Церкви уменьшилось на 5863 (на 1 января 1966 г. РПЦ имела 7523 храма и 16 монастырей).

Впрочем, развалить Церковь изнутри не удалось, не помог и всеобъемлющий кадровый контроль. Одна из причин этого – внешнеполитическая деятельность Русской Православной Церкви, которая коммунистическим правителям была весьма необходима. Коммунистические руководители проявляли заинтересованность в православной критике западных «религиозных антисоветчиков», в бойкоте РПЦ работ Второго Ватиканского собора (чего не получилось), в том, чтобы Русская Церковь стала объединяющим центром всех православных поместных церквей.

Парадокс государственно-церковных отношений в том и заключался, что власти пытались решать две взаимоисключающие проблемы: стремясь окончательно уничтожить (как заявлялось, «идеологическими средствами») религию и Церковь, – с одной стороны, они хотели использовать авторитет РПЦ в своих политических целях, – с другой. Более того, коммунистические руководители тех лет проявляли откровенную заинтересованность в нормализации отношений с крупными религиозными исповеданиями и, прежде всего, с Католической Церковью. Хрущёв, например, вел переписку с Папой Римским Иоанном XXIII.

Выдающийся церковный деятель второй половины XX в. митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим (Ротов) (1929–1978) в начале 1960-х гг. активно использовал эту политико-идеологическую двусмысленность, но и он не сумел остановить воинственный напор антирелигиозной пропаганды. Помощь коммунистическому государству в деле «борьбы за мир» и участие, по воле руководства КПСС, в международном экуменическом движении не спасало Церковь от грубых атеистических нападок, ибо использование Церкви для коммунистической власти было делом тактики, стратегическая же задача ее уничтожения оставалась неизменной.

Заключительным аккордом публичной антирелигиозной деятельности эпохи Хрущёва стало расширенное заседание Идеологической комиссии при ЦК КПСС в ноябре 1963 г., посвященное обсуждению вопроса атеистического воспитания населения. Следующий – 1964 год – прошел под знаком реализации принятых решений.

На заседании был заслушан доклад Л. Ф. Ильичева, стремившегося играть роль главного советского идеолога. Его доклад – развернутая программа тотального наступления на религию и Православную Церковь в СССР. Впрочем, не стоит считать этот доклад лишь «памятником идеологической мысли» тех лет. Некоторые наблюдения Ильичева вполне заслуживают внимания. В частности, замечание об изменении облика верующего, об усилившейся активности деятелей Церкви и т. п. Показательно, что Ильичев не забыл заявить о противоположности морального кодекса строителей коммунизма и религиозных ценностей. Разумеется, он должен был отдать дань и «чистой» идеологии, напомнив, что время поблажек «церковникам» кончилось и что именно в последние годы были восстановлены положения ленинского декрета о свободе совести. Не забыл Ильичев и о «крайностях» в отношениях к Церкви, т. е. о грубом администрировании, напомнив также, что «наш атеизм является последовательным и принципиальным, глубоко воинствующим».

Даже западные коммунисты осудили доклад Ильичева. «Для нас, – говорил по этому поводу лидер французской компартии Морис Торез, – свобода совести – вопрос не тактики, а принципа».

Но в России новое атеистическое наступление верующие восприняли со страхом. Учащиеся семинарий молились, чтобы Бог дал им возможность после рукоположения отслужить хотя бы одну литургию. Уполномоченные, вызывая молодых людей, которые желали получить религиозное образование и стать священниками, объясняли им: «Вы – враги советской власти. Мы всех врагов истребили – капиталистов, троцкистов, белогвардейцев, а вы еще остались. Вас истреблять пока не разрешают, но помните – вы наши враги». В 1961–1964 гг. в СССР по религиозным мотивам было осуждено 1234 человека.

Большинством мирян и клириков антирелигиозная политика СССР персонифицировалась непосредственно с Хрущёвым. Его авторитет среди населения к середине 1960-х гг. был невысок. На религиозность народа хрущёвские гонения повлияли незначительно, более того, в начале 1960-х гг. в некоторых регионах РСФСР (например, в Чувашии, Тамбовской, Рязанской, Ульяновской и Кемеровской областях) наблюдался заметный рост обращений верующих к священнослужителям для совершения церковных обрядов (крещения, венчания и отпевания). Обещание Хрущёва, что в 1980 г. он пожмет руку «последнему советскому попу», не исполнилось. До 1980 г. Никита Сергеевич дожить не сумел – 11 сентября 1971 г. он умер от инфаркта миокарда.

Архимандрит Августин (Никитин). Церковь плененная. Митрополит Никодим и его время. СПб.: Издательство СПб. университета, 2008.

5.1.20. Христианская жизнь вне Московской патриархии

Катакомбная, или Истинно-православная церковь (ИПЦ) находилась на нелегальном положении с 1920-х гг. Из-за репрессий в ней осталось мало священников. Тем не менее, общины ИПЦ продолжали действовать во многих регионах России и не соглашались на регистрацию Советом по делам религий и культов при Совмине СССР (СДРК). Десятилетиями сохранялись тайные монастыри и скиты. Многие верующие отказывались получать паспорта, участвовать в выборах, служить в армии. У ИПЦ были связи с Русской Православной Церковью Заграницей (РПЦЗ). Несмотря на репрессии, ИПЦ продержалась в подполье до падения коммунистического режима. Имели свои тайные скиты и старообрядцы.

Активно сопротивлялись госатеизму общины протестантов. Руководство официально признанного Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов (ВСЕХБ) под нажимом властей в начале 1960-х приняло два документа, ограничивавших религиозную деятельность верующих. В мае 1960 г. образовалась Инициативная группа, добивавшаяся их отмены и проведения всесоюзного съезда баптистов. ВСЕХБ пытался лавировать, идя на уступки то верующим, то властям. КГБ арестовал около 200 сторонников Инициативной группы. В 1964 г. «инициативники» образовали Совет родственников узников евангельских христиан-баптистов в СССР, помогавший арестованным и их семьям и распространявший в СССР и за рубежом информацию о преследовании верующих. В итоге раскол в баптистской церкви стал неизбежен. В 1965 г. общины, выступившие против курса ВСЕХБ, создали независимый, нелегальный Совет церквей евангельских христиан-баптистов (СЦ ЕХБ). Многие его члены были арестованы и отбыли по несколько сроков в заключении. СЦ ЕХБ создал подпольное издательство «Христианин», выпускавшее типографским способом книги и журналы, общий тираж которых превысил полмиллиона.

Всесоюзная церковь верных и свободных адвентистов седьмого дня (ВСАСД) действовала в подполье с момента своего основания и непрерывно преследовалась. Ее руководитель Владимир Шелков провел 26 лет в лагерях и ссылках. Он был автором десятков книг и статей на религиозные и правозащитные темы. Его произведения и другая литература печатались нелегальным издательством ВСАСД «Верный свидетель». В 1976 г. адвентисты создали правозащитную группу, публиковавшую материалы о преследовании верующих.

Пятидесятники подвергались репрессиям с 1929 г. Более половины их общин отказались от государственной регистрации. Гонения вынудили пятидесятников выступить за право на эмиграцию. Первый список пятидесятников, добивавшихся выезда из СССР, был передан за рубеж в 1965 г. К 1979 г. в таких списках было 30 тысяч человек. В июне 1979 г. в Москве прошел съезд незарегистрированных общин, на котором избрали Братский Совет христиан веры евангельской пятидесятников. С 1970-х началось их сотрудничество с правозащитным движением. В мае 1980 г. пятидесятники создали свою самостоятельную правозащитную группу.

5.1.21. Берлинская стена. Кубинская революция и Карибский кризис

В 1961–1962 гг. действия Хрущёва привели к самому глубокому кризису холодной войны, грозившему перейти в прямое вооруженное столкновение между СССР и США. Молодой президент Джон Фицджеральд Кеннеди, сменивший Эйзенхауэра в Белом доме в январе 1961 г., немедленно столкнулся с острыми ситуациями – тлеющим кризисом вокруг Западного Берлина и нарастающей конфронтацией с Кубой, где в декабре 1959 г. пришел к власти революционный режим во главе с Фиделем Кастро, Раулем Кастро и Че Геварой.

В апреле 1961 г. провалилась высадка на Кубу «контрас», кубинских эмигрантов-антикоммунистов, подготовленных и вооруженных в США – операция, спланированная еще при Эйзенхауэре. Кеннеди отказался от прямой военной интервенции, в результате «контрас» были разгромлены и взяты в плен кубинскими коммунистами.

Кеннеди стремился к мирному урегулированию разногласий по германскому вопросу и другим острым вопросам холодной войны – и предложил встретиться с советским лидером. Хрущёв, однако, расценил это как слабость молодого неопытного президента. На встрече в Вене 2–3 июня 1961 г. Хрущёв оказал грубый нажим на Кеннеди, отверг его опасения о возможности ядерного столкновения между СССР и Западом и вновь представил ультиматум по Германии и Западному Берлину. Хозяин Кремля начал новый виток балансирования на грани войны.

В ночь с 12 на 13 августа 1961 г., по тайному согласованному решению Хрущёва и лидера ГДР Ульбрихта, граница между Восточным и Западным Берлином была закрыта. В считаные часы были перекрыты улицы, забаррикадированы подъезды, обрезана телефонная связь, разобраны рельсы надземного и подземного транспорта. Тысячи берлинцев оказались отрезаны от своих родных и близких, потеряли место работы. В последующем на границе была построена пограничная полоса с колючей проволокой, минными полями и бетонной стеной с обзорными вышками и пулеметами. При попытках перебежать на Запад пограничники ГДР открывали огонь на поражение. 17 миллионов восточных немцев остались в «социалистической Германии» словно в клетке. Хрущёв был доволен: «таяние» людских ресурсов ГДР было остановлено таким простым способом. Администрация Кеннеди и руководство других западных держав, опасаясь военных стычек в Берлине, заняли позицию наблюдателей и даже не объявили ГДР экономическую блокаду.

Опасения были не напрасными. 26–27 октября протокольный конфликт между американскими военными и пограничниками ГДР на пропускном пункте в Берлине привел к быстрой эскалации и появлению американских танков на границе. Советские власти ошибочно решили, что США решили снести Берлинскую стену. В течение суток американские и советские танки стояли напротив друг друга с работающими моторами. К счастью, у Хрущёва, после переписки с Кеннеди по тайным каналам, хватило здравого смысла отвести советские танки первым. Этому примеру последовали американцы.

Этот эпизод не охладил пыл Хрущёва, а, наоборот, укрепил его уверенность в том, что США войны не желают, и из Кеннеди можно выдавить уступки. 1 сентября 1961 г. СССР в одностороннем порядке возобновил наземные испытания ядерного оружия (прекращенные, по взаимному уговору с США, в 1958 г.) и довел их число до 80 в год. На совещании с физиками-ядерщиками Хрущёв сказал, что ему нужна «супербомба», которая «висела бы как дамоклов меч над империалистами». Такую бомбу изготовила группа физиков во главе с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Бомба в 100 миллионов тонн тротила (100 мегатонн), самая мощная в истории, имела взрывную силу больше чем всё количество взрывчатки, использованной за Вторую мировую войну. Эта бомба была 30 октября 1961 г. сброшена с бомбардировщика Ту-95 над северным островом архипелага Новая Земля. С целью избежать разрушений на советской же территории бомба была испытана вполсилы. Её заряд составил примерно 58 мегатонн.

Последний советский ядерный взрыв состоялся в октябре 1990 г. По официальным данным, за 42 года было проведено 715 испытаний 969 устройств.

Несмотря на стабилизацию ГДР за счет возведения Берлинской стены, Хрущёв не был заинтересован в снижении напряженности в Германии. На заседании Президиума ЦК в январе 1962 г. он сравнил свою политику давления с наполненным до краев стаканом, где жидкость едва не переливается через край. Если такого давления «не будем иметь», говорил Хрущёв своим коллегам, то «врагу дадим спокойно жить».

Соревнуясь с США, КГБ и военно-промышленный комплекс рождали в этот период проекты один чудовищнее другого: от подготовки диверсий на базах НАТО до строительства ядерной суперторпеды, которая могла бы вызвать цунами и смыть с лица земли Нью-Йорк. Действуя в этом духе, 18 мая 1962 г. Хрущёв предложил на Совете Обороны направить на Кубу советские ракеты с ядерными боеголовками. 21 мая «ручной» Президиум поддержал это предложение (сомнение выразил лишь один Микоян). Просматриваются три причины, по которым Хрущёв пошел на эту рискованную акцию. Во-первых, он боялся, что рано или поздно США вторгнутся на Кубу и свергнут режим Кастро. Это означало бы политическое поражение СССР и лично Хрущёва, поскольку с весны 1960 г. Куба фактически стала частью советского блока и получала большую советскую помощь, а кубинская революция пользовалась громадной популярностью в советском обществе.

Во-вторых, советские ракетные базы на Кубе позволяли подправить вопиющее стратегическое неравенство между СССР и США (на тот момент соотношение по «носителям» ядерного оружия составляло 1 к 17). Военные с энтузиазмом поддержали решение Хрущёва. Разработанная ими операция «Анадырь» предусматривала доставку на Кубу 42 ракет средней дальности и 40-тысячный контингент советских войск. В августе советскую группу войск на Кубе усилили атомными тактическими и крылатыми ракетами, а также фронтовыми бомбардировщиками, способными нести атомное оружие.

В-третьих, Хрущёв хотел продемонстрировать, что СССР может действовать под носом у американцев точно так, как США действовали под боком у СССР, например, когда они развернули свои ракеты в Турции. В июле 1962 г. на переговорах в Москве был заключен секретный договор с кубинцами, предоставивший Кубе советский ракетно-ядерный зонтик – подобно тому, как это делали США для союзников по НАТО.

Операция «Анадырь» началась успешно. Советские войска, ракеты и прочее вооружение в глубокой тайне, на борту сухогрузов достигли Кубы. Строительство ракетных баз почти завершилось, когда 14 октября американский самолет У-2 сфотографировал эти базы, отлично видные среди редких пальмовых рощ и практически не замаскированные. На следующее утро Кеннеди получил неопровержимые данные о тайном развертывании советских ракет. Это могло стать поводом для войны, тем более что советско-кубинский договор о совместной обороне, заключенный в Москве в июле 1962 г., сохранялся в секрете, и советские действия предстали миру как беззаконная акция, по сути – скрытая подготовка СССР к нападению на США.

Американские военные единодушно рекомендовали нанести внезапный и сокрушительный удар. 22 октября Хрущёв созвал экстренное ночное заседание Президиума ЦК, где признался, что сложилось трагичное положение – «они могут напасть, мы ответим. Может вылиться в большую войну». Советский руководитель признал, что «мы хотели припугнуть, сдержать США в отношении Кубы». Но в случае, если американские войска высадятся на Кубе, Хрущёв и министр обороны маршал Малиновский считали неизбежным использование против них тактического ядерного оружия. «Если мы не применим ядерное оружие, то они могут захватить Кубу», – подытожил Хрущёв. В этот момент в обсуждение вступил Микоян, который считал, что применение любого ядерного оружия должно быть исключено. После многочасового обсуждения Хрущёв был вынужден признать его правоту. Командующий советскими войсками на Кубе генерал И. А. Плиев получил четкие инструкции не применять ядерных средств даже в случае американской атаки (Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 617–619).

Кеннеди, к счастью, также стремился избежать действий, которые могли бы спровоцировать термоядерную войну. 22 октября президент обратился к стране и к ООН, изложил факты и объявил о военно-морском «карантине» (блокаде) Кубы. Началась открытая фаза кризиса, который стал известен на Западе как «кубинский» и «ракетный», а в России как «карибский». Советское общество имело очень смутное понятие о том, что мир стоит на грани войны. Лишь посвященные люди, в основном из номенклатуры, отправляли свои семьи подальше от Москвы. Между Хрущёвым и Кеннеди началась лихорадочная переписка по дипломатическим каналам и обмен посланиями и сигналами через разведку. Советский лидер еще хорохорился, но был не на шутку испуган.

Хрущёв и министр обороны Малиновский вновь направили командующему советской группой войск на Кубе генералу И. Плиеву приказ ни при каких обстоятельствах не применять ядерного оружия. 27 октября советские ракетчики сбили У-2, убив американского летчика. В тот же день Кастро написал Хрущёву, что американское вторжение на Кубу почти неминуемо «в ближайшие 24–72 часа». В ответ он предлагал, используя «законное право на самооборону», нанести по США сокрушительный удар. «Как бы ни было тяжело и ужасно это решение, но другого выхода, по моему мнению, нет». Хрущёв расценил это предложение Кастро как призыв первым начать ядерную войну (Вестник МИД СССР. 1990. № 24. С. 68).

В МИДе и разведке некоторые считали, что нужно ответить на американскую блокаду Кубы блокадой Западного Берлина. Но Хрущёв понял, что игра зашла слишком далеко. 28 октября, в страшной спешке, не поставив в известность ни кубинцев, ни военных и МИД, кремлевское руководство передало по радио американцам свое решение «демонтировать оружие, которое вы называете наступательным, погрузить его на суда и вернуть обратно в Советский Союз» (Известия. 1962. 30 октября).

Кризис начал спадать, хотя драматичные и сложные переговоры с американцами и кубинцами об условиях вывода советских войск и вооружения, которые вел Микоян, продолжались в течение всего ноября. Президент Кеннеди и его брат Роберт Кеннеди, министр юстиции, по тайным каналам обещали советскому правительству не нарушать суверенитет Кубы, а также убрать из Турции американские ракеты. В целом, однако, кубинский кризис нанес сокрушительный удар по престижу Хрущёва и его политике балансирования на грани войны. Операция «Анадырь» стоила советскому бюджету миллиарды рублей. Несмотря на все уверения советского лидера в том, что «мы спасли Кубу», США одержали политическую и моральную победу. Хрущёв пытался свалить провал операции «Анадырь» на военных и разведку. Но сами военные, а также дипломаты, КГБ и многие из окружения Хрущёва восприняли развязку кризиса как унизительную капитуляцию. Когда Хрущёв рассказал о кризисе пленуму ЦК, многие партийные лидеры задним числом ужаснулись той опасности, которой подверг их Первый секретарь. После кубинского кризиса дни Хрущёва у власти были сочтены.

А. А. Фурсенко, Т. Нафтали. Безумный риск. Секретная история Кубинского ракетного кризиса 1962 г. М.: РОССПЭН, 2006.

Г. М. Корниенко. Холодная война. Свидетельство ее участника. М.: Международные отношения, 1994.

A. Fursenko and T. Naftali. Khrushchev’s Cold War: The Inside Story of an American Adversary. N. Y.: W. W. Norton, 2006.

5.1.22. Советское народное хозяйство в 1960–1964 гг. Военный и гражданский секторы советской экономики. Обсуждение реформ. Нарастание кризиса в сельском хозяйстве. Смерть деревни. Финансовые трудности. Восстание в Новочеркасске

Цифры о развитии советской экономики нуждаются в тщательной проверке и уточнении в связи с гигантским масштабом приписок и обмана, в котором участвовала армия производственников и чиновников. Едкие слова британского премьера XIX в. Дизраэли, что есть «ложь, большая ложь и статистика», ходили как шутка именно в это время. Но, судя по всему, с 1959 г. начинается резкое снижение темпов экономического развития. По осторожным западным оценкам, темпы роста упали в среднем с 6,1 % в 1953–1960 гг. до 4,7 % в 1960–1964 гг. Отчасти замедление роста было неизбежно – ведь советская экономика восстановила потери и разрушения военного времени, и рост исчислялся от все большего объема производства. Но тревожило то, что при значительном росте капиталовложений, расходов и издержек на производство, показатели эффективности экономики отставали. Рост производительности труда был очень незначителен. «Семилетка» по основным показателям, прежде всего сельскохозяйственным, провалилась.

Исключением был военный сектор экономики – «оборонка». Расходы на военное производство и программы несколько снизились после смерти Сталина, но с 1955 г. стали опять возрастать. Только в 1958–1961 гг. объем производства военной продукции увеличился более чем в два раза, а ее доля в общем объеме промышленной продукции составила 6 %. Военные расходы составляли 18–20 млрд руб., или 5–6 % национального дохода. Эта цифра кажется низкой, но надо учесть, что военные «покупали» продукцию у предприятий по сильно заниженным ценам. В конце 1961 г. на производстве вооружения и боеприпасов работало 700 тысяч человек, в авиапромышленности – 1,2 млн, на строительстве боевых кораблей и подводных лодок – 427 тысяч, в военной радиоэлектронике – более миллиона, в ракетно-космическом комплексе – 350 тысяч, в атомной промышленности – не менее миллиона. Собственно ВПК насчитывал 600 предприятий и 367 опытно-конструкторских и научно-исследовательских организаций с общим числом работающих 3,7 млн человек, или 5 % от общего числа занятых в промышленности, образовании, науке, культуре и здравоохранении.

Кроме того, от 60 % до 80 % всей промышленности СССР были обложены «военным оброком». Например, в 1957–1958 гг. десятки совнархозов по всей стране почти полностью переключились на ракетное производство. Когда в 1961 г. понадобился специальный парашют для «супербомбы», в стране исчезли нейлоновые чулки. Главными заказчиками были Министерство среднего машиностроения (атомный проект), военный и авиационный главки, ракетные фирмы. Фактически они работали вне рамок советского планирования, подчиняясь не Госплану, а разнарядкам Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР.

Военно-промышленный комплекс был многоярусным и вездесущим. Во-первых, было построено, в основном трудом лагерных заключенных, около двух десятков «закрытых» секретных городов, не нанесенных ни на одну гражданскую карту. Первым из них стал город Кремлёв (Арзамас-16) на месте прославленной в русской духовной истории Саровской обители, вблизи Арзамаса, – центр по созданию ядерного оружия. В 1955 г. был построен еще один секретный город Снежинск (Челябинск-70) вблизи Свердловска, где расположился второй ядерный центр. Были выстроены гигантские военно-ядерные комбинаты под Томском (Северск) и на Енисее рядом с Красноярском (Железногорск). Железногорск (Красноярск-26) стал самым большим построенным при Хрущёве закрытым городом. Здесь в 1958 г. вошел в строй завод по выработке оружейного плутония. Реактор и двадцать две лаборатории комплекса расположились внутри гранитной скалы на глубине 200–250 метров. Город имел прекрасную инфраструктуру и снабжение товарами, в том числе теми, которые были острым дефицитом в СССР.

Во-вторых, в Москве, Ленинграде, Свердловске и других городах существовали сотни «закрытых» предприятий, научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, которые имели секретный номерной знак («почтовый ящик») и работали на «оборонку». По сути, оставалось мало заводов и исследовательских институтов, где не было бы секторов, отделов или специальных проектов, занятых в военном производстве.

В закрытых городах и в «ящиках» работали сотни тысяч лучших русских ученых и инженеров, туда направляли из лучших университетов молодых специалистов. В это время распределение в «оборонку» считалось престижным и выгодным. На «оборонку» работали или стремились работать самые подготовленные и самые высокооплачиваемые ученые, инженеры и техники.

Хотя у военно-промышленного комплекса СССР и был гарантированный заказчик, но в его работе был элемент конкуренции – он постоянно пытался догнать США. Сказывался и фактор конкуренции между руководством отдельными главными конструкторами. Например, в ракетостроении соперничество и амбиции Королева, Янгеля и В. Н. Челомея (у которого работал Сергей Хрущёв, сын советского лидера) задавали мощный импульс их подчиненным. В 1960 г. было организовано новое специальное конструкторское бюро для создания противоракетной обороны. После этого ракетчики стремились строить ракеты, которые смогли бы избежать поражения противоракетами.

«Оборонка» создавала новейшие технологии и технику. Значительная часть ее поступала в гражданский сектор (то, что на Западе получило название spin-off). К примеру, гражданская авиация, телевидение и бытовая электроника были целиком побочным продуктом «оборонки». 7 декабря 1957 г. Президиум ЦК КПСС принимает специальное решение о создании гражданской реактивной авиации на базе военного бомбардировщика Ту-16, переоборудованного в лайнер Ту-104 (Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 285). Некоторые «закрытые» центры (город Дубна) были рассекречены и начали работать на «мирный атом». И все же чрезмерная секретность и инертность, незаинтересованность хозяйственных руководителей в успехе их товаров на рынке тормозили процесс конверсии.

Уже через пару лет после принятия Программы КПСС стало ясно, что, при существующем положении дел в экономике, СССР не только не догонит США, но и будет от них все более отставать. Коммунистическому руководству самыми слабыми звеньями виделись система планирования, учета и распределения ресурсов и контроль. На Госплан и Комитет государственного контроля после создания совнархозов была возложена главная обязанность в выравнивании многочисленных экономических диспропорций. Но еще в конце 1956 г. председатель Госплана Николай Константинович Байбаков признал, что для советской экономики характерен «провал планирования. Омертвляются капиталовложения» (Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 214).

Сталинское «планирование» строилось на волевых решениях начальников сверху донизу, постоянном «расшитии узких мест» и наказаниях. Ряд видных статистиков и математиков считали, что развитие и внедрение компьютерной техники позволит перестроить плановую систему на новых, научных основах. Одним из них был академик Василий Сергеевич Немчинов (1894–1964), родившийся в крестьянской семье в Пензенской губернии. Он работал землемером и статистиком в земстве, а в Советской России возглавил разработку принципов измерения экономических процессов. Другим экономистом-реформатором был Леонид Витальевич Канторович (1912–1986), который родился в семье врача в Санкт-Петербурге. В 1939 г., в возрасте двадцати семи лет, он написал работу «Математические методы организации и планирования производства», которую безуспешно пытался донести до сведения Сталина (позже он получил за нее Нобелевскую премию).

В 1958 г. Немчинов и Канторович при поддержке правительства и Госплана создали лабораторию математико-экономических исследований в Академии наук СССР. Ученые обратились к исследованиям экономистов 1920-х гг., забытых или уничтоженных в годы террора. Началось обсуждение роли «цены и стоимости», использования «материальных стимулов» и элементов «рыночной экономики». 9 сентября 1962 г. в «Правде», с помощью Немчинова была опубликована статья харьковского экономиста Евсея Либермана «План, прибыль, премия», где он утверждал, что соединение плана с автономией предприятий и их материальным стимулированием даст новую жизнь советской экономике. Предложения Либермана и Немчинова вызвали экономическую дискуссию на страницах партийной прессы и обсуждались на Пленуме ЦК в ноябре 1962 г. На следующий год Немчинов стал директором нового Центрального института экономики и математики (ЦЭМИ). В мае 1964 г. в журнале «Коммунист» появилась его статья «Социалистическое хозяйствование и планирование производства» о необходимости перехода на «хозрасчет» – т. е. систему государственных заказов при гибких ценах. Такой порядок, писал Немчинов, «необходим как фильтр против голого волюнтаризма и вполне реален».

Экономические дебаты начала 1960-х гг. развивались в рамках коммунистической идеологии. Их участники не хотели видеть, что без частной инициативы и рыночных цен, без слома коммунистического государственно-партийного строя и большевицкого подхода к деньгам и прибыли, любые эксперименты с компьютерами и научным менеджментом обречены на провал.

Между тем в 1958–1961 гг. хрущёвский «волюнтаризм» и эксперименты привели страну к продовольственному кризису. Существенно упало поголовье скота. Средняя урожайность зерновых на Целине и других землях не росла, а в 1963 г. резко упала. Душевой урожай зерна в 1963 г. был ниже, чем в России 1913 г. – 483 кг против 540 кг. Потребление зерна росло быстрее, чем его производство. Государственные резервы зерна, довольно большие при Сталине, сократились до 10,2 млн т. в 1960 г. и упали до 6,3 млн. т. в 1963 г. В рапортах секретарей обкомов производство молока, мяса и других продуктов приближалось к показателям США. В действительности с прилавков исчезли молоко, масло, сыр, яйца, рыба, овощи, фрукты и даже базовые продукты – крупы, сахар, макароны.

Первый секретарь не желал принимать во внимание ни социально-психологические особенности русского крестьянства, веками складывавшийся уклад деревни, ни научные исследования. Авторитетом для Хрущёва, помимо его самого, был шарлатан Т. Д. Лысенко.

Освободив деревню от сталинской барщины и бесправия, советская власть при Хрущёве продолжала относиться к крестьянам как к людям второго сорта. В то время как горожане получали пенсии и другие социальные гарантии, пенсия колхозникам была введена только в 1964 г. и составляла в среднем 30 % от городской (16–20 рублей). Деревенские старухи часто не имели тридцати копеек, чтобы купить пачку чая. В деревне не было доступа и к культурным ценностям, во всяком случае, до массового распространения телевизоров в конце 1960-х гг. Сельские церкви, оплот традиционной деревенской культуры, были закрыты и разрушены.

С 1958 по 1964 г., пока действовали хрущёвская политика зажима приусадебных хозяйств, в сельской Центральной России произошли необратимые перемены. В условиях относительно большей свободы передвижения второсортность деревенской жизни и невозможность хорошо заработать трудным сельским трудом побуждала деревенскую молодежь бежать в города. Из деревни при Хрущёве ушли, прежде всего, молодые мужчины, которые после армейской службы находили работу в городах. Попытки советских лидеров после Хрущёва возродить сельское хозяйство, вкачивая туда колоссальные средства, ни к чему не привели. В центрально-русской деревне уже не осталось социальной опоры для возрождения. Молодёжь ушла в город, остались большей частью старики, пьяницы и самые никудышные работники. Передача навыка сельскохозяйственного труда прекратилась.

Желая создавать вместо деревень и деревенек, разбросанных по всему пространству Европейского Центра, агрогорода по примеру крупных американских ферм, Хрущёв продолжил политику Сталина, нацеленную на укрупнение и одновременное сокращение числа сельских населенных пунктов. Земельное поравнение 1918 г. не только смело 100 тысяч барских усадеб, но и умножило дробление крестьянских дворов и полей. Все межи и всю чересполосицу смела коллективизация, создав пригодные для машинной обработки большие поля. Затем при Сталине в 1950–1953 гг. укрупнение колхозов сократило их число с 123,7 тысячи до 93,3 тысячи, а при Хрущёве в 1958–1964 гг. до 37,6 тысячи. Число совхозов выросло с 4,8 до 6 тысяч.

Малым сельским населенным пунктам отрезали электричество, закрывали в них магазины и школы. В них переставали заезжать рейсовые автобусы. Всё это делалось для того, чтобы принудить крестьян переселяться из маленьких деревень на центральные усадьбы колхозов. И крестьяне, многие без большой охоты, бросали свои избы, отцовские поля, могилы дедов и переселялись. Хрущёв и его теоретики в области сельского хозяйства совершенно не принимали во внимание, что при малой плодородности земли Средней России только ее обжитость, только близость крестьянина к своему полю и лугу может обеспечить качественную обработку земли и, следовательно, рентабельный урожай. Отрыв мужика от дедовских угодий рвал последнюю связь его с землей. На центральной усадьбе мало кто продолжал крестьянствовать – одни шли в механизаторы, другие подавались в город, а третьи спивались от безделья и отправлялись на погост. Бесчисленное множество малых деревень было постепенно заброшено, и на огромных пространствах, где в начале XX в. население было избыточным, вообще не осталось селений. Деревни запустели, поля одичали, луга заросли мелколесьем. А в агрогородах стояли, большей частью недостроенные, громадные пустые коровники и птицефермы. Коммунистическая аграрная политика привела за полвека к полному запустению сельского Центра России.

Мнение историка:

«Хрущёв и его сподвижники – от ЦК партии до горкомов и райкомов – разрушили традиционный быт миллионов людей, сохранявших связь с землей, с сельским хозяйством. Не только покосы, поддерживаемые десятилетиями, заросли за это время кустарником, превратились в неудобья, но и люди привыкли вставать на работу двумя часами позже, не заботиться о том, чтобы покормить скотину, подоить корову; люди вдруг обнаружили, что отпуск летом – это не время для того, чтобы косить и заготавливать сено на год, а месяц, который можно провести, не обременяя себя дополнительными работами. Произошел разрыв в поведении поколений». – Р. Г. Пихоя. Советский Союз. История власти. С. 196–197.

В начале 1960-х гг. тяжелая ситуация сложилась и в финансах страны. Капиталовложения в промышленность, социальные программы, повышение зарплат, пенсии, дорогостоящие военные проекты, растущая поддержка партнеров по СЭВ и стран третьего мира, освоение космоса, посылка ракет на Кубу – все это едва позволяло сводить концы с концами. На XX съезде советские вожди опрометчиво обещали народу отменить налоги и начали их снижение. Советский бюджет трещал по швам. В результате, одной рукой раздавая блага, другой рукой режим был вынужден их отбирать. В 1958 г. было объявлено об отсрочке на 20 лет выплат по облигациям внутренних займов – их общая сумма достигла 260 млрд руб. В 1961 г. была проведена очередная деноминация рубля 10 к 1, которая привела к скачку цен. Но в действительности рубль был девальвирован. Цены внутри страны были изменены в десять раз, а отношение рубля к зарубежным валютам увеличилось примерно в пять раз даже по официальному курсу. Т. е. в долларовом эквиваленте все зарплаты в СССР уменьшились в два раза в 1961 г.

В бюджете на 1962 г. при расходах в 80 млрд рублей подоходный и сельскохозяйственный налоги давали лишь 5,4 млрд. Остальное нужно было добирать за счет добычи золота, продажи сырья, доходов госпредприятий, совхозов и колхозов, а также повышения цен (то есть косвенных налогов) на различные товары – алкоголь, автомобили, предметы роскоши и, наконец, продовольствие.

31 мая 1962 г. Хрущёв обнародовал Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о повышении на 35 % цен на мясо и птицу и на 25 % – на масло и молоко. Даже после этого цена на эти продукты оставалась субсидированной, т. е. ниже того, что платило государство колхозникам. Но людей это не интересовало – они помнили, что при Сталине цены снижались и что Программа КПСС совсем недавно обещала им продовольственный рай.

В городах произошел взрыв недовольства. В Москве, Ленинграде, Донецке, Днепропетровске, на Урале, на Дальнем Востоке на домах были расклеены листовки с требованиями снять Хрущёва и снизить цены на продукты. По данным КГБ, широко распространились призывы к забастовкам. Программа КПСС стала в глазах населения посмешищем, а Хрущёв – объектом ненависти.

1 июня 1962 г. начались волнения рабочих на огромном электровозостроительном заводе имени Буденного к северу от Новочеркасска. Для рабочих повышение цен было болезненным вдвойне – одновременно были повышены нормы выработки, т. е. упал их заработок. Рабочие обратились к директору завода Б. Курочкину с просьбой помочь им, но от директора они услышали: «Если не хватает денег на мясо и колбасу, кушайте пирожки с ливером…» Эта фраза вызвала возмущение рабочих. Рабочие собрались на митинг, прекратили работу. В приехавшего первого секретаря Ростовского обкома А. Басова, когда он призвал митингующих «потерпеть», полетели бутылки, и он был вынужден спускаться в свою машину через окно.

На следующий день рабочие вышли на улицы Новочеркасска с требованиями мяса, молока и повышения зарплаты. В колонне демонстрантов несли портреты Ленина, пели «Интернационал». Толпа остановила поезд Саратов – Ростов и стала гудком созывать горожан на центральную площадь. На тепловозе кто-то написал: «Хрущёва – на мясо!» Начальство в панике скрылось, а милицию разогнали рабочие. 2 июня демонстранты ворвались в здание горкома, сорвали красные флаги и сняли портрет Ленина со словами – «он не ваш, он наш». Ужас перед перспективой повторения в России польских и венгерских событий 1956 г., восточно-германского восстания 1953 г. туманил головы коммунистических правителей.

В город, по приказу Президиума ЦК, вошли войска Северо-Кавказского округа. Чтобы предотвратить братание войск и рабочих, по личному распоряжению Хрущёва был отдан приказ командующему Северо-Кавказским военным округом генералу армии Иссе Александровичу Плиеву очистить город, если надо, открывая огонь на поражение. Огонь был открыт, но 3 июня, несмотря на жертвы, начала собираться новая толпа. В Новочеркасск приехали четыре члена Президиума ЦК (Микоян, Козлов, Полянский и Кириленко), председатель КГБ Владимир Семичастный, секретарь ЦК Леонид Ильичёв. Анастас Микоян и Фрол Козлов начали переговоры с делегацией рабочих, которой руководил Б. Н. Мокроусов. В это время войска «наводили порядок», а КГБ арестовал 116 зачинщиков, включая рабочих делегатов. В ходе подавления «беспорядков» было убито 24 человека. Около 40 человек, в том числе и дети, получили огнестрельные ранения разной тяжести. В августе, после короткого суда, по распоряжению из Москвы, семеро «зачинщиков» – Мокроусов, Зайцев, Кузнецов, Черепанов, Каркач, Сотников и Шуваев – были расстреляны, другие получили тюремные сроки от 10 до 15 лет.

ДОКУМЕНТ

Страницы: «« « 12345 » »»