Девушка без имени Веденская Татьяна

Глава 1

Человек способен на все, что угодно. Мама часто говорит так, обсуждая очередные новости. Каждое утро она включает «ящик» еще до того, как заканчивает утренний моцион. Это словно обряд – всегда поданные на завтрак, прямо к тостам с джемом, новости, почти идентичные друг другу, отличаются только названиями мест, именами, закадровыми картинками. Но слезы остаются одинаковыми, сегодня – такие же, как и вчера, как и позавчера, кроме воскресенья. По воскресеньям мама ходит в церковь.

Ирина часто ворчит на маму. Девушке жаль времени, а еще больше – растраченных впустую маминых эмоций, сочувствия столь далеким людям и событиям, Ира не понимает эту ежедневную жажду новых подробностей летящей мимо нее жизни. Цунами на Гаити, забастовки в Италии, аналитический обзор проблем на фондовой бирже, новости культуры… Мама всеядна. Однажды дочь застала мать за просмотром съезда какого-то экономического форума в Шанхае.

– Ты прямо как наркоманка какая-то, – часто смеется она над матерью, выключая телевизор и ставя какую-нибудь пластинку, Второй концерт Паганини или старика Чайковского. Что-нибудь из маминого любимого, со скрипкой.

– Считаешь, будет лучше, если я просто сяду в четырех стенах и обложусь книгами? Так я хоть что-то узнаю о происходящем в мире, – фыркает обычно мама.

– Я хочу, чтобы ты пошла со мной гулять. А про мир… Я сама расскажу тебе все. Мир невозможно понять через твой «ящик», он куда сложнее, чем примитивные схемы, которыми тебя кормят. Нет людей злых и людей добрых.

– Ты так считаешь, Ириша? – Мамина бровь приподнималась, в то время как руки продолжали методично переносить красный кувшинчик от одного комнатного цветка к другому. – Нет злых людей? Совсем? А как же нацисты?

– И совсем добрых нет, мам. Люди меняются, жизнь меняет их. Люди способны на все. Ты сама говорила это столько раз.

– Но у каждого есть свои пределы, – возразила мама Иры. – Какие-то рамки, за которые человек откажется выходить, какими бы ни были обстоятельства. Даже если голод, даже если война.

– Все-таки ужасно, мама, что ты смотришь так много новостей. – Ирина улыбнулась примирительно. – Ты хоть помнишь, что за окном?

– А что за окном? – Мама невольно покосилась на улицу, едва просматривавшуюся за ее «клумбой» из роз, фикусов и бегоний.

– Лето, мам. Прекрасное и теплое. Никакой войны. Ты же женщина в самом расцвете лет, что ты сидишь дома?

– Ты говоришь так, словно я Карлсон. В самом расцвете лет! – пробурчала мама себе под нос.

– Устройте с подружками пикник!

– Между прочим, это все твой отец, он приучил меня, – в сотый раз оправдалась мама. – Он жить не мог без утренних новостей. У нас однажды телевизор сломался, так он буквально ворвался к Швидовским. – Мама ухмыльнулась, вспоминая тот день. – Эдик брился, а тут твой папа летит – с глазами навыкате. Как же, он не дослушал, как загнивает Норвегия. Эдик даже смыть пену не успел, твой отец бросился к нему, схватил за плечи и кричит: «Ты что, не смотришь?» И убежал к ним на кухню. Я потом полчаса извинялась, пирог испекла для Эдика. А его жене нельзя было, у нее сахар, но она все равно ела. Ела и не толстела.

– Тебе папы не хватает? – остановила ее Ирина. Мама вздохнула и провела пальцем по старой фотографии. Отец, высокий, подтянутый и серьезный, в своем темно-синем фраке, любимом… Кажется, там ему было чуть за сорок.

– Знаешь, деточка, когда ты смотришь утренние новости много лет подряд, привыкаешь. Без этого уже и кофе не тот. Иногда я забываюсь, и мне кажется, что твой отец, как всегда, сидит вон там, в кресле, и рассуждает о том, как спасти мир.

Мама рассмеялась и намазала джем на золотистый тост.

Этот разговор произошел всего неделю назад, но в мгновение ока все изменилось для Ирины, и мир вокруг стал вдруг враждебным и темным, скрывающим опасность, жестоким и глухим к ее слезам – совсем таким, как в маминых новостях. Она часто говорит, что люди способны на все, что угодно, но конечно, не имеет в виду при этом свою дочь. Обстоятельства меняют человека.

Бытие определяет сознание.

Ирине бы и в страшном сне не могло привидеться, что можно возненавидеть кого-то до такой степени, что захочется убить. Сделать что-то такое, чтобы человеку стало так же больно, как тебе.

До обморока, до дрожи в кончиках пальцев. Люди действительно способны на все.

– Так и есть, мама. Я способна на все! – прошептала Ирина, даже не заметив, что сжала кулаки и ногти впились в ладони. На них остались глубокие отметины, а от среднего пальца след был так глубок, что проступила капля крови. Ирина раскрыла ладонь и вздрогнула, словно перед ней была ладонь незнакомки.

Она огляделась вокруг, не понимая, как оказалась в этом месте, на ступеньках маленькой белой церкви – в этом времени, в этом пространстве, измерении, в этой вселенной. Солнечный день. Сколько прошло минут? Как давно она вышла из метро? Ирина так долго шла по неизвестным улицам вовсе не потому, что ей нужно было куда-то дойти, тем более что ходить на высоких каблуках было тяжело и неудобно. А потому, что если бы она остановилась, то, наверное, с нею случилась бы истерика.

Каково это – стоять посреди улицы среди бела дня и кричать, и бить кулаком по кирпичной стене, чувствуя свое полнейшее бессилие и животный ужас?! А что, если я не права, если ошиблась? Несправедливо подозреваю вовсе не того человека? Бедную, ни в чем не повинную пожилую женщину – только потому, что так показалось. Пусть я окажусь права, господи!

Как я сюда попала? Что это за церковь? Может быть, пойти туда… подняться по исхоженным ступеням… может быть, тогда Он поможет… Мама верит, что Он помогает, если попросить правильно. Но как это – правильно? И что делать с тем фактом, что я верю в него не больше, чем в Деда Мороза?

Хотя с другой стороны… Если бы Он хотел помочь, то давно бы вмешался. Он бы никогда не допустил…

– Простите, ради бога, у вас все в порядке? – Ирина не сразу заметила, что этот вопрос обращен к ней.

– Что? – Она вздрогнула и, нахмурившись, повернула голову на голос и приподняла свою шляпку.

Голос принадлежал растрепанному русоволосому мужчине лет тридцати с тлеющей сигаретой в руке. Он стоял внизу, у подножия лестницы. Наверное, просто проходил мимо и обратил внимание на… Что? Какое выражение лица должно было остановить человека, бегущего по своим делам?

– Вы… у вас кровь. – Мужчина озабоченно кивнул на руку, и Ирина с удивлением отметила, что ссадина кровоточит. Мужчина в три шага поднялся к Ирине и оказался на одном с ней уровне, на соседней ступеньке. В песочной льняной рубашке и темных вельветовых брюках, он смотрел на нее скорее с интересом, чем с беспокойством. Глаза у него были светло-серыми, взгляд – внимательным, пытливым. Мужчина был небрит, но в целом выглядел ухоженным, благополучным. Словом, выглядел дорого. Что ему надо? Откуда взялся? Если просто хочет помочь незнакомке из человеколюбия, то это не тот случай. Никто не может помочь. Ирина подумала, что можно просто отвернуться и убежать, но странная штука – воспитание не позволило.

Разве вежливо грубить людям? Разве можно вот так взять и убежать?

– Это ерунда. – Ирина покачала головой и стерла тонкую струйку ладонью другой руки. У нее не было платка или салфетки. У нее вообще ничего не было, все осталось в метро, на полу под сиденьем, где Ирина задремала. Дура, дура. Не спала три ночи, вот и результат.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – спросил мужчина и поправил волосы. Длинная челка постоянно спадала на глаза. Парикмахерская по нему плачет, подумала девушка. Или это теперь так модно? Лен, щетина, в руках солнцезащитные очки и почти догоревшая сигарета. Она не сразу поняла, что этот человек от нее хочет.

– Да, я уверена, – кивнула Ирина так, словно надеялась, что он тут же исчезнет и оставит ее в покое. Но зачем-то потом добавила: – Простите за беспокойство.

– Никакого беспокойства. – Мужчина стоял и все никак не уходил. Не поверил ей? Ирине захотелось посмотреть на свое отражение в витрине какого-нибудь магазина, чтобы понять, что именно выдало ее смятение и ужас. Она просто стояла… Наверное, это бросается в глаза. Может быть, у нее что-то с лицом? Неужели она снова плачет? Или… тушь размазалась? Так ведь она не красилась уже несколько дней, не до того было. Ни до чего, сказать по правде…

– Просто ужасно интересно: о чем вы сейчас думаете? – Вопрос застал девушку врасплох. Ирина вздрогнула, не понимая, что она делает тут, на этих ступенях, с незнакомым мужчиной, задающим непонятные и уж точно неуместные вопросы.

– Ни о чем, – пробормотала девушка.

– Вы не хотите рассказывать незнакомому человеку? А зря, – заявил он. – Это же как попутчик в поезде, никаких последствий. Может быть, я даже смог бы вам помочь. Советом, к примеру. Что скажете?

Ирина сначала буквально растерялась. А затем почувствовала невероятное возмущение. Чего он к ней лезет?

– Вы любопытны.

– Есть грех. Каюсь, – улыбнулся мужчина. – А вы нет?

– Разве вы не можете… просто уйти? Пожалуйста! – выпалила Ирина, стараясь скрыть свое раздражение

– Ничего себе! Вежливо, но как ушат воды на мою бедную головушку. – Незнакомец сощурился. – Действительно, зачем мне знать, что привело вас сюда и почему вы исцарапали свои руки до крови. Ого! Да вы сейчас во мне дырку прожжете! – ухмыльнулся мужчина, и на правой его щеке появилась ямочка. – У вас сейчас было такое странное выражение лица. Знаете, как говорят, «то ли водки выпить, то ли зарезать кого-то».

– Ну так бегите, а то вас и зарежу, – буркнула Ирина, словно загнанный в угол зверь. Она отчего-то боялась, что незнакомец прочитает ее мысли. Нужно избавиться от него как можно быстрее. Ей некогда разговаривать с незнакомцами, никто не сможет помочь ей. «Убежать и… и что тогда? Какой у тебя план, Иришка? В полицию опять пойдешь?»

Незнакомец, словно услышав ее мысли, покачал головой.

– Я не привык оставлять людей в беде, – тихо пожал он плечами.

Ирина вздрогнула.

– Кто вам сказал, что я в беде? – спросила девушка.

– А разве нет? Значит, я ошибся, – покачал головой мужчина. – Профессиональное любопытство подвело.

– Профессиональное? – нахмурилась Ира, невольно пытаясь угадать, что это за профессия такая. Может ли он ей навредить или помочь?

Господи, да у меня паранойя!

– Да, профессиональное. Я хорошо вижу эмоции. А у вас, барышня, в этот момент было очень необычное лицо, – бросил он невозмутимо. – Мне, кстати, оно понравилось.

«Значит, все-таки просто «кадрит». Ирина растерянно осмотрелась по сторонам, пытаясь придумать хоть какой-нибудь выход.

– Погодите, не убегайте. Вы похожи на раненую птицу с перебитым крылом. Я не хотел вас спугнуть.

– Мне пора, – бросила лишь в ответ Ирина.

– Не думаю, что вам, как вы сказали… пора? У вас такое лицо, по которому видно, что вы явно переживаете из-за чего-то. – Мужчина, похоже, говорил сам с собой. – Может быть, вас бросил муж или бойфренд. Вряд ли вы стали бы так переживать из-за работы. Вы прекрасны, но ваша красота иная, не такая, которая притягивает мужчин на улице. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что с вами будет непросто. Принцесса в изгнании. Я подошел, потому что мне показалось, что вы в беде.

– Да вы просто эксперт! – окончательно возмутилась Ирина.

– Профессия, как я уже сказал, обязывает.

– А вы кто? Криминалист? Чтец человеческих душ? Последователь Фрейда? – Девушка чувствовала, что злится все больше, хоть это и глупо. Ирине сейчас совсем не до знакомств с мужчинами, так что интерес к ней со стороны светловолосого самоуверенного типа в льняной рубахе ей вовсе не на руку. А этот наглец ко всему прочему еще и прав, делая вывод, что она принцесса. Только вот принцесса в изгнании. Так ее дразнил Саша, когда они бывали в чем-то не согласны, а такое случалось очень часто. Именно эта точность, это совпадение «слово в слово» и разозлили Ирину окончательно.

– Ну вот, полундра! Я вас обидел, а ведь не собирался. Иногда бываю слишком прямолинейным, – сказал незнакомец, и в его голосе почувствовалось сожаление.

– Никого вы не обидели, – покачала головой Ира.

– Да уж, не обидел. Ваши думы как на ладони, хоть читай, хоть на принтере распечатывай.

– Надеюсь, все же не так легко. Хорошо, что вы не ищете более близкого знакомства со мной.

– Этого я не сказал, – заявил мужчина, заставив Ирину снова сощуриться.

– Нет? – опешила девушка.

– Нет, не сказал. – Незнакомец снова улыбнулся, и на этот раз Ирина была вынуждена признать, что улыбка у него обезоруживающая, еще и эта ямочка на щеке. Но сейчас это было последним, что могло ее заинтересовать в этом мире. Наверное, он привык, что люди легко попадают под это странное, своеобразное обаяние русского медведя. Только не она. Только не сегодня.

– Почему вы не на работе? – спросила Ирина нарочито холодным тоном, но мужчину это совершенно не смутило.

– Я работаю только тогда, когда мне этого хочется.

– О, как удобно! А что об этом думает ваш работодатель?

– Он меня обожает, – бросил этот нахал с притворно невинным видом. Ирина не нашла что ответить, тогда мужчина продолжил: – А вот вы, кажется, вообще потерялись. Но знаете что, шляпа у вас замечательная! Очень вам идет, – заявил он самым бесцеремонным тоном.

Шляпа была мамина, и та настояла на том, чтобы Ирина ее надела. Слишком яркое солнце.

– Зачем мы стоим тут и говорим о моей красоте и о моей шляпе?

– Как я уже сказал, мне стало интересно, о чем вы думали. – И этот невозможный мужчина поднял вверх обе руки. Так он смотрелся еще выше и был еще больше похож на медведя. Русский медведь. – Вот, минуту назад. Мое любопытство, ничего больше.

Странный мужчина.

– Зачем вам знать мои мысли? – грустно пробормотала девушка и посмотрела на него из-под широкополой шляпки. Ее изумрудные глаза сверкнули, а одна бровь еле заметно приподнялась. – Вы уже все и так рассказали про моего мужа-бойфренда.

Русоволосый мужчина усмехнулся и покачал головой.

– Я предпочту терзаться в неведении, нежели обманываться и питаться собственными догадками.

– Вот как? – растерялась Ирина.

– Предпочитаю правду. И позвольте мне, наконец, представиться. Иван Чемезов. – Мужчина сделал паузу и внимательно всмотрелся в лицо незнакомки, словно ожидал от нее какой-то определенной реакции. Ирина склонила голову набок.

– Иван-дурак, – прошептала она.

– Вы говорите как моя жена, – пробормотал он, но девушка, кажется, даже не обратила на это внимания. Она была глубоко в своих мыслях, темных, смущающих ее и накладывающих тень на ее усталое лицо. – Впрочем, вы не так уж далеки от истины. Из всех сказочных героев этот дуралей подходит мне идеально. Ну а теперь, может быть, вы скажете мне ваше имя, барышня?

– Можете называть меня Аленушкой, – прошептала Ирина.

Иван молча смотрел на нее, словно не знал, что же с ней делать. Затем он вздохнул и облизнул верхнюю губу.

– Боюсь, я только-только прошел через огонь, воду и ругань с одной Аленушкой – моей бывшей женой, так что этот сказочный персонаж для меня скорее отрицательный.

– В таком случае мне стоит быть Василисой Премудрой и держаться от вас подальше, – пробормотала Ирина.

– Значит, Василиса? – кивнул Иван. – Что ж, в таком случае вы не побрезгуете ли пожать руку незнакомцу на паперти?

Ирина невольно улыбнулась тому, с какой легкостью держался этот Иван Чемезов. Если бы она встретила его на неделю раньше, Ирина бы сказала, что Иван – хороший человек. Но неделю назад она сама была другая. Никого не хотела убить. Даже если это желание захватило ее всего на несколько секунд – неважно. Она изменилась. Люди способны на что угодно, она это теперь точно знает.

Ирина протянула мужчине тонкую руку, а когда он пожимал ее, девушка заметила, что тонкая светлая линия от кольца на безымянном пальце уже совсем исчезла.

– Значит, Василиса. Очень приятно. – Иван сжал ее руку, но только на секунду, ровно на столько, чтобы Ирина не почувствовала дискомфорта. – А ваша шляпа просто какая-то удивительная. Какая жалость, что в наше время женщины почти перестали их носить. Такое чувство, что вы взяли ее взаймы у какой-нибудь дамы с камелиями.

Беззаботный Иван с улыбкой на губах безо всякого уважения относился к чужим границам. Но почему-то он больше не вызывал у нее чувства неприязни. Скорее, в его обществе Ирине стало даже легче, спокойнее.

Что ни говори, а этот сказочный Иван показался ей человеком вполне интересным. Да, именно таким. Открытое лицо, своеобразная манера держаться, ямочка на щеке. И жесты рук – он прикасается к воздуху так, словно пытается ухватить что-то невидимое. Руки большие, ладони шершавые, а пальцы перемазаны чем-то синим. Русая челка почти закрывает глаза. Смешной какой-то.

Илья Муромец с дорогими часами на руке. Что за ерунда, откуда он взялся на ее голову, да еще в такой момент…

– Мне… надо идти. Правда! – пробормотала Ирина, растерянно оглядываясь по сторонам, определяя направление, в котором ей следует направиться. Любая сторона света, любая дорога. Вот только ей все равно некуда пойти, и ноги в этих чертовых туфлях просто отваливаются. И денег нет – они тоже остались в сумке. Взгляд остановился на дверях церкви.

– Туда? – удивился он, проследив за ее взглядом. – Но служба давно уже закончилась. Разве только вечерняя.

– А вам-то какая разница, куда мне надо идти? – произнесла Ирина раздраженно и устало. В конце концов, разве Иван сделал ей что-то плохое?

– Вы спешите куда-то? Только честно. Дело в том, что у меня есть к вам одно предложение…

– Предложение? Что еще за ерунда? – испугалась Ирина.

– Приличное предложение, – спохватился мужчина, испугавшись, что эта женщина в широкополой шляпе неправильно его поняла. Снова. – Поверьте, Василиса, витиеватые разговоры – не моя сильная черта. Нужно было сразу сказать вам.

– Сказать что? Вы режиссер и хотите снять меня в голливудском блокбастере? – спросила девушка с вызовом.

Иван молча улыбался и качал головой.

– Вы почти угадали.

– Пфф! – Ирина отвернулась и пожала плечами.

Иван невольно проследил взглядом за этим движением. Ирина была обладательницей редкой фигуры, не просто красива или худа, она была грациозна – качество куда более ценное в глазах Ивана. Изящная длинная шея, резкие движения, точеные плечи, длинные тонкие руки. Смотрел бы да смотрел. Банальные картинные красотки с глянцевых обложек и в подметки не годятся таким, как эта девушка.

Только бы получилось ее уговорить.

– Я вовсе не хотел задеть никакие ваши чувства, дорогая Василиса. Я всего-навсего бы хотел вас нарисовать. Честно.

– Вы хотели бы меня нарисовать? – ахнула Ира и снова обернулась к этому нахалу, в лице которого на этот раз она не обнаружила и тени улыбки. – В каком смысле?

– Да в прямом! – развел руками он. – Это так сильно вас удивляет?

– Вы что же, хотите сказать, что вы – художник? – удивленно переспросила девушка.

– Я понимаю, поверьте, как это звучит, но в моих словах нет никакого подвоха. Я художник и хочу вас нарисовать. В терракотовом платье, именно с этим выражением лица. В этой сумасшедшей летней шляпе.

Нарисовать? Ирина осмотрела мужчину с головы до ног, словно пытаясь найти какой-то подвох, изъяны или даже улики. Но он стоял и спокойно смотрел на нее, а на его губах играла улыбка. Это возмутило Иру еще больше. Какая дешевая игра. Художник!

– Разве художники не говорят – «написать» портрет? – спросила девушка насмешливо. – Как моряки, которые никогда не плавают по воде, а ходят.

– О господи, какая ерунда. Художники говорят как угодно и что угодно! – возмутился мужчина, и улыбка сползла с его лица. Он сощурился и облизнул пересохшие губы. – Так вы согласны?

Вот это поворот! Она вздрогнула, и снова тень сомнения пробежала по ее лицу. Ирина отвернулась и посмотрела вдаль, на дома, громоздившиеся друг за другом вдали, на машины, бегущие по серой ленте дороги. Что ей делать? Она устала, голодна, ей нужно отдохнуть и решить, что делать дальше.

Как найти в себе силы вновь жить.

Последние несколько суток напоминали ей какое-то сумасшествие, и этот разговор на ступенях церкви – достойная его часть. Может быть, она уже бредит от голода и бессонницы? Мама рассказывала, что такое бывает, если не есть и не спать очень-очень долго.

– Я не желаю, чтобы меня рисовали, – ответила девушка без долгих раздумий. Она быстро спустилась со ступеней и пошла вдоль по улице, словно позабыв о том, что секунду назад разговаривала с Иваном. Навсегда выкинув его из головы.

Откровенно признаться, это была совсем не та реакция, к которой привык Ваня Чемезов. Когда он предлагал написать чей-то портрет, люди обычно радовались. Многие специально гонялись за ним, желая быть изображенными на холсте рукой Чемезова. Особенно женщины. Особенно красивые.

Но не эта. Эта – не радовалась вовсе.

– Какая жалость. Я бы мог хорошо заплатить вам, – сказал Иван, последовав за девушкой, но сразу пожалел об этом. Его предложение прозвучало грубо, и это тут же отразилось на лице девушки в шляпе. Взгляд Ирины был испепеляющим.

– Нет. Не надо мне платить. – Лицо ее скривилось от отвращения. – Прощайте, художник Иван Чемезов. Успехов в творчестве!

Девушка быстро пошла прочь от него, приподнимая подол своего длинного терракотового платья, чтобы не зацепить его шпильками. Она шла, не оглядываясь, высоко держа голову. Конечно же, Ирина не поверила ни единому его слову.

Очень жаль, потому что все то, что было сказано ей, являлось чистой правдой.

Глава 2

Иван Чемезов действительно был художником, и притом довольно известным, или, как это было модно говорить, состоявшимся. Член Союза художников России, почетный член академического совета, участник множества выставок. Успех сопутствовал ему, и уже к тридцати пяти он стал популярен, заработал много денег и волен делать то, чего хочется.

Так что Иван вовсе не врал, когда говорил Ирине, что работает исключительно когда этого пожелает. Впрочем, работал он много. Почти всегда. Даже стоя у подножия этой церковной паперти и разглядывая в восхищении грациозную девушку в летней шляпе, он в каком-то смысле тоже работал. Прикидывал ее цвета, ауру, космическое воплощение ее «я» на бумаге – в карандаше, акварелью, темперой.

Рожденный в семье советского художника Федора Чемезова, Иван буквально вырос с кистями в руках, и опыт, время, желание и талант – все сошлось в одну точку. Прирожденный художник.

Правильное место, правильное время. Правильный Ванька Чемезов.

Все сложилось в его пользу, хотя он об этом не просил и не прилагал особых усилий для собственного продвижения или, как это опять же модно говорить, пиара. И при этом Ванька Чемезов – счастливчик, вечно растрепанный и с перемазанными краской пальцами, он никогда не знал тех сложностей, что стоят на пути у многих. Двери, закрытые перед всеми, открывались перед ним сами собой и без каких-либо усилий с его стороны. Достаточно было рисовать – остальное брала на себя фортуна и многочисленные родительские связи.

Собственно, достижениями своими Иван Чемезов никогда не гордился, а эпитет «тот самый» вызывал у него какую-то брезгливость и насмешку.

Он держался просто, хотя и не был простым человеком. С ним всегда было легко, хотя за этой легкостью стояла жажда большего, очередная мечта. Создавалась иллюзия простоты и понятности, но, по сути, его мало кто знал.

Но любили многие. Женщины, галеристы и искусствоведы. Его, обаятельного и задорного чертяку, любили все и всегда, даже дворовые собаки и соседские коты, и он привык к этому, но не кичился, что тоже было своего рода достижением. Свои успехи Иван воспринимал как нечто случайное, неконтролируемое и ничем не заслуженное. Он никогда не приписывал себе успех, в конце концов, что тут такого, если с самого детства Ванька Чемезов просто любил рисовать.

Эта простота характера, редкая самобытность, проявлявшаяся в манере вести себя, держаться и говорить, вся его суть и отражалась в его картинах: небрежные мазки, виртуозное владение мастихином – и готово. Легкомысленные особы оживали на его картинах, а сомнительного вида пропойцы в прокуренном кабаке смотрелись интересно на любой стенке. Иногда мелочи становились для Ваньки Чемезова артобъектами. В то время как настоящие артобъекты могли разочаровать Ваньку Чемезова. Он быстро загорался и так же быстро затухал.

Но Ваня был честен с собой и другими – редкое качество, – прямолинеен до грубости, был предан тем, кого любил, а любил он почти всех. Он, как и Ирина, думал, что не бывает людей совершенно плохих или совершенно хороших, и во всем был склонен оправдывать окружающих с тем расчетом, чтобы окружающие потом простили и ему все его промахи.

А промахов-то хватало.

Женщины, галеристы и коты – Чемезов всегда находил с ними общий язык. Галеристы любили успех, выраженный в цифрах. Котов Ванька Чемезов всегда подкармливал колбасой, закладывая надежный фундамент под храмом котовьей любви.

Женщины же… Другое дело, непростой случай. Женщины хотели быть уникальными, они обожали становиться музами, вдохновлять и внушать восторг. Иногда – любовь. С этим еще сложнее.

Влюбленные женщины всегда хотели завладеть Ванькой Чемезовым.

Однако он не был приспособлен к такой любви. Не умел соответствовать. Забывал приходить вовремя на встречи, увлекался и оставался со студентами в мастерской на час или два. Курил в кухне. Мог профилософствовать (т. е. напиться) до утра в кабаке с каким-нибудь сумасбродным дружком. Невоспитуемый.

Любовь часто приходила нежданно, приносила с собой катастрофы, разоряла гнезда и превращала в пустыни цветущие сады.

Иван даже был женат на одной такой Аленушке. В итоге все кончилось заламыванием рук, потоком обвинений в его адрес, алиментами и тем самым болотом, в котором Иван до сих пор вяз по самую шею. Это отразилось на его творчестве как никогда благоприятно. В период развода Ваня Чемезов создал цикл акварелей под названием «Буря». Смазанные образы, злые лица в окружении городской реальности. Дождь стучит по крыше. Мокрые столики в московских кафе.

Раскупили как горячие пирожки.

Про его работы говорили – очень интерьерные.

Это означало, что, несмотря на все странности, нелепости, все номера, что он отчебучивал, несмотря на все шутки, искажения, эксперименты и наплевательское отношение к тому, что и кто думает о его работах, картины Ивана Чемезова пользовались стабильным коммерческим спросом.

Удачливый черт. Больше всего на свете он любил странное, едва уловимое ощущение, когда ты чувствуешь себя целым, живым, даже больше, чем живым, – частью бесконечной звездной Вселенной, разноцветным галактическим скоплением, неясной, еще не определившейся формой, тонким очертанием. Отсекая все лишнее, кроме любви и ненависти… Целая гамма эмоций.

Сейчас же все его мысли занимала девушка в терракотовом платье, с широкополой шляпой. С лицом человека, вернувшегося с войны. Принцесса в изгнании.

Иван Чемезов стоял в нерешительности и смотрел вслед уходящей вдаль хрупкой фигуре девушки. Она быстро удалялась, грациозно придерживая свою шляпу обнаженной рукой. Ее платье оставило одну руку неприкрытой.

Диспропорция.

Что-то в ней было, в этой прекрасной незнакомке. Что-то особенное, необычное, больше, чем ее неброская миловидность, чем ее беспокойные изумрудные глаза, светлеющие в солнечных лучах, потрясающие каштановые волосы с отблеском меди, удивленный разлет тонких бровей чуть разной формы – не так часто удается увидеть такие. В ней было что-то еще, что так сильно влекло Ивана.

Он действительно очень захотел нарисовать эту девушку и миллион еле уловимых, переменчивых выражений ее сложного, подвижного лица. Так сильно, что от невозможности исполнения этого желания мужчине становилось почти физически больно. Иван хотел узнать ее имя, ее прошлое и настоящее и то, о чем она думает, когда смотрит вдаль долгим невидящим взглядом.

Обида, вызванная отказом девушки, не давала покоя! А он тоже хорош, еще и денег ей предложил. Ведь видел же – не такая.

Иван побежал за ней, боясь, что может не успеть и тогда она исчезнет за ближайшим поворотом. Навсегда…

Некоторое время они так и шли, след в след по шумной, залитой солнцем улице. Затем поворот, еще один. Девушка обернулась к Ивану, стоя на перекрестке.

– Вы что, преследуете меня? – спросила Ирина, остановившись так резко, что Иван практически налетел на нее. Девушка нахмурилась, и тонкая линия пролегла между ее бровей. Иван отскочил, а потом зачем-то отряхнул несуществующую соринку с рукава.

– Боже упаси! Мне тоже нужно… в ту сторону, – И он неопределенно махнул рукой в направлении убегающей вниз улицы. Дурацкое объяснение, спору нет. Другого не успел придумать.

– В таком случае мне налево, – фыркнула «Василиса» и резко развернулась на своих шпильках. Одна из того миллиона загадок, которые Ивану никогда не дано было разгадать. Как можно ходить с такой грацией на таких высоченных каблуках? Некоторым удается, другие же, хоть и хорошо смотрятся на каблуках, все же испытывают неудобство и боль. Прекрасно видно, что больше всего на свете они бы хотели сбросить шпильки и пойти дальше босиком.

«Василиса» относилась к тем редким женщинам, которые, словно инопланетянки, прилетевшие на солнечном луче с других планет, носятся на шпильках с такой легкостью, будто все еще плывут в невесомости.

Иллюзия.

Девушка свернула, и Иван послушно посеменил за ней налево, прилаживаясь к ее неравномерным шагам. Он вполне понимал, что сейчас, наверное, похож на маньяка, но продолжал идти, словно приклеенный, а она оборачивалась и с недовольством качала головой.

– Если вы не прекратите, я вызову полицию! – сказала Ирина в конце концов, остановившись снова на углу какой-то улицы. – И позвоню мужу.

– Не возражаю! – воскликнул Иван с непонятным энтузиазмом. Незнакомка удивленно уставилась на него и на секунду замешкалась с ответом. Тогда мужчина добавил: – Звоните мужу, прошу вас.

– Вы сумасшедший? – полюбопытствовала она.

– Кто-то считает, что художники – все сумасшедшие, если вы об этом. Но если брать наш конкретный случай, то я просто очень хочу нарисовать ваш портрет. Простите, если обидел вас, предложив денег. Когда лично мне предлагают деньги, чтобы я кого-то нарисовал, беру их, а не убегаю вдаль с выражением оскорбленной невинности. Но если это так важно для вас и вашего мужа, то готов рисовать бесплатно. И в его присутствии, конечно. Я буду совершенно счастлив принять вас обоих в моей мастерской. Да что там, приводите хоть всю семью.

– Вы спятили! – фыркнула девушка, снова передернув плечами с уже очаровавшим Ивана изяществом. Нужно было отступать, и, понимая это, Чемезов почувствовал, что невольно начинает злиться, причем больше на самого себя. Уговаривать незнакомок – не самое его любимое дело, честное слово!

– Ну, что ж еще-то мне сказать, милая Василиса! Я уже вам все сказал. Что сделать мне, чтобы доказать чистоту своих помыслов? Ну, забейте в «Гугл» мое имя, посмотрите мои работы. Ну как еще доказать вам, что я не вру?! – Иван растерянно всплеснул руками и с каким-то отчаянием посмотрел в распахнутые зеленые глаза.

Иван не мог знать, что незнакомка была бы рада сделать то, что он просил, вот только ни телефона, ни документов, ни денег у нее нет. Все осталось в сумке, забытой в панике в поезде метро.

Потерять документы было, конечно, самым страшным. Без них вообще непонятно, что делать дальше.

Неделю назад Ирина была на грани отчаяния, а теперь уже за гранью. Она оказалась в совершенно безвыходной ситуации, и ей стоило больших усилий скрывать свои чувства от этого все подмечающего Ивана.

«То ли водки выпить, то ли зарезать кого-то». В точку попал, художник.

Если уж начистоту, Ира ничего не имела против него. Художник? Может, правда художник. Это многое бы объяснило. Чем она рискует, в конце-то концов? Хотя он и странный. В самом деле спятил и хочет нарисовать ее портрет. Или даже двадцать портретов. Вот только у нее своих проблем целый чемодан…

– Давайте так: вы возьмете мою визитку и подумаете над моим предложением еще некоторое время. Поверьте, я понимаю, как неожиданно и странно все это звучит. Моя мастерская неподалеку, в паре километров отсюда.

– В паре километров? – усмехнулась Ирина, но Иван и ухом не повел.

– Там интересно и совершенно не опасно. Я уже сказал: приходите с мужем, деверем, шурином и участковым. Мне все равно. Мастерская на первом этаже, и, если что, всегда можно выпрыгнуть в окно, – улыбнулся он, пытаясь шутить. – И я дам вам порисовать, если захотите. Завтра у нас, кстати, приедут студенты и будет мастер-класс. Хотите принять участие? Вы рисовали когда-нибудь?

Продолжая говорить, буквально забрасывая незнакомку словами, Иван осторожно вставил между ее длинных пальцев свою визитку. Ирина приняла ее, не глядя и даже, кажется, не осознавая этого. Иван же, напротив, отметил, что на безымянном пальце, простите, кольца-то нет. Никакого мужа или девушка не признает колец? Сейчас и такие встречаются.

– Я не рисую. Никогда не пробовала, – прошептала девушка и вдруг – совершенно неожиданный жест – приложила другую руку к глазам так, словно яркий солнечный свет причиняет ей боль. Только тут Иван с удивлением осознал, что его незнакомка очень устала. Да она буквально с ног валится. И расстроена она по-настоящему, всерьез.

– Вас кто-то обидел? Я могу чем-то помочь? Знаю, я чужой человек, но если вам нужна помощь, вы просто обязаны мне сказать! – С еще большим удивлением он отметил, как целый вихрь эмоций пробежал по лицу девушки и то, с каким отчаянием она попыталась взять себя в руки.

– У меня все в порядке. Я просто… должно быть, это мигрень. У меня разболелась голова, – пробормотала девушка.

– Как вас зовут? – спросил Иван, продолжая держать руку незнакомки. – Вы ведь так и не сказали.

– Я… я не хочу… – пробормотала она, а затем вскинула голову и посмотрела Ивану прямо в глаза. – Могу я пока остаться Василисой?

– А вы согласитесь мне позировать? – ответил мужчина вопросом на вопрос. Хотя, спору нет, не было ничего хорошего в том, что девушка не хочет называть свое имя.

– Я не модель.

– О, хвала Бабайке, вы – не модель. Вы даже не представляете, до какой степени все эти «модели» не подходят для художника. Актрисы с их отрепетированными выражениями лиц, благолепные красотки в туши и тенях. И эти, именующие себя светскими львицами в отсутствие названия для того, чем они занимаются.

– А чем они занимаются? – спросила девушка, чуть улыбнувшись одними только кончиками губ.

– В том-то и фокус, что ничем. И если рисовать их, то только на леопардовых шкурах и у каминов, и с томными выражениями лиц. Нет, это не для меня. Если честно, это очень трудно – найти что-то, что хочется запечатлеть на холсте.

– Но почему вам хочется рисовать меня? – Она склонила голову к плечу и внимательно посмотрела на мужчину напротив. Пронизывающий взгляд влажных темно-зеленых глаз – как крик о помощи.

– Я не знаю. Это невозможно объяснить словами, – добавил он, улыбаясь. – Наверное, все дело в шляпе.

– А если я ее сниму? – Девушка улыбнулась и порывистым взмахом сняла с головы свою шляпу. Когда она улыбнулась, ее глаза засияли, уголки глаз чуть приподнялись одновременно с линией ее губ. Слева чуть-чуть, на долю миллиметра выше, чем справа, но этого было достаточно, чтобы улыбка стала чуть насмешливой. Копна каштановых волос рассыпалась по плечам, и Чемезов ахнул от восторга. Невероятный цвет, редкая удача. Каштановые волосы отливали медью в ярком полуденном солнце.

– Боюсь, что нет, – покачал головой художник. – Дело не в шляпе. Дело в вас. Так что скажете? Вы же не можете обречь меня на страдания, верно? Я вижу это по вашему лицу. Вы – добрый человек. Не возражайте. Если вы развернетесь и уйдете, я буду страдать. Это точно, и вы будете жить, зная это. Будете повинны в моих мучениях.

– Не могу поверить, что вам почти удалось меня уговорить, – рассмеялась она. – Я… я подумаю.

– Скажите мне, как вас зовут. Дайте мне номер своего телефона. Я не могу отпустить вас просто так. Где вы живете? В этом районе? – Иван ковал железо, пока оно стояло и рассеянно улыбалось. Но вот снова в глазах ее он заметил беспокойство, какое-то напряжение.

– Нет, не в этом… районе, – покачала головой Ирина.

– Хотите, я подброшу вас? У меня есть машина, только она у мастерской. Это совсем недалеко. Впрочем, я, кажется, уже говорил вам об этом. Ответьте мне хоть что-нибудь!

– Если вы настаиваете… – протянула она, неуверенно озираясь по сторонам.

– О, я очень настаиваю, я просто как сумасшедший настаиваю! – Обаятельное лицо Ивана снова стало озорным. – Я умоляю вас, моя прекрасная незнакомка, утолить мой творческий голод. Ничего больше. Я совершенно безопасен.

– Тогда… если только это вам подойдет… – Ее взгляд заметался, как в ловушке. Птица в клетке.

– Что должно мне подойти?

– Вы можете порисовать меня… но только прямо сейчас. – Слова явно давались девушке с трудом, но их смысл был еще более неожиданным.

– Прямо сейчас? – вытаращился Иван.

– Вы что же, против? Тогда я не знаю. У меня может не найтись другого времени, – пробормотала Ирина, отвернувшись, и, кажется, собралась продолжить путь. Иван тут же замахал руками.

– Сейчас. Только сейчас – и никаких сомнений! Будем ковать железо, пока горячо! – выкрикнул он и подал своей незнакомке руку. Она чуть помедлила, но потом просто сделала шаг вперед, готовая следовать за ним. Странная, очень странная девушка. То она убегает от него со всех шпилек, то предлагает идти к нему в мастерскую? Что-то не так с этой особой все-таки. И она так и не сказала, как ее зовут.