На тропе Луны Вологжанина Алла

Глава 7

На свалке

Карина пинком отбросила очередной пакет с мусором и чуть не задохнулась от запаха тухлых овощей. Да уж, копаться в помойке с обострившимся за последнюю пару дней обонянием было крайне омерзительно. Да еще и холодно не на шутку.

Балансировать на краю контейнера, не наступая на мусор, было нелегко. Одна радость – почуяв волка, крысы разбежались кто куда.

Так, а что там у нас слева? Карина шагнула в сторону, где на каких-то обломках лежал синий пластиковый пакет. Под ногой предательски хрустнуло, она не удержала равновесие и рухнула прямо в холодную скользкую пакость, до половины – оказывается, до половины! – заполнившую контейнер. Вот где воняло по-настоящему!

Карина, не удержавшись, заревела от отвращения и, что греха таить, обиды на такую вселенскую несправедливость. А как хорошо начинался день…

Три дня – полнолуние – и пару дней подстраховки ни ее, ни Митьку в школу не пускали. Взрослые посовещались и решили, что пусть лучше дома сидят, чем вдруг не удержатся и превратятся в волков на глазах у одноклассников. Что касается Митьки, тут и правда всякое могло произойти. А вот Карина – спасибо тетушкиному воспитанию – прекрасно держала себя в руках, хотя и чувствовала себя еще более несуразной и несчастной, чем обычно.

Сегодня Лариса ушла чуть ли не на час раньше – к группе учеников надо было успеть до их рабочего дня. Это значило, что Карина могла вытащить трофейную лапу из морозилки – какое счастье, что тетка не признает заморозку и не покупает мясо про запас! – и заняться ее изучением. В огромной, мерзко посиневшей лапище с черными когтями было что-то донельзя знакомое. И в расположении пальцев, и в серой жесткой шерсти… Как будто взяли человеческую руку и волчью лапу, смешали, но не взбалтывали. Ни фига себе, вот это идея!

Карина бросилась наверх в свою комнату, где оставила телефон и, к счастью, не выключила комп. Даже под ее цыплячьим весом старая деревянная лестница заскрипела и застонала, обещая, что еще час такой жизни, и она развалится.

Митька ответил на ее звонок на первом же гудке.

– Митька!!! – заорала она, забыв даже поздороваться. – Помнишь, я на камеру снимала, когда ты превращался, ну?

– Э-э-э… да, а что? – ответил Митька.

– Перешли мне запись, быстро только.

– Ты там чего, от безделья совсем взбесилась? Что случилось?

– До меня, по ходу, дошло, что это за лапа такая, ну, которую Марк откусил. Она от какого-то волка не волка, а чего-то промежуточного между волком и человеком. Перешли мне запись, а? И сам давай двигай сюда.

– Да я встал только что, в школу собираюсь. Во, файл нашел. Лови.

Комп тихонько тренькнул, принимая пересылку.

На самом замедленном воспроизведении Карина увидела, как Митька уходит в переворот и начинает превращаться, как по телу словно волна пробегает – вытягиваются ноги, горбится спина, стремительно вырастает шерсть… Вот оно! Она нажала на паузу и всмотрелась в картинку – руки Митьки были точь-в-точь, как лежащая на столе конечность. Только шерсть на них была белая. Ну, с шерстью понятно. Митька родился в Вильнюсе. Все их легенды были связаны с «железными» волками, то есть белой масти.

Мужик из архива – ни то ни другое… В смысле шерсть-то у него серая, а сам он – ни волк, ни человек. От волнения Карина превратилась в волчонка и закружилась по комнате, сшибая стулья. Гонка за хвостом – не просто игра, это такой способ привести мозги в порядок.

Любой живой (и не только живой!) организм состоит из клеток. У живого организма они способны меняться, если изменяется окружающая среда, – отсюда всякий бред про мутантов. Но что, если это не совсем бред?.. Что, если они, Карина и Митька, превращаясь, запускают что-то похожее на мутацию? Дают команду своим клеткам замениться на другие?

А если, превращаясь обратно, очень-очень сконцентрироваться и не поддаваться кайфу, который получаешь от этой самой замены клеток… волевым усилием задержать процесс? Уж чего-чего, а удерживаться от превращений даже лунной ночью она умела – достаточно было вспомнить веревки на шее и лапах, которые порой применяли в воспитании и тетя, и мама. Итак, волю в кулак…

– Получилось, – не веря своим глазам, выдохнула девочка, глядя на свою правую руку…

Вернее, лапу – серую, шерстяную, с пальцами длиной с человеческие, но расположенными, как у волка, и с черными, словно лакированными, когтями. На безымянном пальце на когте трещина, да и шерсть на фаланге с проплешиной – это след от ссадины… Она посмотрела на вторую руку… да, в самом деле, руку… Она человек с волчьей лапой. Получилось. Вот это круто!

Дверь распахнулась, жалобно зазвенев закрашенным белой краской стеклом. На пороге стояла тетя Лариса (неужели что-то забыла и вернулась?). Черноволосая, красивая до невозможности и очень, очень сердитая.

– Что. Это. Такое? – ужасным голосом спросила она, держа лапу двумя пальцами на вытянутой руке, как дохлятину какую-то… Впрочем, это и была дохлятина.

От вида племянницы, безуспешно пытавшейся спрятать собственную волчью конечность за спину, она чуть в обморок не грохнулась.

– Ты что, совсем рехнулась?! Ты головой своей соображаешь, что ты творишь?! Что еще за превращалочки среди бела дня? А это?! Ты еще труп в дом притащи.

– Ларик, ну ты что, я… я же дома у себя…

– Рот не раскрывай, у себя дома она! Карина, ты добьешься, что я тебя снова на домашнее обучение переведу, и ты вообще из дома не выйдешь. Ты что, хочешь, чтобы тебя пристрелили, как зверюгу какую-нибудь? Еще раз увижу – привяжу опять. На сутки.

Вот уж это нечестно. При слове «привяжу» уголки рта у Карины сами собой поехали вниз и вбок, а в носу дико защипало. Это было больно, унизительно, совсем не обязательно да и бесполезно к тому же.

– Ну только не привязывай, я честно больше не буду превращаться, ну Ла-а-ар.

Ее самообладания хватало на то, чтобы удержаться от превращений, но не от слез, когда тетка в очередной раз смотрела на нее, как на гадость какую-то. Ее правая лапа моментально стала человеческой ручкой – тонкой, длиннопалой, сплошь покрытой веснушками.

– Ох, Карина, что же ты будешь делать, когда меня не станет… После того как отпразднуешь, конечно. Мы с тобой еще поговорим, где ты это взяла.

И тетушка вышла из комнаты, унося с собой трофей. «Когда меня не станет… отпразднуешь»… Ну зачем она так? Глотая слезы, Карина кинулась к окну – оно выходило не на участок, а на улицу. Лариса направилась к мусорным контейнерам, а затем дальше – к автобусной остановке.

Конечно, Карина тут же метнулась наружу, даже вместо нормальной куртки второпях схватила джинсовку…

И вот теперь замерзшая, в какой-то пакости перемазанная, злая и несчастная, Карина пыталась выбраться из мусорного контейнера. Да еще и плеер забыла дома, и в ушах не звучала музыка, которая помогала примириться с противной вонючей реальностью.

Куда Ларик умудрилась закинуть лапу? В этом контейнере ее явно нет. Значит, во втором или между ними попала. Карина кое-как оперлась о скользкий край бака, подпрыгнула, подтянулась и… чуть не повалилась обратно. Возле бака стоял незнакомый мальчишка ее лет или чуть постарше. У него была странная прическа – там коротко, тут длинно, там свисает, тут выбрито… Но все вместе это смотрелось очень стильно, да еще и белоснежная – то ли седая, то ли крашеная – прядь в черных волосах прямо на макушке. Мальчишка удивленно таращился на нее такими синими глазами, каких она в жизни не видела.

И при этом сама Карина выглядывала из вонючего мусорного бака.

– Блин… – только и смогла сказать она и, сорвавшись со скользкого края контейнера, опять повалилась внутрь.

Отлично! Весь вечер на арене веселый клоун Карина-помоечница… Может, если закрыть глаза и притвориться, что ее тут нет и не было, мальчишка куда-нибудь уйдет?

– Извини. – Синеглазый заглянул сверху в контейнер. Не сработало, не ушел! – Ну-ка, поберегись. – И с этими словами он опустил прямо рядом с девочкой увесистый пластиковый пакет. – Там ничего съедобного, – извиняющимся тоном торопливо продолжил он, – но, если хочешь, я сейчас сбегаю домой и что-нибудь принесу…

У Карины язык к небу прилип. Она почувствовала, что лицо заливает краска. В этот момент она готова была закопаться в вонючие отходы, в угол забиться, лишь бы никто ее не видел ни сейчас, ни желательно никогда в жизни. А мальчишка топтался возле контейнера, явно не зная, уйти ему или что-то предпринять.

– А ты… прямо тут живешь? – спросил он наконец.

Карина отмерла.

– Нет, я прямо вон там живу, – неопределенно махнула она рукой в сторону домов. – И есть я не хочу, спасибо. Лучше помоги вылезти, тут скользко, как на лягушке верхом.

Синеглазый почему-то облегченно вздохнул и улыбнулся.

– Ты сама, как лягушка, только грязная, – ответил он, но руку протянул. – Хватайся.

Карина уцепилась за его руку и, кое-как помогая себе ногами, все-таки вылезла наружу. Мальчишка посмотрел на измазанный рукав своей красивой темно-синей кожаной куртки и тихонько хмыкнул.

– Спасибо, – буркнула Карина, не зная, куда девать глаза.

И тут же увидела лапу, кое-как обмотанную старой газетой. Да уж, Ларик упаковкой не заморочилась. Лапа спокойненько торчала из свертка, лежащего между контейнерами. Бодрящее купание в мусоре было совершенно не нужным. Ну вот разве что с красивым мальчиком познакомилась, ах как романтично. Карина – позорница помоечная.

Она схватила сверток и рванула к дому, но удача опять была не на ее стороне, и девочка со всей дури врезалась в своего не успевшего отскочить спасителя. От неожиданности она застыла, не сообразив даже отцепиться от него. А ему, наверное, показалось, что она с ним обнимается… Вот уж точно, хоть вообще утопись со стыда.

– Эй, ты чего? – удивился он. – Девочка, у тебя что, проблемы какие-то? Родители-то твои где? Может, им позвонить?

Все-таки хорошо иногда казаться малявкой. В джинсовке и с растрепанной косой она и в самом деле чуть ли не третьеклашкой выглядит. А иначе ситуация была бы куда более стремной. Хотя Ермолаева или, например, Люсия – Митькина сестра – выглядели бы королевами даже с капустными листьями на ушах и в помидорных кляксах. Наверное.

Представив любую школьную красотку на своем месте, Карина не удержалась и хихикнула. Нет, им было бы даже хуже.

– Я просто вот это искала… это э-э-э… к хэллоуину. – Она потрясла свертком. К счастью, рука торчала совсем чуть-чуть. – Муляж, понимаешь? Крутой такой, что моя тетя с перепугу выкинула. Переделывать – убиться можно. Спасибо, в общем. Я в этой помойке чуть не околела.

– Ну, если все нормально, тогда пока, – отозвался спаситель. И неловко улыбнулся. – Мы вон там пока поживем. В гостинице как-то… как в мусорке этой.

«Вон там» было самым большим и роскошным на их улице (или даже во всем городе) коттеджем, впрочем давно пустующим.

– Типа в гости можно?

– Ну… помойся только.

Карина снова вспыхнула, но ответить не успела. Из ворот коттеджа выскочил тощий парень постарше, лет двадцати, с темными волосами до плеч. Он увидел их и замахал руками.

– Арно, ты куда пропал? – сердито крикнул он. – Я один всю эту свалку выкидывать не буду, не мечтай.

– Угу, иду, – отмахнулся синеглазый.

Арно, ну надо же.

– Это тебя так зовут? – удивилась она.

– Да, дедушка с фантазией. Назвал папу Арнольдом. А папа без фантазии, назвал меня как себя, – скороговоркой выпалил тот. – Ладно, я пошел, а то Дирке меня сожрет, если кину его одного наш новый дом расчищать. Пока.

– Пока.

Ее имени он, конечно, не спросил, ему, блин, наплевать. Хотя он вряд ли любитель потусоваться с мусорщиками. А местные «звезды» с ума сойдут – такой красивый мальчик, да еще живущий в классном доме…

Уходя, Карина, само собой, не видела, как парень по имени Дирке сверлил взглядом ее затылок. Он изо всех сил втягивал носом воздух с таким видом, словно у него вдруг обнаружили смертельную болезнь.

Арно хотел бочком проскочить мимо Дирке внутрь коттеджа, но тот резко вытянул руку поперек дверного проема. Арноха чуть не врезался в нее.

– Дирке, ты чего? – удивился он.

– Ты помнишь, зачем сюда приехал? – спросил отцовский ассистент, по-прежнему глядя туда, где скрылась девчонка.

– Найти пацана-оборотня. Что еще за проверочка ни с того ни с сего?

Арноха отступил на шаг. Дирке только хмыкнул и руку не убрал.

– Я тоже был влюблен когда-то, – ни с того ни с сего сообщил он. – И натворил паучертову уйму глупостей.

– Почему это «тоже»? Я-то вроде ни в кого не влюблен… Или ты про… с ума сошел? Мелочь какая-то рыжая.

Дирке снова резко втянул носом воздух. Холодный, пахнущий сыростью и гниющей листвой.

– Не мелочь… – буркнул он. – Та была не рыжая, а темная. Мне она тоже сначала казалась мелочью, а потом… Сказала «предавай», и я предал. Тех, кого обязан был защищать и охранять. Помнишь, про взрыв в лаборатории говорили? Она попросила, и я всех подставил. И если снова позовет – побегу к ней. Снова скажет «предавай», я предам. Не забывай, зачем ты здесь. Оборотня искать, тьфу. Ты вроде хотел у отца выспросить про маму свою. И про Киру. Понял?

Угу, понял, что Дирке конченый псих. Хотя… От него тянуло такой вселенской тоской, тощие плечи сутулились под невидимым, но таким тяжелым грузом, что Арнохе стало жаль этого странного «ассистента».

– Ладно тебе, – пробурчал он, – жизнь-то на этом не закончилась. Давай лучше пиццу закажем, что ли, – и добавил не раз слышанное от Киры: – Пока живой, все поправимо.

Глава 8

Школа

После волнующей встречи у мусорного бака Карина с удовольствием прогуляла бы школу, но сегодня у нее там было важное дело. Вторым и третьим уроками была алгебра, на которой планировалась большая, на оба часа, контрольная по пройденной теме. Это был Каринин заработок.

Между двумя уроками алгебры Карина, Митька и его младшая сестра Люся (Люсия, как она сама называла себя с детства) сидели на спортивной площадке за школой. Каринка держала клетчатый листок с ксерокопией второго варианта контрольной. Митька обеспечивал безопасность, а Люсия просто составляла компанию. Она была на год моложе Митьки, но училась с ними в одном классе. Беленькая, хорошенькая, как мультяшный ангелочек, Люсия казалась менее яркой и «звездной», чем Светка Ермолаева, но уж точно была первой красавицей.

Вот и подошедший к ним хулиган Серега Дергунков как-то сразу смутился, покраснел и даже вел себя вполне прилично. Вынул из кармана две мятые сторублевые бумажки. Наверное, недельные деньги на карманные расходы. А еще вероятнее, «отжатые» у малышни. Протянул Карине купюры.

– Оборзела, Кормильцева, – сквозь зубы протянул он, – в прошлый раз стописят было.

– Прошлый раз еще до каникул был, с тех пор мозги подорожали, – нимало не смутилась Карина. – Не хочешь платить, сам выкручивайся, делов-то.

Сам выкручиваться Серега не желал. Он покосился на Люсию, приосанился, даже «круто» сплюнул себе под ноги. Как первоклашка, в самом деле.

– Але, гараж? У тебя второй вариант? – Карина помахала листком перед его носом.

– А? Че? Второй…

Она отдала Сереге листок. Тот потоптался еще, хотел поговорить с Люсией, но то ли не решился при Митьке, то ли просто не решился и отвалил, унося с собой свою возможную четверку. Если списать получится.

Технология заработка собственным умом была отработана давно. На большие контрольные обычно давалось два урока. Правда, второй только наполовину, типа, чтобы переписать решение с черновика. За первый урок Карина решала оба варианта, потом на перемене неслась в ближайший магазин, благо он был совсем рядом, и делала штук двадцать ксерокопий. Сложно было только уговорить продавца использовать клетчатую бумагу вместо правильной копировальной, но и это удавалось. За остаток перемены желающие раскупали «черновики» и в результате получали приличные оценки. Конкуренции можно было не опасаться – за один урок никто не успевал решить оба варианта да еще и записать их более-менее читабельно.

– Тебе не стыдно так зарабатывать? – жмурясь на скупом осеннем солнце, поинтересовалась Люсия, которая в Карининой помощи не нуждалась.

– Не-а, ни разу, – ответила та. – У нас в классе мало того что тупари одни, так еще и недружные. На таких не стыдно и заработать.

– Почему это недружные? – удивилась Люсия.

– Хм, то есть почему тупари, ты и сама понимаешь? Вот смотри, в классе тридцать два человека, из них двадцать постоянно покупают контрольные. Платят, заметь, по двести рублей. Когда у меня Витасик Панаев самый первый контрошу купил, то он даже с лучшим другом не поделился, типа «я ж деньги заплатил». И никто ни с кем не делится, иначе не покупали бы столько. Значит, не друзья они, а фигня какая-то. А тупые, потому что могли бы договориться, скинуться и купить одну копию на всех. Потратили бы каждый по двадцатке плюс два рубля на ксерокс. Нет, Люськ, мне ни капельки не стыдно.

Люсия поморщилась, расправила щелчком оборку джинсовой юбки.

– А почему ты утром вся зареванная была?

– Точно, Каринк, что случилось? – поддержал сестру Митька.

– Да Ларик опять… Хотя я и сама хороша… – И Карина рассказала друзьям об утренней ссоре и выброшенной лапе, правда, про поход на мусорку и встречу с прекрасным рыцарем умолчала.

– Представляю, как ты ее ненавидишь! – с жаром выпалила Люсия, когда Каринка закончила рассказ. – Твоя тетка чокнутая просто.

– Люсь, ты что, сама чокнутая? – опешила девочка. – Как это, Ларку ненавидеть? У меня нет больше никого, как мне жить тогда?

– Подумаешь, у меня кроме родителей тоже никого, а я их ненавижу, – с пафосом выдала подруга.

И тут же получила от старшего брата по затылку.

– Ты фильтруй немного то, что вслух говоришь, – спокойно заметил он. – Во-первых, у тебя есть я. И бабушка, хоть и в Литве. А во-вторых, еще раз про родителей такое услышу, так тебя разукрашу, сама себя не узнаешь. Она за нас двоих подростковым кретинизмом страдает, – бросил он Карине.

Люсия даже на ноги вскочила.

– Ты мне угрожаешь, что ли? – высокомерно, хоть и дрогнувшим голосом спросила она. – Смотри, пожалеешь. Вы все пожалеете. Я еще всего на свете добьюсь сама, вот. А вы… а вы… А тебя Ларка ни капельки не любит. То наорет, то привяжет, то в обноски оденет.

– Люсия, заткнись-ка, – начал было Митька, но Карина его перебила:

– Конечно, любит, дубина. Если бы не любила, отправила бы меня в какой-нибудь детдом на Чукотку, а сама жила бы спокойно. – Карина задумалась. – Вот маму мою она терпеть не могла, это я помню. Так что не гони, Люсь… Я с Лариком больше прожила, чем с мамой. И кстати, не знала, что Ларка такая древняя уже. Мы же дни рождения сроду не празднуем… Не хочу я без нее остаться, она ж моя родная тетка. Так что подумаешь, обноски. Не в шмотках счастье. Я вот еще штаны себе сошью новые, здорово будет.

– К тому же Карина разбогатела, – добавил Митька. – Шмотки купит, если надо будет.

Карина замотала головой:

– Ну их совсем. Я тут задумалась, чем дальше в жизни заниматься. На фотокурсы надо пойти. И на журналистику куда-нибудь…

– А я вот на днях за платьем пойду, мама денег дала, – все еще злым дрожащим голосом сообщила Люсия. И удалилась почти бегом.

– Мить, что это с ней? – удивленно спросила Карина.

– Комплексы, – как всегда спокойно ответил тот.

– У Люсии? Откуда? Такая красотка, умная… в отличие от нас, нормальная.

– А ей хочется быть ненормальной, Карин. Знаешь, такой… роковой дамой с темной тайной в душе. Я уже побаиваюсь – то ли за нее, то ли ее саму. Она ведь не сейчас злая стала, она всю жизнь такая была. Это прорываться только теперь начало.

– Я ее в «Блины-оладушки» свожу, поговорим по душам, – расстроилась Карина.

Вот так вот за своими бедами и не заметишь, что подруга страдает.

– Угу, разговор по душам получится, только если у обеих душа на месте, – отозвался Митька, глядя в никуда своими светло-серыми, с раскосиной, глазами.

Зазвенел звонок на большую перемену, и самые медлительные ученики потащились к учительскому столу с контрольными. На этот раз на списывании никто не попался. Замечательно.

Дверь распахнулась, и в класс просунулась довольная конопатая фзиономия.

– Митька, Закар, ты где? Давай в спортзал, физрук баскетболистов велел собрать!

И капитан команды Митька, чью непроизносимую литовскую фамилию давно сократили до звонкого «Закар», ринулся за гонцом, чуть сумку не забыл.

– Куда? – рявкнула ему вслед алгебраичка Раиса Гавриловна по прозвищу, конечно же, Горилловна. – Сидеть, пока я не сказала, что урок окончен. Кормильцева!

Карина подняла голову от парты. Неужели Горилловна заметила, что все списывали с одинаковых черновиков?

– Опять волосы покрасила? – визгливо спросила учительница. – Каждый раз вижу тебя с другим цветом волос! В начале учебного года ты была красная, потом какая-то черная, а теперь блондинкой решила заделаться?

– Правда? – неумно брякнула Карина. – А я и не заметила…

И поглядела на кончик косы. Ну, блондинка не блондинка, но волосы стали совсем светлые, золотисто-рыжие. Черт, еще утром же были нормального, такого ярко-оранжевого оттенка. Не уследишь за ними. Как и за языком. И что вовремя не прикусила?

Горилловну понесло:

– Не заметила она, смотрите-ка! Вот вызову в школу твою тетю и поговорю о твоем дикарском воспитании. И идти в поход я тебе запрещаю, ты поняла? Посидишь дома и подумаешь о скромности и приличности.

– Поход все равно Марк Федорович организует, его мои волосы не волнуют, – буркнула Карина себе под нос, громковато, правда.

С другой стороны, пусть слышат. Надоело. Не цепляется же училка ни к гидроперитной Ермолаевой, ни к черно-малиново-полосатой Наталье. Знает, что, во-первых, послать могут, во-вторых, есть риск остаться без подарков от родителей.

– Меня твои патлы тоже не волнуют, меня твое воспитание волнует. И хамство в таком возрасте, – провозгласила математичка.

– Так вы мне скажите, в каком можно начинать, – вспылила Карина, – а то я так до старости доживу, а похамить не успею. Так и буду всякую фигню выслушивать ни за что ни про что. Я волосы вообще не крашу, у меня пигментация такая.

– Тетку… в школу… завтра же, – побагровев, зашипела учительница.

– Да обязательно! Она как раз говорила, что жить скучно стало, хоть бы цирк приехал.

– Нахалка! В твоем положении надо вести себя скромно. Тогда бы тебя пожалел кто-нибудь. А ты огрызаешься.

– А меня не надо жалеть, – фыркнула Карина, прикидывая, в какой скандал это выльется, и совсем шепотом добавила: – Подавитесь.

К счастью, перемена была обеденная. Издав гудок пароходной сирены, Горилловна покинула поле сомнительного боя с ученицей.

– Ну ты смертница, – почти восхищенно сообщил Дергунков, выметаясь в коридор.

Перемена тянулась долго. К королеве класса Свете Ермолаевой, увлеченно красящей губы ярко-розовой помадой, подошла Люсия. Она старалась держаться независимо, но получалось не очень – на фоне Светки Люсия как-то меркла, теряла уверенность в себе. Видно было, что ей очень хочется попасть в крутую компанию.

Она что-то тихонько сказала Светке на ухо.

– Иди, места нам займи, – распорядилась та. – Мы сначала разберемся.

И Люсия покорно вышла из класса, даже ссутулилась немного.

Кабинет опустел, Карина и не заметила как. Кроме нее в классе осталась только сама Света – крупная светловолосая девица в запредельно укороченной форменной юбке и розовом – вырви-оба-глаза – джемпере с неуместным для школы декольте. Ну и, конечно же, три ее верных прилипалы… По-па-дос.

– Пошла вон, – бросила Ермолаева куда-то в сторону.

И Карина увидела, что в углу еще копошится Ниночка Бельчик, маленькая и тихая, как паутинка. Ниночка сжалась и безропотно выскочила из класса, бросив на Карину отчаянный взгляд.

– Ну что, Кормильцева, кормилица ты наша, – процедила Ермолаева, картинно, как в кино, разминая пальцы. Карина подумала, что из-за наманикюренных когтей та даже кулак толком сжать не сможет, зато, пожалуй, всю шкурку сдерет. – Птичка на хвосте принесла, ты с нас деньги за контроши берешь и сама же нас еще и дураками обзываешь?

Неужели Люська ей наболтала? Ничего себе подружка…

– Тебе чего надо, Ермолаиха? – безнадежно огрызнулась Карина. – Если ты не дура, решай контрольные сама, я тебе силком, что ли, их впихиваю?

– Нужны мне твои контрольные, – ответила Светка, подходя поближе. – Бабло гони назад, ты, крыса сопливая.

– Ага, разбежалась, шнурки только поглажу.

– Че встали, держите ее! – бросила Светка.

Прилипалы бросились на Карину. Идиотки. Если им деньги нужны, надо было сумку хватать, козе понятно. Но куда им до козы!

Поймать Карину было непросто. Еще сложнее удержать – тощую, ловкую и вертлявую.

– Ну все, достала. – Светка умудрилась-таки ухватить ее за косу, дернула к себе.