Комьюнити Иванов Алексей

4

Глеб снимал квартиру в Раменках, а контора «ДиКСи» находилась в Отрадном. Глеб добирался до работы, минуя центр, и ему часто удавалось избегать пробок, тем более что можно было выезжать не в разгар давки: он сам себе начальник и не уволит себя за опоздание. Но сегодня не повезло. Надо было ехать по Минской и Филёвской, а Глеб поехал по Мосфильмовской и влип в мёртвый затор.

Серое, холодное и мокрое утро напоминало студень, дрожало дождём. Справа и слева у Глеба стояли грязные автомобили, впереди – корма маршрутки. В просветах меж домов Глеб видел три замытые моросью башни комплекса «Воробьёвы горы».

Глеб отрегулировал кресло, сделал потише невыносимые голоса «Il Divo» и взял в руки айфон. В машине было тепло и как-то мягко, пахло кожей и автомобильным парфюмом. Вот сейчас цивилизация и проверялась на состоятельность: человек неподвижен, заперт в пробке и бессилен развлечь себя иначе, нежели средствами связи.

Почту Глеб проверил перед выходом из дома, и пока ничего нового ещё не насыпалось. Читать дайджест не хотелось. На «ДиКСи-ньюсе» обновления были только в разделе бизнеса – правильно, в Европе открылись биржи – и российского шоу-биза: эти господа не отдыхали никогда, не старели и почти не умирали. В Твиттер Глеб запулил без вдохновения: «На Мосфильмовской за мостом пробка. Это если кому интересно». Потом Глеб перешёл в «ДиКСи-нет» – социальную сеть, которую поддерживал «ДиКСи».

Пока что сеть была небольшой, несравнимой с гигантами вроде «Одноклассников» или «ВКонтакте», не говоря уж про Facebook. Но всё впереди. Глеб верил в это будущее не потому, что был накачан химическим корпоративным оптимизмом, как допингом, а потому что с разработчиками сети совпадал по убеждениям: самовыражение, конечно, главная потребность современного человека, но этот человек ленится искать площадки для самовыражения. Обычно в соцсетях указанием площадок занимаются вспомогательные сервисы: разные системы топ-листов, перечни тем, личные знакомства, презираемый Гурвичем морфологический поиск и так далее. «ДиКСи-нет» всё это игнорировал, будто не знал. Зарегистрированный пользователь входил в «ДиКСи-нет» – и ему сразу открывались четыре поста, которые гарантированно были интересны. «ДиКСи» сам искал то, что увлечёт клиента: знай читай, рефлексируй и самовыражайся. Лёгкость поиска и удобство пользования были тем бонусом, на который и делал ставку Гермес, руководитель и почти владелец «ДиКСи».

Самовыражение, в отличие от самореализации, так эгоистично, что ему нет дела до причины, нужен только повод. «ДиКСи» это знал и повод отыскивал всегда. Например, пользователь желал, чтобы его вытошнило от ничтожества человеческого рода, и «ДиКСи-нет» тотчас открывал пользователю четыре подходящих для него поста, где, к примеру, авторы обливали помоями убийц Каддафи, новый модельный ряд АвтоВАЗа, «Метель» Сорокина и ремонт на Бауманской. «ДиКСи» знал, что пользователь каким-то образом чуть-чуть является автодизайнером, литкритиком, москвичом и ливийцем, следовательно, ему есть что сказать по всем четырём поводам. И его потребность в самовыражении будет удовлетворена. К человеческому общению или к установлению истины эта речевая активность отношения не имела.

У Глеба была вполне внятная задача – создавать контент, пока «ДиКСи-нет» ещё совсем небольшая сеть: Web 2.0 она была только наполовину. Вчера вечером после похорон Гурвича Глеб поставил пост с фоткой креста ABRACADABRA и простым вопросом к пользователям: сетевой народ, что это такое?

Глеб терпеть не мог выражения «сетевой народ», но так часто писали спамеры, а они умели подделываться под язык пипла. Первая же фраза первого же коммента подтвердила правильность идеи, что залог успеха – банальность мыслей и предсказуемость реакции.

«Ничего особенного!..» – так начинался коммент. Конечно, ничего особенного. Все кладбища России заставлены крестами с надписью ABRACADABRA. Чего тут удивительного? Подобное сплошь и рядом, плюнуть некуда. Фраза «ничего особенного» означала, что автор её – некая KozaDereza – проживает в настолько увлекательном мире, что могильные памятники с абракадабрами для неё привычны, будто мусорные урны. Ну да. Везёт же людям. Глеб продолжал читать:

KozaDereza: Ничего особенного! У меня бабка из златоуста там на старом кладбище половина памятников огромные мрамарные пни. Это мода такая была у купцов

Infarkt: А что за кладбище?

Outsider: Кладбище домашних животных

Kabu4a: Знаете про кладбище вампиров в Челяковицах Чехия?

Kabu4a – это Мариша Кабуча, диджей «Радио ДиКСи». «Кабуча» означало «плохая девчонка». Мариша была вполне себе хорошая и очень давно уже не девчонка. Она торчала на всех площадках, куда заносило Глеба.

D-r_Pippez: Это могила вампира!!! Стопицот!!!!!

L-a-p-k-a: Слово какое то корнейчуковское. Детское. Сразу вспомнила, как болела восполением легких, лежала в постели. Мама поила чаем с медом, в школу ходить не надо, зима, жара, крыша едит.

Kuporos: Абракадабра – древнее магическое слово. В средневековье употреблялось как заклинание. Сейчас считается шутливым образцом бессмыслицы, нелепицы. Ссылка на Википедию

Конечно же, нашёлся умник, который всё объяснил. В желании юзеров продемонстрировать свои знания и умения Глебу всегда виделось что-то от дрессированной мартышки, но не от настоящего разума. Homo sapiens должен понимать, что автор поста и сам может сходить в Википедию и посмотреть, что такое ABRACADABRA. Если автор не сделал этого, значит, здесь подстава. Зачем попадать в чьи-то ловушки, даже если они и безвредны?

Умник, пославший в Википедию, тоже самовыражался, потому что не ответил на вопрос Глеба, а продемонстрировал своё умение нажимать на кнопки. Глеб прошёл по ссылке и прочитал, что смешное слово «Абракадабра» – имя страшного демона. Он вызывал мор: холеру, лихорадку, язву, чуму. Ведьмы, летящие на шабаш, кружили на мётлах вокруг Лысой горы, хохотали и звонко кричали в высоте звёздной полночи: «Абракадабра!» – вызывали демона из преисподней.

Чтобы защититься от этого демона, от холеры и лихорадки, люди писали имя врага на кусочке пергамента или дощечке. Писали в одиннадцать строчек, всякий раз убирая по одной букве, пока имя не исчезало. Так можно было убить демона, а точнее – дематериализовать его, лишить силы и власти. Затем пергамент или дощечку сжигали или носили в ладанке на груди. Имя демона – это очень важно. Это его программа, которую можно уничтожить. Поэтому у самого сатаны бесконечное множество имён – его человеку не уничтожить, уничтожив имя.

Глеб вспомнил: в фильме «Константин» Киану Ривз, истребитель демонов, терзал одержимых, чтобы те назвали имя овладевшего ими демона. Потом врага уже можно было одолеть. Значит, на памятнике Калитниковского кладбища начертано заклятье, убивающее демона?

Глеб закурил. Marlboro, Lexus, дождь, айфон, Мосфильмовская улица, демон ABRACADABRA… Глеб чувствовал, что всё это могло сочетаться только здесь – и нигде более. Поэтому он и любил Москву.

KozaDereza: Это не настоящая могила а кенотаф ложная или пустая могила. Таких в Египте много. Когда нет тела а похоронить надо. У Марины Цветаевой два кенотафа в Тарусе и Елабуге

Nan_Madol: Hubble, а где вы нашли этот памятник? Предположу что либо на Ваганьковском кладбище, либо на Калитниковском, либо на Преображенском.

Hubble – это был ник Глеба в «ДиКСи-нете». Глеб взял его после великолепного 3D-фильма про орбитальный телескоп «Хаббл».

Nan_Madol: Поясню. Демон Абракадабра повелевал чумой. Эти три кладбища, насколько я знаю, чумные, то есть основаны после московской чумы 1771 г. Возможно, здесь была и символическая могила демона чумы. Подобные существовали в Средневековой Европе. Например, в 1361 г. чума пришла в Авиньон, где продолжалось «пленение пап», и от нее умерло 100 епископов и 5 кардиналов. Чуму победили только молитвы папы Иннокентия 6. Новый папа Урбан 5 в 1363 г. установил в одном из двориков Папского дворца кенотаф Папы Чумы. Кенотаф был разрушен в 1789 г., когда во время Великой Французской революции дворец захватили восставшие. Также известно, что могила Короля-Чумы существовала в Магдебурге, но разрушена вместе с кладбищем весной 1945 г.

Вот юзеры всё и объяснили, подумал Глеб. Надо только аукнуть в Сеть: явитесь передо мной, летучие обезьяны!

Kuporos: Между прочим, уже в чумном средневековье люди распространяли «письма щастья»: вроде как перепиши пять раз, раздай друзьям, и спасешься от чумы

D-r_Pippez: Бля эти уроды значит от чумы не передохли, да? Неужели действует? У меня ящик забит «письмами щастья», ПППП!!!

Доктор Пиппец, понял Глеб, – сетевой хулиган. Ну и ладно, пущай буянит. Лишь бы не тролль. Но кому надо троллить Глеба?

Kuporos: Тогда «письма щастья» называли «святыми письмами», потому что считалось, что их надиктовала богородица. Вот по ссылке русское «Святое письмо, посланное чуднымъ образомъ Господомъ нашимъ Iисусомъ Христомъ и писанное собственною его рукою златыми литерами на еврейскомъ язык. Оно было найдено въ 12 верстахъ от Семборта в Лондон с изображенiемъ креста и истолковано семилтнимъ сиротою, который до того времени ничего не говорилъ»

По ссылке Kuporosa Глеб не пошёл: ему хватило заголовка. Похоже, Kuporos был из тех интернет-знатоков, которые на любой случай имеют не знание, а ссылку. Человеки-google, гугловоды.

Outsider: Мне бабка говорила, что когда чума приходит, петухи и собаки теряют голос потому что пение петуха отгоняет нечистую силу, а собака видит невидимую смерть и лаем может выдать ее людям. А Кошка раньше была сестрой чумы, чума ее била, и теперь Кошка ее боится и когда чума приходит – прячется от нее в печке

D-r_Pippez: Вы чо бля пугайте я ужэ обоссалсо!!!!

L-a-p-k-a: Чума просто так не приходит. У меня на даче деревенская сумашедшая была, она говорила, что ей предшевствуют знаменея. Потопы, засухи, землетрясенея, каметы, появление цветных комаров, хвостатых лягушек, дожди из пауков, жаб и червей.

Kabu4a: Меня вчера жаба так душила, так душила… Это к чуме!Kuporos: И ещё ссыль. Легенда о Деве Чуме в немецком замке.

Ссылка вывела Глеба на какой-то русскоязычный туристический сайт про достопримечательности Штутгарта и окрестностей. На фотке был очень красивый замок, венчающий вершину холма. Глеб прочёл сопроводиловку к фотке и саму легенду.

«В страшные годы, когда Европу опустошала Чёрная Смерть, мору противостоял только замок Гогенцоллерн возле Штутгарта. Дева Чума взяла этот замок в осаду, но жители затворили ворота и все двери и не показывались ни на балконах, ни во дворах. Если кто опрометчиво отворял окно, в жилище тотчас влетал воздушный алый шарф Девы Чумы, и обитатели падали, поражённые болезнью. Чума была врагом терпеливым. Она спокойно ждала, когда голод вынудит защитников замка Гогенцоллерн покинуть свои убежища. Тогда рыцарь Рюгер Химмельберген решил пожертвовать собой ради спасения замка. Он выгравировал на мече слова „Иисус и Мария“ и открыл окно башни. И сразу в окне показалась призрачная рука с алым шарфом. Бравый кавалер ударил по этой руке мечом. Рука отдёрнулась. Рыцарь Химмельберген упал на пол, покрываясь чумными бубонами, а раненая Дева Чума предпочла оставить замок Гогенцоллерн и удалилась прочь от его негостеприимных стен».

Глеба впечатлило. Маришу Кабучу – тоже.

Kabu4a: Ояпу!!! Чумачечая осень:)!!!!

Nan_Madol: Ставлю перепост статьи о могиле-кенотафе:

«Редкий и необычный памятник европейского Средневековья – могилы-кенотафы с надписью ABRACADABRA. У них удивительная легенда. В этих могилах похоронен демон чумы. Вот откуда он брался. Сатана замечал, что какой-нибудь город, восславляя господа, расцветает и богатеет, и решал погубить этот город. Он приезжал в роскошной чёрной карете, запряжённой шестёркой вороных коней, и соблазнял какого-нибудь горожанина стать Королём-Чумой. Этот человек соглашался привезти в город чуму, и за это Сатана обещал ему спасение от мора, богатства умерших и власть над всем городом.

Несчастного предателя Сатана увозил к себе во дворец и там спускал с цепи демона чумы Абракадабру. Демон входил в человека. Теперь человек должен был выпустить демона на свой город, иначе демон убьёт его: предатель сам умрёт от чумы.

Вера в то, что спастись от чумы можно только передачей своей чумы другому человеку, была широко распространена в Средние века. Она объяснялась „демонической теорией“, согласно которой болезнь считалась злым духом, демоном, поселившимся в человеке. Демон овладевал человеком за его грехи, следовательно, лечиться надо было не в больнице, а в церкви – покаянием и пожертвованиями. Или же надо совершить некие оккультные ритуалы, которые заставят демона покинуть своего носителя и перейти в другую жертву.

А Сатана возвращал Короля-Чуму в его дом, и Король выпускал демона. Абракадабра начинал сеять чуму по городу. Он целовал женщин чумными губами, угощал мужчин чумным пивом, дарил детям чумные игрушки. Он отравлял колодцы. Он изготовлял „чумную мазь“ и обмазывал ею ручки дверей и скамейки в храмах. В состав „чумной мази“ входили мышьяк, ядовитые травы, сушёные жабы, сердца висельников и тому подобные вещи. Чума поражала город. Демон же прятался у Короля и приносил ему богатства из опустевших домов.

В чумных городах обезумевшие жители пытались „вычислить“ Короля-Чуму и сжигали на кострах тех, кого заподозрили в продаже города Сатане. И ещё существовал обряд выманивания Абракадабры. Его завлекали в могилу, а могилу запирали крестом, на котором столбцом писали имя демона, убирая в каждой нижеследующей строке по одной букве, пока имя не исчезнет полностью. Эта могила демона, символическая могила, и есть кенотаф с надписью ABRACADABRA».

KozaDereza: Чумная мазь крем Азазелло

Последним в ряду сообщений этого комьюнити стояла фотожаба Крохобора. Kroxobor – это приятель Глеба, Борька Крохин, сисадмин в «ДиКСи». Борька помогал Глебу решать все проблемы, что возникали с компьютерами и прочей умной техникой.

У жаббера Kroxobora была та же фотка, которую Глеб сделал на Калитниковском кладбище, только теперь на фотке могила была открыта, а слово ABRACADABRA на кресте было написано наоборот: от одиночной А к полному комплекту. То есть демон чумы, погребённый в пустой могиле, словно бы ожил, потому что его имя восстановили – дорастили буквами до изначального размера. И потом он сдвинул могильную плиту и вышел в мир.

5

Глеб считал, что в старости станет махровым ретроградом и ортодоксом. У него были причины для такого мнения. Как только он получил должность медиаменеджера в «ДиКСи», то сразу организовал себе солидный изолированный кабинет в лучшем духе обкомов КПСС. Конечно, Глеб мог работать и в кафе с планшетником на коленях, и за жалюзи в личном аквариуме общей рабочей зоны open space. Но если исходить из интересов дела, которое необходимо сделать, а не из соображений продвинутости, которую следует демонстрировать, то нужен кабинет. Глеб так и объяснил это Гермесу. Гермес согласился.

Вот теперь в кабинете сломалась кофемашина. Глеб проверил загрузку, нажал все кнопки, пошлёпал ладонью и сверху, и по бокам, но аппарат тупил и не желал варить кофе. Тогда Глеб вызвал мастера, а сам пошёл за кофе на этаж к админам.

«ДиКСи» располагался в комплексе зданий какого-то бывшего секретного советского НИИ. По местной легенде, Гермес работал в этом НИИ научным сотрудником, в перестройку начал свой бизнес, то ли выкупил, то ли арендовал весь комплекс и вот недавно поместил здесь «ДиКСи». Официально Гурвич был у Гермеса наёмным работником.

Офисы «ДиКСи» были распиханы по главному корпусу как попало. Кабинет Глеба, к примеру, занимал угол верхнего, четвёртого этажа. Рабочие зоны располагались на третьем и втором этажах. Серверы и прочее оборудование, которому требовались охлаждение и покой, стояли в подвалах. А вообще, и в главном корпусе, и в других корпусах сидело много разных контор и фирмочек, угнездившихся здесь с диких девяностых. Иногда во двор комплекса осторожно въезжали длинные грязные фуры, которым надо было переждать где-то пару дней, а иногда – холёные чёрные кортежи с мигалками. В общем, комплекс жил напряжённой полулегальной и запутанной жизнью – обычной для коммерчески-освоенных промзон Москвы.

Глеб прошёл по коридору, а потом спустился по лестнице. В окна светил белый, безликий день начала зимы. Комплекс находился в Отрадном, среди просторных кварталов типовых советских высоток. Сверху Глеб видел два ангара и другое офисное здание комплекса: их плоские крыши казались застелены бумажными листами. А снежный двор уже был исчёркан чёрными дугами автомобильных следов.

На два этажа рабочих зон open space имелась рекреационная зона с диванами и кухонькой: холодильник, мойка, шкаф с посудой, чайник, кулер, кофемашина. Похоже, кухонька должна была внушать какие-то корпоративные идеи вроде «наша фирма – наш дом, а мы – одна семья». На деле зона отдыха напоминала секцию IKEA, где покупатели решили не просто прицениться, а немного пожить в ассортименте.

На диване развалился Борька Крохин. Он говорил по телефону и отхлёбывал дымящийся кофе из большой кружки с надписью «DiCS».

– Дрова, бля, ставь только самые необходимые. Если на Винде, то один только и-эн-эф-пакет для чипсета и драйвер видеокарты. Иначе, Конь, будет у тебя тормозня, конфликты и глюки.

– Бобс, ты сможешь поговорить или сейчас занят? – спросил Глеб, запуская кофемашину.

– Да как два пальца, – кивнул Борька. – Это я не тебе, Конь, ты своё слушай. От настроек по умолчанию отклоняйся по минимуму. С такими настройками софт протестирован в пиздильон раз лучше, чем с другими, понял? Не трогай на хер инсталляций в режиме фулл, бери в режиме дефолт, особенно на микросифе офис.

Борьке было лет двадцать. А может, и восемнадцать, по нему не поймёшь. Борька работал в «ДиКСи» одним из сисадминов, занимался всеми проблемами локальной сети внутри конторы. Если случались сбои, Глеб обращался к Борьке, поэтому знал его немного лучше, чем других работников «ДиКСи», исключая, разумеется, Кабучу, любовницу.

– Спасибо за жабу. – Глеб имел в виду фотомонтаж в своём комьюнити с открытой могилой демона Абракадабры. – Смешная жаба.

– Кстати, сам Гермес идею подсказал.

– Гермес? – изумился Глеб.

– Ага. Я к нему ходил тулбары навешивать, а он как раз в твоей комьюге сидел. Говорит, прикольно было бы, если бы нечисть там из могилы вылезла. Могила же, блин. Ну, я и придумал, как отжабить.

Глеб задумчиво размешивал в кофе сахар. Надо же, сам Гермес заходит к нему в комьюнити… С чего бы это? Гермес слишком занятой и влиятельный человек, чтобы заниматься такой ерундой.

– Конь, твои проблемы – это индексеры, антивирусы, плагины к браузеру, всякая ненужная херь типа для апдейтов софта. Сноси их!

Интересно, думал Глеб, вот здесь всё, и не только «ДиКСи», так или иначе принадлежит Гермесу. На самом-то деле это же оф-фигеть какое бабло. Почему же Гурвич оказался столь беден? Точнее, почему от него осталось так мало, что Орли даже на квартиру в Бирюлёво не хватит? Или то, что осталось, – это вовсе не мало?

– Слушай, Бобс, а что это такое – оформить права на авторские протоколы операционной системы?

– Положить фичу себе в карман, – быстро пояснил Борька.

– А по-русски?

– Фича – это такая специфическая черта, ноу-хау, ну, способность программы что-то делать, эксклюзив. В общем, суть всего.

– То есть оформить права – это быть владельцем патента?

– Угу. У кого фича, тому платят за право пользования. Он и бабки получает, и контролирует всё. Фича – это, бля, крутой шэривейр.

Глеб понял, что «авторские протоколы операционной системы» – это главное в «ДиКСи»: программы с методиками семантического поиска, DisCourSession, «мир как гуляш». Эти-то программы и завещал Орли, своей внебрачной дочери, программист Лев Гурвич.

– Глеб, а ты к Кабуче в комьюгу ходил? – спросил Борька. – Я там постяру забабахал, Кабуча ваще охерела.

Мариша Кабуча, диджей «Радио ДиКСи», была целью Борькиной сексуальной экспансии. Глеб думал, что Борька ещё девственник, хотя и странно представить такое в Москве двадцать первого века. Но Глеб понимал, что революции происходят для всех, но не для каждого. Для Борьки, видимо, сексуальной революции не случилось: слишком уж много времени он проводит перед компом. Была бы девушка – плюнул бы он на весь этот онлайн.

– «Секьюрити эксенциальс» – лучший, – в это время вещал Борька Коню. – Мышей ловит, экологичен, топлива жрёт мало, не буксует… И вообще, Конь, берёшь на халяву бета-версию – не затачивай под неё всякие кастомайзеры, на хер тебе это? Под видом вареза тебе такой маздай подсунут!..

Разухабистость речи программеров и айтишников Глеб понимал как механизм компенсации: зрелые парни день и ночь сидят перед телевизорами и нажимают на кнопки – в этом нет ничего стильного или эффектного. Что ж, тогда необходимая брутальность проявляется в разговоре. Если послушать айтишника, то услышишь репортаж из зоны боевых действий, где орудуют пираты и взломщики, где что-то палят, грохают, бьют и херачат всех подряд. Речь программеров была обусловлена не столько комьютерными технологиями, сколько избытком неизрасходованных тестостерона и адреналина.

– А что ты у Кабучи в комьюнити делаешь? – спросил Глеб.

– У Кабучи, конечно, делать не хер, Кабуча дура, – согласился Борька, – Только как мне её завалить? Валю через комьюшку.

– Думаешь, даст? – улыбнулся Глеб. – Она же для тебя старая. У неё, кстати, сыну пятнадцать лет.

– Я уже сказал, что я молодой, ей, наоборот, понравилось.

– Она узнает, что ты – это ты, и развернёт тебя. Сотрудник же.

– Смотря как зацеплю. Хорошо зацеплю – не развернёт.

Борька тёрся в блоге Кабучи, что-то там писал, шутил, – в общем, соблазнял. Глеб один раз почитал эти публичные игрища – ему стало неловко до поджимания пальцев в ботинках. А Кабуче с Борькой нравилось. Правда, Кабуча не знала, с кем заигрывает, Борька ходил к ней под ником Borez. В комьюнити Глеба Борька таскался под ником Kroxobor, который был образован от «Бориса Крохина». Борька считал, что «крохобор» означает «крохотный борец».

Глеб сунул пустую чашку в мойку. Он думал о Борьке. Значит, с людьми Бобс общается не вживую, а в комьюнити, вон даже Кабучу там клеит. Самореализация для него – затачивать под бета-версию всякие кастомайзеры, то есть креатив. Получается «Поколение Пу», как тогда в ресторане сказала Орли. Комьюнити, креатив, кредит.

– Бобс, а на тебе висят какие-нибудь кредиты?

– Бля, на ком их нету? – удивился Крохин. – У меня фердипердоз в кредите. Ещё год платить, суки.

«Фердипердозом» Борька называл свою машину, старый «форд».

– Слушай, Конь, ты меня заебал, я тебе вот чё скажу! – зарычал Борька в телефон. – Ты ведь тупой, так что апгрейд-инсталляциями не пользуйся, бля, понял? Даже если нет другого выбора из-за лицензий, бери с диска чистую предыдущую версию без драйверов и софта и уже после этого прогоняй апгрейд. А свои личные данные и настройки переноси отдельно, вручную, а то угробишь всё на хер к ебеням!

Борька захлопнул телефон и сунул его в карман.

– Бобс, а как думаешь, сколько могут стоит активы Гурвича?

– Какие активы?

– Ну, фича. Вот эти вот протоколы, которые положены в основу всего софта у «ДиКСи».

– Опять не понял.

– Программа DisCourSession. Программа семантического поиска.

– Слушай, Глеб, – усмехнулся Борька, – такой программы нет.

– Теперь я не понял, – опешил Глеб. – Это как?

– Ну, как тебе сказать… Если бы такая программа была, Гермес её давно бы спиздил и выбросил Гурвича.

– Оп-па!

Не то чтобы он был уверен в честности Гермеса – нет, капиталы составляются вовсе не честностью, – но… Но… В общем, просто «но».

– А как же тогда «ДиКСи» работает? – глупо спросил Глеб.

– Ну, на самом деле программа существует, – смилостивился Бобс и начал объяснять. – Существует, так сказать, в идеале. Гурвич сделал версии для каждого сервиса. Версии утопил в софте каждого сервиса. Растворил. Сам он лично смог бы достать, а кто другой – ни хера.

– Мне, э-э… лучше на пальцах. С примерами из мультиков.

– Представь, ты написал в компьютере гениальное стихотворение в сто строк. Потом в том же компьютере слабал сто других стихов, лажовых. В каждое из них вставил по строчке из гениального, чтобы по рифме более-менее подходили. А гениальный стих стёр. Так что твоё гениальное стихотворение находится в компьютере, но достать его сможешь только ты один. Во всяком случае – быстро. А я должен буду прочитать все сто стихотворений, сообразить, какая строка в каждом из них по смыслу не подходит, извлечь эти строки и составить в нужном порядке. Тогда я получу твоё гениальное стихотворение.

– И такие предосторожности – чтобы не украли?

– «ДиКСи» – контора на миллионы. А основа – протоколы Гурвича. Тут кто хочешь задумается, как бы их тиснуть. Хотя бы ради выкупа.

Глеб подумал, что Орли, похоже, осталась без наследства. Отец завещал ей свою разработку – протоколы DisCourSession, но их не извлечь из операционной системы. Жаль девочку.

– А без Гурвича и протоколов «ДиКСи» сдохнет?

– Да ни хера. Только надо всё пэ-о бэкапить и обновлять, скажем, каждые три месяца. Дебажить не по-детски. Гонять через патчи. И ничего не дропнется. Но и качественного развития не будет.

– Странно, а ведь Гермес хотел телеканал открывать…

– Ну, хер его знает. Здесь, Глеб, точняк не наше дело. Ты Кабучу петрушишь – ну и петрушь, а на чьём диване – тебе не по хер ли?

«Поколение Пу» умело провести себе черту и не заступать за неё. На такие вещи глазомер у Борьки был куда точнее, чем у Глеба. Да, тема этих протоколов – не его компетенция. Так что встал и вышел.

– Ты лучше скажи, Глеб, тебе Кабуча про меня что-то говорила?

– Ничего, Бобс. Ни про тебя в реале, ни про тебя в комьюнити.

Глеб посмотрел на Борьку. Борька был высокий, тощий, носатый и вполне себе обаятельный, но Глеб по опыту знал, что Мариша ищет в мужчине отнюдь не обаяние. И не юношескую гиперсексуальность.

– Эх, бля, ничё она ещё не вкурила, – с досадой вздохнул Борька. – Слушай, а в ёбле она чё делает?

– А чё тя интересует? – ухмыльнулся Глеб.

– А чё ей нравится?

Бобса не смущало, что Кабуча – любовница Глеба. К Глебу, который трахает Маришу, Борька относится как к пользователю, который уже использует ту программу, которую присмотрел себе он сам. Программа не будет хуже, если её поюзают оба юзера. И они друг другу не враги.

– Ладно, не ревнуй, – хмыкнул Борька и подмигнул Глебу.

Крохина интересовали интимные подробности о Марише, но он уважил чувствительность Глеба и прекратил расспросы. Глеб понял, что юный Бобс великодушно снизошёл к его старческой слабости.

6

Розовый закат румянился где-то за Истрой и Звенигородом, точно ещё не решил, быть ему синим и вьюжным или красным и морозным. В это время дверь кабинета у Глеба без предупреждения распахнула Кабуча. Она привалилась плечом к косяку и скрестила руки на груди, всем видом гневно вопрошая: «Ну и что ты здесь делаешь?!» Конечно, это была игра. Эдакое эффектное появление строгой мамаши.

Глеб выключил лампу, встал из-за стола и пошёл к Кабуче. В правой руке на отлёте он держал сигарету.

– Ах ты, хамила! – свирепо сказала Кабуча и выдернула сигарету из пальцев Глеба. – Быстро сюда буську! – Она указала себе на скулу.

Глеб усмехнулся и поцеловал Кабучу в щёчку.

Мариша Кабуча была диджеем на «Радио ДиКСи». Здесь несколько диджеев работали на разные аудитории: на интеллектуалов, на борцов за социальную справедливость, на модников и так далее. Мариша была для молодёжи. «Кабуча» на сленге значило «плохая девчонка», «егоза», «скандалистка». А по-настоящему фамилия у Мариши была никакая – Павлова, и Мариша весьма давно уже не была девчонкой: ей стукнуло тридцать пять, и у неё имелся сын Денис пятнадцати лет.

Кабуча прошла мимо Глеба, плюхнулась на подушки широкого и глубокого дивана и затянулась сигаретой. Глеб, улыбаясь, взял со своего стола брендовую красно-бело-чёрно-золотую пепельницу Marlboro и поставил её на подлокотник дивана рядом с Кабучей.

– Как дела? – спросил Глеб, присаживаясь рядом. – Как Денис?

– Хэ-зэ, Глеба, – Мариша пожала плечами, – Денька у меня всю неделю болеет, ёпстудей. В школе там разосрался с каким-то задротом и психанул, ушёл домой без куртки. А дом-то наш от школы ваще на тигулях, ты же знаешь. Денька весь простыл, пока пилил по такому зусману. Лежал три дня с температурой, ща вот сидит на таблетках.

Глеб до сих пор не смог понять, то ли Кабуча молодится, рассыпая горох сленга, то ли уже не отделяет свой эфирный образ от реального. Если она не различает офлайн и онлайн, тогда она дура, думал Глеб. А если Кабуча вот так молодится, то это напрасно: она трещит слишком умело, со зрелым мастерством, и этим выдаёт настоящий возраст.

– Мы, кстати, решили с Денькой записаться на фигурное катание. В «Динамо» есть секция. Какой-то даже чемпион ведёт, что ли.

Глеб видел сына у Кабучи. Красивый, самолюбивый и капризный мальчик, блондин, эдакий истинный ариец. Понятно, зачем ему нужно фигурное катание – некий микс из девочек, музыки, объятий, танцев, романтики, оригинальности и прочей «ванильки», как называла такие вещи Кабуча. А зачем коньки Кабуче? Зачем лисе копыта?

– Ты, Марья, лучше бы Дениса одного отпустила, – посоветовал Глеб. – Наверняка он ради какой-то девочки решил кататься.

– Я предлагала ему. Чё ты, говорю, Денька, ёптыть, я же девча окабяканая, а он говорит, что кучерявая, – засмеялась Кабуча.

Конечно, тридцать пять Кабуче никто не давал. Давали двадцать пять. Но всё равно не семнадцать. Кабуча разрывалась пополам. Ей хотелось быть сразу и девочкой, чтобы подцепить хорошего мужа, и мамой, чтобы руководить ненаглядным сыном. Потому она относилась к Денису как к бойфренду, а себя подавала как «подружу Деньки».

За окном небо уже не розовело, а стало вишнёвым. В кабинете всё посинело, а в углах загустела темнота. Раньше сумерки так волновали Глеба, особенно если рядом была женщина, а сейчас всё стало куда проще. Нет проблем вызвать девчонку, что разденется для тебя хоть в сумерки, хоть ясным днём. Искать не хочется – в этом и проблема.

Глеб присел на угол стола и включил лампу. Лампа в кабинете у него была авторская, от Альберто Смания из коллекции Biblo: матовый тубус на подставке из трёх кубов. Лампу он выбирал очень тщательно, а вот секретаршу, к примеру, вообще не выбирал – отказался от неё как таковой. Для минета есть Кабуча, а помощник не нужен.

– Как твои женихи? – спросил Глеб.

Мариша вела активный и агрессивный поиск женихов через соцсети и разные специальные сервисы.

– Не айс, – покачала головой Кабуча. – Тот Дима, про которого я тебе рассказывала, оказался бэбик аульский. Может, и хороший чел, но не могу я с такими, ёханы кабистос.

– А другие?

– Всякие мутные пассажиры. Им секс нужен, а не семья. Все хотят сначала в постель, а потом ведь и не объявят ничего, пошлют нах.

– Может, объявят, не пошлют.

– Глеба, ты же понимаешь, – грустно сказала Кабуча. – Ты и сам такой же: впердолил девче и на коня. Я смотрю там по анкетам, какие они себе статусы выбирают, – ипать-копать, бля!

– Сочувствую, – сказал Глеб. – А ты пробовала не верить статусам?

– Если и в статусах врёт, сразу полный несрастон.

– Логично. Кстати, ты в курсе, что ты разбила сердце нашему сисадмину Борьке Крохину? Он тут весь офис обвздыхал.

– Это такой длинный скелетоид с рубильником? – Кабуча показала вместо носа увесистую грушу.

– Он. Точнее, оно.

– Когда ты меня достанешь, я с ним ата-та начну делать. А когда он дорастёт до гения и займёт в «ДиКСи» место Гурвича, замуж за него выйду, понял? – Кабуча снова закурила. – Ты лучше чё-нито о себе расскажи. Как там похороны прошли?

– Да почти никак. Тихонько на Калитниках закопали, и всё.

– Мне говорили, ты там с дочкой познакомился? – Глеб уловил в вопросе Кабучи ревность. – Она же красопеточка такая.

– Познакомился, – подтвердил он. – Красопетка. А что толку? Её, похоже, даже папочка кинул. Назавещал ей всего с три короба, но фиг чего она получит.

– В смысле, её кто-то обул или папочка намудил?

– Папочка напутал.

– Понятно, ещё бы, – хмыкнула Кабуча. – Гурвич же был наркот. У него все мозги вывихнулись.

– То есть?! – ошалел Глеб, – Это как?!

– А ты чего, не знал?

Кабуча сидела на кожаном диване нога на ногу и курила с видом ветерана, презирающего зелёных новобранцев.

– Вообще ни сном ни духом…

– Последние пару лет он ходил уколбашенный по полной. Потому полгода назад Гермес и откопал Гурвичу дочку, чтобы следила за папусиком. Постороннего к наркому приставлять – большой риск. Уйдёт инфа, что основатель компании обдолбыш, так партнёры могут отвернуться. Инвесторы, бля, всякие. Чего тут не понятно?

– Слушай, я видал его, ну… месяца за три до смерти… – Глеб вспоминал. – Мельком… Он был больной, но нормальный.

– Это тебе показалось. Он был кислотой выжженный.

Мариша ввинтила окурок в пепельницу.

– Выключи свет, – попросила она.

Глеб щёлкнул кнопкой. Наступила темнота.

– Это я ему наркоту доставала, – в темноте негромко сказала Кабуча. – Не всегда я, но чаще всего. Поначалу по карпалю носила, чуть-чуть, когда Гурвич сам просил. А потом попёр Карабах, Гурвич на мощный дозняк уехал. Гермес меня вызвал поговорить и сказал, что возил его по разным закрытым частным клиникам, и там сказали: всё, без шансов. Единственное, что можно сделать, – облегчить конец.

Глебу в его жизни всё казалось надёжным и респектабельным, но под скорлупой благополучия укрывались демоны разрушения – точно страшный Абракадабра, развоплощённый и запертый в могиле, но способный собраться обратно и восстать.

– Чтобы Гурвича не ломало, ему нужны были кислота и уход, – продолжала Кабуча. – Гермес руководил: лавэ давал. Доча ухаживала, а я гонзу добывала. У меня со старых времён есть знакомые дилеры, которые не подсунут шмурдяк и не сдадут.

– А зачем ты это делала, Марья?

– Глеба, глупый вопрос. А ты бы отказал Гермесу?

Теперь закурил уже Глеб. Да, он не отказал бы Гермесу.

– Тебе Гермес платил?

– Не кэшем. Школьные взносы на Деньку закрыл, какие возможно.

– Марья, а если Гурвич от передоза умер? – тихо спросил Глеб.

– Да не по фиг ли, Глеба? – подчёркнуто-внятно спросила Кабуча. – Кругом же блудняк. Но лучше уж такой кобздец, чем никакая лабзда. Надеюсь, я понятно выразилась.

– Во всяком случае, я понял, – кивнул Глеб. – Ну, и согласен.

– Официально объявили – сердечный приступ. Никто не возражал. Дочка-то его, Орли, с которой ты трепался, – она возражала?

– Нет. Она смертью Гурвича особенно не напрягается.

– Ну и ты не напрягайся.

Глеб молчал, раздумывая.