Колесо крутится. Кто-то должен поберечься Уайт Этель

Глава 6. Зал ожидания

Зрение возвращалось по частям. В воздухе плавали фрагменты человеческих лиц: нездорово-бледная кожа, темные глаза, плохие зубы.

Постепенно Айрис осознала, что лежит на скамье в каком-то темном помещении, окруженная группой женщин крестьянского вида, довольно одинаковых; национальное сходство усиливалось тем, что в этих горах все друг с другом в родстве. Женщины смотрели на нее с полным безразличием, словно на случайное уличное развлечение – сбитое машиной животное или бьющегося в припадке человека. В невыразительных лицах не читалось ни капли сострадания, в тусклых глазах – ни искорки любопытства.

– Где я? – в ужасе спросила Айрис.

Женщина в черном неожиданно разразилась потоком гортанной речи. Айрис, ничего не понимая, слушала в беспомощной панике, подобной той, которую впервые ощутила вчера в ущелье. Лицо женщины было настолько близко, что Айрис видела поры у нее на коже и волосы, растущие из ноздрей, – и при этом их разделяла такая пропасть, словно они находились на разных планетах.

Хорошо бы кто-то пролил свет на случившееся, развеял окутавшие чары. Айрис понятия не имела, что произошло; чтобы собраться с мыслями, ей требовалось ясное, подробное объяснение, а не загадочный язык знаков. Вспомнились постояльцы гостиницы, от которых она сегодня буквально сбежала. Сейчас она чувствовала, что пожертвовала бы годами жизни, только чтобы увидеть перед собой одухотворенное лицо священника или встретиться взглядом с добрыми глазами его жены.

В попытке вернуться к реальности Айрис привстала и огляделась вокруг. Помещение выглядело смутно знакомым. Потемневшие деревянные стены, засыпанный песком пол, он же по совместительству – общественная плевательница. Косой луч пыльного света падал из узенького окошка на полку со стаканами из толстого стекла.

Айрис подняла голову повыше и тут же почувствовала тупую боль, а за ней – приступ головокружения. На секунду ей показалось, что сейчас ее вырвет, но внезапная догадка отогнала тошноту. Это зал ожидания! Еще вчера она вместе с приятелями заходила сюда, чтобы выпить на дорожку. Отдельные мысли, метавшиеся в голове подобно грохочущим вагонам, вдруг надежно сцепились – образ железной дороги собрал их в единый состав. Она вспомнила, как сидела на солнышке, ожидая прибытия экспресса, и сердце судорожно дрогнуло. Что произошло с тех пор, как она потеряла сознание, как давно это случилось? Быть может, экспресс уже пришел. И – ушел?

Голова снова закружилась, и Айрис пришлось ждать, пока пелена перед глазами рассеется, чтобы проверить время на своих крошечных наручных часиках. Выяснилось, что до поезда еще двадцать пять минут, которые она может потратить, чтобы окончательно прийти в себя.

«Почему я потеряла сознание? На меня напали?» Закрыв глаза, Айрис изо всех сил попыталась сосредоточиться и вспомнить, однако в памяти запечатлелись только голубое небо и зеленое, как трава, озеро.

Внезапно она вспомнила про сумочку и принялась шарить руками вокруг себя. К ее разочарованию, сумочка рядом не нашлась, нигде на скамье ее тоже не было видно. Чемодан стоял поблизости на полу, а сверху лежала шляпка, словно отмечая – твои вещи кончаются здесь.

– Моя сумочка! – воскликнула Айрис в ужасе. – Где моя сумочка?

В сумочке были не только деньги и билеты на поезд, но и паспорт, без которого невозможно уехать. Даже если она, без гроша в кармане, найдет способ попасть на поезд, ее высадят на первой же границе. При этой мысли Айрис пришла в совершенное исступление. Наверняка окружающие женщины сговорились, чтобы ограбить ее, пока она без сознания! Айрис попыталась вскочить со скамейки, и женщины принялись укладывать ее обратно. Изо всех сил стараясь вырваться, Айрис улышала странное пыхтение, как будто кто-то задыхался, а на его фоне – громкий шипящий звук, словно из-под земли неожиданно забил фонтан.

Несмотря на все ее усилия, женщине в черном удалось опустить Айрис обратно на скамью, а толстая девица, бюст которой едва помещался в блузке, поднесла к ее губам стакан с какой-то жидкостью. Айрис не хотела пить, и тогда с ней обошлись как с ребенком – оттянули вниз подбородок и вылили жидкость, оказавшуюся водкой, прямо ей в горло. Она подавилась и закашлялась; в голове еще сильнее запульсировала боль. Испугавшись, что снова потеряет сознание, Айрис прекратила бороться и без сил опустилась на скамью.

Нельзя оказаться прикованной к постели в деревне, одной, вдали от друзей. Если бы удалось хотя бы вернуться в гостиницу, можно было рассчитывать, что соотечественники ссудят ей каких-нибудь денег, и тогда можно выправить новый паспорт… Правда, это означало бы серьезную задержку, да и постояльцы – чужие ей люди и не сегодня завтра должны разъехаться. Айрис на неопределенный срок останется одна, хорошо еще, если за ней хоть как-то будут ухаживать. Да и гостиница уже почти закрылась.

– Я не имею права болеть, – твердо сказала она. – Пока не поздно, нужно выбираться.

Айрис была уверена – если удастся сесть на поезд, одна лишь мысль, что она, миля за милей, возвращается к цивилизации, поможет ей продержаться столько, сколько надо. Вспомнила Базель над молочно-изумрудным Рейном; в этом городе великолепные отели, а прислуга говорит по-английски. Там, где ее понимают, можно будет и поболеть.

Главное – попасть на поезд. На карту было поставлено так много, что Айрис возобновила отчаянные попытки подняться и найти сумочку. И тут она заметила, что кто-то пытается привлечь ее внимание. Это был пожилой человек в грязной униформе носильщика и с лицом словно у лешего – загорелым и изборожденным морщинами, подобно старому пню. Человек раз за разом снимал засаленную кепку, потом указывал пальцем вверх и, наконец, – ей на голову. Вдруг ее осенило – носильщик хотел сказать, что на платформе ей напекло голову и с ней случился солнечный удар.

У Айрис гора с плеч свалилась, поскольку загадка происшедшего одновременно озадачивала и пугала ее. Она никогда не жаловалась на здоровье, а в обморок вообще упала впервые в жизни. Была и еще одна причина для радости – оказывается, несмотря на все ее сомнения, общение с местными все же возможно, пусть даже и на сравнительно приземленные темы. Поэтому, как ни велика была ее паника по поводу поезда, Айрис все же нашла в себе силы слабо улыбнуться носильщику. А тот, как будто все это время ожидал от нее сигнала, немедленно сунул руку за ворот своей блузы и вытащил наружу ее сумочку!

Что-то пискнув, Айрис выхватила сумочку. Вспомнив, какая толпа собралась на платформе, она даже не надеялась найти деньги; оставался лишь слабый шанс, что не тронули хотя бы паспорт. Трясущимися руками она расстегнула молнию и застыла в изумлении – все содержимое было на месте. Билеты, деньги, паспорт, даже счет из гостиницы с отметкой об оплате. Выходит, она серьезно недооценила честность местных жителей, и эту ошибку следовало немедленно исправить. По крайней мере, теперь ясно, что происходит. Как обычно, сработал защитный квадрат на ладони, и ей поспешили на помощь.

Женщины, на которых пролился золотой дождь, даже глазом не моргнули; похоже, они впали в ступор от изумления и утратили способность к благодарности. Старик-носильщик, напротив, просиял и ухватился за ручку чемодана, давая понять, что у него все под контролем. Водка, которой Айрис так сопротивлялась, помогла собраться; перемена ситуации тоже пошла на пользу. Почти полностью овладев собой, она достала билет и протянула носильщику.

Того словно током ударило. Разразившись возбужденным потоком слов, он схватил девушку за руку и потащил ее к дверям. Едва оказавшись снаружи, Айрис сразу поняла природу странного звука – шипел выпускающий пар локомотив. Пока она теряла драгоценные минуты, на станции стоял экпресс!

Теперь он отправлялся.

На платформе царила кутерьма. Громко хлопали двери купе. Провожающие столпились перед вагонами, выкрикивая слова прощания. Служащий поднял флаг и просвистел в свисток.

Они опоздали на какую-то минуту. Айрис с горечью осознала, что все пропало, а носильщик… Носильщик, если воспользоваться метафорой, ухватился за ускользающую возможность и не упустил ее. Прошел лишь краткий миг между тем, как поршни паровоза пришли в движение, и первым оборотом колеса, а он уже рвался сквозь толпу, подобно престарелому тигру. В его жилистом теле осталось достаточно силы и ловкости, чтобы добраться до ближайшей двери вагона и распахнуть ее.

Здесь дорогу ему преградила величественная, одетая в черное дама, перед которой он, повинуясь крестьянскому инстинкту, должен был бы сам собой согнуться в поклоне. С другой стороны, его только что наняли за сумму, значительно превосходящую его чаевые за целый, пусть и непродолжительный, курортный сезон. Следовательно, нанимательница должна занять место в вагоне. Поднырнув под рукой царственной дамы, носильщик забросил чемодан в купе, а следом втащил и саму Айрис. Наружу он выпрыгнул, когда состав уже набирал ход. Когда Айрис высунулась наружу, чтобы помахать ему в знак признательности, носильщик осклабился в ответ беззубой гномьей улыбкой.

Платформа ушла далеко назад, миновали мост – вокруг грубых свай плескались воды озера; вскоре изумрудная простыня, смятая ветерком и вновь выглаженная солнцем, тоже исчезла за окном. Когда выгнувшийся дугой поезд скользнул к пробитому в скалах тоннелю, Айрис представилась последняя возможность бросить взгляд на деревню. Она увидела лишь кучку разноцветных игрушечных домиков, расставленных на зеленой полке долины.

Глава 7. Пассажиры

Поезд вынырнул из тоннеля и загрохотал по зеленому, плотно заросшему лесом ущелью. Айрис бросила взгляд на часы. Стрелки показывали, что до прибытия экспресса на Триест оставалось двадцать пять минут.

– Похоже, остановились, когда я хлопнулась в обморок, – решила Айрис. – Как нельзя вовремя! Я чуть было не пропустила поезд.

Воспоминание тут же наполнило ее глубокой благодарностью судьбе за то, что она все-таки едет домой в Англию. За последние сутки девушка успела испытать больше волнений, чем за всю предыдущую жизнь, такую легкую и хорошо организованную. Теперь ей было знакомо ужасное чувство потери – друзей, денег, здоровья; чувство, что все связи с миром оборваны. И как обычно, в самый критический момент удача повернулась к ней лицом. В силу контраста обычная поездка выглядела теперь событием, исполненным неземного блаженства. Это при том, что железная дорога всегда казалась Айрис необходимостью того сорта, который можно вынести только при помощи специальных условий – таких, как купе люкс, цветы, фрукты, конфеты, легкое чтиво и друзья, способные поддержать настроение. Сейчас же, в не слишком чистом вагоне и без особой надежды пересесть в люкс в Триесте, Айрис чувствовала такой азарт, словно она впервые в жизни отправилась путешествовать.

Пейзаж за окном демонстрировал прямо-таки варварское великолепие. Поезд летел мимо каменных груд, вызывавших в памяти гравюры Доре на тему Дантова Ада. Серебряные вены водопадов прорезали гранитные стены ущелий. Время от времени попадались засушливые участки, только темные пруды, заросшие по краям черными метелками камыша, виднелись в безлюдных впадинах. Айрис наблюдала за зрелищем, словно на экране, в глубине души радуясь, что от пейзажа ее отделяет двойное стекло. Вся эта монументальность представляла собой осколки мира, безжалостно разрушенного стихиями, что напоминало ей о собственном недавнем столкновении с реальностью. Воспоминание заставило девушку съежиться – несмотря на то, что от кошмара на станции ее уже отделяла толща огромной горы. Лишь теперь, когда прошлое с каждой минутой уходило назад, словно скользя по змеящимся рельсам, Айрис смогла оценить, какая тонкая грань отделяла ее от полной катастрофы. Ведь среди толпы на станции наверняка были темные личности, которые не преминули бы воспользоваться столь удачным совпадением: иностранка в обмороке – впрочем, на иностранку-то им было наплевать – и многообещающая добыча в виде дорогой сумочки. Какое счастье, что первым рядом с ней оказался гном-носильщик!

«Мне-то всегда везет, – подумала Айрис. – А вот каково было бы другим на моем месте?»

Впервые в жизни она осознала, сколь ужасна судьба людей, лишенных защитного квадрата на ладони. Даже случись сейчас железнодорожная катастрофа, средние вагоны (а именно там ехала Айрис) останутся на рельсах, а в других, сошедших с насыпи, сложившихся словно перочинный нож, погибнут люди…

Вздрогнув от этой мысли, Айрис невольно перевела взгляд на женщину средних лет напротив. Та состояла из одних недостатков – мелкие, с трудом различимые и беспорядочно разбросанные черты лица, малоопределенный оттенок щек, будто по уже нарисованному лицу кто-то прошелся ластиком и почти все стер. Кудряшки выцвели, кожа на лбу – цвета овсяной каши. Правда, до образцовой карикатуры на старую деву женщина все же слегка недотягивала. В частности, ее твидовый костюм и шляпка в тон выглядели довольно прилично, хотя и были начисто лишены индивидуальности. В обычное время Айрис даже не задержала бы взгляда на незнакомке, но сейчас в ней проснулось сострадание.

«Случись что-нибудь вот с ней, никто и внимания не обратит», – сразу поняла она.

Дальнейшие мысли оказались и вовсе нерадостными – о том, что на свете есть определенный процент людей, не имеющих ни друзей, ни денег, ни связей. Фактически они – никто, их исчезновение пройдет совершенно незамеченным, они канут в омут и даже кругов на воде не останется.

Чтобы отвлечься, Айрис попробовала снова смотреть за окно, но теперь перед ним стояли пассажиры, вышедшие в коридор, поскольку купе были переполнены. Так что она, впервые с начала поездки, обратила более пристальное внимание на собственных шестерых соседей. Собственно, купе и было рассчитано на шестерых; после вторжения Айрис в нем стало одним пассажиром больше, чем положено.

На скамье рядом с ней расположилось семейство – двое крупных родителей и худенькая девочка лет двенадцати. Отец семейства, судя по очкам в роговой оправе и самодовольному виду, преуспевающий горожанин, бритоголовый и с маленькими нафабренными усиками. У его жены была прямая набриолиненная челка и кустистые брови, похоже, что подкрашенные углем. Детские носочки девочки шли вразрез с ее в остальном вполне взрослым видом. Судя по заколкам в волосах, прическу ей только что тщательно уложили после перманента. Модные, с иголочки дорожные костюмы семейства напомнили Айрис виденную когда-то книжку по геометрической стенографии. Костюм папаши был в полоску, мамаши – в горошек, а дочери – в клеточку. Айрис некоторое время забавляла себя мыслью, что если эти костюмы разобрать на части и хорошенько перемешать, на выходе получится стенографическое послание человечеству. Скорее всего, восхваляющее семейные ценности, ведь даже газету это семейство делило на троих. Мамаша изучала раздел мод, девочка – странички для детей, глава семейства читал финансовые новости.

Айрис перевела взгляд на противоположную скамью. Рядом с женщиной в твиде сидела довольно привлекательная девушка, которая, однако, выбрала за образец стереотипную блондинку-киноактрису. Это было видно и по ее приглаженным волнистым волосам, и по огромным голубым глазам с накладными ресницами, и по бровям бабочкой. Дополняли картину нарумяненные щеки и ярко накрашенные губы. Несмотря на тонкость черт, красота девушки казалась штампованной и лишенной жизни. На ней был обтягивающий белый костюм, под ним – черная шелковая блузка до самого горла. Черным было и все остальное – шляпка, перчатки, сумочка. Девушка сидела очень прямо и неподвижно, словно позируя для кинопроб. Места на скамье ей требовалось совсем немного, поскольку забота о фигуре довела ее чуть ли не до дистрофии. Тем не менее она вплотную прижалась к твидовой женщине, задвинув ту в самый угол и освободив оставшееся место в знак уважения к даме, не желавшей пускать Айрис.

Не было ни малейшего сомнения – эта величественная персона принадлежала к местному правящему классу. Ее глаза горделиво сверкали, а нос выделялся, словно клюв хищной птицы. Огромная туша, затянутая в плотное черное платье и полускрытая вуалью, занимала чуть ли не полскамьи. К изумлению Айрис, дама смотрела прямо на нее, причем с неприкрытой враждебностью.

«С одной стороны, купе действительно не мое. Но ведь не ей жаловаться, у нее-то места полно! И объяснить не выйдет, сиди теперь и мучайся…»

Повинуясь внезапному импульсу, Айрис наклонилась к даме:

– Вы говорите по-английски?

Вопрос, очевидно, оказался оскорбительным – сдвинув тяжелые веки, дама демонстративно закрыла глаза, словно столь плебейское зрелище было для нее совершенно невыносимым. Не решившись продолжать, Айрис обернулась на остальных пассажиров. Семейство не отрывало глаз от газеты, старая дева разглаживала юбку, блондинка продолжала смотреть прямо перед собой. Каким-то образом Айрис чувствовала, что это тщательное безразличие – демонстрация уважения к даме в черном.

«Да кто она такая? – рассердилась Айрис. – Местная священная черная корова? Пока она молчит, никто и слова сказать не смеет? Если хотите знать мое мнение, это просто толстая баба, да еще и в уродских перчатках!»

Однако надолго удержать революционный настрой Айрис не удалось. От огромной черной фигуры распространялась атмосфера властной уверенности, и Айрис волей-неволей начала ее впитывать. Кроме того, первоначальное возбуждение уже улеглось, и она вновь ощутила последствия солнечного удара. Голова раскалывалась, мускулы шеи свело. Тревожные симптомы намекали, что следует быть осторожней – еще сохранялась угроза разболеться посреди чужой страны, и следует беречь нервную энергию, а не тратить ее направо и налево только потому, что кто-то вдруг не понравился.

В купе было душно, продолжало давить присутствие «черной вдовы». Айрис не сомневалась, что та представляет собой ходячий клубок предрассудков и препятствие на пути всего здравого, что есть в обществе. Типичный камень на дороге прогресса. Девушка почувствовала, что на лбу выступает пот, и взглянула на закрытые окна. Окно с ее стороны выходило в коридор, где было слишком людно, чтобы рассчитывать на свежий воздух. С трудом поднявшись на ноги, Айрис ухватилась за рукоятку противоположного окна.

– Вы не возражаете? – подчеркнуто вежливо обратилась она к пассажирам в надежде, что по ее интонации те догадаются: она спрашивает их позволения открыть окно.

Глава семейства тут же встал и перехватил у нее рукоятку. Однако вместо того, чтобы открыть окно, он, словно на священную реликвию, посмотрел на даму в черном, потом перевел взгляд на Айрис, нахмурился и отрицательно покачал головой.

Айрис, раздраженная отказом, вернулась на свое место.

«Ничего не поделаешь. Надо держать удар. Ты здесь чужая».

Для самого популярного члена тусовки оказаться в меньшинстве – опыт новый и неприятный. Теперь нужно терпеть не только недостаток вентиляции, но еще и неспособность выразить собственные желания или объяснить свои действия. Все равно что одновременно лишиться речи и слуха.

Дверь купе открылась, и внутрь протиснулся высокий мужчина. Даже отдавая себе отчет в том, что ее чувства сейчас обострены до предела, Айрис решила, что никогда не видела столь отталкивающей физиономии. Мужчина был бледен, как гончарная глина, носил черную бороду лопатой, а его темные глаза под очками казались совершенно лишенными жизни. Поклонившись даме в черном, он встал перед ней и начал что-то говорить.

Очевидно, рассказ был весьма увлекательным – все пассажиры, включая девочку, внимательно слушали. Сам же мужчина, поблескивая очками, переводил глаза с одного пассажира на другого, пока наконец не уставился на Айрис – холодно, бесстрастно, как на лабораторный образец под микроскопом. Мужчина явно не ожидал увидеть данный экземпляр и не особенно был рад его появлению. Наклонившись к самому уху дамы, он что-то негромко спросил. Та прошептала ответ.

«Жужжат как мухи в банке, – подумала Айрис. – Вообще, мне это кажется или я им всем действительно неприятна?»

Для подобной вражды не было ни малейшего основания, тем более со стороны чернобородого, который вообще ее впервые видел. Она всего лишь причинила определенное неудобство группе незнакомых людей, которых к тому же отделял от нее языковой барьер. Айрис закрыла глаза и попыталась выкинуть попутчиков из головы.

Когда жужжание наконец стихло и за чернобородым закрылась дверь купе, ей сразу стало легче. Зато сильно разболелась голова. Тянуло выкурить сигаретку, выпить чаю. Однако закурить она не решалась, опасаясь головокружения, а чай вообще казался чем-то из другого мира. Поезд несся через безлюдную местность – только скалы и сосны. О цивилизации время от времени напоминали лишь старинные замки, как правило, лежащие в руинах. За окном проплывал сказочный ландшафт, а в дверь купе вдруг просунулась голова и выкрикнула что-то, похожее на изощренное ругательство.

Пассажиры никак не отреагировали, но Айрис стала расстегивать сумочку, на случай, если от нее требовалось предъявить паспорт или билет. Чистая английская речь прозвучала совершенно неожиданно. Поднявшись с места, женщина в твиде обратилась к ней с вопросом:

– А вы идете в вагон-ресторан? Там уже накрыто для чая.

Глава 8. Чаепитие

Айрис была настолько поражена, что не сразу нашлась с ответом, а лишь с изумлением уставилась на проплывающий за окном грубый песчаник, словно ожидая увидеть на его месте аккуратные швейцарские домики или голубые озера Италии.

– Вы англичанка?.. – наконец выдохнула она.

– Разумеется. Я всегда думала, что выгляжу очень типично. Так вы идете?

– Конечно, конечно!

Выйдя вслед за нежданным гидом из купе, Айрис с беспокойством обнаружила, что оно находится в самом конце коридора. Похоже, защитный квадрат в этот раз недоработал, и в случае катастрофы ей придется несладко.

– Мы что же, сразу за паровозом? – спросила она обеспокоенно.

– Нет-нет, – успокоила ее женщина в твиде. – До паровоза еще несколько вагонов третьего класса. Состав удлиненный, в самом конце сезона очень много пассажиров. Как сельди в бочке.

Очевидно, собеседница была из тех, кто всегда в курсе происходящего, поскольку немедленно начала делиться подробностями:

– Когда будем проходить мимо соседнего купе, загляните в окошко. А я вам потом кое-что расскажу.

Айрис, хоть и не слишком заинтересованная, заглянула – и тут же пожалела об этом. На одной из скамей вытянулась неподвижная, укрытая покрывалами фигура с полностью забинтованной головой. Более того, рядом с больным стоял чернобородый. В купе также находилась монашка, но с лицом настолько лишенным эмоций, что назвать ее «сестрой милосердия» язык не поворачивался. Она о чем-то беседовала с чернобородым, когда забинтованный человек – мужчина? женщина? – слегка приподнял руку. И чернобородый, и монашка не могли не заметить этого движения, однако не обратили на него ни малейшего внимания, словно были лишь экспедиторами, отвечающими за перевозку бессловесного чурбака.

При виде слабых, дрожащих пальцев Айрис почувствовала острейшее сострадание. Внутри все сжалось при мысли о том, что, если бы карты легли чуть-чуть иначе, она тоже могла сейчас неподвижно лежать на койке, и чужие ей люди так же игнорировали бы ее попытки привлечь внимание.

– У этой монашки совершенно уголовный вид, – прошептала она.

– Это не монашка, а медицинская сестра, – просветила ее женщина в твиде.

– Тогда мне жаль пациента… Почему они не занавесят окошко купе?

– Внутри будет слишком темно.

– Не повезло бедняге. Надеюсь, это мужчина?

Конечно, желание избежать параллелей между собой и неподвижной фигурой в купе было совершенно глупым, но Айрис все равно была разочарована, когда собеседница покачала головой:

– Нет, женщина. Ее погрузили на поезд на той же станции, откуда еду я, еще выше в горах. Доктор как раз рассказывал обо всем баронессе. Женщина попала в ужасную автокатастрофу, есть риск, что поврежден мозг. Доктор распорядился срочно доставить ее в Триест для операции.

– Вот этот чернобородый и есть доктор? – уточнила Айрис.

– Да. Причем очень известный.

– В самом деле? Я бы скорей обратилась к коновалу… – пробормотала Айрис, однако женщина в твиде, шедшая впереди, не расслышала. Они проталкивались через забитые людьми коридоры и успели одолеть полпути, когда спутница Айрис столкнулась в дверях с другой женщиной, одетой в серое.

– Прошу прощения, – извинилась та. – Я вышла посмотреть, не несут ли наш чай. Я заказывала проводнику.

Узнав голос миссис Барнс, Айрис поспешно отступила на шаг назад – встречаться с викарием и его женой не было ни малейшего желания. Ее спутница, напротив, радостно воскликнула:

– Вы тоже англичанка? Мне сегодня везет. – И, поскольку добрые карие глаза миссис Барнс располагали к доверию, добавила: – Я целый год не видела ни одного англичанина.

– Так вы возвращаетесь домой? – подхватила всегда готовая к сопереживанию миссис Барнс.

– Да, и сама не могу в это поверить. Хотите, я напомню официанту про ваш чай?

– Было бы просто замечательно. Мой муж, к сожалению, плохо переносит дорогу. С сильными мужчинами такое бывает.

Айрис уже начала терять терпение. Когда миссис Барнс перевела разговор на своего мужа, стало ясно, что чая теперь можно ждать до бесконечности.

– Боюсь, мы заняли весь проход, – рискнула она вмешаться.

Улыбка, которой встретила ее появление миссис Барнс, получилась довольно натянутой – очевидно, эпизод с Гэбриэлом еще был не забыт.

– Вы, наверное, не думали нас увидеть? Мы решили не дожидаться последнего поезда. И наши друзья, сестры Флад-Портер, поехали с нами. Сказать по правде, все в сборе – молодожены тоже едут этим экспрессом.

Айрис продвинулась еще немного по забитому людьми коридору. Женщина в твиде, шедшая впереди, обернулась, чтобы заметить:

– Какое одухотворенное лицо у вашей подруги! Как у печальной мадонны.

– Напротив, она очень жизнерадостная и вовсе не моя подруга, – возразила Айрис.

Дамы не без опаски миновали последний громыхающий тамбур и попали в вагон-ресторан, который, похоже, был полон. За одним из столиков пили чай сестры Флад-Портер в безукоризненно сидящих дорожных костюмах из беленого льна. Когда Айрис протискивалась мимо, они вежливо, с подчеркнутой формальностью склонили головы. Во взглядах довольно ясно читалось: «В дороге мы еще знакомы, но по прибытии в Лондон мы тебя знать не знаем». Айрис никак не выказала желания к ним присоединиться, и мисс Роуз не удержалась, чтобы не взять ситуацию под контроль:

– Вас зовет ваша знакомая, – объявила она.

Айрис обернулась и увидела, что ее спутница отыскала последний незанятый уголок, где к одной из стен был приставлен дополнительный столик, и заняла там место. Когда Айрис присоединилась к ней, та радостно оглядывалась вокруг.

– Я уже заказала чай для той дамы и ее мужа. Скажите, разве здесь не замечательно?

В ее радости было столько энергии и энтузиазма, что Айрис даже не пришло в голову слово «претенциозность». Она не без сомнения оглядела выцветшие бархатные занавески, грязноватую скатерть, стеклянную розетку с вишневым джемом и наконец перевела взгляд на спутницу. Лицо, практически лишенное черт, если не считать морщинок, – но бледно-голубые глаза сверкают, а голос звенит, как у девчонки.

Впоследствии, когда Айрис пыталась собрать воедино все свидетельства разворачивающегося заговора, именно это несоответствие между девчоночьим голосом и обликом старой девы заставило ее впервые усомниться в собственных воспоминаниях. Которые в любом случае не изобиловали подробностями, поскольку больше она столь пристально на спутницу не смотрела. В глаза било солнце, и Айрис пришлось прикрывать их ладонью. Однако всю беседу ее не покидало ощущение, что щебечущий голосок напротив принадлежит собеседнице намного моложе, чем она сама.

– Чему вы так радуетесь?

– Это ведь путешествие! Мы движемся! И все вокруг движется.

Здесь Айрис не могла не согласиться – все вокруг действительно двигалось, пусть и несколько дергано, как в старом кино. Официанты сновали по раскачивающемуся вагону, стараясь не уронить подносы. За окном проносились фрагменты пейзажа. Зола от паровоза сыпалась на блюдечко с маслом и на пирожные. В лучах света плясали пылинки, а чайные чашки подскакивали на каждом стыке рельсов. Айрис торопливо пила чай, пытаясь не разлить, и слушала рассказ своей спутницы. Та оказалась домашней учительницей английского при богатой местной семье по имени Виннифред Фрой и ехала домой в отпуск.

– Папа и мама пишут, что говорят лишь о моем приезде. Они просто дождаться не могут, совсем как дети! Да и Сокс тоже как ребенок.

– Сокс? – уточнила Айрис.

– Да, так его папа прозвал. Сократ, наш пес, бобтейл, не совсем чистопородный, но такой милый! И души во мне не чает. Мама пишет, он тоже понял, что я приезжаю, только не знает когда. Этот дурачок бежит встречать каждый поезд! А потом возвращается назад в унынии, даже хвостом не виляет. Папа с мамой ждут не дождутся увидеть его радость, когда я наконец приеду.

– И я бы хотела взглянуть, – пробормотала Айрис.

Тема родителей ее не особо заинтересовала, а вот собак она любила. Айрис без труда вообразила себе Сокса, огромную курчавую псину совершенно клоунского вида – и как он будет прыгать, словно щенок, сверкая карими глазами сквозь пряди шерсти, когда хозяйка наконец вернется домой.

Мисс Фрой неожиданно поменяла тему:

– Пока не забыла… Хотелось бы объяснить, почему я вас не поддержала насчет окна. Вы ведь потому и решили, что я не англичанка? В купе правда было душно, а я не хотела вмешиваться из-за баронессы.

– Из-за той, в черном?

– Да, именно. Так вышло, что я ей обязана. Дело в том, что с моим билетом случилась какая-то путаница. Я зарезервировала себе второй класс, но вдруг оказалось, что мое место уже кем-то занято. И баронесса сама оплатила разницу в цене, чтобы я могла уехать вместе с ней, первым классом. Так мило с ее стороны!

– А по ней и не скажешь, – удивилась Айрис.

– Хотя властности, пожалуй, у нее действительно в избытке, она из семьи, в которой я имела честь служить. Имен, пожалуй, лучше не называть, это верхушка местной знати. Они здесь отстали от нас на сотни лет, феодализм во всем великолепии. Вы даже не представляете, какой властью пользуется… ну… мой работодатель. Любое его слово обязательно к исполнению. Причем и говорить не нужно, достаточно кивка.

– Какой позор, – поморщилась Айрис, презиравшая всякую власть.

– Так оно и есть, – кивнула мисс Фрой. – Но в замке именно такая атмосфера, и когда долго в ней живешь, волей-неволей и сама становишься бесхребетной. А это так не по-английски… Встретив вас, я словно почувствовала себя прежней! Нам нужно держаться вместе, вы согласны?

Айрис предпочла уклониться от ответа. Как и положено современной девушке, она без особого почтения относилась к старшему поколению, и перспектива безотлучно провести все путешествие рядом с мисс Фрой ее не прельщала.

– А после отпуска вы намерены вернуться в замок? – спросила она, чтобы переменить тему.

– Не совсем. Мне был нужен контракт еще на год, чтобы я говорила на местном языке совсем без акцента, поэтому я устроилась учить детей к одному человеку… назовем его лидером оппозиции. – Мисс Фрой понизила голос до шепота. – Дело в том, что здесь есть коммунистическое движение, небольшое, но быстро растущее, и они серьезно настроены против моего бывшего работодателя. Обвиняют его во взятках и прочих ужасах. Я не вникала в подробности, в конце концов какое мне дело. Я только знаю, что сам по себе это замечательный человек, очень сильная и обаятельная личность. Все-таки происхождение не скроешь… Могу я по секрету поделиться с вами одной историей?

Айрис устало кивнула. От яркого солнца и непрерывного дребезжания у нее начала кружиться голова. Чай не помог, тем более что большей частью он все равно выплеснулся на блюдце. Паровоз дергался и подскакивал на стыках рельсов, извергая клубы ядовитого дыма, которые липли к оконным стеклам. Мисс Фрой начала очередную главу своего повествования, Айрис слушала, с трудом скрывая скуку.

– Мне казалось очень важным лично попрощаться с… с работодателем, чтобы объяснить ему, что в моем переходе, если можно так выразиться, на сторону его врага нет никакого предательства. Камердинер и секретарь хором утверждали, что он уехал на охоту. Но что-то подсказывало – меня обманывают. Так или иначе, я всю ночь не могла заснуть, пролежала без сна до самого рассвета, и тут слышу – кто-то в душе… Представляете, дорогая, всего один душ на весь замок, в этом отношении там все так примитивно. Притом что спальня у меня была королевская, сплошь позолота и синий бархат, а в потолке – огромное круглое зеркало. Я тихо, как мышка, выползаю наружу – и сталкиваюсь с ним в коридоре. Просто как женщина с мужчиной, без регалий, я в халате, и он в халате, непричесанный, и волосы мокрые. Но он был так мил – даже пожал мне руку и поблагодарил за службу!

Мисс Фрой замолчала на минуту, чтобы намазать маслом последний кусочек хлеба. Вытирая салфеткой пальцы, она заключила со счастливым вздохом:

– Не могу описать, какая у меня гора с плеч свалилась, когда все так удачно закончилось. Я стараюсь никогда ни с кем не ссориться. Конечно, я не такая уж важная персона, но одно могу сказать совершенно точно – во всем мире у меня нет ни единого врага!

Глава 9. Соотечественники

– А теперь, – объявила мисс Фрой, – нам лучше вернуться в свой вагон и освободить место для других пассажиров.

Официант, который явно понимал в людях и вообще был не промах, протянул счет Айрис. Та попыталась было разобраться в размашисто написанных цифрах, но потом сдалась, положила сверху купюру и встала из-за стола.

– А как же сдача? – удивилась мисс Фрой. Когда Айрис объяснила, что оставляет ее на чай, та возмутилась: – Но это неприлично много! Здесь и так включают в счет чаевые. Я неплохо разбираюсь в местной валюте, позвольте мне и расплачиваться. Я буду вести записи, мы с вами рассчитаемся, когда приедем.

Защитный квадрат в очередной раз пришел Айрис на помощь. Стоило ей отправиться в путь одной, тут же появился знающий гид, готовый взять на себя заботу обо всем. «Вообще-то она неплохая, жаль только, что такая зануда», – думала Айрис, проходя следом за мисс Фрой через раскачивающийся вагон-ресторан. Ей бросилось в глаза, что сестры Флад-Портер, не торопясь попивающие чай, подчеркнуто сосредоточились на ее спутнице. Мисс Фрой, в свою очередь, с самым живым интересом взглянула на мисс Роуз.

– Это англичанки, – прошептала она на ухо Айрис, даже не подозревая, что сестры Флад-Портер ей уже знакомы. – Представительницы уходящей старой Англии. Хорошо воспитанные, уважаемые, живут в больших домах, но деньгами не сорят. Мне даже жаль, что скоро таких не останется.

– Почему? – поинтересовалась Айрис.

– Даже я, которой приходится работать, понимаю, что за значительной частью всего хорошего – традиции, благотворительность, престиж нации – стоят пусть и праздные, но достойные люди. Они могут не считать тебя за ровню, однако из врожденного чувства справедливости добьются равноправия для всех.

Айрис не преминула отметить про себя, что в гостинице сестры Флад-Портер действительно проявляли больше заботы об окружающих, чем ее собственные приятели.

За весь долгий и не слишком гладкий путь обратно в купе Айрис не переставала удивляться, насколько мисс Фрой молода душой. Она не могла удержаться от смеха, когда ей доводилось столкнуться с другим пассажиром или когда внезапный рывок паровоза заставлял ее схватиться за поручень. Когда в проходах стало посвободней, мисс Фрой принялась заглядывать в окна купе люкс. Одно из купе привлекло ее особое внимание, и она даже предложила Айрис разделить с ней зрелище.

– Взгляните и вы! Там такая великолепная пара, просто ожившие киноактеры!

Айрис настолько вымоталась, что заинтересовать ее можно было разве что железнодорожной катастрофой. Однако, пытаясь протиснуться мимо мисс Фрой, она машинально кинула взгляд сквозь стекло и немедленно узнала молодоженов из гостиницы. Даже в тесноте купе Тодхантеры умудрились воссоздать атмосферу роскоши. До сих пор Айрис была уверена, что столь утонченные дамские дорожные костюмы шьют исключительно для съемочных павильонов; кроме того, купе было буквально забито дорогими безделушками.

– Подумать только, – возбужденно комментировала мисс Фрой, – к чаю у них тепличные фрукты! Виноград и нектарины… Он смотрит на нее с такой страстью… жаль, ее я вижу только в профиль. Пусть даже прекрасный, как у античной статуи… Умоляю, леди, поверните голову!

Желание ее исполнилось немедленно – в тот же момент миссис Тодхантер бросила случайный взгляд на дверь купе. Увидев мисс Фрой, она нахмурилась и что-то сказала мужу, тот встал и задернул занавеску. Айрис, которая вроде бы была ни при чем, смутилась, в отличие от мисс Фрой, – ее случившееся еще больше развеселило.

– Он меня апомнил! Заметили неприязнь во взгляде? Как я его понимаю! Я принадлежу к внешнему миру, а он предпочел бы забыть о нем, поскольку находится в раю. Как это, наверное, замечательно – быть целиком поглощенным любовью!

– Может, они и не женаты, – мстительно заметила Айрис. – Кольца продаются без предъявления свидетельства о браке.

– Что вы говорите? Любовники? Быть того не может, они так великолепны! Под какой фамилией они путешествуют?

– Тодхантер.

– Значит, все-таки женаты. Я очень за них рада! Любовники всегда регистрируются под фамилией наподобие «Смит» или «Браун».

Прислушиваясь к потоку слов за спиной, Айрис в который раз с удивлением отметила, насколько личность мисс Фрой не соответствует ее внешнему виду. Словно внутри старой девы, как в потрескавшемся от времени древесном стволе, жила юная дриада.

Когда они уже были у самой цели, Айрис, повинуясь какому-то нездоровому желанию, глянула внутрь купе, в котором везли женщину-инвалида. Она лишь краем глаза увидела неподвижное тело и скрытое под слоями пластыря лицо – и тут же отвела взгляд, чтобы не встретиться с глазами доктора. Они пугали ее, за ними читалась злобная гипнотическая сила. В нормальном состоянии Айрис не поддалась бы никакому гипнозу, но сейчас она снова чувствовала головокружение, мир казался нереальным, словно во сне, когда эмоции переживаются сильней обычного. Почти наверняка это было следствием перенесенного солнечного удара, да еще отчасти постоянных усилий держать себя в руках и не свалиться раньше, чем путешествие окончится. Похоже, запасы нервной энергии подходили к концу, в результате воображение повсюду рисовало врагов. Увидев сквозь стекло своего купе неясные очертания лиц в полумраке, она даже отшатнулась, не решаясь войти.

На помощь неожиданно пришла мисс Фрой:

– Давайте не будем больше сидеть как две паиньки. Пусть даже я и обязана баронессе, я не собираюсь забывать, что эти люди – всего лишь иностранцы. Что мне до них? Мы-то англичане!

Патриотизм этого напоминания сильно отдавал шовинистическим душком и все-таки взбодрил Айрис в достаточной степени, чтобы хоть отчасти вернуть ей прежний независимый вид. Войдя в купе, она отбросила предосторожности и закурила сигарету, даже не глянув в сторону остальных пассажиров.

– Вы много путешествовали? – спросила она у мисс Фрой.

– Увы, только по Европе, – со вздохом ответила та. – Маме не нравится, когда я уезжаю далеко от дома, – притом что, по ее теории, молодежь нельзя ограничивать. В результате мы договорились, что я не буду покидать пределы Европы, хотя каждый раз, когда я приближаюсь к этим пределам, ужасно хочется махнуть на все рукой и отправиться в Азию!

– Ваша мама, наверное, уже очень стара?

– Что вы, ей всего восемьдесят, и она молода душой! Папе семьдесят семь. Он никогда не признавался, что моложе мамы, все открылось, когда в шестьдесят пять он вышел на пенсию. Мама тогда так расстроилась! Сказала, что теперь всегда будет себя чувствовать совратительницей малолетних… Поверить не могу, что скоро опять их увижу!

Слушая, Айрис наблюдала за дымом собственной сигареты. Иногда сквозь дым неясно, словно в ранних экспериментах по телевидению, проступало почти лишенное черт лицо напротив. Из благодарности за уже полученную, а также ожидавшуюся в будущем помощь Айрис честно пыталась проникнуться добрыми чувствами к родителям мисс Фрой, однако семейная история была слишком скучна. Айрис уже знала, что папа высокий и худощавый, классического типа, а мама – низенькая и полноватая. Папа, судя по всему, представлял собой кладезь задора и энергии – в возрасте семидесяти лет он затеял изучать иврит.

– Составил расписание занятий на каждый месяц, вплоть до того, когда ему стукнет девяносто, – объясняла мисс Фрой. – Вот что значит учительское прошлое! А мама обожает романы. Те, что про любовь. Каждую неделю ездит на автобусе до библиотеки и говорит, что получает удовольствие от чтения, только если ей удается представить меня на месте главной героини!

– О, у вас была замечательная семья, – вежливо проронила Айрис.

Мисс Фрой, впрочем, подобная тактичность не слишком обрадовала.

– Была и есть! – воскликнула она. – Папа до школы был пастором, и каждый его служка считал своим долгом сделать мне предложение. Наверное, все из-за моих кудряшек… Надо сказать, я никогда не забывала, что для каждой появляющейся на свет девочки где-то рождается и мальчик. Даже если мы до сих пор не встретились, он существует на свете, и уж если нам суждено, мы не можем не повстречаться!

Айрис, которую все больше раздражала беседа, скептически хмыкнула про себя – иные вроде бы взрослые люди совершенно забывают про свой возраст!.. Ей хотелось тишины и покоя, но мисс Фрой все говорила и говорила, словно читая бесконечный выпуск новостей. Однако в какой-то момент в Айрис снова проснулся интерес – мисс Фрой переключилась на тему иностранных языков.

– Я знаю десять, включая английский. В чужой стране ты сперва вообще не понимаешь ни слова и чувствуешь себя как брошенный в воду щенок. Барахтаешься изо всех сил! Но тонуть-то не хочется, приходится понемногу разбираться. К концу года уже говоришь не хуже местных. Лично я стараюсь проводить в стране не меньше двух лет, чтобы отточить идиоматику.

– По-моему, все иностранцы должны выучить английский! – заявила Айрис.

– Ну, когда они у себя дома, а вы не разбираетесь в языке, все может кончиться очень плохо. Хотите, я расскажу вам один случай?

И, не дожидаясь дальнейшего приглашения, мисс Фрой поведала историю, сильно подействовавшую на Айрис, которая и без того была вся на нервах. Рассказчица избегала имен и подробностей, но это делало рассказ только страшней.

Некую женщину признали невменяемой. По ошибке медицинская карета выехала по другому адресу и силой увезла англичанку, которая не понимала ни слова и не представляла, куда ее забирают. В ужасе и возмущении оттого, что оказалась взаперти в частной клинике, бедная женщина впала в истерику и бросалась на санитаров, поэтому большую часть времени ей кололи успокаивающее. Когда ошибка вскрылась, доктор, оказавшийся не слишком чистоплотным, побоялся ее признать. Как раз в это время он испытывал финансовые затруднения, а скандал грозил окончательно погубить его репутацию. Так что он принял решение держать англичанку в клинике, пока не настанет удобный момент и ее можно будет выписать как излечившуюся.

– Ей-то откуда было знать, что она не оказалась там до конца своих дней? – эмоционально продолжала мисс Фрой. – Пожалуй, она действительно сошла бы там с ума, если бы доктора не выдала медсестра, у которой были с ним свои счеты… Но вы можете себе представить положение бедняжки? В изоляции, никто ее не разыскивал и даже понятия не имел, что с ней случилось – она путешествовала в одиночку, останавливаясь то в одном, то в другом пансионе. Не понимая ни слова, не в состоянии объяснить…

– Прошу вас, хватит! – взмолилась Айрис. – Я могу, могу представить! Даже слишком ярко. Давайте немного помолчим.

– Конечно, конечно. Вы плохо себя чувствуете? Мне пару раз показалось, что вы очень бледная – хотя при таком загаре наверняка не скажешь.

– Спасибо, я в полном порядке, просто немного болит голова. Со мной недавно случился солнечный удар.

– Удар? Когда же?

Понимая, что любопытство мисс Фрой требует удовлетворения, Айрис вкратце описала происшедшее. Рассказывая, она посматривала на пассажиров. По отсутствию какой-либо реакции было очевидно, что никто из них ни слова не понимает по-английски. Никто, кроме одного человека – баронессы. На лице ее держалось слегка глуповатое выражение, свойственное людям, получившим власть по праву рождения, а не за счет личных качеств; однако в глазах иной раз читался проблеск понимания, и похоже было, что история Айрис ее заинтересовала.

– Бедняжка, – воскликнула наконец исполненная сочувствия мисс Фрой, – что ж вы раньше-то не сказали? Я дам вам аспирину!

Хоть Айрис и не любила быть обузой, она все же почувствовала облегчение, пока мисс Фрой шарила в своей сумочке.

– Думаю, вам лучше не ходить на ужин в вагон-ресторан. Я сама вам что-нибудь принесу. А пока выпейте таблетки и постарайтесь уснуть.

Закрыв глаза, Айрис слышала, как мисс Фрой хлопочет вокруг нее, словно птичка, охраняющая птенцов. Как ни странно, она почувствовала себя в безопасности. В купе было тепло, и вскоре девушка погрузилась в приятную дрему. Лекарство начало действовать, мысли путались, голова дергалась в такт движению поезда. Айрис перестала понимать, где находится; почудилось, что она скачет на лошади. Время от времени ей приходилось брать препятствия – это сиденье уходило из-под нее, и она на долю секунды зависала в воздухе.

Цок-цок, цок-цок. Еще и еще. Она размеренно двигалась вперед. Цок-цок. Затем ритм изменился, она будто заскользила на санках спиной вперед по длинному склону. Цок-цок-цок-цок. Колеса стучали по рельсам, словно кастаньеты, вагон дрожал, как фюзеляж самолета. Самолет уносил ее прочь, прочь из купе, к самому краю пропасти…

Айрис распахнула глаза. Сердце колотилось так, словно она действительно летела с большой высоты. Сначала она не поняла, где находится, потом, постепенно осознав окружающее, обнаружила, что таращится на баронессу. Слегка смутившись, она перевела взгляд…

К ее удивлению, мисс Фрой на месте не было.

Глава 10. Пустое место

Стыдно признаться, но Айрис испытала облегчение. Сон не освежил ее, только спутал мысли; не было сил выслушивать очередную порцию семейных историй. Она нуждалась в покое; на тишину в реве и грохоте поезда рассчитывать не приходилось, но уж личная-то неприкосновенность была ей положена! Со стороны других пассажиров Айрис в этом смысле ничего не угрожало, поскольку никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Баронесса в противоположном углу дремала, остальные сидели молча и неподвижно. В купе было жарко и душно, как в парнике.

Навалилось блаженное оцепенение, схожее с гипнотическим трансом. Мысли и чувства куда-то исчезли, тело не могло пошевелиться. За окном мелькало что-то зеленое, тяжело и размеренно, подобно чередованию приливов с отливами, дышала баронесса.

Айрис точило неясное беспокойство, что вот-вот вернется мисс Фрой и транс будет нарушен. В любой момент в коридоре могли раздаться ее уверенные шаги. Мисс Фрой, надо полагать, вышла в уборную, а там наверняка очередь. Айрис снова закрыла глаза и решила надеяться на лучшее. Сперва она вздрагивала всякий раз, когда кто-то проходил мимо купе, однако с каждой ложной тревогой чувствовала себя все более и более в безопасности. Мисс Фрой перестала быть угрозой, старики-родители заняли подобающее им место на фотографиях в выцветшем альбоме, даже от Сокса, абсурдной лохматой дворняги, в которую Айрис успела влюбиться, осталось разве что приятное воспоминание.

Цок-цок-цок. Звуки тяжелого дыхания вздымались, словно морские волны, разбивались о скалы. Стук колес заглушал их, но они звучали в унисон с пыхтением паровоза. Цок-цок-цок…

Внезапно баронесса громко всхрапнула, и Айрис подскочила на сиденье, готовая к отпору; сна как не бывало. Какое-то седьмое чувство, вызванное к жизни резким пробуждением, предупреждало о грядущей катастрофе. Место мисс Фрой все еще пустовало.

Айрис почувствовала укол разочарования и сама тому удивилась. Еще недавно она только и желала, чтобы мисс Фрой подольше не возвращалась. Теперь же она была бы рада ее увидеть.

«А когда она вернется, мне снова захочется, чтобы она куда-нибудь провалилась, – мысленно отметила Айрис. – Что поделать, нет идеальных людей».