Зачем мы вернулись, братишка? Рамазанов Алескендер
Михаил потянулся к новой бутылке, но Акбар выставил ладонь:
– Давай притормозим. Меня и так взяло нормально. Чайку лучше.
– Как хочешь. А я сейчас тресну. Так лучше будет объяснять. Что молчишь? Ведь понял все?
– Не все. Понятно, что собрались. Понятно, что за речку. Не буду же спрашивать: зачем, когда? Нужно будет – сам скажешь.
– Скажу, только давай выпьем, – Джума, не обращая внимания на слабые протесты Аллахвердиева, набулькал по полстакана.
– Ты зачем Громову и Захарову вопросы задавал об аналогии с Сайгоном, про выжженную землю? Знал что-то? Проходило у наших, в сводках?
– Нет, Миша. Только «за бугром» поднимали тему. В конце января. Но это про Ишкашим, Фархар, дескать, круто бомбили по горам.
– Это в декабре. Прииски, по просьбе Наджиба, долбали, копи изумрудные. Только они все одно там открытым способом добывают. Скорее помогли, породы надробили. А я про конец января. И какие там, на хер, корреспонденты, кроме наших, в погонах, и этот еще, сказочник бессменный, хыр-хыр! Вот и все источники.
– Выходит, была прощальная гастроль?
– Тебя туда бы… – Джума скрежетнул стаканом по столу.
– Остынь, Миша. Что ты мне можешь рассказать? Чего ты не видел? Крови? Трупов? Рваной плоти после наших БШУ или их фугасов? Тебя масштабы испугали? Ты забыл, где мы познакомились, бача?
Аллахвердиев был намеренно резок. Мишке нужна встряска. До истерики – шаг.
– Давай по порядку. Вы же в конце января были на Саланге. «Духи» туда подтянулись? Лезли, да?
– Они нас не трогали. Даже переговоры какие-то шли. Говорили, от Ахмадшаха письмо было Громову.
– Прямо так? Масуд – Громову? Или тут другие играли? Я почему тебя спрашиваю: прошла информация о встрече с представителями Масуда. И где, ты думаешь? В Праге.
– Я тебя услышал. Были там из опергруппы. Посольские крутились. Весь сыр-бор из-за передачи блокпостов, застав по Салангу афганцам. Туда навезли снарядов, горючки, муки. Короче, крепости получились. И это ничего, наверное, но как займут «зеленые» точку, так и начинают гвоздить по кишлакам, мол, там «душманони инкилоби саур». «Духи» в ответ. А мы-то рядом. Разберись, кто гвоздит? Передавали-то в основном второй пехотной. Ну и пошла техника. «Ураганы», «Град», потом огнеметы.
– Афганцы начали?
– Нет, Акбар, – мы разговелись. И «зеленых» не ждали. Будто план такой был, мол, афганцы не виноваты.
– А смысл? Хотя… Постой. Это, значит, мы по «духам», они по нам – вывод сорван. Да?
– Ну, давай, мысли дальше. Даром, что ли, про Вьетнам вспоминал? Давай, ярлычок извлеки. Он тут к месту будет.
– Марионеточная армия? Ты это хотел услышать? Там америкосы Сайгон за нитки дергали. А здесь?
– А здесь театр абсурда: Кабул – Москву. А той – приказ отдать, что два пальца обоссать. Кто такой Громов для Политбюро? Ты думаешь, они его знают вообще? Или в расчет берут? Короче, готовились на двадцать четвертое – ударили на сутки раньше. Без афганцев обошлись. Хотя они тоже на подступах оторвались, разнесли десяток кишлаков в пыль.
– Зимой, – задумчиво сказал Аллахвердиев, – было это уже… Молитесь, чтобы бегство ваше не случилось зимой…
– Случилось! Как осатанели все. Что ни кишлачок – бей, там банда засела. Сначала артналет, потом авиация пошла. И чем уж они там ровняли – ума не приложу. Горы тряслись. Новое что-то изобрели?
– Хорошо забытое старое. Бомбы есть по три-пять тонн. Но это в Союзе.
– А ты думаешь, откуда авиация пошла? Мары, Кокайты, Фергана.
– Наши работали? Ну, вещали, листовки там, ультиматумы?
– Акбар, клянусь, не добивай меня! Нас-то в хорошее время никто не слышал, а тут… Да и ведь били местами, за перевалы, за полста километров в глубину. Какие там банды? Натянули палатки, мол, выходите, спасайтесь, честные афганцы, будем бомбить ваши жилища. Это они-то с детьми, в мороз в наши приемные пункты должны были бежать? С пожитками по сугробам? Ты бы побежал к немцам, спасаясь от артналета по наступающим частям Красной Армии? Или у афганца не та совесть?
– Значит, не сработало?
– Еще как, – Джума потянулся за бутылкой. – Век буду помнить, как сработало. Отбомбили, отстреляли, а через часа три поползли крестьяне, с трупами на руках. И стали их выкладывать вдоль дороги. Нате, друзья, смотрите. И не было там мужиков в силе – старики, женщины и дети. Погоди, икнется это зрелище. И «Тайфун» этот отрыгнется. Сволота политическая придумала оправдание. Дескать, это моджахеды прикрылись населением как живым щитом. И тут же для дураков, мол, шестьсот мятежников уничтожено. Кто туда, в кишлаки, под обстрелом спускался и считал? Нет, если по количеству трупов, то не шестьсот, а в шесть раз больше.
Выпили, и повисло угнетенное молчание. Опять выручили соседи – ревнули динамики: «Если хочешь есть варенье, не лови едалом мух». Джума запустил в стенку стаканом, а потом замолотил гранатой. Помогло, первый «Каскад» запел потише.
– Миша, не хочешь, не можешь – не отвечай. Куда собрались? Кто этот, твой прапор, Мусий, все эти люди в модуле?
– Сборная команда. А задача…
Картонная дверь приотворилась одновременно с коротким стуком. «Горшенев… Михаил, зайди ко мне. Гармошку захвати». Гнусоватый, стандартно-начальственный голос, вполне дотягивал до подполковника. Но никак не выше. Джума поморщился, изобразил международный жест «от винта» и бормотнул: «Отдыхай. Это надолго». Толстую «гармошку», особым образом сложенную карту, Джума извлек из обшарпанного железного ящика, заменявшего сейф. Изобразив полное безразличие, Акбар бросил: «Пятисотка?» Утвердительный кивок Джумы и толщина «гармошки» позволяли предположить, что путь предстоял неблизкий.
Сняв китель и отстегнув галстук, Аллахвердиев растянулся на койке Мусия. Расслабился, закрыл глаза. Но средь бела дня въехать в «страну дураков» вот так просто не удалось. Пришлось залпом влить в себя еще полстакана теплой водки, закурить. И мысли пришли в соответствие с текущим моментом.
«ХАЙ НЭ ЛИЗУТЬ НА РИДНУ!»
Размышлять никогда не пошло. Даже после трехсот граммов, с сигаретой и лежа на чужой кровати в пыльных ботинках. Правда, матрас в ногах Акбар подвернул. Получился очень удобный валик. «Чем ты, земля Афганистана, искупишь слезы матерей» вновь грянуло за стенкой. Аллахвердиев криво усмехнулся: в оригинале строка звучала так: «Чем ты, великая держава, искупишь…». Автор, Игорь Морозов, был офицером КГБ и, конечно, мог петь именно так в узком кругу ограниченных лиц, но не более. На кассете слезы советских матерей предлагали искупать Афгану. Интересные люди! А слезы афганских матерей, соответственно, СССР? «Одни я в мире подсмотрел святые искренние слезы. То слезы бедных матерей». Черт, сдает память! Автора не вспомню. Некрасов?
Как там? Посеявший ветер пожнет бурю? На хер эти прописные истины! Они врут. Ветер посеяли афганцы. А бурю?
А-а, мать его, незваный гость хуже или лучше татарина?! Сам себя уел? Жали все, кто и не сеял. Кровавая жатва…
Двадцать пятого декабря в «шурави» еще не стреляли. И двадцать шестого тоже. Но счет погибших при выполнении интернационального долга уже шел на десятки душ. Вечером двадцать пятого воткнулся в гору самолет. Большой, военно-транспортный, «Ил-76». Кто говорил, что там было шестьдесят десантников, кто – сорок. И на севере в эти же дни погибло в автокатастрофах еще полтора десятка резервистов.
Двадцать седьмого все ринулись на Тадж-бек. Свергать Амина. Точнее, убивать. Именно так сказал капитан Рухулла. «Кармаль умолял убить Амина. Он его боялся. Живой Амин мешал революции. Это как ваш Троцкий и Берия в одном лице. Только не пойму: ваши коммандос убили тогда, в Кабуле, сотни три солдат из батальона охраны. Зачем?» Рухуллу при Амине не успели расстрелять в Пули-Чархи. Учился Рухулла в Москве, и сдала его Амину Москва. Она тогда особо не лезла в дела Амина и даже признала его легитимность, и не только официальным поздравлением. Разговор этот состоялся в интересное время. Была объявлена политика национального примирения с моджахедами, и у истинных афганских революционеров голова совершила ряд дополнительных оборотов. Потому и разговорились…
– А не ты ли мне рассказывал, что ваши сделали потом с дочерями Амина? С офицерами из «Халька»? Напомнить? – съязвил тогда Акбар.
Не то… Ведь не собирались воевать? Если бы шла речь о войне: лучше и не входить. Понятно, что авантюра. А Нахрин? Не афганцы ли подтолкнули на карательную экспедицию против взбунтовавшегося артполка? А наши, пока дошли до Нахрина, уничтожили человек триста «мятежников», да в самом полку еще сотню сарбозов. Одно радует: свои потери – два «двухсотых», два – «трехсотых». Выходит, продержались без войны с афганцами ровно до Рождества Христова, с двадцать седьмого декабря 1979-го по девятое января 1980-го. Небось, теперь в Нахрине тоже отмечают «кровавое воскресенье». Только это, кажется, был будний день…
Потом покатило: Баглан, Кунар, Файзабад, Талукан, Гильменд и далее везде. Только вот потери странно увеличились. Вроде бы учились воевать? Выходит, не только мы учились.
Аллахвердиеву было известно примерное число погибших по годам. Эти и другие любопытные данные оседали в Политуправлении округа, содержались в секретных отчетах, материалах военно-научных конференций. Поэтому не было сомнений – не «тринадцать тысяч триста» полегло в Афганистане, а больше, поскольку, в среднем, в день погибало по семь человек. К тридцати тысячам ползла скорбная бухгалтерия. Вот, скажем, скончался в медсанбате, в госпитале воин или через год после того, как комиссовали по ранению? Его как считать: погибшим в Афганистане? Ну, тогда все тридцать и получается. А если только на поле боя, во время «операции», тогда, конечно, и тринадцать тысяч сойдет.
Еще тянулись по серпантинам колонны, а радио «Свобода» уже подводило итоги афганской кампании. Верить или не верить? После Чернобыля Аллахвердиев верил «вражьим голосам». На неделю раньше ТАСС оповестил Европу. Вот, скажем, кассеты пропагандистские у того же Народно-Трудового союза были дерьмовые. Будто сказки рассказывали учительским голосом, да под симфонический оркестр. «Зачем ты пришел на чужую землю, советский солдат? Опомнись». Но это слова, а цифрам веры больше. И вот получалась интересная картина.
Убитых и раненых – тридцать пять тысяч, и наиболее тяжелый год в этом отношении – 1984-й. Как не поверить? В этот самый год Аллахвердиев лично принимал сводки, дежуря по Политуправлению ТуркВО.
Гепатит, тиф, малярия, дизентерия – в год тысяч по пятьдесят, то есть каждый третий воин-интернационалист. Как не поверить? Госпитали переполнены были до самого вывода, начиная с 1981 года, тогда же и ему довелось «пожелтеть» и надолго запомнить, что печень может нахально и больно выпирать из-под ребер.
Две тысячи танков, бронемашин, самоходных орудий? Да тут, пожалуй, и «Свобода» пролетела. На одном только маршруте от Ташкургана до Кабула добрая тысяча остовов ржавеет. А ведь это не весь Афган. Насчет транспортной техники – вопрос туманный. Кто эти «урал-мазы-зил-камазы» и «шишарики» особо считал?
А вот насчет ста пятидесяти самолетов и трехсот пятидесяти вертолетов были сомнения. В плане – «за державу обидно». Ведь не в воздушных же боях валились на горы? Не было у «духов» боевой авиации. Хотя по тому же 1984 году Аллахвердиеву была известна цифра потерь ВВС – сорок семь вертолетов и семнадцать самолетов. Если умножить на девять лет… Сущий Вьетнам! Или хуже? Что по размерам, стоимости и мощности американский вертолет против советского? Плотник супротив столяра! Только что горели одинаково – быстро и дотла.
А еще прогрессивные афганцы не любили, когда советские друзья сильно скорбели о погибших. Ну да, у них же была революция. А эта тощая свинья пожирает своих детей с особым удовольствием. Ладно, она ведь почти не соображает: родила – съела. Ну, процесс физиологически понятный: натрахалась в свое удовольствие – родила – потеряла белок – жрать нечего – сожрала – появились силы – натрахалась… Вопрос в том, кто ее оплодотворяет. Вот их, кабанов, и нужно травить, а не несчастную и без того свиноматку-каннибалку. Чем не теория! Если без Бога, то всякая теория сойдет, и всякая нора – центр вселенной.
В отличие от советского, афганское командование своих потерь не скрывало. И получалось, по данным ВС ДРА, что теряли они в год в борьбе с моджахедами по две с половиной тысячи сарбозов всех родов войск. Это им еще повезло, поскольку дезертиров в год у них же бывало тысяч по тридцати. И припомнилось Аллахвердиеву, что большинство совместных операций преследовало цель набора крестьян в эту самую революционную армию. Разумеется, в районах, населенных туркменами, узбеками, таджиками и хазарейцами. В пуштунские края с такой задачей соваться было бы просто неприлично. Апрельская революция, таким образом, успешно решала задачи по уничтожению национальных меньшинств силами Великого северного соседа. Мудрый народ афганцы – потому что нет такого народа! Есть Афганистан – страна пуштунов и примкнувших к ним осколков бывших и не состоявшихся цивилизаций, изгнанников и изгоев. Как выгодно – так и представятся. Недаром сами говорят: у кого Кабул, у того и Афганистан.
Интересно, почему про Чапаева, евреев и чукчей анекдотов навалом, а про Афган – раз-два и обчелся? Да и те тоскливые. «Где чеки, муженек? – В мешках, дорогая. – А мешки где? – Под глазами, разве не видишь?» «Прапорщик в ресторане заказал водки, попросил принести кота помойного в мешке и потушить свет. Глушит в темноте водяру, пинает мешок, кот мяучет, а прапор приговаривает: «Тоска, как в Кундузе». «Стрижет парикмахер майора и периодически задает один и тот же вопрос, мол, как там, в Афгане? Майор, уходя, спрашивает, что ж вы так Афганом интересуетесь, товарищ Фигаро? А тот в ответ: «На фиг мне ваш Афган! Просто как вы о нем вспоминаете – волосы у вас дыбом становятся, стричь удобнее». Стоп! Это же все старые байки – классика. Хочешь про Афган, хочешь про Ливан. А был ли чисто афганский анекдот? Разве вот этот: «Патруль десантников идет ночью по Старому Советскому району. Заслышав шорох в кустах, старший дает длинную очередь и посылает бойца, пойди, мол, посмотри, кого завалили. Солдат возвращается бледный: «Там парень с девкой. Вы их, того, наповал». – «Хай нэ лизуть на ридну Афгханщину», – строго замечает старший».
За стеной приглушенно треснул пистолетный выстрел. Глаза запорошило едкой трухой. Но тут не до глаз – проморгают. Вот она, дырка, сантиметрах в двадцати над головой. Машинально выхватив из-под подушки бесполезную гранату, Акбар скатился с койки и на четвереньках пополз к выходу. В том, что комнату сейчас откроют, он не сомневался. Встал, изготовился к беспощадному удару по руке с оружием. Топтание у входа, правда, несколько озадачило, но кто в такой позиции раздумывает? Когда в широкую щель просунулась всклокоченная голова со словами: «Мужики? Тут ниче…» – Акбар не отказался от задуманного. Вот только кулак с гранатой врезался не в предплечье, а в темя субъекта. Дальше осталось – втянуть обмякшее тело в комнату.
Аллахвердиев быстро простучал гостя от нагрудных карманов до колен в поисках оружия. Пусто! Ну, и кто этот бычок? Через минуту он очнется, и что с ним делать? Крепок на вид. Зафиксировать скотину и потом, без особого шума, разбираться. Зря его так, конечно, явно придурок, случайно нажал на спуск и пришел поинтересоваться, а не зацепил ли кого? А если бы другое? Нет, все правильно. Ноги потуже шарфом, на два узла. Руки за локтями скрученной простыней, еще капитальней. Теперь реанимация. Темечко хоть и не сильно, но поцарапано, шея вон в крови.
Акбар плеснул на затылок «военнопленного» четверть стакана водки и с облегчением вздохнул, услышав прерывистый стон: «У-у… ма… больно… ба…ля…» Рывком повернул лицом к себе и уже собирался задать простой, как правда, вопрос: «Ты, брат, часом, не ох…л?» – как на пороге возник Горшенев. Ответом на его междометия и традиционные восклицания послужила фраза, на которой Аллахвердиеву так обидно обломали философский кайф: «Хай нэ лизуть на ридну Афгханщину!»
Джума, правда, всей глубины сказанного не понял, но, увидев дырку в обоях, рванул в соседнюю комнату и вернулся с новеньким «макаровым».
– Он, мудак, через подушку в бронежилет духовский стрелял, проверял. В «майку». Это наш фельдшер, Рубцов, прапор. Дожрался до ручки.
– Да я не хотел. Не думал. Простите, мужики. И так свое получил. Миша, я же только спросить…
Аллахвердиева внезапно отпустило:
– Черт с тобой. Обоим повезло, в конце концов. Не дергайся, сейчас развяжу.
Когда все формальности были улажены и Горшенев вернулся в комнату несколько обескураженный, но с упаковкой баночного пива, Акбар встретил его давно назревшим вопросом:
– Ты мне объяснишь, наконец, что здесь происходит? Что ты в этом бардаке делаешь?
– Объясню. Давай по «юзграм» под пиво, а? Рубцова звал. Стыдно, говорит. Давай, Акбар. Только ты мне сначала скажи: при чем здесь «ридна Афгханщина». Это же был анекдот такой?
– Был и есть. Вся беда, Мишаня, что я его юмора по сей день не понял. Это плохо. Надо смеяться. Сильный анекдот. Злой. Но не знаю, где? В начале, в конце? Давай!
Сдвинули крепко стаканы. Пошла масть.
«ОЧЕНЬ ВОВРЕМЯ МЫ РОДИЛИСЬ…»
– Вспомни, Акбар, что у вас было слышно по выводу войск? Отменить, притормозить?
– Ну, по открытым источникам, еще в декабре. Пакистан, нарушения по договоренностям. Да это пропагандистский ход. Какой идиот мог всерьез?
– Не торопись ты с диагнозом! Вот как раз в декабре афганцы повели себя странно. Помнишь «зеленый бюллетень»? Там открытым текстом: войска останутся, за это выступает известный политический деятель из окружения Горбачева, и вопрос уже решен с Наджибом.
– Цена этому «зеленому», – фыркнул Аллахвердиев, – сам знаешь, кто им в конторе Якуба занимался. Не из него ли анекдот: «Скоро в Кабуле произойдет маленькое, но важное событие, после которого все переменится»? Бюллетень, однако, восемьдесят шестой год… Известный деятель – это Шеварднадзе, конечно?
– Он. Потом стали прописывать схемы. Мол, достигнута договоренность, чтобы наших советников охраняла отборная дивизия, что часть войск останется в Кабуле на охране аэродрома, на Саланге, о колоннах на Кандагар промелькнуло. Будто их поведут наши добровольцы. А там уже «семерка» рулила вовсю! Хер бы туда десяток машин добрался. Если только пару дивизий задействовать. Нормально, да, дивизия добровольцев?
– Прощупывали вашу реакцию?
– Не то слово: отсасывали, чуть ли не у солдат, мнения. Но очень интересовались, что думают по этому поводу командиры частей, штаб армии. А главное: сегодня совещание у Наджиба, а завтра на базарах знают, о чем доктор с грузином толковал.
– Нормальное явление. Взрослеют. Помнишь, как мы эти мнения и слухи собирали да выдумывали? Итог-то вот он. Афган рядом, но мы не там.
– А итог такой, что в этом модуле люди, которые завтра поведут пробную колонну в Айбак. Для начала…
– И сколько же вас, таких… добровольцев-комсомольцев? – опешил Акбар.
– По списку двадцать три. Восемь «КамАЗов», два «бронника». Что везем, кроме боеприпасов, честно, не знаю. Моя задача – переговоры, если понадобится, конечно. Но уверяют, что все обусловлено: встретят, проведут.
– «Зеленые»?
– Нет. Этим веры мало. Местные, полевые командиры. Вроде груз для них.
– Ну и кто эти добровольцы, не считая тебя и твоих прапоров? Солдаты, дембеля?
– Не знаю. Возраст разный. Есть тертые – по одному виду можно сказать. Общаться особо не рекомендовано. Но, похоже, все Афган прошли.
– Во-во! Реализация боевого опыта. А хочешь, я тебе покажу, где вас, героев безымянных, зажмут и раздолбают? Дай твою карту. Веришь, что я еще не американский шпион?
Листая «гармошку», Аллахвердиев окончательно уверовал в торжество безумия. Маршрут был пробит от Янгиарака к Айваджу – понтонной переправе через Амударью. Это пылить километров сто тридцать по своей территории, причем местами вплотную к границе, значит, никакой скрытности не будет. Переправа выводила на афганский пограничный пост Кашгузар, на стыке провинций Саманган и Кундуз. Там всегда толклись контрабандисты и другая сволочь. А потом, через сто километров, Ташкурган, за которым еще двадцать верст по каменному капкану до Саяда.
– Вот. У Исмаилхейля. Или Шахидона. Здесь в хорошее время на колонну – батальон поднимали, дополнительно к постам. Это я тебе про начало восьмидесятых говорю.
– Не спорю. Но сказал же, будут нас вести. У тех, кто организовал выезд, есть такие связи.
– Кто организовал? Округ? Комитет? Контора? У кого там связи? Съе…лись все, еще вчера. Чем горды и чему рады.
Саркастические замечания Аллахвердиева, казалось, не задели Горшенева. Он аккуратно сложил «гармошку» и, понизив голос, спокойно ответил:
– Со мной лично говорил человек из посольства. Еще на той стороне, в Мазари. Дело добровольное.
– МИД… У этих деньги есть. Разные причем. Могу поверить. Только это не они. И хорошо обещали заплатить? – усмехнулся Акбар.
– Хорошо. Очень хорошо. Мне – как за полный афганский год.
– Да чеки сдыхают в Союзе, Миша! Прикроют лавочку на днях или раньше. Сундуки будут обклеивать, как керенками.
– Знаю. Дукандоры уже взвыли. Поэтому платили рублями. Книжку я своими глазами видел в Термезе на мое имя. Снял для проверки тысячу. Все нормально. Теперь назад дороги нет. Да и нужны мне деньги. Очень нужны, Акбар.
– Хорошо, у тебя – нет. А вот эта когорта тоже добровольно? И тоже деньги нужны?
– Мы почти не знаем друг друга. Говорю же, не рекомендовали знакомиться. Разбиты на тройки – водитель, стрелок, старший. А насчет денег: не юродствуй, сам видишь, что на Руси творится. Меня за доллар поганый, один, чуть из училища не выкинули. А теперь – меняй на каждом углу, и курс к твоим услугам прописан.
Сам не до конца понимая, что говорит, Аллахвердиев вдруг предложил:
– Джума, а давай проверим, все ли тут комсомольцы-добровольцы? Хочешь эксперимент проведу?
– Ну, ты истинный журналюга! Да если бы даже пошли на контакт, то какая гарантия, что правду скажут? Ты кто этим людям? Мать? Отец? Поэтому и нет правды в газетах да журналах. Один хер, что до перестройки, что сейчас. Каждый говорит, что ему выгодно. А сенсации ваши – это правда? Ты вот о выводе правду писал? Хочешь, я тебе сейчас приведу пацана воронежского, он через Туругунди выводился. Такое расскажет! Только нужна кому его правда? Брось. Вот этот пузырь на столе – правда. Дырка в стене – правда. Пиво в банках, трудно поверить, что оно до нас дошло, но правда.
– Я не буду опрашивать. Сто процентов! Просто давай пройдемся по коридору, воздух освежим. И все, клянусь. А что дальше будет – посмотрим. Идет? Ты же помнишь, те спрейчики нормально отработали?
Джума хохотнул: еще бы ненормально! Желая удостовериться в правдивости легенды о двух таинственных афродизиаках, Аллахвердиев минувшей зимой приобрел два флакончика у кандагарских бойцов, из личной охраны Исмата. Содрали по три тысячи афгани за каждый. И ни в какую не хотели продавать только один «возбудитель». Бери в одной коробке, вместе с «антиафро» – ингибитором – и все! Маркировка – бред! Однако удалось узнать, что препараты пакистанские, из какой-то лаборатории на границе с Индией. Возбудитель действовал сказочно. Достаточно было распылить небольшую порцию перед очередным сеансом. А уж если слегка вдохнуть пахнущий мятой и гвоздикой туман… Недостаток был, конечно, уже и не хочется, и сил нет, а все орудие в полной боевой готовности. Известно, сдуру можно и сломать! Ингибитором пользоваться Акбар не рискнул. А Джума выпросил в отпуск оба флакона, закатав их в банку с китайским чаем. Когда же вернулся, во всех красках расписал, как предотвратил моральное падение компании в Ташкенте. Позвали ребята жриц любви, и чем-то они Джуме не понравились. Подозрительно свежие и смелые, что ли? Не подстава ли под групповуху? Явились без сутенера, уверенно так. Распылил потихоньку «антиафро». И славно закончился вечер – беседами «за жизнь» до утра. А тревогу, обуявшую ребят за свою потенцию, он рассеял чистосердечным признанием. Разумеется, чуть по кумполу не настучали, да еще потребовали компенсации. Пришлось Мишке на вечер и девочек заказывать, но уже других, и возбудитель распылять. Хорошо все получилось!
– Ты что, хочешь их по бабам разогнать? Ой, вряд ли! Одному квартира нужна. Другой жениться задумал. Третий машиной бредит. Мусию, ну не лично ему, пятьдесят тысяч на операцию нужно. Прикинь? Понятно, что на х…ю можно пол-обители вынести, но не тот случай. Что, остались у тебя флакончики? Неужто в Союзе нашел?
Читать бесплатно другие книги:
