Моя любимая стерва Полякова Татьяна

– Да…

– Повезло, – вздохнула Маша с заметной печалью. – Пятый этаж, окна сюда выходят, и без мужа… А у меня три окошка и все во двор.

Я немного растерялась, не видя особого повода для переживаний, но разговор меня вдруг заинтересовал, я присела рядом и спросила:

– Чем же вам двор не нравится? Окна у вас на светлую сторону, и дворик, по-моему, очень симпатичный.

– Оно, может, и так, – согласилась моя собеседница, – только ведь от этого двора никакого проку.

– А какой прок от моего окна? – проявила я любопытство. Женщина посмотрела с озорством, хихикнула и спросила:

– А то не знаете?

– Нет, конечно, – растерялась я.

– Да? – она вроде бы тоже растерялась. – Ну… скоро узнаете…

– А нельзя узнать сейчас? – нерешительно сказала я, чувствуя, что нахожусь на пороге разгадки своей тайны. – Вы меня так заинтриговали… Так что ж хорошего в моих окнах?

Она хохотнула, покачала головой и задала очередной вопрос:

– Вам записки не передавали?

Тут меня просто оторопь взяла, и я с трудом промямлила:

– Да. Странные такие… Просили подойти к окну…

– А вы подходили?

– Да, – в этом месте я неожиданно пунцово покраснела.

– А раздеться просили?

– Как это? – опешила я.

– Ну… раздеться… стриптиз, одним словом?

– Нет…

– Странно… А деньги оставляли?

– Оставляли…

– Чего ж тогда раздеться не просили? Чудно…

– Да кто просил-то? – не выдержала я. – Я имею в виду, чьи это дурацкие шутки?

– Хороши шутки, – обиделась Маша. – Да у нас полдома на эти «шутки» живут. И как живут. Припеваючи. Вот Верка Тюлькина машину купила, а пятый год безработная.

– Как же она машину купила? – окончательно обалдев, спросила я.

– Так вот на эти деньги. Подойдет к окну, разденется, покрутится малость, и всех делов. Это не на фабрике возле станка горбатиться, да еще задаром…

– Конечно, задаром горбатиться ужасно, – согласилась я. – Только вы так и не объяснили, кому надо, чтобы эта Тюлькина так себя вела, раздевалась у окна и все прочее…

Маша посмотрела на меня так, точно я ляпнула величайшую в мире глупость, я даже глаза опустила и растерянно кашлянула, а она покачала головой, потом ткнула пальцем в стену напротив и спросила:

– Это что, по-вашему?

– Что? – испугалась я.

– Тюрьма, – вздохнула Маша. – Мужики сидят. Бывает, и подолгу. А тут дом совсем рядом. Свет включи, шторы не задергивай, и все как на ладони. В их-то положении и журнальчик полистать за радость, а тут живая баба…

– Боже мой! – простонала я, на этот раз бледнея. – Какая низость…

– Что? – нахмурилась Маша, а я решила прояснить еще кое-что:

– Но если человек в тюрьме, как же записки и деньги попадают к женщинам?

– А я почем знаю? Может, дружки на воле или еще чего… были бы деньги, а придумать можно что угодно… В вашей квартире раньше бабенка жила, так один тип ей пять лет письма писал. Она уж привыкла и вроде ждать его начала. Освободился и сразу к ней. И такой мерзавец оказался, не чаяла от него избавиться. Так и уехала в деревню к матери… Но ей просто не повезло. Остальные очень довольны. Акимова из двадцать восьмой квартиры с мужем, а тоже подрабатывает. Свой-то у нее пьяница, зенки зальет и на диване дрыхнет, а она по комнате бродит, вроде дело у нее какое, а шторы-то не задергивает. Так этот дурак, муж то есть, до сих пор ничего не знает. А у меня мужа нет, зато все окна во двор…

– Не повезло, – брякнула я, подхватила Ромео и зашагала к подъезду.

Моему возмущению не было предела. Боже мой, я, как последняя дура, торчала у окна, без конца думала об этих записках, и вдруг… Какой-то гнусный тип меня использовал… посмел прислать деньги… да я мужу нажалуюсь… Негодяй… Он у меня из этой тюрьмы не выйдет…

Я влетела в квартиру и опустила жалюзи на окнах. Потом вдруг вспомнила, что примерно месяц назад, когда отопление было включено, а на улице царила жара, я, вернувшись домой, целый вечер бродила нагишом, а жалюзи тогда у меня еще не было. Были тюлевые шторы, а вот свет горел… Боже, какой стыд… Должно быть, этот мерзавец заметил меня и решил, что я все делаю нарочно, вот и прислал деньги… Нет, я не переживу такого позора… Сколько их там на меня смотрело? Ужас какой… Я, дура несчастная, гадаю, кто этот странный тип, а все так просто, некрасиво и лишено романтизма.

Я совсем было собралась звонить Максиму, но вовремя одумалась. Да если он узнает, я со стыда сгорю. Максим прав, я – кактус. Только человек, начисто лишенный мозгов, мог забыть, что у него под окнами тюрьма. А я-то подозревала кладбище… Не думать об этом, немедленно забыть, а главное – переехать! Повод есть: статья в газете, я не хочу, чтобы Ромео съели.

Выпив три чашки кофе, я еще немного пострадала, а потом решила написать письмо. Человек должен понять, как оскорбительно его поведение и сама мысль о том, что меня использовали. И пусть заберет свои деньги.

«Я не знаю вашего имени и не хочу знать, – так начала я. – Вы совершили отвратительный поступок…» – и далее в том же духе, письмо не очень длинное, но очень эмоциональное. Надеюсь, оно отобьет охоту совать в мой почтовый ящик всякую дрянь.

Закончив свои труды, я отнесла письмо вниз: у окна появляться не буду, в конце концов этому типу надоест швырять деньги на ветер, и он будет вынужден обратить внимание на мое письмо.

Я с облегчением вздохнула и, взяв с собой Ромео, поехала на речку, день чудесный, и погреться на солнышке будет приятно, а заодно избавиться от скверных мыслей.

Неделю ничего не происходило, то есть кое-какие незначительные происшествия были: к примеру, я потеряла ключи от квартиры, и пришлось менять замки, только-только их поменяли, как ключи сразу же нашлись, и не где-нибудь, а в моей сумке.

Еще я оставила Ромео в кафе. Он умудрился уснуть под столом, а я забыла, что вышла из дома с ним. Так как в квартире собаки не оказалось, я решила, что Ромео похитили, позвонила в милицию, а затем мужу. Милиция проявила равнодушие, а супруг примчался с какими-то подозрительными типами и решил вновь менять замки, я вспомнила про кафе, мы поехали туда и обнаружили Ромео, он тихо-мирно продолжал спать под столом.

Я немного поскандалила с хозяином кафе, указав на невнимательное отношение к клиентам, то есть к их собакам, мы вернулись домой, замки менять не стали, и слава богу – у меня уже скопилось столько ключей…

Еще за эту неделю я трижды ссорилась с Максимом, потому что ощущала некоторую нервозность, а он всегда некстати оказывался под рукой. Жалюзи на окнах я не поднимала, в почтовый ящик не заглядывала и, проходя мимо него, принципиально отворачивалась.

Поздно вечером в воскресенье я возвращалась от Лильки. С Максимом мы поссорились накануне, и он уехал к своим родителям в соседний губернский город. Родителям он о предстоящем разводе не сообщил и очень настойчиво звал меня с собой, я отказалась, он разозлился и в результате уехал один, а я все воскресенье провела у Лильки на даче, где совершенно не знала, чем себя занять, потому что шел дождь, а подружка без конца приставала ко мне с расспросами о работе, вконец подрывая мою нервную систему.

Я подумывала, может, стоит рассказать ей о записках и деньгах, но не решилась и даже покраснела при мысли, что кто-то узнает о моем позоре. В общем, выходные прошли скверно, и, возможно, именно поэтому, возвращаясь от подружки, я заглянула в почтовый ящик. Он был пуст. Не меньше минуты я созерцала эту самую пустоту и вдруг начала злиться. То, что мое письмо прочли и вняли доводам разума, конечно, хорошо, но приличные люди в таких случаях извиняются. «Странно ожидать от подобного типа хороших манер», – мудро рассудила я, захлопнула ящик и быстро поднялась наверх, причем дважды умудрилась наступить Ромео на лапу, что говорило о некотором волнении.

Крохотная квартира вызвала раздражение, гора грязной посуды в мойке, оставленная со вчерашнего дня, – отвращение, а в целом жизнь казалась начисто лишенной смысла.

Я забралась в кресло, включила телевизор и попробовала посмотреть какой-то детектив, убийцу узнала за сорок минут до конца картины и начала злиться на непонятливость персонажей, а потом на глупость режиссера и сценариста. Положительно, мир сегодня ни на что не годился.

С горя я решила лечь спать. Вот тут и зазвонил телефон. «Максим», – подумала я, соображая, включить автоответчик или не стоит. В любом случае муж все равно приедет, чтобы лично убедиться в том, дома я или нет, так что хитрить не имело смысла. Я сняла трубку и без намека на любезность сказала:

– Слушаю.

– Привет. – Голос звучал хрипловато: то ли мужчина был простужен, то ли просто взволнован.

– Привет, – растерялась я, но тут же взяла себя в руки и спросила: – Кто вы?

– Какая разница, ты все равно меня не знаешь.

– В таком случае всего доброго, – отрезала я, собравшись повесить трубку, но он вдруг попросил:

– Пожалуйста, подожди… – причем голос звучал так, что отказать я не смогла и трубку не повесила. – Что-нибудь случилось? – помедлив, спросил он.

– В каком смысле? То есть что вы имеете в виду?

– У тебя жалюзи опущены…

Я хлопнулась в кресло от неожиданной догадки, отдышалась, прикрыв трубку ладонью, и сурово спросила:

– Так это вы?..

– Я, – очень просто ответил он.

– Вот что… не знаю вашего имени, впрочем, не имеет значения. Я хочу, чтобы вы знали: вы совершили бесчестный поступок. Это отвратительно. Это черт знает что такое. Мне рассказала соседка, что за гнусности у вас здесь творятся. Не смейте мне звонить и писать не смейте, не то я нажалуюсь мужу, он известный человек в городе, он вас…

– Я знаю, – вздохнул тип на том конце провода. – Он меня превратит в лягушку. Точно?

– Ну, в общем, да…

– Что гнусного в том, чтобы постоять у окна…

– Прекратите, – рассвирепела я. – И не считайте меня идиоткой. Ваши деньги у меня, скажите, куда их отправить?

– Можешь их просто выбросить, – посоветовал он, вздохнул и попросил: – Подойди к окну, пожалуйста… Очень прошу.

– Нет, это даже странно, – возмутилась я. – Я вам как будто бы все объяснила…

– Просто подойди к окну, что в этом плохого? И это совсем не трудно. Так ведь?

Тут я кое-что сообразила, нахмурилась и выпалила:

– Но вы не можете звонить, то есть не можете вы звонить из тюрьмы?

– Могу, – порадовал он.

– Такого не бывает, – разозлилась я. – Вы меня дурачите. Это вообще глупость какая-то и дурацкий розыгрыш.

– Это не глупость, – сообщил он, голос приобрел странное звучание, я бы сказала: он завораживал. – Если бы ты знала, чего мне стоил этот звонок… Я неделю тебя не видел. А здесь один день тянет на десять. Извини за эти деньги. И подойди к окну, пожалуйста.

– Сейчас подойти? – кашлянув, спросила я.

– Нет, через полчаса.

– Ваши окна напротив, то есть я хотела сказать…

– Примерно так, – хохотнул он. – Тебя зовут Аня?

– А это совершенно не ваше дело, – рассвирепела я, но тут же устыдилась и добавила спокойнее: – Я подойду к окну, если вы пообещаете, что прекратите все это, то есть что с подобной просьбой обращаетесь в последний раз.

– Не люблю я обещания, ты уж извини. А этот высокий парень твой муж?

– Муж, – ответила я. – А откуда… – Господи, сколько же времени этот тип следил за мной, а я, совершенно не обращая внимания на окна, то есть на отсутствие на них плотных штор, жила себе как ни в чем не бывало…

– Симпатичный, – заявил мой собеседник, в трубке на мгновение возник еще чей-то голос, и он торопливо со мной простился, скороговоркой попросив: – Через полчаса, ладно?

Я повесила трубку и уставилась на Ромео, он вильнул хвостом, а потом залез под стол и больше не показывался, между прочим, правильно сделал.

А я позвонила Максиму.

– Ты вернулся? – поинтересовалась я для приличия и спросила: – Скажи, а из тюрьмы можно позвонить?

– В каком смысле? – растерялся муж.

– В буквальном.

– Что-то я не понимаю…

– Чего ж не понять? К примеру, меня посадили в тюрьму. Я могу позвонить?

– Кому?

– Хотя бы тебе?

– О господи… Что ты натворила? Что за странные мысли?

– Я ничего не натворила, я просто пытаюсь узнать, можно ли позвонить из тюрьмы, а ты начинаешь спрашивать всякие глупости…

– По-моему, это ты спрашиваешь глупости. И почему это вообще пришло тебе в голову? Немедленно расскажи, что случилось… Ты дома? Я сейчас приеду.

«Черт знает что такое!» – швырнув трубку, в сердцах подумала я.

Максим появился где-то через полчаса, я в это время как раз стояла у кухонного окна, так что ему пришлось немного понервничать. Он долго звонил, а потом принялся стучать в дверь, и я пошла открывать, пока он не разбудил весь подъезд. Максим влетел в квартиру, вцепился в мои плечи и спросил:

– Все в порядке?

– Ты же видишь, – нахмурилась я, опомнилась и опустила жалюзи.

Мой странный интерес к тюрьме не давал мужу покоя, несколько раз он подозрительно таращился на стену, а еще чаще на меня, хмурился и приставал с вопросами. Потом очень сурово заявил:

– Тебе здесь не место. Сначала чуть не сожрали Ромео, а теперь ты задаешь странные вопросы. Тебе кто-нибудь звонил? – помедлив, добавил он. А я подняла брови:

– Из тюрьмы?

– Не делай из меня идиота, почему-то этот вопрос пришел тебе в голову?

– В мою голову иногда приходят очень странные мысли.

С этим муж вынужден был согласиться, но все равно призадумался и все чаще и настойчивее стал повторять, что я должна переехать, то есть вернуться в наш дом. Если честно, я и сама об этом подумывала, но тут произошло нечто такое, что с возвращением пришлось повременить.

Шел двадцать четвертый день с того памятного звонка по телефону, я собиралась отдохнуть в Турции, но потеряла загранпаспорт, пока его выправляли, к Максиму приехал двоюродный брат из Германии. Отпускать меня на отдых одну муж не хотел, и перед родственником было неудобно, в общем, поездку отложили, и мы по этому поводу немного повздорили. Я целую неделю жила у Лильки, на звонки не отвечала и, так как была сильно расстроена, забыла о дате, на которую был назначен наш развод. Максим о нем тоже не вспомнил, и это меня очень разозлило. Хождение по инстанциям кому хочешь испортит настроение, а про меня и говорить нечего. Все складывалось просто из рук вон плохо, Лилька допекала с работой, мама советовала немедленно вернуться к мужу, и я сбежала на свою квартиру, чтобы никого из них не видеть и не слышать. Так как погода стояла скверная, шли дожди и столбик термометра не поднимался выше пятнадцати градусов, я запаслась провизией, купила пять любовных романов, десять детективов и намертво засела в доме.

Затворничество действовало на меня самым благотворным образом: я жила в ладу со всем миром, а главное, сама с собой. Существовало лишь одно неудобство. Надо было гулять с Ромео, следовательно, покидать жилище и встречаться с людьми. Чтобы до минимума сократить это общение, мы выходили очень поздно, когда двор пустел. Я садилась на скамейку и ждала, когда Ромео надоест общаться с природой. Ромео не любил дожди, поэтому много спал и прогуливался с заметной неохотой. В общем, мы прекрасно понимали друг друга.

В тот вечер разразилась настоящая гроза, молния сверкала так, что хотелось забраться под одеяло и не высовывать оттуда носа. Дождь бил в окно, а в комнате стало так темно, что свет пришлось включить в шесть часов вечера.

Ближе к десяти дождь чуть приутих, меня клонило в сон, но тут заволновался Ромео, и мы решили с ним немного пройтись.

Двор был совершенно пуст, даже машин на стоянке не было, мы шлепали с Ромео по лужам, он посматривал на меня, а я улыбалась. Возникло чувство, что во всем мире существуют только он и я, и это в те минуты казалось приятным.

Мы дошли до кладбища и, свернув, преодолели еще несколько кварталов. Не только мне, но и Ромео не хотелось возвращаться домой. Капли по моему зонту застучали чаще и настойчивее, вновь начался ливень, и мы бросились домой со всех ног, причем, я, хохоча, а пес, жалобно поскуливая.

Дома я вымыла Ромео и сама полежала в горячей воде, затем мы выпили по стакану теплого молока и легли спать. Ромео мгновенно заснул и начал похрапывать, я блаженно вздохнула и выключила настольную лампу.

Мне снилось море и белые яхты, сквозь этот сказочный сон до меня отчетливо доносилось тихое поскуливание. Ужасно не хотелось просыпаться, но пришлось.

Я открыла глаза и тихонько позвала:

– Ромео…

Затем села в постели. Пса в ногах не было, я позвала громче, и он откликнулся, высунул нос из-под кровати, стыдливо потупив глазки.

– Что ты там делаешь? – удивилась я и попробовала его вернуть на законное место, раз уж у меня хорошее настроение.

Пес заскулил громче и жалостливее, но из-под кровати не вылез.

– Ну и сиди там, – обиделась я. – И не вздумай меня разбудить, запру в ванной.

Я устроилась поудобнее, натянула одеяло по самые уши, и тут… Шорох, легкий ветерок, словно открылась дверь. Ромео жалобно всхлипнул, а я вдруг испугалась. Сердце запрыгало в ребрах, спина похолодела, а волосы вроде бы встали дыбом. «Что за чушь? – попробовала я урезонить себя. – Я не верю в привидения, а если этот мерзавец не прекратит скулить, в самом деле запру его в ванной».

– Ромео, – позвала я, но почему-то шепотом, потом приподнялась, осторожно повернулась и замерла, выпучив глаза. Рядом с постелью кто-то стоял, точнее, сидел на полу. Говорю «кто-то», потому что в первое мгновение в темноте, да еще с перепугу, я не поняла, что за чертовщина происходит, лишь почувствовала: совсем рядом, буквально в нескольких сантиметрах от моего лица, кто-то есть. Я даже чувствовала дыхание и смутно различала очертание головы. – Это что еще за глупость такая?! – собравшись с силами, крикнула я и протянула руку, чтобы включить лампу. Теплая ладонь легла на мои пальцы, и мужской голос тихо попросил:

– Пожалуйста, не включай свет.

«Вот это да», – мысленно ахнув, я дважды моргнула, а потом попыталась разглядеть лицо человека напротив, потому что голос я узнала сразу. Хрипловатый, точно мужчина был простужен, но звучал он нежно и даже умоляюще, должно быть, поэтому я перестала бояться и разозлилась на Ромео, который, забившись под кровать, продолжал жалобно скулить.

– Прекрати сейчас же и вылезай оттуда, просто невероятно, что ты такой трус.

– Как его зовут? – спросил мужчина.

– Ромео, – ответила я и добавила: – Если вам не трудно, подайте мне халат.

Халат он подал, для этого ему пришлось подняться и сделать несколько шагов в сторону кресла. По тому, как он двигался, я сделала вывод, что мужчина, должно быть, молодой, и сосредоточилась на его лице, изо всех сил пытаясь хоть что-то разглядеть.

– Это вы? – на всякий случай поинтересовалась я, надев халат.

– Я, – он вроде бы улыбнулся.

– И как вы считаете, это нормально, вот так, среди ночи, без приглашения заявиться сюда, напугав до смерти мою собаку?

– Чего уж тут нормального, – вздохнул он. – Но у меня вроде нет другого выхода.

– Что за выход вы имеете в виду? – подняла я брови.

– Видишь ли, я сегодня уезжаю… далеко. И мне хотелось попрощаться.

– Со мной? – несказанно удивилась я.

– С тобой.

– Даже не знаю, что на это ответить. Но если это так важно для вас, хорошо, прощайте. И не забудьте запереть входную дверь, ключи у вас, наверное, с собой, раз вы смогли войти.

Он ничего не ответил, взял мою ладонь и легонько сжал. Глаза понемногу привыкли к темноте, и теперь я смутно различала его лицо. Парень сидел на полу, привалившись спиной к тумбочке, и смотрел на меня.

– И долго вы будете прощаться? – нахмурилась я.

– Ты очень красивая, – заявил он в ответ.

– Должно быть, зрение у вас, будто у кошки, я вот ничего не вижу.

– Можно включить лампу, – заметил он. – Но это опасно, наверняка обратят внимание…

– Кто? – не поняла я, и тут до меня наконец дошло: – Вы что, сбежали? – разом перешла я на зловещий шепот.

– К сожалению, отпуска там не положены, – мотнул он головой в сторону окна.

– Что, в самом деле сбежали? – Кажется, я совершенно неприлично вытаращила глаза, хорошо, что в темноте он меня плохо видел. – Да вы с ума сошли. А если поймают?

– Я сейчас уйду. К тому же им в голову не придет искать меня здесь.

– Вы сумасшедший, – покачала я головой. – Вас могут поймать и, наверное, накажут. Зачем же ухудшать свое положение?

– Я не видел тебя месяц, – заявил он. – То есть двадцать четыре дня. Жалюзи всегда опущены, а угол дома мне не виден. Раньше ты ходила гулять со своим Ромео и шла в сторону «Гастронома», тогда я успевал тебя увидеть. Пара секунд, но и это здорово. А всю эту неделю ты там не показываешься, я подумал, вдруг ты уехала?

– Но ведь не поэтому же вы сбежали? – растерялась я.

– Мне там, в принципе, не нравилось, – заявил он. – А за эти дни вовсе тошно стало, хоть волком вой, вот я и решил…

– Что за чепуху вы говорите? – Он все еще держал мою ладонь в своей, и это начинало тревожить.

– Какая уж тут чепуха, – вздохнул он, усмехнулся и добавил: – Не гони меня, ладно? Я сам уйду. Пару минут, не больше. Мне давно пора рвать когти из города, но уж очень хотелось тебя увидеть.

– Да? – сказала я неопределенно, теряясь в догадках, как следует относиться к его словам. С одной стороны, это, конечно, безобразие: является среди ночи какой-то сумасшедший и говорит глупости, с другой стороны, выходит, в том, что он удрал из тюрьмы, есть и моя вина. – Слушайте, как вас зовут? – додумалась спросить я.

– Сергей, – ответил он, выпустил мою руку, приподнялся, обнял меня за плечи и поцеловал.

Ромео завизжал, тонко и жалобно, а я прямо-таки обалдела. Не в том смысле, что поцелуй произвел потрясающее впечатление, впечатление произвела чужая наглость. «Это что вообще такое?» – хотела спросить я, но не успела, мой новоявленный воздыхатель поднялся с пола и всецело сосредоточился на мне. Я попыталась высвободиться и даже сказать, что я об этом думаю, но говорил по большей части он, причем, надо признать, сумел-таки произвести впечатление. Хотя далеко не все выражения я безоговорочно могла бы причислить к средневековой любовной лирике. Нет, некоторые слова слегка настораживали и даже смущали, наводя на размышления, а его поведение уже не просто настораживало, оно, черт побери, просто никуда не годилось. Но каждый раз, когда я собиралась заявить об этом, оказывалось, что сделать сие невозможно, в том смысле… ну, вы понимаете. Потребовалась вся сила воли, чтобы прекратить все это.

Я смогла освободиться, отодвинуться и даже сказать:

– Немедленно перестань. Я тебя знать не знаю. Твое поведение ни на что не похоже.

Я сидела в постели, тоже ни на что не похожая, растрепанная, растерянная, щеки пылали, дыхание не восстанавливалось, а голос предательски дрожал. Ответил он мне своеобразно, то есть словесно вовсе не стал отвечать и вообще очень беспокоил, поэтому я решила напомнить о насущном.

– Слушай, тебе опасно здесь находиться. Ты же сам говорил, что пора рвать ноги, или что там обычно рвут. Я думаю, самое время.

Неожиданно он включил настольную лампу, отчего я зажмурилась, а открыв глаза, наконец увидела его: он сидел напротив, щурился и смотрел на меня. Я захлопала ресницами и, запинаясь, произнесла:

– У меня есть муж. Правда, мы сейчас живем отдельно, но все это ерунда, просто у меня скверный характер и мне нравится портить людям жизнь.

Сергей протянул руку и коснулся пальцами моей щеки, коснулся так нежно, что я неожиданно для себя заревела, хотя лить слезы занятие глупое, я его очень не люблю и реветь могу лишь в исключительных случаях, причем только от обиды.

– Уходи, – попросила я. – Уходи, я боюсь…

Через полминуты я открыла глаза, он кивнул, подхватил с пола одежду и вышел из комнаты.

Я накинула халат и выскользнула следом. Включив в ванной свет, он торопливо одевался, а я ахнула:

– Ты не можешь идти в таком виде.

Он улыбнулся и пожал плечами, а я стрелой метнулась в комнату. В шифоньере были кое-какие вещи Максима, он их оставлял, вроде бы по забывчивости, а я делала вид, что этого не замечаю. На самом-то деле ему хотелось постоянно присутствовать в моей жизни, а я ничего не имела против.

Через несколько минут я появилась в ванной с ворохом одежды.

– Думаю, это подойдет, – произнесла я шепотом.

Одежда в самом деле подошла. Было странно видеть в джинсах и свитере мужа совершенно чужого человека.

Чтобы не забивать себе голову подобными соображениями, я вновь метнулась в комнату, отыскала шкатулку, в которой хранила деньги, и вернулась к Сергею.

– Вот, возьми. Тебе пригодится.

– Не надо, – он покачал головой, надевая куртку.

– Что значит не надо? – разозлилась я. – У тебя ведь нет денег? А у меня сколько угодно. И я совершенно не знаю, что с ними делать, так что бери, не стесняйся… К тому же здесь есть твои, те, что ты присылал.

– Этого добра у меня полно, – вдруг заявил он.

– Какого? – не поняла я.

– Денег, – пожал он плечами и добавил совершенно неожиданно: – Поедем со мной, а?

– Куда это? – растерялась я.

– Какая разница? Мир большой. Поедем? Клянусь, ты не пожалеешь…

– Да ты с ума сошел… – Я вздохнула и покачала головой. Как еще продемонстрировать удивление чужой бестолковостью, я не знала и, должно быть, поэтому нахмурилась, кашлянула и поинтересовалась: – Как ты собираешься покинуть город?

– Не беспокойся… – в ответ нахмурился он.

– Как это не беспокоиться? – удивилась я. – Я имею в виду… Черт знает, что я имею в виду… У тебя есть машина?

– Найду, – усмехнулся он.

– Это не годится. – Я еще немного побегала туда-сюда и заявила: – Я быстро.

Оделась я действительно в рекордно короткое время. Из-под кровати вылез Ромео и поплелся к двери, решив, наверное, что я собралась на прогулку.

– Чего тебе надо, несчастный трусишка? – возмутилась я, но вдруг передумала, взяла зонтик и подхватила на руки собаку. – Идем, – сказала я Сергею.

– Куда? – вроде бы удивился он.

– Куда-куда, за машиной. Не собираешься же ты рвать свои когти ногами? По-моему, это очень глупо и к тому же опасно.

– Слушай, не стоит тебе влезать во все это, – поморщившись, сказал он.

– Разумеется. Только когда ты вломился в квартиру, поинтересоваться моим мнением забыл, а теперь я уже влезла, так что держи Ромео, и пошли. Мужчина поздней ночью под руку с женщиной, да еще с собакой, выглядит не так подозрительно, а машина у меня на стоянке, здесь недалеко.

Сережа взял собаку на руки, и мы покинули квартиру. До стоянки шли молча, чему я очень радовалась, так как совершенно не знала, о чем можно говорить в такой ситуации. На стоянке горели прожектора, лениво лаяла овчарка, а сторож не показывался, должно быть, спал в будке.

– Тебе лучше остаться здесь, – шепнула я Сергею и пошла за машиной.

Появился заспанный сторож и, накрывшись курткой, стал отпирать ворота, а я с трудом выехала на дорогу, стоянка была буквально забита машинами. Убедившись, что сторож не сможет нас увидеть, я посигналила и затормозила. Из темноты вынырнул Сергей с Ромео на руках, сел рядом, а Ромео привычно устроился на заднем сиденье.

– Куда? – спросила я.

– Прямо, – засмеялся он и пояснил: – Придется заехать в одно место.

Место оказалось очень и очень странным, мы спустились к городскому парку, слева было здание кукольного театра, которое уже лет пятнадцать безуспешно реставрировали, а чуть дальше глухой забор. Туда Сергей и направился, попросив остановить машину.

Отсутствовал он минут двадцать, я уже начала волноваться и даже вышла, намереваясь его позвать, но он как раз вынырнул из темноты откуда-то слева и бегом припустился к машине.

– Высади меня возле универмага и поезжай домой, – сказал он.

– А ты? – испугалась я.