Таинственный двойник Торубаров Юрий
Вскочив на ноги, он поймал повод татарского коня и оседлал его.
– Тятька, – крикнул он, – дай повод второго.
Он поймал коня и подал подъехавшему Андрею узду.
– Я на боярский двор! – крикнул он, нахлестывая лошадь.
Двор Вышаты осаживали татары. Челядь храбро отбивала нападение. По всему было видно, что продержатся они недолго. Тут собралась почти вся сотня. Андрей, увидев эту картину, развернул коней и поскакал к логу. Там, привязав лошадей, он залесенным оврагом стал пробираться к Вышатиному двору. Найдя дыру, через которую служки выбрасывали мусор в овраг, он, пробежав двор, проник в хоромы.
Настю он нашел в светлице, где она с пожилой женщиной, то молясь, то смотря в окно, дрожала в ожидании своей участи. Он схватил ее за руку, крикнув: «Пошли!» И она побежала за ним.
Он подсадил ее на конька, и они поскакали в сторону леса. И когда, казалось, все осталось позади, Андрей услышал пронзительный крик Настеньки. Он оглянулся. Конь пытался скакать на трех ногах, подстреленный татарской стрелой, а ее догоняли всадники. Их было с десяток человек. Бросив взгляд на лес, где ждало верное спасение, Андрей развернул коня. Когда он подскочил, татары уже пытались связать отчаянно отбивавшуюся Анастасию. Борясь с девушкой, они не заметили Андрея. Это позволило ему подскочить к ним сзади и выхватить у татарина саблю из ножен. Рубанув с плеча, он развалил татарина. Увидев угрозу, остальные бросили девушку и навалились на Андрея. Вертясь между ними как волчок, он успел крикнуть ей: «Беги!»
На что он надеялся, неизвестно. Сила явно была на стороне врага. Он жертвовал собой ради ее спасения. Тут бессильна была и выучка Куки. Хоть несколько тел и валялось на земле, но кто-то ловко бросил аркан, который сжал его горло. Он сумел его разрубить, но… это было лишнее движение, которое позволило врагу навалиться на него.
Его, связанного, впихнули в толпу, которую собрали на площади, затем погнали по дороге под усиленной охраной. Асан рассказал баскаку про уруса, оказавшего яростное сопротивление. Тому стало интересно на него взглянуть. Он любил смельчаков и приказал привести его. Баскак обошел связанного парня, оглядывая его, как лошадь на базаре. И, довольно фыркнув, что-то сказал татарам. Если бы Андрей понимал их язык, он бы узнал свой приговор: «Беречь, за него в Солдайе турецкие купцы дадут хорошую деньгу. Быть отныне ему рабом». И приказал зорко за ним следить. Андрея отвели в толпу, где каждый со страхом ждал своей участи. А она у всех была одна – быть проданным на далеких невольничьих рынках. А юноша думал, как ему вырваться из этого неожиданного плена и что с Настей.
Люди Асана окружили их плотной стеной. Чувствуя надежность своей охраны, татары развязали Андрея, видя, как затекли его руки. Так и товар может пропасть. Гнали их по родной для Андрея дороге. Он и не мог подумать, что вдруг станет среди родных мест пленником. «Там, за поворотом, лес близко подступает к дороге», – застучало в его голове. Он исподтишка стал разглядывать всадников, приметил на вид неказистого татарина. Шедшему рядом мужику он шепнул:
– Дойдем до леса, пропусти.
– Не дури, парень! Из-за тебя и меня прикончат. Нет!
После этих слов он набычился, того и гляди выдаст. Тогда Андрей сделал вид, что смирился. Но мужик все равно шел рядом в напряжении, готовый отшвырнуть смельчака назад. Андрей отвернулся и больше не смотрел в его сторону. Мужик расслабился, когда они прошли лес. Но зря. Этого момента Андрей только и ждал. С такой силой внезапно толкнул мужика, что тот сбил всадника вместе с коньком. Андрей подскочил к хилому татарину, швырнул его в толпу. И вот он уже на татарской лошади. Ударив голыми пятками по ее вздутым бокам, он направил лошадь в сторону леса. Если первые шаги ее были резвы, то потом, вероятно, почувствовав на себе чужого седока, лошадь заросила. Этого было достаточно, чтобы юношу окружили всадники, бросившиеся за ним вдогонку.
Били долго и ужасно. Потом два здоровенных татарина подтащили его и грубо швырнули в толпу. Случайно или злонамеренно, но он вновь оказался рядом с тем бородатым мужиком, который был против его побега. Не очень добрыми глазами он глянул на парня и в сердцах бросил:
– Герой хренов.
Но когда он увидел, что Андрей стал медленно оседать, подхватил его.
– Держись… смотри, как избили, ироды, – неожиданно участливо сказал он и обвил его руками свою шею.
До привала он тащил юношу на себе. Дал ему несколько глотков своей воды. Вместо отдыха нарвал каких-то листьев, порвал на ленты свою рубаху. Велел ему помочиться на листья. Обложив раны этими листьями, обвязал их. Боль, ужасная боль отразилась на лице Андрея.
– Терпи, парень, иначе хана, – только и сказал мужик, опять беря его руку.
Он отдавал Андрею и часть своей еды. Эта его русская сердечность возымела результат. Андрей креп на глазах. И уже смог идти самостоятельно.
Через несколько дней ландшафт стал резко меняться. Леса куда-то исчезли. Вокруг все чаще господствовала открытая местность. Сильнее чувствовался запах полыни и еще чего-то. Любые попытки побега были исключены. В степи, в родном доме, татары были хозяевами. Но, несмотря на это, они повязали всех пленников между собой. Идти стало труднее, особенно днем. Воды почти не было. Солнце жарило неимоверно. Не хватало еды. Но плети беспощадно гнали пленников все дальше на юг. Стали появляться больные. Они быстро выбивались из сил и падали на землю и больше уже не поднимались.
В один из рассветов, когда казалось, что такой жизни не будет конца, перед ними вдруг открылась необыкновенная картина. Вдали на самом горизонте кто-то выталкивал из ямы свалившееся туда солнце, и оно нехотя поднималось, прокладывая к ним золотистый след. А вокруг серебрилась волнистая гладь, которая насыщала воздух необыкновенным запахом.
– Море! – воскликнул кто-то.
– Ура! – раздалось несколько несмелых голосов.
По всей видимости, они посчитали, что на этом кончаются их нечеловеческие испытания.
– Дурачье! – буркнул сумрачный мужик, сосед Андрея. – Чему они радуются?! Все еще впереди!
Эти слова расстроили Андрея: «Действительно, что нас ждет дальше?»
Пленных поместили в огромный сарай, чудом сохранившийся от татарского набега. Пол был услан затхлой соломой. Их теперь никуда не гнали. Лежи, сколько хочешь. Даже не верилось. И воды было вдоволь. Да и кормить стали по-человечески. Кто-то зло пошутил:
– Как свиней перед забоем.
В этой шутке была доля правды. Баскак распорядился их подкормить. Скелеты никому не нужны. Но люди, дорвавшись до еды, об этом не думали.
И вот наступил день, когда начали уводить куда-то по несколько десятков человек. Назад пока никто не возвращался. Дошла очередь и до Андрея. Рубцы от плетей позарастали. Тело набрало прежнюю силу. Чем не товар!
Очередных пленных, среди которых был и Андрей, гнали по улицам чужого города и привели на какую-то площадь. На них оставили одни порты и стали кого-то ждать. Там уже было много народа, кругом стоял крик, сливавшийся в общий рыночный шум. К ним подошли несколько человек и почему-то сразу бросились к Андрею. Они о чем-то спорили друг с другом, ударяя себя в грудь, поочередно подходя к парню. Бесцеремонно заглядывали ему в рот, смотрели зубы, опускали нижние веки. Потом обращались к хозяевам. Татары что-то говорили, затем начинался спор. Все кончалось тем, что покупатели отходили, не раз оглядываясь на предмет своего спора. Видать, здорово «горел зуб» на молодого богатыря, да мошна была тонка. И шли к другим. Там спору было меньше. Они быстро ударяли по рукам, развязывали кисеты, отсыпая монеты. И уводили людей, как скот, в неизвестном направлении. Некоторые из покупателей вновь возвращались к Андрею в надежде, что хозяева снизят цену. Уж больно хорош был товар! Но татары знали цену этому детине и снижать ее не собирались.
Наконец показался какой-то купчина, в сопровождении загорелого плешивого мужичка и худого старика. Перед купцом все встречные склоняли головы. Это был самый известный на Ближнем Востоке работорговец. Его почему-то звали Клещом. Он важно подошел к Андрею. Долго на него смотрел. Потом что-то сказал одному из сопровождавших. Тот, кивнув, подскочил к Андрею и начал тщательный его осмотр. Клещ, изредка бросая какие-то слова, следил за его работой. Оглядев предмет торга, тот подошел к хозяину и стал разговаривать. Клещ удовлетворенно кивал головой. Затем, выслушав плешивого, повернулся к старику и что-то ему приказал. Тот направился к татарам, и они стали горячо обсуждать сделку. Шум нарастал. Стал собираться народ. Кое-какие покупатели продолжали задерживаться перед Андреем. Вдруг один из них, достав кисет, поднял руку. Андрей догадался, что этот покупатель решил его приобрести.
Но Клещ вдруг сам подскочил к татарам и своей массивной фигурой оттеснил покупателя от продавцов.
– Сколько? – спросил он.
Те ответили.
– Плати, – приказал он старику и величественно пошел прочь.
Он хорошо знал, что Умур-бей не пожалеет своего злата за такой дорогой товар и не будет расплачиваться жалким акче.
Плешивый взял Андрея за руку, и они пошли… Андрей оглянулся на прощание. На его глазах навернулись слезы. Как-никак судьба породнила его с этими еще не проданными людьми. А главное – они были русские. Он помахал им свободной рукой, за что плешивый что-то грозно ему сказал. Андрей резко повернулся, вырвав руку, схватил за бока плешивого и поднял его над собой. Тот беспомощно заболтал ногами, чем до слез рассмешил Клеща.
Они привели юношу к берегу, где был причален корабль. Это был нэф, высокобортное двухмачтовое судно с косыми парусами. Плешивый подал знак сигнальщику, и тот сбросил им веревочную лестницу. По ней они вскарабкались на палубу. Как заметил Андрей, купец, несмотря на тучность, оказался довольно проворным человеком. На палубе к нему подошел неряшливого вида человек и что-то сказал. Клещ посмотрел на Андрея снизу вверх и кивнул головой. Он дал согласие, чтобы того использовали на погрузке закупленной пшеницы, несколько возов которой стояло на берегу.
Глава 6
Рано утром на дороге из Тулузы в Кастр появилс всадник на добром вороном коне. Это был молодой тулузский граф Раймунд. И ехал он по срочному приглашению дяди, епископа Море.
Он очень любил дядю, до епископства – графа де Буа, который, по сути, заменил ему отца. Раймунд не знал матери. Она умерла при родах. Отец его горевал недолго. Сам король сосватал ему дочь герцога Бургундского, у которого их было пятеро. Мачеха очень гордилась своим происхождением, чего не мог терпеть граф де Буа, считавший, что в его жилах есть капля крови Карла Великого.
Мачеха с первых шагов в Тулузском замке возненавидела Раймунда. Но особенно это выявилось, когда у нее появился свой сын. Дядя, видя, как бедствует его племянник, часто забирал его к себе, где окружал теплом и заботой. А вообще дядя был добрый, сердечный человек, любивший пропустить бокал хорошего французского вина. Он не любил светскую жизнь, наполненную интригами и обманом. Старался держаться подальше от нее. Король, будучи наблюдательным человеком, набожный, договорившись с папой, предложил ему епископство в… собственном графстве. С чем тот охотно согласился.
Вот этот-то человек и позвал Раймунда в очередной раз к себе. В каждом из предыдущих писем он, чтобы не очень придиралась мачеха, находил предлоги для его приглашения. В этом же, что показалось Раймонду несколько странным, он не сообщал причину вызова, написав, что скажет по прибытии. Раймунд недолго сокрушался над таинственностью такого приглашения. Другое событие рождало в нем хорошее настроение.
Однажды молва о красоте дочери графа Арманьяка, их соседа, докатилась до слуха молодого, еще не испорченного женским вниманием графа Раймунда. Но о знакомстве даже думать было невозможно, ибо их отцы никак не могли поделить каштановую рощу. Дело доходило до оружия. Но жизнь иногда – дело случая. Такой случай для Раймунда представился. Сам король Людовик собрал южных баронов в Тулузе. Туда и пожаловал граф Арманьяк со своей дочерью. Она была прекрасна, как небесный ангел. Одни волнистые русые волосы чего стоили! А ее белоснежная кожа! А глаза! Не глаза, а глазищи.
Молодой граф тоже был недурен собой. Весьма недурен. Высок, плечист, строен. Сила так и играла в нем. Темно-русые волосы ниспадали до плеч. А приветливое и в то же время мужественное лицо и карие с огоньком глаза покоряли многих юных дев.
Пока Арманьяк слушал своего короля, его дочь прогуливалась в тенистом саду, примыкавшем к замку. Там случайно и встретились два обаятельных юных создания. Их сердца сразу потянулись друг к другу. Начались восхитительные тайные встречи, ибо родители и слышать не хотели об их любви. Но наконец вынуждены были уступить настоятельным требованиям молодых. Всполошилась только мачеха Раймунда. Эта женщина не хотела, чтобы состоялась свадьба. И на это у нее были свои причины.
В эти дни вдруг внезапно объявился ее брат. Но ни предстоящая женитьба сына, ни внезапное появление бургундца не тревожили самого графа. Он был озадачен недавним решением Людовика отторгнуть его бокерское и каркассонское сенешальства. Было отчего схватиться за грудь. Мачеха же заперлась в своей комнате с братом, и они о чем-то долго шептались. Затем он уехал, ни с кем не попрощавшись. А вскоре они получили письмо из Кастра, и Раймунд поспешил на зов дяди.
Утренний туман, поднимавшийся над рекой Гаронна, покрыл землю трудно проглядываемой мглой. Раймунд приостановил коня, который так и рвался вперед. Туман скрыл и двух человек, явно кого-то поджидавших в зарослях у развилки дорог на Альби. Увидев, что всадник проследовал по Кастрской дороге, они позволили ему отъехать и затем пустились за ним следом.
Стало прохладно. Раймунд достал из сумы, притороченной к седлу, овчинный жилет, поправил шляпу и слегка стегнул коня. Тот, кажется, только и ждал этого момента. Он взял с места в галоп. Так скакал он довольно продолжительное время. Дорога привела на гребень холма. Раймунд остановил коня. К этому времени туман рассеялся, и он залюбовался открывшейся панорамой. Местность была холмистой, густо заросшей лесом. Внизу, после рассеявшегося тумана, четко вырисовывалась долина. Большая часть ее была занята крестьянскими пахотными участками. Теперь осталось только одно жнивье, издали казавшееся позолоченным озером. Воздух наполнялся птичьим гомоном. Вдруг из лесной гущи на жнивье выскочило небольшое стадо косуль. Видать, потянуло полакомиться упавшими колосьями.
– Эй, – весело воскликнул граф, махнув плетью.
Он проехал чуть не половину расстояния, когда взыгравший аппетит заставил его подумать о еде. Он знал, что должен встретить трактир, в котором ему не раз приходилось бывать. Вскоре граф подъехал к нему. Это было полуподвальное здание. Казалось, что оно росло из земли и, не дойдя до своей верхней отметки, остановилось в росте. Узкие оконца, начинавшиеся прямо от земли, с какими-то желтоватыми стеклами, не могли давать много света. Несколько ступенек вели к узкой дубовой двери. Висела же она на витиеватых железных, во всю дверь, петлях. Открыв ее, Раймунд перешагнул порог. В нос ударил крепкий запах чеснока, недорогого вина, жареного мяса. В дальнем углу столик оказался незанятым, хотя народу было много. Радостный гул наполнял заведение.
– Эй, хозяин, – крикнул Раймунд.
Тот сразу откликнулся на зов.
– Слушаю, господин! – перед ним предстал мужичок с бегающими угодливыми глазами.
– Мне зайца на вертеле с чесночным соусом и печеного с кровью.
– Что будете пить, мой сеньор?
– Дай бутылку молодого вина.
– Слушаюсь!
Сделав заказ трактирщику, Раймунд стал рассматривать публику. По их простым одеждам, бутылкам с дешевым вином было ясно, что это местные сельские трудяги, которые пришли отпраздновать уборку урожая. Его взгляд скользнул и по двум подозрительным типам, которые, усевшись за стол у самого выхода, бросали взгляды в его сторону. Будь он не таким молодым и битым жизнью человеком, он обязательно бы заинтересовался этими людьми. Но молодость и переполненное любовью сердце заставили смотреть на мир другими глазами.
Трактирщик отдал заказ поварихе, а сам полез в подполье за бутылкой вина. Не успел он встать на пол, как вдруг в подполье потемнело, и хозяин почувствовал, что кто-то спускается за ним следом. Он хотел было крикнуть, но незнакомец, оказавшийся перед ним, внезапно приставил к его груди нож, а другой рукой прикрыл ему рот.
– Тихо, голубчик! Держи! – и он сунул ему в руки кисет с деньгами.
Трактирщик растерялся, не зная, что делать с деньгами, а что их немало, он чувствовал по весу.
– Бери! Бери, – тихо сказал незнакомец, – иначе, – и он легко ткнул ножом ему под сердце.
Хозяин торопливо сунул кисет в свой бездонный карман.
– Вот так-то лучше! – сказал незнакомец и добавил: – Дай на минутку твою бутылку.
Тот подал. Незнакомец, подойдя на свет к люку, извлек пробку и посыпал в бутылку какое-то зелье.
– Ты ее несешь молодому господину? – на всякий случай спросил человек.
Тот утвердительно кивнул.
– Вот и хорошо, пусть выпьет.
– Но… – хозяин испуганно посмотрел на незнакомца.
– Не бойся. С ним ничего плохого не случится. Пусть поспит. Понятно?
Трактирщик торопливо кивнул.
– Вот и хорошо, теперь ступай.
Прежде чем отнести бутылку вина Раймунду, хозяин зажег еще несколько свечей, и сразу стало светлее. Граф продолжал разглядывать присутствующих. Слева от него сидели четверо мужиков. Они были уже в хорошем подпитии, но продолжали горланить, требуя еще выпивки. В противоположном углу, сдвинув столы, какие-то крестьяне справляли, по всей видимости, свадьбу. В торце сидели парень с девушкой. Парень был в цветастой рубахе, на голове девушки венок из цветов, на плечах цветной платок. Если лицо парня было обыкновенным и выражало какую-то внутреннюю неуверенность, то мордашка невесты была довольно смазливой, и смотрела она более спокойно, даже с чувством удовлетворения от происходящего. Граф снова посмотрел в сторону подозрительных. Но стоило обратить на них внимание, как они отворачивались, делая вид, что им все безразлично. Он отметил это про себя, но о мерах предосторожности не подумал. Его молодую жизнь подлости людские обходили стороной, да он и не знал, что надо делать в подобных случаях.
Между тем в ход свадьбы стала вмешиваться подвыпившая компания. Один из них поднялся и, покачиваясь, подошел к жениху.
– А ну, вылазь… я… я буду женихом…
Парень было заартачился, но тот вдруг выхватил нож и приставил его к горлу жениха. Раймунд ожидал, что мужики соскочат и вышвырнут смутьяна вон. Но они, присмиревшие, сидели, не подавая признаков жизни. Такое их поведение придавало пьяному смелость.
– А ты… – он повернулся к невесте, – иди… ко мне. Ха! Ха! – и протянул к ней руку.
Невеста в ужасе отстранилась. Раймунд решительно поднялся. Ему почему-то жалко стало этих людей, не способных постоять за себя. Он подошел к нахалу.
– А ну… иди к себе! – достаточно грозно произнес он.
– Ты… кто будешь? – мужик, пошатываясь, поднялся и неожиданно пустил в ход кулак.
Раймунд успел отстраниться и схватить его одной рукой за запястье, а другой – выше локтя и изо всех сил отбросил. Нахал упал на соседний стол, прокатился по нему, сметая на пути вино и закуски, затем врезался головой в стену и мешком свалился на пол.
Второй из его компании бросился на защиту, выхватив нож. Но Раймунд схватил табуретку и так огрел того по голове, что он свалился мешком под стол. Досталось и тем двоим, которые не хотели бросать друзей. Этот табурет и их заставил примоститься к своим друзьям.
– Выбросить их на улицу, – приказал он крестьянам.
Те, усовестившись, охотно бросились исполнять его приказание. В зале появился хозяин с помощниками и, глядя на побитую посуду, закричал:
– Кто мне заплатит за убытки?
Причитает, а сам смотрит на свадебных гостей. Те заерзали на месте. Раймунд подошел к хозяину:
– Не трогай этих людей, они не виноваты. А ты – держи!
Он достал несколько монет и положил на стол. Хозяин сгреб их и убежал. Вскоре он появился, держа зайца на вертеле. Сытно пообедав и запив принесенным вином, пожелав молодоженам счастливой жизни, Раймунд пошел на выход. Они кинулись его провожать и долго махали ему вслед.
А он ехал и думал: какая же у него будет свадьба с любимой? Но что-то его вдруг стало сильно тянуть ко сну. И, чтобы не свалиться с лошади, он еле перенес ногу и, чуть не упав, опустился на землю. Вскоре к нему подъехали те двое, которых он видел в таверне.
– А ну, проверь, – сказал один из них другому.
Наверное, он был старшим. Второй послушно подчинился. Он сильно потряс графа за плечо, но Раймунд никак не ответил.
– Можно грузить! – веселым голосом сказал он.
Вскочил на коня и, крикнув: «Я за повозкой!» – пришпорил лошадь.
Глава 7
Бухта, где стоял корабль с Андреем на борту, была узким морским заливом, окруженным высокими холмистыми берегами. Легкий ветер, дувший с моря, гнал небольшую волну. Она покачивала корабли, ждавшие своей очереди по загрузке.
Сбросив с широких плеч последний мешок с пшеницей, Андрей посмотрел на стражу: погонят его сразу в трюм или оставят на палубе. Те расселись в кружок, по-видимому, во что-то играли и не обращали внимания на недавно приобретенного раба, который закончил работу. Он понял, что им не до него, присел на бочонок и стал рассматривать, что делается вокруг.
Андрей увидел, что в бухте стояло еще несколько парусников. В его голове возник вопрос: чем они загружены? Может, тоже рабами? Тогда, возможно, и Настенька, если ей не удалось спастись, находится на одном из них? Он даже не успел определиться, что бы стал делать, если бы узнал, на каком корабле девушка, как один из стражей, заметив праздное любопытство раба, незаметно подошел и ткнул его в бок:
– А ну, пошел на место! – и угрожающе схватился за саблю.
У Андрея мелькнула мысль: схватить его и бросить за борт. Но что будет дальше…?
Ему пришлось шагнуть в сторону трюма. И он увидел пред собой черную зиящую пропасть.
– Давай, давай, – подталкивал его другой страж секирой.
Четко произнесенные по-русски слова заставили Андрея оглянуться. Русский? Но в нем трудно было узнать русского человека. Загорелое до черноты лицо, на голове мохнатая овчинная шапка. И все же отдельные черты выдавали его. И прежде всего нос. Хотя и не орлиный, но и не короткий с расширенными ноздрями. «Нет, он русский!» – чуть не крикнул он и обратился к нему.
– Слушай, друже! – голос звучит просительно, умоляюще, – скажи хозяину, мне вот так, – он провел ладонью по горлу, – надо на рынок… женский. Я вернусь – слово даю!
Страж расхохотался:
– Что, бабу заприметил?
– Да нет, – осек он его.
Но он не договорил. Невесть откуда взявшийся купчина что-то буркнул стражнику. Тот ему со смехом ответил. Они оба рассмеялись. Андрей все понял. Махнул с досады рукой и полез в эту дыру.
На него дыхнул смрадный запах. Сидя там, он его не ощущал. А вот со свежего воздуха… Он даже схватился за нос, останавливаясь на лестнице.
– Давай же, давай! – стражник секирой толкнул его.
Когда скрылась голова пленника, стражник закрыл люк, и Андрей погрузился в непроглядную тьму.
Когда он оказался на полу, его окутала глухая тишина. Закрыл глаза. Ему представилось, что он здесь один. Но это ощущение в следующее мгновение рассеял чей-то голос.
– Урус?
– Урус, – нехотя ответил Андрей, открывая глаза, и спросил, – а как ты догадался?
– Я слышал твой голос, – усмехнулся спросивший.
С яркого света Андрей не заметил, что трюм освещен лампадой, подвешенной к самому потолку. Она медленно раскачивалась в такт движения корабля, давая слабый свет. Но его было достаточно, чтобы разглядеть, что здесь находилось несколько человек. Одни лежали, вероятно, спали. Трое насупленных сидели кружком.
– Пристраивайся, – сказал один из них, подвигаясь. – Как ты, такой здоровяк, попал? – спросил он, играя соломкой во рту.
– Да вот так… – садясь, ответил Андрей.
– Не мути душу человеку, че пристал, – недовольно пробурчал обросший мужик, одни глаза только на лице и видны.
От этих слов Андрею стало не по себе. Ему вдруг представилось, что его Настенька окажется в таких условиях: «О Господи! Помоги ей!» – и перекрестился.
И у него в душе появилось такое желание увидеть ее, что только воспоминание о татарском наказании остановило его от отчаянного поступка вновь повторить побег. Но все же он дал себе слово, что будет ее искать, что бы с ним ни случилось.
Прожив какое-то время в таких условиях, Андрей, как и другие, потерял временной ориентир. О том, какое время суток, они могли судить только когда вталкивали новую партию рабов или приносили еду.
И вот, когда в трюм спустили последнюю партию живого товара, люди услышали, как над ними забегали туда-сюда матросы, раздавались похожие на собачий лай команды, ругань. Заскрипели мачты. Стало ясно: корабль вышел в открытое море. Жизнь в трюме мало чем изменилась. Разве что усилились качка да беготня по палубе.
Но однажды все изменилось. Андрей проснулся и в первое мгновение не мог понять, что творится вокруг. Их швыряло из стороны в сторону, как снопы во время урагана. Обшивка страшно скрипела. Казалось, что корабль вот-вот развалится на части. Кое-кого стало тошнить, поднялась паника, все двинулись к люку. Люди, сдирая друг друга с лестницы, старались пробиться вверх, чтобы первыми оставить опасное помещение, когда его откроют. Драка, завязавшаяся у лестницы, грозила перейти в убийство. Надо было что-то делать. Интуиция подсказала Андрею, что прежде всего надо прекратить драку. И он решился пойти против обезумевшей массы. Будь что будет. Другого выхода он не видел.
– А ну, прочь! – и он, раскидывая рабов, стал пробираться к лестнице.
Приблизившись к ней, начал растаскивать драчунов. Откинув очередного, он заорал:
– Нам люк не откроют, лучше берите друг друга под руки и упритесь в стены.
Его решительность, требование, громовой властный голос делали свое дело. Вся эта звереющая толпа вдруг почувствовала над собой силу, способную заставить ее подчиниться. Ураган усиливался. Он поднимал корабль то на гребень волны, то кидал его в свою бездну. Но люди уже не чувствовали такого страха. Охваченные единой волей, они боролись за жизнь.
Неизвестно, сколько прошло времени, когда люди, измотанные вконец, вдруг почувствовали, что море успокаивается. Корабль перестало так кидать, осталось только монотонное покачивание. Ураган утих так же внезапно, как и налетел. У всех появилось какое-то почтение к Андрею, организовавшему их спасение.
Вскоре к ним заглянул сам хозяин. По всей видимости, он готовился увидеть кучу трупов. И на вопрос: «Все живы?» – получил положительный ответ. Он даже не поверил словам и приказал одному стражнику спуститься вниз. Пока тот проверял, ему успели рассказать, что спаслись благодаря Андрею.
– Не будь его, вряд бы кто остался в живых, – наперебой рассказывали они, – или бы поразбивались, или перебили бы друг друга.
Страж рассказал об этом купчине. Тот погладил бороду и сказал:
– Уже этим он оправдал затраченные на него деньги, – и приказал перевести юношу в другое помещение.
Но Андрей наотрез отказался, заявив, что хочет остаться со всеми.
В один прекрасный, если он может быть у рабов, день воцарившийся в трюме мир рухнул в одночасье. Корабль остановился.
– Братцы, – возвестил голос не то с радостью, не то с печалью, – а мы стоим!
Все вдруг стали прислушиваться. Кто-то даже лег на пол. Действительно, корабль стоял. Не было ни качки, ни ударов волн. В оцепенении стали ждать, что им приготовила судьба.
Вскоре с шумом открыли люк, и за долгие дни скитания по морю раздалась команда:
– Поднимайсь. Глаза берегите!
Все, не сговариваясь, уступили дорогу Андрею. И он полез наверх первым.
– Глаза закрой, – заорали сразу несколько человек.
И вот он на палубе. Андрей чувствовал это по необычному пьянящему запаху воздуха. И каким дорогим показался он ему! Потихоньку открыл глаза. Свет, точно ножом, полоснул по ним. Он несколько раз то закрывал, то открывал их, пока они не привыкли к свету. Первый взгляд юноша бросил не на палубу корабля, а на долгожданную землю, простертую от края и до края. Даже эта чужая земля и по запаху, и по виду с непреодолимой силой потянула к себе. И как он был рад, когда последовала команда сходить на берег! Многие падали на колени и целовали землю, благодаря Бога за спасение.
Они шли и не верили, что идут по земле. Им казалось, что это сон. Вот сейчас проснутся и вновь окажутся в душном темном трюме. Как оживились они, увидев собачонку! Наверное, нахлынуло на них воспоминание чего-то родного, потерянного ими, быть может, навсегда.
К вечеру второго дня пути они входили в Прусу. По обеим сторонам дороги виднелись круглые строения. Андрею кто-то сказал, что это шатры. Полуголые, загорелые ребятишки с интересом наблюдали за медленно влачившимися людьми под охраной всадников, которые лениво помахивали плетьми. Иногда без особого усердия стегали отставших. Опять этих людей ждало подобие сарая. А скоро их дальнейшая судьба решится на невольничьем рынке. Но, прежде чем на него попасть, предстояло пройти небольшую подготовку. Их подняли рано, с криками первых петухов. Это утреннее пение вновь напомнило о далеких родных местах, заставило забиться сердце. Но суровая действительность быстро переключила на жизненные реалии. Привезли несколько возов дров. Заставили развести костры и греть воду в больших чанах. Когда она нагрелась, понудили смыть с себя пыль. Затем брадобреи из дикобразов стали делать людей. Лекари, осмотрев рабов, выбраковали пару человек. Их сразу куда-то увели. Остальных начали сытно кормить и поить напитками. Несколько таких блаженных дней с выгодой для себя отпустил им Клещ. И вот посвежевших, отмытых и побритых повели на рынок.
Он уже был битком набит народом. Пленники впервые увидели здесь горы апельсинов, мандаринов, яблок, кукурузы и многого другого. Увидев толпу идущих рабов, кто-то прятал свой товар, кто-то кидал целыми пригоршнями обездоленным людям.
Вот и место, отведенное для торговли людьми. Андрей это понял по низкой каменной ограде, разделявшей рынок на две части, и по виду тех людей, которые понуро ожидали здесь своей участи. Юноша стал шарить глазами по рабам в надежде увидеть Настеньку. Вот толпа женщин. Видно, как их осматривают, заглядывают под подол, ощупывают руками. А пленных все ведут и ведут. О, сколько здесь рабынь! Каких только нет! И с белой, и с желтой, и с черной кожей. На всех, похоже, есть покупатели, потому что много толпится здесь народу. Спорят, что-то доказывают друг другу, заставляют рабынь показывать зубы, груди, хлопают по задним местам. Если женщина начинала возмущаться, хозяин тотчас успокаивал ее плетью.
Не успела русская группа остановиться, как их тут же облепили покупатели. Многие обступили Андрея, который выделялся на весь рынок. Осматривали, поворачивали, расходились, сходились, ругались, обнимались. Но до покупки пока дело не доходило. Заглянули бы они ему вовнутрь, увидели, как все клокотало там. Восставало все: и поруганная гордость, и попранное достоинство. Сколько раз сжимались кулаки! Да держал себя. Знал, чем дело кончится. Вот и усмирял свою гордыню.
Появилась группа людей во главе с невысоким плотным человеком средних лет, на голове его была надета меховая шапка черного барашка, одет в халат из собремона густого вишневого цвета, на ногах мягкие с острыми загнутыми носками сапоги с нависшими над ними черными шароварами. Чуть приотстал миролен, за ним не один десяток воинов.
– Умур-бей! Умур-бей! – понеслось по рынку.
Это был один из известных правителей Ближнего Востока. И один из самых богатых покупателей.
Он шел быстро, энергично размахивая руками. Пробежал глазами по одной, второй… группам рабов, но шел все дальше. И вот останавливается перед русской группой. Хозяин вышел к нему навстречу и, приложив руку к сердцу, низко наклонился. Тот рукоятью плети ткнул в Андрея, и начался торг.
– Пять юк, – с улыбкой сказал хозяин, назначая свою цену.
– Пять юк? Да это пятьсот тысяч акче. Можно купить пол-базара, – вперед вышел миролен.
– Покупайте, – все так же улыбался хозяин.
– Два юк, – миролен взглянул на бея.
Тот одобрительно покачал головой.
– Неет! – все улыбается хозяин.
– Пошли? – миролен опять посмотрел на бея.
Но тот плетью отстранил его и встал перед хозяином.
– За что такая цена? – спрашивает он, не отрывая глаз от парня.
– Он добрый воин, – ответил продавец, чувствуя, что парень нравится бею.
– Хорошо! Пусть сразится с Наимом, – так назвал он миролена. Решил бей, вероятно, чтобы сбить цену.
Миролен, рослый, здоровый турок, услышав приказ хозяина, стал засучивать рукава. На его лоснившемся лице расплылась самодовольная улыбка. Хозяин что-то шепнул русскому стражу. Тот подошел к Андрею.
– В победе твое счастье, – сказал он и показал на миролена.
Андрей понял, что ему надо зачем-то биться и при этом обязательно победить. Иначе… он знает уже, чем все это может кончиться. Моментально образовался круг. Миролен, видно по всему, опытный воин, не обижен и силой.
– Ну, Кука, выручай, – промелькнуло в голове Андрея, и он перекрестился. – Господи, помоги!
Миролен медленно, явно выбирая момент для броска, стал ходить перед урусом. Да Андрей не стал ждать. Один прыжок, и резкий удар ниже грудной клетки. Ноги миролена оторвались от земли, а он сам, описав дугу, хлопнулся у ног бея. Все замерли. Воины схватились за сабли. Бей поднял руку. Народ уже пришел от неожиданности в себя. Раздался ядовитый смех. Бея словно кто-то стегнул, а в голове пронеслось: «Не куплю, дам повод своему врагу надо мной насмехаться. Это быстро станет его достоянием». Когда к нему подошел очухавшийся миролен, он, зыркнув толпе: «Какие злые морды!» – сказал ему:
– Я его беру.
Воля айдынского правителя непререкаема.
Больше смотреть рабов бей не стал, настроение было испорчено. И он с довольно внушительным отрядом решил возвратиться в свой бейлик. Гулям-урус получил коня, из одежды дали суконный халат. Воинов бей взял много, потому что очень опасался вождя племени кайы бея Эртогрула, близ границ которого ему приходилось проезжать. Этот бей, пришедший из далеких восточных районов, имел около пятисот шатров. Его конские и овечьи стада не имели счета. Особенно досаждал Умур-бею его сын Осман, который не раз с нукерами нападал на его райю. Умур-бей послал посла к Эртогрулу, чтобы он убедил бея остепенить сына. Но тот рассмеялся, назвав походы Османа детскими забавами. Тогда Умур-бей решил сам проучить смельчака, раз отец не хочет этого сделать. И ждал только удобного момента. На этот раз они никого не встретили, и Умур вскоре вошел в свое стойбище.
Чуть ли не все сельджуки его племени собрались посмотреть на покупку, узнав, какие деньги вбухал бей в уруса. Кто-то успел шепнуть, что этот урус победил самого миролена. И это усилило интерес к парню. Этого воина все боялись, так как он до этого был непобедим в битвах. За это бей и сделал его начальником охраны. Но все местные знали, что Наим был зловредным человеком и обид не прощал. А это пугало еще сильней. Но пока он стоял в стороне, исподлобья наблюдая за происходившим.
Нескрываемый интерес к новому рабу вдруг проявила дочь бея Арзу. Трудно сказать, чем это было вызвано. Она настолько увлеклась рассмотрением уруса, что не заметила, как сползший яшмак открыл ее симпатичную мордашку, за что получила от отца грозный окрик. Но дочь хорошо знала отца и его любовь к ней. А поэтому ничуть не испугалась и предложила:
– Давайте будем его звать Санд.
Отец посмотрел на нее, улыбнулся, и окружающим стало понятно, что он согласился.
Но недолго Умур-бей позволил рассматривать его покупку. Он приказал одному из акынжи отвести гуляма в шатер, где тот будет жить. Это было давнишнее, хотя и огромное, строение. По всей видимости, оно когда-то принадлежало бею. Но за ветхостью его передали для своих райю или даже гулямов.
Стоило акынжи со словами: «Это твое жилье» отбросить полог, чтобы пропустить уруса, как оттуда вырвалась стая одичавших собак. С лаем и угрожающим рычанием они промчались мимо. После такой встречи неприятно было туда заходить. Но акынжи грубо толкнул Андрея: «Иди!» Юноша едва сдержался, чтобы не дать достойный ответ. За ним с факелом зашел и его страж. Дуновение ветра обнажило многочисленное количество дыр. Акынжи не обратил на это ни малейшего внимания, зато показал его постель. Это была груда старого меха с валиком для головы, на котором только что отдыхали собаки. Затем приказал жестами раздеться и надеть другую одежду.
Вместо привычных порток – шаровары. На ноги – сапоги с острыми носами. На рубаху – безрукавку из овчины. На голову – чалму. С подбором одежды акынжи пришлось побегать. Все приготовленное ему не подходило, было мало. Когда одели, получился сельджукский воин. Акынжи, довольный, разулыбался и что-то стал говорить быстро, быстро. Андрей только пожимал плечами: мол, не понимаю. Тот ударил себя по голове и куда-то исчез. Его долго не было. Вернулся не один. С коренастым сельджуком, который на чистом русском языке сказал:
– Я у тебя лалой буду.
– Кем, кем? – удивленно спросил Андрей.
– Ну, толмач, понимаешь?
– Не-ет, – покачал Андрей головой.
– Разъяснять, учить языку и их оружию.
– А-а-а. А ты… русский?
Тот вздохнул:
– Русский. С Курску. Слышал?
– Неет.
– Я давно здесь. Уж лет пятнадцать.
– Продали?
Вторично глубоко вздохнув, ответил:
– Продали, – и добавил, оглядевшись по сторонам, – ты Наима опасайся. Злой человек.
Андрей догадался, что за Наим, и махнул в сторону акынжи головой – мол, слышит.
– А… ни бельмеса по-русски.
Акынжи что-то сказал. Андрей вопросительно посмотрел на своего лалу.
– Говорит, завтра обучение начнется.
– Звать-то тебя как?
– Иваном раньше кликали. Сейчас Хасан.
– Я был Андреем, а сейчас назвали Санд.
Назавтра ему сообщили, что бей определил его в свои силяхдары. Но прежде чем ему заслужить такое право, он должен пройти ряд испытаний.
Читать бесплатно другие книги:
