Безупречная смерть Макарова Маргарита
– Почему у нее глаз такой мутный? – испуганно пробормотал она.
– Открытые глаза высыхают через час после смерти, – спокойно произнес стоящий позади нее Потапенко. – Вы узнаете сестру?
– Да, да, – пойдемте отсюда. – Даша сделал шаг в сторону, назад, вон из этой комнаты.
– Еще один момент на сегодня. Давайте вместе обойдем дом, и вы внимательно посмотрите и проверите, не пропало ли чего.
Даша презрительно посмотрела на маленького следователя.
– Да что тут могло пропасть?! Тут нет даже телевизора!
– Ну хорошо. Может, что-то поменяло свои места, сдвинуто, лежит не в том порядке.
Даша, повинуясь, вошла в большую комнату.
– Да тут всегда был бардак, – прошептала она.
Большая комната была и правда большой. Тут стоял диван, большой полированный стол в углу, журнальный столик и несколько стульев. Поверх шоколадного линолеума лежал старенький ковер зеленовато бежевых тонов.
– А это что за древность? – Потапенко кивнул на стенку.
Там висело колесо, черное, местами проржавевшее, очевидно выпиленное от чего-то более целого.
– Это часть от швейной машинки прадеда. Антиквариат.
На диване грудой были свалены журналы и книги.
– А это что такое?
Потапенко подошел к журнальному столику. На нем стояли пустые пластиковые коробочки и два бокала.
– А это из-под салатов. Мы в Истре покупаем готовые, – Даша даже не посмотрела в сторону стола.
– Да нет же. Бокалы. Их два. С кем ваша сестра поехала на дачу два дня назад?
Даша посмотрела на бокалы и расплакалась.
– Я не знаю, она ничего мне не сказала. Тут все как было. Ничего не изменилось. Что вы от меня хотите?
– А это что?
Следователь указал на растерзанную игрушку на полу.
– Доберман. А где собака? – ее голос впервые оживился.
– Как так получилось, что собака не залаяла на чужого? – Потапенко и не собирался отвечать на вопросы.
– Не знаю я, не знаю!
Даша устало опустилась на диван.
– Давайте осмотрим тут все до конца, а потом оперативники вас отвезут домой. А погорим уже потом. Позже.
– Это комната Шевчука, – она махнула головой на дверь, обтянутую черным бархатом. Встала. – Это бывший муж Аньки. Он приезжает иногда. А нам что, мы не против.
Комната была особенной, холодной. Большое окно выходило на север. Огромный, когда-то обеденный стол опять же был завален книгами, вдоль стен были сооружены полки для книг и альбомов.
– Тут все равно никто спать не мог. Холодно.
Свободные участки стен были обклеены картинками из плейбоя вперемежку с классической живописью и иконами. Диван в углу явно использовался как плацдарм для лишних одеял и матрасов.
– И он спит тут? – в голосе Потапенко зазвучали сомнения.
– Редко. Обычно идет спать наверх, в мансарду.
– А что там у вас наверху?
– Там моя комната, в которой я сплю, и танцевальный класс. Анька очень любила танцевать перед зеркалами. Она там себе балетную комнату сделала.
– Что значит сделала?
Девушка медленно поднималась по крутой лестнице на второй этаж. Тут был маленький коридорчик с двумя дверями.
– Вот. Смотрите!
Стену, противоположную двери, занимало большое окно. Оно не было занавешено шторами или ставнями. Противоположные стены были зеркальными. В углу, на двух брусках держалось круглое древко от лопаты. По всей видимости, это был балетный станок. Тут же, с потолка свешивалась синяя боксерская груша. На полу, валялись красные боксерские перчатки. Они отлично сочетались с красным ковром.
– А это кто дубасит? Бывший муж?
– Мы все понемногу.
Следователь посмотрел на тонкую и хрупкую девичью фигурку и первый раз улыбнулся.
– Вот тут он спит, – она показала на квадратуру матраса, лежащего в углу комнаты и накрытого голубым покрывалом.
Даша прошла в глубь комнаты к окну. Сверху были видны два соседних участка и проход в лес.
– Дааа…, не рижское взморье, уныло у вас тут как-то, – следователь поправил очки.
– Ну, соседи справа приезжают редко, раза два за лето, вот у них все и заросло. А левые – старики умерли, а парень, он пьет как собака, и сдавал тут прошлым летом дом хачам.
Забора не было и трудно было сказать с уверенностью, где проходили границы. На участке слева возвышались, по меньшей мере, три кучи мусора, не считая то тут, то там валяющихся старых мягких кресел, полусгнивших деревянных столов. Белое пластиковое кресло с одной ножкой, газовая плита послевоенного образца, два холодильника, и большой дырявый диван – вносили элемент исторической музейности в эту выставку хлама под открытым небом.
– У вас всегда все так было запущено? И кто занимался вообще участком?
– Шевчук весной копал. Немного. Картошку сажал. Чеснок и лук зеленый. Как бабушка умерла пять лет назад, так все и накрылось, и клубника, и вообще.
– А участок чей?
– Ничей. Земля и вода принадлежат только небу.
Даша отвернулась от окна и посмотрела на молодого, невысокого и хлипкого следователя. Он разглядывал качающиеся верхушки сосен.
– Да ну?!!! Поэтому люди и убивают друг друга за все это? Может вы не знаете истории?
– А вы знаете! – она фыркнула. – Настоящей истории не знает никто. Как можно знать настоящие причины того, что было тысячи лет назад?
– Я закончил юридический факультет МГУ. Мы изучали.
– А моя сестра просто разговаривала. И знает пять языков как русский.
– Хорошо, давайте закончим осмотр дома. Кстати, меня зовут Сергей Леонидович.
Сергей Леонидович отвернулся, наконец, от окна и пошел в соседнюю комнату. Дашина комната была чуть-чуть меньше танцевального зала и темнее. Тут было совсем пусто. Матрас на ножках с грудой одеял, кресло-качалка, и кресло-кровать. Все тут было в беспорядке. На креслах валялись вещи, брюки и куртки. Книги и журналы были не только на тумбочке, но и на полу. Смешные фигурки из киндер-сюрпризов попадались прямо под ногами, хотя место им было отведено на подоконнике. Лишь большие репродукции картин Дали вносили ноту порядка и органности в детский кавардак.
– А чашка чья? Это вы пили чай? – Потапенко показал на опрокинутую чашку на тумбе.
– Да не знаю я! Я ничего не знаю, – Дарья заплакала.
– Ну, хорошо. Хорошо, успокойтесь. Я это и без вас выясню. Идите к машинам, вас отвезут домой.
– Ну что тут, ребята? Хоть что-нибудь можно сказать? – Потапенко нацелил свои очки на место возлежания трупа.
У постели колдовал серенький, невзрачный, пухленький и маленький мужичонка. Он обернулся и перестал суетиться.
– Выстрел в упор. Мгновенная смерть, точнее смогу сказать как всегда, после вскрытия.
– По-моему, – следователь поправил очки, – самое главное тут вскрыто.
– Торопыга ты, очкарик, торопыга…
– А что, Николаевич, а может быть это самоубийство? – Потапенко плюхнулся в кресло у входа. Может мы просто записку не там ищем? Может дома есть записка?
Николаич захихикал старой шутке.
– Ну да. Ну да. Голова лежала на записке. Тело отсутствовало. А если ты серьезно, то оружия-то нет.
– Да, мало ли, унес кто угодно. Тут проходной двор какой-то, свалка, мусорка, помойка какая-то. Ходи и бери что хочешь!
– Да нет же, смотри, на столике перед зеркалом, чашка чая. Печенье лежит. Вазочка с медом. Ну кто будет гурманичать и пить чай с медом, чтоб потом разнести себе пол черепа, или собеседнику.
– Николаич, ты только глянь, – Потапенко рассматривал фотографии над креслом, – В комнате молодой девки фотки какие-то военного времени, а внизу, ты посмотри, нет, ты только посмотри, откуда это? Глянь, тут на фотке человек тысяча, и все голые. А тут рокерша какая-то, вряд ли наша.
Николаич подошел к креслу и нагнулся, чтобы получше рассмотреть.
– Дурак ты, Потапенко, во-первых, это не фотография, – он отогнул карточку от стены. – Вот смотри, это художественное фото – видишь? – Женевская галерея. Может она была там на выставке этого фотографа. Девка-то – художница. А во-вторых – если бы ты хоть немного умел строить временную цепочку, а не думал бы о… Бабка-то – старая была! Небось, это ее фотографии.
– Зато девки – молодые! Бабка умерла. А они сюда компании возили. А с кем, скажи, она тут коньяк пила? Тоже с ветераном войны?
Николаич выпрямился. Он посмотрел вверх. Над дверью висели денежные купюры кануна революции 1905 года.
– Вот, посмотри, это подлинные деньги. Наверняка из музея какого-нибудь. Старинные.
– Еще скажи ее из-за этих монеток убили, тоже старинные. Сантимы и еще что-то, песеты, кажется. – Петренко ткнул пальцем в обклеенный монетками голубой бархат.
Потапенко встал и сделал шаг к дивану.
– Не похоже, что рядом кто-то спал. Что скажешь? Она прямо посредине кровати лежит. Да и подушки все у нее под головой. Тело двигали?
Николаич застыл рядом и промолчал.
– Это получается, – Потапенко продолжил свои рассуждения. – Что кто-то вошел в дом, открыл дверь своим ключом, подошел тихо к ней пока она спала, и в упор выстрелил. Даже собака не гавкнула.
– Либо он приехал с ней, выпил коньяка, может даже усыпил ее, и пристрелил среди ночи. Спокойненько ушел и дверь закрыл. И опять собака не гавкнула.
Потапенко распирало. Он вышел в коридор и обернулся.
– В любом случае, это был знакомый человек! Которого знала собака!
Следователь вошел в большую комнату и застыл у стола. Николаич последовал за ним.
– Второй бокал – чистый. Видишь?
– Тогда она ждала кого-то. И поставила бокал. И собака его не растерзала.
– Ты лучше сюда посмотри, – Николаич был уже у окна. Он нагнулся и выдвинул из-под стола вместительный таз. Половину ёмкости занимал сухой корм для собак.
– Ну и что? Корм для добермана. Собака же была.
– Дело в том, что в мусорном пакете у входа, мы нашли три больших упаковки собачьего сухого корма. Все пустые. И посмотри, тут, – он показал под тазом. – Видишь? Ровный ободок пересыпанного корма. Значит, весь этот огромный таз до верху насыпали кормом.
– Так, погоди-ка, погоди-ка. Значит это не доберман слопал полголовы, – Потапенко засмеялся и присел перед столом. – Это же подтверждает как раз то, что я говорю. Убийца был знакомым. Пришел вместе, либо сам открыл дверь. Он не просто не испугал собаку, он ее прекрасно знал, и даже насыпал корма! Это либо сестренка – паинька, либо бывший муж, кто еще так мог заботиться о псе?
– Ну, интерпретация и объяснение фактов – твое дело. Мое дело – их найти.
Потапенко хмыкнул. Он встал и пошел к выходу.
– А что снаружи? – оглянулся он.
– Да полный погром, – Николаич остановился перед лестницей, ведущей наверх. – Столько натоптано, да еще после дождя.
– Пахать, крестьяне!
Потапенко хлопнул дверью дачи и бодрым шагом направился к железной калитке.
За воротами его ждала Зоя и сторож. Они тихо о чем-то говорили, сторож то и дело прикладывался к бутылке. Зоя не стала дожидаться, когда следователь подойдет ближе.
– Чего ж вы девку молодую потащили на изуродованный труп-то смотреть? – заорала она, как только его увидела. – Как она сегодня там одна-то дома будет?
– А какие у них отношения были? У сестер-то? Может она ее пристрелила?
Зоя даже покраснела от этих слов. Веснушки ярко выступили у нее на лице.
– Тьфу, даже говорить с тобой не хочу. Татарин. Ты девку что ль не видел? Кого она убить-то могла?
– Ну, дружка попросила убить. Как это обычно бывает.
Сторож опрокинул бутылку и вылил последние капельки себе в рот. Он бережно открыл авоську и аккуратно, чтоб не звякнуло, положил туда пустую бутылку, достал следующую.
– Да сколько же у вас там пива?! – Потапенко взял Высилича за руку. – Остановитесь. Нужно все-таки поговорить.
– Господин начальник, так разве пиво помешает? Было бы дело, а пиво правды не скроет, – Василич отхлебнул из горла и качнулся.
– Да, со сторожем вам и правда повезло. Здесь и мышка не проскочит.
– А ты что расхорохорился-то? – Зоя звонила явно не по чинам. – Знаешь анекдот такой есть об орле, к которому на плечо воробушек сел. Оглядывается наш орел, а тот косячок забивает и говорит – ну, что уставился?! За дорогой следи!
Следователь улыбнулся.
– Скажите мне, милые воробьи, из леса смог бы кто-то пробраться незаметно в этот дом?
Василич вдруг поднял руку с бутылкой и замычал.
– Он хочет сказать, – перевела мычание сторожа Зоя, – что со стороны шоссе, от просеки трудно мимо Игоря проскочить. Видите, двухэтажный дом? Там Игорь постоянно обитает. Он в лесу сейчас канаву прокапывает. Да там и пройти сейчас невозможно. Болото. А тропинку Игорь уничтожил: обрушил в свою канаву.
– А эта дорога куда ведет?
Следователь показал рукой на продолжение 7-й линии.
– Ведь это не к центральной линии она возвращается? Или она идет вокруг всего поселка?
– Нет, тут тупик, – внезапно заговорил Василич. – Тут как раз все открыто, и дорога выходит прямиком в лес без всякой калитки, или замка.
– И не живет никто в это время?
– Только наездами по выходным, – Зоя сменила гнев на милость.
– Ну что ж, пройдусь-ка я тут. Посмотрю что там.
Потапенко посмотрел на свои промокшие ботинки, ничего не прибавил и пошел по лужам. Собаки сторожа – Машка и Мишка грустно посмотрели ему вслед.
Дачи шли по обе стороны линии. Они располагались не ровно в линию, а хаотично, по внезапному импульсу владельцев, не считаясь ни со здравым смыслом, ни с желаниями соседей. По всей вероятности, застройка шла по принципу – кто первый построил. Тут были и новоделы. Один бревенчатый, покрашенный в черный цвет, с узорчатыми купеческими решетками на узких окошках, второй – небольшой, но красного кирпича, за почти кремлевской, тоже кирпичной, сплошной изгородью. Везде было пусто, тихо и мокро. Остатки листвы сыпались под ноги. Вот и последний домик. Дорога выходила в лес, трансформируясь в тропинку.
Самый крайний домик был явно осиротевшим и потерявшим хозяев. За натянутой сеткой стоял маленький обшарпанный сарай. Когда-то он был ядовито-синего цвета. Но сейчас стал почти серым, и только с подветренной стороны краска сохраняла свою ядовитость. Две двери рядом, одна из них была распахнута, и рваная грязная ветошь свисала наружу, прикрывая содержимое дома.
Потапенко обошел забор. Хоть и покосившийся, он был целый, и обе калитки были на замке. От леса, в глубь участка, шла небольшая примятость. Следователь потрогал замок, и он остался у него в руке. Ступая как можно осторожнее, он двинулся к дому. На тропинке, у самого порога валялось надкушенное яблоко. Он дернул закрытую дверь. Она даже не дрогнула. Тогда он поднял занавеску и заглянул в соседнюю половину сарая. У окна стояло раздолбанное кресло. На подоконнике лежала груда свежих окурков.
Вдруг раздался резкий звонок. Потапенко вздрогнул. Оглянулся. Звук шел от кучи прогрызенных мышами самодельных одеял, сваленных на железной кровати в углу халупы. Потапенко сдернул несколько тряпок. Под кучей ветоши на боку лежал мужчина. Небритый подбородок и грязная одежда умоляли о ванне и горячей воде. Сметенная черепушка и кровавое месиво вместо верхней части головы сожалели об упущенных возможностях помыться.
В кармане его драной рубашки пищал и посверкивал мобильный телефон. Следователь аккуратно салфеткой извлек вибрирующую технику на свет. На табло высвечивалась неопределенность номера. Он приложил телефон к уху.
– Алло.
– Кто это говорит? – раздался женский голос. – Вы кто такой?
– А кому вы звоните? – Потапенко поправил сползшие очки.
В ответ в трубке все стихло.
– Дурак, – раздался истеричный женский голос, и механические гудки оповестили об отбое.
– Весело, – пробормотал следователь и вышел из сарая.
Взрыв
Ирина проснулась поздно. Завтрак уже кончился, и было бесполезно торопиться вниз. Она медленно поднялась и пошла умываться. В ванной не было даже мыла.
Натянув джинсы и кроссовки, девушка вышла из номера. В гостинице было все так же пусто. Пропустив завтрак, она потеряла шанс рассмотреть обитателей номеров.
Переулок тоже был пустынен. Так же, как и вечером, стайка арабских парней стояла в своих пестрых хламидах недалеко от входа. Они радостно, как старой знакомой прокричали что-то Ирине. Солнце было уже высоко и становилось жарко. Вечерний песчаный ветер утих, но все равно его порывы время от времени заставляли закрывать глаза.
Девушка медленно шла к началу переулка. Она заметила там вчера небольшой магазинчик со стандартным набором товаров. Крошечная лавчонка была набита всякой всячиной, начиная от зубной пасты и заканчивая ракушками и карандашами. Она вязала бутылку воды, мыло, зубную щетку и пасту, две шоколадки. Парень на кассе долго считал и путался. Наконец, она вышла. Оглянулась. На самом углу улицы разместилась чайхана. Пара столиков стояли на улице. Над ними не было ни зонтов, ни навеса. Прямо под солнцем за одним из них сидел пожилой араб. Глаза его смотрели грустно и меланхолично. Белоснежная одежда казалась роскошью в этом грязном уголке вселенной. Складки голубовато-белого шелка красиво падали прямо на грязную и пыльную мостовую. Перед ним стояла чашка с чаем.
Ирина посмотрела на него, посмотрела на его чашку, и повернулась в сторону чайханы.
Она села за столик, положила свой пакет на соседний стул и закрыла глаза.
– Чай? Кофе? Кальян?
Звук изломанной русской речи заставил ее вздрогнуть и открыть глаза. Перед ней стоял служитель местных гурманов и предлагал свои услуги.
– Чай. Почему ты говоришь со мной по-русски?
– На всякий случай, – он засмеялся и убежал.
Через пару минут он появился со стаканом чая.
– Имбирный чай. Попробуйте. Вы пробовали? Очень вкусно! Главное очень полезно. Пробуйте!
Он тарахтел так, как будто его «ентер» заело.
– Хорошо, хорошо, только не тарахти.
Ирина отпила глоточек. И тут же открыла рот и задохнулась. Чай обжигал. Но не температурой. Он был острый, перченый, черти какой.
Мальчишка весело засмеялся.
– Я же сказал – попробуйте. Понюхайте. А вы сразу глотать. Крокодил что ль?
– Что это такое? – Ирина продолжала хватать воздух ртом, пытаясь потушить пожар.
– Имбирь. Очень полезно. Я же сказал… Да вы понюхайте, а потом пейте. Медленно, по глоточку. – Он опять весело засмеялся и быстро убежал во внутренние помещения.
Ирина откинулась на спинку пластикового стула и взяла чашку с огненным чаем. Поднесла к носу. Пахло вкусно. Медленно прикоснувшись губами к краям, она глотнула совсем чуть-чуть.
– А вы не торопитесь, – белоснежный араб за соседним столиком тоже засмеялся. – На самом деле, это только в первый раз кажется, что чай перченый. Потом привыкаешь и уже не можешь себе представить чай с каким-то другим вкусом.
– А это правда, что имбирь лечит простуду?
– Вы полагаете, что мы все тут простужены?! – снова засмеялся араб.
– Не знаю, – пришел черед улыбнуться девушке. – А зачем вам тогда такой острый напиток?
– Понятия не имею. Мы его не выбирали. Он выбрал нас.
Тут уже они засмеялись вместе.
– Я – Альмар. Можете называть меня Маром.
Одно мгновение девушка колебалась.
– Ирина.
– Вы колебались. Придумывали имя?
– Нет, просто забыла его. Сейчас сделаю второй глоток и забуду все остальное, – она смело подняла чашку и отпила изрядную порцию имбирного чая.
– Вы, русские, ни в чем не знаете меры, – араб сказал это серьезно и даже не улыбнулся.
– Просто у нас нечего мерить. Нет ничего.
– Ирина, вот ты где! – громкий голос вчерашнего знакомого раздался почти над ухом.
Араб сидел наискосок от нее, и каждый раз она поворачивала голову влево, чтобы видеть его лицо. Голос у нее над головой заставил ее вздрогнуть.
Ирина оглянулась. Сергей с его вчерашним черноусым другом стояли прямо за ее спиной. В шортах и серой полосатой майке он улыбался и выглядел бодро.
– Вот видите, я вас не обманула, меня правда Ирина зовут, – она, как маленькая девочка, заискивающе посмотрела на солидного араба. – Они меня знают, видели мой паспорт, я вам не наврала.
– Ты уже знакомиться начала? – Сергей уселся за ее столик. – Даже без завтрака? Или вместо?
– Я еще зубы не чистила.
– И уже пьешь имбирный чай! – он посмотрел на ее стакан.
Черноусый стоял рядом, не проявляя беспокойства, не суетясь, и даже не пытаясь сесть рядом.
– А ты бы хотел, чтобы я с утра курила кальян? – Ира улыбнулась. – Лучше познакомьтесь. Альмар, – она махнула рукой в сторону араба, потом кивнула на рыжего. – Сергей.
Взяв пакет со своими покупками с соседнего стула, девушка положила его прямо себе под ноги.
– Я – Алеша, – черноусый развернул освободившийся стул в сторону соседнего столика и плюхнулся на него.
Подбежал мальчонка – араб. Мужчины тоже взяли себе по чашке имбирного чая.
– Откуда такой белоснежный шелк в грязном переулке Хургады?
Вопрос Рыжего усача звучал резко и вызывающе. Он обращался к Ирине, но его слова явно были адресованы великолепному арабу.
– Я не знаю, – Ирина испуганно посмотрела в сторону Альмара.
– Наверное нефть? Или оружие? – Алеша вдруг вступил в разговор.
– Да нет, я просто парикмахер. Простой парикмахер из Каира.
Усачи дружно заржали. Ирина строго посмотрела на них.
– Ну, чего вы ржете-то? Может человек просто умеет считать и знает во всем меру. В отличие от нас, – она не смогла удержаться, чтобы не подколоть величественного араба.
– А нам есть что считать? У арабов – нефть прямо из песка идет.
– Я египтянин.
– А Египет просто кишит сокровищами. Пирамиды, помидоры, Тутанхамон, чаша Грааля, говорят, тоже в Каире находится.
– Ага, прямо под пирамидой Хеопса.
– Ну хватит, наконец, говорить ерунду. – Ирина взмахнула рукой и поправила волосы. Малахитовые фигурки на браслете гулко звякнули друг о друга. – В конце концов, у нас тоже есть нефть. Разве эта дурацкая война не выгодна нам? Она заставляет американцев покупать нашу нефть!
Черноусый Алеша протянул руку через столик и схватил ее за левое запястье.
– Ирусик! – Сережа облокотился щеками на обе свои ладони. – Ирусик! Это так мило выглядит, что ты ничего не знаешь. Ну, абсолютно ничегошеньки!
– Откуда у тебя этот браслет? – Алеша продолжал держать девушку за запястье. – Я точно помню – точно такой же я видел вчера у мадам в нашем джипе. Правда у нее он был на ноге. Но ее нога была у меня прямо под носом.
– Я нашла его вчера вечером у себя в подушке.
– А ты имеешь представление, что чужие вещи нельзя носить? – Алеша явно разозлился не на шутку. Он крепко сжал ее руку.
– Ну ты спросил. Не видишь, Ирусик у нас, как овца на Шипке, ничего не понимает, что происходит, только глазами хлопает.
– Теперь ты ее вообще ошарашил… Теперь тебе надо будет объяснить, чего овца там оказалась, и что такое Шипка.
– Да перестаньте же! – Ирина вырвала свою руку и встала. – Что я должна была делать с этим браслетом?
– Попытаться найти хозяина, – Алеша был непреклонен. – Минимально. Ты что же, не узнала его?
– Узнала. Но где же я ее найду?
Читать бесплатно другие книги:
