Темница тихого ангела Островская Екатерина
– Я, разумеется, не против, – произнес Николай, – только ведь я постоянно проживаю в Штатах, там у меня и работа, обязательства перед издателями и продюсерами… Потом…
– А какая разница, где жить! – перебил его взбудораженный Пал Палыч. – Работайте здесь, вам создадут все условия. Выпустите еще несколько книг массовым тиражом. Издатель только рад будет.
Шабанов посмотрел на Витальева, и тот кивнул.
– Конечно, буду. Еще как! А когда премию вам вручат, знаете, как ваши книги расходиться будут!
– Не расходиться, а разлетаться! – уточнил Пал Палыч. – И потом, эта общественная нагрузка не отнимет много времени. В Нью-Йорк можете летать, когда вздумается. Потерпите месяцев восемь, пока Госпремию не получите, а потом выйдете из состава комиссии.
– Ну, если так, то возражений у меня нет, – согласился Николай.
И тут же почувствовал, как заныло сердце, словно он совершает какую-то страшную ошибку. То же самое Торганов чувствовал накануне свадьбы с Джозефиной.
– Вот и славно, – произнес, поднимаясь из кресла, Шабанов, – завтра я доложу о вашем согласии, а на следующей неделе вас официально введут в состав Комиссии по помилованию.
Пал Палыч протянул руку Николаю, а потом Витальеву. Но обратился к одному лишь Торганову:
– Ладно, оставайтесь здесь, а я вернусь в городскую квартиру. Все эти эстрадные звезды мне не по душе. Сейчас они напьются, обкурятся, обколются, кокаину нанюхаются и начнут в бассейн прыгать. Ребята мои последят, конечно, чтобы никто не утонул или от передозировки не загнулся. А вы, Коля, проконтролируйте Алису. Она девочка хорошая, подобными делами не увлекается, но сегодня у нее день рождения – многие к ней приставать будут, дескать, давай выпьем или заплыв устроим. А в том, что тут оргия начнется, я не сомневаюсь.
– Ой, – встрепенулся Витальев, – тогда я намекну жене, чтобы она уезжала: ей такие вещи лучше не видеть. Скажу ей, что мне надо с Торгановым кое о чем побеседовать, а потому задержусь ненадолго.
Они вышли из дома. На площадке возле бассейна уже начались танцы. Грохотала музыка, мигали разноцветные лампы. Торганов увидел среди толпы Алису: она была уже без пиджака и танцевала с бокалом шампанского в руке. А в опасной близости от нее покачивался длинноволосый неопределенного возраста человек, уже потерявший где-то свою рубашку.
Дочь Пал Палыча тоже увидела Николая и помахала ему рукой, подзывая к себе. Она даже крикнула что-то, но сквозь грохот музыки ничего не было слышно. Алиса поняла это, улыбнулась и послала Николаю воздушный поцелуй.
Вскоре вернулся Витальев, радостный от того, что не пришлось долго уговаривать жену.
Издатель и писатель обогнули бассейн, попросив официанта перетащить к ним один из столиков и пару стульев. Вскоре они сидели под пальмой, потягивая виски и наблюдая, как в мигании разноцветных огней колышется людская толпа. Алису не было видно, зато некоторые из приехавших девушек уже сбросили платья.
– Сейчас начнется, – обрадовался Витальев.
Но первым в бассейн сиганул все-таки мужчина: держа в руке бутылку шампанского, некто в светлом костюме разбежался и прыгнул, согнув ноги в коленях. Вынырнув, он тут же поднес бутылку ко рту и начал пить, захлебываясь пеной. Тут же посыпались в бассейн и остальные: полуголые девушки и мужчины в брюках и без оных.
– Роскошное зрелище! – восхитился Витальев и, закинув голову, сделал большой глоток виски прямо из горлышка.
На мгновение Торганову показалось, что он увидел Алису. Девушка со светлыми волосами и в темном обтягивающем платье вошла в воду и поплыла через бассейн.
– Пойти, что ли, и мне искупнуться? – произнес издатель и обернулся к Николаю: – Вот так теперь в России веселятся: это вам не цыганский хор с медведем!
– Можно и цыган вызвать, и медведей на велосипеде, – сказала Алиса, появляясь над бортиком бассейна.
Торганов помог ей выбраться из воды и подвел к столику. Мокрое шелковое платье так облепило ее, что казалось: на Алисе нет никакой одежды.
– Это еще только начало, – сказала она, недовольно глядя на издателя.
– Эх, была – не была! – закричал Витальев, вскакивая со стула, срывая с себя пиджак и сбрасывая ботинки. – Один раз живем! – заорал он, устремляясь к бассейну.
Зажал нос пальцами и прыгнул в воду.
Алиса обхватила шею Торганова двумя руками, прижалась к нему мокрым телом и, ловя губы Николая, прошептала:
– Я хочу тебя прямо сейчас.
Глава седьмая
Весь следующий день они провели в постели. То, что произошло накануне, Торганов старался не вспоминать, хотя не видел ничего ужасного в том, что они, обнявшись, рухнули на подстриженную траву газона под низкорослыми пальмами. Алиса стянула мокрое платье, а он в спешке избавился от смокинга и брюк, потом они целовались, а когда стали заниматься любовью, загрохотали петарды и ракеты, в небе рассыпались гроздья салюта и закрутились колеса фейерверков. Стало ясно, как днем, может быть, еще ярче, совсем рядом закричали десятки голосов, а они, не обращая внимания на происходящее, не могли насытиться друг другом. Каждый из них был словно голодный зверь, настигший наконец долгожданную добычу. В тридцати шагах колыхалась толпа, оглашая окрестности стоглоточным гулом. Но Николай и Алиса уже летели к звездам сквозь искры фейерверков и разрывы петард.
Потом, утомленные, они направились в дом: апартаменты Алисы располагались на втором этаже, вход туда был отдельный. Они поднимались по лестнице долго, потому что на середине пути желание снова охватило обоих. Они любили друг друга на ступеньках, потом в коридоре, на пороге спальни и в ванной тоже. За окнами продолжали орать гости, но потом крики стали стихать: кто-то отправился домой, кто-то остался спать на газоне. Ребята из охраны ходили между телами, освещали лица людей, поверженных алкоголем и усталостью, поднимали кого-то, разносили гостей по автомобилям, возвращались и продолжали свое дело. Видимо, они и подобрали платье Алисы и костюм Николая, потому что, когда он рассматривал через окно площадку рядом с бассейном, то ничего не увидел. Вернее, увидел идеальную чистоту. На траве не осталось даже клочка бумаги или окурка. Это было неприятным открытием.
– Ты что там высматриваешь? – спросила она.
– Брюки свои ищу.
– Бесполезно. Потом пошлем кого-нибудь за новыми. Иди ко мне!
Он вернулся в постель, думая о том, что Алиса оставила на газоне не только свое платье, но и трусики, а он нижнее белье растерял, скорее всего, на ступеньках лестницы.
– Ты чем-то расстроен? – спросила она.
Николай покачал головой.
– Все нормально.
– Но я же вижу. Может, я тебе не понравилась?
– Ты – чудо, и сама это знаешь.
– Знаю, конечно, – согласилась Алиса, – мне столько писем приходит от поклонников! Ты представить себе не можешь. Они все дебилы и дауны. Ошибки орфографические делают, причем самые примитивные, в словах «моя ненаглядная» аж четыре штуки. И все предлагают заняться сексом. Каждый уверяет, что у него получается это как ни у кого на свете. И откуда они про себя такое знают?
– Тебе придется смириться: это оборотная сторона популярности.
– Мне плевать на всех. Но когда я увидела тебя на вручении «Оскара», то решила сразу: этот парень рано или поздно будет моим! И, как видишь, не ошиблась. Я всегда получаю то, что хочу.
Алиса обняла Николая и спросила:
– Тебя не коробит моя откровенность?
– Наоборот: мне даже льстит то, что такая девушка обратила на меня внимание.
– А Мишел Майлз?
– Мы просто друзья.
– Никогда не поверю. Я женщина, но все равно к Мишел неровно дышу.
– Она замужем, и у нее двое детей.
– А если бы я была замужем, это обстоятельство остановило бы тебя?
– Нет, конечно. А ты разве замужем?
– Была когда-то, но недолго. Муж оказался не по женской части. Отец застукал его с любовником на какой-то квартире, ничего не сказал, но за месяц скупил акции нефтяной компании, где супруг был вице-президентом. Акции были заложены банкам под обеспечение просроченных кредитов, так что отцу даже не пришлось выкупать их, просто договорился с банкирами, и те отдали ему залог в управление. После чего ту компанию поглотила более крупная: банкиры подзаработали, и отец, вероятно, тоже. А муж, скрываясь от долгов, сбежал в Таиланд, откуда носа не кажет.
– Сейчас у тебя есть кто-то?
– Сейчас у меня ты, и мне этого достаточно.
К вечеру они спустились во двор. Костюм Торганова оказался висящим на ручке двери, ведущей в апартаменты Алисы. Брюки и смокинг были тщательно отутюжены. Николай оделся, Алиса оглядела его внимательно, словно видела впервые, и тут же предложила отправиться ужинать в ресторан. После они заехали в какой-то клуб, где потанцевали немного, потом оказались в казино. Николай сделал несколько ставок, и последняя оказалась удачной. Он еще раз поставил весь выигрыш на чет, выпала двойка.
Это было его первое в жизни посещение казино. И первые выигранные деньги. Хотелось еще немного поиграть, но Алиса потянула его за рукав, сказав так громко, что оглянулись игроки, сидящие за соседним столом:
– Поехали домой – я тебя хочу.
Они проследовали через весь зал к выходу, на них оборачивались, узнавая, конечно же, популярную телеведущую и разглядывая ее спутника, стараясь угадать, кто это. Некоторые посетители даже сфотографировали их на камеры мобильных телефонов.
Следующий день они плескались в бассейне и поднимались в спальню, снова спускались к бассейну и снова спешили наверх. Ночь показалась им короткой.
А потом был понедельник. Но отрезвление так и не пришло.
Они обедали в Барвихе в небольшом ресторане, где негр-тапер на белом рояле негромко исполнял регтаймы Скотта Джоплина, как Алиса вдруг опомнилась:
– Сегодня понедельник? Так у меня в два часа дня запись новой программы!
Оба еще в субботу утром отключили мобильные телефоны, чтобы никто не мешал им, а теперь наконец вернулись в реальный мир.
– В два часа запись, а уже начало четвертого.
И они помчались в столицу. Алиса вела свой родстер так, что у Торганова замирало сердце, несколько раз ему казалось, что все – столкновение со встречной машиной неизбежно, но Алиса умело вклинивалась между двумя попутками и, пропустив встречную, снова вдавливала в пол акселератор. У поста ГИБДД их все-таки остановили. Подошел инспектор, откозырял, но тут же узнал сидящую за рулем девушку и расплылся в улыбке:
– Автограф не дадите?
И с плохо скрываемой неприязнью оглядел Торганова.
Алиса достала из сумочки стодолларовую банкноту, расписалась на ней, протянула инспектору, и машина рванула с места.
«Я люблю ее, люблю, – пронеслось в голове Николая, – она красива, сексапильна, популярна, умна. Что еще надо? Так я и люблю ее. Кажется». Последнее слово зазвенело в ушах, снова защемило сердце предчувствием, и, чтобы избавиться от волнения, Николай посмотрел на профиль Алисы.
– Ну что ты так смотришь, – сказала она, почувствовав его взгляд, не оборачиваясь и продолжая следить за дорогой, – словно запоминаешь перед долгой разлукой.
– На сколько бы мы ни расставались, я буду очень скучать.
– Не успеешь: я приеду к тебе вечером.
Он вылез, родстер рванул и тут же затормозил. Задним ходом Алиса подогнала автомобиль к Торганову и крикнула через опущенное стекло:
– Я, кажется, начинаю любить тебя.
И умчалась.
«Кажется, начинаю…» – ту же самую фразу написала ему Мишел на своей фотографии, вспомнил Николай.
Слава богу, что первое его интервью было назначено на вторник.
Он ждал Алису, а явился Пал Палыч. Шабанов поставил на стол бутылку виски и осмотрел квартирку.
– Надо поговорить.
Николай напрягся, догадываясь, что разговор пойдет об его отношениях с дочерью Пал Палыча, но тот, откручивая пробку с бутылки, сказал:
– Твой российский паспорт готов. За это по тридцать капель.
Он наполнил подставленные Торгановым рюмки. После чего достал из кармана паспорт, раскрыл его и положил на стол.
– Вот здесь распишись. Только поставь русскую подпись.
Что Николай и сделал, удивляясь оперативности, с которой был подготовлен документ, удостоверяющий его российское гражданство.
– Теперь о главном. В пятницу ты станешь членом Комиссии по помилованию, но прежде встретишься с академиком Локотковым. Старик имеет право знать, с кем ему придется работать.
– Имеет, – согласился Торганов.
– Тогда и за это по тридцать капель.
Выпили, и Пал Палыч сразу поднялся.
– Пойду я.
Он подошел к двери и уже взялся за ручку, но обернулся.
– Чуть не забыл. Мне все известно про ваши отношения. Я – не слишком строгий отец, позволяю Алиске многое. Но тебе скажу: обидишь ее – огребешь кучу неприятностей. Ты понял?
– Да уж родной язык не забыл. А почему вы решили…
– По кочану, – перебил его Шабанов, – я не запугиваю, а просто говорю, что Алиска – девочка хорошая, не надо ее обижать.
Он ушел, а Торганов не мог понять: расстроен или нет Пал Палыч известием о связи дочери с известным, теперь уже российским писателем. И вообще, что он за человек? Почему у государственного чиновника, пусть и высокопоставленного, такая роскошная резиденция с кучей охраны? И день рождения дочери наверняка обошелся в немалую сумму.
Николай решил узнать что-нибудь у отца, набрал номер, но трубку сняла младшая сестра.
– Привет, привет, – затараторила она, – а я как раз собиралась тебе звонить. Купила сегодня газету «Калейдоскоп», где про всех звезд пишут. А там больша-ая статья про то, что у Алисы Шабановой новый бойфренд. Догадываешься кто?
– Откуда мне знать?
– Хватит притворяться! – обиделась сестра. – Там все про вас написано. И даже фотографии есть: вы в казино вместе, потом в ресторане, а главная – на которой вы целуетесь возле ее дома! Я вырезала и в твое досье поместила.
– Отец дома?
– Он сегодня вернется поздно.
– Ну, тогда до свидания. Только запомни: не все, о чем сообщают газеты, правда.
Вдруг Николай вспомнил, что уже несколько дней не работал. Включил компьютер и открыл файл со своим романом, который начал писать весной в Нью-Йорке.
«Все предначертано, но ничего не известно заранее. И в этом прелесть жизни и острота ощущений. Каждая случайная встреча и всякий мимолетный взгляд существуют в этом мире для тебя, так же, как и любовь, проходящая стороной, или чужая боль и страдания близких или посторонних тебе людей. Для чего мы здесь и что знаем о пространстве, нас окружающем? Старик, ловящий последние лучи солнца, не ответит. Промолчит и мудрый ребенок, который пытается понять мир, разглядывая божью коровку на своей ладони. Все в этом мире тайна, и не надо пытаться постичь ее, нужно просто удивляться и радоваться чуду твоего неслучайного появления в этом пространстве. Все молчит, и все ждет ответа. Но что сказала бы она – девочка-школьница, чья душа промелькнула ласточкой над весенним двором моего детства и растаяла в неверной памяти ушедшего утра?»
Торганов читал написанное и не понимал, для чего он это писал. Книга не получалась, а то, что получалось, казалось явной графоманией. Каждый человек, которому нечего поведать миру, пытается заставить окружающих поверить в выдуманные им глупости. Проще всего сделать это, назвавшись писателем. Но в голове у такого писателя нет ни мыслей, ни сюжетов, ни любви к миру – вот почему каждый графоман сочиняет историю о своей школьной любви, которой и не было вовсе.
А что было в жизни самого Николая и что есть сейчас? Кого он может вспомнить и оставить в своем сердце навсегда? Девушки из американских баров, лица которых промелькнут перед его мысленным взором с такой скоростью, словно они проносятся мимо за стеклом вагона подземки – нечеткие, расплывчатые? Джозефина, которая если и вызывала какие-то чувства, то далекие от любви и привязанности?.. Мишел, которая более всего на свете боится приближающейся старости? Мулатка – грациозная любительница танцев, ставшая содержательницей ночного клуба и довольная жизнью из-за того лишь, что носит трусики за пятьсот баксов?..
Алиса… Может, именно она – подарок судьбы? Она красива, умна; она страстная и нежная любовница. Она популярна и богата. Ей ничего от него не надо, кроме него самого. Но если Алиса – подарок судьбы, то что-то надо отдать взамен: просто так никто ничего не дарит. Даже судьба.
Ближе к вечеру он созвонился с отцом.
– Меня включили в состав Комиссии по помилованию, – сообщил он.
– Поздравляю, но тебе это надо?
– А ты не слышал об этом?
– От кого я мог слышать?
Николай промолчал.
И тогда отец сказал:
– Честное слово: я слышу впервые. И не знаю: поздравлять тебя или просить отказаться.
Тут как раз позвонили в дверь – пришла Алиса, разговор пришлось свернуть. Она казалась веселой и беззаботной, от нее пахло дорогим виски, и она спешила.
– Даже до утра не останусь. Завтра у меня встреча с руководством канала. Я решила запустить собственную программу, стать и ведущей, и продюсером. Программа называется «Ужин со звездой». Я буду беседовать в пустом ресторане за столиком при свечах с разными знаменитостями. Потом заиграет оркестр, и мы будем танцевать под прекрасную музыку в пустом зале и разговаривать. Не хочешь быть моим первым гостем?
– Одним интервью больше, одним меньше, – ответил Николай, – меня это мало заботит: мне нужна ты.
Она ушла утром. Всю ночь в окна бил злой завистливый ливень.
Глава восьмая
Василий Ионович Локотков оказался вовсе не забавным старикашкой, каковым его описал Пал Палыч. Академик, несмотря на свои восемьдесят лет, был подвижным крупным мужиком – лысым и безбровым. Возраст выдавали разве что старческие пигментные пятна на лысине и на тыльных сторонах ладоней. Рукопожатие Локоткова было сухим и крепким.
– Любезный Николай Александрович, в курс дела вас введут другие люди, а я просто объясню стратегическую задачу. С самого начала вы должны уяснить себе, что мы не занимаемся судебными ошибками, пересмотрами приговоров, выяснением обстоятельств дела, характеристиками личностей осужденных: по большому счету, нам на это, простите за грубое слово, плевать. Мы – орган милосердия. В стране сейчас сидит за решеткой почти миллион людей. Кого-то на преступления толкнули жизненные обстоятельства, кто-то, вероятно, получал удовольствие, совершая противоправные деяния, – все люди разные, но мы должны быть милосердны ко всем. В той или иной степени, разумеется. Конечно, каждое прошение о помиловании не доходит до нас: есть специально обученные люди, которые фильтруют поступающие к нам заявления. Но даже по тем, что выносятся на заседания комиссии, мы не всегда принимаем положительные решения. А бывает и наоборот. Вот мне как-то сообщили, что в какой-то колонии содержится женщина, получившая четыре года за то, что пыталась вынести с территории птицефабрики двух замороженных цыплят. Знаете, такие потрошеные… Я как узнал, так сразу в Верховный суд позвонил, и в Минюст еще. «Что, говорю, за хрень такая! У бабы трое детей, а зарплату на фабрике уже полгода не платят!» Короче, наслали на эту фабрику ревизию, налоговую и прочих орлов. Директора сняли, главбуха тоже, кого-то еще – к чертям собачьим!
– А женщину освободили? – поинтересовался Николай.
– Конечно. А куда они денутся! Тогда как раз амнистия была к очередному Дню Победы, а она уже больше половины срока отсидела.
– Простите, а приговоренные к пожизненному сроку могут рассчитывать на помилование?
– Разумеется! Никто не мешает им рассчитывать. Только кто же им даст помилование – подонкам этим! Пусть судьбу благодарят и мораторий на смертную казнь за то, что хоть жизнь им сохранили. Уяснили стратегическую задачу?
Читать бесплатно другие книги:
