Рандеву на границе дождя Воронова Мария

Они ужинали молча, оба стараясь не смотреть на пустой стул. Раньше там было место Ольги. О чем бы ни думали мать и сын, им не хотелось делиться друг с другом своими мыслями. Доев омлет, Руслан встал, собрал тарелки и приготовил чай.

На полке одиноко стояла Олина кружка с мультяшными котятами, и Руслан вдруг подумал, что до болезни жены еду всегда подавали на фарфоре, но как только диагноз стал ясен, Анна Спиридоновна перешла на дешевую китайскую посуду. Теперь, казалось бы, можно вернуться к прежним привычкам, но дорогой фарфоровый сервиз так и стоял закрытым в горке, и никому не хотелось его оттуда доставать.

Мать помешала сахар в чае и поморщилась – звяканье ложечки только подчеркивало тягостную тишину, царившую за столом.

– Как дела на работе?

– Спасибо, мама, все нормально.

– Хорошо. Руслан, хочу тебе сказать… Я говорила с Максом, у него какие-то нелады в семейной жизни.

– Неужели?

– В подробности я не вдавалась, но пригласила его пожить пока у нас.

Руслан, готовившийся сделать глоток, резко поставил чашку на стол:

– Ну ты придумала, мама! Бедой горе латать!

– Я прекрасно знаю, что ты его недолюбливаешь, но делать нечего. Родственные узы…

– Да-да, кровь не водица и все такое. Один раз выслушать душераздирающий рассказ о его адской жизни я готов, но чтобы он здесь болтался и ныл… Он же не бездомный, в конце концов!

– Руслан, ты не понимаешь кое-каких нюансов. Мы все надеемся, что этот брак удастся сохранить…

– Так и на здоровье, только почему у нас дома надо это делать?

– Не перебивай. Что ж ему, возвращаться в Москву к матери? Бросать не только жену, но и работу? А снимать здесь квартиру тоже нехорошо. Это покажет Алине, что он готов к разводу.

Руслан развернул конфетку и заметил, что это уж такие тонкие тонкости, на которые никто внимания не обращает в нынешнее время.

– Не скажи, – энергично воскликнула мама, – сколько продлится эта размолвка, неизвестно, но пока он с нами, под моим присмотром, нет повода подозревать его в разгульной жизни.

– Мама, достаточно посмотреть на него, чтобы все подозрения развеялись, – ухмыльнулся Руслан, – это же фантастический зануда.

Назидательным тоном Анна Спиридоновна заметила, что он, как и все мужчины, не сознает множества важных вещей. Если Макс найдет себе квартиру, Алина поймет, что он начинает новую холостую жизнь без нее, и ссора от этого усугубится, и неизвестно еще, чем закончится. А так человек просто пережидает у родственников тяжелый период.

Хоть Макс был самым несносным из всех известных Руслану людей, спорить с мамой дальше бесполезно. Она уже обещала приют любимому племяннику, теперь только сожженная дотла квартира позволит избежать этого визита. Прибравшись в кухне, Руслан принял душ и лег в постель, хотя не было еще одиннадцати вечера. Вяло побродил с планшета в Интернете, но ни на чем не задержался. Когда умерла жена, он не чувствовал острого горя, но и радость тоже ушла из его жизни.

Руслан отложил планшет, вытянулся на спине и принялся разглядывать затейливую лепнину на потолке. По-хорошему, давно пора сделать ремонт, хотя бы простенький. Побелить потолки, поклеить новые обои. Эти хлопоты и неудобства взбодрили бы их, но куда ж теперь, когда такой гость на пороге! Размолвка у него, видите ли! Интересно, сколько продлится эта размолвка? Месяц? Два? По крайней мере, желчно подумал Руслан, если бы я был Максовой женой, то, выгнав его, ни за какие пряники не пустил бы обратно!

Вполне реально, что родственник останется у них навечно, мама его любит. Будут вечерами разглядывать старые альбомы и предаваться воспоминаниям о прабабушках и прадедушках. И большая вероятность, что он еще будет здесь, когда настанет время признаться матери, что Руслан больше не завкафедрой, а всего лишь второй профессор. Осталось доработать всего три месяца, потом контракт истекает, и добро пожаловать вниз по карьерной лестнице, Руслан Романович. Освободите место для более талантливых и перспективных кадров.

Когда Ингу неожиданно назначили ректором, нельзя сказать, чтобы он очень обрадовался, но ничего плохого для себя от этого назначения не ждал. Он знал Ингу как честного и порядочного человека, не использующего власть для сведения личных счетов. Конечно, мало приятного ходить в подчинении у женщины, да еще моложе себя, но для самолюбия это не смертельная рана. И вдруг его вызывает заместитель по кадрам и сообщает, что продлевать с ним контракт никто не собирается! Новость была столь неожиданна, что Руслан сначала даже не поверил. И только когда кадровичка принялась растолковывать ему, что необходимо сделать, чтобы занять должность второго профессора, он оценил серьезность положения.

Руслан позвонил Инге на мобильный, но ответа не дождался, очевидно, она внесла его номер в черный список. Поговорить с ней на службе, как бы случайно? Ректор крупного учреждения – это не та фигура, к которой можно запросто подойти в течение рабочего дня, хлопнуть по плечу и сказать: а давай-ка обсудим мое назначение!

Инга сидела в своем кабинете, надежно защищенная преданной секретаршей, а если появлялась в подразделениях, то только в сопровождении их руководителей. Став ректором, она забросила практическую работу, и хоть номинально оставалась главой центра хирургии кисти, сама перестала оперировать, так что столкнуться с ней в операционной тоже шансов не было. Спрятав гордость подальше, Руслан записался к бывшей возлюбленной на прием.

Инга встретила его с холодной любезностью, но улыбка была, пожалуй, слишком радушной, чтобы Руслан поверил в ее искренность.

– Садитесь, Руслан Романович, – Инга указала ему на стул возле приставного стола для заседаний, – очевидно, лучше сейчас потратить немного времени, чтобы расставить все точки над и, и дальше работать в обычном режиме.

– Инга, я понимаю, что очень виноват перед тобой, – скороговоркой пробормотал Руслан, садясь, – прости меня, если можешь.

– Инга Валерьевна, с вашего разрешения. Я подозреваю, вы записались на прием не потому, что вина передо мной невыносимо тяготит вашу совесть. Вас интересует продление контракта, так что для экономии моего и вашего времени давайте придерживаться этой темы.

Она снова одарила его фальшивой улыбкой. Руслан отметил, что новая должность шла ей, как и замужество. Бледное нежное личико налилось красками, в глазах появился холодный стальной блеск, который, впрочем, нисколько Ингу не портил. Властность и уверенность в себе придавали новое очарование ее робкой красоте. Странно, как она умудрилась за такое короткое время из молодой энергичной матери-одиночки превратиться в холеную номенклатурную даму? Женственные завитки легких светлых волос сменились строгой прической, а одета Инга была в деловой костюм того сдержанного дизайна, который свойственен только очень дорогим фирменным вещам. Взяв авторучку, Инга принялась легонько постукивать ею по столу, и Руслан заметил маникюр, причем сделаный со вкусом и весьма профессионально. На безымянном пальце правой руки красовалось широкое обручальное кольцо. Интересно, ему показалось, или она специально взяла ручку, чтобы он точно заметил столь убедительный атрибут ее замужества. «Ну вышла ты замуж, как хотела, все у тебя хорошо, что же ты мне мстишь?» – с тоской подумал он.

– Инга Валерьевна, я прекрасно отдаю себе отчет, что у вас есть причины наказывать меня, – угрюмо начал он, но Инга остановила его повелительным жестом, совершенно новым для нее.

– Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что я свожу с вами какие-то личные счеты. Их у меня нет, да и не может быть. Напротив, Руслан Романович, я прекрасно к вам отношусь и ценю нашу былую дружбу. Но вы должны понимать, что хорошее отношение – это не повод еще на пять лет отдавать кафедру в распоряжение некомпетентного специалиста.

– Что?!

– Давайте посмотрим правде в глаза, – Инга начертила на листке бумаги две параллельные линии и легонько вздохнула. – вы отдаете кафедру в том же самом виде, в котором получили ее пять лет назад. За время своего руководства вы выпустили четыре сереньких кандидатских и одну убогую докторскую, которая хуже любой из этих кандидатских. Публикации вымученные, не потому что есть чем поделиться с научным сообществом, а потому что надо. Хирургический багаж не расширяется, на кафедре не освоено ни одной новой методики, делаются те же операции, что и пять лет назад, когда вы принимали кафедру. Это, знаете ли, уже не столько верность традициям, сколько косность.

– Сейчас, Инга Валерьевна, – вскинулся Руслан, – новые методики – это прежде всего технологии…

Инга улыбнулась:

– Поэтому, Руслан Романович, я и предлагаю вам освободить должность. Руководитель должен делать, а не объяснять, почему он не может делать. Да, бывают разные обстоятельства, но на то руководителю и дается солидный срок проявить себя. Обстоятельства не могут длиться пять лет подряд. За это время надо научиться побеждать эти обстоятельства.

Нужно встать и уйти. Понятно, что Инга не переменит своего решения, и сейчас только глумится над ним по праву сильного. Ну и пусть, вдруг решил он, пусть порадуется. Расскажет ему, какое он ничтожество, хотя вся его некомпетентность заключается только в том, что он предпочел ей другую женщину.

– Есть разные методы руководства, – продолжала Инга, – яркий, талантливый человек окружает себя добросовестными исполнителями, которые комфортно чувствуют себя на вторых ролях и с удовольствием проводят в жизнь идеи начальника. Руководитель, скромнее одаренный, наоборот, привлекает к себе молодые таланты и создает наилучшие условия для их развития. То есть компенсирует свою заурядность как ученого блестящей организаторской работой. Можно дискутировать, какая модель эффективнее, но одна из них должна быть. А когда, простите, заурядный врач руководит добросовестными исполнителями… Тут я просто обязана принимать меры.

– Да? – Руслан постарался улыбнуться так же холодно и равнодушно, как она. – а вы уверены, Инга Валерьевна, что обязаны принять меры именно поэтому? А не потому, что я в свое время не женился на вас?

– Не буду лукавить, этот эпизод действительно повлиял на мое решение, – Инга вздохнула и опустила глаза. – то, что вы предпочли мне тупую и подлую женщину, убедило меня в том, что вы кроме всего прочего не умеете подбирать персонал.

Она рассмеялась, на сей раз, кажется, совершенно искренне.

– Сами посудите, Руслан Романович, – весело сказала Инга, встав из-за стола. Руслан тоже хотел подняться, но она мягко придержала его за плечо: – Сидите, сидите. Допустим, я продлю вам контракт. Найдутся люди, которые спросят меня, а на чем основана ваша кадровая политика, уважаемый ректор? И что прикажете им ответить?

Она прошлась по кабинету, и Руслан машинально отметил ее округлившийся животик. Ждет ребенка, сомнений нет. Почему-то это наблюдение не вызвало в нем ни радости, ни досады.

– Я вполне удовлетворительно справлялся со своими обязанностями, – буркнул он.

– Вот именно, удовлетворительно. А надо отлично! Вы поймите меня как руководителя. Есть безумно талантливый человек, энергичный, с готовой методикой и кучей идей в голове, который украсит наше заведение, даст новый толчок к его развитию, но я не могу его взять, потому что продлеваю контракт с вами. Почему я так поступаю? Потому что хорошо к вам отношусь? Потому что мы были любовниками в течение трех лет? Согласитесь, подобная аргументация не выдерживает критики и характеризует меня как плохого управленца.

– Инга, может быть, хватит уже издеваться? Да, я был не прав, но могу объяснить тебе все, если хочешь. И в конце концов, все у тебя сложилось как нельзя лучше. Зачем ты мне мстишь? Неужели тебе это так необходимо для полного счастья?

– Если вы хотите продолжать разговор, я попрошу вас держать себя в руках, – холодно заметила Инга. – что было, то было, Руслан Романович. Я не собираюсь вычеркивать из своей памяти наши с вами отношения, в которых было много всего, и хорошего и плохого. Но теперь они закончились, надо ли напоминать, что по вашей инициативе? Я пережила этот удар, и теперь нас больше ничего не связывает, кроме служебных отношений. Поверьте, я бы очень хотела вам помочь, но не требуйте, чтобы я действовала в ущерб интересам дела.

Он ушел от нее полностью разгромленным. Да и что он мог возразить? Топать ногами и кричать: «Нет, я хороший специалист!»?

Инга прекрасно это знает. Научная продукция кафедры вполне добротная, ему не стыдно за диссертации, которые она в пылу мщения окрестила серенькими и убогими. Хорошие работы! Может быть, не потрясают постулатов медицинской науки, зато честные, сделанные на большом фактическом материале, с дельными практическими рекомендациями. А уж упреки в том, что они не внедряют новых операций, вообще не выдерживают критики, это формальные придирки. Все, что принято в мире по профилю кафедры, они делают, а если чего-то и не делают, то только потому, что не закупается нужное для этого оборудование. Давно прошли те времена, когда необходимые приборы мастерились умельцами на коленке, из подручных средств. Вооруженные только энтузиазмом и природной смекалкой, доктора осмысливали и развивали отрывочные сведения, попадавшие к ним из-за железного занавеса, делая, например, эпидуральный катетер из телефонного провода. Сейчас подобная инициатива уголовно наказуема.

Кафедра работает не хуже других подразделений, а то и лучше. У него прекрасно организован педагогический процесс, студенты и клинические ординаторы не отбывают номер, а действительно получают знания и навыки. У кафедры есть репутация, все знают, что здесь надо заниматься, иначе будут проблемы, поэтому поступают действительно те, кто хочет учиться, зато и выходят потом готовыми специалистами, а не такими же оболтусами, как пришли.

Создано два принципиально новых цикла, на которые врачи с удовольствием записываются. Готовится к печати монография. Нет, нельзя сказать, что за пять лет он ничего не сделал и ничего не изменил.

Сообразив, что не уснет, Руслан поднялся, надел халат и вышел в кухню. Он не включал лампу, стало быть, уютные серебристые блики света на кусты сирени ложатся из Жениных окон. Наверное, уложили ребенка спать и пьют чай перед сном. А может быть, Женя одна, если Долгосабуров опять укатил на Дальний Восток. Руслан улыбнулся, вспомнив, как несколько лет назад был влюблен в эту тихую девушку. Тогда он был почти готов аннулировать брак и привести Женю в дом в качестве законной супруги, почти решился на тяжелое объяснение с матерью… Ему не хватило одного крошечного шажка, маленького усилия, но этого «почти» оказалось достаточно, чтобы Женя нашла свое счастье с преуспевающим бизнесменом, а он стоял сейчас в пустой и темной кухне, одинокий человек с разбитыми надеждами и рухнувшей карьерой.

Руслан женился на пятом курсе института, не вопреки воле матери, но и без ее горячего одобрения. Сама невеста произвела на Анну Спиридонову довольно скромное впечатление, но мамаша поразила до глубины души. Руслан и сам слегка струхнул, познакомившись с этой неординарной дамой. Впрочем, в юности на подобные вещи смотришь просто. Дети за родителей не отвечают, и Оля не виновата, что мама «вся в искусстве», а также в рваных джинсах и дикарских бусах.

Анна Спиридоновна пыталась поговорить с сыном, но он был сильно влюблен и верил, что раз Оля рядом с такой матерью выросла хорошим и здравомыслящим человеком, то у нее есть внутренний стержень. Анна Спиридоновна неопределенно пожала плечами и как бы в пространство заметила, что наследственность еще никто не отменял.

«У мамаши явные признаки психопатологии, – сказала она, – это я тебе говорю как врач, и как врач предупреждаю, что подобные вещи передаются из поколения в поколение. Вопреки мнению товарища Сталина, дети за родителей отвечают, и еще как!»

Но Руслан был молод, влюблен, и поэтому строптив. Он довольно резко ответил матери, что если будущая теща одевается черт знает во что и рисует жутковатые картины, это еще не повод отказываться от невесты. Любовь сильнее этих вещей, она побеждает все.

«Хорошо, сынок, – спокойно ответила мать, – только учти, что это на всю жизнь. Женившись, ты берешь на себя обязательства, от которых не сможешь отказаться».

Первые несколько лет они жили очень счастливо. Анна Спиридоновна искренне привязалась к невестке, которая отвечала ей любовью и трогательной заботой. В те годы мать много работала, и Оля освободила ее от всех хозяйственных хлопот.

Потом Руслан часто перебирал в памяти эти годы, но не мог вспомнить ничего, что говорило бы о душевной болезни жены. То ли не было ничего, то ли растворилось в чувстве спокойного счастья и любви, которым была наполнена их жизнь. Да, Оля плохо запоминала материал, в институте еле-еле перебивалась на троечки, даже самые увлекательные книги не могли надолго завладеть ее вниманием, но жена и не должна быть слишком умной… Почему Анна Спиридоновна, перед свадьбой уверенно предвещавшая нарушения психики у невестки, не насторожилась, когда Ольга часами сидела, разглядывая картинки в детских книжках Руслана? Потому что родители доставали ему лучшие детские книжки, с великолепными иллюстрациями, а Оля в свои юные годы была вынуждена довольствоваться тем, что нарисует ее безалаберная мамаша. Раз перебирает детские книги, значит, задумывается о ребенке, решила Анна Спиридоновна и с энтузиазмом стала требовать у молодых внука.

Но долгожданная беременность не наступала. В глубине души Руслан не сильно огорчался, он к детям относился спокойно. Держа на руках младенца, не испытывал восторга, не умилялся лепету более старших детей, а подростки так и вообще раздражали его. Но к своему собственному отпрыску он будет относиться иначе, решил Руслан, и супруги стали бороться за ребенка.

Их с женой признали совершенно здоровыми. Не нашли заболеваний, препятствующих беременности, однако время шло, а ребенок все не получался. Как-то Руслан дежурил с очень старым доктором, разговорился с ним о своей проблеме и услышал: «Иногда необходимо действовать, а иногда лучше довериться судьбе. Как говорится, солдаты сражаются, а победу дарует Бог. Просто любите жену, Руслан Романович, и Бог благословит вас, ребенком или как-нибудь иначе».

О, как он потом ругал себя, что не прислушался к словам старика! И даже посмеялся над его мракобесием… Ну не знает дед о передовых достижениях медицины, вот и ссылается на высшие силы. При чем тут Бог, в самом деле! Руслан не какой-то там «православнутый» безумец, а врач, он прекрасно знает, откуда дети берутся. Если не получается, нужно лечиться, а не молиться, и рассказы типа «а вот одна пара никак не могла завести ребенка, а потом они съездили к такой-то святыне, приложились к иконе и нате-пожалуйста», годятся для безмозглых истеричек, а не для него.

Он видел, как мучительны для жены бесконечные визиты к врачам, но безжалостно находил все новых и новых специалистов, одного лучше другого, в надежде, что уж следующий-то точно, как кролика из шляпы, вытащит причину их бесплодия и быстро ее устранит.

Наконец была предложена лапароскопия. Оля очень не хотела соглашаться, просила у Руслана передышку, давай, мол, хоть пару месяцев отдохнем, может быть, все само собой случится. Но выстоять против атаки мужа и свекрови у нее, бедняжки, не было ни малейшего шанса.

«Дорогая, если ничего не делать, то ничего и не получится, – говорила Анна Спиридоновна, – к чему эти отсрочки? Быстренько сделаешь, если там есть какие-то проблемы, их устранят, и, может быть, со следующей овуляции ты уже забеременеешь. Поверь мне, милая, это высиживание ничего не даст. Сколько вы уже пытаетесь? четыре года, и ничего не получается. Почему ты думаешь, что эти два месяца будут какими-то особенными?»

Ольга покорилась. Руслан нежно простился с ней у дверей операционной – и всё. Назад он получил совершенно другого человека.

Волчеткин вздохнул и открыл кладовку, стараясь, чтобы старая дверца не скрипела. Порылся в своем ящике с инструментами и извлек бутылочку виски, обтянутую старыми носками. Воровато оглянувшись, налил себе в чашку и спрятал бутылку обратно. Маме совершенно незачем знать, что сын порой не может заснуть без хорошего глотка. Он и так не оправдал ее надежд, а в ближайшее время разочарует еще сильнее.

Теперь уже нельзя узнать наверняка, почему так вышло. То ли произошла какая-то ошибка при даче наркоза, о которой доктора предпочли умолчать, то ли анестезиологическое пособие прошло гладко, но разбудило дремлющее в Оле безумие… А может быть, не так и не эдак, просто она не вынесла напряжения, того давления, которое обрушили на нее Руслан с Анной Спиридоновной? Как знать… Нет, они ни разу ее не упрекнули, боже сохрани, но для совестливого человека упреков и не нужно. Она чувствовала, как ее милостиво прощают, что она не может дать то, чего от нее так страстно хотят.

После лапароскопии, которая не дала никакого результата, Руслан забрал жену домой, совершенно по-обывательски объяснив ее вялость воздействием наркоза.

Но на следующий день ничего не изменилось, напротив, началось стремительное разрушение психики. Руслан снова заметался от врача к врачу, в надежде хоть как-то это остановить. По злой иронии судьбы, как не смогли определить причину Олиного бесплодия, так затруднились и в психиатрическом диагнозе.

В одном только все сходились – его жена не станет прежней.

О том, чтобы Ольга вернулась к матери, не могло быть и речи. Как же тогда в горе и в радости, в болезни и в здравии?

Руслан поболтал виски в своей чашке и невесело усмехнулся. Что бы ему вспомнить о святости брачных уз раньше! И сказать: невозможность зачать ребенка – это не твоя вина, а наша общая беда. А может, и не беда, а просто обстоятельство жизни. Мы все равно будем вместе до конца. Как знать, может быть, Оля не заболела бы, и забеременела, и родила… Почему не послушал того старого доктора? Но мы пропускаем мимо ушей самые мудрые советы, особенно если нам советуют терпеть.

От матери Оли толку не было никакого, кроме проклятий в адрес Руслана, мол, довел дочь до сумасшествия. У нее была своя жизнь, в которую занятия с больной дочерью никак не помещались. Время от времени она приходила в гости, но визиты становились все реже и наконец прекратились вовсе. У нее были еще другие дети, вот она и отшвырнула заболевшую дочь, как сломанную куклу.

Хотели взять сиделку, но Оля пугалась незнакомых людей, а Анна Спиридоновна болезненно относилась к тому, что в доме будет хозяйничать чужой, пусть десять раз проверенный человек. Руслан хотел перейти в дежуранты, но мать категорически воспротивилась. Он перспективный хирург и должен делать карьеру. А если уйдет на дежурства, то поставит на себе большой жирный крест, так до пенсии и проработает сутки через трое. Другое дело, она сама: все высоты покорила, пенсию давно заработала, да и молодые наступают на пятки, ждут не дождутся, когда она освободит место. Если не уйдет по доброй воле, могут и какую-нибудь гадость устроить.

Руслан был шокирован. Он любил мать и, что не менее важно, был уверен в ее любви. Но как она с раннего детства уважала его личную жизнь, так и он считал Анну Спиридоновну не удобным устройством для удовлетворения своих желаний, а вполне самостоятельным человеком, для которого любимая работа не менее важна, чем любимый сын.

То, что она готова терпеть в своем доме душевнобольную, уже казалось ему большой жертвой с ее стороны. Но оставить работу…

Руслан пытался ее отговорить, но мать не поддалась. Она вышла на пенсию, оставив за собой только пост редактора в одном медицинском журнале. Когда в соседнем доме открылась частная клиника, Анна Спиридоновна взяла там три часа приема по субботам. Вполне достаточная профилактика маразма, шутила она.

По вечерам и в выходные дни Руслан сам ухаживал за женой. Он смотрел за ней, как за маленьким ребенком, и думал, какие злые шутки судьба играет с теми, кто пытается ее обмануть или сильно докучает ей просьбами. Ты так сильно хотел ребенка – что ж, получай дитя, которое никогда не повзрослеет.

Это уже не была прежняя Оля, и он не мог любить ее, как раньше. Остались нежность и щемящее, иногда мучительное чувство вины. Руслан старался, баловал ее, как баловал бы дочку, угадывая и предвосхищая все желания и с ужасом понимая, что желаний этих с каждым днем становится все меньше. Но она определенно любила его и радовалась, когда он рядом, поэтому Волчеткин всегда спешил домой.

И все же он был молодой мужчина, и ему нужна была женщина.

Влюбленность в Женю настигла внезапно, оказалась острой, очень приятной и короткой.

Он слишком дорожил чистым чувством восторга, которое испытывал всякий раз, встречая Женю в клинике, чтобы испортить все мутной любовной историей, отравленной предательством при любом ходе событий. Руслан наслаждался своей запоздалой юношеской любовью, всеми этими якобы случайными встречами, Жениным смущением, явным знаком того, что она отвечает ему взаимностью. Душа его радовалась этой любви, но тело тридцатилетнего мужчины требовало свое, мучило скверными снами… Руслан просыпался в опустошении и тоске, шел на кухню, пил чай, иногда курил и в темном ночном одиночестве почти убеждал себя в том, что ничего не будет плохого, если он сойдется с Женей.

Потом встречал ее на работе, смотрел в глаза и отступал. Обмануть эту благородную натуру было бы слишком тяжким грехом… Руслан думал о том, чтобы навести порядок в своих делах, признать жену недееспособной, расторгнуть брак и жениться на Жене. Это просто юридическая формальность, ведь всем ясно, что Оля больна и давно не жена ему. Но мама считала иначе, узы брака священны, тем более брака венчанного. И вообще, самое отвратительное, что может сделать человек, – это бросить в беде того, кто доверился ему. Руслан с Анной Спиридоновной остались единственными людьми, которых Оля узнавала и любила, нигде в другом месте она жить бы не смогла. Как-то Руслан попытался положить ее в клинику на несколько дней, вдруг удалось бы достичь хоть небольшого улучшения, но Оля так плакала, что вечером он забрал ее домой.

Привести в дом другую женщину значило оскорбить мать и вообще обречь всех на несчастную жизнь на грани патологии. А если появится ребенок? Об этом даже страшно было подумать…

Поселиться с Женей отдельно, оставив Ольгу на мать, и для очистки совести нанять сиделку? Это значило бы предать и мать, и жену. Иногда цена счастья – подлость, а цена несчастья – мужество.

Как раз в это время к ним на работу перешла Инга, молодая энергичная мать-одиночка. Самостоятельная женщина, знающая жизнь и отвечающая не только за себя, но и за своего ребенка. Руслан сделал несколько намеков, они были поняты и приняты.

Инга была в его вкусе: маленькая хрупкая женщина, но он совершенно не был влюблен в нее. Все сотрудники знали его личные обстоятельства, и, сходясь с Ингой, он ничего не скрывал. Женат на душевнобольной женщине и разводиться не собирается, эпизодические встречи – все, что он может предложить. Это была правда, но не вся. Руслан не сказал, что влюблен в другую женщину, а с Ингой встречается только ради удовлетворения физиологической потребности, что она хороша в постели, и с ней интересно поболтать на профессиональные темы, но ни малейшего душевного влечения он к ней не испытывает. Он предпочел думать, что Инга встречается с ним из тех же самых соображений, что ей тоже нужна сексуальная разрядка и ничего больше.

Увы, добродетель – короткое одеяло, никогда не получается закутаться целиком…

Женя вышла замуж и мало-помалу исчезла из его мыслей, но Инга не стала роднее и ближе. Он предпочитал не видеть, каким верным и надежным другом стала ему любовница за эти годы, как помогала и поддерживала, и готова была на все ради него, если бы он только ей позволил.

Нет, его, зрелого мужика, отчего-то вновь потянуло на романтику. Сломя голову кинулся в очередную влюбленность, которая, как он думал, ничем не кончится, и, собственно, никак и не начнется.

Но Оля вдруг умерла…

Руслан неожиданно оказался свободен, и это опьянило его, привыкшего существовать в жестких рамках долга. Так человек захлебывается воздухом улицы, выйдя из многолетнего заточения в подвале.

И он ничего больше не хотел знать ни о каких обязательствах, не хотел даже думать о том, есть ли они у него перед женщиной, три года делившей с ним постель.

Что ж, пришло время за это расплатиться.

Инга обошлась с ним круто, но в целом справедливо.

Волчеткин засмеялся и залпом выпил виски. Только если о крахе карьеры профессора Волчеткина узнает Макс, это будет уже перебор. Этого он не заслужил.

Макс возник на пороге в семь ноль пять вечера, строго в назначенное время плюс несколько минут для хорошего тона. Как всегда, в идеально сидящем двубортном костюме и сияющих ботинках. О стрелки его брюк можно было порезаться, а узел галстука представлял собой маленький шедевр. Прическа – волосок к волоску. Не будь Макс так завораживающе, просто волшебно некрасив, его скорее можно было бы принять за манекен, чем за живого человека.

Плащ благородного цвета беж перекинут через локоть с тщательно продуманной небрежностью, в другой руке – чемодан на колесиках.

– Тетя Аня… Руслан… – хозяева удостоились тщательно продуманных родственных поцелуев, – очень рад вас видеть. Спасибо, что пригласили погостить.

– О чем ты говоришь, дорогой! Живи сколько хочешь, хотя я надеюсь, твоя семейная жизнь скоро наладится.

Макс как-то неопределенно повел бровью.

– Руслан, помоги брату распаковать вещи, и будем ужинать.

Зная педантичность двоюродного брата, Руслан ограничился тем, что поставил его чемодан в центре комнаты, развалился на диване и принялся с любопытством наблюдать, как тот достает идеальные стопки сорочек, два костюма, упакованные в специальные чехлы, носовые платки и прочее. Сильное душевное волнение и неопределенность семейной жизни не помешали родственнику обстоятельно собраться. Затем на свет божий появились такие странные вещи, как специальные ящики-ячейки для нижнего белья, вешалки для носков и маленький утюг.

– Это-то тебе зачем, господи, – не выдержал Руслан, – куда ты, думал, едешь? В дикие племена? Мы отсталые, не спорю, но уж утюг-то есть у нас.

– Такого нет, – наставительно произнес Макс своим надтреснутым голосом, – это специальный портновский утюжок для мужских костюмов.

– Ну извини. – Волчеткин полюбовался на свои ноги в потрепанных джинсах и перевел взгляд на брата. Тот тщательно расправлял на плечиках пиджак цвета маренго.

Чужой человек, увидев их рядом, ни за что не предположил бы, что эти двое связаны кровным родством. Объединяли братьев только высокий рост, широкие плечи и жилистая конституция. Все, на этом сходство заканчивалось. Руслан являлся привлекательным брюнетом с резкими, но тонкими чертами лица и замечательным галльским носом.

А Макс… Его высокая худощавая фигура была ужасающе нескладной, и этого не мог скрыть ни один из его знаменитых костюмов. Волосы густые, пшеничного цвета, пожалуй, хороши, но слишком безукоризненная прическа убивала всю их прелесть. Создатель наградил Макса лицом треугольной формы, с острым подбородком, удивительно длинным носом и серыми, слегка раскосыми глазами, и черты эти настолько не гармонировали друг с другом, что казались смелым экспериментом Бога. Будто устав от однообразия симпатичных лиц, тот взял и прикинул: а если так?

Из-за глубоких носогубных складок братец казался суровым и мрачным человеком, но ушные раковины, поставленные перпендикулярно к голове, и длинная тонкая шея делали из него вечного подростка.

Бедняга Макс был очень некрасив, но это была некрасивость уникальная, притягивающая взгляд. Как картина Пикассо среди рождественских открыток. Надо сказать, что улыбался двоюродный брат редко, еще реже смеялся, и в такие моменты его лицо действительно становилось хаотичным нагромождением ломаных линий.

– Еще раз прими мои соболезнования, – сказал Макс, закончив распаковываться и в растерянности глядя на свой чемодан, не зная, куда его пристроить.

– Спасибо, – кивнул Руслан, сделав подобающую мину, – давай свой сундук на колесах, я поставлю его в кладовке.

(Не слишком далеко, добавил он мысленно.)

– Подожди минуту, График, – Макс придержал его за локоть, и Руслан невольно улыбнулся, услышав свое детское прозвище, – я хотел бы сразу обсудить с тобой один деликатный момент, чтобы позже у тебя не создалось впечатление, будто я наблюдал за тобой, как профессионал.

Руслан пожал плечами – мол, давай.

– Я мог бы поработать с тобой, если хочешь.

– Не хочу!

– Пожалуйста, подумай над моим предложением. Я хороший специалист в своей области и мог бы помочь тебе справиться…

– Я справляюсь, как ты видишь! – перебил Руслан.

– Внешне да! Но ты долгое время находился в психотравмирующей ситуации, и я был бы рад помочь тебе преодолеть последствия. Мы не настолько близкие друзья, чтобы это помешало мне видеть в тебе пациента, а тебе во мне – врача.

– Спасибо, обойдусь. Знаю я вас, психиатров! Начинается все с желания исследовать запутанные лабиринты человеческой души, а в итоге аминазин и мягкая фиксация.

Макс покачал головой и заметил, что брат путает психиатрию с психотерапией, собственно, негативное отношение к последней и есть причина всех несчастий нашего народа. На Западе, мол, совершенно здоровые люди ходят на терапию при каждом удобном случае, а у нас все общество состоит из невротиков и психопатов, которые не обратятся за психотерапевтической помощью даже под дулом пистолета.

– Стало быть, я невротик. Или психопат, это как тебе больше нравится. Если вообще есть какая-то разница, – буркнул Руслан.

Макс наставительно поднял палец:

– Разница принципиальная! Невротик мучает себя самого, а психопат всех окружающих.

Руслан молча подхватил пустой чемодан и понес в кладовку. При всех своих аристократических манерах Макс никогда не страдал излишней тактичностью. Не успел приехать, сразу с порога: психиатра вызывали? Мог бы сообразить, что у Руслана теперь, после многолетней жизни с душевнобольной женой, аллергия на само это слово!

Когда Оля заболела, братец был еще молодым специалистом, и помощь его заключалась в том, что он связывал Руслана с корифеями. А теперь профессионально вырос, окреп и нацелился на руслановский мозг, едва распаковав свои дурацкие манатки!

Кладовку давно не разбирали, в ней скопилось огромное количество очень нужных вещей, которыми никто и никогда не пользовался, так что пришлось изрядно постараться, чтобы втиснуть туда еще и Максов чемодан. С усилием закрывая дверь, Руслан подумал, что, вероятно, согласился бы с братом, если бы речь шла не о нем самом, а о каком-то постороннем человеке. Конечно, в голове у него творится черт знает что, но отдать свой мозг в руки этого аккуратиста, чтобы он там ровненько разложил все извилины… Нет, спасибо! На крайний случай у него в ящике с инструментами лежит психотерапевт. В стеклянном халате, усмехнулся Руслан.

На кухню вышла мама и захлопотала, накрывая стол к ужину. Краем глаза Руслан отметил, что в обращение вернулся их фарфор, и это почему-то было неприятно.

Представив себе предстоящую трапезу, он решил, что братца на сегодня, пожалуй, хватит.

Соврал Анне Спиридоновне, что его вызывают на работу, быстро соорудил несколько бутербродов и был таков.

Руслан любил раннюю осень, с ее темными вечерами и дождями, по-летнему сильными и шумными. Рыжеватые сумерки спустились на Васильевский остров, приглушая цвета и делая его похожим на старинную фотографию. От Невы тянуло сыростью, а мелкие выщерблинки гранитного парапета набережной были полны воды. Дорога была вся в черных лужах, а листва на редких деревцах в Румянцевском садике уютно блестела в свете фонарей от недавно прошедшего дождя.

Подняв воротник куртки, он зашагал на работу. Полина сегодня дежурит, ей будет приятно его видеть.

Пока дойдет, пока пообщается с возлюбленной… К его возвращению Макс, ярый поборник режима, будет спать, а потом Руслан потихоньку к нему привыкнет…

Брак старшей сестры Анны Спиридоновны много лет был бездетным, и вдруг, когда все уже смирились с этим положением вещей, на свет появился Макс.

Что ж, стоило больше десяти лет ждать этого чудо-ребенка! Маленький гений, истинная услада родителей, Макс был послушным и любящим сыном, круглым отличником, вежливым и культурным мальчиком и настоящим кошмаром для всех детей, имеющих несчастье состоять с ним в родстве и свойстве.

Странное дело, улыбнулся Руслан, если муж ставит жене в пример другую женщину, мол у нее и фигура лучше, и лицо красивее, и готовит она ого-го, то он нахал, грубый человек и никуда не годный супруг! А если родители предлагают своему ребенку двоюродного брата как образец для подражания, это считается совершенно нормальным.

Все детство Руслан только и слышал о невероятных достижениях брата, который мало того, что учился на одни пятерки, еще уверенно брал все призы на олимпиадах и даже участвовал в телепередаче «Умники и умницы»!

Конечно, вздыхала мама, у такого талантливого мальчика неизбежны проблемы со сверстниками… Но в этом Руслану тоже чудилось восхищение, а не упрек. Не принятый в детском коллективе Макс не заставлял мать волноваться, гоняя целыми днями на велике и падая с деревьев, а чинно сидел с книжечкой и набирался ума.

Единственный ребенок пожилых родителей, болезненный, тщательно оберегаемый от дурного влияния улицы, Макс был обречен на грустную участь «маленького взрослого». Бабушка учила его красиво есть, по-офицерски шаркать ножкой, и к пяти годам он приводил в восторг весь реликтовый островок старой аристократии, который представляло собой семейство. Анна Спиридоновна с ее интересом к жизни и авантюризмом со временем отдалилась от родственников, встречи были редкими, но тягостными для обоих детей. Руслану не разрешали вовлекать Макса в разные интересные штуки типа катания на тарзанке или прыжков с гаражей, а когда они стали постарше, мама говорила прямо: «Если я узнаю, что ты дал Максу сигарету, я убью тебя собственными руками. Просто из милосердия, чтобы избавить от пыток, которым подвергнет тебя тетя Вера». Приходилось сидеть дома и вести жутко скучные беседы о книгах и учебе. И то родители всегда подслушивали, чтобы Руслан не сболтнул чего-нибудь лишнего, способного испортить чудо-ребенка.

Потом родители Макса переехали в Москву, унаследовав там квартиру, и общение, слава богу, свелось к телефонным разговорам, из которых Руслан всегда знал, что поделывает брат. И всегда Макс оказывался на шаг впереди…

Они одновременно поступили в мединститут, но Руслан в свой год и в Петербурге, а кузен – перескочив два класса экстерном и в Москве. Вместе закончили, но Руслан просто так, а Макс – с красным дипломом. Оба защитили кандидатские диссертации и тут сравнялись на короткое время, ноздря в ноздрю пройдя путь от ассистентов до доцентов, и вместе вышли на защиту докторских.

Оба получили степень докторов наук, но Макс при этом выпустил по материалам диссертации монографию, благосклонно принятую научным сообществом, и научно-популярную книжку, которая очень неплохо раскупалась. А еще он был младше Руслана на два года!

Дальше все продолжалось в том же духе. И Руслан стал заведующим кафедрой, и Макс, но брат к тому же открыл частную клинику и весьма преуспел.

В молодости Руслан утешался тем, что зато он живет нормальной жизнью, где есть и друзья, и девушки, и неожиданные повороты фортуны, а не обречен на унылую судьбу книжного червя, как Макс.

Но брат и тут его обошел. Долго влача герметичное существование вечного девственника, Макс сделал неожиданный спурт, женившись на неправдоподобно красивой дочери весьма состоятельного предпринимателя.

Руслан всегда чувствовал себя немного виноватым перед матерью, что он не такой гениальный, как брат. Это было глупое, детское и, что там, недостойное чувство, которое следовало давно вырвать с корнем из души, но корни эти сидели слишком глубоко.

Не заведя друзей среди ровесников, Макс льнул к Руслану и не понимал, что тот совсем ему не рад. После института брат вернулся в Петербург и одно время был слегка навязчив, а потом Оля заболела, стало не до родственного общения, Макс не лез больше со всякими билетами в филармонию и на выставки, но профессиональную его помощь нельзя было не оценить. Он находил пути к лучшим специалистам, договаривался о стационарном обследовании, а потом, когда Оля умерла, помог с организацией похорон. Не сумевший толком адаптироваться в социуме, классический «ботаник» оказался безупречным родственником, так что мама сделала все правильно, пригласив его погостить. Но в такие грустные минуты, навеянные сумерками и прошедшим дождем, Руслану казалось, что она позвала брата специально, не желая оставаться наедине с сыном, который не мог дать ей тепла и внимания.

Мама старалась утешать и поддерживать Руслана, но почему-то ей понадобились другие люди, чтобы утешаться самой. Кристинка эта несуразная, теперь Макс.

«А вдруг семейные неурядицы брата – это предлог? – с ужасом подумал Руслан. – вдруг мама специально пригласила Макса, чтобы он привел в порядок мои мозги?»

Нет, это уже не дедуктивный метод, а паранойя! С такими мыслями действительно пора…

В приемном отделении он с трудом протолкался через маленькую толпу агрессивно настроенных людей, пришедших за медицинской помощью. Как всегда по пятницам, запах перегара был особенно густым.

Окинув толпу профессиональным взглядом, Руслан определил, что в действительно срочной помощи нуждается дай бог треть всех этих людей, остальные просто явились в удобное для себя время, не желая обивать пороги поликлиник.

Несмотря на недавний ремонт, отделение казалось мрачным и запущенным. Белая кафельная плитка кое-где отвалилась, обнажив безысходные серые шлепки цемента, на потолке расплылось бурое пятно от протечки, с которого на зазевавшихся докторов периодически падали куски краски.

Отделение располагалось на первом этаже, поэтому тут даже летом бывало сыро и промозгло, усиливая общее ощущение безнадежности.

Из-за двери хирургической смотровой доносились ставшие уже почти родными угрозы: вы мне отказываете в помощи? вы обязаны! как ваша фамилия?

Подобные вопли превратились в неизменный атрибут практики врача и от частого повторения уже не производили того впечатления, на которое рассчитывали граждане.

– Моя фамилия – пошел отсюда вон, – с этими словами в коридор вышла Мила и по инерции продолжила: – А имя – завтра в поликлинику обратишься. Давай-давай, иди отсюда, пока я милицию не вызвала, – крикнула она явно нетрезвому мужчине средних лет и наконец повернулась к Руслану: – пойдем покурим?

В курилке, странное дело, никого не было, и Мила с неожиданной для своей комплекции легкостью вскочила на высокий подоконник. Руслан полез в заначку, на верхней полке железного шкафчика со швабрами они всегда хранили пачку сигарет для таких вот некурящих докторов, как они с Милой. Потому что нет-нет, да и наступала минута, когда вдохнуть горький дым становилось просто необходимо.

– Откуда это взялось? – сказала Мила с недоумением. – Нет, всякое бывало, конечно, но к врачам относились с уважением, если писали жалобы, то почти всегда по делу. А сейчас – вздохнешь невпопад, и пожалуйста! Иди отписывайся! Иногда возникает чувство, что каждая спасенная мною жизнь – это удар по эволюции.

Руслан затянулся и глубокомысленно выпустил дым.

– Из всего информационного потока санитарного просвещения наш любимый гражданин уловил только одну идею: врачи кому-то там что-то давали и теперь по гроб жизни должны лично ему, – сказал он с усмешкой, – и, в общем, успех лечения зависит не от того, насколько тяжело он болен, а от того, как громко он на врача орет. Он не понимает, что иногда вылечить человека – это все равно что пройти по минному полю. Шаг вправо, шаг влево, и всё!

– Так медики сейчас как штрафбат! – расхохоталась Мила. – Гонят нас на минные поля, а за спиной заградотряд из всяких проверяющих, которым пациенты с радостью пулеметные ленты в виде жалоб подносят. А никаких миноискателей или там защитной амуниции ни фига не выдают, кстати, особенно в последнее время. Все ножками, ножками… Ну ладно, черт с ним! Подумаем об этом, когда нас пригласят разрабатывать новую концепцию здравоохранения, а сейчас нечего воздух сотрясать.

Мила коснулась его плеча, и даже сквозь куртку Руслан почувствовал тепло ее ладони:

– Ты как? Держишься?

– Спасибо, Мила, я в порядке. Сама понимаешь…

Так вышло, что они с Милой не виделись очень долго, то она была в отпуске, то на учебе, потом отпуск брал Руслан, и у него не получилось поговорить о смерти жены с единственным человеком, которого он считал своим настоящим другом.

– А ты на нас не сердишься? – вдруг спросила она. – Не думаешь, что в смерти Оли есть вина наших врачей?

Он покачал головой:

– Ну что ты! Может быть, шанс был. Может быть, один из ста, а может быть, и больше. И если бы доктор нашел тропинку через это минное поле, я был бы благодарен ему до конца жизни. Наши не сумели, так это судьба, куда деваться. Как сказал Пушкин: но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья, да брат мой от меня не примет осужденья, и дух смирения, терпения, любви и целомудрия мне в сердце оживи… Да я вообще, – Руслан махнул рукой, – сам я хорош! Сидел как идиот возле Оли и ни о чем не думал, кроме того, что не хочу ее терять. Наверное, надо было искать консультантов, сгонять всех профессоров к ее постели, самому, может, сунуть нос в историю болезни, а я тупо сидел, держал ее за руку и плакал. Хотя толку от моих слез не было никакого. Так что если кто и виноват, то только я.

Мила вздохнула. Слишком долго стряхивала пепел с сигареты.

– Знаешь, Руслан, – сказала она тихо, – не бывает ведь абсолютного счастья, правда? Может быть, несколько минут, а потом обязательно привкус разочарования, пусть капля на ведро, но обязательно есть. Зато и абсолютного горя тоже не бывает. Как на солнце есть пятна, так и во тьме найдется лучик света. Всегда есть что-то, ради чего надо идти дальше, какой бы мрачной и беспросветной ни представлялась тебе жизнь.

Дежурные терапевты были почти исключительно женщины, но кабинет имел казенный, тоскливый вид, его обитательницы не прилагали никаких усилий, чтобы хоть немного смягчить обстановку. Стены, оклеенные дешевыми обоями с невнятным рисунком, были совершенно голыми, никто не озаботился повесить даже календарь. Вместо занавесок окно закрывали вертикальные жалюзи с кое-где уже оборванными полосками. В единственном цветочном горшке, слегка тронутом плесенью по краям, под слоем пыли произрастало какое-то вечнозеленое растение, изумляя своей живучестью, потому что по его виду сразу становилось ясно, что его никто не поливает.

Руслан присел к маленькому столу и с неудовольствием отметил, что цветочный рисунок на клеенке почти весь стерся, углы клеенки прорваны, и вся она изрезана ножом, словно кто-то кромсал хлеб жадно и небрежно.

И кружка, в которой Полина подала чай, тоже показалась сомнительной. С какой-то разухабистой надписью, щербатая, Руслан так и чувствовал, что, когда выпьет свою порцию, обнаружит внутри на стенках густой чайный налет, поэтому отставил кружку, даже не пригубив.

– Нет, что эта сучка о себе возомнила! – воскликнула Полина, убедившись, что дверь кабинета плотно закрыта. – Выспала себе ректорское кресло, так теперь может людям жизнь ломать? Ничего, найдется на нее управа!

– Полячонок, не воспаляйся, – с улыбкой посоветовал Руслан, пытаясь обнять любимую девушку, но безуспешно, так быстро и энергично она расхаживала по кабинету. – что теперь поделать… Мы с тобой ее сильно обидели. Я предал, ты глумилась. Ничего удивительного, что она решила отомстить.

– Знаешь, ты как хочешь, а я не допущу, чтобы какая-то шлюха мне жизнь ломала, – воскликнула Полина с интонацией, показавшейся Руслану несколько театральной. – если уж на то пошло, она сама во всем виновата! Никто ее не заставлял к женатому мужику в постель ложиться. Уж в тридцать-то лет пора бы знать, что раз стала подстилкой, ею и останешься. Не было у тебя перед ней никаких обязательств, так что нечего было лезть на место твоей жены!

Руслан поморщился. Эта мораль вдруг показалась ему такой же дешевой и пошлой, как кружка, в которую Полина налила чай. И такой же слегка грязноватой.

– Пусть так. Моя совесть, допустим, чиста. Но ты-то зачем к Инге заявилась с нравоучениями? Неужели так хотелось ногами попинать поверженную соперницу? Блажен, Полина, «кто крепко словом правит и держит мысль на привязи свою, кто в сердце усыпляет или давит мгновенно прошипевшую змию».

Она нетерпеливо махнула рукой, как бы отгоняя от себя пушкинские строки:

– Я сделала, что надо. Она хоть заткнулась, а иначе, представь, сколько бы эта шлюха тебе еще мозг высасывала, пока бы до нее доехало, где ее место в твоей жизни! Так что нечего мне теперь стишки читать, лучше скажи спасибо.

– Спасибо, – сказал Руслан.

– Нет, я это так не оставлю, не беспокойся. Если она думает, что стала царицей мира, то очень сильно ошибается. Мне обещали место ассистента кафедры, и я его получу!

Полина была очень хорошенькой, даже когда злилась. Пожалуй, особенно когда злилась. Волнение придавало румянец ее очень белой, как у всех рыжеволосых людей, коже, а выражение томных, немного сонных зеленых глаз в такие минуты становилось острее. У нее было овальное личико с пухлыми губами. Когда-то она казалась Руслану таинственно-прекрасной, как сказочная принцесса.

– Разве тебе так плохо тут работается? – спросил он, наконец поймав Полину и усадив к себе на колени. – зарплата лучше, чем на кафедре, сутки оттарабанила – и три дня делай, что хочешь. Случаев интересных море, а наукой хочешь заниматься – оформляй соискательство, и вперед.

– Не разыгрывай из себя дурачка! Тут перспективы нулевые, и я поступила сюда только потому, что мне было твердо обещано место ассистента. До старости тут всякому быдлу сопли вытирать да с бабками безмозглыми возиться – это не предел моих мечтаний, знаешь ли. Как они достали все! Мозгов не хватает не то что лекарства принимать по назначению, об этом я уж не мечтаю, так хоть в чай сахар не хреначить по десять ложек при диабете! Основной инстинкт только остается, каждую минуту ноль три наяривать. Создается впечатление, что у бабок медицина вместо секса.

Руслан только хмыкнул. Каждый врач становится мизантропом – это неизбежные издержки профессии, но, кажется, Полина за два года работы продвинулась на этом поприще дальше, чем Мила за двадцать.

– А я хочу общаться с нормальными людьми, которые понимают, что для получения нормальной помощи, а не отписки для страховой компании врача надо правильно мотивировать. И знают, что вопли про прокурора и Гиппократа в протокол правильной мотивации не входят, – засмеялась Полина. – но такие люди понимают и то, что мозги у участковых врачей и скоровиков давно высосаны таким вот быдлом, и идут не в эту помойку, а на кафедру. Да что я тебе рассказываю, ты сам не больно-то увлекался дежурствами.

– Ты знаешь, почему.

– Да знаю, знаю. – Полина обняла его, и Руслану вдруг захотелось самого простого, первобытного человеческого утешения. Не удовольствия и экстаза, а чтобы прильнуть всем телом, растворить в мягком женском тепле свои горести и заботы. В точности по Маяковскому: ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское…

– Для веселия планета наша мало оборудована, – продолжил он поэтический ряд, – надо вырвать радость у грядущих дней. Полячонок, ты же в выходные не работаешь?

Она покачала головой.

– Так может быть, поедем куда-нибудь, отдохнем? – Он нежно провел ладонью по ее бедру. – Хочешь, я домик сниму на заливе?

Полина решительно убрала его руку:

– Руслан, мы обсуждали это тысячу раз.

– Слушай, ты прямо как будто из девятнадцатого века появилась…

– Хоть из мезозоя, – отрезала Полина, – смысл один. Если ты хочешь быть со мной всю жизнь, то с удовольствием заявишь об этом, как говорится, перед Богом и людьми. А если не хочешь, то с какой стати я должна отдавать единственное сокровище бедной девушки ради твоего минутного удовольствия?

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Диана и Роман жили в одном доме, сидели за одной партой, дружили, вместе занимались спортом. Внезапн...
Двоюродная сестра поручила Марише временно опекать свою дочку-первоклассницу Катюшу. В один из дней ...
Через многие испытания пришлось пройти графу Федору Шумилину, некогда вмешавшемуся в политику по мол...
Впервые на русском – новое панорамно-лирическое полотно современного классика Денниса Лихэйна, автор...
Когда на пути Ивана Чемезова появляется очаровательная незнакомка в широкополой шляпе, он ни минуты ...
Продолжение историй о пугающих и захватывающих событиях в Академии Сумеречных охотников. В книгу вош...