Вранье высшей пробы Серова Марина
– Ксения, конечно, сразу упала, а собака продолжала кусать ее куда попало. Я так растерялась, не знала, то ли на помощь звать, то ли бежать к телефону «Скорую» вызывать. Пока думала, собака уж назад бросилась, а я кинулась к аппарату.
– Ксения Даниловна ходила все время в один и тот же магазин?
Старушка явно не видела никакой связи между моим вопросом и фактом смерти ее приятельницы, но старалась отвечать добросовестно.
– Утром-то? Да. Тут меж соседних домов есть недорогой магазин, «Великан» называется. В нем она всегда и отоваривалась.
– Скажите, а какой породы была нападавшая собака? – задала я вопрос, понимая, насколько глупо звучит он, заданный этой старой, малообразованной женщине.
– Да не разбираюсь я… Толя, сын Ксении, меня о том же спрашивал. Помню, что цвет коричневый и средних размеров… Еще показалось, что щеки у нее отвисают.
– Что было дальше?
– «Скорая» приехала минут так через пятнадцать, я к тому времени уже на улицу вышла. Ксения только стонала, а крови сколько было…
Евдокия Васильевна всхлипнула, а я поспешила пойти в своих расспросах дальше.
– Ксения Даниловна купила вашему Рыжику «Вискас»?
– Да, – отвлеклась старушка, – только не Рыжику, а Мурзику. Я сумку с продуктами забрала, когда Ксению увезли.
– Что в ней было помимо «Вискаса»? – напирала я упрямо.
Женщина меня неправильно поняла, потому что вдруг принялась оправдываться:
– Вы не думайте! Все, что Ксения купила в магазине, я хотела отдать Анатолию, только он не взял, сказал, чтобы я себе оставила.
– Так что же она купила? – нетерпеливо повторила я вопрос.
– Булку хлеба, сметану, еще фарш говяжий… Полкило, кажется.
Так, так… Говяжий фарш, после нападения собаки оставшийся в целости и сохранности.
– А хозяина собаки вы не видели?
– Нет, милая, не видела. Только собака на бездомную совсем не похожа. Ухоженная уж очень и откормленная.
– Может, вы раньше ее видели?
– Нет, родная, не видела. Нет в нашей округе таких собак.
– Вспомните, когда вы подошли, Ксения Даниловна ничего не говорила?
– Нет, – покачала головой Евдокия Васильевна. – Не до разговоров ей было…
Теперь на коленях хозяйки сидело уже три кота, а меня постепенно начинала тяготить атмосфера несвежего воздуха в квартире.
Выяснив все, касающееся непосредственно происшествия, я зашла с другого края.
– Ксения Даниловна что-нибудь рассказывала вам о своих сыновьях?
– Делилась, конечно. Со старшим, Женей, она ругалась постоянно из-за внука. Особенно после того, как Генка родного дядьку обокрал.
– Анатолия? – уточнила я, и одним неизвестным стало меньше. Теперь становилась понятной причина натянутых отношений между братьями.
– Его самого. Ксения говорила Жене: «Пока Генка не отсидит, ничего не поймет». А тот сына выгораживал постоянно…
– А как же с кражей вопрос замялся? – держала я нить разговора в своих руках.
– Женька брату заплатил за все украденное, но Анатолий отказался забрать заявление, что в милиции написал. Как и мать, он считал, что Генке место в тюрьме. Весь сыр-бор из-за этого пошел… Отец помог Генке, а Толик сильно ругался. Из-за того, говорит, что ты полковник милиции, вся жизнь твоего сына наперекосяк пойдет.
Как ни косноязычна была Евдокия Васильевна, смысл сказанного я уловила правильно: единственным защитником Генки-уголовника был его отец. Все остальные родственники от него отказались.
– А сам Генка навещал бабушку?
– После той кражи совсем перестал ходить. А Ксения все боялась… У Жени были ключи от ее квартиры, и она все думала: Генка возьмет тайком у отца ключи и обворует ее. Она и гулять-то перестала, в магазин, на почту бегом бегала. Потом, правда, трястись-то надоело, и Ксения затребовала у Женьки свои ключи. Только после этого успокоилась.
– У Ксении Даниловны были сбережения?
– Об этом, милая, она мне не говорила. Пенсия у нее хорошая была, да и квартиранты исправно платили…
– Как давно она пускала квартирантов? – проявила я живой интерес.
– Да их всего двое было. Сначала жил парень, года два назад. А как он институт закончил, взамен себя девчушку прислал. Та пожила немного, потом сказала, что денег родители больше не высылают, и ушла жить в общежитие.
– А институт-то какой, помните?
– Ой, – схватилась за щеку старушка, – говорила что-то Ксюша… В голове почему-то вертится «рога и копыта»…
«Ветеринарный», – перевела я для себя, зная, что в народе этот институт кличут рогатно-копытным.
Однако как много вокруг бедной Ксении Даниловны собралось любителей животных. Хотя, если бы не роковой ротвейлер, ничего особенного я бы в этом не усмотрела…
– Ты, дочка, не могла бы мне за молоком сходить? – прервала мои размышления Евдокия Васильевна. – А то кошки мои есть хотят…
Я согласилась, тем более что уже выяснила все необходимое. Благородно отвергнув смятую купюру, которую старушка пыталась сунуть мне в руку, уже у входа спросила:
– Кто-нибудь еще был свидетелем того, как собака напала на вашу подругу, не знаете?
– Как же, как же, – закивала старушка. – Сосед-пенсионер из пятой квартиры с пуделем гулял. Он даже лучше, чем я, все видел. Только его сейчас дома нет, он в столярке подрабатывает.
Поблагодарив старушку, я отправилась в магазин за молоком. Но сначала решила на всякий случай позвонить в пятую квартиру. На мое счастье, сосед-пенсионер, хозяин пуделя, оказался дома. Придирчиво осмотрев мои документы, он откашлялся и впустил меня в прихожую.
– Приболел я что-то, – сообщил дедок и встал, загородив проход в комнату, давая понять, что на все вопросы готов ответить прямо здесь.
Честно говоря, от пенсионера я рассчитывала услышать лишь повторение истории, которую рассказала мне Евдокия Васильевна. Но все же узнала от него и кое-что новое. Во-первых, он отчетливо произнес название породы нападавшей собаки. Как и говорил Анатолий Константинович, порода эта – ротвейлер. В этом пенсионер нисколько не сомневался.
– У меня сестра в Заводском районе живет, так ее соседи точно такого же держат, – пояснил дедок. – От него все шарахаются, так боятся. А вот еще читали в прессе, был такой случай…
Далее последовала страшная история о том, как один пес такой же породы загрыз свою хозяйку.
– Скажите, а ваш питомец как реагировал на происходящее? – спросила я, глядя на черного карликового пуделя, вертевшегося возле моих ног.
– Да как обычно собаки реагируют? Лаял, конечно, поводок рвал. Я сам подойти не решался, этого ротвейлера ведь голыми руками не возьмешь. К тому же где гарантия, что этот монстр не перекинулся бы на меня? Кричал ему только «фу», но совершенно напрасно…
– А что же, ротвейлер совсем на вашего пса не реагировал?
– Абсолютно. Обученный кобель, сразу видно.
– Это был кобель, вы уверены?
– Разумеется, уверен, – обиженно отозвался пенсионер. – Так вот, потом мы с моим Степаном подошли, и он сразу в сумку, лежавшую рядом с пострадавшей, носом полез. Как потом оказалось, там мясной фарш был.
Дедок рассказывал все так, будто не человека при нем собака задрала насмерть, а дворовые мальчишки оторвали голову голубю. Как, однако, спокойно некоторые люди реагируют на смерть своих ближних! Да еще на такую страшную смерть!
– Кроме вас и Ксении Даниловны, на площадке был кто-нибудь? – продолжала я допрос, ведя свою, одной мне известную, сюжетную линию.
– Нет, не было. Погода вчера утром оставляла желать лучшего. Если помните, с утра дождь накрапывал.
Это я помнила.
– Потом-то, конечно, народ набежал. Первой Евдокия из четвертой квартиры прискакала, – усмехнулся пенсионер, намекая на то, как медленно передвигалась Евдокия Васильевна из-за болезни. Наверное, он считал себя остроумным.
– Покойная ничего не говорила, после того как вы к ней подошли?
– Лепетала что-то непонятное: то ли «руфь», то ли «рофь», – точнее сказать не могу. У нее болевой шок был, и она вскоре сознание потеряла.
Хозяина ротвейлера, как оказалось, пенсионер тоже не видел.
– А вот знаете, – сообщил мне доверительно дотошный дядька, – я читал, как одной овчарке вставили в ухо радиопередатчик, и она выполняла все команды хозяина, а он в то время был далеко. Может, существует некто, кто отрабатывает собачьи команды, натравливая их на людей?
Последнее предположение пенсионера мне показалось вовсе чудовищным.
– Почему же в таком случае напали не на вас, а именно на Ксению Даниловну? Вы же были первым на пути собаки-убийцы, или не так? – тут же задала я дядьке вопрос.
– Может, команда была нападать только на женщин? – ответил он сразу, и было заметно, что такой вариант он в уме уже прорабатывал.
Мне все это напоминало какую-то фантасмагорию. Хотя, с другой стороны, чего только в жизни не бывает!
– Наука дошла даже до такого… – не унимался пенсионер. – Предположим, вы поздно вечером гуляете с собакой. Она у вас в ошейнике, но без поводка. На вас нападают хулиганы, и вы лишаетесь возможности отдавать команды своей собаке. Но в руке у вас брелок, вы нажимаете кнопку, ошейник расстегивается, и тем самым ваша специально обученная собака получает команду к нападению.
– Вообще-то нормальная собака и без всякой команды должна в случае опасности суметь защитить хозяина, – возразила я любителю технических новинок.
На это он только неопределенно пожал плечами:
– Ну, если она отбежала от вас на сто метров, сколько времени пройдет, пока она сообразит, что с хозяином что-то неладное. Вообще-то я тоже считаю, что все это хорошо для богатых, способных оплатить подобные новшества.
– Кстати, – отвлекла я собеседника от темы разговора, которую он мне упрямо навязывал, – был ли на собаке ошейник?
– Если вы имеете в виду Степана, то был, – усмехнулся он, хотя прекрасно понимал, что мне до его Степана нет никакого дела. – А на том кобеле ничего такого не было.
– Откуда выбежал ротвейлер? Мне необходимо знать траекторию его движения, – спросила я последнее у остроумного пенсионера.
Дедок махнул рукой куда-то влево.
– Рядом два дома, стоящие под прямым углом друг к другу, корпуса «А» и «Б». Вот из прогала между этими домами пес и выбежал.
Попрощавшись с пенсионером, я вышла на улицу, на которой властвовал теплый тихий сентябрь. Мальчишки на площадке гоняли в футбол, молодые мамаши выгуливали своих чад, все дышало миром и спокойствием. И не верилось, что только вчера на этой самой площадке собака насмерть загрызла человека.
Я присела на давно не крашенную лавочку, и, не обращая внимания на то, что от недалеко расположенной мусорки распространялись малоприятные запахи, принялась суммировать полученную информацию.
Первый факт, казавшийся мне несомненным: преступник хорошо знал привычки Ксении Даниловны. В какое время та имеет обыкновение ходить в магазин и в какой магазин именно. Скорее всего там вчера преступник ее и караулил. После того как пожилая женщина вышла из магазина, он подождал, чтобы она отдалилась от него на определенное расстояние, после чего отдал команду собаке. Об этом говорит то обстоятельство, что ротвейлер напал на Ксению Даниловну сзади.
Второе. Нападавший ротвейлер – кобель. Не исключено также, что произнесенное Ксенией Даниловной незадолго до смерти слово, означало кличку собаки. А значит, кобеля она узнала. Можно, разумеется, предположить, что у женщины был не один знакомый ротвейлер, но вероятность этого слишком мала. Так что скорее всего речь идет о собаке, живущей в доме ее сына Евгения.
Третье. Собака настолько хорошо выдрессирована, что, получив команду от хозяина, не отвлекается ни на заманчивый запах говяжьего фарша, ни на других собак, пытающихся своим лаем спровоцировать драку. Вспомнив также слова Евдокии Васильевны о том, что собака была откормлена и ухожена, я напрочь отмела версию о случайном нападении бездомной собаки на первого попавшегося на ее пути человека.
Итак, преступник все хорошо спланировал. Кто же им мог быть? В первую очередь – кто-то из семьи полковника милиции Делуна. Если в основу обвинения положить один лишь мотив, то наиболее вероятной кандидатурой на роль преступника становится сам Евгений Константинович. Не исключено также, что его сын, влипнув в какую-нибудь историю, пытался таким чудовищным способом обеспечить своего отца деньгами, для того чтобы последний очередной раз смог откупить его от правосудия.
Хорошо знать привычки Ксении Даниловны могли и жившие у нее квартиранты и даже просто соседи. Но если всерьез подозревать эту категорию лиц, то дело оставалось за малым: обнаружить мотив убийства. Тут, усмехнувшись, я вспомнила, как на одном концерте клоун-мим ходил по авансцене, насупленно глядя в зал, а голос за кулисами восклицал: «Подозревайте! Всех подозревайте!»
Собственно, именно это было чуть ли не моим жизненным девизом. И сейчас под мое подозрение автоматически попали все, включая самого Анатолия Константиновича, нанявшего меня. Так всегда бывает в самом начале. Потом, в процессе следствия, проходящие по делу фигуранты начнут один за другим отпадать, пока не останется единственный. Убийца.
Встав с лавочки и отряхнув от пыли джинсы, я направилась в тот самый прогал между домами 1»А» и 1»Б», откуда выбежала собака. Выйдя меж домов, я сразу наткнулась на тот самый магазин «Великан». С пристрастием допрошенные мною продавщицы магазина положительных сдвигов в расследовании не произвели. Ротвейлера или человека с похожей собакой никто ни вчера, ни ранее возле магазина не видел. Это могло говорить только о том, что преступник был осторожен. Что ж, я уже начала составлять примерный образ преступника.
После чего я вернулась к Евдокии Васильевне с обещанным молоком для ее голодных питомцев кошачьего роду-племени. Счастливая старушка готова была прослезиться…
Поздним вечером я опять сидела в квартире моих соседей снизу, только на сей раз меня пригласили в гостиную.
– Постойте, дайте-ка вспомнить… – отреагировал хозяин дома на мой вопрос о том, как зовут собаку, живущую в доме его старшего брата. – Кажется, Рома называл ее кличку…
– Роф, – ответила за мужа Любовь Сергеевна. – Его зовут Роф. Я запомнила потому, что первые две буквы их имен совпадают. Младший сын Евгения Рома, а пес – Роф.
– А у меня это совсем не отложилось в памяти, – покачал головой Анатолий Константинович. – Но, вероятно, моя жена права. Вы узнали что-то новое?
Насколько я могла судить, кличку Роф могли дать лишь кобелю. Я рассказала о последних словах, произнесенных Ксенией Даниловной, и увидела, как Делун побледнел.
– Значит, мои подозрения не напрасны…
Он низко опустил голову и еще больше сгорбился. Сейчас, в домашней кофте и мягких тапочках, Анатолий Константинович выглядел совсем потерянным.
– Когда состоятся похороны? – вывела я его из задумчивости.
– Завтра в двенадцать.
– Послушайте, – обратилась я к Любови Сергеевне, – у вас имеются дальние родственники?
Удивленная моим вопросом, она посмотрела вначале на мужа, потом ответила:
– Да, разумеется.
– Я намерена присутствовать завтра на похоронах и хочу, чтобы вы выдали меня за свою… ну, скажем, двоюродную племянницу, проездом остановившуюся в вашем доме.
Растерявшись, Любовь Сергеевна молчала. За нее ответил муж:
– Если это необходимо, тогда не беспокойтесь. На все вопросы о том, кто вы такая, мы будем отвечать так, как вы сказали: двоюродная племянница.
– Это не так просто, как вы думаете, – предупредила я. – Вам необходимо будет следить за своей речью и называть меня только на «ты». Трудно вот так сразу переключиться, но это важно. Никто ничего не должен заподозрить.
– Хорошо, – вздохнул Анатолий Константинович. – Постараемся.
Мы обговорили детали завтрашнего мероприятия во всех подробностях, после чего я отправилась к себе. Надо выспаться. Завтрашний день обещал быть нелегким.
Глава 3
Стоя позади всех, я внимательно вглядывалась в фигуры, в скорбном молчании стоявшие вокруг могилы. Людей собралось немного. Никто не плакал и не рыдал, как это обычно бывает на кладбище. Церемония прощания проходила в спокойной обстановке. Правда, в воздухе витало хорошо уловимое напряжение. Семьи двух братьев, как две противоборствующие армии, стояли по разные стороны от могилы. И вовсе не потому, что так было удобнее. Казалось, что даже над гробом матери эти Монтекки и Капулетти не в состоянии примириться. Насупленные лица и плотно сжатые губы и тех, и других свидетельствовали не о скорби об утраченной родной душе, а лишь о затянувшейся изнурительной вражде.
Вчера вечером я попросила у Анатолия Константиновича фотографию его старшего брата и членов его семьи. Поэтому сейчас могла вычислить их среди соседей и остальных родственников, пришедших проститься с Ксенией Даниловной.
Снимок нашелся лишь пятнадцатилетней давности. На нем были запечатлены улыбавшийся Евгений Константинович с Инессой в обнимку и с годовалым Ромкой на руках. Геннадия на фотографии не было. Сравнивая теперь лица на снимке с оригиналами, я невольно поражалась, как беспощадно отнеслось к ним время. И дело даже не в том, что Евгений и Инесса постарели – они были просто другими. Само собой понятно: улыбаться на похоронах матери противоестественно, но мне почему-то показалось, что Евгений Константинович не делал этого уже довольно давно. Лицо Инессы на фотографии тоже было гораздо приятнее, чем сейчас. Та молодая женщина казалась значительно добрее и открытее, чем стоящая неподалеку от меня тетка со сведенными на переносице бровями и каким-то злобным взглядом.
Светловолосый юноша, стоявший подле Евгения Константиновича, тщетно пытался придать выражению своего лица трагическую сосредоточенность. Оптимизм и любопытство, свойственные его возрасту и натуре, то и дело прорывались наружу. Роман бросал беглые взгляды по сторонам, несколько раз он довольно пристально разглядывал и меня тоже, что в общем-то и не удивительно.
Когда сегодня Анатолий Константинович и его жена меня увидели, то некоторое время не могли вымолвить ни слова от удивления.
Мысль, которая возникла у Анатолия Константиновича, я прочла в его глазах отчетливо: по правильному ли адресу обратился он, когда решил расследовать обстоятельства смерти своей матери? «Почему эта женщина, именующая себя детективом, ведет себя столь странным, даже вызывающим образом?» – вот что сквозило в его взгляде. Но объяснять что-либо было поздно, поэтому ему и его жене не оставалось ничего другого, как смириться и продемонстрировать своим видом окружающим, что ничего странного в моем наряде нет.
Тактика выбранного мной на сегодняшний день имиджа была проста: я рассчитывала произвести впечатление на Геннадия. Сначала, правда, хотела нарядиться по типу серой мыши, чтобы быть наименее заметной. Но потом решила, что в таком случае ничего не выиграю, поэтому создала совсем иной. А моему заказчику и его жене пришлось принять все как есть.
Геннадий был младше меня на два года, но я совершенно справедливо полагала, что разницы в возрасте не будет заметно. Сама по себе я выгляжу моложе, чем зафиксировано в паспорте, а с помощью доступных мне средств макияжа постаралась свой «срок», намотанный от рождения, еще приуменьшить. Конечно, Геннадия я пока не видела и вкусов его не знала, поэтому действовала наобум, исходя лишь из того, что говорил клиент о наклонностях племянника.
Предположив, что, вероятнее всего, ему по сердцу девушки, не отягощенные моральными принципами, я легко вылепила из себя такую. И сейчас меня «украшали» короткая юбка и лимонно-желтый джемпер с оч-чень глубоким вырезом – наряд, более подходящий для ночных похождений с поиском приключений на одно место, нежели для погребальной церемонии. Про макияж вообще песня отдельная – на мне было столько штукатурки, и нанесена она была так вульгарно, что я самой себе казалась буффонадным клоуном. Да еще прическа состояла из сплошного жесткого начеса, сделавшего мою голову похожей на лимонную корку. А в довершение всего я придала своему взгляду выражение тупой бессмысленности, вполне благополучно сочетавшееся со всем остальным.
Еще дома, стоя перед зеркалом, я подумала, глядя на девицу, отражавшуюся в нем: «А не переборщила ли ты, девонька?» Но на тот случай, если в подобном виде я не найду общего языка с Геннадием, у меня был запасной, так сказать, парашютный вариант. Поэтому я решительно хлопнула за своей спиной дверью и вышла на тропу войны.
В данный момент Анатолий Константинович и его жена стояли передо мной, и я по их напряженным спинам чувствовала, как им неловко иметь в родственницах такую вот красавицу-племянницу. А глянув на небольшой рост полковника милиции, я похвалила себя за то, что не надела первоначально намеченные туфли на высоких каблуках. Сын полковника если и выше отца ростом, то ненамного. Следовательно, я и без каблуков буду возвышаться над ним, подобно Пизанской башне. Но больше всего меня сейчас беспокоило то, что Геннадий на похоронах не присутствовал. Неужели все мои гримерно-костюмерные старания напрасны?
Когда могильщик пригласил каждого из присутствующих кинуть горсть земли, возле моего уха вдруг раздался спокойный тихий голос:
– Привет. По-моему, здесь скучно, ты не находишь?
Рядом со мной стоял коренастый, невысокого роста брюнет, с лицом, сильно напомнившим мне облик Евгения Константиновича Делуна. Такой же прямой нос и жесткий рот. Такие же вьющиеся волосы. Глаза Геннадия, правда, в отличие от отца, были близко посаженными и бесцветными.
– Да, наверное, – поспешила ответить я, придав голосу оттенок легкомысленности. – Так не гулянка же.
Евгений Константинович, завидев старшего сына, да еще в моей компании, еще больше помрачнел и насупился.
– Ты кто? – задал Геннадий мне вопрос, с улыбочкой глядя на собравшихся вокруг родственников.
– Племянница Любови Сергеевны, – ответила я, бросив на молодого человека завлекательный взгляд. – Двоюродная.
– Давай на время поминок образуем союз, – предложил он мне то, чего я, собственно говоря, и добивалась. – Жрать охота, а разговаривать с пристающими родичами – нет. Если мы будем вдвоем, мне не придется отвечать на их дурацкие вопросы. Идет?
– Без проблем, – небрежно бросила я, пожав плечами.
Теперь-то я поняла, что он просто не мог на меня не клюнуть, в каком бы обличье я ни была. Все здесь стоящие – для Геннадия враги, а я – незнакомка, одного с ним возраста, да и к тому же из себя ничего… О том, что не далее как два часа назад, стоя в прихожей перед зеркалом, я была сама себе противна, я уже забыла.
Стоявшие впереди Анатолий Константинович с супругой, слышали наш разговор, но мой клиент предпочел никак не реагировать, а его жена позволила себе лишь покоситься в нашу сторону.
Геннадий, уловив косой взгляд тетки, сладко произнес улыбаясь:
– Не одобряете, Любовь Сергеевна?
Та, отвернувшись, промолчала.
Однако этот фрукт посложнее, чем я предполагала! Вовсе не примитивный уголовник, которого не составляет большого труда вычислить. Кажется, мне придется основательно потрудиться.
На кладбище я приехала на «Ниве» своего «дядюшки», но обратный путь проделала уже в компании своего нового знакомого. В автобусе Геннадий намеренно прошел в конец, чтобы затесаться в толпу соседей, подальше от родственников. Я, как шнурок, последовала за ним.
– А ты ничего, – сказал он, когда автобус тронулся. – Только косметики слишком много.
«Надо же, какой любитель меры нашелся!» – подумала я, а вслух жеманно сказала:
– Не нравится, не смотри.
Он пропустил мою реплику мимо ушей.
– Еще бы манеры попроще – и будет самое то!
Теперь я подумала, что надо было мне оставаться самой собой, а не придумывать этот проститутский антураж. Но кто же знал, что я встречу не примитивного уголовника, а нарвусь на хладнокровного, расчетливого и, самое главное, неглупого молодого человека. К тому же разбирающегося в женской красоте.
Всю дорогу до кафе, в котором должны были состояться поминки, мы с Геннадием непринужденно болтали. Не знаю, насколько мне удалась роль глупышки, которую я старательно изображала, но пронизывающий взгляд моего спутника внимательно изучал меня все те полчаса, что автобус тащился с кладбища до города.
– Тетка твоя тебе не сильно надоедает? – спросил он, когда мы уже сидели за длинным поминальным столом. – Мне кажется, она такая ужасная зануда.
– Есть немного, но я уже привыкла.
– Посмотри, какие замечательные кругом лица. – Геннадий пригласил меня оглядеться вокруг, не переставая пережевывать гуляш. – Обрати внимание, с какой любовью смотрит на меня вон та женщина.
Я посмотрела в сторону его небрежного кивка и увидела горящий ненавистью взгляд мачехи Геннадия, обращенный на него. М-да, не любит она своего пасынка. Мне, как и ей, известно, что он подонок, но к чему так обнажать свои чувства на людях, да к тому же на поминках?
– Помнишь сказку про царевну и семь богатырей? – задал неожиданный вопрос Геннадий. Я поперхнулась, и он заботливо похлопал меня по спине, поинтересовавшись: – Ты чего?
– Кусок не той стороной пошел, – попыталась оправдаться я, вытирая выступившие на глазах слезы.
– Так вот, мою мачеху как будто специально списали с этой сказки.
Он бы еще про «Аленький цветочек» вспомнил!
Меня все больше охватывало любопытство: неужели этот знаток русских сказок обокрал родного дядьку? Я смотрела на Геннадия и не верила, что он способен на убийство собственной бабки. Хотя пару раз выражение его глаз становилось ледяным и колючим, и в эти секунды я могла поклясться, что именно он угробил Ксению Даниловну. Но очень быстро облик жестокого преступника прятался за маской насмешливого безразличия. Наверное, это у него способ защиты от окружающей действительности.
Когда мы вышли из кафе, Евгений Константинович стоял рядом со своей служебной машиной, а завидев сына, решительной походкой двинулся к нам.
– Сейчас ты поедешь со мной, – отрывисто приказал он Геннадию.
– Бить будешь? – усмехнулся мой спутник.
– Не ерничай, а садись в машину.
– Итак, она звалась Татьяной, – продекламировал Гена, забрасывая себя на заднее сиденье казенной машины. Его красноречивый взгляд, нырнувший в самую глубину выреза моей кофточки, отчего-то заставил меня затрепетать.
Я опешила. Он цитировал «Онегина», или мне послышалось?
– Толя! – крикнул Евгений Константинович выходящему из кафе брату. – Я заеду к тебе вечером!
С этими словами он уселся рядом с водителем, и машина тронулась. Анатолий Делун ошарашенно глядел вслед удаляющейся машине. Он явно не ожидал, что его брат первый сделает шаг к примирению. А я стояла и думала, что мое общение с Геннадием требует продолжения, но каким образом его осуществить? Не мне же самой было предлагать Геннадию встречу! Однако осознав, в каком положении я сейчас оказалась, начала ругать себя за щепетильность. Ну, навязалась бы сама! В конце концов, это не вступило бы в противоречие с выбранным имиджем доступной дурочки.
От кафе до дома я опять ехала с «родственниками» на «Ниве». Анатолий Константинович вел машину и всю дорогу обсуждал с женой причину необычного поведения брата. После того как тема была исчерпана, он обратился ко мне:
– Какое впечатление произвел на вас мой племянник?
Совершенно не подумав о том, как могут быть восприняты мои слова, продолжая свои размышления, я брякнула первое, что пришло на язык:
– Если вы о старшем, то он душка.
Машина резко затормозила прямо на проезжей части.
– А вы знаете, что этот «душка» ограбил мою квартиру? – взвился Анатолий Константинович, обернувшись ко мне. – Общий ущерб составил тридцать тысяч рублей!
– Слышала, – посерьезнела я.
– А еще он изнасиловал пятнадцатилетнюю девчонку! И его отцу много усилий пришлось приложить, чтобы уговорить родителей девушки забрать заявление из милиции и взять деньги за нанесенный моральный ущерб и причиненные душевные страдания.
Анатолий Константинович накалился, как утюг, и я уже пожалела о сказанном.
Странно… Я нисколько не сомневалась, что Геннадий действительно совершил все только что перечисленное его дядей. Но последний почему-то напоминал мне мальчиша-плохиша, доносящего на своего товарища, а Геннадий, преступник, как говорится, со стажем, не вызывал у меня отвращения и неприязни. Почему Остап Бендер, мошенник с большой буквы, вызывает у всех только симпатию?
Машина опять тронулась.
– Простите, Анатолий Константинович, – сочла нужным извиниться я. – На самом деле я совсем иного мнения о вашем племяннике.
«Как бы не так!– съязвило мое ехидное второе „я“. – Этот молодой человек с вьющимися черными волосами тебя действительно очаровал!» Возмутившись такому откровению, я принялась убеждать себя, что нужно быть беспристрастной, объективной и не поддаваться обаянию преступных элементов.
– Советую вам не расслабляться, – строго предупредил меня Делун. – Иначе этот самый «душка» воткнет вам нож в спину тогда, когда вы менее всего будете этого ожидать.
Выражение, которое применил Анатолий Константинович, было образным, но мне пришлось признать, что он прав. На душе от этого легче не стало.
Когда я вошла в помещение, где располагался клуб собаководов, Леня, мой бывший одноклассник, меня уже ждал. С тех пор когда я видела его последний раз, он сильно изменился. Стал солидным, спокойным, уверенным в себе.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнул он, распахивая мне навстречу руки. – Ты, никак, лающий звонок решила завести?
– Нет, – запротестовала я, давая понять, что об этом и речи быть не может. – Достаточно того, что у меня в квартире кенар живет. Да и тот частенько голодный в клетке сидит, потому как его хозяйка домой редко заявляется.
– Ну, если я не угадал, тогда выкладывай, что у тебя.
Леонид внимательно выслушал историю о нападении ротвейлера на старушку, на протяжении моего повествования периодически кивая головой.
– Ты так киваешь, будто этот случай уже тебе известен.
– Нет, это я своим мыслям. Ну что я тебе могу сказать? Случай неприятный. Ротвейлер действительно имеет высокую дрессируемость, низкую реактивность. А еще он очень агрессивен.
– Поясни, что такое «низкая реактивность»? – попросила я, стремясь разобраться во всем досконально.
– Это значит, что собаку легко выдрессировать на то, чтобы она не пугалась резких звуков, вспышек света и тому подобных внешних раздражителей. У ротвейлера к тому же изначально устойчивое отношение к воздействиям окружающей среды. Скажем, у спрингер-спаниеля тоже высокая дрессируемость, но зато высокая реактивность, вследствие чего для различных служб, связанных с экстремальными ситуациями, эта порода не очень годится.
– То есть ты хочешь сказать, что хорошо выдрессированный ротвейлер может не реагировать ни на лай чужой собаки, ни на раздражители в виде мясного лакомства?
– Совершенно верно. Но для этого собака должна пройти курс специальной подготовки.
– Так я и думала. Скажи, а можно самому хозяину выдрессировать собаку на нападение?
– Понимаешь, в чем дело… Если даже приобрести специальное руководство по дрессировке собак, то обучить ее в домашних условиях вряд ли получится. Мне такое не представляется возможным.
– Почему?
С точки зрения Леонида, я, наверное, задавала глупые вопросы, но он был очень снисходителен.
– Во-первых, дрессировщику для того, чтобы обучить собаку для несения защитно-караульной службы, необходим помощник.
– Какая же здесь защитно-караульная служба, если собака нападает?
Леня откашлялся. Оценив степень моей «темноты» по данному вопросу, он принялся, что называется, разжевывать.
– Объясняю. В процессе дрессировки для защитно-караульной службы у собаки вырабатываются следующие навыки: недоверчивое, даже злобное отношение к посторонним людям, способность к задержанию человека…
– Достаточно, – перебила его я, – мне уже понятно.
– Так вот, – продолжал Леонид, – отвечаю на твой вопрос «почему». Для начала у собаки вырабатывается смелость. С этой целью помощник бьет собаку прутом, дразнит ее. Не буду вдаваться в тонкости, но тут без помощника обойтись никак нельзя. Я уже не говорю про необходимый инвентарь. К тому же к специальной дрессировке приступают только после прохождения собакой общей дрессуры. В общем, я думаю так: чтобы собака качественно выполняла все те действия, о которых ты мне рассказала, необходимы занятия со специальным инструктором. Даже с несколькими.
– А могла собака ошибиться? Ее, к примеру, натравливали на одного человека, а она покусала другого. В то утро накрапывал дождь, может, это сбило с толку собаку?
– Судя по тому, что ты мне рассказала, нет. Атмосферные осадки никак не могут помешать конечному результату, если собака идет вслед за человеком. Вот если бы она прорабатывала следы, то есть искала бы по следам человека, который прошел час назад, а в это время шел сильный дождь, тогда эффективность поиска сильно бы снизилась. А когда на улице морось, то, как утверждают некоторые специалисты, дальность «причуивания» даже увеличивается. Если же ротвейлера хозяин вел за этой бабушкой по пятам, след в след, то ошибки тем более быть не могло. Кстати ротвейлер – сучка или кобель?
– Кобель, – вздохнула я, будто подтверждая тот факт, что от кобелей ничего хорошего ожидать не приходится.
Леня понимающе кивнул, по всей видимости, утверждаясь в своем предположении.
– У самцов более развито чувство поиска полового партнера, что способствует развитию более верной ориентации на следе, – пояснил он. – Именно поэтому самцы лучше приспособлены для поиска передвигающегося источника запаха. Но в твоем случае и искать ничего не надо было.
Читать бесплатно другие книги:
