Личное сообщение Астрина Ирина

Однажды я резал плитку для кухни, и жена сказала, что я почти Малевич.

Наконец закончились и каникулы, и его, как он выразился, «бесконечный больничный марафон». При встрече он посмотрел на меня долгим взглядом, словно пытался что-то прочитать на моём лице, которому я постаралась придать как можно более деловое выражение. Наше общение продолжилось в том же ключе, что и раньше.

Через некоторое время мы с Олегом решили отправиться в Петербург, где в тот момент гастролировал Гамбургский балет, который я очень любила.

– Я собираюсь в небольшой отпуск. Если желаете, возьмите замену.

Последнее было сказано для проформы, так как обычно ученики не хотят замен то ли из вежливости, то ли радуясь, что можно наконец-то отдохнуть от французского. Однако мой герой поспешил с ответом:

– Да, я хочу продолжить занятия и обязательно попрошу прислать другого преподавателя.

– Ах, вот как! Что ж, ладно, если ты думаешь, что, распрощавшись с тобой, я слезами оболью всю подушку, ты ошибся!

У меня были веские причины полагать, что игра в кошки-мышки ему изрядно наскучила, и он решил положить этому конец. Может быть, психолог в Интернете подсказал?

Петербург вылепился как всегда из болезненного тумана, морока и болотных испарений. По мере того, как поезд приближался к городу, зыбкие поначалу дома, каналы, фонари становились всё чётче и наконец приобрели достаточную прочность, позволяющую не опасаться, что они растворятся во влажном воздухе вместе со своими обитателями.

Нормальные люди стремятся посетить город на Неве весной или летом. Мне же по душе промозглая осень с дождём. Тогда вся знаменитая тоска, достоевщина и тяжёлый рембрандтовский колорит проявляются во всей красе.

Почти всю дорогу за окном тянулась траурная лента погибших в огне лесов. Меж обугленных стволов гуляла инфернальная дымка. Вилисы могли бы оживить пейзаж, если бы, выбравшись из-под закопчённых надгробий, решились сплясать на пепелище. Вместе с запахом гари в оконные щели вползала атмосфера декаданса.

Гамбургский балет обошёлся без «Жизели». Мы были зрителями трёх спектаклей. В первых двух переживалась прекрасная и трагическая судьба Вацлава Нижинского среди роскошных садов Армиды. Сны, воспоминания, терзания гениального, но безумного танцовщика переплетались, наполняя балеты реальными и иллюзорными образами под музыку Черепнина и Баха.

Во время антракта балетоманы болтали в прохладной голубизне Мариинки. Туристы ретиво щёлкались на фоне императорской короны, а на соседнем ряду дедушка в лицах разыгрывал перед внучкой, как Петипа отказался дать молодой Кшесинской роль Эсмеральды.

– Ты любить? Ты страдать? – дед артистически подражал мэтру, считавшему, что лишь та, которая испытала безнадёжную любовь, способна воплотить образ трагической цыганки.

Со мной затеяла разговор соседка – настоящая петербургская интеллигентка лет восьмидесяти.

– Я приехала из Москвы специально, – поделилась я.

– Конечно, из Москвы, дорогая, вижу, что из Москвы, – с жалостью и заметным презрением ответствовала старушенция.

Удар был снайперским. С тех пор во время нахождения в Петербурге я мучаюсь от ощущения клейма на лбу. Ужасное слово МОСКВА въелось туда несмываемыми буквами. Мне всё-таки удалось немного отвлечь внимание от позорного факта, объяснив собеседнице, что слово Sacre в программке (старушка вертела её по-всякому, но ни сбоку, ни вверх ногами оно не становилось яснее) – это французское название балета Стравинского «Весна священная». Sacre чем-то похож на «капричос» Гойи. Тела танцовщиков корячились немыслимым образом. Сбиваясь, рассыпаясь, вибрируя, они превращались то в толпы калек, то в чудовищ или мутантов, в живую гильотину, натуралистично отделяющую голову от плеч. В финале Апокалипсиса возникала одинокая фигура, мечущееся в отчаянии и боли человеческое существо, бьющаяся в конвульсиях и судорогах женщина, под конец исчезающая в чёрной пустоте.

Спектакли прошли прекрасно, и я лежала в купе слегка одуревшая от впечатлений. Петербург и петербуржцы вновь расползались, оборачиваясь клочками тумана. Значок смски загорелся на экране. «Вы придёте завтра? Мы будем заниматься?» Стало быть, красавчик меня не бросил. Что ж, продолжим!

– Bonjour18, – как обычно поприветствовала я Сонного, вошедшего в комнату без Шустрого. Последний свалился с гриппом. Сонный выглядел ещё страннее, чем всегда. Глаза диковато смотрели в одну точку.

– Что новенького? – задала я традиционный вопрос, которым часто начинаю урок.

– А?

– Какие у вас новости?

– А?

– Вы ещё не проснулись? Как провели время, пока я была в отпуске?

– А-а-а… – что-то разумное наконец блеснуло в зрачках. – Я ходил покупать костюм.

– Костюм? Для чего? – я настойчиво старалась заставить его вести со мной диалог на французском.

– Я на свадьбу быть должным идти.

– Не «быть должным», а «должен». Свадьба ваших родственников или друзей?

– Свадьба… э-э-э… нет… она мой собственная.

– Не «мой», а «моя», – я не собиралась бросать обучение ради этого события. – Вот как! Отлично, поздравляю!

В ходе вымученной беседы мне удалось выяснить, что праздник пройдёт в ресторане, будет много гостей и что Сонный женится на однокласснице. Немного удивительно, ведь обычно такое случается сразу после окончания школы. А Сонному было уже двадцать семь. Зачем-то Судьба ждала десять лет, чтобы свести их вместе. Далее мы перешли к прослушиванию записи о проблемах съёма жилья во Франции. Однако погружённый в перипетии предстоящего события студент не понимал и не воспринимал ничего, относящегося к французскому языку. Бракосочетание и его последствия начали меня пугать.

Когда я явилась в офис на бульваре, то застала всех сотрудников толпящимися во дворике перед зданием. Они с волнением смотрели на запертую дверь. Они жаждали, чтобы она поскорее открылась. Стоял пронизывающий холод. Я поискала глазами античного молодца. Хотелось взглянуть, во что он одет. Я была уверена: во что-то феноменально модное. Но я узрела лишь Пончика в дублёнке и шапочке «пирожок». Он озабоченно переминался с ноги на ногу, напоминая «надо меньше пить» из «Иронии судьбы».

– Что такое… что у вас тут случилось? – поинтересовалась я.

– Вот вы представьте себе, вчера ушёл я с работы в девять, сегодня встал в шесть, не знаю, как добрался, гололёдище-то какой, – завёл свою обычную канитель Пончик, – прихожу как всегда в кабинет, а перед этим ещё успел с генеральным обсудить архиважные вопросы, компьютер включил, графиками обложился, приготовился к трудовому дню, работы, знаете ли, вагон и маленькая тележка, а тут вдруг… бегут, кричат: возгорание, дым откуда-то просочился, лифты и свет повыключали, согнали нас сюда, теперь мы здесь инеем покрываемся, – закончил он наконец.

– А где… ваш подчинённый?

– А-а-а… не знаю… ну, полагаю, где-то тут раз всем велели срочно выходить на улицу, – Пончик потёр рукавом замёрзший нос.

Мы топтались перед зданием ещё минут десять, после чего коротко стриженный секьюрити «косая сажень в плечах» разрешил нам наконец попасть внутрь.

Я немедленно проследовала в отведённую для занятий комнату. Красавец появился спустя недолгое время. По цвету его лица было заметно, что на мороз он не выходил.

– Вы что не спустились во двор вместе со всеми, когда объявили пожарную тревогу?!!!!

– Нет, я остался в одиночестве на своём месте, – с мрачной полуулыбкой ответил он.

– Но почему??? Вам жить надоело?? Ведь сказали, что шёл дым!!!

– Мой поступок со всей очевидностью показывает, что жизнь – не очень ценная вещь для меня. Я подумал, может, всё наконец закончится.

– Ох, ну ничего себе философия у парня, выглядящего как картинка из модного журнала!

Я заметила, что, несмотря на суицидальную заявку, он рад меня видеть. Поделилась впечатлениями от своей культпоездки.

– Женщины гораздо больше мужчин склонны интересоваться культурой, – констатировал он печальный факт, в котором легко можно убедиться, если посетить театр, музей или концертный зал.

Мы принялись за французский. Когда настал черёд проверки письменного упражнения, у меня в который раз не оказалось красной ручки. Он скривился, посмотрев на мои надписи поверх его каракулей. Признаюсь, поправки были трудноразличимы.

– Мне следует подарить вам на день рождения красную ручку, – он многозначительно уставился на меня. Я видела: он ждёт, что я сообщу ему дату, но я снова промолчала.

В тот день я поняла, отчего самым разрушительным ураганам дают красивые женские имена. Буря, которую звали Алиса, налетела внезапно. Никаких прогнозов Гидрометцентра относительно неё не поступало. Я только что начала урок в группе Пончика, как вдруг в дверном проёме возникла она. Молодая женщина нехрупкого телосложения, с прекрасным (с помощью дорогой французской косметики) цветом лица, с пшеничным (без помощи дорогой французской краски) оттенком подстриженных каре волос. Белая рубашка и прямая тёмная юбка довершали образ картинной банковской служащей. Я видела её впервые.

Победно оглядев всех нас, то есть меня, Пончика и двух других участников группы – Маргариту и Дмитрия, Алиса уселась рядом со мной. Никто не предупредил об её вторжении. Что ж, ничего странного. В Центре случалось и не такое. Бывало, наши менеджеры сообщали о прекращении занятий спустя полгода после того, как студенты увольнялись из своих компаний.

Её появление понравилось мне примерно также, как Наде из «Иронии судьбы» визит Жени Лукашина. Огорчительно, но я не могла полить Алису из чайника и выставить из комнаты. Ксавье и Антуан не пришли бы в восторг от такого поступка. И потом… я не имела ничего против самой Алисы, ведь я видела её впервые в жизни. Моё недовольство было вызвано непомерным разрастанием группы. Трое учеников – это толпа для страдающего социофобией преподавателя. Четыре – это как у Блока «их тьмы и тьмы и тьмы».

Алиса выглядела торжествующе. Сходу догадаться о причинах ликования я не могла, но впоследствии, пообщавшись поближе, поняла что женщина круглосуточно пребывает в своей собственной Стране Чудес, где все жители и сама она неустанно восторгаются алисиным совершенством.

Я продолжила урок, стараясь вовлечь в процесс и новоприбывшую. Её уровень оказался очень неплохим, и она почти сразу проинформировала всех о волшебном предмете, помогающем в освоении не самого лёгкого в мире языка.

– Лучший преподаватель – французский любовник, – ни капли не стесняясь сообщила Алиса. – Лично я прибегаю к этому средству и всем советую.

Пончик, Дмитрий и Маргарита неловко переглянулись.

– Ты это к чему? – иронически спросила Маргарита. – Здесь все люди семейные.

Для разрядки обстановки я сообщила, что данный вид педагога обозначается во французском языке специальным термином – «un prof d’oreiller»19. Затем попросила Алису рассказать, для каких целей она собирается посещать уроки, общается ли она по-французски с коллегами, использует ли язык в деловых поездках, ну и прочее в таком роде.

– Я читала одну книгу… – загадочно начала Алиса.

– Одну? – гаденько хохотнул Дмитрий.

Насмешка на Алису не подействовала. Лишь уничтожающий взгляд полетел в сторону молодого человека.

– ОД-НУ!!

Вопль коктебельских писателей раздался в моём воображении и, терзая богемные кудри, они бросились в море с отрогов Карадага. Алиса же, помурлыкав, взяла с ночного столика «Финансовый справочник», и ласковые волны биржевых колебаний понесли её в мир кредитов, дилеров и счетов. Но так как Страна Чудес полна сюрпризов, то спустя мгновение Алиса эмоционально выпалила:

– «Война и мир» называется! – и она очертила взглядом полукруг, проверяя достаточно ли мы впечатлились.

– Да, это единственная книга, которую я прочла. Книга, которая перевернула мне всю жизнь. Франция – моя любовь навечно, я выйду только за француза и обязательно буду жить в этой стране. Это мой гранд проект.

Произвести впечатление Алисе удалось. Влюбиться во Францию, читая русский патриотический роман, дано не каждому. Не говоря уж о том, что юные поклонницы эпопеи всегда сохнут по князю Болконскому, а Алиса была покорена мелким корсиканским чудовищем. К слову, многие французы стесняются родства с великим императором: «Ах, что вы, Нап, но он вовсе не наш, он же просто дикарь с Корсики!»

Традиционно считается, что много читающие люди – редкостно интересные личности, что только они и достойны общения, привечания и восхищения. Но вот передо мной сидела женщина, за тридцать лет осилившая один, пусть и великий, роман, и она казалась мне чрезвычайно любопытной.

Алиса ходила на уроки исправно и, несмотря на то, что группа приобрела неприятные для меня размеры, я была рада иметь такую ученицу.

С некоторых пор я заметила, что Сонный, обзаведшийся кольцом на безымянном пальце, переменился. Его отсутствующий, мало что выражающий взгляд обрёл осмысленность, глаза засветились. Весь он как-то посветлел и преобразился. Было бы кощунством продолжать сравнивать его с амёбой или земноводным в состоянии анабиоза. Благополучно завершившаяся свадьбой любовная история превратила его в живого, активного юношу, который уже не переспрашивал по два-три раза каждое предложение, издавая один и тот же звук «а?» Между состоянием влюблённости, когда человек не знает, чем ответит возлюбленный, и дебилизмом несомненно много общего.

Романтические приключения внезапно нарисовались и у Шустрого. Большой любитель ресторанов и клубов, он познакомился в одном из них с какой-то особой. Несмотря на это, казалось бы, приятное событие, на последнем уроке он выглядел нервно и даже слегка пришибленно, словно кто-то подначивал его на нехороший поступок.

– И она говорит: из тебя надо сделать культурного человека, – пожаловался Шустрый, – а я ей: разве я некультурный мужчина? А она: в Большой театр тебя надо свести, вот куда!

Натурально «свести» должен был именно Шустрый, и от этой мысли лицо его становилось кисло-скорбным.

– На сайт зашёл, цену глянул, лошади на голове зашевелились!20 Пять тысяч за место! Десять тысяч то есть, на двоих! Ну, придём, а там? Балеруны в колготках дёргаются, вертятся, мужик палкой машет и вся недолга! – взгляд Шустрого затравленно метался, ища поддержки. – Эх, с этими деньгами бы в ресторан закатиться, а там и есть, и пить, и петь, и плясать! Нет, ну непропорционально же! – ныл не желающий приобщаться к высокому искусству специалист по информационным технологиям.

– Ну и-и-и? Билеты купил али как? – наслаждаясь бедой товарища, спросил Бывший Сонный, превратившийся в Проснувшегося.

Из глубины шустровой души вырвался тоскливый звук ы-ы-ы, и он простонал:

– А куды-ы-ы-ы денешься?

Я тоже решила поучаствовать в беседе и спросила:

– Что пойдёте смотреть?

– Эта… как её… ну, короче, «Дама с бижутерией», так что ли… И чего-то про цыганщину.

Стало ясно, что Шустрый слаб как во флоре, так и в ювелирном деле. Камеи, камелии – ему всё было едино, поэтому, сочтя цветы мелочью, он снабдил героиню Дюма-сына гарнитуром резных украшений.

А куда же прицепить цыганщину? Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что под цветастым словечком выступала «Хованщина» Мусоргского.

Я собралась было рассказать студентам о хореографе и сюжете «Дамы с камелиями», но Шустрый замахал руками, как Киса Воробьянинов в исполнении Папанова в момент, когда неудачливый охотник за бриллиантами пытался изобразить разбрасывание облигаций выигрышного займа.

– Нет, нет, прошу вас… нет! Лучше ответьте, удобно ли подарить женщине духи «Для рыбы»?21

Моя попытка выступить не только как преподаватель иностранного языка, но и педагог по искусствоведению, потерпела фиаско.

Во все эти события незаметно вкралась весна. Дамы на соблазнительных шпильках бороздили улицы. Вместе с последним грязным снегом растаял и страх поломать ноги или рухнуть сражёнными прелестной сосулькой, совершившей полёт с крыши прямиком к вашему темени. Каждый год я задаюсь вопросом, почему в зимнее время горожане вынуждены двигаться по улицам, гадая, доберутся ли они до места назначения или же бескорыстные эскулапы драматически увезут их в травмпункт.

Не спорю, возле моего дома лёд скалывают, и при выходе из подъезда вы не обнаружите себя тотчас на асфальте, да и дальше к метро проследуете безболезненно. Однако когда до дверей подземки, куда вы стремитесь поскорее нырнуть, спасаясь от холода, остаётся несколько метров, то тут под ногами неминуемо возникает кусок местами чудовищно горбатого, а местами гладкого как на искусственном катке льда, который по неведомой причине никто никогда не убирает. Кусок находится возле синих передвижных туалетов, так что человек, торопящийся в заветную будочку, должен быть необыкновенно сконцентрирован, дабы его не постигли две беды одновременно. Ко всеобщей радости с наступлением весны опасность покалечиться возле уличных сортиров откладывается ровно на год. Вокруг всё журчит, прихорашивается, готовится к возрождению жизни. Люди тоже выглядят приободрившимися и посвежевшими.

Вот только… атмосфера в группе Пончика складывалась не слишком весенняя. Как уже говорилось выше, этот милый и уютный во всех отношениях человек отличался страстью болтать, снабжая повествование длинными информативно-загруженными конструкциями. Начинал он свои истории всегда по-французски, но долго строить обожаемые сложносочинённые предложения на этом языке было ему не под силу, а потому, выжав из себя шесть-семь фраз, Пончик неминуемо возвращался к русскому и продолжал вещать уже на нём.

Надо отдать ему должное, он заботился о том, чтобы слушатели не скучали, ибо меню, которым он угощал нас, отличалось разнообразием: климат и животный мир Южной Америки, поход с женой за нарядами (это мероприятие называлось «одень куклу»), постройка дачной беседки, различия между европейским и восточным взглядом на мир, виды холодильников, роль дирижера в оркестре и т. д. и т. п.

Вежливо угомонить жизнерадостного Пончика удавалось редко, и присутствующие страдальцы с кривоватыми улыбками, уныло кивая, внимали нескончаемым монологам. Тяжелее всего приходилось Алисе. Я часто видела, как она краснеет, едва сдерживая возмущение. Сам же словоохотливый начаьник Ай-Ти отдела ничего этого не замечал и получал от своей болтовни неописуемое удовольствие. Высказавшись, он частенько погружался в тихую дрёму.

В один из весенних дней мы корпели над какой-то научно-популярной статьей о спутниках. Пончик крепился до тех пор, пока обилие незнакомых слов не подкосило его окончательно, и он осторожно стартовал:

– Кстати, о спутниках… на днях по Дискавери видел я фильм о Сатурне, вокруг которого вращается несколько десятков спутников, а самый крупный из них Титан, а заодно он второй по величине в Солнечной системе после спутника Юпитера – Ганимеда, а также он превосходит по размерам планету Меркурий и обладает плотной атмосферой, единственный среди множества спутников Солнечной системы.

Алиса нервно глотала, в то время как Пончик набирал разгон:

– А по объёму Сатурн в семьсот пятьдесят пять раз больше объёма Земли, и ветры в верхней части его атмосферы достигают пятиста метров в секунду в экваториальной области, если сравнить с самыми сильными ураганами на Земле, то последние достигают высшего уровня приблизительно в сто десять метров в секунду, а такие сверхбыстрые ветры вызывают жёлтые и золотые группы, которые можно видеть в атмосфере. А то ещё наблюдают «Большой белый овал» – ураган, который образуется раз в тридцать лет. И следует заметить, что кольца Сатурна первым увидел Галилей, но не понял, что это за штука, а решил, что к планете приделаны ручки, и уж потом в середине семнадцатого века какой-то голландец (не могу выговорить его имя) предположил, что Сатурн окружён кольцом, а кольца-то состоят изо льда или каменистого вещества, покрытого льдом, и похожи на старые грампластинки.

Алиса начала подёргиваться. Пончик продолжал радоваться:

– На Сатурне происходят такие полярные сияния, каких не наблюдали ещё ни разу в Солнечной системе. На изображениях с аппаратов эти сияния голубого цвета, облака под ними – красного, а прямо под сияниями обнаружено гексагональное облако.

После урока, когда Маргарита и Дмитрий покинули комнату во главе с абсолютно счастливым Пончиком, Алиса за ними не последовала. Красная как облака на Сатурне, она начала так:

– Пончик – большой начальник и только поэтому ему позволено три года тратить деньги компании, посещая французский ради того, чтобы заниматься, простите, херней. А мои жизненные планы конкретные и далеко идущие. В школе и университете я всегда была самой умной. Здесь в банке я тоже не вижу себе конкурентов. Игра всегда идёт по моим правилам, – Алиса в раздражении теребила тетрадку. – Не желаю больше ходить в эту группу и слушать его ахинею! Что вы скажете, если я присоединюсь к… – она назвала имя красавчика.

Я постаралась выглядеть дипломатичной:

– Алиса, я вижу, что вы настроены решительно, по-серьёзному хотите выучить язык и нахождение в данной группе этому безусловно не способствует. Думаю, если мы сделаем так, как вы предлагаете, то у вас будет хороший партнёр под стать вам.

Алиса отбыла успокоенной. Мне тоже полегчало, ибо я давно понимала, что если не сегодня, так завтра пончиковы выкрутасы выльются в дурацкие разборки.

– Как вы смотрите на то, чтобы заниматься вместе с Алисой? – спросила я у гламурного модника на следующий день. – Она сильная студентка и тянуть вас назад не будет.

Его ответ был краток, но безусловно исчерпывающ:

– Алису я ненавижу, но не имею права выбора, – проговорил он, едва разжав зубы.

Оказалось, что мнение Алисы о своем коллеге было столь же «благожелательным»:

– Меня тошнит от этого надутого индюка, но лучше с ним, чем с его начальником.

А теперь попробуйте вести занятия в группе, где двух учеников связывает такое «большое и светлое» чувство. Причём оно не таилось, так сказать, под спудом. Нет, они не грубили другу в открытую, однако атмосфера на уроках была, мягко говоря, столь прохладной, что я то и дело смотрела на часы, словно желая заставить стрелки бежать быстрее.

Время от времени Алиса взбадривала нас напоминаниями о том, что на её жизненном пути пока не встретился человек, равный ей по интеллекту. Не исключено, что такого даже не существует в природе. Ни одной крохотной молекулы самоиронии или юмора не содержалось в этих словах. Положим, немало нас в глубине души мнит себя ньютонами, аполлонами, наполеонами или, Бог знает, кем ещё… но никогда раньше я не видела, чтобы человеческий индивид по нескольку раз в неделю прямым текстом информировал об этом своих коллег и знакомых. Может, это форма современного аутотренинга?

Вскоре я поняла, что осталась единственным алисиным наставником, потому что она перестала хвастаться своим французским petit ami22 и ездила в отпуск в одиночестве. Расставание явно не огорчило её, ведь, как мудро выразился Цицерон, «влюблённый в себя соперников не имеет».

Алиса вновь вышла на охоту и продолжала поиски по всем фронтам, что выглядело порой довольно курьёзно.

Однажды в учебнике попалось небольшое высказывание Фредерика Бегбедера о силиконовых грудях (кстати, мой «грек» великолепно запомнил это слово ещё с наших первых уроков). Для того чтобы читатель не удивлялся, поясню: во-первых, авторы современных пособий не любят классиков, а во-вторых, стремятся, чтобы учащиеся осваивали темы, которые всенепременно пригодятся на практике. Жизнь ведь не жизнь без силиконовых протезов!

– Бе-де-кер, Бег-те-дер… это ещё кто? – так и не осилив фамилию, вопросила Алиса.