В объятиях бодигарда Серова Марина

– А Валерий Николаевич знает о том, что произошло?

– Зачем его расстраивать, он же после инфаркта.

Я понимающе кивнула и принялась за фирменное блюдо, принесенное Мариной в горшочках, закрытых запеченным тестом, и при нас выложенное на большие тарелки. Исходивший от него аромат был потрясающим, но из чего это блюдо было приготовлено, так и осталось для меня секретом, потому что в этот момент в зал ввалилась парочка, явно принадлежавшая к числу братков.

Один из них был здоровенный малый с головой, вросшей в плечи. В том, что в его мозгах была хоть одна извилина, я очень сомневалась. Другой был помельче, но тоже довольно крупный экземпляр, с тупым, как у носорога, взглядом. Впрочем, я зря сравнила его с этим безобидным животным.

– Водки давай, – крикнул малый без шеи Марине, плюхаясь на стул, жалобно скрипнувший под его тяжестью, – шашлык, е-мое, икры, ну, короче, блин, сама знаешь, че.

Марина без особого энтузиазма направилась на кухню.

– Это люди Трехи, – шепнул, наклонившись ко мне, Олег, – тот, что поздоровее, – Камардос – его правая рука, другой – Фирс.

Дождавшись водки, Камардос сам открыл бутылку и налил себе и приятелю грамм по сто пятьдесят. Не чокаясь, они выпили, закусили малосольными огурчиками, и тут только Камардос обратил на нас внимание.

– Прикинь, Фирс, какая встреча, – он ухмыльнулся и посмотрел на своего приятеля. – Не признал, что ли?

– Я этого гондона даже в темной комнате узнаю, – гнусаво произнес Фирс и тоже ощерился, предвкушая небольшое развлечение.

– Ты глянь-ка, какую он телку оторвал, – Камардос хитро посмотрел на меня. – Как тебе, Фирс?

– Пойдет, – осклабился тот.

Камардос разлил еще по сто пятьдесят и, одним махом опрокинув содержимое стакана в желудок, продолжал заводить себя и своего дружка.

– Значит, вставишь ей, Фирс?

– Гадом буду, вставлю.

– Кончай выдрючиваться, Камардос, – встрял неожиданно Лепилин, – мне нужно поговорить с Трехой. Пусть он меня найдет.

– Ха-кха, ха-кха, – не то закашлялся, не то засмеялся Камардос, – ты, гнида, будешь на карачках ползать – Треху искать, а твою телку я заберу себе.

Он выбрался из-за стола, подошел к нам и попытался схватить своей пятерней меня за локоть. Я стремительным движением отодвинулась, и его рука схватила воздух. Он туповато уставился на меня, – видимо, триста граммов водки начали свое пагубное действие.

– Слушай, ты, мразь, – четко произнесла я, увидев, что он буравит меня своими маленькими колючими глазками. – Пошел отсюда!

К сожалению, другого языка они не понимают. Не скажешь же ему, в конце концов: «Извини, дорогой, я занята и с тобой сейчас пойти не могу». Не поймет. А так есть надежда, что до него дойдет.

В этот раз отказ, даже переведенный мной на их родной блатной язык, не достиг цели. Камардос сделал еще одну попытку схватить меня – теперь уже сзади за шею. Как это он вспомнил, что у других людей есть шея, которая у него напрочь отсутствовала?

Я снова уклонилась от его лапищи.

– Ты что, паскуда, не понял меня? – это затянувшееся представление начало мне порядком надоедать. – А ну, вали отсюда, Буратино недоделанный!

Я почти услышала, как что-то щелкнуло в его квадратном черепе, – наверное, последняя извилина пыталась оценить сказанное мною. Он наконец-то понял, что его, эдакого красавца, просто-напросто посылают куда подальше. Его физиономия из агрессивной стала просто-таки злобной.

Он замахнулся, и огромный кулак, размером чуть меньше моей головы, со свистом стал приближаться мне прямо в лицо, грозя размазать весь макияж. Если бы он достиг цели, мне пришлось бы худо. Это меня совсем не вдохновляло, и поэтому, дождавшись, пока «пятипалый снаряд» Камардоса оказался на расстоянии нескольких сантиметров от моего лица, я резко толкнула его в предплечье, изменив таким образом траекторию движения.

Вместо того чтобы попасть в меня, кулак Камардоса, просвистев рядом с моим ухом, со всей силой врезался в стену за моей спиной. Раздался хруст то ли ломаемых дубовых панелей, то ли костей Камардоса. Взревев, как раненый зверь, от дикой боли, он замотал рукой и задергал ногами, словно марионетка в руках артиста, с которым случился эпилептический припадок.

– Ну ты даешь! – восхитился Лепилин, который во время моего «общения» с Камардосом несколько раз порывался вскочить, чтобы защитить хрупкую девушку (то есть меня) от рук разбушевавшегося злодея.

Желание, конечно, похвальное, но только не в моем случае. Своей помощью он бы только мешал мне работать. В общем-то, пока что я почти ничего еще не сделала.

– Сука, падла! – вопил Камардос, зажав разбитую руку под мышкой. – Ща я тебя урою, блин!

Его приятель не двигался с места, но я заметила, как он, стараясь сделать это незаметно, полез за пояс своих брюк, прикрытых сверху футболкой. Когда они только появились в зале, я сразу обратила внимание на некоторую оттопыренность на его животе. Если у него пистолет, в чем я практически не сомневалась, дело принимает серьезный оборот.

Незаметно расстегнув сумку-кабуру, я положила ладонь на шершавую рукоятку «макарова». На душе сразу же стало спокойнее.

Немного пришедший в себя Камардос со звериным рыком кинулся на меня. Я не стала испытывать судьбу и, когда он был достаточно близко от меня, одним движением ноги всадила ему в бедро иглу с парализующим составом. Если мгновением раньше он был похож на марионетку, то теперь уподобился железному дровосеку, у которого заржавели шарниры.

По инерции он пролетел несколько метров и плюхнулся прямо на наш стол. После этого, естественно, ни о каком продолжении обеда не могло быть и речи. Тем временем Фирс уже прицелился в меня из «ПСМ» (уменьшенная копия «ПМ», калибра пять сорок пять). Конечно, оружие не самое грозное, но на таком близком расстоянии способное причинить ощутимый вред.

Оттолкнув ногой Камардоса, я резко подняла пистолет над столом и, всего лишь на мгновенье опередив Фирса, выстрелила ему в плечо. Вскрикнув от неожиданности и боли, он выпустил оружие и схватился за рану, из которой хлынула кровь. При виде собственной крови он заверещал, как недорезанный хряк. Перешагнув через железного дровосека, застывшего на полу в замысловатой йоговской позе, я быстро подскочила к Фирсу и с силой схватила его за горло, стараясь не испачкаться в его крови.

– Кто взорвал лепилинский лимузин?

Он перестал орать и уставился на меня вылезшими из орбит глазами.

– Ну, говори, паскуда, – я как следует тряхнула его, сунув под нос дуло пистолета.

– Камардос и Сивый, – морщась от боли, произнес он.

– Это Треха им приказал?

– Да.

Я отпустила его и кивнула Лепилину.

– Пошли.

Привлеченный выстрелом и криком, в зал осторожно заглянул охранник, держа в руках дубинку, как доисторический охотник в поисках мамонта.

– Эти двое на нас напали, – дулом пистолета я указала на братков, – вызови «Скорую» и милицию.

– Может, вы останетесь, – нерешительно произнес он.

– Нет уж, сами разбирайтесь.

– А этот что, того? – охранник показал на лежавшего в «отключке» Камардоса.

– Отдыхает, через часок очухается.

Я спрятала свой «макаров», и мы с Лепилиным невозмутимо продефилировали через первый зал, не обращая внимания на переставших жевать посетителей, уставившихся на нас с испугом.

После прохлады ресторана жара на улице показалась еще более нестерпимой. Устроившись в салоне «Тойоты», охлаждаемом мощным кондиционером, мы тронулись дальше.

Олег из машины позвонил на работу. Когда минут через тридцать мы подъехали к базе, расположенной у самой черты города, нас уже ждали. Тяжелые железные ворота гостеприимно распахнулись, пропуская джип на территорию, окруженную высоким бетонным забором.

По верху забора была протянута частая спираль колючей проволоки. У ворот стояли несколько человек в летней камуфляжной форме, держа наготове автоматы Калашникова с укороченными стволами. «Прямо секретный военный объект какой-то, а не овощная база», – подумала я, но, вспомнив, что овощи являлись не главным направлением деятельности сего предприятия, не удивилась.

Попетляв еще примерно с полкилометра между огромными ангарами, в каждом из которых мог бы свободно уместиться небольшой бомбардировщик, Игорь остановил машину у входа в двухэтажное кирпичное здание, в котором располагалась администрация.

Выйдя из машины, мы направились ко входу. В дверях офиса снова замаячила знакомая камуфляжная форма.

«Штаб-квартира, – подумала я. – Во сколько же, интересно, обходится подобная служба?»

Охранник вежливо улыбнулся нам, пропуская вовнутрь. В помещении царили роскошь и комфорт: пол был застелен ковровыми дорожками; ярко зеленела тропическая флора; манили своим мягким гостеприимством многочисленные и, к моему удивлению, не кожаные, а с шикарной гобеленовой обивкой диваны; тускло мерцали несколько японских телевизоров с большими экранами, водруженных на специальные пластмассовые подставки в мини-комнатах, напоминавших своим расположением между длинной сетью коридоров бывшие «красные уголки». Благодаря мощным кондиционерам воздух был прекрасно аэрирован.

«Неплохая резиденция», – оценила я, следуя за Лепилиным по бесконечному коридору. Где-то посередине нас ждала лестница, поднявшись по которой мы оказались на втором этаже.

Здесь тоже дышалось легко и свободно. Светлые стены и панели радовали глаз. Миновав несколько кабинетов, Лепилин остановился у шикарной дубовой двери. Заговорщицки прижав палец к губам и понизив голос, он с неожиданным веселым лукавством произнес:

– А вот здесь заседает генеральный директор корпорации.

В ответ я молча улыбнулась. Надо сказать, что в подобном представлении никакой нужды не было: на двери висела латунная табличка, на которой сообщалось как раз то, о чем с таким наигранно-таинственным видом поведал мне Лепилин-младший.

– Кабинет отца, – уточнил он и театральным жестом толкнул дверь.

Мы вошли в просторную комнату, мягко освещенную жарким послеполуденным солнцем, пробивавшимся сквозь плотные жалюзи. Две стены занимали высокие шкафы из светлого дерева с многочисленными полками, на которых в цветных, аккуратно расставленных папках размещалась документация.

На одной из полок я заметила чайный фарфоровый сервиз, явно старинной работы, разрисованный играющими на свирелях смазливыми пастушками и идиллическими картинками сельских пастбищ, а также большие песочные часы в бронзовом корпусе. Казалось, они были надежным и подлинным хранилищем песчаного времени.

За большим столом, заваленным папками и бумагами, перед экраном монитора сидела красивая стройная женщина с гладко зачесанными черными волосами и крупным и чертами лица. Когда мы вошли, она повернула голову, и на ее восточного типа лице застыла магически-таинственная улыбка, а в самой глубине немного раскосых и умело подведенных карих глаз загорелся огонек лукавства и интереса. В ложбинке между грудей полыхал рубин в виде капли на изящной золотой цепочке… Брюнетка собиралась что-то сказать, но Лепилин жестом остановил ее, обратившись ко мне:

– Знакомьтесь, наш секретарь Екатерина Аркадьевна.

Он улыбнулся не менее загадочно, чем секретарша, и игриво скосил на нее глаза. Это навело меня на мысль о том, что, по-видимому, их неплохие рабочие отношения основаны на взаимном личном интересе.

Екатерина Аркадьевна встала из-за стола и, слегка наклонив голову вправо, продолжала улыбаться своей таинственной улыбкой, в которой я, однако, различила отблеск снисходительного равнодушия.

– Катенька, знакомься, это Евгения Максимовна. – Эту фразу Лепилин-младший произнес в неожиданно мягкой манере, и, если бы не характерный ироничный оттенок, тон его голоса можно было бы назвать слащаво-сюсюкающим.

– Очень приятно, – разжала наконец свои чувственные губы секретарша.

Ее египетские глаза смотрели на меня в упор. Но стоило мне попробовать пронзить взором их темную мерцающую глубину, как я испытала неприятное тревожное чувство, ощутив себя стеклянной стеной, которую сверлил луч ее почти рентгеновского взгляда.

– Взаимно, – выдавила я из себя подходящую для случая улыбку, отвечая на дежурную реплику секретарши.

– Не знаю, что бы мы делали без нашей Катерины, – Лепилин изобразил самодовольную гримасу и добавил: – Теперь меня всегда и везде будет сопровождать Евгения Максимовна.

Он скосил глаза в мою сторону и весело подмигнул секретарше.

Та довольно вяло прореагировала на лепилинскую реплику, но я сразу раскусила нарочитость ее меланхолично-понимающего взгляда. Очевидно, сочтя меня недостойной особого внимания соперницей, Екатерина Аркадьевна, как мне показалось, намеренно фамильярно обратилась к своему шефу.

– Это что же, Олег Валерич, твой новый телохранитель?

Лепилин недовольно поморщился: видимо, его все-таки покоробил подобный тон своей секретарши.

– Именно, новый, – в знакомой мне уже суховатой манере ответил он. – Тем более, если учесть, что «старого» у меня еще не было.

Не удостоив больше Катеньку взгляда, Лепилин толкнул дверь, ведущую в кабинет отца.

– Пригласи Автандила, – бросил он ей, не поворачиваясь.

Мне в спину уперлось хладнокровное молчание офисной дивы.

– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – захлопнув дверь, Лепилин вновь обрел утраченное было хорошее расположение духа. – Присаживайся.

Размашистым жестом он очертил в воздухе дугу, вместившую сразу три кожаных кресла.

– Я, если позволишь, сначала хочу осмотреться. – Я подошла к окну и, раздвинув пальцами рейки жалюзи, посмотрела вниз.

Залитое солнцем пространство, отделяющее стены здания от двухэтажного склада, было довольно узким и неухоженным. Плавящийся под огненными лучами асфальт, казалось, был на волоске от того, чтобы не расползтись в удушающем чаду испарений, характерных для городских каменных джунглей; пыльные заросли бурьяна, из которых торчали какие-то ржавые железки, производили весьма унылое впечатление.

«Что же это он, не видит, что ли, что у него под носом делается?» – мысленно задалась я вопросом, пораженная бьющим в глаза контрастом между шикарной обстановкой офиса и непрезентабельным видом из окна.

Осматривая этот участок складской территории, живо напомнивший мне тюремный двор со знаменитой картины Ван Гога, я повернулась к Лепилину. Он уже успел сесть за стол и, откинувшись на спинку кожаного кресла, выжидающе крутился на нем. На его лице застыла какая-то идиотски блаженная улыбка.

«Просто удивительно, – подумала я, – как один и тот же человек через короткие промежутки времени может вызывать попеременно то самую искреннюю симпатию, то прямо-таки отвращение».

Казалось, Лепилин угадал, о чем я думаю, потому что тут же сменил позу, и рассеянное благодушие на его лице сменилось серьезным задумчивым выражением. Точно повинуясь исходящему от Лепилина странному импульсу, я села в ближайшее к нему кресло и вопросительно посмотрела на него. Он опустил глаза и несколько минут, грозивших растянуться в вязкую каучуковую вечность, казалось, о чем-то размышлял.

Пользуясь этой внезапной паузой, я окинула взглядом комнату. На стене, прямо над головой Лепилина, висел портрет Столыпина. Суровое благородное лицо этого умудренного жизнью государственного мужа плохо вписывалось в обстановку кабинета, которая в свою очередь была современной: офисная мебель, пластик, прямые контуры столов и шкафов, официально-безликая кожа кресел и диванов, поблескивающие никелем подставки двух настольных ламп… Переведя взгляд обратно на Лепилина, я увидела, как он со спокойной, ироничной усмешкой наблюдает за мной.

– Тебе, я вижу, здесь не нравится… Раньше тут все было по-другому. Отец предпочитал ретро, а я – модерн, ничего не поделаешь, – он смущенно вздохнул. – От старой обстановки я оставил только это, – он указал на портрет.

Я понимающе кивнула. В этот момент зазвонил внутренний телефон.

– Слушаю, – властно произнес в трубку Лепилин.

«Вероятно, отцу подражает», – не удержалась я от мысленного комментария.

– Так, так. Спасибо, Катя, как появится, пусть срочно зайдет ко мне.

Лепилин положил трубку и поднял на меня свои голубые глаза.

– Понимаю твое недоумение, – несколько рассеянно произнес он, вертя в руках авторучку, которую машинально достал из письменного прибора, – но, как уже сказал, я не собирался заниматься этим бизнесом. Я согласился возглавить фирму по просьбе отца, да и то лишь потому, что тот болен. Но раз уж я занимаюсь этой работой, то мне хочется сделать ее как можно лучше.

– А напортачить не боишься? – я выбрала одно из кресел, сидя в котором могла наблюдать за входом, одновременно разговаривая с Лепилиным (сделала я это скорее по привычке, нежели из соображений безопасности своего клиента). – Не слишком ли ты круто взялся за дело?

– Ты считаешь, я действую неправильно? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Вообще-то нам преподавали основы маркетинга, но крупным специалистом в такого рода бизнесе себя не считаю, – пожала я плечами.

– Кстати, – заинтересовался Олег, – где ты научилась так владеть и оружием, и своим телом?

– Было такое закрытое спецзаведение в столице нашей Родины, куда принимали исключительно дочерей высокопоставленных родителей. А так как мой отец был генералом, ему удалось меня туда пристроить. Готовили из нас дипломатов и шпионов, что практически одно и то же, а одновременно учили владеть не только всеми видами оружия и своим телом, как ты говоришь, но и мозгами, – я снисходительно улыбнулась. – Я, например, умею произвольно повысить или понизить температуру своего тела, проснуться без будильника в нужное время с точностью до трех минут, инстинктивно чувствую опасность, исходящую от человека… Дальше перечислять?

– Достаточно, – Лепилин поднял руки и рассмеялся. – Ты прямо Джеймс Бонд какой-то.

– Ага, – согласилась я, – если не считать того, что Джеймс Бонд – выдуманный персонаж, а я существую реально.