За гранью грань Романовская Ольга

– Симпатичная мордашка! – Губы Геральта скривились в усмешке. – Напомни, сколько тебе лет?

– Шестнадцать. – Слова застревали в горле.

– Люблю девочек! – бархатным баритоном мурлыкнул навсей. – У них нежные цветочки, одно удовольствие срывать. Тебе тоже понравится, жалостливая ланга. Только благодаря сочувствию и жива. – Темный отпустил, и я с облегчением перевела дух. Пусть ненадолго, но все же. – Но пальчики хорошо помню.

Плохо. За простыми словами скрывалась угроза, не оставлявшая сомнений в сути будущих развлечений. Ох, какие после этого дети? Живой бы остаться!

Пока Геральт занимался запугиванием, к нам незаметно подошла служанка в синем платье и белом переднике, лежавшем странными четкими складками. Волосы гладко зачесаны на затылок и собраны в пучок. У нас так не ходят. И губы не красят. Юбка не до полу, до лодыжек, из-под подола выглядывают тонкие, явно не шерстяные чулочки и туфельки с пряжками. Странная мода. Наши женщины носят платья свободного кроя на шнуровке, тут же все по фигуре, как застегивается, непонятно.

– Вот, – ткнул в меня пальцем темный.

Служанка стрельнула глазами. Показалось или у нее с хозяином что-то есть? Ну да, навсей же, они неразборчивы в любовных связях. Наморщив носик, горничная презрительно выпятила нижнюю губу. Видимо, по ее мнению, я нечто жалкое и кошмарное.

– Сможешь привести в порядок?

Позабыв о страхе, обиженно фыркнула. Да, платье порвала, испачкала, но не уродина же! И неприлично, между прочим, обсуждать человека в его присутствии.

– Какие-нибудь особые пожелания?

Служанка достала из-под передника скрепленные тончайшей проволокой листы бумаги, в осьмушку обычного листа, и кусочек дерева, на поверку оказавшийся пишущим грифелем.

– Пока нет. Вымыть, переодеть, причесать и привести к ужину. Можешь рассказать, куда она попала, а то дуреха не сообразила.

Горничная присела в реверансе и кивнула мне:

– Идемте, госпожа!

Опасливо косясь на скалившегося Геральта, которого, несомненно, забавляло происходящее, поплелась за служанкой наверх.

Ой, а на этажной площадке окно витражное! Не удержавшись, подошла, чтобы лучше рассмотреть рисунок: венок из роз. Служанка терпеливо ждала, со скучающим видом взирая на потолок.

– Это загородный дом… – Горничная осеклась, видимо, не зная, можно ли называть фамилию и титул, – …его сиятельству, в общем, – нашлась она. – Тут парк красивый, погуляете. Дальше леса, где его сиятельство охотится. До города тоже недалече, верхами к ночи добраться можно. Почтовый двор в Миредене, захотите письмецо родным отправить – через конюха нашего можно, только разрешения у его сиятельства спросите.

Час от часу не легче! Какой парк, какой почтовый двор, какие леса для охоты? Навсей – граф?! Это загородный дом? Разве темные не в родовых замках живут? Ничего не понимаю. Тут все другое, настолько другое, что даже у людских магов нет, тех, которые за заливом живут.

И парк чудной. Из окна видела ровные дорожки, стриженые деревья и кусты, а еще разные беседки, фонтаны. И все тянулось насколько хватало глаз. На горизонте никаких башен, все мирно, буднично. Дом опять-таки никак не защищен. Такой любой отряд захватит за полчаса.

– Потом посмотрите, госпожа.

Похоже, горничной надоело ждать, и она потянула меня за рукав.

Комната оказалась шикарной. Стены обиты тканью в цветочек, светло, уютно, а на стене – картины. У нас вешали портреты, тут – разные виды и жанровые сценки. К примеру, река с водяной мельницей и мальчик с собакой. Пол не каменный, деревянный, мебель – легкая, ажурная. Мне, привыкшей к прямым линиям, казались в диковинку все эти завитки и разноцветные вставки. Раскрыв рот, смотрела на кровать под пологом. На такой только принцессе спать! Покрывало шелковое, тоже с цветочками, на столбиках – фигурки детей.

Для чего шкафчик с мелкими ящиками и столешницей – не поняла. Горничная назвала его бюро. Потом сообразила: на нем пишут. Хихикнув, служанка показала занятное перо – трубочку, заключенную в футляр из ясеня. Она смотрела на меня как на несмышленого ребенка, значит, все эти вещи привычны для мира навсеев. Если так, вынуждена признать – они намного умнее.

– А где же замок его сиятельства? – воспользовавшись доброжелательностью горничной, продолжила расспросы.

– Какой замок? – нахмурилась та. – Нет у него никакого замка. Поместье и городской дом есть, замка точно нет.

Ничего не понимаю! Светлые ведь взрывали именно замки темных. Конечно! На меня в который раз снизошло озарение. Мы в другом мире, том мире, где темные живут, в нашем же только воюют. Понять бы зачем. Если так, я попала сюда через очень сложный портал. Он стационарный, а не самодельный, наверняка занимает целую комнату, как в святилищах. У Геральта с ним связь на уровне крови, иначе без настройки через миры не прыгнешь.

Сколько же еще тайн хранят навсеи? Оказалось, немало. И мылись они не в корыте, а в специальном бассейне, и слуги воду не носили, даже не грели магией, а просто поворачивали нужный рычажок.

От скорбных мыслей о горестной судьбе Алексии да и своей собственной тоже отвлекли баночки на полочках – разнообразные эфирные масла и странные субстанции, дававшие приятную пахучую пену.

Для мытья мне выдали не ветошь, а кусок прессованных водорослей, которые горничная назвала мочалкой. Хоть мыло оказалось знакомым, лавандовым. С удовольствием намылилась, окунулась в теплую воду… и разрыдалась. До этого внутренние переживания сдерживало любопытство, а теперь они вырвались наружу.

Алексия, бедная Алексия! Жива ли она еще, можно ли ей помочь? Вдруг, если разрешу Геральту творить разные непотребства, он сохранит сестре жизнь? Усмехнулась. Дурочка, он и так будет делать, далось навсею твое согласие! И сам, и с друзьями – или как там у темных принято? Одна надежда, Геральту нужны дети, и он не станет пытать. Ничего, потерплю.

Снова всплыли в памяти скупые строки фолианта: «Темные столь безнравственны, желания их столь низменны, что невозможно представить. Они связывают пленниц и вступают с ними в близость всеми противными природе способами. Поговаривают, навсеев возбуждает вид крови, но, так или иначе, женщины после близости не способны двигаться». Скоро я во всех подробностях узнаю все эти способы. Надеюсь, умру быстро. Пусть уж лучше сразу сильное кровотечение, чем мучения до рассвета.

Горестные мысли прервало покашливание служанки. Она принесла полотенце и чистую одежду. Взглянув на нее, пришла в замешательство. Как это надеть? Ничего знакомого.

– Или вам пеньюар подать? – щебетала горничная.

– Пень… что? Нет, не надо!

Мало ли что за зверь такой.

В итоге меня одевала служанка, попутно называя предметы одежды. Сначала панталоны – нечто вроде нашего нижнего белья, только тоньше, длиннее и кружевом отделано. Потом корсет – конструкция из ткани, шнуровки и зашитых в ткань металлических пластин, которая утягивала талию, выпрямляла спину и приподнимала грудь, выставляя добрую половину на всеобщее обозрение. Затем чулки – тончайшие, шелковые, крепившиеся с помощью завязочек и крючочков к специальному поясу, выглядевшему крайне развратно: одно кружево. Далее – нижняя юбка из батиста, которую, казалось, поставь – будет стоять. Горничная обмолвилась – она накрахмаленная. И, наконец, голубое платье точно по фигуре с полукруглым вырезом и хвостом из складок на попе. По словам служанки, последняя мода. В качестве обуви выдали туфельки на среднем каблучке. Они оказались не в пример удобнее тех, в которых некогда танцевала на балах.

– Женские дни у вас когда? – без стеснения поинтересовалась горничная, зачесывая волосы на затылке. Похоже, распущенные тут не носят, а обязательно скрепляют шпильками и разными заколками. На моей голове и вовсе соорудили «ракушку».

Покраснела и промолчала.

– Мне нужно знать, когда вам пакетики принести, – настаивала служанка. – Опять-таки его сиятельство спросит. В такие дни на обычном белье спать нельзя, да и может не захотеть его сиятельство пачкаться, другую наложницу выберет.

– То есть она у него не одна? А как ее сиятельство относится к такому… гарему?

Даже прислуга в курсе, что я не гостья, а постельное развлечение. Теперь понятно, отчего горничная свысока смотрела. Мерзко-то как!

– Не знаю, – пожала плечами служанка. – По-разному, когда больше, когда меньше. Ее сиятельство подобные пустяки не волнуют. Вы ведь ланга, поэтому не понимаете. – Девица снисходительно растянула губы в подобии улыбки. – Это у вас жена для детей и попыхтеть под одеялом, а у нас жена может в спальню ни разу не пустить, если супруг не достоин. И ни полслова муж возразить не может.

Ну и мир! Пока я решительно ничего не понимаю. Видимо, у навсеев общество иначе устроено. Жены детей не рожают, мужья первую ночь вымаливают и кучу наложниц имеют. Но как послушать, это мы ущербные, а не темные. Серые, отсталые, достойные жалости.

– Ужин подают в восемь, – поставила в известность горничная.

А сейчас сколько? Солнца не видно, а без него время не определить. Оказалось, можно: навсеи умели изготавливать крошечные часы, только не с одной стрелкой, как у нас, а с двумя. Первая, короткая и толстая, показывала часы, вторая, длинная, – минуты. До восьми еще целых три часа.

Из комнаты меня не выпускали, заперли, поэтому вынужденно осматривала свои хоромы. Спальня, гардеробная, ванная. И везде – непонятные штучки. Дерни – откроется, поверни – потечет вода или нагреется металлическая пластина за деревянной решеткой – близняшка той, которую видела на лестнице. Теперь-то поняла, она обогревала жилище. И никаких каминов, печей!

Гардеробная оказалась пуста, только сиротливо висело коротенькое платье с запахом из атласа длиной по колено. Неужели и такое тут носят? Держалось оно за счет пояска.

Ни одной книги, даже пялец нет. Оставалось только смотреть в окно на ряды стриженых кустов и лабиринт аллей. Повторюсь, я не стихийница, а лекарь, то есть максимум огонь в камине зажечь умею. С такими способностями не сбежишь.

Время тянулось мучительно медленно, поэтому обрадовалась, когда в замке заворочался ключ и вернулась горничная.

– Его сиятельство приказали перед ужином надеть, – она протянула мне сверток. – Категорично приказали.

– То есть? – не поняла я.

– То есть проверит, – равнодушно ответила служанка и неожиданно снизошла до совета: – Вы не противьтесь, его сиятельство наиграется – потом дети пойдут, вздохнете с облегчением.

– С чего ты взяла, будто он?.. – Густо покраснела.

Дожила, прислуга обсуждает со мной же, как меня станут насиловать!

– Наложница ведь, – пожала плечами горничная. – Странно, – вслух рассуждала она, – его сиятельство взял в наложницы лангу. С ними обычно расправа недолгая. В любом случае, жизнь лучше смерти, госпожа, – подмигнула служанка и будничным тоном, будто речь шла о покупке мяса на рынке, доложила: – Его сиятельство велел передать – ваша сестра мертва.

Последняя надежда рухнула. Я упала на кровать и заревела. Так и пролежала оставшиеся два часа, оплакивая Алексию. Даже сверток не развернула. Плевать, что в нем, пусть навсей наказывает, хоть до смерти забьет.

Вновь заслышав скрежет ключа, даже не вздрогнула. Служанка несколько раз окликнула – головы не повернула. Так и лежала в обнимку с подушкой.

– Ну вот, всю прическу растрепали, глаза красные! – укоризненно причитала горничная.

Во мне зрела злость. По какому праву эта навсейка смеет меня трогать, надсмехаться, указывать? Кто она? Служанка? Так пусть и ведет себя соответственно. Откинула волосы с лица, села и велела мерзавке убираться вон.

– Может, я и наложница, но ты все равно прислуга.

– Я ваша горничная, госпожа Дария, – ничуть не смутилась нахалка и протянула носовой платок. Тоже необычный, как и все в этом мире, – кипенно-белый, с дорогущим кружевом по краям. У нас такие на свадьбу шили в качестве приданого. – Его сиятельство просил вас опекать.

– То есть шпионить? – сникла я.

– Лечить, помогать, одевать, отвечать на вопросы. Вы ту вещь надели? – служанка ткнула пальцем в сверток.

Мотнула головой и, вспомнив об Алексии, снова уткнулась в подушку. Прежде бы ужаснулась обмолвленному вскользь «лечить», а теперь все равно.

Зашуршала бумага, и рядом со мной легло что-то темное. Любопытство взяло вверх, и я глянула на содержимое свертка – конструкцию из двух ремешков. Верхний расстегивался, а нижний крепился к нему заклепками. Отдаленно похоже на уздечку.

– Это вместо панталон, – услужливо подсказала горничная и тактично предложила: – Я отвернусь, а вы наденьте.

Я – это? Щеки залились румянцем румянцев, вспомнился утренний разговор, когда Геральт тащил к берегу: «Нравятся ошейники?» Вот и расплата за горло навсея. Если узнает хоть кто-то – проклянут, из рода вычеркнут. Гадость, непотребство, пусть сам такое носит! Распалившись, швырнула конструкцию на пол.

– Его сиятельство проверит, – напомнила горничная. – Господин очень не любит, когда не выполняют его распоряжения.

Я не пошевелилась, сгорая от возмущения и стыда. Предложить надеть подобную вещь девушке – непростительное оскорбление. Воистину, навсеи – извращенцы! Это не «пояс верности», это пояс похоти!

– Кожа мягкая, тонкой выделки, – уговаривала навсейка, любовно поглаживая предмет местного дамского туалета. – Не натрет, зато так возбуждает!

– Что делает? – не поняла я.

Меня одарили изумленным взглядом, каким смотрят на того, кто не умеет ходить.

– Как вы, бедные, размножаетесь-то и удовольствие получаете? – сочувственно вздохнула горничная, но тему замяла.

Я перевела дух, позволила себя умыть и заново причесать. Только расслабилась рано: служанка задрала юбки и насильно сдернула панталоны, даже вскрикнуть не успела. Попыталась вырвать белье из рук мерзавки, та только заученно повторяла: «Не могу отдать до утра, госпожа», – а потом и вовсе ушла. Вместе с панталонами!

Выбор невелик: либо без белья вовсе, либо с поясом шлюхи. Подумав немного, обреченно позволила ремешкам коснуться нежной кожи. Они сразу впились между ягодиц да и в другом месте терли. При движении ремешки ерзали, давили между ног, вызывая странные ощущения. А еще они не полностью скрывали «срамное место». Я пробовала так и эдак – бесполезно. Сзади и вовсе будто голая.

– Ну, готова? – Дверь распахнулась, и на пороге возник Геральт.

Он успел переодеться и теперь красовался зеленой рубашкой и светлыми штанами прежнего кроя. В наглухо застегнутом вороте блестела большая булавка с яшмой. Навсей окинул пунцовую меня пристальным взглядом. Следующий приказ поверг в оцепенение:

– Юбки задери!

Кажется, краснеть дальше некуда, но я покраснела, даже язык отнялся.

Геральт, выждав для порядка, шагнул и безжалостно обнажил развратную вещицу. По губам навсея скользнула улыбка. Он погладил по попке и отодвинул ремешок между ног, чтобы коснуться пальцем нежного местечка. Взвизгнув, встрепенулась и ударила навсея по лодыжке. Тот зашипел, но палец убрал и вернул ремень на место.

– Долго придется учить, – констатировал Геральт. – Начнем со стеснительности. Пошли есть.

Что я могла? Покорно поплелась за мучителем, тайком поправляя ерзавший ремешок. Кожа под ним горела, только странно, не от боли. А еще там отчего-то стало влажно. Одним словом – срам! А навсей наслаждался. Довольная улыбка не сходила с лица.

– Нравится ошейничек? – Он неожиданно остановился и обхватил за талию.

От близости Геральта и сознания того, что навсей может взять силой в любой момент, стало страшно. Даже приятный запах, исходивший от темного, не успокаивал, наоборот, заставлял брыкаться.

– Дергаться будешь, когда насажу! – рыкнул навсей. – Запомни, здесь ты не дочка магистра Онекса, а пленная ланга. Наверное, понимаешь, как сильно мы вас любим?

Кивнула и сглотнула, встретившись с полными ненависти глазами Геральта. Точно так же он смотрел, когда я пришла его лечить. За доброту навсей отплатит кровью и унижением. Мелькнула мысль: наверное, Алексия издевалась? Как иначе она принудила спать с собой – только разными зельями. Мужчина желал телом, но не головой. Еще один повод для ненависти.

Пальцы навсея разжались, и я с облегчением отпрянула. Сердце колотилось в горле, кончики пальцев онемели.

– А ты знаешь, что вовсе не светлая, ланга? – огорошил Геральт.

Взгляд его вновь стал холодным и чуть насмешливым. Приступ ярости прошел.

– А вы не темный? – с сомнением переспросила я.

К чему он клонит? Лихорадочно припомнила историю семьи и мотнула головой. Нет, мать родила меня от отца, тут и сомневаться не в чем. В роду у нас никто на той стороне не бывал, а те, кого насиловали темные, не возвращались. Мертвые навеки оставались в подземельях и на полях сражений. Мы до сих пор чтили память двоюродной бабки, которую, как Алексию, пустили по кругу. Раненую, прямо на горе трупов. Во всяком случае, так гласила легенда. Тетка же сложила голову в горах. Сражалась достойно, умерла с честью.

Геральт рассмеялся и непривычно ласковым жестом коснулся подбородка.

– Нет, милая, я темный. И то, чего ты так боишься, у меня есть. Мы обязательно все попробуем, медленно, не торопясь. Понравились трусики?

Мотнула головой. Жар снова прилил к щекам. Обсуждать подобные вещи не хотелось, но навсей не желал сменить тему. Как ему объяснить, что женщине не пристало даже подруге говорить о сношениях? Пусть их поэтично называли актами любви, по мне – от перемены слов смысл не меняется.

– Так почему не нравятся, ланга? – Геральт ухватил за подбородок, заставив смотреть себе в глаза. – Ответишь – вспомню, как тебя зовут.

– Они… они ничего не скрывают, – пролепетала я.

Навсей стоял так близко, что ощущала жар его тела. Меня колотило от ужаса и стеснения. Кажется, Геральт заметил и по-хозяйски обвил рукой за талию, тесно-тесно прижав к надушенной рубашке. Горячий пряный аромат против воли проникал в ноздри, заполнял сознание. У нас мужчины не душились. Ох, кажется, мне от этого запаха под юбками жарко.

– Ты стесняешься собственного тела? – удивился Геральт. – И чужого тоже, – с усмешкой припомнил он лечение, заставив прокусить губу от стыда. – Наверняка никогда себя не ласкала и не рассматривала.

Не врут фолианты, темные поголовно извращенцы! Какая приличная девушка станет заниматься подобными вещами?! Я лекарь, приблизительно знаю, какое оно и где, и то по описаниям: картинки фривольного содержания только для борделей рисуют – и довольно. Ласкают и рассматривают мужчины.

– Да-а, долго придется тебя учить! – разочарованно протянул навсей. Очевидно, он рассчитывал на девушку, подобную Алексии. – Хотя бы возбудилась? Дай-ка проверю. Если холодная по этой части, даже связываться не стану.

Сердце ухнуло в пятки. То есть он сейчас снова засунет палец туда и, если чего-то не найдет, убьет. Вседержители, как бы возбуждение сымитировать?!

Стойко стерпела поползновение Геральта между ног, только дыхание задержала, когда ремешок отодвинул. Палец погладил кожу и вынырнул из-под юбок. Навсей с глубокомысленным видом рассмотрел его и показал мне. Ничего необычно, просто чуть влажный. Гораздо интереснее печатка с графской короной. Раньше ее не было, точно помню. Значит, действительно граф, а от нас скрывал. Еще бы, его допрашивали бы тогда, дядя всю душу вытряс. Так же – пощада и Алексия.

Не дождавшись реакции, навсей вытер руку о штаны.

– Ладно, пошли есть. После пойдем ко мне заниматься. Предохраняться умеешь или врача позвать, чтобы средство подобрал?

Вседержители, да что за мир-то такой, если грязное белье на всеобщее обозрение выставляют? Разумеется, я знала пару средств, но… Объяснять темному ничего не стала: не поймет – и кивнула. Тот удовлетворенно кивнул и чинно подставил локоть, будто только что не вел себя как последний завсегдатай борделя. Я даже не поверила, покосилась исподлобья и получила в ответ улыбку. Не оскал, не ухмылку, а выражение человеческой доброжелательности.

– Не веришь, Дария? – вкрадчиво поинтересовался навсей и успокаивающе погладил по руке. – Видишь, слово я держу, у тебя теперь есть имя. Немало, правда?

Стиснула губы и напомнила:

– Вы убили мою сестру.

Геральт прищурился и положил мою ладонь на локоть. Пришлось сжать и вообразить себя принцессой, попавшей в плен к злому колдуну. Так чинно только на балах вышагивали, а тут по лестнице.

Внутри царила мешанина чувств. С одной стороны, страшно, с другой, обуревала злость на навсея, с третьей – любопытно. Мир темных казался сошедшим с книжных страниц, в нем воплотились мечты об удобстве и уюте. Надо признать, загородный дом Геральта обставлен со вкусом, а парк легко затмит королевский. Я, правда, никогда за заливом не бывала, сужу с чужих слов.

– Тебе напомнить, что делала твоя сестра? – склонившись к самому уху, шепнул навсей. Дыхание обжигало холодом. – Ты, между прочим, принимала участие в забавах. Наверняка зелье варила для сестричкиного счастья.

Вспомнилась сцена осмотра, жадный взгляд Алексии, с которым та взирала на мужское достоинство темного, его раны и мой палец между ягодиц. Навсей запомнил, хотя я действительно только смотрела. Темные ведь гордые, а тут такое унижение. За это, видимо, и расплачиваюсь. Но почему в его доме? Гораздо проще развлечься в нашем мире. Словом, куча вопросов без ответов, и два самых главных: почему Геральт в свое время попросил пощады и что намерен со мной делать?

– Нет! – с возмущением выпалила я, представив, чем занималась Алексия на кухне. – Это противно природе.

Геральт в который раз удивил:

– Знаю. На-ре побывало в твоем разуме. Только отвращение к желаниям сестры и спасло, – задумчиво протянул навсей, замерев на ступеньке. Я едва не полетела вниз, лишь локоть Геральта уберег от падения. – Но с ошейником ты сглупила. Если бы не слабость, убил бы. Разум нужно беречь, ланга.

Больше мы на эту тему не говорили. Более того, навсей одарил вниманием, сделал своеобразный комплимент: «Платье чрезвычайно идет к твоим зареванным глазам».

Столовая располагалась на первом этаже. По дороге успела свернуть шею, рассматривая лепнину холла, резьбу дверей и узор паркета. Немудрено, что днем я замерзла: лестница из чистого мрамора, белого, с темными прожилками. Слуги такие важные. Женщины все как моя горничная, кланяются, приседают перед Геральтом, мужчины в странной одинаковой одежде из облегающих брюк цвета палой листвы и «хвостатых» тесных куртках поверх белых рубашек.

– Это лакеи, – лениво пояснил навсей, кивнув на одного из слуг. – На них ливрея, форма такая. Верх – сюртук, низ – лосины. На ногах – туфли. Экскурс в одежду продолжить или горничную попытаешь?

Подумала и попросила рассказать. Вроде образованная, как-никак дочь магистра, а ощущаю себя полной дурой. Никаких сюртуков и лосин у нас и в помине нет, лакеев тоже. Геральт скорчил страдальческое лицо и обогатил запас знаний брюками, ботинками, запонками, зажимом для галстука и прочими диковинками. Не стесняясь, доходчиво разобрал мой наряд. Спасибо не показал.

И тут в мозгу кольнуло: я тут слушаю, раскрыв рот, доверчиво смотрю на темного, а сестра мертва. Даже не так: как можно оставаться настолько равнодушной к гибели близкого человека, спокойно сидеть с вероятным убийцей и обсуждать с ним туфли? Я ведь любила Алексию, а забыла за пять минут! Правильно навсей пощадил, нашел бесчувственную пару.

По щеке сползла слезинка. Отвернулась и тихо расплакалась. Диковинный мир будто полинял, утратил привлекательность.

– Оставьте меня в покое! Я не хочу есть, – замотала головой и попыталась спрятаться за лестницей.

Куда там! Навсей отловил, клещами вцепился в руку.

– Пустите! – отчаянно замолотила кулачками по груди. – Алексия… Вы убили Алексию!

Геральт встряхнул и, не обращая внимания на протесты и барабанившие по спине кулачки, потащил через анфиладу комнат.

– Какие ж вы, ланги, дуры! Одни постоянно ревут, другие мнят себя вершительницами правосудия. Умная бы глазки строила, лучше устроиться хотела, а ты!..

– А я не навсейка, чтобы под мужиком о смерти близких забыть.

Не знаю, что нашло, но ответила зло, с вызовом. И Геральту понравилось! Даже отпустил. Отправила смятую одежду и гордо подняла подбородок. Ноги под юбками тряслись, но темному не видно, пусть думает, будто я сильная.

– Я никак себя с вами вести не собираюсь.

Нужно еще что-то сказать, обидное. Или пригрозить местью за гибель Алексии, но подходящие слова не находились. Стояла и молчала, а минуты уходили. Теперь уж лучше молчать, глупо придумывать реплики после разговора.

Навсей посоветовал оставить мораль и терзания в Мире воды.

– Или на место Алексии хочешь?

Замотала головой и, вновь став покорной, поплелась в столовую.

Эх, будь в моей крови магия!..

Столовая превзошла самые смелые ожидания: огромная, белая, мраморная, с камином и мозаичными вставками панно. Стыдно, но сестра вновь из головы вылетела. Мое «Ах!» позабавило не только хозяина, но и слуг. А посуда! Серебро, фарфор! Даже трогать страшно.

– Прошу! – Геральт отодвинул стул с лировидной спинкой. – О еде не беспокойся, за тебя выберу я. В Мире воды так не готовят.

Мир воды – так вот как называют Умерру навсеи.

– Где мы? – Спрашивать так спрашивать, пока Геральт добрый. Кто знает, каким он станет вечером, когда начнет учить.

– В Веосе. Королевство такое. Или ты мир имела в виду? Вот его не назову.

– Потому что светлая? – без труда назвала причину отказа.

Логично. Вдруг сбегу, расскажу своим, и благоденствию Веоса придет конец. Хотя странно, конечно, отчего у навсеев с детьми проблемы, если тут тишь да благодать. Физиология? Однако тот же Геральт здоров, не бесплоден. Неужели жен завоевать не могут? По рассказам горничной, те независимы и капризны. Опять не сходится. Есть же наложницы, те точно отказать не могут. Однако факт остается фактом: темные превыше всего ценили потомство.

– Ты не светлая, Дария. – Вино заструилось по стенкам бокала. Один мне, другой – хозяину дома. – Ты ланга. Светлых в Мире воды нет, вы их всех истребили.

Окаменела. Нет, это неправда, навсей лжет!

– Вы серые, – с напором повторил Геральт и насильно вложил в руку фужер, – а не светлые. Те тихие, безобидные и наивные. Это их сгубило. Они спасли лангов от навсеев, совместно выгнали из Мира воды, ненадолго, правда, и пали жертвой вероломства. Если все еще сомневаешься, светлая ли, вспомни крюки во дворе. Как, по-твоему, могут ли служители добра так казнить даже злейших врагов?

Вздохнула и низко опустила голову. С этим не поспоришь. Методы зверские, дикие, но не верилось, будто мы не светлые.

– Газета, ваше сиятельство. – Лакей протянул Геральту поднос с прошитыми листами. Приглядевшись, увидела рисунки и странные буквы, выведенные удивительно ровным рубленым почерком чернилами черного цвета. – Что-нибудь еще?

– Заказ уже доставили? – Навсей отчего-то покосился на меня.

– Да, ваше сиятельство.

– Отнеси ко мне в спальню, потом разберусь. Больше ничего, можно подавать первую перемену.

Лакей кивнул и с гордым видом удалился. Геральт же, отпив из бокала, углубился в чтение. Шелестя страницами, он то хмурился, то хмыкал.

Медленными глотками пила вино и разглядывала газету. Чем больше смотрела, тем больше убеждалась – она не рукописная. Каким же способом тогда сделали картинки, написали текст, да еще на столь тонких листах? Жаль, ничего прочесть не могла: языка не понимаю. А ведь мы с темными на одном говорим.

– Совсем забыл! – Заметив мои мучения, Геральт на минутку отвлекся и окутал знакомым облачком на-ре. – Не убью, – успокоил он, – только заклинание наложу, пока наш язык не выучишь. Он древнее вашего. Пока же будешь читать моими глазами. Разумеется, – подчеркнул навсей, – пока разрешу. А разрешу всего на один вечер.

И тут превосходство! А ведь Умерра, она же Мир воды, возникла безумно давно. Видимо, недостаточно, судя по уровню развития Веоса.

Черная тень схлынула, ушла обратно в навсея, и набор символов в один миг превратился в слова. Статьи пестрили скандалами, светскими новостями, заметками о новых законах и прочем.

– Ее величество опять больна, – сокрушенно пробормотал навсей, показав портрет горделивой брюнетки в диадеме на первой странице. – Третий раз за месяц. Тебе не кажется подозрительным, Дария?

Неразборчиво промычала в ответ. Я в первый раз слышу о королеве, а тут меня о ее здоровье спрашивают. Пусть я целитель, но не заочный же!

– А мне кажется, – покачал головой Геральт. Здоровье монархини его не на шутку тревожило. – Кто-то жаждет ее смерти. Врачи разводят руками, а королева болеет все чаще. Ты задавай вопросы, – встрепенулся от собственных раздумий навсей, – потом некогда будет. Да и ротик другим займешь.

Темный чувственно облизнулся и заложил палец за пояс брюк, поглаживая ремень. Догадалась, он намекал на что-то неприличное. Краснеть уже устала: вино помогло немного расслабиться, хотя Алексия до сих пор не шла из головы. Воспользовалась щедрым предложением и спросила, как Геральта зовут на самом деле, кто он, женат ли, на каком положении тут я.

– Символ брака видишь? – Под нос подсунули знакомое кольцо с гравировкой. – Женат. Ты – наложница, то есть женщина, удовлетворяющая потребности тела и обеспечивающая продолжение рода младшими детьми, если таковые потребуются. Старших, тех, к кому переходит титул и закрепленное место при дворе, рожает жена. Разумеется, если пожелает. Предваряя вопросы: да, у меня есть сын. Фамилию не назову, имя настоящее. По титулу – граф. А теперь раздевайся.

– Что?! – ошарашенно выпалила я.

– Раздевайся, Дария, – нетерпеливо повторил навсей. – Разрешаю оставить чулки и трусики. Одеться разрешу, когда перестанешь смущаться. Учеба началась, дорогая, – глумливо подмигнул он и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. – Если разденешься, погуляешь со мной по парку. Одетая. Не станешь – изнасилую в присутствии слуг. Выбирай!

Вседержители, куда я попала? Жуткий темный, ни стыда, ни совести, ни сострадания!

– Это не шутка, Дария, – нахмурился навсей, встал и демонстративно потянулся к ширинке.

Пискнула и попыталась нащупать крючки на платье.

Раздевалась, вперив взгляд в пол. Кажется, Геральт сел обратно, повязал салфетку. Я же мучилась с крючками. Наконец платье с тихим шелестом упало на пол. Дальше нижняя юбка, но ведь под ней… Вздохнула и решила сначала оголиться сверху.

Снимать юбку, прикрывая грудь, оказалось сложно, но я справилась и, краснее зари, осталась стоять в чем мать родила: не считать же кожаную сбрую одеждой? Навсей довольно улыбался и внимательно рассматривал добычу. Она, то есть я, покрылась «гусиной кожей», сгорбилась, сжала бедра и прикрыла ладошками, что могла. Потом, догадавшись, села и постелила на колени салфетку. Уфф, внизу теперь ничего не видно, освободившейся рукой можно есть, вот только кусок в горло не лез.

– Тебе не нравится собственное тело? – поднял бровь навсей. – Упругая девичья грудь, идеально ложащаяся в ладони, крутые бедра с чудесной гладкой попкой, курчавый мысок, скрывающий…

– Не надо! – выпалила я и, позабыв о наготе, потянулась за вином: очень выпить хотелось.

Щеки горели. Я боялась оторвать взор от скатерти.

– Или тебе формы не нравятся? – не унимался бесстыдник. – Какие бы ты хотела? Запомни, Дария, – нахмурился он, мигом растеряв игривость, – не оденешься, пока не перестанешь краснеть и прикрываться.

Но как можно не стыдиться, если он смотрит, и слуги, те, которые грязные тарелки уносят и чистые приносят, с любопытством разглядывают? Видимо, придется просидеть голой до утра. Пробовала есть, не обращать внимания – никак.

Не знаю, сколько длилась бы пытка, если бы ни появление лакея. Тот с важным видом склонился перед Геральтом и протянул поднос с запиской. Вскинув бровь, навсей пробежал ее глазами и, кинув салфетку на стол, встал.

– Можешь одеться, – обернулся в дверях крайне озабоченный темный. – Перед сном возьмешь зеркало и внимательно себя рассмотришь. Завтра продолжим. Раз у лангов все запущено, оголишь за завтраком только грудь. Но условие другое: прикроешься ладошками, исполнишь любое желание.

После внимание уделили слугам. Геральт велел оседлать коня и не перестилать постель: ночевать дома он не собирался.

– Вас ждать к завтраку, ваше сиятельство? – вежливо осведомился лакей.

Он все еще стоял, ожидая распоряжений.

– Пожалуй, – задумавшись, ответил навсей.

Бросив на меня короткий пристальный взгляд, Геральт ушел. Я же совершила непростительный поступок: вместо того чтобы одеться, прокралась к окну, чтобы посмотреть, действительно ли он уехал. Благо слуги ушли и в столовой никого не осталось. Ускакал – ураганом пронесся по главной аллее. Значит, срочное дело, ради иных посреди ужина не срываются. Хорошо бы оно задержало навсея минимум на неделю!

Глава 3

Утром Геральт не вернулся. Почему знаю? Завтракала без него. Что радует – в столовой, а не в спальне и в одежде. Панталоны мне безропотно вернули и принесли еще пять штук таких же. Бесстыжую конструкцию с чистой совестью выбросила в окно. Опасалась, найдут и отругают – нет, будто так и надо.

Горничная сменилась, из чего сделала вывод: вчерашняя не просто прислуга, а в некотором роде наставница. Очевидно, в ее задачу входило подготовить меня к развлечениям навсея.

За завтраком познакомилась с экономкой Геральта Свейна, пятого графа Местрийского – так официально именовали навсея. Нет, слуги ничего не говорили, темный вышколил строго, но выдало письмо, которое принес посыльный, по счастливой случайности говоривший на понятном языке, пусть и с сильным акцентом. От него и услышала имя адресата, то есть Геральта. Титул и добавка «пятый» ввели в состояние задумчивости. У нас бы написали: «Магистру Онексу»: дар ценился выше статуса барона или герцога. А тут все наоборот, я оказалась в доме знатного потомственного аристократа, который, несомненно, хороший волшебник, но отчего-то об этом ни слова не говорят.

Мысли о магии натолкнули на воспоминание о портале. Раз навсея нет дома, нужно обследовать комнаты и попробовать выбраться отсюда.

Искоса взглянула на сотрапезницу – ту самую экономку. Ее осанке позавидовала бы принцесса. Строгое черное платье с воротником-стоечкой, скромная брошь на груди. Волосы собраны в пучок. На лице – выражение отстраненности. Еще не старая, но по морщинкам у рта видно – давно не девушка. Темная шатенка, как и навсей. Предполагаю, блондинов у них просто нет. Символично: навсеи темные во всем. Экономка мне не мешала, не проронила ни слова. Прекрасно, можно спокойно осуществить желаемое.

Из-за стола встала первой и обмерла, когда экономка, промокнув губы салфеткой, поднялась следом. Сейчас начнется! Нет, оказалось, дело в этикете. Стоило испуганно сесть обратно, как экономка сделала то же самое, допила чашечку кофе и спросила, может ли она идти. Признаться, опешила. Я ведь вещь для ублажения навсея, а не гостья или хозяйка. Или чего-то не понимаю?

– Вы наложница его сиятельства, – снизошла до объяснения строгая дама, – хранительница его семени и мать будущих детей, поэтому в дни отсутствия ее сиятельства считаетесь малой хозяйкой.

Поперхнулась от столь нескромного титула и густо покраснела. Хранить то самое я не собиралась, а экономка убеждена, будто у нас с Геральтом все случилось. Насколько понимаю, без … эмм… Словом, без кое-чего девушка женой не становится, как я – малой хозяйкой. Предположения подтвердились: экономка вежливо осведомилась, не болит ли где. Ответила отрицательно и во второй раз встала. За мной никто не увязался, зато степень свободы определила быстро: в парк не пустили. Категорично, но вежливо. На фоне этого развязность горничной показалась вдвойне подозрительной. Однозначно, она не просто служанка, раз все остальные так милы.

Комнаты навсея поражали роскошью и невиданными предметами. Разглядывая мебель, сплошь мягкую, поневоле соглашалась с мнением Геральта об отсталости Мира воды. Почти нет магии, но все так продумано, что локти от зависти кусаешь. Наша гостиная по сравнению с гостиными (да, их несколько) навсея казалась пережитком давнего прошлого – мрачная, огромная и пустая. И диван там лишь условно мягкий – скамейка с тюфяком для сидения. Зато камин в полстены. А тут – малахитовая полка, часы, бронзовые подсвечники, фарфоровые фигурки. Шитые золотом портьеры, портреты на стенах, узорный пол. Залюбовавшись, даже о портале забыла. И о сестре. Всегда считала себя серьезной, а оказалась дрянной ветреной девчонкой. Наверное, поэтому Геральт и не убил: почувствовал гнилое сердце.

Алексия… Мы никогда не были близки. Она не дружила со мной, жила иными заботами, ее любили больше меня. Частое явление, это нормально. Но, вседержители, я не желала ей смерти! Никогда! И навсея, повернись время вспять, лечить бы не стала. Вру – стала бы, и сестру так же осудила бы. Геральт живой, какой ни есть, но живой, ему больно, и я обязана помочь, клятву давала. Алексия же… Она его фактически насиловала с молчаливого одобрения родных. Геральт не мог сопротивляться, не мог отказаться от возбуждающего зелья, сестра заставила бы с помощью ошейника. Помню ведь ее взгляд.

Мерзко, все мерзко! В голову закралась крамольная мысль: не заслужила ли Алексия смерть? Я не видела того, что творилось в спальне, но темные гордые, они такого не прощают.

От самоедства посреди Малиновой гостиной (тут все в малиновых тонах) оторвало хлопанье дверей и испуганные возгласы. Заинтересовавшись, хотела выглянуть в холл, но раздумала, услышав рык Геральта: «Пошли все вон!» Что-то в его голосе не понравилось. Точно, сип! Странное сочетание: крик с хрипом, как у человека с больными легкими.

Навсей не обрадуется, застав внизу, поэтому схоронилась за занавеской, по-местному, портьерой: вдруг Геральта сюда принесет? Прошла минута другая, голоса навсея не было слышно. Шагов тоже. Осмелев, выбралась из укрытия и прокралась к лестнице. Если повезет, сумею быстро проскользнуть к себе.

Геральт лежал у подножия лестницы, неестественно скривившись. Рука с побелевшими костяшками сжимала хлыст. Конечности подрагивали, глаза закатились, изо рта капала слюна.

Испуганно вскрикнула и прижалась к стене. Припадочный! Читала о падучей болезни, у нее такие же симптомы. Но, приглядевшись к цвету слюны, поняла, что ошиблась. Розовая! Там кровь! Вседержители, значит, внутреннее кровотечение. Конечно, дура, спина! Она изогнулась от невыносимой боли. Приглядись, как дышит Геральт, как сведены челюсти, как вздулись почерневшие вены.

Ноги уже не дергались, зато судорога выгнула позвоночник дугой, сорвав с губ хриплый стон. Это не позерство, навсей меня не видел, просто боль оказалась настолько сильна, что разжала челюсти.

Наверное, я трижды дура, раз бросилась к нему и взглянула на цвет кожи. Синюшный, как при отравлениях, более того, специфических отравлениях. Яд разъедал тело изнутри, и человек умирал в жутких муках. Долго, очень долго – агония длилась до суток.

Так, яд попал внутрь с пищей.

Знаю, процедура жуткая, но придется потерпеть, ваше сиятельство. Какой же вы влажный, холодный и безвольный! Даже на-ре не метнулось навстречу, навсей только с трудом сфокусировал взгляд – мутный, безучастный.

Глаза слезятся, дышит неровно, поверхностно. Слуг отослал… Плохо! Хотел умереть в одиночестве, чтобы никто не видел его таким. И рыкнул-то из последних сил, наверняка с трудом на ногах стоял.

Пощупала пульс и поняла – медлить нельзя. Еще немного – и точка невозварата. Безусловно смерть врага – радость, но чужие страдания удовольствия никогда не приносили, особенно если противника травили свои же.

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Психбольница, где разворачиваются события этой книги, всегда была любимой метафорой советских писате...
Три неунывающие подруги – писательница Ирина, бизнес-леди Жанна и художница Катя – снова попали в се...
Особисты, НКВД, чужие документы… Никаких амбиций – лишь страстная жажда выжить в этом кошмаре – гром...
Ангелы. Светлые, вечные, прекрасные… Кто они? Посланники Бога или существа, наделенные собственной в...
Куда бы вы ни ехали, уже скоро после начала поездки начинает ныть спина. Если не предпринять меры, б...
Боль в спине настигает уже после нескольких часов работы за компьютером. Что делать, чтобы ее остано...