Большие маневры Серегин Михаил

Резинкин, имевший возможность наблюдать за приехавшими европейцами первым, так как находился за рулем, отметил сходство прибывших подразделений, и ему казалось, что родной взвод экипирован не хуже.

Камуфляжи всех трех взводов отличались друг от друга незначительно: преобладал зеленый цвет, а прожилки у кого были коричневыми, у кого – желтыми, а у кого зеленый цвет сменялся с темного на светлый. Русские прибыли в зелено-коричнево-желтой униформе, и поэтому каждое подразделение могло отличать своих от чужих.

Все четыре места для развертывания палаток были обозначены флажками. Участок, закрепленный за русскими, пока пустовал. Простаков, вывалившийся одним из первых из кузова, произвел надлежащий эффект габаритами. Появившийся следом за ним Валетов наблюдал, как стали оживленно переговариваться между собой гости. Но как только он сам появился и встал рядом с Лехой, встревоженные восклицания сменились улыбочками, и Валетов поспешил отойти от Простакова подальше, чтобы своей персоной не портить впечатления. Ну не уродился он здоровым, зато самый умный… и еще он переводчик!

Бекетов построил своих людей, еще больше выпячивая и без того крутую грудь. Он набирал в легкие большое количество воздуха и так резко и громко оглашал поляну командами, что не слышать его было невозможно. После того как смотрины и переглядывания были окончены, все четыре команды принялись в интенсивном темпе наводить марафет около своих точек.

Только Леха стоял и смотрел на здорового парня, усевшегося около немецкого флажка и не сводившего с Лехи глаз. Ребеночек крупненький. Простаков сразу понял, случись что – придется с ним тягаться в каком-нибудь конкурсе «Веселые старты», мать их.

Бросив последний взгляд на бюргера, Леха принялся помогать товарищам разворачивать огромную взводную палатку. Если младшие командиры были прикованы к своим подразделениям, то те, кто рангом повыше майора, могли себе позволить более комфортные условия обитания.

Вечером Стойлохряков прибыл в лагерь и с удовлетворением обнаружил, что все четыре подразделения уже не только разбили палатки, но и организовали общий пункт питания под навесом и суетились уже вокруг полевых кухонь. Причем наряды выставлялись смешанные: по одному человеку от каждой команды вынуждены были носить воду, дрова и заниматься готовкой обычной русской гречки, в честь дорогих гостей приправленной тушенкой.

Наряд по кухне выглядел весьма весело – от россиян трудился Валетов, от других взводов были направлены тоже самые «могучие». Фрол, хоть и был опытным солдатом, но в отборном взводе оказался самой большой незначительностью. Так как командовал подразделением разведчик Бекетов, соответственно, он и не собирался припрягать своих собственных людей на хозяйственные мероприятия.

Тощий очкастый француз с двумя ведрами воды семенил к кухне с засученными рукавами. Немец, рыжий и голубоглазый чертила, вымахавший до двух метров, но не набравший больше семидесяти килограммов веса, страдал с пилой над деревяшкой. А англичанин пытался разодрать зубами новенький мешок с крупой. Валетов же, с головою погрузившись в полевую кухню, пытался развести в ней огонь. Народ шуршал, что было приятно, так как кормить предстояло им не много не мало, а сто двадцать человек.

Выслушав доклад всех младших командиров без исключения о том, что подразделения развернуты, подполковник вместе с переводчицей подошел к наряду по кухне и выдернул из печи Валетова.

– Поедешь со мной, надо будет разговор перевести с американцем. Товарищ прапорщик вот уже, к сожалению, уезжает в Самару, – Стойлохряков облизал глазами стройную фигурку девушки. – И будет принимать участие только во всех официальных мероприятиях. Остальная нагрузка, похоже, Валетов, свалится на тебя.

Фрол был рад-радешенек бросить грязное занятие и поменять амплуа кашевара на престижную профессию военного переводчика.

Тод Мартин встретил Стойлохрякова и Валетова очередным рукопожатием и первое, что произнес:

– Ноу шауа.

– Чего? – не понял комбат.

– Жопу помыть ему тут нечем, – разъяснился Валетов.

– А-а, это! – воскликнул подполковник. Он махнул рукой и вымолвил: – Кам он!

Прошли из избы в сени, где комбат продемонстрировал удивленному полковнику шаечку и ковшик. Глядя на удивленные глаза американца, Стойлохряков прошептал:

– И эти люди хотели нас победить… Смешно.

Валетов поторопился с переводом:

– Смол комфорт, товарищ колонел. Сэр. Бойл уота он китчен энд уош е легз эт хиа.

– Чего ты ему сказал?! – переспросил командир.

– Да чтобы он на плите воду грел. А то ведь не догадается.

– Это точно, – согласился подполковник. – Поехали домой ко мне, там уж стол накрыт, – пригласил комбат, указывая жестом гостю на машину, которую было видно из низенького окошка.

Валетов, не зная некоторых слов, на руках сделал черпающие движения, а затем щелкнул по горлу:

– Холидей!

Как выяснилось, подполковник был не прочь прохолидеить весь вечер, тем более что он был уже морально подготовлен инструкторами еще в Штатах. Отказываться от застолья – обидеть хозяев.

Когда вошли к подполковнику, Стойлохряков первым делом сказал, что этот солдат будет у них переводчиком.

– Да я и сама несколько слов знаю, – ответила Вера. – Гуд ивнин!

Услышав, как жена почти по-американски поздоровалась с иностранцем, Стойлохряков щелчком по лбу отпустил Валетова. Тод поцеловал руку хозяйке и прошел следом за ней в зал. За столом уже сидел Холодец со своей женой – оба были в хороших костюмах.

После здоровкания с начальником штаба и его половиной, американец поглядел на стройный ряд выставленных посередине стола бутылок, графинчиков, фужерчиков, жбанчиков и фляжечек.

– Ноу дринк! – сообщил он обескураженным хозяевам.

Стойлохряков обратился за помощью к жене.

– Верунчик, спроси его, может, он чем болен?

Вера не зря получала в свое время высшее образование.

– Нет, говорит, что здоров. Но пить не будет.

– Так и мы тоже не пьем! – произнес Холодец.

– Но ты объясни дорогому гостю, что салат без водки – не салат, а за встречу, так это вообще надо поднять в обязательном порядке!

Хозяин дома сел на свое любимое место, потер ладони одна о другую и загадочно протянул: «Ну-с!», разглядывая интеллигентного вида подтянутого полковника.

– С чего начнем? – Пальцы бегали по бутылкам, словно по клавишам рояля, касаясь то одной, то другой.

– Да ну с чего, с русской, – подсказал Холодец, и одновременно перед гостем Вера поставила граненый стакан.

Подполковник знал заранее, что Тоду приходилось совсем недавно гонять талибов по Афганистану, но там все испытания, что выпадали на его долю, были явной фигней по сравнению с русским столом. Перехватив ошарашенный взгляд американца, жена подсуетилась и поставила перед ним небольшую стопочку, что вызвало вздох облегчения у гостя.

– Ну вот и отлично! – согласился с реакцией полковника комбат, свернул башку бутылке и налил стопку до краев.

С Холодцом на пару они не отказались от граненых стаканов, женщины плеснули себе винца.

– Ну, за встречу!

К удивлению Стойлохрякова, который ожидал, что полковник будет морщиться и бросится закусывать, ничего подобного не произошло. Цокнув от удовольствия языком, он произнес «Столичная» и набросился на салатик.

– Слушай, так он наш человек. Из скромности отказывался, получается.

Тем временем Тод не терялся за столом – прошелся по всем салатам, сделав у себя на тарелке неплохую горку, и начал с превеликим удовольствием уплетать все это за обе щеки.

Разговор не клеился по той простой причине, что рот у Мартина был все время занят. Наконец, споров салаты и очистив тарелку, он с благодарностью поглядел на Веру:

– Хорошо! – произнес он по-русски.

– Вы так проголодались? – справилась хозяйка.

– Нет, – ответил американец. – То есть да. Я не ел целые сутки. Так получилось.

Вера перевела.

– Ну надо же, наши вообще охренели! – согласился с такой постановкой проблемы комбат. – Нельзя так с гостями обращаться. За это надо выпить, чтобы больше такого не было.

Утром следующего дня «Ауди» подъехала к уже проснувшемуся лагерю, и первым из машины выпал Тод. Из-за баранки выбрался Стойлохряков, споткнулся и встал на четвереньки. Американец, не отошедший еще от выпитого, обошел машину и увидел комбата, стоящего на четырех «мостах», подумал одурманенной головой, что это такая шутка, причем чисто русская, и сам обозначился в точно такой же позиции. Теперь они вдвоем были готовы стартовать по укатанной машинами травке к палаткам, стоящим от них всего в сотне метров. Мыча и пережевывая жвачку из слюны, комбат пополз на четвереньках вперед, издавая при этом протяжное: «Му-у-у-у».

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Мартин и также замычал, подражая корове.

Бекетов также успел за ночь познакомиться с лейтенантами из европейских стран, и сейчас они вчетвером встречали приближающееся к ним начальство. Высокий, подтянутый офицер французской армии Пьер Боше толкнул в бок англичанина Стива Ватерспуна и, улыбнувшись, сказал ему по-английски пару фраз. Немец Дитрих Ельцки оценил шутку товарища и рассмеялся. Бекетов понял смысл сказанного – все сводилось к тому, что надо же было так ужраться. Но вместо того чтобы поддержать своих коллег по работе, сообщил им на немецком, что, мол, не надо радоваться, все еще впереди.

– Сегодня просто пить было нечего, – добавил он уже по-русски, и, слава богу, его никто не понял.

Тем временем командиры продолжали совершать марш-бросок и медленно-медленно приближались к выстроившимся в шеренгу офицерам. Все солдаты четырех взводов, не зная, как себя вести, за исключением уборщиков наряда по кухне и дневальных, выстроились каждый у своей палатки и замерли, наблюдая картину утреннего вползания болеющего после вчерашнего передоза начальства на объект. Но если эти граждане наконец-то придут в себя и им что-то не понравится, спишут один, а то и два балла.

Суть всей игры заключалась в том, что изначально у каждого подразделения сто очков. Баллы могут списывать только Стойлохряков и Мартин. Все остальные лезут из кожи вон для того, чтобы не зарабатывать штрафных очков. Соответственно, победит тот, у кого больше всего останется этих самых очков на виртуальном счету.

Мартин не настолько переусердствовал за столом, как принимающий его коллега, и воспринял все как некую шутку – первым быстро досеменил на четвереньках и коснулся ботинка Пьера Боше, после чего поднялся и стал весело посмеиваться над тем, как Петр Валерьевич бьется с силой тяготения. Наконец подполковник, поняв, что до ботинка на четвереньках он не доползет, поднялся и пьянющими глазами оглядел построившиеся команды. Потом взглянул на часы, пошатнулся и выкрикнул:

– Я не понял, орлы, вы почему не на трассе?

В первый день по расписанию имел место быть марш-бросок на тридцать километров с полной выкладкой. Побеждает то подразделение, которое первым в полном составе прибудет к финишу.

Валетов, стоя в строю, не поддерживал смехуечки своих товарищей по поводу ползущего командира, так как он больше всего боялся помереть во время эксперимента над собственным организмом. Как он сможет тащить тяжеленный ранец, автомат, четыре рожка с патронами? Да он сдохнет! Еще и бронежилет на него надели, сволочи! В нем дышать-то невозможно, давит все. А стальная каска. Вы когда-нибудь ее в руках держали? Это же офигеть можно! Она еще и на голову надевается! Да после этого башка не то что думать не будет, пищу через нее в пищевод не засунешь – все тело сминает и перекашивает! Ужасно.