Поле боя Головачев Василий

Издательский центр располагался всего в трех кварталах от дома Крутовых, в десяти минутах ходьбы пешком, но Егор все же подвез Елизавету на «Рено», а потом направился в авторемонтную мастерскую возле рынка. Мастер, пожилой и степенный, обошел «Рено» кругом, потрогал пальцем пулевые пробоины, которые Крутов замазал не везде, и с любопытством спросил:

– Случайно не через Чечню проезжал?

– Партизаны обстреляли в Брянских лесах, – не менее серьезно ответил Егор.

Больше вопросов мастер не задавал, сказал только, что машину можно будет забрать через три дня, и назвал цену, которая вполне устраивала хозяина. Автосервис в Ветлуге еще не достиг уровня московского, вполне достойного называться авторэкетом.

Домой Крутов возвращался мимо миниатюрного ветлужского кремля – небольшой крепостцы, уцелевшей не то с пятнадцатого, не то с шестнадцатого века, оседлавшей холм над рекой Ветлугой. Кремль сегодня был почему-то многолюден, и Крутов задержался, гадая, что здесь происходит, пока не дознался, что местная федерация фехтования проводит на территории кремля праздник исторического фехтования, где каждый мог стать участником интереснейших баталий. Во дворе кремля раздавался звон мечей, лязг старинных боевых топоров и пик, ржание лошадей, азартные вопли сражавшихся и гул зрителей, болевших за своих «рыцарей». Понаблюдав за сражением и отметив довольно уверенное владение оружием «рыцарей» в фиолетово-красных кафтанах, представителей КЛИО – Клуба любителей истории отечества, Крутов покинул кремлевский двор и внезапно заметил другое действо, развернувшееся втихаря на бесплатной стоянке машин. Заинтересованный, сманеврировал так, чтобы обзор был приличным, а самого его никто не видел.

Дело заключалось в следующем.

Трое молодых людей, одетых вполне прилично, в брюки, рубашки с галстуками, один даже был в шортах и летней шляпе под американский «стетсон», протыкали шины стоящих у стены кремля автомобилей, а когда появлялся хозяин и начинал возмущаться – очень вежливо предлагали ему услуги по охране машины. Если владелец платить отказывался, следовал совет в этом месте больше не появляться.

Возможно, Крутов и не вмешался бы в обычный местечковый рэкет, не касающийся его лично, если бы одной из жертв не оказался худосочный очкарик интеллигентного вида, хозяин подержанного «Вольво» триста сорок третьей модели. Такую тачку нынче можно было купить буквально за тысячу долларов, но выглядела она вполне презентабельно, и рэкетиры планировали снять с ее хозяина приличный навар. Продырявив ей колесо, тройка «охранников» дождалась хозяина и, видя его полную беспомощность, дошла в своих «предложениях» до угроз. В этот момент к ним и подошел Крутов, возникнув рядом неожиданно и бесшумно.

– Проблемы, молодые люди?

Троица отпрянула, шаря глазами по сторонам, но быстро успокоилась, обнаружив, что подошедший мужик в джинсах и футболке один.

– Шел бы ты, паря, на позорище, – прогудел крупногабаритный молодой человек в шляпе. – Не вмешивайся не в свое дело.

Словцу «позорище» Егор не удивился, на местном наречии оно означало «зрелище», а его применение в разговоре двадцатилетними, или около того, парнями говорило о преемственности юным поколением культурного наследия и традиций отцов, однако хамства полковник не прощал ни старым, ни малым, поэтому сказал, приятно улыбаясь:

– Во-первых, я не лишний, а охранник стоянки. Во-вторых, я видел, как вы пробили колеса не только у этой машины, но и у двух других. В-третьих, чтобы не доводить дело до разборок в милиции, предлагаю тихо-мирно заплатить клиенту за порчу колеса сто баксов. Подходит сумма? Или вас поставить на счетчик?

Молодые люди озадаченно переглянулись. Известие о том, что стоянка охраняется, оказалось для них неожиданным. Самый старший из них, тот, что носил шляпу, он же самый здоровый и сильный, с толстой шеей борца, оценивающе прошелся взглядом по фигуре Крутова и сунул ему под нос ладонь.

– А документы есть, дядя, что ты охранник? Покажи.

Погрузив палец в его солнечное сплетение и проводив падение бугая глазами, Крутов повернул голову к оцепеневшим подельникам главаря.

– Так как насчет документов? Показывать или не надо? Платить будем?

– Будем, будем, – торопливо закивал головой очнувшийся черноволосый рэкетир, в то время как его напарник собирался дать деру, и Крутов ловко поймал его за ремень.

– Не спеши, малыш. Мы еще не пришли к консенсусу.

– А? – вытаращился юнец.

– Родители есть?

– Есть… мама, отец… не работает…

– А ты, значит, единственный кормилец в семье?

Молодой человек с тоской оглянулся и схватился было за карман, где у него лежал нож с выстреливающимся лезвием. Егор, отобрав нож, решил воспитательную беседу отложить на другой раз. Взял деньги – две купюры по полсотни долларов, сказал наставительно, отпуская молодых людей:

– А теперь чтоб я вас здесь больше не видел! Замечу – покалечу! Забирайте своего пахана и объясните ему ситуацию популярно.

Парни помогли бугаю в шляпе подняться и, ковыляя, скрылись за магазином хозтоваров. Крутов сунул деньги обомлевшему хозяину старого «Вольво».

– На починку.

– С-спасибо… н-не надо… – заикнулся было очкарик, но Крутов уже шел прочь, удивляясь в душе тому, что его потянуло пресечь бандитскую акцию, восстановить справедливость в масштабе автомобильной стоянки. Вспомнился вдруг Панкрат Воробьев, предводитель «дорожных мстителей», бывший майор службы внешней разведки, пострадавший от разряда психотронного генератора во время атаки на лабораторию. Захотелось увидеть его, поговорить, справиться о здоровье, узнать о планах на жизнь, но Панкрат остался в Ковалях, на родине Крутова, где его принялась выхаживать Лида, сестра Егора, и о дальнейшей судьбе майора он ничего не знал. Завернул на почту, благо все равно проходил мимо, и, реализуя мелькнувшую идею, тут же позвонил в Жуковку, дядьке Ивану.

Старик явно обрадовался, услышав голос племянника, потому как, наслушавшись от родни всяческих страхов о войне в лесах под Ковалями, он уже хороших вестей от Егора не ждал. На вопрос же, как поживают остальные родичи, сообщил, что дед Осип и баба Аксинья, пролежавшие в больнице больше недели, выписались и чувствуют себя хорошо, сестры Крутова Нина и Татьяна по-прежнему работают в агрофирме, а вот Лида с детьми уехала.

– Куда? – удивился Крутов.

– А шут ее знает, – ответил дядька Иван. – Говорят, куда-то под Вязьму, там якобы ейный ухажер живет, которого она выходила. Но где на самом деле остановилась, неизвестно.

– И не звонила?

– Нет, конешное дело. Видно, талан [4] ей такой достался. А ты своей заразе кто – обручник або так, прихехе?

Крутов улыбнулся, подумав, что, услышав такие слова, любой современный городской житель обиделся бы вусмерть, в то время как дед Иван и не думал никого обижать. «Зараза» по-старорусски означало увлечение, прельщение, обаяние, «обручник» – жених, муж, а «прихехе» – любовник.

– Жена она мне, – ответил Егор. – Никому не отдам.

– Ну-к что ж, коли слюбились, живите, – проворчал старик. – Будете в наших краях, непременно заходите, мы с Фрузкой будем рады.

Крутов попрощался с дядькой и вышел из главпочтамта, размышляя, куда Панкрат мог увезти Лиду с детьми. Было бы здорово, если бы он завязал с деятельностью «мстителя» и зажил нормальной мирной жизнью. С другой стороны, забирая Лиду, он, наверное, сам рассчитывал на поворот бытия, на создание семьи, теплого уютного домашнего уголка, достойного любимой женщины. А в то, что бывший майор службы внешней разведки влюбился в сестру, поверил и Крутов. Ему стоило лишь раз увидеть, как загорались глаза Воробьева при появлении Лиды.

Когда Егор пришел домой, его встретила Елизавета, пришедшая на минуту раньше, задумчивая и невеселая.

– Что такое? – встревожился Крутов. – Аль обидел кто? Неужто главный редактор позволил намекнуть, чем придется заниматься его секретарше?

– Остынь, полковник, – нехотя улыбнулась Лиза. – Никто меня не обижал и намеков не позволял. С завтрашнего дня выхожу на работу, хватит сачковать. Рекламных агентств здесь нет, буду переквалифицироваться в секретарши.

– А вид такой похоронный почему?

– Сашу встретила…

– Чем же она тебя расстроила?

– На машину ее мужа наехал какой-то здоровенный джип.

– Ну и что?

– Хозяин дал телефон – мол, звони, договоримся. Шурик позвонил, договорился о встрече, приехал, а там его ждали четверо мордоворотов. Сказали: будешь возникать – долго не проживешь.

– А он что?

– Он – не ты, – вздохнула Елизавета. – Утерся и уехал. Он такой худенький, маленький, бледненький, одним словом – компьютерщик.

– Саша такая красавица, а вышла за…

– А если это любовь, Крутов?

Егор посмотрел на Елизавету дурным глазом, хотел было подхватить на руки и утащить в дом, но «зараза» (по меткому выражению дядьки Ивана) уперлась ему в грудь кулачками и сердито сверкнула глазами.

– Полковник! Не веди себя, как старшина! Лучше подумай, как помочь хорошим людям.

– Что, сильно помяли машину-то?

– Полкорпуса со стеклами менять придется.

Крутов присвистнул.

– Здорово звезданули! Хорошо хоть Шурик живой остался. Какой марки у него машина?

– Какая-то новая жигулевская «десятка». Саша ее «акулой» называет.

– Серьезная машина. Видать, неплохо компьютерщики зарабатывают, раз на таких тачках раскатывают. Что ж твои родственнички из милиции ему не помогут? Дядька Петр там ведь работает?

– Дядька ему и отсоветовал искать справедливость. Владельцем джипа оказался какой-то местный авторитет. Так что лучше не связываться.

– А мне предлагаешь связаться?

– Я предлагаю подумать, – отмахнулась Лиза, снимая кофточку и подставляя солнцу грудь; лифчики она по-прежнему не носила. – Ты у нас умный и сильный и всегда находишь выход из положения.

Слегка остуженный тоном подруги, Крутов поплелся за ней в дом, тоже снимая футболку; начало сентября в этом году в средней полосе России ознаменовано было небывалой для этих мест жарой – за тридцать пять градусов, и до глубокой ночи ходить лучше всего было без одежды.

– Значит, хозяин джипа дал телефон, а сам на встречу с пострадавшим не явился?

– Если хочешь узнать подробности, поговори с Шуриком. Чай пить будем?

Крутов зашел на кухню, оборудованную благодаря его стараниям вполне по-современному, следом за Елизаветой, посмотрел, как она возится с плитой, и не удержался – обнял сзади, ощущая под ладонями напрягшуюся тугую грудь. Последствия этого шага были энергетически разоримыми для обоих. Пить чай они начали лишь спустя час. А как только закончили – к чете Крутовых заявились визитеры.

Их было трое: двое крутоплечих парней в майках и одетый в дорогой летний костюм – весь белый вплоть до туфель и шляпы – джентльмен средних лет с одутловатым или скорее отечным лицом. Такие лица Крутов видел у людей с больной печенью. Джентльмен вел себя по-хозяйски уверенно и независимо. Представившись заместителем главного архитектора города Павлом Эмильевичем Семашко, он оглядел двор дома, захламленный по причине ремонта, небрежно отказался от прохладительных напитков и сказал, рассматривая покрасневшую под его взглядом Елизавету; Крутова он как бы вовсе не замечал, только поздоровался кивком, и все время обращался к Лизе:

– Гражданка Качалина, я слышал, что вы собираетесь оформить данное строение как объект наследства…

– Уже оформила, – ответила Лиза.

– Да? Как вы оперативны. Собственно, дела это обстоятельство не меняет. Руководство города решило в скором времени разбить здесь парк культуры и отдыха и построить деловой центр, а ваш дом с участком попадает в зону отчуждения. В связи с этим мы хотели бы предложить вам продать это ветхое строение и участок земли в двадцать соток…

– Оно не ветхое, – робко возразила Елизавета.

Павел Эмильевич сделал пренебрежительный жест.

– Ему больше ста лет, дом скоро развалится, и вам все равно придется переезжать, а деньги мы предлагаем немалые.

– Какие же? – поинтересовался Крутов, отодвигая Лизу в сторону.

Джентльмен в шляпе наконец заметил его.

– А вы кто будете, гражданин… э-э?

– Начальник охраны этого памятника старины, – веско проговорил Егор. – А вы, между прочим, как архитектор города, должны бы знать, что памятники охраняются государством. Закончится реставрация здания – милости просим на экскурсию. А сейчас вам лучше покинуть пределы участка, принадлежащего частному лицу. Кстати, в следующий раз не забудьте взять с собой постановление городской думы о строительстве делового центра на этом месте.

– Ну ты, паря… – шагнул было к Егору один из парней и остановился, споткнувшись о сверкнувший насмешливый взгляд Крутова.

– Понятно, – вздохнул джентльмен в белом. – Моего слова вам, значит, недостаточно?

– Ну кто в наше время верит словам? – тем же насмешливым тоном ответил Крутов. – Не смешите меня, господин архитектор. И не надо никому вешать лапшу на уши о постановлении руководства о строительстве парка. Какому-то «новому русскому» захотелось построить на берегу реки в красивом месте ресторан или баню, не так ли? И он начал кампанию по выселению законных владельцев этих мест. Так вот передайте ему…

– Егор, – слабо окликнула Крутова Елизавета.

– Что? – оглянулся он.

– Не надо…

– Понял, буду предельно вежлив. Передайте боссу, уважаемый, что эта территория принадлежит Российскому Ордену чести со всеми вытекающими последствиями, пусть сделает выводы.

Шкафообразный молодой человек снова попытался двинуться к Егору, но был остановлен жестом Павла Эмильевича, на лицо которого легла печать задумчивости.

– Вы, очевидно, умный юноша, но еще не знаете наших порядков… и возможностей.

– А вы моих, – отрезал Крутов. – Выметайтесь!

– Н-ну, с-су… – прошипел телохранитель архитектора, – мы же тебя встретим…

Крутов потемнел, прикидывая, каким образом выбросит всех троих за ворота, однако почувствовал на плече руку Лизы и расслабился.

– Я запомню твои благие намерения, мальчик. Эх, господа, господа, как же больно вам придется учиться уважать других людей.

Троица удалилась. Крутов рассеянно смотрел ей вслед и думал, что спокойствие и мирная жизнь, похоже, закончились. Эти ребята не отстанут, а воевать с ними не было ни сил, ни желания.

– Они придут еще, – тихо сказала Елизавета, зябко вздрагивая, словно прочитав его мысли.

– Пусть приходят, – легкомысленно сказал Егор, обнимая девушку, – я приму меры.

– Боже мой, какой жестокий мир!.. В Ковалях мы с тобой попали в мясорубку, еле выжили, и здесь покоя нет…

– Не волнуйся, все будет хорошо, я не за тем сюда приехал, чтобы меня пинали под зад, не учитывая моих интересов. Да и родственники твои должны помочь, если что.

Елизавета приободрилась, сморщила носик.

– Нет, Крутов, что-то все-таки в тебе есть эдакое, умеешь ты вселять в людей надежду.

«Даже если не веришь в нее сам», – мысленно добавил Егор, однако вслух сказал другое:

– Я есть хочу. Давай пообедаем сегодня в кафе? Когда к деду Спиридону явиться надо?

– К семи вечера.

– Успеем еще весь этот мусор убрать.

– А зачем ты сказал им, что наш дом – памятник архитектуры?

– А разве это не так? У меня вообще возникла идея сходить в бюро инвентаризации и зарегистрировать его как памятник, за которым мы же сами и будем ухаживать. Ну иди, я тут повожусь немного, пока ты соберешься. – Крутов поцеловал Лизу в щеку и, когда она пошла к дому, облил ее водой из шланга. С визгом она погналась за ним, и длилась эта охота до тех пор, пока оба не оказались в спальне…

Деда Спиридона Крутов представлял стареньким, седым, сморщенным, маленьким и худым, похожим на многих учителей воинских искусств Востока; на самом деле он оказался могучим, высоким – под два метра ростом – стариканом с длинными и скорее пепельными, чем седыми волосами, бородой и усами. У него были широкие покатые плечи, длинные мощные руки и железные пальцы, которыми он мог запросто ломать подковы и гнуть сантиметровой толщины гвозди. Чем-то он напоминал былинного богатыря и одновременно старика с филином с картины Константина Васильева, хотя ста лет ему дать было нельзя. Взгляд его прозрачно-серых невероятно спокойных глаз был глубок и мудр, и, встретив его, Крутов понял, что старик мгновенно разгадал и оценил гостя, прочитал его мысли и тайные движения души.

После знакомства с хозяевами – встретила гостей и Евдокия Филимоновна, – а также обязательных – по обычаю – разговоров о здоровье, погоде, расспросов о житье-бытье сели за стол, накрытый по причине жары не в доме, а в саду, среди яблонь, вишен, кустов малины, где было совсем не жарко. Хозяева выставили на стол все, что характеризовало русскую трапезу, слегка подкорректированную современным отношением к еде. Здесь были блины с медом, пироги с вязигой, солянка с грибами, просто грибы разных видов, соленые и маринованные, кулебяка, расстегаи, свекольник, пять сортов варенья, в том числе из водяники и голубики, и разнообразное питье: сбитень, клюквенный напиток, морс из поленики и медовый квас. Присутствовал также кисель из морошки. Двухлитровая пластмассовая бутыль с кока-колой, которую принесли с собой гости, на этом столе явно была лишняя, как и торт с бутылкой шампанского. Зато чего не было на столе, так это ни вина, ни водки, ни самогона.

– Аль хочется алкогольного чего-нибудь? – хрипловатым басом поинтересовался Спиридон Пафнутьевич, заметив взгляд Крутова.

– Спасибо, не пью, – вежливо ответил Егор.

– Совсем али как?

– Только по праздникам, да и то – глоток шампанского.

– Одобряю, хотя говорят, что это не по-русски. Привыкли, что славяне пьют всегда и помногу. Могу предложить настойку на травах, еще мой дед делал.

– Не ерофеич, случайно? У моего дядьки в Жуковке есть такая наливка, на траве тирлич настаивается.

Глаза деда Спиридона сверкнули.

– Пил?

– Было, – признался Крутов. – Очень здорово лечит и сил прибавляет.

– То-то я зрю, что у тебя параэнергетика высокая.

Крутов переглянулся с Елизаветой. Взгляд подруги предупреждал: веди себя естественней. Хотя и сам Егор понимал, что дед явно начитанней и современней, чем можно было ждать, о чем говорило его знание научной и эзотерической терминологии.

– Веры какой будешь, сынок?

– Православной, – смутился Егор.

Мама его в детстве, конечно же, крестила, однако в церковь он практически не ходил и к церковному выражению любви к Богу относился скептически, считая, что достаточно эту любовь и веру носить в душе.

– Понятно. – Спиридон Пафнутьевич делал ударение на букве «о», отчего его говор походил на речь коренных вологодчан. – Мне говорили, что ты якобы служил в спецназе?

– Служил, – подтвердил Крутов, вспоминая разговор с отцом Елизаветы, который задавал почти те же вопросы, но, помня совет Парамона Арсеньевича, сказал прямо: – Уволили меня… за неподчинение приказу.

– Это не из-за случая ли в Ингушетии?

Крутов заглянул в глаза старика, остающиеся спокойными и мудрыми. Было ясно, что знает он гораздо больше, чем можно было предположить.

– Так точно, из-за этого.

– Да, человек ты своенравный, это заметно, – задумчиво качнул головой Спиридон Пафнутьевич. – И до какого же звания дослужился?

– До полковника.

– Мог бы и до генерала дойти?

– Наверное, мог бы, хотя для меня это было совсем не главным.

– Хватит, старый, мучить гостя расспросами, – вмешалась Евдокия Филимоновна, под стать мужу крупная, величавая, с добрым и одновременно строгим лицом, хранящим остатки былой красоты. – Ешьте, гости дорогие, ешьте, еще успеете наговориться.

Крутов встретил взгляд ее таких же прозрачно-серых, как у мужа, живых и ясных глаз и поразился выражению кротости, беспредельного терпения, понимания и покоя, идущих из глубины всего ее существа.

На время беседа измельчала, перешла в стадию естественных житейских реплик; говорили в основном женщины, мужчины молчали, присматриваясь друг к другу. Хотя мнение Крутова о том, что старик давно разобрался в его душевном состоянии, только укрепилось. И все же стесненным он себя не чувствовал, словно был не в гостях у чужих людей, а у своих родных, с удивлением прислушиваясь к себе: внутри царили удивительный мир и тишина, поддерживаемые сутью жизни стариков, их простым отношением к себе и доброжелательным к окружающим.

Яства, приготовленные ими, были по-настоящему вкусными, и заставлять себя есть не приходилось, поэтому сытым Крутов себя почувствовал быстро. Но сколько ни ел сверх того – хотелось попробовать все, что стояло на столе, – тяжести в животе не ощущал и легкость движений не потерял. С недоверием встретил взгляд наблюдавшего за ним деда Спиридона.

– Что, притомился? – ухмыльнулся тот в усы.

– Вовсе нет, – возразил Крутов. – Раньше говорили: не ел – не мог, поел – без ног, – а я хоть сейчас могу стометровку бежать.

– И я тоже, – подтвердила Елизавета. – Чем это вы нас накормили, бабушка Евдокия?

– Все свое, природное да лесное, – хитро прищурился дед. – Только уметь приготовить надо. Сбитень пробовали? Очень тонус повышает.

– Никакого вина не надо, – согласился Крутов, отметив еще одно современное словцо в лексиконе старца – тонус. – Дедушка, а по какой системе вы занимаетесь, если не секрет? Мне Парамон Арсеньевич рассказывал, что вы медитируете и делаете специальные упражнения…

Глаза Спиридона Пафнутьевича снова сверкнули, в них на мгновение проступили властность и сила. Но ответил он сдержанно и уклончиво, не спеша раскрываться перед гостем, которого раньше никогда не видел:

– Да это я так, противу ломоты в костях… стар стал, малоподвижен, не то что раньше. А ты, сынок, по какой такой системе работаешь? Мне ить тоже Парамоша докладывался.

Крутов улыбнулся.

– Это называется система реального боя, хотя в ее основе лежат достаточно древние школы от китайской кунгфу, японских карате и айкидо до русских – самбо, русбой и суев. Говорят, где-то практикуется и боливак, но я лично им не занимался. А в настоящее время увлекся лунг-гом…

– «Тибетским огнем», – кивнул дед Спиридон, становясь задумчивым. – Есть успехи?

Ошеломленный Крутов – дед знал такие специфические вещи! – сглотнул слюну, глянул на Елизавету, с удовольствием прихлебывающую холодный медовый квас, снова посмотрел на хозяина, в глазах которого мелькнула насмешливая искорка.

– Вы знаете, не хочу утверждать, но кое-что у меня начало получаться. Во всяком случае, я начал глубже понимать, что такое движение.

– Ты почувствовал себя вящим?

– Каким? – Егор не сразу сообразил, что слово «вящий» означает – более сильный. – Нет, я почувствовал себя более… умным, что ли, стал больше понимать мир.

– И все ж таки не удержался от насилия, когда некие молодые сорвиголовы баловались на автостоянке у кремля.

Крутов подобрался: дед знал и о его стычке с рэкетирами, а это означало, что за ним следили.

– Откуда вы знаете?

– Наш городок-то махонький, – уклончиво ответил Спиридон Пафнутьевич, – в одном конце пошепчешь – в другом аукнется. Так как же твое понимание мира согласуется с насилием?

– Это не просто насилие, – тихо сказал Крутов, понимая, что его проверяют по всем статьям. – Люди преступили закон человеческого общежития и должны были получить по справедливости.

– Так ты подрался, Крутов? – поглядела на него удивленная Елизавета. – Когда и где?

– Это не главный вопрос, – улыбнулся дед Спиридон. – Главный вопрос – зачем. Какая цель преследовалась? Стоило ли восстанавливать справедливость силой?

– А вы знаете другие способы? – глянул на хозяина исподлобья Крутов.

– Да как тебе сказать, сынок? Все зависит от обстоятельств. Вот, например, как ты отреагируешь на туз?

Егор наморщил лоб, силясь вспомнить значение слова, и дед поспешил ему на помощь:

– Тебя ударили кулаком, допустим. Как ты ответишь?

Ощущение экзамена усилилось, мышцы живота неприятно свело, и Егор некоторое время успокаивал нервную систему, одновременно формулируя ответ.

– Все зависит от обстоятельств, – ответил он наконец словами деда. – Иногда я реагирую раньше, и дело кончается миром. Но чаще… – он помолчал и честно признался: – Я отвечаю на удар. Но никогда не начинаю драку первым… если не считать прямую работу. Когда я служил в антитеррористическом подразделении…

– Я понимаю, – кивнул Спиридон Пафнутьевич. – Есть другой путь, более древний и более эффективный.

– Какой? Ударили по щеке – подставь другую?

– Нет, это ложное учение, уводящее от истины. Другой путь – это уклонение от удара. Уклониться – значит истощить силу насильника. Если ты отвечаешь ударом на удар, ты остаешься в замкнутом кругу негативных связей, отношений и переживаний.

– Но, уходя от удара, вы только больше злите противника! – не удержался Крутов. – Он же начнет вас искать…

– Тогда останови удар, но не наноси свой. Он ожидает ответа – не давай ответ, он излучает злобу и ненависть – не отвечай ненавистью и гневом, отвечай покоем и тишиной. И этот твой истинный ответ впитает злобу врага, заставит его остыть.

– Я так не умею, – после недолгого молчания покачал головой Крутов.

– Вижу, – усмехнулся дед Спиридон. – Тебе надо учиться, сынок, ибо ты не потерян. Кто желает спасти душу, тот погубит ее, а ты этого не боишься. Приходи как-нибудь, когда получишь ответы на свои вопросы, горящие внутри. Поговорим.

– О чем?

– О многом. О жизни. О человеке. О системе самореализации… которую создали еще аркты, предки славян. Ты ведь, наверное, не знаешь, что древние славяне имели более глубокие знания о строении мира, чем другие народы? В том числе китайцы, египтяне и индейцы майя.

– Почему же об этом не знаю не только я, но не знает никто?

– Хороший вопрос. И об этом мы тоже поговорим. – Спиридон встал из-за стола. – А теперь прощайте, мне на-до молиться. – Он хитро посмотрел на Крутова и Елизавету и вдруг… исчез!

– А настойки моей все же попробуйте, – раздался откуда-то издалека его басовитый голос. – Очень пользительная штука, не хуже вашего ерофеича…

Крутов и Лиза посмотрели друг на друга, потом на Евдокию Филимоновну, и старуха, улыбнувшись, сказала:

– Не обижайтесь на старого, любит почудесить.

Молодые поблагодарили стариков за угощение, попрощались и, выйдя из сада на улицу, попали как бы в другой мир, где от жары плавился асфальт и дрожащее марево раскаленного воздуха искажало перспективу. Дед Спиридон жил на окраине Ветлуги, и его сад выходил прямо к реке, за которой начинался сосновый бор, однако объяснить комфортную температуру в саду, чистоту и свежесть воздуха, ласковый ветерок и отсутствие запахов цивилизации это обстоятельство не могло. Территория дома Спиридона Пафнутьевича, патриарха неведомого древнего учения – Егора вдруг озарило! – представляла собой нечто вроде аномальной зоны со своей экологией и природными условиями. Каким-то образом дед Спиридон управлял климатом своего участка.

Этими мыслями Крутов поделился с Елизаветой, но она, к его удивлению, спорить не стала, согласилась.

– Я же тебе говорила, что в моем роду одни колдуны и ведьмы. А дед Спиридон вообще волхв.

– Я и сам это понял, – буркнул Егор, трогая машину с места. – Он гораздо мощнее, чем кажется с виду. И еще это его исчезновение… прямо чистая телепортация, телекинез… если только у меня не поехала крыша.

– Тогда она поехала и у меня. Я ведь тоже видела. Это он хотел показать тебе, что владеет кое-каким древним знанием, недаром же задавал тебе странные вопросы.

– Да понял я… Как ты думаешь, сдал я этот экзамен?

– Не знаю. – Лиза погладила руку Егора на ручке переключения скоростей. – Но мне кажется, что ты ему понравился. Может, действительно права формула: учитель находится тогда, когда ученик готов к встрече с ним?

– А я готов?

– Может быть, и нет. – Елизавета посмотрела на помрачневшее лицо Крутова и улыбнулась. – Не сердись. Вообще-то я в тебя верю. Но тебе самому придется решать, готов ты или нет.

Дальше они ехали молча, каждый со своими мыслями, все еще находясь под впечатлением встречи. Нельзя сказать, что Егор был недоволен собой, однако какая-то червоточина в душе осталась, чего-то он не заметил в расспросах деда Спиридона, чего-то не почувствовал и не понял.