Прислуга Стокетт Кэтрин

Глава 3

Стою у задней двери дома белой леди и говорю себе: «Придержи лошадей, Минни». Придержи то, что может вылететь из твоего рта, и свой гонор тоже придержи. Ты должна выглядеть как прислуга, которая молча делает то, что ей велят. По правде говоря, я сейчас так нервничаю, что готова пообещать ни разочка в жизни больше не огрызнуться, если получу эту работу.

Рывком поддергиваю чулки – вечная проблема всех полных маленьких женщин. Еще раз повторяю, что должна сказать, а что держать при себе. Делаю шаг вперед и нажимаю кнопку звонка.

Звонок издает длинный «бим-бом», изысканный и странный для этого большого деревенского дома. Он похож на замок: серые каменные стены взмывают в небеса, тянутся влево и вправо. Лужайка со всех сторон окружена лесом. В книжках в таких лесах живут ведьмы. Которые едят маленьких детей.

Задняя дверь открывается, и передо мной появляется мисс Мэрилин Монро. Или кто-то из ее родственниц.

– Ой, привет, вы точно вовремя. Я Селия. Селия Рэй Фут.

Белая леди протягивает мне руку. А я рассматриваю ее. Может, она и похожа на Мэрилин, но определенно не готова сейчас к съемкам. Светлые волосы засыпаны мукой. Даже на накрашенных ресницах у нее мука. И розовый костюмчик в обтяжку весь в муке. Она стоит в облаке пыли, а костюмчик такой тесный, что удивительно, как она вообще может дышать.

– Да, мэм. Я Минни Джексон. – Вместо того чтоб пожать протянутую руку, я разглаживаю складочки на своей белой униформе. Не надо мне всей этой ерунды. – Вы что-то готовите?

– Пирог по рецепту из журнала, – вздыхает она. – Выходит не очень-то хорошо.

Иду за ней в дом и тут-то вижу, что меньше всего от неудачи с мукой пострадала сама мисс Селия Рэй Фут. Основной удар пришелся по кухне. Столы, двухдверный холодильник, кухонный комбайн – все покрыто ровным слоем муки толщиной в четверть дюйма. Такой беспорядок меня просто бесит. Я еще и работу не получила, а уже поглядываю на раковину и тряпки.

– Наверное, мне нужно поучиться этому, – говорит мисс Селия.

– Это уж точно, – бросаю я. И тут же прикусываю язык. «Не смей разевать пасть на эту белую леди, как на остальных. Привыкла, понимаешь, пилить старуху, пока ту не свезли в дом престарелых».

Но мисс Селия только улыбается и ополаскивает руки в раковине, забитой грязной посудой. А может, все-таки попробовать поискать глухую старуху, как мисс Уолтер? Ладно, видно будет.

– Похоже, я никак не могу приноровиться к кухонной работе, – говорит она, и даже при этом ее голливудском пришепетывании «под Мэрилин» точно могу сказать, что она из глухой деревни. Опускаю взгляд и замечаю, что эта дурочка вообще босиком, точно какая-нибудь белая бродяжка. Настоящие белые леди никогда не ходят босиком.

Она, наверное, моложе меня лет на десять-пятнадцать, ей двадцать два или двадцать три, и она хорошенькая, но зачем столько грима на лице? Держу пари, на ней косметики раза в два больше, чем на других белых дамах. И грудь у нее гораздо больше. Пожалуй, такая же, как у меня, только в других местах она, в отличие от меня, худенькая. Надеюсь, она любит поесть. Потому что я-то – стряпуха, потому люди меня и нанимают.

– Могу я предложить вам прохладительного? – спрашивает она. – Присаживайтесь, я принесу вам чего-нибудь.

Начинаю догадываться: здесь происходит что-то странное.

– Знаешь, Лерой, она, наверное, сумасшедшая, – сказала я, когда она позвонила три дня назад и предложила встретиться. – Потому что все в городе думают, будто я стащила серебро у мисс Уолтер. И она тоже, потому что она звонила мисс Уолтер, как раз когда я была там.

– Белые вообще чудные, – сказал Лерой. – Кто знает, может, старуха дала тебе хорошие рекомендации.

Пристально смотрю на мисс Селию Рэй Фут. Никогда в жизни белая женщина не предлагала мне присесть, не говоря уж – подать прохладительные напитки. Черт, теперь и не знаю, собирается ли вообще эта дурочка нанимать прислугу. Вдруг вытащила меня в такую даль просто из интереса?

– Может, лучше сперва осмотрим дом, мэм?

Она улыбается, будто такая мысль никогда не приходила в ее покрытую лаком для волос голову – показать дом, в котором мне предстоит прибираться.

– Ах, конечно. Пойдемте вон туда, Макси. Сначала я покажу вам парадную столовую.

– Мое имя Минни.

Может, она не глухая и не сумасшедшая. Может, просто глупая. Во мне вновь загорается надежда.

Она водила меня по этому большому роскошному старому дому и беспрерывно болтала, а я слушала. Внизу десять комнат, в одной стоит чучело медведя-гризли. Зверь выглядит так, словно сожрал прошлую служанку и поджидает следующую. На стене в раме выгоревший флаг Конфедерации, а на столе – старинный серебряный пистолет с выгравированным именем «Генерал Конфедерации Джон Фут». Прапрадедушка Фут наверняка пугал своих рабов этой штукой.

В остальном все так же, как в любом приличном белом доме. Только он больше всех тех, где я бывала прежде, да полы здесь грязные, а ковры пыльные. Люди попроще, которые ничего в жизни не видели, сказали бы, что ковры вытертые, но я с первого взгляда определяю, что они старинные. Я-то в приличных домах поработала. Надеюсь, она не такая деревенщина, что у нее и пылесоса-то нет.

– Мама Джонни не разрешает мне отделать дом.

Будь моя воля, я бы постелила белый ковер от стены до стены, и чтоб все в золоте, а этот старый хлам просто повыбрасывать.

– А ваша семья откуда? – спрашиваю я.

– Я из… Шугэ-Дитч. – Голос ее чуть падает.

Шугэ-Дитч – самая жалкая дыра в Миссисипи, а может, и во всех Соединенных Штатах. Это к северу, в округе Туника, почти Мемфис. Я как-то видела в газете фотографии с их лачугами. Даже белые детишки выглядели так, будто неделю ничего не ели.

Мисс Селия пытается улыбнуться и говорит:

– Я впервые нанимаю прислугу.

– Да уж, вам она точно нужна.

– Я была так рада получить рекомендации от миссис Уолтер. Она мне все о вас рассказала. Сказала, что вы готовите лучше всех в городе.

Ничего не понимаю. После всего, что я сделала с мисс Хилли прямо на глазах у мисс Уолтер?

– Она сказала… обо мне еще что-нибудь?

Но мисс Селия уже направляется к огромной винтовой лестнице. Иду за ней наверх, в длинный коридор, залитый солнечным светом. Хотя здесь две желтые спальни для девочек и две – голубая и зеленая – для мальчиков, ясно, что никаких детей тут нет. Только пыль.

– Здесь, в главном доме, у нас пять спален и пять ванных комнат. – Она указывает за окно, и я вижу большой синий бассейн, а за ним еще один дом. Сердце в груди гулко бухает. – А там дальше еще маленький домик, – вздыхает она.

В нынешнем положении я согласна на любую работу, но в таком большом доме должны и платить порядочно. И неважно, что дел здесь много. Работы я не боюсь.

– И когда собираетесь обзавестись детками, чтоб все эти кроватки не пустовали? – Стараюсь улыбаться и выглядеть приветливо.

– О да, мы намерены иметь детей. – Она нервно покашливает. – Ну, то есть, дети – это единственное, ради чего стоит жить. – И смотрит себе под ноги.

Проходит несколько секунд, прежде чем она направляется обратно к лестнице. Я иду позади и замечаю, как она придерживается за перила, будто боится упасть.

В столовой мисс Селия качает головой:

– Здесь ужасно много работы. Все эти спальни… и полы…

– Да, мэм, дом большой, – соглашаюсь я, а сама думаю: видела бы она мой домишко с раскладушкой в коридоре и одним туалетом на шестерых, поди, сбежала бы сразу. – Но у меня много сил.

– А еще надо все серебро почистить.

Она открывает буфет размером с мою гостиную. Поправляет свечу, которая чудесно смотрится в канделябре, и я понимаю, почему на лице у хозяйки столько сомнения.

После того, как по городу распространилось вранье мисс Хилли, три женщины подряд захлопнули двери передо мной, едва услышав мое имя. Я подготовилась к удару. «Ну давайте, скажите это, леди. Скажите, что вы думаете обо мне и серебре». Я готова была расплакаться при мысли о том, как мне подошла бы эта работа и что сделала мисс Хилли, чтобы она мне не досталась. Не отвожу глаз от окна, молясь и надеясь, что на этом наша встреча не закончится.

– Знаю, эти окна жутко высокие. Я их никогда даже не пробовала помыть.

Разрешаю себе дышать. Окна – предмет беседы чертовски более приятный, чем серебро.

– Окон я не боюсь. У мисс Уолтер я их мыла сверху донизу каждые четыре недели.

– А у нее один этаж или два?

– Один, но… все равно окон много. Вы же знаете, в старых домах полно всяких уголков и закоулков.

Мы наконец возвращаемся в кухню. Уставились на стол, но ни одна не присаживается. Я так нервничаю, не зная, что она надумала, прям голова кругом.

– У вас большой красивый дом, – начинаю я. – Все в нем имеется. Но работы тут много.

Она принимается теребить кольцо на пальце:

– Наверное, у миссис Уолтер было гораздо легче, чем здесь. Ведь сейчас-то здесь только мы живем, но когда появятся дети…

– A y вас есть еще кандидаты на место прислуги?

Она вздыхает:

– Их целая куча уже приходила. Я просто не нашла пока… подходящего человека. – И косится в сторону, покусывая ногти.

Жду, пока она сама скажет, что я тоже не подхожу, но мы просто стоим, молча вдыхая рассыпанную муку. В конце концов я выкладываю последнюю карту, шепотом, потому что это все, что у меня осталось:

– Знаете, я ушла от мисс Уолтер, потому что она отправляется в дом престарелых. Она меня не увольняла.

Но она все пялится на свои босые ноги; ступни уже почернели, потому что полы не отмывали с тех пор, как она переехала в этот огромный старый грязный дом. Ясно, эта леди меня не хочет.

– Что ж, – говорит она, – я благодарна, что вы проделали такой долгий путь. Могу я хотя бы заплатить за потраченный бензин?

Подхватываю сумочку и решительно сую ее под мышку. Она одаривает меня радостной улыбкой, которую я могла бы стереть одним махом. Будь проклята эта Хилли Холбрук.

– Нет, мэм, нет, не стоит.

– Понимаю, было бы неплохо найти кого-нибудь, но…

Стою и слушаю, как она изображает огорчение, а сама думаю: «Давайте покончим с этим, леди, чтоб я могла сказать Лерою, что мы переезжаем на Северный полюс к Санта-Клаусу, где никто не слышал сплетен Хилли обо мне».

– …И на вашем месте я бы тоже не захотела убирать такой огромный дом.

Смотрю на нее в упор. Эти ее извинения заходят чересчур далеко, она, понимаете ли, делает вид, что Минни не получит работу, потому что Минни не хочет работать.

– Когда это вы слышали, что я говорила, будто не хочу убирать этот дом?

– Но это же и так ясно, пять горничных уже сказали мне, что работы тут чересчур много.

Мои сто шестьдесят пять фунтов и пять футов роста едва не выпрыгивают из белоснежной униформы:

– Чересчур для меня?

Она растерянно моргает:

– Вы… вы возьметесь за это?

– А зачем, по-вашему, я проделала весь этот путь к черту на кулички? Просто чтобы бензин сжечь? – И тут же захлопываю рот. «Только посмей все разрушить, она же предлагает тебе р-а-б-о-т-у». – Мисс Селия, я буду счастлива работать у вас.

Эта сумасшедшая смеется и бросается меня обнимать, но я тут же делаю шаг назад, давая понять, что на такое не согласна.

– Погодите, нам сначала нужно кое-что обсудить. Вы должны рассказать, по каким дням я должна здесь бывать, и… все такое. («Вроде того, сколько вы будете мне платить».)

– Ну, думаю… когда вам удобно приходить.

– У мисс Уолтер я работала с воскресенья по пятницу.

– Вы не должны появляться здесь в выходные дни. – Мисс Селия объедает еще немножко розовой краски со своего ногтя.

– Ладно. – Лучше бы работать побольше, но, может, потом она предложит мне готовить для парадного приема или что-то в этом роде. – Тогда с понедельника по пятницу. Теперь, в какое время вы хотите, чтобы я приезжала по утрам?

– А в какое время вы бы хотели приезжать?

Никогда прежде мне не предлагали такого выбора. Чувствую, как глаза слегка закатываются.

– Как насчет в восемь? Мисс Уолтер устраивало.

– Хорошо, восемь – просто замечательно. – Она как будто ждет, пока я сделаю следующий ход.

– Теперь вы должны сказать, в какое время мне заканчивать.

– А в какое время? – спрашивает Селия.

Я изумленно выпучиваю глаза:

– Мисс Селия, это вы должны мне сказать. Так полагается.

Она сглатывает, видать, ей правда нелегко. Поскорей бы покончить с этим, пока она не передумала насчет меня.

– Может, в четыре? – предлагаю я. – Я буду работать с восьми до четырех с перерывом на еду и всякое такое.

– Просто замечательно.

– А теперь… мы должны обсудить насчет оплаты, – решаюсь я, и аж пальцы на ногах начинает сводить. Должно быть, негусто они предлагают, если пять горничных уже отказались.

Мы обе молчим.

– Ну так как, мисс Селия? Сколько, ваш муж говорит, он может платить?

Она косится на кухонный комбайн, которым, держу пари, даже пользоваться не умеет.

– Джонни не знает.

– Ну ладно. Спросите сегодня вечером, сколько он хочет платить.

– Нет, Джонни не знает, что я нанимаю прислугу.

Челюсть у меня отваливается почти до груди.

– Что вы имеете в виду?

– Я ничего не сказала Джонни. – Голубые глаза у нее круглые точно тарелки, будто она до смерти его боится.

– А что сделает мистер Джонни, когда придет домой и обнаружит в своей кухне цветную женщину?

– Простите, я просто не могу…

– А я скажу вам, что он сделает. Возьмет пистолет и пристрелит Минни на месте, прямо на этом немытом полу. Поэтому я ухожу.

Вот ведь дерьмо. Так и знала. Я знала, что она сумасшедшая, как только появилась на пороге…

– Я вовсе не собираюсь ему врать. Мне просто необходима помощь…

– Ну конечно, вам нужна прислуга. Последней ведь прострелили голову.

– Он никогда не приходит домой днем. Вы будете просто заниматься уборкой и учить меня готовить обед, это всего на несколько месяцев…

Мой нос учуял запах горелого. Из духовки повалил дым.

– А потом что? Через несколько месяцев вы меня уволите?

– А потом я… ему все расскажу, – обещает она, но хмурится при одной только мысли. – Пожалуйста… я хочу, чтобы он думал, будто я могу со всем справиться сама. Хочу, чтобы он думал, что я… стою таких неприятностей.

– Мисс Селия… – качаю я головой – ну надо же, уже спорю с хозяйкой, не проработав и пары минут, – кажется, ваш пирог сгорел.

Она хватает тряпку, бежит к духовке, рывком вытаскивает пирог:

– О-ой! Да чтоб тебя!

Кладу сумочку, тихонько отодвигаю хозяйку с дороги.

– Не надо хватать горячую сковороду мокрым полотенцем.

Взяв сухую тряпку, осторожно вытягиваю наружу почерневший пирог, ставлю его на каменную подставку.

– Миссис Уолтер сказала, что вы отлично готовите… – Мисс Селия разглядывает обожженную руку.

– Старушка съедает две фасолинки и клянется, что сыта. Я не могла заставить ее нормально поесть.

– Сколько она платила вам?

– Доллар в час, – отвечаю я, а самой немного стыдно. Пять лет – и ни одной прибавки.

– Я буду платить вам два.

Чувствую, как дыхание перехватило.

– Когда мистер Джонни уходит из дома по утрам? – спрашиваю я, вытирая масло, растекшееся по столу – даже тарелку не подставила.

– В шесть. Он терпеть не может тут долго болтаться без дела. А из своей конторы возвращается около пяти.

Я быстренько прикидываю в уме, и получается, что даже за меньшее количество часов мне будут платить больше. Но если меня пристрелят, денег так и так не видать.

– Тогда лучше уходить в три. У меня будет два часа, чтобы уж точно не попасться ему на глаза.

– Хорошо, – кивает она. – Безопасность превыше всего.

Мисс Селия сует пирог в бумажный пакет и идет к выходу:

– Придется выбросить в мусорный бак, чтобы он не догадался, что я сожгла еще один.

Забираю пакет у нее из рук:

– Мистер Джонни ни о чем не догадается. Я выброшу это около своего дома.

– Ой, спасибо! – Мисс Селия так радуется, словно ей никто в жизни большей любезности не оказывал. В восторге стискивает кулачки и прижимает к подбородку.

А я иду к своей машине и устраиваюсь на продавленном сиденье «форда», за который Лерой все еще выплачивает своему боссу по двенадцать долларов в неделю. Долгожданное облегчение. Я все-таки нашла работу. И не нужно переезжать на Северный полюс. Надеюсь, Санта-Клаус не обидится.

– Усаживайся-ка поудобнее, Минни, потому что сейчас я расскажу тебе про правила работы в доме у белой леди.

В тот день мне исполнилось четырнадцать. Я сидела за маленьким деревянным столиком в кухне у мамы и глядела, как остывает на решетке карамельный торт, еще не покрытый глазурью. День рождения был единственным днем в году, когда мне позволялось есть сколько душе угодно.

Я заканчивала школу и собиралась пойти работать. Мама хотела, чтобы я продолжила учиться и пошла в девятый класс, – она всегда мечтала, чтобы я стала учительницей, вместо того чтобы работать в доме мисс Вудра. Но у моей сестренки были проблемы с сердцем, а папаша вечно пил, поэтому все легло на мои и мамины плечи. Работа по дому мне была знакома. После занятий в школе я и прибирала, и готовила. Но если я буду работать в чужом доме, кто же позаботится о нас?

Мама взяла меня за плечи, повернула к себе лицом, чтобы я смотрела на нее, а не на пирог. Мама была строгой. И очень правильной. Ничего ни у кого не брала.

Покачала пальцем прямо перед моим лицом, так что у меня глаза сошлись к переносице.

– Когда работаешь у белой леди, Минни, правило номер один: никому ни до кого нет дела. Ты не суешь нос в проблемы белой леди и не плачешься ей на свои. Нечем платить за свет? Ноги сильно болят? Помни: белые нам не друзья. Они не хотят ничего знать о нас. И когда белая леди застукает своего мужа с соседкой, не лезь в это дело, слышишь?

Правило номер два: белая леди никогда не должна видеть, как ты пользуешься ее туалетом. Неважно, что тебе до того невтерпеж, что аж из ушей лезет. Если нет отдельного туалета для прислуги, выбери момент, когда хозяйки не будет поблизости.

Правило номер три. – Мама опять поворачивает меня за подбородок, потому что пирог манит по-прежнему. – Правило номер три: когда готовишь еду для белых, пробуй ее отдельной ложкой. Суешь ложку в рот, думаешь, что тебя никто не видит, опускаешь опять ложку в кастрюлю – с таким же успехом можешь все выкинуть.

Правило номер четыре: всегда пользуйся одной и той же чашкой, одной вилкой, одной тарелкой. Храни их в отдельном ящичке и скажи белой хозяйке, что отныне ты ими пользуешься.

Правило номер пять: ешь в кухне.

Правило номер шесть: не смей шлепать ее детей. Белые сами любят это делать.

Правило номер семь. Это последнее, Минни. Ты слышишь меня? Держи язык за зубами.

– Мам, я знаю, как…

– Да уж. Я слышу, как ты, когда думаешь, что я далеко, ворчишь, что должна чистить дымоход, что бедняжке Минни оставили самый маленький кусочек цыпленка. Утром огрызнешься на белую леди – к обеду можешь сколько угодно браниться на улице.

Я видела, как мама вела себя с мисс Вудра, все эти «да, мэм», «нет, мэм», «я так благодарна вам, мэм». Почему я должна быть такой же? Я знаю, как постоять за себя.

– А теперь иди к мамочке и обними ее в честь своего дня рождения. Господи, да ты тяжелая, как дом, Минни.

– Я весь день ничё не ела, когда можно попробовать пирог?

– Не говори «ничё», ты теперь должна говорить правильно. Я не для того тебя воспитывала, чтобы ты выражалась как деревенщина.

В свой первый день в доме белой леди я съела сэндвич на кухне, поставила свою тарелку в уголок буфета. Когда ребенок стащил мою сумочку и спрятал в духовке, я даже не отругала его.

Но потом белая леди сказала:

– Я хочу быть уверена, что белье сначала выстирали вручную, а только потом положили в машину для окончательной стирки.

А я и ответила:

– Зачем мне стирать руками, когда для этого есть стиральная машина? Никогда не слышала о такой бессмысленной трате времени.

Белая леди улыбнулась, и пять минут спустя я оказалась на улице.

Работая на мисс Селию, я смогу провожать детей в школу по утрам, а вечером у меня еще будет оставаться время для себя. Я не высыпалась с рождения Киндры в 1957 году, а с такой работой – с восьми до трех – смогу каждый день часок вздремнуть, если захочется. Поскольку до дома мисс Селии не идет ни один автобус, придется брать машину Лероя.

– Ты не можешь каждый день брать мою машину, женщина, а вдруг у меня дневная смена, и нужно будет…

– Она мне платит семьдесят долларов наличными каждую пятницу, Лерой.

– Ну тогда я возьму велосипед.

Во вторник, на следующий день после собеседования, я припарковала машину неподалеку от дома мисс Селии, за углом, быстрым шагом прошла по пустой улице, приблизилась к дому. Никаких машин вокруг не видать.

– Мисс Селия, я здесь.

В то первое утро я сунула голову в ее спальню, и она сидела там, на покрывале, опираясь на подушки, с идеальным макияжем, в обтягивающем наряде, будто нарядилась для вечера пятницы, а был-то всего вторник. И читала «Голливуд дайджест» так внимательно, будто это святая Библия.

– Доброе утро, Минни! Как я рада вас видеть, – говорит, а у меня прямо шерсть дыбом поднимается от ее любезности.

Оглядываю спальню, прикидываю объем работы. Комната большая. Бежевый ковер во весь пол, огромная кровать под желтым балдахином, два пышных желтых кресла. Прибрано, никакой тебе одежды на полу. Покрывало аккуратно разглажено. Одеяло сложено на кресле. Но я-то смотрю внимательно, наблюдаю. Чувствую – что-то не так.

– Когда мы приступим к первому уроку кулинарии? – спрашивает она. – Можно начать прямо сегодня?

– Думаю, через несколько дней, когда вы сходите в магазин и купите все, что нам потребуется.

Она размышляет пару секунд. А потом говорит:

– Может, лучше вы сходите, Минни, вы же лучше знаете, что покупать, и вообще?

Молча смотрю на нее. Большинство белых женщин любят сами ходить за покупками.

– Ладно, завтра утром схожу.

Смотрю, у входа в ванную комнату прямо на ковер она положила маленький розовый пушистый коврик. Вроде кошачьей подстилки. Я, конечно, не декоратор, но знаю, что розовый коврик к желтой комнате не подходит.

– Мисс Селия, раз уж я подрядилась работать здесь, мне нужно знать, когда точно вы собираетесь рассказать мистеру Джонни насчет меня?

Она рассматривает журнал, лежащий на коленях:

– Думаю, через несколько месяцев. К тому времени я должна научиться готовить и все такое.

– Через несколько – это через два?

Она закусывает накрашенные губки:

– Полагаю, скорее… четыре.

Как это? Я не намерена четыре месяца чувствовать себя беглым преступником.

– Вы собираетесь рассказать ему только в 1963 году? Нет уж, мэм, до Рождества.

– Хорошо, – вздыхает она. – Но прямо перед самим Рождеством.

Прикидываю:

– Итак, сто… шестнадцать дней. И вы ему все расскажете. Сто шестнадцать дней, начиная с сегодняшнего.

Она озадаченно хмурится. Видать, не ожидала, что прислуга так хорошо считает. Наконец выдавливает: