Тигр в колодце Пулман Филип

Глава шестая. Мидл-Темпл-лейн

Однако назавтра медвежонка не нашли. Харриет хватилась его, проснувшись в семь утра, и перерыла всю комнату, заглянув под кровать, подняв уголки ковра, вынув все свои кубики из коробки и разбудив маму. Салли без особого желания присоединилась к поискам, но даже к завтраку медвежонка все еще не отыскали, и Салли сказала Харриет, что, возможно, тот впал в зимнюю спячку. Девочке понравилось это слово, но она обиделась на своего друга за то, что он ушел не попрощавшись.

Салли ничего не могла понять. Зачем они забрали плюшевого мишку? Конечно, под «они» она подразумевала Пэрриша. Намеревались ли эти люди похитить Харриет, но в последний момент растерялись? Но зачем, если скоро суд и у Пэрриша будет законный шанс получить ее?

Все это никак не укладывалось у нее в голове и от этого казалось еще более странным. Покончив с завтраком, Салли отправилась к стекольщику на Черч-стрит, чтобы договориться насчет разбитых стекол, затем заглянула к слесарю, чтобы он поменял все замки в ее доме и поставил щеколды на окна, и только потом пошла в полицию.

Там все записали, и сержант пообещал, что в ближайшее время навестит ее с констеблем и они посмотрят, что к чему. Его тон изменился, как только он понял, что Салли, одинокая женщина, говорит о своем ребенке. Он не сказал, что она сама навлекла на себя неприятности, но всячески намекал на это. Салли покинула участок в полном унынии.

У нее было много работы. Ей очень хотелось провести весь день с Харриет, но ведь нужно было повидать клиентов, им было назначено, и Салли не могла переложить все дела на плечи Маргарет. К тому же адвокат наверняка будет стоить дорого, да и вставить новые стекла и позаботиться о безопасности дома – тоже немало. Если она сейчас не подзаработает, их размеренной жизни придет конец.

Поэтому она поторопилась в Сити, чтобы как можно скорее разобраться с делами, а затем выкроить часок, чтобы взглянуть на дом в Клэпхеме, где, по утверждению Пэрриша, они жили, будучи супругами.

Телеграф-роуд была обычной улицей – как и везде, на ней стояли одинаковые домики с террасами. Подобные улицы повсюду встречались в пригородах, даже у самых границ страны, поскольку города потихоньку разрастались вширь. Клерки, мелкие бизнесмены, владельцы магазинов – вот кто жил здесь. Салли ожидала, что комиссионер должен быть человеком с чувством стиля, но, возможно, он был начинающим комиссионером… Похоже, в доме никого не было, и ей ужасно захотелось позвонить в дверь, просто посмотреть, что будет.

Она колебалась. Ну а зачем же еще она сюда пришла?

Она вошла в калитку, которая находилась всего в паре шагов от входной двери, и дернула за колокольчик. Он громко зазвенел в маленькой прихожей. Ответа не последовало, и она с облегчением позвонила еще раз; но как раз в тот момент, когда Салли собиралась развернуться и уйти, она услышала шаги.

Дверь открыла женщина средних лет в фартуке и чепчике.

– Мистер Пэрриш дома? – спросила Салли.

– Нет. А вы, должно быть, миссис Пэрриш?

Ее лицо не излучало дружелюбия, как и тон, которым она говорила.

– Конечно нет, – ответила Салли. – А когда он вернется?

– Не могу вам точно сказать.

– Он сейчас на работе?

– Возможно.

– Могу я спросить: вы давно у него работаете?

– Достаточно давно, чтобы обо всем знать. Не беспокойтесь, я сообщу о вашем визите мистеру Пэрришу.

Она начала закрывать дверь.

– Нет… погодите… пожалуйста, как вас зовут? – спросила Салли, удерживая рукой дверь.

В ответ ее лишь смерили презрительным взглядом, и дверь захлопнулась перед ее носом. Салли вздохнула.

Она вышла из маленького садика и, не останавливаясь, чтобы не передумать, пошла к следующему дому и постучалась. Ей почти сразу открыли; Салли даже не успела заметить, как колыхнулись тюлевые занавесочки на двери.

– Я вас слушаю, – сказала служанка.

– Госпожа дома?

– Сейчас посмотрю, мэм. Как мне вас представить?

– Моя фамилия Локхарт.

Менее чем через пятнадцать секунд на пороге появилась женщина лет сорока, на ее лице было написано любопытство.

– Простите, что отвлекаю вас, – начала Салли, – но ваш сосед, мистер Пэрриш… вы его знаете?

– Мистера Пэрриша – как же, да. А что? Кто вы?

– Мне нужно найти его. Это по… семейным делам, – сымпровизировала она; надо было заранее приготовить историю.

Внезапно лицо женщины приняло серьезное выражение.

– Вы его жена, не так ли? – спросила она. – Я все о вас знаю. Это просто позор, если вас интересует мое мнение. Вам должно быть стыдно. Он хороший человек, ваш муж. Но вы… Мне нечего вам сказать.

И во второй раз за последние пять минут перед ней с силой захлопнулась дверь.

Перенести все это было непросто, непросто пожать плечами и уйти, не принимая слова женщины близко к сердцу. Другие люди – возможно, много людей – верили этой лжи, они смотрели на нее и видели женщину, которая бросила семью, видели разрушительницу домашнего очага.

Пока Салли брела по улице, ничего не видя перед собой, ее занимала только одна мысль: на сколько ей хватит веры в себя? В какой-то момент это станет невыносимым, возможно, она даже поймет, что все это время заблуждалась – конечно, она была за ним замужем. И зачем только она все отрицала? Просто ей было стыдно. И все, что ей останется, – это бороться за свою Харриет…

Нет! Не бывать этому. Ты ведь знаешь, что произошло, правда?

Но была запись в метрической книге, и…

Тем временем Салли оказалась возле церкви, по стилю и эпохе напоминавшей церковь Святого Фомы в Портсмуте: скучное здание в скучном месте, и построено оно было, видимо, только потому, что надо было как-то заполнить пространство. Сама не зная зачем, Салли вошла внутрь и увидела трех женщин, которые украшали помещение цветами, и пожилого мужчину в темном одеянии, стиравшего пыль с молитвенников.

Она подошла к нему и тихо спросила:

– Простите, кто настоятель этого прихода?

– Здесь у нас викарий, а не настоятель, мисс, – ответил он. – Мистера Хардинга сейчас нет. Он вернется в субботу. Чем я могу вам помочь? Я церковный служитель, меня зовут Уоткинс.

– Я хочу найти кого-нибудь, кто знает мистера Пэрриша, – сказала Салли.

Выражение его лица изменилось:

– Вы имеете в виду мистера Артура Пэрриша? Церковного старосту?

– Он церковный староста? Я не знала. Но его так зовут, да.

– Что ж… его здесь, конечно же, знают многие, мисс. Вам дать его адрес?

– Нет. Адрес мне, по правде говоря, не нужен…

Салли, должно быть, выглядела подавленной, потому что мужчина сказал:

– Не хотите пройти в ризницу, мисс? Я налью вам воды.

Салли последовала за ним. В небольшой, тускло освещенной комнате, где висели одежды хористов, был такой же несвежий, затхлый воздух, как и в церкви Портсмута, – он опять заставил ее подумать о том, что она, наверное, все забыла, что прошлое повторяется, как когда смотришь на старые фотографии, по крайней мере, очень похоже на то.

Через минуту мистер Уоткинс вернулся со стаканом воды. Предварительно осмотревшись по сторонам, он аккуратно прикрыл дверь.

– Что вы хотели узнать, мисс? – спросил он, протягивая ей воду.

– Спасибо. Это трудно объяснить. Я хочу разузнать что-нибудь о мистере Пэррише. Он… его здесь уважают?

– Думаю, можно так сказать, – ответил мистер Уоткинс. – Прилежно исполняет свои обязанности церковного старосты. Регулярно посещает церковь. Делает щедрые пожертвования. Намедни принес хористам корзину апельсинов. Хороший человек. Больше мне сказать нечего, мисс.

– А у него есть семья?

Он замолчал, оценивающе поглядывая на нее. Салли терпеливо дожидалась ответа.

– Я слышал, миссис Пэрриш существует, – наконец ответил он.

– Вы ее видели?

– Нет. Могу я поинтересоваться, почему вы спрашиваете, мисс? Понимаете ли, я не уверен, что поступаю правильно, рассказывая вам все это. Мне было бы гораздо легче, знай я, что вам нужно.

– Конечно. Все очень просто. Мистер Пэрриш утверждает, что женат на мне, в то же время я знаю, что это не так. Я с ним не знакома. Его соседи не захотели со мной разговаривать, и я подумала… Я подумала, что, может, здесь мне что-нибудь расскажут.

Он закивал.

– Понимаю. Что ж, довольно необычная ситуация, скажу я вам. Не знаю, поможет ли вам викарий… Он на дружеской ноге с мистером Пэрришем. Частенько подшучивает над ним. Говорит: весь мой приход – это мистер Пэрриш. На прошлой неделе сказал: мой приход без мистера Пэрриша приходит в упадок. А те апельсины, что он принес, викарий назвал пэрришскими фруктами. Они долго смеялись вместе. Викарию нравится так шутить. Они с Пэрришем друзья.

– Значит, он мне не поможет, – сказала Салли. – Теперь я это понимаю. И давно мистер Пэрриш церковный староста?

– Дайте-ка подумать. Он приехал сюда два года назад, откуда-то с южного побережья, если я не путаю…

– Из Портсмута.

– Точно. И сразу же познакомился с викарием. Человек он решительный, можно так сказать, быстро налаживает со всеми хорошие отношения. Вроде у него даже было рекомендательное письмо, так мне сам викарий сказал. Он любит всякие такие бумажки, наш викарий. Интересно…

Он взглянул на старенькое бюро в углу. Затем собрался с мыслями.

– Послушайте, я сделаю кое-что, чего не должен делать, – сказал служитель. – Единственно потому, что не люблю мистера Пэрриша. Я не должен так говорить, понимаю, мой христианский долг – уважать каждого, но ничего не могу с собой поделать. Не доверяю я ему, и все тут.

Он достал связку ключей на цепочке и отпер бюро. Просмотрел пыльную пачку бумаг, а затем протянул Салли письмо.

– Какой же здесь кавардак, – заметил служитель. – Он хороший человек, наш викарий, добросердечный, веселый, если позволите, но слишком уж доверчивый. И надо бы ему поручить кому-нибудь навести здесь порядок. Но не мне же его учить, понимаете?

Салли увидела подпись и села. Отправителем был преподобный мистер Бич. Письмо гласило:

Дорогой мистер Хардинг!

С радостью пишу Вам, чтобы представить и порекомендовать мистера Артура Пэрриша.

Он был одним из моих прихожан пять лет, в течение которых не только исправно посещал все богослужения, но и проявил немало выдающихся личных качеств.

Насколько я знаю, теперь он будет жить в Вашем городке, и хочу заверить Вас, что в его лице Вы найдете истинного христианина и трудолюбивого друга.

Искренне Ваш,Джервас Дэвидсон Бич

Письмо было датировано 14 июля 1879 года – через полгода после того, как в метрической книге появилась злосчастная запись, а в портсмутской церкви сменился священник. Адрес отправителя еле пропечатался на дешевой бумаге. Салли прочитала: церковь Святого Ансельма, Тэверхем-уок, Норвич.

Сердце Салли радостно екнуло.

– Огромное вам спасибо, – сказала она. – Вы не представляете, как вы мне помогли… А вы не знаете, это обычная практика среди священников писать такие письма?

– Я всего лишь церковный служитель, поэтому не могу сказать, мисс, – ответил он. – Просто, как я уже говорил, мистер Хардинг очень открытый и доверчивый человек. Я о письме и не догадывался, пока он мне его не показал. Так что, думаю, это не очень-то распространено.

Салли еще раз прочитала послание. Почерк был неразборчивым, детским, временами каким-то корявым, будто в то время мистер Бич был болен или слаб. Как бы то ни было, теперь у нее есть адрес – ради этого стоило проделать такую дорогу.

– Спасибо, мистер Уоткинс, – сказала она, вставая. – Вы мне очень помогли. Этот мистер Бич – священник, сделавший в метрической книге запись о моем несуществующем браке с мистером Пэрришем. И теперь я пытаюсь найти мистера Бича.

Пожилой церковный служитель выглянул из ризницы и снова закрыл дверь.

– Давайте я запишу ваш адрес, мисс, – предложил он. – На случай, если чего узнаю. Хотя вряд ли. Мистер Пэрриш здесь очень популярен, это точно, апельсины и всякое такое, со всеми приветлив, щедр. Но ведь вы знаете, как это бывает: кому-то доверяешь, а кому-то нет.

Салли задумалась, стоит ли материально поблагодарить церковного служителя, но решила пожертвовать немного приходу; и с адресом мистера Бича в сумочке отправилась домой, в Твикенхем.

Где застала гостью.

– Роза! Как я рада тебя видеть! Ты так быстро приехала…

– Я что, похожа на домоседку? Ты за кого меня принимаешь?

Роза была самым старинным ее другом, не считая Джима Тейлора. Она была сестрой Фредерика. Когда Салли познакомилась с ними, Роза была актрисой, к жуткому неудовольствию своих родителей. И она, и Фредерик стали большим разочарованием для отца; тот был епископом и братом Вебстера Гарланда, но у него не наблюдалось ни способностей, ни юмора, ни щедрости. Несмотря на просьбы, мольбы и слезы близких, он порвал всяческие контакты со своими детьми. Лишь когда Роза сама вышла замуж за священника и бросила сцену, он снова решил с ней знаться. Смерть Фредерика была для него чрезвычайно болезненным ударом, в этом нет сомнения, однако он сделал вид, будто ничего страшного не произошло. Салли знала, что Фредерик никогда не расскажет отцу о том, что он отец ее ребенка; хотя она думала, что Роза не скрыла сей факт от матери.

Муж Розы, преподобный Николас Бедвелл, был совершенно другим человеком. Он участвовал в одном из первых рискованных предприятий Салли, тогда и познакомился с Розой. В молодости занимался боксом; бесстрашный и дружелюбный, будучи священником, он переживал, что Салли родила ребенка вне брака, но как человек понимал ее, и они с Розой безмерно любили Харриет. Из осторожности, когда Салли приезжала к ним, все называли ее миссис Локхарт. Она и вправду была вдовой, этот обман позволял им открыто дружить, хотя и Розу, и Салли это смущало.

У Николаса Бедвелла был приход в Оксфорде, и бросить его он не мог; но Роза приехала тут же, оставив двоих детей на попечение няни. Вместе с Салли они расположились в комнате для завтраков (в которой уже поработал слесарь), пили чай, и Салли рассказывала всю историю с того момента, как ей принесли прошение о разводе, до обнаружения адреса мистера Бича.

– Это самая нелепая история из всех, что я когда-либо слышала, – сказала Роза. – И она не должна сойти ему с рук. А что говорит твой поверенный? Ведь в суде этого Пэрриша просто поднимут на смех, правда?

– Хотела бы я, чтобы мой поверенный был настроен так же оптимистично, – ответила Салли. – Он серьезно готовится к защите… – Она взяла с чайного столика прошение. – Вся эта чушь о том, что я алкоголичка и так далее… Не думаю, что это имеет значение. Наверное, все же ему надо в первую очередь думать о самом факте моего мнимого замужества. Ведь у них нет доказательств, и дело просто развалится. Но он что-то темнит… Не знаю.

– Поменяй адвоката. Иди к кому-нибудь другому. Ради бога, найди компетентного человека.

– Я уверена в его компетентности. Он знает закон. И в последний раз, когда я к нему приходила, он сделал пару дельных предложений, – сказала Салли, а про себя подумала: «Но ведь это я поехала в Клэпхем и нашла адрес мистера Бича. И я обнаружила запись в метрической книге в Портсмуте. А что делает его дорогостоящий сыщик?»

На рыжих волосах Розы играли отблески огня в камине. Она хмурилась.

– Может, нам увезти Харриет в Коули? – спросила она, подразумевая свой дом в Оксфорде. – Ведь дело в ней, так? Этот человек хочет забрать Харриет, на тебя ему плевать; весь этот развод затеян лишь для того, чтобы заполучить ее.

– Тогда он ее и заполучит. Если ребенок незаконнорожденный, право на опеку получает мать. Но если родители женаты, тогда ребенка отдают отцу. Адвокат мне все объяснил. Да, конечно, дело в ней. Но надо бороться с Пэрришем законно. Я должна пройти через этот фарс, защищаться в суде, потому что, если этого не делать, его автоматически признают правым, и я потеряю дочь…

Неожиданно, в том числе и для себя самой, она расплакалась. Они были одни в комнате, Сара-Джейн купала Харриет. Роза сразу подошла к Салли, и та обняла ее так крепко, как не обнимала никого с тех пор, как погиб Фредерик.

– Я просто не понимаю – зачем! – начала она, немного успокоившись. Подруги сидели рядышком на старом диване. – Если бы я знала, я могла бы… Не знаю… Предложить ему что-нибудь, подкупить его, придумать что-нибудь, но из-за этого неведения мне так страшно… Это как сражаться с призраком или безумцем… Знать, что он вынашивал эти планы столько времени, еще когда не было никакой Харриет, что кто-то все эти годы следил за мной…

– Ты все проверила?

– Думаю, да… А что еще можно проверить?

– Сомерсет-Хаус. Там ведь есть все записи о рождениях и смертях. Значит, должна быть и запись о рождении Харриет.

Салли выпрямилась.

– Да! Конечно! Как же я упустила из вида?

Но затем ее лицо вновь помрачнело, и она откинулась на спинку дивана. Роза еще никогда не видела Салли такой – обреченной, с безнадежностью в глазах.

– Он там наверняка все исправил, – сказала Салли. – Я все равно поеду и посмотрю, но заранее знаю, что найду.

– Нет, – ответила Роза. – Я поеду и посмотрю. Завтра же. Знаешь, если они задумали все это еще до рождения Харриет, то сама по себе она им не нужна. Они знают, что дочка – это твое самое уязвимое место.

Салли думала об этом. Она даже была готова поверить в правду такого предположения, но это не помогало ей понять, что происходит. Она взглянула на стену. Роза тоже подняла глаза и увидела отметину от пули, оставшуюся с прошлого вечера. Она вздернула брови.

– Да, – сказала Салли, – я купила еще один пистолет. Я думала…

– А я думала, с тебя хватит пистолетов, – ответила Роза. – После первого раза.

В первый раз Салли стреляла в Ай Линя – китайско-голландского пирата. Роза в тот момент находилась неподалеку, однако подоспела слишком поздно, чтобы предотвратить кровопролитие. Салли тогда выбросила пистолет, она надеялась, что больше никогда не возьмет в руки оружие.

– Но так… Так мне спокойнее… Нет, это неправда. Я очень зла, Роза. С пистолетом я могу… Ох, я знаю, все это неправильно. Но если для того, чтобы спасти Харриет, мне придется убить этого человека, я сделаю это не раздумывая. Я с радостью нажму на курок. Единственное, что сейчас не позволяет мне впадать в отчаяние, это мысль, что я могу это сделать. И что, теперь я не человек, а животное? Аморальная? Бесчеловечная? Неженственная? Мне плевать. Я не сдамся. Не буду сидеть и смотреть, как у меня забирают дочь. Я буду бороться законными способами, а потом, если придется…

Она сидела, сложив руки замком на коленях. Роза внимательно посмотрела на Салли и накрыла своей ладонью ее руки.

– Но кое-какие сдвиги есть, – сказала Салли. – Я нашла адрес мистера Бича.

– А я завтра найду запись о рождении Харриет, – подхватила Роза.

– Еще есть этот мистер Ли из Спайталфилдс. Он как-то со всем этим связан. Пойдем уложим Харриет спать, а потом поможешь мне написать письмо мистеру Бичу. Как ты думаешь, Ник знает, как искать загадочных священников?

На следующий день Роза отправилась в Сомерсет-Хаус и вернулась обратно озадаченная. Она заплатила пенни за копию свидетельства о рождении Харриет Розы Пэрриш, которая, как там было сказано, родилась 30 сентября 1879 года на Телеграф-роуд, в Клэпхеме. Имя ее отца – Артур Джеймс Пэрриш. Имя матери – Вероника Беатрис Пэрриш, в девичестве Локхарт. Записи о Харриет Розе Локхарт, родившейся в тот же день во Фруктовом доме, в Твикенхеме, не было и в помине.

– Я начинаю понимать, что ты имеешь в виду, – говорила Роза. – Все это ложь и подлог, но сколько же всего они должны были сделать!.. Мы им покажем. Вот увидишь, покажем.

Роза не сказала, но Салли и так знала: жаль, что она в свое время не крестила Харриет, потому что тогда осталось бы письменное свидетельство, которое можно было показать в суде. Впрочем, сейчас было уже поздно об этом думать.

Роза пробыла во Фруктовом доме два дня. Странные два дня; Салли знала, что над ее головой сгустились тучи и что рано или поздно разразится гроза, но здравый смысл и бодрость Розы не позволяли ей думать, что эта гроза каким-либо образом может причинить ей вред. Хотя она знала, что так оно и будет. Салли чувствовала, будто одна ее половинка находится в этом мире, а вторая – в каком-то другом, и это раздвоение ей очень не нравилось.

В день отъезда Розы пришел еще один документ. Салли открыла его и тут же бросилась на Мидл-Темпл-лейн.

– Это предписание, – просветил ее поверенный. – Господи, какая жалость. Что вы сделали, мисс Локхарт?

– Предписание… Что это?

– Это приказ суда, предписывающий вам воздержаться от… О господи боже… Вы ходили домой к мистеру Пэрришу?

– Да.

– И вы беспокоили… каким-либо образом, похоже, вы оскорбили соседей.

– Что? Я разговаривала с ней меньше минуты. Если уж на то пошло, так это она меня оскорбила. Да что это за предписание? Это значит, я не могу задавать людям вопросы? Да ради всего святого…

– Именно так. Это было очень неумно с вашей стороны, мисс Локхарт. Теперь мы оказались в гораздо более затруднительном положении…

– Ваш сыщик уже выяснил что-нибудь?

– Нет, пока нет.

– Господи, почему нет? У нас почти не осталось времени!

– Мисс Локхарт, попрошу вас не разговаривать со мной в таком тоне. Я знаю, что женщины по натуре более впечатлительны, чем мужчины, но я попросил бы вас держать себя в руках. Я еще не нанял сыщика.

Салли сжала кулаки, стараясь сохранять спокойствие.

– Но, мистер Эдкок, мы говорили об этом три дня назад. Объясните мне, почему вы до сих пор не сделали этого?

– Потому что так надо. Я хочу быть уверенным, что на нас будет работать лучший сыщик. Я сам тут кое-что разыскал – не хотите взглянуть на показания, которые мне удалось получить? Мисс Локхарт, вы не должны терять веру в своего адвоката. Я понимаю, что у вас сейчас на душе, но ваше поведение не должно становиться навязчивым. И уж конечно, не стоит предпринимать шаги, которые вы предприняли, и вести собственное расследование. Вы понимаете, насколько вы усложните задачу человеку, которого мы наймем? Еще до начала работы он столкнется с плохим впечатлением, которое вы оставили о себе у людей. А сейчас, когда мы получили это предписание, я вообще сомневаюсь, что у нас получится какое-либо частное расследование. Разве только если быть осторожными и не идти напролом… Только будучи чрезвычайно предусмотрительными… Мисс Локхарт, боюсь, вы в некоторой степени навредили нашему делу. Другая сторона будет оспаривать, что…

Салли встала.

– Я пытаюсь понять, – перебила она адвоката. – Поверьте мне, мистер Эдкок, я пытаюсь понять, как это возможно, что у невиновной женщины хочет отнять ребенка совершенно незнакомый человек, а когда она начинает выяснять, в чем дело, ей присылают предписание из суда. Что это за закон такой, который не позволяет узнать, за что тебя преследуют? Вы можете себе представить, каково это?

Эдкок развел руками. Он хотел казаться мудрым, терпеливым и понимающим, на самом же деле выглядел слабым и беспомощным. Салли отвернулась и направилась к двери.

– Если я больше не пойду к нему, мне не будут ничего присылать из суда? – спросила она, взявшись за дверную ручку.

– Тут написано несколько пространно… Насколько я понимаю, вам нежелательно появляться у него дома и у соседей, к которым вы… м-м… заходили, и в других местах, где из-за вас могут возникнуть какие-либо проблемы… Возможно, это несколько неопределенно, думаю, решение можно оспорить. Если желаете, я могу…

– Нет, не теряйте попусту время. Вы уже договорились о встрече с мистером Коулменом? С моим защитником?

– Да, тут нам повезло. Мистер Коулмен примет вас семнадцатого числа в полшестого.

– Всего за один день?

– Да, за день до слушания дела. Я изложил ему вашу точку зрения на происходящие события. Он думает, что это вряд ли поможет, но любезно согласился выслушать ваши пожелания.

«Ну, это хотя бы что-то», – подумала Салли. Она уже была одержима этим делом. Оно настолько заполнило ее мысли, что она не могла думать о чем-либо другом больше нескольких минут. Поверив словам мистера Эдкока и пытаясь не терять надежду, словно неутомимый золотоискатель, Салли старалась не выказывать недовольства медлительностью своего поверенного, списывая ее на аккуратное отношение к закону и юридические тонкости.

Но долго она терпеть не могла. Ее переполняла ярость. Как можно настолько исказить закон, использовать его для таких грязных дел? Неужели юристы, оформляющие ходатайства и предписания, юристы, готовящиеся к этим слушаниям, не понимают, что делают? Неужели все великолепие и блеск английского правосудия так легко применить во зло?

Салли отказывалась в это верить. Она все еще сомневалась, надеялась, что суд не захочет рассматривать столь нелепое дело, не могла осознать, что это не просто дурной сон. Сейчас она была жертвой, причем настолько уязвимой, что хищник, собиравшийся напасть на нее, большего не мог и пожелать.

Мистер Пэрриш, напротив, был весьма удовлетворен после встречи со своим адвокатом – мистером Гарни.

– Они наняли Коулмена, – сказал адвокат.

– Он хорош?

– Он самый лучший.

– А кто у нас? Разве лучший не у нас? А если нет, то почему?

– Нам не нужен самый лучший. У нас Сандерсон. Он второй адвокат после Коулмена, и его вполне достаточно, ведь дело заранее выигрышное. Коулмену не на что рассчитывать, будь он хоть Демосфеном или Цицероном.

Мистеру Пэрришу показалось, что он где-то слышал эти имена. Он заворчал:

– Надеюсь, вы знаете, что делаете.

– Коулмен тоже знает. Уверен, он проделает отличную работу. Мне не терпится послушать его аргументы. Но ему не выиграть процесс, и он это знает. А я знаю, что он это знает, потому что знаком с его клерком.

– Хорошо, – сказал Пэрриш. – А как все остальное? Финансовая сторона дела?

– Это зависит от того, примет ли суд нашу сторону. А он ее примет. Собственность вашей жены официально – ваша собственность, и не стоит волноваться по этому поводу. Закон все ясно оговаривает.

– Значит, вся ее собственность – моя?

– Не совсем так, – ответил мистер Гарни, чья улетучившаяся совесть оставила после себя некое подобие изощренности. – Скорее, это ваше имущество, которое незаконно присвоила себе ваша жена, и по закону оно будет возвращено под ваше управление.

– Можете формулировать как угодно, – сказал Пэрриш. – Намек понят. Меня интересует одно: если суд примет мою сторону, не только девочка, да благословит ее Бог, но и все деньги и имущество этой женщины перейдут ко мне. Это так?

– Именно так.

– И никаких помех? Никаких препятствий? Вы послали предписание?

– Его доставили сегодня утром.

– Главное, мистер Гарни, это не только вернуть деньги. Вы ведь понимаете, чего я добиваюсь?

Мистер Гарни издал неопределенный вопрошающий звук.

– Моя малютка, – сказал Пэрриш. – Я готов оставить ее матери все деньги, правда, лишь бы она снова положила мне на плечо свою золотистую головку. У вас есть дети, мистер Гарни?

У адвоката было двое сыновей в Итоне – глупые, ленивые, он тратил на них огромные деньги. От мысли, что они могут положить свои золотистые головы ему на плечо, его начинало тошнить. Гарни ответил очередным неопределенным звуком.

– Однако же, – продолжил мистер Пэрриш, – я не могу забывать о финансовом аспекте. Я должен быть уверен, что моя девочка не будет ни в чем нуждаться.

С этими словами он вышел. Мистер Гарни удивленно посмотрел вслед своему клиенту, будто что-то еще могло удивить его в этой жизни; его воображение, обаяние и человеколюбие исчезли вместе с совестью много лет назад. Он убрал бумаги мистера Пэрриша и вернулся к своим делам – предстояло выселить бедную вдову из ее собственного дома.

Когда Салли возвращалась домой с Мидл-Темпл-лейн, то вспомнила: она не рассказала мистеру Эдкоку о том, что недавно кто-то проник в ее дом, был в комнате Харриет и что пропал плюшевый медвежонок.

Она остановилась у Гейт-хауса, где улица сворачивала на Флит-стрит. Вернуться и все рассказать?

Но, предположив, какой может быть его реакция, она решила этого не делать. Наверняка найдется закон, который запрещает тебе что-либо предпринимать, когда грабят твой дом; она совершила опрометчивый поступок, обратившись в полицию, – теперь все будут знать, что от нее одни неприятности, и суд будет не на ее стороне; наверняка ей следует ждать дальнейших предписаний вообще не упоминать о том, что происходит; ей нужно снять новые замки и поставить старые, дабы не создавать препятствий взломщикам…

Салли даже не могла смеяться собственным мыслям. Она уже давно не смеялась и почти не улыбалась. Салли не знала, а Роза не отважилась сказать, что она стала очень бледной, а под глазами залегли тени. Салли почти ничего не ела и понимала, что это плохо, но ей просто не хотелось. Она беспокойно спала, просыпалась от малейшего шороха и после уже не могла заснуть. А если и получалось, ей снились очень тревожные сны. Прошлой ночью во сне она оставила Харриет на скамейке в парке, а сама пошла к адвокату и совсем про нее забыла. Вспомнила о дочери, лишь придя домой, в панике кинулась в парк, но на скамейке, конечно же, никого не было. Проснувшись в слезах и чувствуя себя виноватой, Салли пошла в комнату Харриет, легла рядом с ней, обняла и шептала, что никогда не бросит ее, никогда не оставит одну. Так она и лежала, пока серое рассветное небо не напомнило, что теперь она еще на один день ближе к слушаниям в суде.

Салли чувствовала себя так, будто ждет казни.

Поэтому она вряд ли могла спокойно отнестись к тому, что кто-то дернул ее сзади за рукав, когда она свернула на Флит-стрит.

Салли обернулась, ожидая увидеть нищего, и машинально потянулась к сумочке достать монету, чтобы побыстрее избавиться от оборванца. Но человек, которого она увидела, явно не был попрошайкой.

Это был парень с надвинутой на глаза кепкой, грязным бело-голубым платком на шее и ремнем с медной пряжкой, поддерживавшим его бриджи. Выражение лица Билла, а это был именно он, не обнадежило Салли – жизненный опыт придал ему угрюмые, угрожающие черты.

Она удивленно посмотрела на него и перевела взгляд на мощную руку, держащую ее за рукав.

– Мисс Локхарт? – спросил он, еще пуще изумив ее. – Послушайте, я знаю, кто вы. Один тип хочет…

У него был низкий, хриплый голос и устрашающий вид, поэтому Салли не выдержала. Она высвободилась, схватила Билла за руку и, к его большому удивлению, толкнула парня к углу Гейт-хауса, прижав к стене. Ярость придала ей сил, а действовала она так неожиданно, что Билл даже не сопротивлялся, к тому же он потерял равновесие. И прежде чем он успел что-либо понять, что-то твердое уперлось в его ребра, причинив боль. Взглянув вниз, он увидел тусклый блеск никелированного револьвера.

Салли встала так, чтобы своим телом скрыть пистолет от прохожих. Она полностью контролировала себя; парень почувствовал, как по спине поползли мурашки, увидел, что курок взведен. Одно движение пальца, и он отправится в мир иной. Рука Салли была тверда, и, судя по выражению ее лица, она была бы рада спустить курок.