Хозяйка чужого дома Тронина Татьяна

– Ты им какой-то даме умудрилась порвать колготки, и она страшно ругалась, но я выступил в роли миротворца.

– Послушай, а я не помню никакой дамы!

– Была, была! Ты знаешь, я до сих пор уверен, что ты нарочно нажала кнопку на зонтике – тебе был нужен повод, чтобы со мной познакомиться.

– Конечно! – засмеялась Лара. – А то стоит рядом симпатичный юноша, глазеет, и все. Хотя нет, на кнопку я нажала случайно.

– У тебя подсознание сработало, инстинкт. Ты всегда сначала делаешь, а потом думаешь.

Тогда он и влюбился в Лару. Сразу, не раздумывая, бросился в любовь, как в море, сомнения нисколько его не терзали – Лара была очень похожа на маму. Не внешне – нет, но внутренней своей сущностью, жертвенной и бескорыстной, горячим, бездумным желанием отдать все, не прося ничего взамен.

Через две недели после знакомства они понесли заявление в загс, поражая всех своим легкомыслием. Помнится, Ларина мать, почтенная матрона, весящая центнер с лишним, рыдала на свадьбе, предчувствуя какие-то неведомые, но очень страшные беды, которые должен принести ее дочери столь скоропалительный брак. Ни одно из ее туманных и жутких пророчеств не сбылось. Но тем не менее до сих пор она с подозрением поглядывала на зятя. Даже когда прошлой осенью Лара сообщила ей, что они собираются покупать новую квартиру, мамаша поджала губы и многозначительно произнесла: «Ну-ну…»

В начале апреля вдруг как-то резко потеплело. Из прогретой земли проклюнулись первые бледно-зеленые ростки будущей травы, сизый воздух над лесом рассеялся, оживились утки на Яузе. Они плавали под мостом и крякали на людей, попрошайничая крошки; изумрудный селезень, с бешеной скоростью взмахивая крыльями и подымая тучу брызг, налетал на своего соперника…

– Только что встретил Костика, – сказал Игорь, возвращаясь с утренней пробежки, румяный и запыхавшийся, от толстого шерстяного свитера даже шел пар. – Звал нас к себе в гости. Пойдем?

– Вот так, просто? – удивилась Лара. Она еще ни разу не была у соседей и даже толком не общалась с ними – все как-то некогда было. Но Игорь на удивление быстро сошелся с Костей.

– Что-то вроде новоселья… – равнодушно сказал Игорь.

– О господи, надо же было заранее предупредить!

– Ларка, брось, к чему все эти церемонии…

– Без подарка на новоселье?!

Она ужасно разволновалась, хотела послать мужа в ближайший магазин, но тут же вспомнила, что в кладовой лежит новенькая чудо-швабра, еще не распечатанная из целлофана.

– Как ты думаешь, – обеспокоенно спросила она. – Швабра им подойдет?

– Что ж, вещь в хозяйстве нужная, – засмеялся Игорь.

Пока он плескался в душе и пил кофе, она придумывала себе наряд. Если она явится в вечернем платье, с макияжем, наложенным по всем правилам, будет смешно – приглашение соседей было каким-то скороспелым, будничным, ничего торжественного в нем не заключалось. Но идти в гости в домашнем свитере, с бледным скучным личиком тоже не очень-то прилично.

Она надела черные шелковые брючки, у которых был вполне домашний, но очень эффектный вид, черную простенькую водолазку, лишь слегка припудрила личико, а губы… Сначала она хотела воспользоваться бледной, светло-коричневой помадой, но не удержалась – на подзеркальнике, перед которым она прихорашивалась, лежал тюбик с новой помадой. Ярко-вишневый цвет, цвет густой крови, легко лег на губы, Лара в один момент превратилась в роковую женщину-вамп.

– Класс! – произнес Игорь, заходя в комнату. – Это новая?

– Да, только вчера купила, не могу не обновить…

– Очень хорошо, только как мы теперь будем целоваться? – Он обнял ее, потерся щекой о ее плечи, даже замурлыкал…

– Она устойчивая, можно и целоваться, если, конечно, реклама не врет.

– Ну-ка я попробую…

– А когда нас ждут?

– Сейчас, наверное.

– Ладно, помаду потом тестировать будем, бери швабру…

Лара была не прочь поближе познакомиться с соседями. Она вообще была человеком очень общительным, легко сходилась с людьми, но сейчас что-то смутное тревожило ее. И только когда они уже звонили в соседнюю квартиру, поняла, что именно ее тревожило, – ей не нравилась Елена.

Костик сердечно похлопал по плечу Игоря, искренне восхитился шваброй. На Лару он произвел хорошее впечатление. Они уже сталкивались пару раз в лифте и успели перекинуться несколькими дежурными фразами, но сейчас он галантно поцеловал ей руку и произнес что-то витиевато-изысканное.

В большой комнате их ждала Елена. Она даже приподнялась, чтобы поприветствовать гостей, но потом тут же опустилась обратно в кресло, словно королева, которой мешает двигаться собственное величие.

– У вас очень мило! – воскликнула Лара, оглядывая комнату. – И обои какие замечательные!

– Елена выбирала, – важно пояснил Костик, – с художественной точки зрения… Идемте, я вам все покажу!

Он повел Лару с Игорем по всем комнатам, с воодушевлением объясняя, что и как они переделали, а что оставили нетронутым. Похвастался финской сантехникой и вдруг в коридоре наклонился к Лариному уху и шепнул заговорщицки:

– Ужасные обои, правда?

– Вовсе нет, мне кажется… – энергично запротестовала она, машинально тоже шепотом, но хозяин не дал ей договорить:

– Художественный вкус – это фикция.

Потом они сидели в комнате и пили вермут со льдом. К нему Елена подала фрукты и пирожные с кремом – все было просто, приятно и вкусно. Лара даже почувствовала к Елене некоторое уважение – пожалуй, она и сама устроила бы подобные посиделки, без излишних роскошеств с неизменным оливье и водкой, после которых наутро болит голова, в желудке остается тяжесть, а сердце терзает раскаяние.

– На той неделе заходите к нам, – сказал Игорь, бросая себе в бокал еще льда. – Нам тоже есть чем похвастаться.

– А диван… Как вам диван? – Костик даже подпрыгнул на нем. – Авторская работа! Внутри – синтепух.

Синтепух ничего не значил для Игоря, но он с уважением посмотрел на диван, довольно простой с виду, узнав, что тот авторский.

– Ты думаешь, он дорогой? – хихикнула Елена из своего кресла, очищая банан. – Мне он достался почти бесплатно, ведь автор – мой бывший однокурсник.

– Зато когда-нибудь лет через пятьдесят, на аукционе Сотби, этот авторский диванчик…

– Брось, Костик, это полосатое чудовище развалится лет через пять, потому что Крестовский работает только на ближайшее будущее. Даже в мебельной промышленности он не прославится, какой уж там Сотби… Крестовский – тот самый мой сокурсник, – пояснила Елена гостям.

– Неужели вас учили делать мебель? – простодушно удивилась Лара.

– О нет! Но если у человека нет таланта рисовать, писать картины, то куда ж ему еще податься? – важно произнесла хозяйка. По всему было видно, что себе она в таланте не отказывала.

– Лялька, ты бы показала что-нибудь свое, – попросил Костик жену и подмигнул при этом Ларе заговорщицки.

– Ах да… – Елена опять озабоченно приподнялась с кресла, но тут же вновь в него опустилась. – Ах, нет. Увы, дома почти ничего не осталось из того, что можно было бы показать, – через две недели выставка, я все увезла…

– Какая жалость, – серьезно сказала Лара.

– Лялька, а что у тебя там на мольберте стоит? – Костя вдруг вскочил и развернул мольберт, стоявший в углу.

– Костя, но это несерьезно… – поморщилась его жена. – Всего-навсего набросок, первое приближение…

Лара догадывалась, что наброски у художников – вещь очень условная. Она знала, что в любом деле задумка и конечный результат довольно далеки друг от друга, но она не подозревала, что до такой степени. То, что она увидела на белом толстом листе ватмана, пришпиленном к мольберту, сильно удивило ее. Это был не набросок и даже не рисунок, а какие-то размазанные по листу черные линии, хаос, в котором не заключалось и намека на искусство. Подобные корявые линии чертят совсем маленькие дети, неуклюже зажав в руке карандаш.

Лара невольно взглянула на Костика – теперь она поняла его. Вероятно, ее взгляд невольно отразил это, Костик пересел к ней поближе и принялся ловко чистить ананас, колючая шкурка лентой вилась в его руках.

– А вы ведь, я знаю, – с добродушной хитрецой в голосе произнес он, – тоже в некотором роде художник…

– Я? Я обычная парикмахерша. Делаю стрижки, завивки, мелирование и все такое, – снисходительно произнесла Лара. – Можно на «ты», кстати.

– А разве это не искусство? – с восторгом произнес Костя. – Мне кажется, куафюр близок к скульптуре, к тому же дизайну. Надо ведь разбираться и в цвете, и в линиях!

– Куафюр… – расхохоталась от души Лара. – Надо же, какое старомодное слово вы откопали!

– На «ты», мы же договорились на «ты»! Эх, под ананас хорошо бы шампанское. Лялька, у нас есть шампанское? Как там – ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний…

Игорь смеялся вместе со всеми, не отрывая взгляда от странного рисунка, который повернул к нему Костя. Сначала Игорю тоже показалось, что это и не рисунок даже, а какая-то нелепица, как будто художница просто произвольно водила углем по бумаге, пробуя его свойства, а не пытаясь что-то изобразить. Но потом ему показалось, что изломанные линии образуют… нечто.

– Писал я недавно статью, – рассказывал тем временем Константин, расхаживая вокруг стола. – Знаете, о чем? О счастье!

– Боже мой! Но о таком же невозможно писать! Счастье – это все равно как смысл жизни, его и не определишь даже… – удивилась Лара. – Или – кто виноват и что делать.

– Нет, есть, конечно, разные определения счастья, – возразила задумчиво Елена, – с философской точки зрения, с психологической, с социальной…

– О, у меня все гораздо проще – журнал молодежный, нужна какая-нибудь беллетристика плюс немного наукообразия. Господи, на самом деле все даже слишком просто: счастье – это когда тебе семнадцать лет, вся жизнь впереди, как белый чистый лист бумаги, что хочешь, можно на нем написать, гормоны в крови играют, есть силы влюбляться хоть каждый день! Нет, я, естественно, поэтизировал все это, но на самом деле истина тривиальна, груба.

– Костя, что же тогда получается? – с ужасом произнесла Лара. – Что только в юности можно быть счастливым? А нам что делать – людям, близким к зрелости? А пожилым? Стариков я и вовсе не упоминаю, гормоны у них только в таблетках, влюбляться они уже не могут, тем более каждый день. У них все мысли: лишь бы не было войны да пенсии бы до следующего месяца хватило…

– Ларочка, это очаровательно, – умиленно засмеялся Константин и чмокнул у нее ручку. – Но на самом деле вы… ох! На самом деле ты очень близка к истине.

– Истины нет, – холодно возразила Елена, – ты же сам об этом постоянно твердишь.

– К моей, к моей истине!

– Она у каждого своя?

– Да, у каждого. У каждого возраста, у каждой социальной группы, в разные времена… А какой из этого можно сделать вывод?

– Строго индивидуальный подход? – усмехнулся Игорь, все еще продолжая машинально вглядываться в странный лабиринт линий, нарисованный Еленой.

– А вот и не угадал! – Костик обвел всех пылающим взором и сделал паузу для усиления эффекта. – Счастья нет!

– Я так и знала, – расстроилась Лара. – Я так и знала, что мы до чего-нибудь такого договоримся… Если ты вздумаешь сейчас доказать мне, что счастья нет, то я умру прямо вот на этом самом месте, на этом авторском диване!

– О боже, я не хотел пугать! Впрочем, вместо какого-то призрачного, эфемерного понятия я собираюсь предложить нечто большее. Вспомним классику – счастья нет, а есть покой и воля. Покой и воля!

– Логично, – пробормотала Елена, снисходительно глядя на своего мужа. – Костик, я тебя умоляю, не морочь людям голову.

– Нет-нет, это очень интересно! – вдруг с жаром возразила Лара. Ей действительно стало интересно – в первый раз она задумалась о том, что есть счастье. «Эфемерное», как выразился ее новый сосед, ощущение давно жило в ней, она не сомневалась, что счастлива, но от чего именно у нее выросли крылья за спиной, она не вполне осознавала. Для нее смысл жизни заключался в любви, в Игоре, в новой квартире, работе, здоровье, красоте, в желании и возможности иметь детей… Больше всего, пожалуй, в любви. Но при чем тут покой и воля?

– Деньги и свобода выбора, – торжественно возгласил Константин. – На деньги мы покупаем покой…

– Круиз вокруг света на роскошном теплоходе, – с улыбкой вставил Игорь.

– Главное, чтобы это был не «Титаник»! – фыркнула Елена.

– А свобода выбора – это свобода от страстей. От всяких страстей, – закончил свою мысль журналист. – Свободный человек может делать что угодно, не подвергая себя риску саморазрушения.

Все вдруг разом замолчали, пытаясь понять сказанное Константином. И только спустя несколько мгновений Лара с удивлением спросила:

– А любовь?

– Так она же и есть то, что мешает быть человеку счастливым! – с восторгом возопил тот – всклокоченный, румяный, разбрызгивая из бокала вермут. – Любовь – это оковы, это несчастье!

– Костик, ты меня любишь? – лениво спросила Елена.

– Да, – не задумываясь, бросил тот.

– Значит, ты несчастен?

– Я болен. Любовь – это болезнь. – Он упал перед женой на колени и, изображая собачку, стал клянчить у нее из рук виноград. – Сейчас я вам расскажу свою следующую теорию…

– Костик, ты просто демагог! – захохотала Елена, бросая ему в рот виноградинки. Лара тоже от души смеялась, а Игорь вдруг подумал, что разговор о счастье действительно бессмысленный: человеку ничего не надо, только покой и воля.

– Может быть, поговорим еще о творчестве? – предложил он, когда все наконец отсмеялись. – Что за выставка у тебя будет, Елена?

– Да, правда, я бы сходила… Обожаю ходить в музеи, на выставки! – горячо поддержала его Лара.

– Через две недели, недалеко от «Парка культуры»… Приходите.

– В Доме современного искусства? Обязательно!

– Да, если есть желание, можете купить какую-нибудь из картин, – великодушно предложил Костя. – «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать…» Быть в наше время творческим человеком довольно выгодно, на любой товар всегда найдется купец.

– О да! – кивнула Елена. – Костик, еще бутылочку открой…

– Уж такой купец… – надул щеки хозяин, вероятно, изображая купца. – Федор Терещенко, один из владельцев нефтеперерабатывающей компании!

– Ой, а я знаю! – обрадовалась Лара. – Я про него где-то читала, в «Коммерсанте», кажется… Только не помню, о чем конкретно там было.

– Он – меценат. Ну, за искусство! – пояснил Константин. Чокаясь, все опять расхохотались.

– Так этот Терещенко – твой поклонник?

– Поклонник моего творчества, – поправила Лару Елена. – Покупает у меня постоянно. Что-то ему нравится в моих картинах…

– И ведь хорошо платит! – упоенно подтвердил Костик. – Вот, посмотрите, – он обвел вокруг себя рукой, – все это заработано непосильным трудом Елены! На прошлой выставке Терещенко купил у нее целую коллекцию картин, которые развесил в своем офисе. И, кажется, еще хочет что-то заказать.

– Костя! – одернула недовольно мужа Елена, лениво потягиваясь, словно кошка. – Труд у меня вовсе не непосильный. И потом – мы же вдвоем все это покупали, фифти-фифти, так сказать…

– Станцуем? – вдруг предложил хозяин, уже ошалевший от выпитого, и включил музыкальный центр. – Ларочка, прошу…

Лара не любила ломаться – это было не в ее характере, да и потанцевать она была не прочь. Взяв протянутую Костиком руку, она легко встала, улыбнулась мужу – дескать, не возражай, милый, раз просят, отказать не могу – и под бурную латиноамериканскую мелодию стала танцевать. Игорь и не думал возражать – ответил жене улыбкой и даже принялся хлопать в такт музыке. Ему и в голову не пришло, что Елену тоже можно пригласить, – она так основательно и уютно сидела в своем кресле, что, казалось, никакая сила ее оттуда не выманит.

Костик больше дурачился, чем танцевал. От природы он был неуклюж да и великоват. И, видимо, с давних пор в нем сидела боязнь нечаянно уронить что-нибудь или сломать, поэтому он просто топтался и припрыгивал на одном месте, как медведь в цирке. Но с его лица не сходила блаженная и веселая улыбка – он был сейчас, вопреки всем своим теориям, воплощением счастья. Рядом с ним Лара не казалась такой уж высокой. Зато она танцевала по-настоящему, ее грация и легкость контрастировали с неуклюжими движениями партнера.

Она была так проста и мила, что Игорь не мог не восхититься ею – и продолжал самозабвенно хлопать в ладоши. Черный шелк расклешенных книзу брюк крутился вокруг тонких и сильных Лариных лодыжек, спина была пряма, как у балерины, черные блестящие волосы острыми углами обрамляли щеки – Лара была похожа на ласточку, стремительная и очень женственная, ею нельзя было не любоваться. Вероятно, Костик, топчась перед ней, ощущал то же самое – выражение безудержного счастья на его лице усилилось и стало граничить с идиотизмом. Игорь засмеялся, встретился глазами с Еленой и указал на танцующую парочку – мол, славно они пляшут! – и Елена кивнула ему в ответ.

Елена была милой девушкой, и от нее тоже, наверное, можно было потерять голову. Очень невысокая, что называется деликатным словом – миниатюрная, тонкокостная, статью своей скорее напоминающая подростка, с тонкими, необыкновенно длинными пальцами, узким личиком и остреньким, чуть горбатым носиком, который придавал ее облику особую пикантность. Волосы у нее светлые, негустые, но очень пушистые, она забирала их в смешной пучок. Но самыми замечательными у нее были глаза – большие, ярко-голубые, обрамленные длинными, тоже очень пушистыми светлыми ресницами. Да, безусловно, было в ней что-то особенное. Она, по выражению одной писательницы, была как подернутый нежнейшей плесенью сыр «камамбер» – со своим специфическим кругом любителей. Но на фоне ослепительной Лары Елена выглядела просто серой мышкой, тем более что в этот вечер облачилась в какой-то бесформенный трикотажный костюм серо-голубого цвета.

Игорь только скользнул по соседке рассеянно-доброжелательным взглядом и продолжил любоваться Ларой.

Мелодия закончилась. Костик с чувством чмокнул у Лары ручку и принялся раскупоривать новую бутылку – настроение у всех было необыкновенно приподнятое, разговор то и дело перебивался смехом. Костик вдруг начал вспоминать анекдоты и долго не мог остановиться.

Они разошлись только поздним вечером. Лара едва держалась на ногах от смеха и от выпитого – она не была пьяна, но хмель бродил у нее в крови, все происходящее казалось ей немного нереальным.

– Как замечательно, – пробормотала она, вернувшись в свою квартиру и бесцельно бродя по комнатам. Спать ей не хотелось, а начинать какое-то дело столь поздно было бессмысленно. – Как все замечательно. Гарик, я тоже хочу авторский диван!

Игорь в это время курил на балконе, прохладный бодрящий воздух щекотал ему лицо.

– Как тебе Константин? – крикнул он в сторону комнаты.

– Н-ничего, н-ничего…

– Он классный парень, – уверенно произнес Игорь и тут же расхохотался, вспомнив что-то. – Классный, но такой дурной иногда!

– Правда, очень забавный, – послушно согласилась Лара, выходя на балкон. – Тебе не холодно? А Елена вызывает у меня какую-то смутную антипатию.

– Ну… она человек творческий, ее трудно понять, – великодушно сказал Игорь. – Может быть, когда-нибудь потом…

– Творческий? – Лара скептически передернула плечами. – Нет, все-таки здесь холодно… Ты видел ее творчество?

– Ты имеешь в виду тот рисунок? Но это лишь набросок, по нему трудно судить!

– Кошмар!

– А как же Пикассо, Матисс? Мы можем не понимать…

– Кошмар! – упрямо возразила Лара. – Это даже не искусство. На заборах и то лучше рисуют.

– Ты знаешь, а я что-то такое увидел в ее рисунке, и мне показалось… – задумчиво начал Игорь, но жена не дала ему договорить – сгребла его в охапку, поцеловала в губы. – Какие горькие сигареты! – воскликнула Лара. – Мне холодно, я не могу тут стоять! – И она убежала обратно в комнату.

Игорь еще долго оставался на балконе в полной темноте. Едва слышно, перестукивая колесами, мчалась где-то вдали электричка, горели внизу фонари, лес напротив стоял черной стеной. Было хорошо и почему-то жутко – Игорь в первый раз прочувствовал, что такое окраина, и, хотя до Москвы всего двадцать минут езды, ему показалось, что он очутился на другом конце света.

…Нарисованные углем линии скручивались в спираль, уводили куда-то на глубину – это было похоже на стремительное падение в бездну, у которой нет дна. Какой-то виртуальный лабиринт, из которого уже не выбраться, потому что компьютер стал сильнее человеческого разума и полностью поглотил его. Страшный сон человек инстинктивно забывает, проснувшись, ибо срабатывает чувство самосохранения, но Елене удалось поймать зыбкий миг между сном и реальностью и запечатлеть его на бумаге…

Пепел медленно подобрался к фильтру и упал на пол, но Игорь этого не заметил, продолжая смотреть в темноту, которая засасывала его. Ему было хорошо и страшно одновременно, алкоголь еще продолжал действовать. «Да, Костя классный мужик, и надо сходить на выставку этой, как ее…» Обрывки мыслей путались и тоже завивались в спираль.

– Гарик! – позвала Лара.

Он вздрогнул, очнулся, выбросил дотлевшую сигарету.

– Ты удивительная женщина, – сказал он жене, ложась в постель рядом с ней. – Мы с тобой вместе столько лет, а ты не только мне не надоела…

– Спасибо, милый.

– …А даже как будто стала еще желаннее, еще интереснее. Я тебя люблю.

– И я тебя! – засмеялась Лара.

После, засыпая, он подумал о том, как странно все получается: обычно в нашем разобщенном мире все вечно куда-то торопятся, а соседи частенько друг про друга ничего не знают, даже если двадцать лет живут через стенку, на одной лестничной площадке, но они вот сразу познакомились с Еленой и Костиком. И не просто познакомились, а даже как будто подружились. «Наверное, это оттого, что мы подходим по возрасту, да и интересы у нас сейчас общие, как у всех новоселов. А кто были нашими соседями на старой квартире? Какая-то старуха с мопсом, она даже не здоровалась с нами никогда, ее вечно пьяный сын, лысый бессмысленный дядька. С ним и поговорить-то было не о чем, он только вечно десятки «стрелял», кстати, так и не отдал ни одной…».

Лара возвращалась домой рано, она ехала в электричке в прекрасном настроении. Вообще, какого-либо другого настроения, кроме хорошего, у нее почти никогда и не бывало, но сегодня было что-то особенное…

Во-первых, она обнаружила, что электричка уже не вызывает в ней прежнего отвращения и брезгливости – она научилась различать вполне приличные рейсы, в которых почти никогда не случалось неприятностей. Неприятностями она считала переполненный вагон, толпу неизвестно откуда взявшихся цыган, подвыпивших приставучих субъектов, пахучих деревенских жителей и прочее, что не может доставить удовольствие молодой красивой женщине, спешащей на работу или после нее домой. Итак, она ехала на одной из тех электричек, где все выглядело вполне пристойно и даже имелась масса свободных мест, сидела у окна и любовалась проносившимся мимо пейзажем.

Во-вторых, погода радовала. Середина апреля, а тепло, как летом – больше двадцати градусов, повсюду уже распустилась молодая листва. В-третьих, на ней была новая темно-синяя атласная рубашка, которая необыкновенно ей шла – о чем говорили и взгляды прохожих сегодня в городе, и тяжкий вздох Геллы, подруги и коллеги, которая при виде Лары в новой блузе начала опять рассуждать о новой диете и о том, что тоже видела в магазине красивую рубашку, и что она, Гелла, непременно должна ее купить. Узкая черная юбка с высоким разрезом, к которой Лара надела обновку, уже не новая – она носила ее с прошлого года, но с удовольствием, – а также забавные итальянские туфельки на высоченной шпильке завершали наряд. Словом, если женщина хорошо одета, у нее всегда прекрасное настроение.

Лара вышла на своей остановке и, уверенно цокая каблуками, шла по платформе, легкая улыбка витала у нее в уголках губ. Все же она была права, что настояла на покупке квартиры именно здесь, что сумела разглядеть тогда, в мрачном зимнем пейзаже, чудесную картинку расцветающей весны.

И тут впереди она увидела знакомую фигуру. Лохматый, огромный, в пестром свитере и экстремального вида ботинках, Константин был, что называется, воплощением творческой личности. Ибо только человек, вечно витающий в высоких сферах, может позволить себе такой беспорядок в одежде.

– Костя! – радостно крикнула Лара.

Тот вздрогнул, обернулся, в глазах мелькнуло изумление.

– Все не могу привыкнуть к тебе, Лариса. К тому, как ты выглядишь, – сказал он, подбегая к ней.

– Домой? И как же это так я выгляжу?

– Да, ушел сегодня с работы пораньше… Лара, ты прекрасна. Да, как Елена Прекрасная, а я каждый раз чувствую себя Парисом…

– Кажется, Еленой зовут твою жену! – засмеялась Лара.

– Да уж… Я и забыл, черт возьми! – Костик буквально поедал Лару глазами, но его чрезмерное восхищение не угнетало ее, она чувствовала, что такова натура ее нового соседа – он ничего не делает вполовину, и если уж расточает комплименты, то от всей души.

– Мы тогда провели замечательный вечер, – ласково произнесла Лара. – И мне, и Игорю очень понравилось у вас. В ближайшие выходные ждем вас с Леной к себе.

– С Еленой, – поправил Костя. – Она терпеть не может, если ее называют как-то по-другому.

– Ах, пардон, я все время забываю…

– Ты еще извиняешься! – возмутился тот. – Я и не думал поправлять тебя, просто хотел пожаловаться на свою дражайшую половину, на ее странности и капризы. Вот, например, когда я называю ее Лялькой…

– Костя, не надо, – мягко остановила его Лара.

– Нет, ты меня извини! – воскликнул он, вдруг схватив ее руку и поцеловав ее. Лара сделала вид, что ничего не произошло, но на всякий случай убрала руки подальше. Влажный горячий поцелуй почему-то обжег кожу. – Но к вам в гости мы отправимся в другой раз.

– Что ж, очень жаль… – сдержанно произнесла она.

– Ларочка, ты меня не поняла, – Костя улыбнулся хитро, – в следующие выходные мы едем на дачу. Елена за рулем, а мы…

– Вы нас приглашаете?

– И очень настойчиво… – Он опять сделал попытку завладеть Лариной рукой, но та его остановила:

– Не знаю, может быть, Игорь не захочет никуда ехать.

– Он? Не захочет? – изумился Костик. – Все, Игоря я беру на себя, дело в шляпе…

– А далеко ли дача?

– По нашему направлению час езды на электричке, а на машине еще быстрее.

– Почему Елена за рулем? Разве ты не водишь?

– Нет, вожу, но просто я хочу расслабиться – коньячок, винцо и все такое…

– Это будет за нами, с вас только дача и машина.

– Господи, а погода-то какая! – пропел Костя фальцетом, закатывая глаза.

Лара почувствовала, что совершенно не может на него сердиться из-за его постоянных попыток поцеловать ей руки. Очень уж забавен и добродушен. По правде говоря, мысль провести выходные где-нибудь на природе вдохновила ее. Она подумала, что это гораздо интереснее, чем устраивать посиделки в квартире, погода на самом деле была чудесной.

– Да, – согласилась она. – Надо ловить золотые денечки. Говорят, май будет очень холодный.

– Лара, ты где работаешь? Географически, в каком месте?

Она сказала где, но не удержалась и спросила:

– А зачем тебе?

– Как – зачем? – удивился Костя. – Я хочу подстричься у тебя.

– Но я не занимаюсь мужскими стрижками, – покачала она головой. – Не та специализация…

– А Игорь говорил, что ты его…

– Игорь – другое дело, – важно произнесла Лара.

– Везет ему, – тоном обиженного ребенка произнес Костя. – А я вот как неприкаянный…

Так, болтая ни о чем и обо всем на свете, они дошли до дома. Башня из красного кирпича горела золотом в солнечном свете, во дворе уже стояли машины, играли дети в стихийно возникнувшем дворике, строительный мусор куда-то исчез – место приобрело вполне обжитой вид.

– Кажется, весь подъезд уже заселили, – задумчиво произнесла Лара. – Новая жизнь… Нет, обновленная старая жизнь.

– Может быть, совсем новая, – возразил Костя, открывая перед ней дверь. – Во всем городе, во всем мире ветер перемен. Что-то должно случиться, разве ты не чувствуешь?

– Надеюсь, только хорошее.

В маленьком лифте они ехали, стоя совсем рядом, тесно прижавшись друг к другу. Костик нависал над Ларой, как медведь, вставший на дыбы, она улыбалась и отворачивалась от его пристального, умиленного взгляда, направленного сверху вниз.

– Что ж, до встречи, – махнула она рукой, поворачивая к своей двери.

– До скорой встречи! – пылко произнес сосед.

Дома привычные хлопоты навалились на нее, но смутная улыбка не сходила с Лариных губ. Кажется, она очень нравилась Костику. Но Лара нравилась всем, недоброжелателей у нее не было. И она это прекрасно знала.

Она вдруг вспомнила свою мать, которая настоящими мужчинами считала только мужчин Костиных размеров, за которыми в буквальном смысле можно было спрятаться, как за каменной стеной. Хотя самой Анне Георгиевне, Лариной матери, фантастически не везло – все три ее мужа были мелкими, даже можно сказать – замухрышками. К тому же и здоровьем особым они не отличались – Анна Георгиевна, так распорядилась судьба, стала трехкратной вдовой. Она, собственно, и пилила дочь из-за того, что боялась, как бы та не повторила ее судьбу. И хотя Игорь не был замухрышкой, а с возрастом и вовсе приобрел некоторую солидность, она считала его мальчишкой. «Ну что за дела такие! – ворчала она при каждом удобном случае. – Вы с ним одного роста, куда это годится!»

Лара только смеялась в ответ, она не любила чужих советов, пусть даже высказанных от всего сердца: «А ты, мама, куда ты смотрела целых три раза!» Анна Георгиевна была могучей женщиной, из числа тех, кто коня на скаку остановят. Сама, без чужой помощи, она двигала у себя дома тяжелую, цельного дерева, мебель. Лара подозревала, что не без помощи Анны Георгиевны все трое ее мужей отправились на тот свет. В переносном, конечно, смысле – женщиной она была гневливой, с очень жестким характером, одним взглядом своих черных глаз могла, казалось, убить. «Так это судьба у меня такая!» – с фатализмом пожилой женщины отвечала она дочери. «Мама, а моя судьба – Игорь», – каждый раз одной фразой откликалась Лара.

Впрочем, она была уверена, что не только из-за внешних данных ее матери не нравится зять. Анне Георгиевне с ее сибирской, казачьей прямотой претили легкомысленный инфантилизм Игоря, его некомпетентность в быту. Даже его нескрываемая нежность к Ларе ее мать считала обычным слюнтяйством.

«Обожаю тебя!» – прошептала Лара, разбирая в шкафу рубашки Игоря. Она всегда с нетерпением ждала возвращения домой мужа, но сегодня из головы все не шел Костя. Наверное, матери он бы понравился. «Настоящий мужик» – вот как сказала бы она. «Фу, как глупо!» – с отвращением прошептала Лара, словно споря с матерью.

В выходные весна достигла своего апогея – все цвело и распускалось. Игорь с энтузиазмом воспринял предложение Кости провести время на природе.

– Да, это хорошая мысль, – сказал он Ларе. – А то когда бы мы еще выбрались! Замечательные ребята, – он имел в виду новых соседей.

– А к маме ты не поехал бы, – не удержавшись, подколола его Лара. У Анны Георгиевны имелась замечательная дача, где сад и огород плодоносили с необыкновенной силой, и от них кормилась куча родственников Анны Георгиевны и Лары.

– Ну, твоя мама… – скучно протянул Игорь. – У нее не дача, а сельскохозяйственные угодья, где можно только работать, а не отдыхать. Даже не работать, а вкалывать, если говорить точнее.

В субботу утром они вчетвером отправились в путь. Игорь немного проспал, но Лара не сердилась на него – конечно, когда еще выспаться человеку, как не в выходные. Молча лежала она рядом со спящим мужем и любовалась его лицом – тонким, вдохновенным, как будто в своих грезах он сочинял стихи.

Они набрали с собой огромную сумку снеди – как-никак была их очередь угощать. Но Елена с Костиком тоже оказались не промах.

– О боже! – ужаснулась Лара, когда они с трудом запихали весь провиант в новенький «жигуленок» соседей. Свертки и бутылки были везде – и в багажнике, и в салоне, и еще пару пакетов пришлось взять на колени. – Не чересчур ли?

– Ничего! – философски произнесла Елена. – На свежем воздухе всегда хороший аппетит.

Но соседка меньше всего напоминала человека, склонного набить желудок, пусть даже на свежем воздухе. Тоненькая, с бледным анемичным личиком, она казалась ребенком, по недоразумению или по недосмотру родителей оказавшимся за рулем. Сегодня она оделась в светло-голубой дорожный костюм, в тон глазам.

– Да, всегда! – энергично поддакнул жене Костя. Он сидел на переднем сиденье и, развернувшись, счастливо глазел на соседей, примостившихся среди пакетов на заднем сиденье, в основном – на Лару, опять всю в черном, да еще и в черных очках. Сквозь стекла не было видно, куда направлен ее взгляд, и Костику казалось, что он глазеет на Лару совершенно незаметно для нее самой и для всех остальных. Лара едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, так наивно и прилипчиво было Костино внимание. – Что, Лялька, поехали?

В ответ та фыркнула и нажала на газ.

– Она немного не в настроении, – меланхолично объяснил Костя состояние жены. – Конечно, все будут пить, а она в гордом трезвом одиночестве, поскольку за рулем… Послушайте, у меня гениальная идея – может быть, останемся там на ночь, тогда и Елена сможет ни в чем себе не отказывать?

– Посмотрим, – сдержанно ответила Лара. До этого момента будущая поездка казалась ей прекрасной идеей, но при виде Елены ей опять стало как-то не по себе. Лара посмотрела на Игоря – тот безмятежно улыбался, и, похоже, его ничто не волновало.

Скоро машина свернула на проселочную дорогу и понеслась по лесу. Костик своим низким, но звонким голосом напевал старинный романс, то и дело оглядываясь назад…

Дача оказалась большим добротным домом, обнесенным крепким забором. Трепетал на легком весеннем ветерке сад, вишневые и яблоневые деревья готовились вот-вот распуститься.

– Да-а, – мечтательно произнесла Лара, прохаживаясь по дорожкам, пока мужчины разгружали машину. – Настоящая усадьба! Стоило ли покупать квартиру в пригороде, когда есть такая дача…

– Стоило! – крикнул ей Костя. – Зимой здесь совершенная пустыня, можно с ума сойти от тоски. Кстати, хоромы достались мне от деда. А родители превратили это чудесное место в полный бедлам. Здесь одно время жил один известный диссидент. Старая история…

– Тоскуешь по прежним временам? – насмешливо спросил его Игорь.