Танцевать под дождём Винокурова Наталья

Пролог

Жизнь – не в том, чтобы ждать, пока закончится гроза. Она в том, чтобы научиться танцевать под дождём.

Вивиан Грин

Меня зовут Анна, и, вот уже тринадцатый год, я работаю в частной клинике врачом-психотерапевтом. Я люблю свою работу, хотя со стороны это может показаться странным. Казалось бы, как здравомыслящему человеку может нравиться решение чужих проблем, когда их и в собственной жизни, как у любого из нас, предостаточно. А ведь проблемы эти, плюс ко всему, часто бывают нелегки: стресс, невроз, фобии, тревожные и навязчивые состояния, комплексы, депрессия – это всего лишь некоторое из того, с чем мне ежедневно приходится иметь дело. Но именно мнимая трудность лечения как раз меня и привлекает. На самом деле тут всё просто как дважды два, нужно только подметить одну-единственную закономерность.

Это открытие я сделала ещё на первом году своей карьеры и была шокирована неожиданным фактом: почти все люди, страдающие теми или иными душевными расстройствами, несчастны в личной жизни. Они либо не замужем, либо замужем, но по расчету, либо не испытывают чувства любви к своему супругу, либо переживают постоянные ссоры в семье. Недовольство в интимных отношениях, поначалу незаметное, год за годом разрастается, пока не достигнет гигантских размеров и не поглотит все остальные сферы жизни, подмяв их под себя. И тогда вылезают, например, какие-нибудь странные замысловатые пристрастия или фобии, которые можно, конечно, нудно и долго подвергать психоанализу, но гораздо проще – помочь клиенту наладить близкие отношения, а всё остальное уйдёт само собой.

«Расскажите о вашей семье», – с этих слов я обычно начинаю экскурсию к реальным причинам имеющихся трудностей. И дальше, минута за минутой, глубже и глубже, мы погружаемся в мир, где всё плохо, чтобы найти там дверь в место, где всё хорошо, и открыть её.

Но просто отворить дверь, как и всегда, бывает мало. На пути к счастливой личной жизни мы ликвидируем сотни конфликтов, тонны непонимания, кубометры лени, километры эгоизма, литры прошлого негативного опыта – то лишнее, что мешает идти вперёд к своим целям. И это ещё не всё: когда дорога расчищена, нужно мотивировать человека сдвинуться с места и пойти вперёд, убедить, что выход из зоны комфорта, хоть он и представляется пугающим, является единственной возможностью достичь желаемых изменений. Как раз это, пожалуй, самое сложное. Немногие в итоге решаются полностью перекроить себя, сшив из лоскутков новую, счастливую и успешную личность. Большинство так и остаются на этом этапе и вместо действий предпочитают продолжать разговоры. Высказавшись, внимательно выслушав меня и получив соответствующую их проблеме терапию, они, вместо того, чтобы начать работать над собой, задают ряд ненужных и бесполезных вопросов. И знаете, какой самый распространённый вопрос моих пациентов? Этот вопрос не теряет с годами своей актуальности, он тяжёлый как гиря, и именно им очередная клиентка, вместо благодарности, часто пытается меня придавить, тем самым получив реванш в споре:

– А вот вы сами-то замужем?

– Замужем, – отвечаю я терпеливо. И дальше несётся вереница дополнительных вопросов:

– А ваш муж кто? Сколько ему лет? Он внимательный? Не пьёт? Много зарабатывает?

– Он самый замечательный человек из тех, которых я когда-либо встречала.

– Тогда как вы можете судить, если сами не были на моём месте? Если вы сами не пережили это, не съели пуд соли, как вы можете что-то советовать?..

Бывают клиентки и полюбопытнее, они заранее узнают факты моей биографии и, при первом удобном случае, напоминают мне:

– Конечно, Анна, вам легко говорить. У вас муж воспитанный, красивый, иностранец и бизнесмен – вы ни в чём не нуждаетесь. А вот я просто не смогла быть, как вы, в нужное время в нужном месте.

Поначалу я просто отмалчивалась, стараясь затрагивать как можно меньше подробностей своей личной жизни, но тяжесть невыговоренных эмоций с каждым днём всё сильнее давила на меня изнутри. В один прекрасный момент я взяла ручку, тетрадь, и начала писать рассказ о себе, который, впрочем, я не собиралась никому показывать. Помните, это один из классических приёмов в психотерапии – обычно его советуют использовать в том случае, если невозможно высказать что-то напрямую.

На самом деле, в отношениях с моим супругом я съела не то чтобы пуд соли – я выпила и выплакала всю соль морей и океанов. Я пережила то, на что вряд ли хватило бы отваги хотя бы у одной моей пациентки, окажись она в подобной ситуации. Попав на моё место, каждая из них непременно отреклась бы, убежала, сдалась. А если не сдалась бы, то не факт что она вообще осталась бы в живых, и я не преувеличиваю. Мой супруг был для меня самым сложным профессиональным уроком, самой трудной и опасной психотерапевтической практикой. Зато теперь я точно могу сказать: глубины тёмных болот человеческого подсознания меня нисколько не пугают. Я знаю, что из любого, казалось бы, непоправимого, мрачного, давящего состояния можно найти выход.

Глава 1. Девиантное поведение

На дворе стоял март – время капели, влюблённых парочек и очумевших от нарастающего тепла кошек. Повсюду в воздухе витала весна, она управляла настроением людей, делая из угрюмых чёрно-серых прохожих радостных и разодетых в яркие тона. И только у студентов-медиков шестого курса ничего не менялось: ни настроение, ни форма одежды. Настроение, более того, даже ухудшалось, ведь близился час расплаты – госэкзамены и защита дипломной работы. Не могу сказать, что я училась старательно, скорее даже наоборот: поступив на первый курс лечебного факультета с непоколебимым желанием служить людям, за пять с половиной лет трудностей и лишений я постепенно потеряла свой энтузиазм и скатилась до проблемной студентки. К четвёртому году обучения, когда пора было определяться с дальнейшей специализацией, я впала в депрессию. На тот момент я была сыта практиками во всевозможных отделениях больниц: меня тошнило от вида любого из человеческих органов и частей тела, и одна мысль о том, что я буду наблюдать эти картины изо дня в день до самой пенсии, вгоняли меня в ужас. Тогда я не придумала ничего лучше, чем выбрать кафедру психиатрии. Меня подкупило то, что душа, являющаяся в данном случае объектом терапии – вещь нефизическая, эфемерная, её нельзя узреть глазами даже на вскрытии. А в практике врача, как я отметила для себя, «чем меньше видишь, тем крепче спишь».

Но спасение оказалось мнимым: стоило мне посмотреть на брызжущих слюной алкоголиков и сведённых в ломке наркоманов, я окончательно приуныла. Я стала частенько пропускать занятия, накопила студенческих долгов, а в этом году даже умудрилась со скандалом поссориться с преподавательницей. Ситуация усугублялась тем, что именно она была моим научным руководителем, и, конечно же, не могла не использовать своё положение для мести. Благодаря ей моя выпускная квалификационная работа до сегодняшнего дня оставалась метафизическим объектом, несуществующим в реальности, а время, отведённое на подготовку к защите, уже поджимало и наступало на пятки.

Но сегодня всё поменялось, причём это произошло так внезапно и неожиданно для меня, что я несколько раз себя ущипнула, идя по длинным коридорам в родную университетскую столовую.

– Мишка, привет! – я с радостью обнаружила там своего одногруппника и друга в одном лице, доедающего салат. – Мне срочно нужно с кем-то поговорить! Кажется, я схожу с ума.

– Устраивайся поудобнее, – Миша Архангельский приветствовал меня профессиональным клише. – И рассказывай, что случилось.

– Представляешь, Лаврова сегодня меня остановила у деканата и вызвала к себе. Говорит, у меня к тебе серьёзный разговор по поводу твоей дипломной работы.

– Как можно серьёзно говорить о том, чего не существует в природе, – хихикнул Миша, придвигая к себе тарелку с супом. – Ничего что я ем?

Окинув взглядом его худосочную фигуру, нависшую над столиком, заставленным едой, я удивилась сразу двум вещам: во-первых, как ему удаётся столько есть и при этом ни чуточки не толстеть, а во-вторых – как чисто физически в него влезает вся эта пища. Но разговор наш обещал быть длинным, а столешница, ломящаяся от яств, являлась для меня своеобразной гарантией того, что товарищ в ближайшие как минимум полчаса никуда не убежит – поэтому я, разумеется, не возражала.

– Нет, конечно, приятного аппетита. Ты главное слушай дальше! Зашла я к ней в аудиторию, трясёт всю. Думаю, сейчас опять начнутся эти: «Галкина! Почему до сих пор ничего не готово?!», «Птенчик, я тебя и на шестом курсе отчислю, глазом не моргну!»… А она выкладывает передо мной на стол какую-то папку и говорит: «Я твою работу проверила, всё в порядке. Речь для защиты тоже посмотрела, ничего править не надо. Забирай, готовься, учи». Оставляет всё это на парте и молча выходит.

С этими словами я шлёпнула на свободный краешек стола кипу прошитых листов, исписанных высоконаучным языком. Коллега с растущим интересом в глазах отставил подальше тарелку котлет и, промакнув пальцы салфеткой, притянул к себе диплом:

– А кто автор этого великолепия? – поправив очки в толстой чёрной оправе, он медленно листал страницы с выражением крайнего одобрения на лице.

– Понятия не имею! Может это какая-то ошибка?.. Но тут моя фамилия, и титульный лист оформлен как положено. Мистика какая-то…

– На мистику в нашем деле ссылаться нельзя, – деловито оборвал меня Миша. – Давай-ка вспомним, когда и кому ты могла рассказывать о том, что у тебя проблемы с Лавровой и ты никак не можешь приступить к своей научной работе?

– Практически никому.

– Ты, наверное, хотела сказать «теоретически никому». А практически? – пытал меня Миша.

– Ладно, доктор, есть у меня одна догадка. Сейчас я вам всё расскажу…

Дело в том, что ещё месяц назад совершенно случайно по дороге домой я познакомилась с мужчиной: высокий брюнет, широкоплечий, подтянутый, воспитанный – он обратился ко мне у метро и попросил о помощи, уверяя, что отнимет у меня не больше пяти минут. До этого, обычно, ко мне на улице приставали только алкоголики, бомжи и религиозные фанатики, но типаж моего нового знакомого сразу отмёл все сомнения. Я поняла, что на сей раз меня не будут агитировать присоединиться к какой-нибудь секте и не потребуют мелочь на опохмел. Молодой человек, одетый в строгий чёрный костюм с галстуком, благоухал дорогим парфюмом, его белая рубашка была идеально выглажена, волосы аккуратно уложены, а обувь – до блеска начищена. Мягкие черты гладковыбритого лица с ходу располагали к себе, эффект окончательно подкрепляли тёплые карие глаза, изливающие в мир доброту и тотальное спокойствие. Подумав, что у него могло случиться что-то серьёзное, требующее оказания первой медицинской помощи, я великодушно согласилась. К моему удивлению, после этих слов он провёл меня в цветочный магазин, рядом с которым мы стояли, и сказал озадачено:

– Понимаете… как вас зовут?

– Анна.

– Понимаете, Анна. Я хотел бы приобрести букет для человека, который мне очень нравится, но совсем не знаю, что выбрать, чтобы угодить. Может, вы мне что-то посоветуете?

– Как я могу советовать в такой ситуации. Все люди разные, вкусы разные. Вам лучше как-то завуалированно спросить об этом ту, кому собираетесь подарить эти цветы.

– Это замечательный совет, я тоже так поступил бы, – мягко ответил он. – А вот вам нравятся розы?

– Розы да, нравятся.

– А какого цвета?

– Ну, только не белые и не чайные. Ярко-розовые тоже так себе. Вот эти, алые, очень даже красивые и тем более самые свежие, – из вежливости ответила я, понимая, что иначе он от меня не отцепится. – Думаю, вашей девушке они понравятся.

– Знаете, наши с вами вкусы тут совпадают. Мне тоже именно эти сразу приглянулись. А упаковку вы какую порекомендовали бы?

– Упаковку лично я вообще не люблю. Мне кажется, что розы красивы сами по себе, без обёрток. Или, в крайнем случае, в коричневую бумагу завернуть. Сейчас это модно.

– А у вас есть коричневая бумага? – он обратился к продавщице. – Отлично. Заверните мне эти, алые. Сколько штук? Да все и заверните, сколько есть, нечётное количество.

Глядя, как пластиковая карта чиркает по кассе, я поймала себя на несмелом чувстве зависти к этой девушке, которая сегодня получит в подарок такой шикарный букет. Моя эмоция была вполне оправданна: на протяжении последних, только вдумайтесь, четырёх лет мне не подарили ни единого цветочка, и неудивительно, потому что вот уже четыре года я ни с кем не встречалась. Сначала я переживала по поводу болезненного расставания, которое настигло меня на втором курсе, а потом нагрузка в университете возросла так, что я чисто физически не могла бы ни с кем познакомиться, не имея практически ни минуты свободного времени. Под шум выползающего счёта с астрономической суммой, я погрузилась в мысли о том, что, наверное, я так навсегда и останусь одинокой, пока другие наслаждаются жизнью и отношениями, и неприятное тянущее чувство сдавило мою грудь. Мне захотелось немедленно выйти из магазина, а ещё лучше убежать, но я заставила себя подождать, пока он распишется на чеке, а потом мы вместе попрощались с цветочницей.

– Аня, большое вам спасибо за помощь. Без вас я бы не справился, – сказал он, улыбаясь, а потом вдруг протянул букет мне. – Это вам. Вы очень красивая, я хотел с вами познакомиться, но не знал, как вас ненадолго задержать. А потом на глаза попался цветочный магазин. Надеюсь, вы не злитесь.

Я почувствовала, как мои щёки наливаются румянцем:

– Вы меня смутили.

– Только не переживайте, мне от вас ничего не нужно. Разве что, я был бы рад пообщаться. Меня зовут Дориан…

– Стой, ка-ак его зовут?!.. – перебил Миша. – Это что, кличка такая?

– Говорит, что реальное имя.

– Ага, конечно. Странный он у тебя.

– Рассказывал, что его отец англичанин, а мама русская. Он рос в Лондоне, но сейчас работает тут. Ты слушать-то дальше будешь?

– А чего дальше слушать. Это он.

– В смысле?

– Дипломная работа – его рук дело.

– С чего ты решил? Он, кажется, управленец, с медициной не связан.

– Не обязательно нужно быть связанным с медициной, чтобы суметь договориться с доктором медицинских наук. Это сто процентов его почерк, судя по тому, что я сейчас успел услышать. И это меня пугает.

– Почему?

– Человек, любящий сюрпризы, сам бывает слишком скрытен и непредсказуем. Поосторожнее с ним.

– Миш, он очень воспитанный, тут не о чем переживать. Он меня пальцем не тронул за этот месяц, мы просто говорим, общаемся. Его не интересует секс и тому подобное.

– Это в который раз говорит о девиантности его поведения1. Для здорового мужчины асексуальность не естественна, а лишить мужчину полового интереса могут только серьёзные психические отклонения.

– Миша, не ревнуй меня.

– Вот ещё, мы же просто друзья. Ладно, рассказывай дальше. Ты ведь ему говорила о своих проблемах с дипломом?

– Да, но только в общих чертах. Сказала, что у нас с научным руководителем неожиданно возникла личная неприязнь на почве несхожести мнений, и теперь она меня «валит», дала тему, в которой я ничего не понимаю, и по которой очень сложно найти хоть какую-то информацию. Но я даже фамилий никаких не называла. Сказала только, где учусь и на кого.

– Ну вот, пожалуйста, что и требовалось доказать. А разузнать твою фамилию на кафедре нетрудно, тем более, ты говоришь, он руководитель, значит, у него язык подвешен и наверняка есть везде связи. Работу и речь могла написать сама Лаврова, это просто вопрос количества нулей, стоящих после единицы. Из чего можно сделать как минимум ещё один вывод: судя по всему, твой новый знакомый обеспечен и финансовых проблем не имеет. Запутанное дело раскрыто. Как всегда ничего мистического, – хмыкнул он, отодвигая от себя пустой стакан из-под компота, и добавил безэмоционально. – Скука.

Выйдя из университета, я позвонила Дориану и, услышав его довольное «Привет, Анют», поспешно проговорила:

– Большое спасибо тебе, конечно, но не нужно было так беспокоиться. Мне теперь очень неудобно, и перед тобой, и перед научным руковоителем.

– Значит, вы с ней уже помирились? Я очень рад! Знаешь, из тебя выйдет отличный специалист, не нужно отступать за два шага до финиша. Я хотел бы, чтобы ты получила этот выстраданный диплом.

– Дориан, я в растерянности, правда. Как я могу тебя отблагодарить?

– Самой приятной благодарностью была бы возможность увидеться. Какие у тебя планы на вечер?

– Я уже освободилась, а ты?

– Без проблем, сейчас тоже освобожусь и подъеду. Адрес помню. У вас есть отличный ресторанчик там, неподалёку…

Сидя напротив, я изучала его безукоризненный внешний облик, такой же идеальный, как всё, что он делал и говорил. С невозмутимым выражением лица, будто бы и правда не замечал моего влюблённого взгляда, он рассказывал что-то о поэзии серебряного века, потом о дореволюционной прозе, дальше о живописи, скульптуре и архитектуре возрождения. Я, как могла, скромно поддерживала разговор, стараясь не подавать вида, что с одной стороны ничего толком не смыслила в искусстве, а с другой – что его слова, влетая в моё правое ухо, моментально вылетали сквозь левое. За этот месяц я умудрилась довольно крепко в него втрескаться, поэтому мой мозг, завешенный розовой вуалью, отказывался воспринимать высококультурную информацию. Мне хотелось просто прижаться к нему и молча сидеть рядом, не обсуждать ничего, а только ощущать друг друга.

Дориан же, похоже, не торопился идти на физическое сближение. Он редко дотрагивался до моего тела, предпочитая окутывать меня исключительно тёплыми звуками своего голоса. Удивительно, но он, испытывая видимое влечение ко мне, постоянно будто бы специально заставлял себя отдаляться. Он никогда не позволял нам хотя бы на минуту остаться наедине, даже ни разу сам не подвёз меня вечером до дома, вместо этого он каждый раз вызывал личного водителя, чтобы тот доставил меня в наш спальный район на одном из его «запасных», как он однажды выразился, авто. Для встреч Дориан всегда выбирал самые людные места, что, опять же, не позволяло нам хотя бы на миллиметр сократить дистанцию. Об этом я Мише не рассказывала – он бы наверняка снова назвал это девиантным поведением, но, казалось бы, если мужчина ценит женщину и не стремится сразу овладеть её телом – разве это отклонение? А секс на первом свидании – не это ли противоречие социальным нормам?..

Споря сама с собой, я запуталась. Я очень хотела расспросить об этом Дориана, узнать, какими соображениями он руководствуется, но всё никак не решалась. И только допив второй бокал вина, я то ли опьянела, то ли обнаглела. Решив ступить на его личную территорию если не физически, то хотя бы психологически, я бесцеремонно перебила его экскурс в искусство эпохи возрождения:

– Дориан, могу я задать тебе личный вопрос?

– Конечно, Анют. Я, наверное, тебе наскучил.

– Нет, мне очень приятно с тобой общаться. Но кое-что не даёт мне покоя, и это тема, далёкая от живописи и поэзии.

– Без проблем.

– Эээ… Может быть, ты женат?

Дориан не поменял лица, не вздрогнул, он практически никак не проявил беспокойства, и только нерассчитано громкий звук, с которым он положил нож на тарелку, выдал его эмоции. Ему стало неприятно, он заволновался.

– Нет, я холост, а почему ты спросила?

– Иногда мне кажется, что ты от меня что-то скрываешь. Или кого-то, например, другую женщину. Ты никогда не приглашал меня к себе домой, не позволяешь даже сесть к тебе в машину. Может быть, у тебя есть кто-то. Зачем тогда я?

Поняв в чём дело, он улыбнулся, моя ревность ему явно польстила. Перегнувшись через стол, он приблизился ко мне и шепнул:

– Ты для меня единственная. Я слишком привязан к тебе, чтобы думать о ком-то ещё.

Нежно, едва ощутимо, он провёл рукой по моей щеке. Мне непривычно было видеть и ощущать его так близко, и от стеснения, смешивающегося с удовольствием, я закрыла глаза. Я почувствовала совсем рядом его тёплое дыхание, оно прерывалось, будто он был либо переполнен чувствами, либо сексуально возбуждён. Его пальцы, которыми он поглаживал меня по щеке, немного тряслись, и я довольно осознала, что он, как и я, похоже, тоже втрескался. Замерев и не смея шевелиться, я вдыхала запахи его туалетной воды, кожи, волос, одежды – которые я раньше никогда не ощущала так явственно и которые сейчас слились для меня в один единый аромат, казавшийся знакомым с детства и родным. Я думала, что он вот-вот поцелует меня, но через какое-то время он снова откинулся на спинку кресла.

– Я уважаю тебя как девушку, – продолжил он своим бархатным голосом, как ни в чём не бывало. – И мне бы хотелось, чтобы ты чувствовала себя в безопасности, под защитой. А если бы я сейчас пригласил тебя домой, что бы ты подумала? Не решила бы ты, что я считаю тебя слишком легкомысленной? Не испугалась бы сесть ко мне в автомобиль, где я в любой момент могу заблокировать двери и изменить курс движения?.. Нет, вызывать у тебя подобные опасения было бы как минимум некорректно с моей стороны, а они обязательно появились бы, учитывая, что мы познакомились всего месяц назад. Ты ведь совсем меня не знаешь. Безусловно, на людях сейчас ты можешь чувствовать себя в большей сохранности, чем со мной наедине, и я так тоже буду спокоен, зная, что не причиняю тебе неудобств.

Он загнул довольно трудную для понимания речь, особенно если учитывать, что я пребывала в состоянии лёгкого опьянения влюблённостью вкупе с красным вином. Я так толком ничего и не уяснила, кроме того, что видеть меня у себя в гостях он не желает. Снова вспоминая сегодняшний разговор с Мишей, я заволновалась. «То есть, ты совсем-совсем не хочешь меня?» – такой вопрос вертелся на кончике моего языка, но количества выпитого алкоголя явно оказалось недостаточно, чтобы его озвучить. Наверное, моё лицо в тот момент выразило крайнюю степень смятения, и, уловив это, Дориан рассмеялся:

– Пожалуйста, не переживай. Ты очень привлекательна. Я дорожу тобой и не хочу, чтобы между нами были непонимания или подозрения. Если ты считаешь необходимым убедиться в том, что я живу один – приезжай. Думаю, я готов сделать тебе такое приглашение.

Он достал из бумажника свою визитку, на обороте размашистым почерком написал адрес и молча протянул её мне. В следующий момент, когда я потянулась, чтобы забрать карточку, он перехватил мою руку двумя своими, поднёс её к губам и поцеловал. Это получилось у него так резко и неожиданно, без какого-либо намёка или предупреждения, что я в который раз смутилась и залилась краской.

– Извини меня, пожалуйста, – выпалила я. – Я и правда слишком бегу вперёд. Наверное, действительно пока ещё рано…

– Я тебя не тороплю, – мурлыкал Дориан. – Моё предложение бессрочное. Ты можешь приехать в любое время, без звонка, как только почувствуешь, что скучаешь.

– Я всегда по тебе скучаю…

Вот так, не успев немного повздорить, мы помирились. Как мартовские кот и кошка, мы не сводили друг с друга очарованных глаз, а за окнами ресторана отстукивала мелодию весенняя капель.

Глава 2. Бесконечно идеальный мужчина

Незаметно и проворно, вместе с апрельскими ручейками, пробегали дни. Студенты-медики, и я в их числе, сдав последние экзамены, начали готовиться к ГОСам. Спокойно, не тратя лишних нервов и времени на диплом, я проходила практику, а вечерами мы гуляли с Дорианом по центру Москвы, держась за руки (он наконец-то позволил мне оказаться чуть ближе!), вдыхая запахи наступившей весны, которая сейчас была уже не холодной мартовской мечтой, а самой настоящей реальностью.

Вот и сейчас мы неторопливо шли под тусклыми фонарями в сквере у Пушкинской площади. Я, ничего не соображая, утопала в нём: в его запахе, тепле, голосе, а он тихо и размеренно пересказывал мне «Ночь нежна» Скотта Фицджеральда. Эту книгу я не читала, но с благодарностью его слушала (или хотя бы делала вид), стараясь следить за нитью рассказа.

Сюжет был вполне типичным для романа с таким названием: любовный треугольник, главная героиня – несовершеннолетняя девушка неземной красоты, девственница, конечно же, а главный герой – несчастный доктор, мой коллега-психиатр, чья супруга по иронии судьбы оказалась лишена рассудка и страдала истерическим делирием2.

– Я думаю, – произнёс наконец Дориан, демонстрируя мне обложку романа, – что ты могла бы найти эту книгу интересной. По крайней мере, мне было бы любопытно твоё мнение о ней. Поменявшись местом с героем книги, как бы ты поступила? Ты решилась бы на такой отважный шаг?

– Жениться на сумасшедшей? – его вопрос меня даже позабавил. – Сомневаюсь. Ничего страшного, если твои пациенты немного не в своём уме – так даже интереснее. Но, возвращаясь домой, доктору хорошо бы всё сумасшествие оставлять на работе, а отношения заводить со здравомыслящим человеком.

Дориан посмотрел на меня внимательно. Он ничего не ответил, но в его глазах читалось осуждение моей категоричности.

– Может быть, то, что я сейчас сказала, звучит немного несдержанно. Наверное, я просто очень устала от практики в дурке. К концу дня хочется только отдыха, осознанных разговоров, нежности – и больше ничего. Не могу представить, что дома вместо этого меня будет ждать жена-истеричка. Так и самому свихнуться недолго.

– Ты практикуешься в психиатрической больнице? – вздёрнул брови Дориан.

– Конечно, а где ещё мне практиковаться, я же будущий психиатр.

– И когда закончится этот ваш дурдом? – уточнил он с серьёзным видом.

– В июне. Но потом нам предстоит ещё год интернатуры.

– Да, ты права, это никуда не годится. А ты не думала над тем, чтобы работать психологом или психотерапевтом?

– Честно говоря, мне это было бы даже интереснее. Психиатры ведь в основном лечат таблетками, а в психотерапии разные методы, да и пациенты не такие запущенные. Но для этого нужно отучиться ещё год или полтора, причём уже платно, как и любое последующее образование…

– Анюта, подожди меня тут, пожалуйста, мне нужно срочно сделать пару звонков, я схожу к машине. А пока смотри, что у меня для тебя есть, – он положил на скамейку ту самую «Ночь нежна», которую в течение последних тридцати минут старательно пересказывал, затем вытащил из внутреннего кармана пиджака маленькую бордовую коробочку и поставил её сверху на книгу. – Я совершенно случайно узнал, что у тебя недавно был день рождения. Мне пока не знаком твой вкус, но, надеюсь, тебе понравится.

С этими словами он ушёл к парковке, оставив меня наедине с подарками. Будучи обескураженной той быстротой, с которой он удалился, я опустилась на лавочку и некоторое время оставалась неподвижной, а потом мои любопытные руки всё же потянулись исследовать презенты.

Красный бархат скрывал внутри себя изящные утончённые серьги из белого металла с четырьмя прозрачными, насыщенно алыми рубинами, чем-то похожими по оттенку на те розы, с которых началось наше знакомство. Вытащив из своих ушей скромные пуссеты из медицинского сплава, я убрала их в сумочку, а обновку – с благодарностью надела. Забота Дориана меня приятно удивила, и я на тот момент даже не задалась уместным вопросом – каким образом он узнал о дате моего рождения.

Ещё немного посидев в одиночестве, я решила открыть книгу. Причём, как настоящая двоечница, последние её страницы. Мне было интересно, чем закончится так фатально начинающаяся история про отчаянного психиатра. Очень быстро я убедилась в своих прогнозах, и чтение мне наскучило. Я успевала не только бегло просматривать текст, но ещё и глазеть по сторонам, украдкой из-за переплёта книги наблюдая за прохожими, а заодно задаваться риторическим вопросом, что такого интересного Дориан мог найти в этом занудном романе, единственное преимущество которого, пожалуй – красивое название. Эта тёплая весенняя ночь, окутывавшая меня тогда в сквере, действительно была очень нежной, лучшего слова не подобрать.

– Ну вот, я же говорила, – ликуя сообщила я ему, как только он вернулся. – Они расстались! Он на самом деле не помогал ей все эти годы, что они были вместе, а только фиксировал в состоянии больного человека. Психиатра, как и пациента, возвращаясь домой, тоже нужно оставлять в больнице. Эти отношения изначально были обречены.

– Ни слова больше, – Дориан вдруг опустился передо мной на колени и, отодвинув от лица прядь волос, поцеловал в губы. Как всегда это случилось неожиданно и не к месту, учитывая, что мы, как литературные критики, похоже, совершенно не сошлись во мнениях. Моё тело налилось сладким теплом, и я обмякла в его руках, крепко меня обнявших, вмиг забыв и о предмете спора, и о пациентах, и о фатальности в отношениях.

Спустя несколько секунд Дориан чуть отстранился, обхватил мою ладонь двумя своими и, глядя в глаза, заговорил:

– Я только что звонил ректору твоего университета, он дал нам добро. Завтра ты сможешь перейти в частный медицинский центр и работать там в качестве психиатра, эту практику тебе зачтут. Владелец клиники – мой хороший знакомый, он без проблем тебя устроит, ты пройдёшь у них интернатуру, одновременно с этим поступишь на программу переподготовки, а через год, когда переквалифицируешься, сможешь перевестись на должность врача-психотерапевта. В медцентре тебя обещали сильно не нагружать, рабочий день будет заканчиваться в пять и ни минутой позже. Если понравится – останешься там, если нет – что-нибудь ещё придумаем. Ты согласна?

Вот такое необычное предложение в один из апрельских вечеров, стоя на коленях, сделал мне мой любимый мужчина – разве я могла отказаться? С тех пор я так и работаю в этой клинике, и в ней же, сидя в своём уютном кабинете, я пишу эти строчки, согревающие меня воспоминаниями о наших первых встречах, таких светлых и наполненных всеобъемлющей беспечной радостью.

Миша покрутил визитку в руках и процитировал вслух надпись:

– Дориан Белл, «Роял Ричмонд банк». Хм, а почему тут должность не указана?

– Не знаю, я даже не обратила внимания…

– Вообще, конечно, он очень странный тип, – в который раз повторил коллега. – По его поступкам складывается стойкое впечатление, что он постоянно извиняется перед тобой или заглаживает вину. Так как о поводах для извинений мы ничего не знаем – он ничего дурного о себе не рассказывал – можно сделать вывод, что он слишком скрытен и неискренен с тобой. Он пытается создать идеализированный облик себя, непрерывно творя добро и маскируя тем самым свои негативные качества. Это ни к чему хорошему в будущем не приведёт. Что будет, когда эту его плотину идеальности прорвёт?.. Вообще я тебе удивляюсь. Больше двух месяцев встречаться с человеком и ничего толком о нём не узнать!..

Я заварила чай, поставила на стол кружки и принялась резать торт. Иногда в выходной можно себя побаловать вкусняшками и побренчать со старым товарищем о новостях – именно этим мы, по обоюдному желанию, и решили сегодня заняться. Теперь, когда лекции в университете закончились, мы стали видеться гораздо реже, но тяга к общению не пропала ни у меня, ни у него.

«Интересно, – думала я, насыпая сахар в Мишину кружку, – неужели и правда дружба между мужчиной и женщиной существует?.. Или всё же он что-то чувствует ко мне из того, что находится за пределами дружбы? Зачем он постоянно говорит со мной о Дориане и осыпает меня этими абсурдными предупреждениями? Чего он хочет добиться? Рассорить нас? Или правда переживает за меня? Или всего-навсего перезанимался и теперь в любом поступке видит патологию?..» Ни на один из этих вопросов у меня пока не было ответа, поэтому я просто поддерживала разговор, уводя его дальше, не споря, но и не соглашаясь.

– Ну, может он просто заботится обо мне? Такого быть не может?.. Ты не злишься, что остался один работать в дурке?

– Нет, конечно, хотя там и грустно без тебя. Забота – она может быть адекватной, а может быть гипертрофированной. У него, как мне кажется, второй вариант. Уверяю тебя, тут присутствует какое-то нарушение психической деятельности, – он в задумчивости провёл рукой по голове, приглаживая прядки взъерошенных пшеничных волос, – правда я пока ещё не разобрался, какое именно. Слишком мало информации и слишком мало времени прошло.

– А как у тебя на личном фронте?

– Всю фронтовую линию занял диплом, зубрёжка билетов, истории болезни… А личка – она сидит в тылу и не высовывается. Может это и хорошо.

– Ничего хорошего! Кисло как-то.

– Да ладно тебе, каждый находит в жизни какую-то свою прелесть. Я вот тортик ем, и мне сладко, – улыбнулся Миша, отправляя очередную ложку в рот.

– А как же фигура? Нет, тортиками постоянно спасаться нельзя, надо нам как-то тебя растрясти. Дай подумать…

– Знаешь, – перебил он меня. – Вообще мне очень нравится твоё желание уйти в психотерапию. Работая в больнице, я сейчас понимаю, что большинство моих пациентов на самом деле являются психически здоровыми людьми, которым нужны не инъекции и таблетки, а всего лишь беседа и разъяснение причин проблем. Я считаю, что системе здравоохранения необходимо на должном уровне интегрировать психотерапию в психиатрию, чего на данный момент, к сожалению, мы не наблюдаем. Между первым и вторым – огромная, ничем не заполненная пропасть. Я сейчас как раз заполняю этот пробел, изучаю труды Фрейда и Юнга и применяю их подход к решению вопросов в рамках моей дипломной работы, посвящённой…

– Мишка, ты опять меняешь тему. Я тебе тут о любви, а ты про систему здравоохранения!

– О любви? Хорошо, можно и о любви. Ты никогда не задумывалась, зачем или почему индивид входит в личные отношения? Человек в здравом рассудке не будет занимать себя поисками партнёра, и тем более не влюбится. Он самодостаточен сам по себе, в одиночку, а по-медицински – здоров.

– А как же рождение детей? Чем не цель для поиска партнёра?

– Не путай биологическую функцию с психической! Никто же не выходит на улицу в поиске самца-осеменителя, как это происходит в животном мире. Отнюдь, если мы ищем партнёра – мы ищем любви или, у менее развитых особей, совместного удовлетворения телесных потребностей. Оплодотворение – это всего лишь побочный эффект, к которому может привести поиск. Но ты меня перебила на самом важном. Предположим, человек заболел – влюбился, как же нам его лечить? Тут важно вовремя провести диагностику и понять, что именно его привело к этому состоянию. Может иметь место несколько вариантов расстройств, каждое из которых – вполне реально излечимо. Первое – гормональное расстройство, чрезмерная выработка окситоцина, не связанная непосредственно с процессом зачатия, рождения или вскармливания ребёнка, этакая гормональная буря, незапланированный всплеск. Это проходит само со временем, специальная терапия не требуется, лечение симптоматическое. Второе – психологическая несостоятельность: поиск поддержки, неуверенность в себе, страх одиночества. Сюда же добавим финансовую зависимость и другие возможные материальные выгоды – всё это тоже чистая психология, лечится простыми упражнениями и приёмами. Изменив модель мышления, человек сможет всего желаемого добиваться сам, и необходимость в партнёре пропадёт. Третье – уже ближе к области психоанализа: это детские травмы, импринты3, социальные шаблоны и другие скрытые контролирующие механизмы – всё то, о наличии чего обычный человек не догадывается, но что неизбежно влияет на результат его жизненного выбора. Здесь терапия, наверное, самая трудная. Вернее даже не трудное, а скорее долгое. Пока мы не найдём корни причины, мы не вылечим это расстройство до конца, в лучшем случае оно только заглушится на время, до следующей встречи со спусковыми факторами. Вот тебе пример. Поступила к нам на днях девушка – я общался с ней более часа, чтобы дойти до реальной сути проблемы. Она плакала, жаловалась, что в личной жизни не везёт, и от этого ей плохо. Дважды замужем была, всё рушилось, мужчины не оправдывали её надежд, а она – их. В итоге загремела после попытки суицида с анорексией и депрессивным расстройством, но это не суть. Стали с ней копаться. Оказывается, в её детстве не было отца, он её почти не воспитывал, виделись раз в год на праздник, и она очень скучала по нему всё время. Девочка выросла, а как же ей компенсировать недостаток отцовской ласки и заботы? Вот и искала себе папочку в лицах парней и мужей, и, конечно же, не находила, потому что у партнёра совсем другая роль, вовсе не отцовская. Ругань, разочарование, «ты меня не любишь», разводы… А когда я ей показал эту связь, и она её осознала, я задал вопрос: если убрать поиски отцовской любви, зачем же тогда ей нужен мужчина рядом? Она не ответила, не могла ответить. Зато я легко отвечу за неё: незачем, у неё и так всё хорошо, всё есть, а отцовскую любовь, как к маленькой девочке, она уже никак не обретёт, это время ушло…

Он сделал паузу для глубокого вдоха, так как говорил очень быстро, практически на одном дыхании, и я наконец-то смогла его перебить:

– Мишка, а что если нам в отпуск махнуть, как только экзамены сдадим? Отдохнём, развеемся, забудем всю эту нервотрёпку с пациентами, а?..

– Хорошая идея, а куда?

– Куда-нибудь, где потеплее. Может, в Турцию или Египет?

– Предложение заманчивое. Запасы витамина D3 тоже надо пополнять. Только у нас с тобой вместе ничего не выйдет.

– В смысле? Почему?

– А тебя твой мужчина приревнует и не отпустит.

– Надо у него спросить. В крайнем случае, может, все втроём полетим?

– Можно и так.

– Супер! Я тогда прямо сейчас ему позвоню!

Честно говоря, мне было немного жаль Мишу. Если до этого монолога я сомневалась в причинах его странного предостерегающего поведения, то теперь я понимала точно: Архангельский перезанимался. Фрейд и Юнг прочно обосновались в его мозгу, и этих товарищей немедленно нужно было оттуда выкуривать, пока он под их руководством не принялся лечить меня и Дориана от страшной, сугубо человеческой болезни.

– Дориан, привет! Не отвлекаю?

– Привет, Анечка. Для тебя у меня всегда есть время. Как ты, всё хорошо?

– Да, всё отлично! Знаешь, мы тут встретились с коллегой-одногруппником, Мишей. Сидим, обсуждаем всякое – учёбу, экзамены, пациентов в больнице… и вдруг обоюдно пришли к мнению, что мы слишком перенапряглись, устали. Давайте втроём слетаем в отпуск в июне? У тебя получится выбраться?

– Отличная идея! Получится, конечно. А куда вы хотели бы?

– Ещё пока не знаем, надо посмотреть, какие есть путёвки. Значит, ты согласен?

– Разумеется. Передай Мише, что эту поездку я полностью оплачу, окей?

– Ой, он, наверное, не согласится. Это может его обидеть.

– Так просто будет удобнее, если решили лететь все вместе. Не повезём же мы тебя к туркам или арабам, правда?

– А, ну да… я поговорю с ним.

– Хорошо. А вечером встретимся и всё обсудим.

– Спасибо, милый.

– Целую!

Миша украдкой косился на меня, слушая наш разговор. Когда я отложила телефон, он переспросил спокойно с долей иронии:

– Значит, Турцию с Египтом забраковали? Без проблем. Если так диктует его маниакальная потребность в самоутверждении, пусть лучше он всё оплатит и успокоится, чем будет трепать себе и нам нервы на протяжении поездки. Я не против. Я ведь тоже хочу, чтобы у дамы, которую мы везём на море, были отличные условия и добродушный молодой человек. Но вот билет на самолёт я себе куплю сам, и это не обсуждается. Эконом, чартерный, – подмигнув мне, он запустил в рот последнюю порцию торта.

Вечером мы ужинали в очередном шикарном ресторане в центре города. Дориан принёс с собой макбук и, сев рядом, пролистывал передо мной варианты курортов и номеров, которые он успел подыскать. У меня разбегались глаза от такого разнообразия красок и цветов, и я терялась, будучи не в силах определиться. Он же чувствовал себя вполне комфортно: потягивая капучино, он неторопливо рассказывал мне интересные географические факты о каждой стране, особенности климата, пляжей, культуры и достопримечательностей. Он говорил так легко и непринуждённо, создавалось впечатление, что он уже побывал там везде, а может и не единожды.

– Здесь всего двадцать вариантов, – наконец проговорил он, открыв последнюю вкладку. – Может, тебе захочется посмотреть что-то ещё, тогда завтра я снова подумаю над этим.

– Честно говоря, я растерялась, – ответила я смущённо. – Тут очень красиво, похоже на сказку. По фото мне везде нравится, но так как вживую я раньше нигде не была, сложно выбрать. Ты, наверное, много путешествовал. Можно мне довериться твоему вкусу?

– Без проблем.

– Единственное, Дориан, далеко лететь я пока боюсь, я же ни разу не летала на самолёте…

– Тебе это понравится, вот увидишь. Как ты относишься к Испании? Перелёт занимает четыре с небольшим часа. В июне, правда, там относительно прохладно, лучше планировать поездку ближе к концу месяца, чтобы вода получше прогрелась. Но даже если будет холодно купаться – там есть, чем заняться и что посмотреть. Восхитительная архитектура: готика, ренессанс, барокко. Храмы, соборы, музеи, множество экскурсий… Я знаком с владельцем одного прекрасного отеля, если я еду в Барселону, я обычно бронирую у него пентхаус: 480 квадратных метров, две террасы с видом на море, три спальни, гостиная, рабочий кабинет, столовая, бильярдный зал, ванная с джакузи, прачечная, кухня… хотя она, как раз, тебе не понадобится. Давай я покажу тебе фото. Я совсем про него забыл.

Он замолчал и отвлёкся, вбивая в браузер адрес сайта, а я втихаря наблюдала за ним, смотря снизу вверх. Интересно, чем я заслужила у богов такой подарок в виде бесконечно идеального мужчины? Сколько я ни изучала черты его лица, лаская глазами брови, ресницы, скулы, уголки губ, я не могла почувствовать хоть какого-нибудь подвоха, изъяна, слабого места. Его безупречность висела в воздухе плотной, почти физически ощутимой субстанцией, которая одновременно и манила как магнит, и отталкивала, пугала – если «зайти» не с того конца. В нём ощущалась невыраженная сила, которая могла как защитить (и тогда ты – в безопасности, в радости, блаженстве до конца своих дней), так и уничтожить – спрессовать в одно мгновение, сломив каждого, с чьим сопротивлением столкнётся. Он никогда не давил на меня, напротив, как истинный джентльмен, был мягок и любезен, демонстрируя тотальное спокойствие и отсутствие у него какой-либо разрушительной мужской энергии. Но в то же самое время я чётко чувствовала разграниченную зону дозволенного, переступать которую я не могла и не должна была – иначе я попаду под невербальный прессинг с его стороны, и меня расплющит как мелкую мошку. Возражать, идти наперекор или соперничать хоть в чём-то с этим человеком было невозможно, неосуществимо, запрещалось немыми правилами безопасности. Единственным верным решением было войти в эту давящую зону личного пространства и подстроиться под неё, позволить ей изменить тебя, двигаться не против мощного течения, а вместе с ним – только в этом случае представлялось возможным остаться в живых.

– Анют, ты тут? Ты меня слушаешь?

– А?.. да, конечно. Просто немного задумалась. Я, конечно же, согласна на Испанию. Спасибо тебе огромное за твою заботу, всё это так похоже на сон…

– Хорошо, значит, скоро мы будем смотреть сны наяву, а не просто по интернету. Чуть позже я позвоню и забронирую номер, надеюсь, что он свободен на эти даты. Скажи ещё вот что – как у тебя обстоят дела с документами? Загранник, шенген?

– Ой, плохо, – спохватилась я. – Вернее не то чтобы плохо, а скорее никак. Но ничего, до июня полно времени, надеюсь, я успею всё оформить. Завтра схожу в паспортный стол.

– А что если я сам этим займусь завтра, ты мне доверишься? Нужны будут твои паспортные данные, а лучше сам паспорт на день. Вечером паспорта с визой будут уже у тебя на руках – как тебе такой вариант?

– Ого, так быстро! Дориан, ты такой молодец, столько делаешь для меня. Тебе не в тягость это? У тебя наверное и так много работы?

– Ничуть. Мне очень приятно заботиться о тебе и помогать. На работе я чаще пассивен, больше наблюдаю за процессами, и только изредка вмешиваюсь и вношу коррективы. По сути, там всё работает и без меня, я же существую только на случай неожиданных форс-мажоров или глобальных катастроф.

– Ты ведь руководитель?

– Не совсем. Я владелец и учредитель российского отделения одной большой британской компании. Руководить мне, конечно, тоже можно – ради развлечения, когда всё остальное наскучит, – он улыбнулся с наигранной наивностью, захлопнул ноутбук, притянул меня поближе к себе и чмокнул в макушку.

Глава 3. Я готов поставить диагноз

Не успела я оглянуться, как в окна моей квартиры на втором этаже постучалась ветками черёмухи середина мая. Последний рывок был практически сделан, финишная прямая – почти пересечена. Мы быстро и незаметно для самих себя сдали государственные экзамены, и это оказалось легче, чем я думала. Миша получил по всем предметам (ну разумеется!) пятёрки, а я – честно вымученные четвёрки, и на этом нервотрёпка завершилась. Всё ближе и ближе был долгожданный отпуск и Испания со своими пляжами. Оставалось взять финальный аккорд – защититься.

Утро среды, 9:50. Я сидела в залитом солнцем актовом зале в ожидании преподавателей и нервно дёргала ногой. На мне была крайне непривычная одежда: узкая строгая юбка, белая блузка, лёгкий пиджак, да ещё и халат поверх. Халат, впрочем, по сравнению со всем остальным был вполне привычен. Соседнее кресло я заняла для Миши, но, пока его не было, там лежала папка с дипломом, а сверху – упаковка успокоительного, которое я накануне сама себе выписала на работе.

– Всем привет! Чуть не опоздал по этим пробкам, – Архангельский на космической скорости влетел в зал и, поравнявшись со мной, с юмором воскликнул. – Ооо, допингом, значит, балуемся! Так не пойдёт, диплом держи, а допинг я у тебя конфискую.

С лёгкой улыбкой он отобрал у меня таблетки и положил в карман своего халата:

– Ты давай не дрейфи, а лучше послушай, что я тебе сейчас расскажу, – после этой фразы он перешёл на драматический шёпот, приблизившись губами к моему уху. – Представь, выхожу я сейчас на парковке и что-то замешкался, проверяю, всё ли взял с собой… а тут вдруг справа рядом начинает задом парковаться серебристая ауди и сходу чуть было не чиркает меня по бочине. Тормозит в сантиметре от моего правого бока, потом снова подаёт вперёд и пытается заехать под другим углом. Я останавливаюсь, думаю, дай посмотрю, чем дело кончится, любопытно же. Про диплом уже забыл, наблюдаю. В итоге минут через пять ей всё же удаётся выбрать нужное положение, и она заезжает…

– А кто это был, студентка какая-то? – тоже шёпотом спросила я.

– Если бы. В этом самое интересное! Дверь ауди открывается – кстати, опять чуть было не задев мой правый бок – и как ты думаешь, кого я там вижу?

– Не томи уже!

– Твою любимую Лаврову собственной персоной! Ты помнишь, чтобы она до этого когда-нибудь каталась на машине? Да ещё и на ауди к тому же.

– Нет, не было у неё машины. Она всегда пешком до метро ходила. Ты думаешь, что это…

– По крайней мере, так вся картинка складывается воедино.

– Может быть, ей какой-то части от суммы не хватало, а Дориан добавил?

– Может, конечно, и так, мы этого уже не узнаем наверняка. Но главное, что она выглядит весьма довольной своей покупкой. А перед защитами это самое важное – создать преподу позитивный психологический настрой. В общем, за исход твоего выступления я спокоен. Тут и без таблеток всё будет на мази. О, вот и она идёт. Всё, молчу. Ни пуха, ни пера!

– К чёрту, Мишка!..

Через четыре с половиной часа, защитившись и выслушав защиты других одногруппников, мы сидели в столовой и отмечали полученные «отлично» чёрным чаем с плюшками. Дипломная работа Миши, а в частности её практическая часть, произвела настоящий фурор, впечатлив всех преподавателей и даже некоторых студентов (тех, кто к концу шестого курса начали что-то понимать в психиатрии). Около получаса ему не давали уйти с трибуны, задавали дополнительные вопросы и выслушивали подробные объяснения, но в итоге всё же сжалились и, напомнив, что у него великое будущее в медицине, отпустили. Ко мне же никто особенно не прислушивался: то ли к тому моменту преподаватели уже устали, то ли сами, как и я, ничего не поняли в теме и содержании работы. Получив контрольные два вопроса, я сморозила в ответ какую-то размытую чушь и поскакала обратно на своё место. Всё было позади, наконец-то я стала свободным человеком.

– Ну что, отличница, как ощущения? Держи свои колёса, – Миша со смешком выложил нетронутые таблетки на стол.

– Пока ещё не понимаю. Не верю, наверное, своему счастью. Неужели всё закончилось…

– На самом деле, наши приключения только начинаются. Все эти шесть лет были лишь подготовкой, репетициями, а настоящие трудности нас ждут за пределами стен универа, в реальной жизни. Никто не знает, каким местом эта самая реальная жизнь повернётся к нам завтра, поэтому всегда нужно быть готовым к тому, чтобы мобилизировать все свои знания и силы и успешно пройти её испытания.

– А мне почему-то не кажется, что хоть что-нибудь из изученного здесь мне где-то ещё пригодится. С пациентами – да, но не в реальной жизни.

– Кто знает. Всё же психология и психиатрия – это мощный рычаг управления как одним конкретным человеком, так и всем миром в целом.

– Ну ты и разогнался, мир хочешь завоевать? – я рассмеялась. – Всё это чушь, Миша. Скука и бесполезность. Давай обсудим это через пару лет, тогда и посмотрим, пригодились ли нам наши корочки. Может, к тому моменту мы даже и работать в психиатрии не будем…

– Хорошая идея. По рукам! Кстати, а ты Дориану сообщила уже?