Безнадёга Кинг Стивен
Из трубки доносились только помехи.
– Стив! Стив, ты меня слышишь?
Нет. Похоже, не слышит.
На дисплее темнела только одна черта, вторая исчезла. Связь оборвалась, а Джонни думал лишь о том, что ему надо сказать, и поэтому не заметил, когда это произошло и что успел услышать Стив.
Джонни, а ты уверен, что он вообще тебя услышал?
Голос Терри, который он иной раз любил, но иногда ненавидел. Сейчас ненавидел. Ненавидел больше любого другого голоса, когда-либо слышанного им. Ненавидел еще больше за звучавшее в нем сочувствие.
Ты уверен, что тебе все это не привиделось?
– Нет, он выходил на связь, выходил. – Джонни слышал в своем голосе молящие нотки, и это тоже вызывало ненависть. – Выходил, можешь в этом не сомневаться, сука. Выходил, по крайней мере на несколько секунд.
Копа отделяли от патрульной машины всего пятьдесят ярдов. Джонни убрал антенну и попытался засунуть телефон в нагрудный карман. Но тот скользнул по клапану, упал Джонни на колени и отскочил к дверце. Поначалу Джонни не увидел его среди бумаги, главным образом листовок, призывающих к борьбе с распространением наркотиков, и оберток от гамбургеров, покрытых пятнами жира. Его пальцы сомкнулись на чем-то твердом на ощупь, но слишком узком, чтобы быть телефоном. Короткого взгляда, которым удостоил сей предмет Джонни, прежде чем отбросить его в сторону, хватило, чтобы у него похолодело внутри: это была пластиковая заколка для волос, явно принадлежавшая маленькой девочке.
Не бери в голову, у тебя нет времени думать о том, что мог делать ребенок на заднем сиденье патрульной машины. Найди этот чертов телефон, коп уже…
Да. Почти. Джонни слышал, как скрипит песок под сапогами гиганта, слышал, несмотря на завывания ветра, раскачивающего патрульную машину.
Пальцы нащупали пластиковые кофейные чашки, а среди них и телефон. Джонни схватил его, сунул в карман и защелкнул клапан. Подходя к машине спереди, коп наклонился, словно хотел увидеть Джонни через ветровое стекло. Лицо гиганта обгорело еще больше. Кое-где солнце просто сожгло его. Нижнюю губу, отметил про себя Джонни, и кожу около правого виска.
Хорошо бы ему совсем сгореть!
Коп открыл водительскую дверцу, пригнулся и уставился на пленника. Ноздри его расширились. Джонни показалось, что каждая из них размером с дорожный тоннель.
– Ты набздел в моей машине, лорд Джим? Если так, то в городе я прежде всего поставлю тебе большую клизму.
– Нет, – ответил Джонни, почувствовав, что из носа в горло вновь потекла кровь. – Воздух я не портил.
Слова копа разом успокоили его. В городе я прежде всего поставлю тебе большую клизму. Значит, этот псих не вытащит его из машины, не размажет мозги по асфальту, не похоронит рядом с мотоциклом.
А может, так он пытается убаюкать мою бдительность? Ждет, пока я расслаблюсь, чтобы ему было легче сделать… Что? Да все, что ему заблагорассудится.
– Ты боишься? – спросил коп, все еще глядя на Джонни через металлическую сетку. – Говори правду, лорд Джимми, лгать мне бесполезно. Тэк!
– Конечно, я боюсь. – «Конечно» превратилось у Джонни в «конесно», он гнусавил, как при сильной простуде.
– Хорошо. – Коп сел на краешек сиденья, снял шляпу и посмотрел на нее. – Не подходит. Ту, что подходила, уничтожила эта чертова певица. Даже не спела «Улетая на гребаном самолете».
– Это плохо, – вырвалось у Джонни, хотя он понятия не имел, о чем идет речь.
– Губы, которые лгут, надобно держать на замке. – Коп бросил шляпу, которая ему не подходила, на пассажирское сиденье. Она приземлилась на металлическую ленту, усеянную сотнями острых штырей. А коп всей своей массой обрушился на водительское сиденье. Спинка прижала левую ногу Джонни к заднему сиденью.
– Приподнимитесь! – завопил Джонни. – Вы сломаете мне ногу! Приподнимитесь, чтобы я мог вытащить ее! Господи, вы же меня убиваете!
Коп не ответил, но давление на ногу Джонни усилилось. Он обхватил ее обеими руками и с неимоверным усилием вырвал из зазора между спинкой и задним сиденьем. В результате кровь вновь хлынула ему в горло, и он едва не задохнулся.
– Мерзавец! – выкрикнул Джонни, харкнув кровью.
Коп ничего не замечал. Он сидел, наклонив голову и барабаня пальцами по рулю. Дыхание с трудом вырывалось у него из груди, и Джонни сначала подумал, не копирует ли коп его, но потом решил, что нет. Надеюсь, что у него астма. Надеюсь, этот приступ его и задушит.
– Послушайте. – Он попытался изгнать ненависть из своего голоса. – Мне нужно что-нибудь обезболивающее. Ужасно болит нос. Хотя бы аспирин. У вас есть аспирин?
Коп молчал и лишь барабанил пальцами по рулю.
Джонни открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но передумал. Боль страшная, это точно, такой он никогда еще не испытывал, даже в восемьдесят девятом, когда выходил камень, и то было легче, но умирать-то он не хотел. А судя по позе копа, пусть и безумца, тот о чем-то думал, и мешать ему не следовало, потому что он мог выбрать самый простой способ, чтобы избавиться от помехи.
Поэтому Джонни молчал и ждал.
Время шло. Тени от гор стали гуще, надвинулись, но койоты молчали. Коп все сидел, наклонив голову и барабаня пальцами по рулю, словно в глубоком раздумье, даже не поднял головы, когда на восток промчался еще один трейлер, а на запад – легковушка, обогнувшая неподвижную патрульную машину с включенной мигалкой по широкой дуге.
Потом коп поднял с переднего сиденья двустволку и уставился на нее.
– Наверное, та женщина не певица, но она пыталась меня убить, тут-то сомнений нет. Из этой вот штуковины.
Джонни молчал. Лишь гулко колотилось сердце.
– Тебе не удалось написать роман, возвышающий душу. – Говорил коп медленно, словно он тщательно подбирал каждое слово. – Эта неудача прошла мимо внимания критиков, чем и обусловлено твое наглое самодовольство. У тебя нет интереса к духовности. Ты насмехаешься над Богом, который создал тебя, и тем самым ты умерщвляешь свою пневму и прославляешь грязь, которая и есть твой сарк. Ты меня понимаешь?
Джонни открыл было рот и снова закрыл. Отвечать или не отвечать, вот в чем вопрос.
Дилемму разрешил за него коп. Не оглядываясь, даже не посмотрев в зеркало заднего обзора, он положил двойной ствол на правое плечо, направив его на сетку. Джонни, следуя интуиции, метнулся влево, подальше он черных зияющих дыр.
А стволы, хоть коп и не поднимал головы, последовали за ним, словно ими двигал управляемый радаром сервомотор.
Должно быть, у него на коленях зеркало, подумал Джонни. Но ведь оно ему никак не может помочь. Он увидит разве что крышу этой гребаной машины. Что же тут происходит?
– Отвечай мне. – Голос копа звучал мрачно и задумчиво. Головы он так и не поднял. Пальцы свободной руки продолжали барабанить по рулю. Очередной порыв ветра хлестнул пылью по ветровому стеклу. – Теперь отвечай мне. Я ждать не буду. Не могу ждать. Еще один едет сюда. Поэтому… Ты понял, что я тебе сказал?
– Да. – Голос Джонни дрожал. – Пневма – древнее слово, обозначающее душу. Сарк – тело. Вы сказали, поправьте меня, если я не прав,
(только не двустволкой, пожалуйста, не двустволкой)
что я игнорировал свою душу ради тела. И вы, возможно, правы. Еще как правы.
Джонни сдвинулся вправо. Стволы последовали за ним, хотя он мог поклясться, что пружины заднего сиденья не скрипнули, а коп не мог видеть его, если, конечно, не смотрел на экран монитора, а заднее сиденье при этом не обозревала скрытая камера.
– Не льсти мне, – устало бросил коп. – Этим ты лишь усугубишь свою вину.
– Я… – Джонни облизал губы. – Извините. Я не хотел.
– Сарк – не тело; сома – тело. Сарк – плоть тела. Тело сотворено из плоти, слово это часто повторяется после рождения Иисуса Христа, но тело – нечто большее, чем плоть, из которой оно сотворено. Сумма больше, чем составляющие. Неужели такому интеллектуалу, как ты, это трудно понять?
Двойной ствол двигался и двигался. Как самонаводящаяся боеголовка.
– Я… я никогда…
– Так не думал? Да перестань. Даже при твоей духовной наивности ты должен понимать, что курица, поданная на обед, и живая курица не одно и то же. Пневма… сома… с-с-с…
Голос копа завибрировал, как у человека, что-то рассказывающего, внезапно захотевшего чихнуть, но все равно пытающегося закончить мысль. Он бросил ружье на пассажирское сиденье, глубоко вдохнул, отчего спинка подалась назад, вновь едва не прищемив левую ногу Джонни, а затем чихнул. Изо рта вылетели не слюна и сопли, а кровь и что-то красное, блестящее, похожее на нейлоновую сетку. Все это, плоть гортани и бронхов, а может, и легких копа, выплеснулось на ветровое стекло, руль, приборный щиток. Пошел отвратительный запах гнилого мяса.
Джонни закрыл руками лицо и закричал. Не мог не закричать. Он чувствовал, как под пальцами в глазницах пульсируют глаза, как мгновенно подпрыгнул уровень адреналина в крови.
– Господи, нет ничего хуже летней простуды, правда ведь? – пробасил коп, откашлялся и выплюнул остатки гадости, забивавшей горло, на приборный щиток. Плевок на мгновение застыл, а потом пополз вниз, на рацию, оставляя за собой кровяную полоску, повисел на боковой поверхности рации и упал на коврик.
Джонни застонал, не отрывая рук от лица.
– Это был сарк. – Коп завел двигатель. – Ты, возможно, хочешь это запомнить. Я бы мог сказать «для своей следующей книги», но не думаю, что будет следующая книга. Не так ли, мистер Маринвилл?
Джонни не ответил, он по-прежнему сидел, прижав руки к лицу и закрыв глаза. Возникла мысль, что ничего этого нет, что он сидит в каком-нибудь дурдоме и галлюцинирует. Но разумом Джонни понимал, что это неправда. Запах той гадости, которую отхаркнул коп…
Этот псих умирает, он должен умереть, это инфекция и внутреннее кровотечение, он болен, его безумие – лишь симптом другой болезни, возможно, облучения, возможно, свинки, возможно…
Коп развернул «каприс» и погнал его на восток. Джонни еще немного подержал руки у лица, чтобы хоть немного прийти в себя, потом убрал их и открыл глаза. Он посмотрел в окно рядом с собой, и у него отвисла челюсть.
Койоты сидели вдоль дороги через каждые пятьдесят ярдов, как почетный караул. Молчаливые, желтоглазые, с вывалившимися языками. Вроде бы улыбались.
Джонни развернулся к противоположному окну. Те же койоты, сидящие в пыли, в лучах катящегося к горизонту солнца, наблюдающие за проносящейся мимо патрульной машиной.
Это тоже симптом? – спросил себя Джонни. То, что я вижу перед собой, это тоже симптом? Если так, то каким образом я могу его видеть?
Он посмотрел в заднее стекло. Койоты разбегались; как только «каприс» проезжал мимо, они поворачивались и убегали в пустыню.
– Ты многому научишься, лорд Джим, – раздался голос копа, и Джонни повернулся к нему. Серые глаза наблюдали за ним в зеркало заднего обзора. – До того, как твое время истечет, я думаю, ты будешь понимать куда больше, чем теперь.
Впереди возник щит со стрелкой, обозначающей поворот к какому-то маленькому городку. Коп включил поворотник, хотя, кроме «каприса», других машин на шоссе не было.
– Я везу тебя в школьный класс, – продолжал коп. – Скоро начнутся занятия.
Он резко повернул направо, два колеса патрульной машины оторвались от земли, потом вновь коснулись асфальта. Теперь они мчались на юг, к огромному валу, опоясывающему открытый карьер, и городку, прилепившемуся у его подножия.
Глава 4
1
Стив Эмес нарушал одну из пяти заповедей, кстати сказать, последнюю в списке.
Пять заповедей были ему вручены месяц тому назад, но не Господом Богом, а Биллом Харрисом. Они сидели в кабинете Джека Эпплтона. В последние десять лет все книги Джонни Маринвилла шли через Эпплтона. Он присутствовал при передаче заповедей, но в разговоре принял участие разве что в самом конце, а так просто сидел, разглядывая свои ногти. Сам мэтр отбыл пятнадцатью минутами раньше, с высоко поднятой головой и развевающейся гривой седых волос, заявив, что у него назначена встреча в художественной галерее в Сохо[23].
– Все эти заповеди начинаются со слов «ты не должен», и, я думаю, тебе не составит труда их запомнить, – изрек Харрис. Это был невысокий, полноватый, похоже, безвредный человечек, который, однако, держался с королевским достоинством. – Ты меня слушаешь?
– Слушаю, – кивнул Стив.
– Первое, ты не должен с ним пить. Какое-то время он не пьет, по его словам, пять лет, но он перестал ходить на встречи «Анонимных алкоголиков», а это плохой признак. Но даже когда он еще туда ходил, Джонни иной раз позволял себе рюмку-другую. Однако один он пить не любит, поэтому, если он предложит тебе составить ему компанию после тяжелого дня на «харлее», ты должен ответить отказом. Он может начать настаивать, говоря, что это твоя работа, но ты все равно должен отказать ему.
– Нет проблем, – ответил Стив.
Харрис пропустил его слова мимо ушей. Он произносил речь и не желал отвлекаться.
– Второе, ты не должен снабжать его наркотиками. Чтоб ни единого «косяка». Третье, ты не должен искать для него женщин… а он может попросить тебя, особенно если заприметит смазливую мордашку на одном из приемов, которые я организую для него на маршруте. Если он сам добудет женщину, спиртное или наркотики, это его личное дело. Но ты ему не помогай.
Стив уже хотел сказать Харрису, что он не сутенер и что Харрис, должно быть, перепутал его с собственным папашей, однако решил в данной ситуации обойтись без грубостей и промолчать.
– Четвертое, ты не должен прикрывать его. Если он начнет пить или баловаться наркотиками, особенно если у тебя появятся основания думать, что он опять взялся за кокаин, немедленно связывайся со мной. Ты понял? Немедленно!
– Я понял, – ответил Стив, однако это еще не значило, что он выполнит все то, о чем его просят. Он решил, что хочет принять участие в этом проекте, несмотря на связанные с ним проблемы, а скорее именно из-за этих самых проблем, ведь без них жизнь теряет остроту. Но его решение отнюдь не означало, что он готов выполнять все указания этого пузатого недомерка с голосом переросшего ребенка, который всю свою взрослую жизнь пытался расквитаться за действительные или мнимые обиды, нанесенные ему на игровой площадке начальной школы. И хотя Джон Маринвилл тоже не подарок, Стив ничего против него не имел. А вот Харрис… Харрис дело другое.
В этот момент Эпплтон наклонился вперед и внес в разговор свою лепту, прежде чем агент Маринвилла успел перейти к пятой заповеди.
– Какое впечатление произвел на вас Джонни? – спросил он. – Ему пятьдесят шесть лет, вы знаете, и он не слишком баловал свой организм, особенно в восьмидесятых. Трижды попадал в реанимацию, два раза в Коннектикуте, один раз здесь. Дважды с передозировкой наркотиков. Тут я не открываю каких-то тайн, пресса все это довольно долго мусолила. Последний раз Джонни попал в больницу после неудачной попытки самоубийства. Вот об этом никто не знает. И я прошу вас держать эту информацию при себе.
Стив кивнул.
– Так что вы скажете? – спросил Эпплтон. – Он действительно сможет протащить этот мотоцикл, весящий добрых полтонны, от Коннектикута до Калифорнии, по пути приняв участие в двадцати или больше встречах и презентациях? Я хочу знать ваше мнение, мистер Эмес, потому что лично я сомневаюсь в успехе.
Стив ожидал, что Харрис бросится в бой, защищая железные здоровье и волю клиента, но Харрис предпочел промолчать. Может, он не так уж и глуп, подумал Стив. А может, испытывает к этому клиенту какие-то человеческие чувства.
– Вы, парни, знаете его лучше меня. Черт, да я впервые встретился с ним две недели назад и не читал ни одной его книги.
По лицу Харриса Стив понял, что вторая часть фразы того не удивила.
– Именно поэтому я и спрашиваю вас, – ответил Эпплтон. – Я знаю Маринвилла с 1985 года, когда он еще тусовался в высшем свете, Билл – с 1965-го. Джонни – это Джерри Гарсия литературного мира[24].
– Неудачное сравнение, – вставил Харрис.
Эпплтон пожал плечами:
– Как говаривала моя бабушка, свежему глазу виднее. Так скажите мне, мистер Эмес, ему это по силам?
Стив пришел к выводу, что вопрос серьезный, даже ключевой, поэтому подумал с минуту, прежде чем ответить. Эпплтон и Харрис его не торопили.
– Ну, я не знаю, сможет ли Маринвилл есть сыр на презентациях и держаться подальше от вина, а вот насчет того, доберется ли он на мотоцикле до Калифорнии… Вероятно, да. Парень он еще крепкий. И силенок у него, похоже, побольше, чем у Джерри Гарсия перед смертью. Я работал с многими рокерами моложе Маринвилла лет на двадцать пять, которые были отнюдь не здоровее его.
Однако Эпплтон все еще сомневался.
– А больше всего меня радует выражение его лица. Он хочет ехать в Калифорнию. Хочет вырваться на дорогу, дать кому-то под зад, записать чьи-то имена. И… – Стив подумал о своем любимом фильме «Омбре» с Полом Ньюменом и Ричардом Буном, который он смотрел по видео не реже раза в год, и улыбнулся. – Мне он кажется человеком с крепким стержнем.
– Ага. – Эпплтон, похоже, его не понял. Стива это не удивило. Если у Эпплтона и был когда-либо крепкий стержень, он лишился его за пару лет до выпускного вечера в Экзетере, или Чоуте, или в другом привилегированном учебном заведении, где его научили носить блейзеры и полосатые галстуки.
Харрис прокашлялся.
– Если мы с этим покончили, перейдем к последней заповеди…
Эпплтон застонал. Харрис повернулся к Стиву, делая вид, что не слышит.
– Пятая, и последняя, заповедь, – повторил он. – Ты не должен брать попутчиков в кабину твоего грузовика. Ни мужчин, ни женщин, особенно женщин.
Именно поэтому Стив Эмес не колебался ни секунды, когда увидел девушку, стоявшую на обочине на выезде из Эли. Худенькую девушку со сбитым набок носиком и волосами, выкрашенными в два цвета. Просто свернул на обочину и остановился.
2
Девушка открыла дверцу, но не стала сразу залезать в кабину, а уставилась на Стива своими большими синими глазами.
– Вы хороший человек? – спросила она.
Стив обдумал вопрос, потом кивнул:
– Да, полагаю, что да. Два или три раза в день я люблю выкурить сигару, но я никогда в жизни не ударил собаку, если она не бросалась на меня, и каждые шесть недель посылаю деньги своей маме.
– И вы не собираетесь распускать руки?
– Нет, – с улыбкой ответил Стив. Ему нравилось, как она смотрит на него, широко раскрыв глаза, не отрывая взгляда от его лица. Словно маленький ребенок на веселые картинки. – В этом вопросе я могу себя контролировать.
– И вы не маньяк-убийца?
– Нет, но с чего вы взяли, что я бы признался, если бы был им?
– Я, наверное, прочитала бы это по вашим глазам. – Она чуть улыбнулась. – Я экстрасенс. Не такой уж сильный, но кое-что могу. Есть у меня шестое чувство.
Мимо пролетел рефрижератор. Водитель не снимал руку с клаксона, хотя Стив выкатил «райдер» на обочину, а встречных машин не было видно. По наблюдениям Стива, в жизни встречаются люди, у которых руки так и тянутся или к клаксону, или к концу. И они постоянно нажимают то на одно, то на другое.
– Хватит вопросов, барышня. Хотите, чтобы вас подвезли, или нет? Мне пора ехать. – По правде говоря, он находился гораздо ближе к боссу, чем тот мог бы одобрить. Маринвиллу нравилось думать, будто он едет по Америке в полном одиночестве. Мистер Свободная Птичка, вырвавшаяся из клетки. Стив полагал, что именно в таком настроении Маринвилл и должен писать свою книгу. Ощущение полной свободы, что может быть лучше. Но и он, Стивен Эндрю Эмес из Лаббока[25], должен делать свою работу, которая состояла в том, чтобы Маринвилл писал свою книгу за компьютером, а не на больничной койке или, не дай Бог, в гробу. С его точки зрения, проблема решалась просто: держись поближе к боссу и не позволяй ситуации выйти из-под контроля. Поэтому его отставание от Маринвилла не превышало семидесяти миль, хотя уговаривались они на сто пятьдесят. Но босс этого знать не мог, а потому не имел ничего против.
– Так поехали. – Она запрыгнула в кабину и захлопнула дверцу.
– Премного вам благодарен, булочка. Я тронут вашим доверием. – Стив убедился, что дорога свободна, и вырулил на асфальт.
– Не зовите меня так. Это сексуально.
– Булочка – сексуально?
Девушка поджала губы.
– Не зовите меня булочкой, а я не буду звать вас тортом.
Стив расхохотался. Ей, возможно, это и не понравилось, но он не мог сдержаться.
Искоса глянув на девушку, он увидел, что она тоже смеется, снимая рюкзак, и решил, что все нормально. Он прикинул, что рост у нее пять футов шесть дюймов, а весит она при ее худобе никак не больше ста фунтов, скорее даже девяносто пять. Безрукавка, которую она носила, позволяла любому, кто сидел сбоку, обозревать ее грудь. Так что оставалось только удивляться, почему она опасалась столкнуться с насильником в кабине «райдера». С другой стороны, смотреть было не на что: бюст даже не нулевой номер, а скорее минус первый. Украшала безрукавку улыбающаяся черная физиономия на фоне сине-зеленых психоделических разводов. Поверх этой физиономии, складываясь в ореол, шли слова: «СДАВАТЬСЯ НЕ СОБИРАЮСЬ!»
– Вам, должно быть, понравился Питер Тош, – заметила девушка. – Не могли же вы заглядеться на мои сиськи.
– Я работал с Питером Тошем, – ответил Стив.
– Не может быть!
– Может. – Он глянул в зеркало заднего обзора и обнаружил, что Эли уже скрылся из виду. Просто удивительно, как быстро в здешних краях меняется ландшафт. Стив решил, что, будь он юной девушкой, которая ловит попутки, он бы тоже задал пару-тройку вопросов, прежде чем залезть в кабину к незнакомому мужчине. Не то чтобы из этого вышел какой-нибудь толк, но на всякий случай. Ведь в пустыне могло случиться что угодно.
– И когда вы работали с Питером Тошем?
– В восьмидесятом или восемьдесят первом. Точно не помню. «Мэдисон-сквер-гарден», потом Форест-Хиллз. В Форест-Хиллз компанию Тошу составил Дилан.
Девушка взирала на него с изумлением, однако в глазах ее не было ни тени сомнения.
– Однако! А что вы делали?
– Помогал ставить декорации. Потом занимался подготовкой электроаппаратуры. А теперь…
Действительно, чем он занимается теперь? Уж, во всяком случае, электроаппаратуру к концертам не готовит. Сопровождает знаменитостей. Иной раз берет на себя функции психоаналитика. И уж конечно, работает Мэри Поппинс, только в образе хиппи с длинными каштановыми волосами, в которых уже начала пробиваться седина.
– Теперь у меня другие дела. А как вас зовут?
– Синтия Смит. – Она протянула руку.
Стив ее пожал. Кисть длинная, легонькая, с тонкими косточками. Похожа на птичью лапку.
– Я Стив Эмес.
– Из Техаса.
– Да, из Лаббока. Наверное, акцент чувствуется, правда?
– Есть немного. – Синтия широко улыбнулась. – «Вырви парня из Техаса, он…»
Куплет они допели вместе, улыбаясь друг другу уже как друзья. Так случается часто, когда люди встречаются на пустынных дорогах Америки, проложенных по забытым Богом медвежьим углам.
3
Синтия Смит принадлежала к непоседам, к которым, впрочем, относил себя и Стив, хотя он уже мог считаться ветераном. Естественно, нельзя провести немалую часть сознательной жизни в музыкальном бизнесе и не стать непоседой. Впрочем, он не видел в этом ничего зазорного. Синтия рассказала ему, почему опасается мужчин: один чуть не оторвал ей левое ухо, а другой не так давно сломал нос.
– И тот, кто покусился на мое ухо, мне нравился, – добавила она. – К ушам я отношусь очень трепетно. К носу тоже, я думаю, по носу можно судить о характере человека, но уши мне дороже. Не знаю почему.
Стив посмотрел на ее ухо.
– Если уж тебе так дороги уши, – на ты они перешли, спев песню о техасском парне, – почему ты не отрастишь волосы? Прикрыла бы их.
– Никогда. – Синтия взбила волосы и наклонилась вправо, чтобы посмотреться в боковое зеркало. Половина волос, обращенная к Стиву, была зеленой, вторая – оранжевой. – Моя подружка Герт говорит, что я выгляжу, как бедная сиротка Энни. Поэтому я ничего менять не хочу.
– Так, может, стоит их завить, а?
Она улыбнулась, оправила юбку и положила руки на колени.
– Я пойду своим путем… совсем как Питер.
На свой путь Синтия вышла в семнадцать лет, когда покинула отчий дом и родителей, обычно не одобрявших ее поступки. Какое-то время она провела на Восточном побережье («Уехала, когда поняла, что скоро меня будут трахать только из жалости», – буднично объяснила она), потом перекочевала на Средний Запад, где «старалась избегать спиртного и наркотиков», и познакомилась с симпатичным парнем на вечеринке, устроенной «Анонимными алкоголиками». Симпатичный парень заявлял, что теперь он убежденный трезвенник. Как выяснилось позже, он лгал. Еще как лгал. Синтия, однако, все равно переехала к нему («Я так и не научилась разбираться в мужчинах», – тем же будничным голосом поведала она Стиву). В итоге как-то вечером симпатичный парень чем-то накачался и решил, что из левого уха Синтии получится отличная книжная закладка. Потом Синтия пожила в коммуне для наркоманов, решивших избавиться от своей пагубной привычки, даже какое-то время поработала там воспитателем, после того как женщину, возглавлявшую коммуну, убили и она могла закрыться.
– Энни убил тот самый парень, что сломал мне нос, – объяснила Синтия. – Плохой парень. Ричи, ну тот, что хотел использовать мое ухо в качестве книжной закладки, он только иногда становился буйным. А вот Норман был плохим человеком. Да еще и психом.
– Его арестовали?
Синтия покачала головой:
– Мы не могли допустить закрытия ДИС только потому, что один парень обезумел, когда от него ушла жена. Поэтому мы объединились, чтобы спасти коммуну. И спасли.
– ДИС?
– Сокращение от «Дочери и сестры». Там ко мне вернулась вера в себя. – Она смотрела в окно на проплывающую мимо пустыню, рассеянно потирая указательным пальцем сбитый набок нос. – В каком-то смысле этому помог и парень, который сломал мне нос.
– Норман.
– Да, Норман Дэниэлс, так его звали. По крайней мере я и Герт, это моя подружка, которая говорит, что я выгляжу, как сиротка Энни, выступили против него.
– Понятно.
– А в прошлом месяце я написала своим старикам. И указала обратный адрес. Думала, в ответном письме они постараются стереть меня в порошок, особенно отец. Он у меня был священником. Теперь-то он оставил приход, но…
– Вы можете вытащить парня из адского огня, но вам не вырвать адский огонь из парня, – вставил Стив.
Синтия улыбнулась.
– Именно этого я и ожидала, но письмо пришло совсем другое. Отличное письмо. Я позвонила им. Мы поговорили. Отец плакал. – По голосу чувствовалось, что Синтию это поразило. – Действительно плакал. Ты можешь в это поверить?
– Слушай, я восемь месяцев ездил с «Блэк саббат», так что я могу поверить всему. Значит, ты отправилась домой? Возвращение блудной булочки?
Она бросила на него сердитый взгляд.
Стив улыбнулся:
– Извини.
– Да ладно. В общем, ты прав.
– И где твой дом?
– В Бейкерсфилде[26]. Кстати, а куда ты едешь?
– В Сан-Франциско. Но…
Синтия заулыбалась.
– Ты шутишь? Это же потрясающе.
– Но я не могу обещать, что повезу тебя туда. Я лишь могу сказать, что мы доедем до Остина, того, что в Неваде, а не в Техасе.
– Я знаю, где находится Остин, у меня есть карта. – Синтия одарила его взглядом, каким удостаивают глупого старшего брата. Стив не возражал: девушка ему нравилась.
– Я готов подвезти тебя как можно ближе к дому, но затея, в которой я участвую, довольно-таки странная. Я, конечно, понимаю, что шоу-бизнес по природе не такой, как все остальное, но в данном случае… я хочу сказать… то есть…
Стив замолчал. А что, собственно, он хотел сказать? Его наняли сопровождать писателя, он его и сопровождал, но никак не мог определить своего отношения ни к этой поездке, ни к Джонни Маринвиллу. Знал он лишь одно: Джонни ни разу не попросил достать ему наркотики или женщину, а когда он открывал дверь номера на стук Стива, от него не пахло спиртным. Это все, что он мог сказать о поездке. А резюме он сформулирует позже.
– И что это за затея? В таком грузовике оборудование для целой группы не увезти. Или ты работаешь теперь с исполнителями народной музыки? Вроде Гордона Лайтфута?
Стив улыбнулся.
– Моего босса народ знает, только он не играет на гитаре или на гармони. Он…
И тут заверещал сотовый телефон, лежавший на приборном щитке: Би-и-и-п! Би-и-и-п! Стив схватил его, но раскрыл не сразу. Повернулся к девушке.
– Не говори ни слова! – Телефон зазвонил в третий раз. – Иначе у меня могут быть неприятности. Понятно?
Би-и-и-п! Би-и-и-п!
Синтия кивнула. Стив откинул микрофон и нажал кнопку SEND на панели, принимая сигнал. Приложив трубку к уху, он отметил, что помехи очень сильные, и подивился, как это Джонни вообще удалось дозвониться до него.
– Привет, это вы, босс?
Помимо помех, в трубке что-то загудело, Стив подумал, что мимо босса проехал большой грузовик, а потом послышался голос Джонни Маринвилла. Сквозь помехи Стив уловил переполняющую этот голос панику, и у него учащенно забилось сердце. Ему доводилось слышать, как люди начинали говорить с такими интонациями (на любых гастролях такое случалось хотя бы раз), так что ошибиться он не мог. На Джонни Маринвилла наехала беда.
– Стив! Стив, я…редрягу! Серьез…
Он смотрел на дорогу, стрелой уходящую в пустыню, и чувствовал, как на лбу выступают капельки пота. Подумал о толстяке – агенте писателя с его заповедями и менторским тоном и тут же отмел эти мысли. Не время сейчас забивать голову Биллом Харрисом.
– Вы попали в аварию? Да? Что случилось, босс? Повторите!
Сплошной треск.
– Джонни… меня слышишь?
– Да, я вас слышу! – кричал Стив в телефонную трубку, зная, что это ничего не изменит. Но все равно кричал. Уголком глаза он отметил тревогу, появившуюся на лице девушки. – Что у вас случилось?
Ответа не было долго, и Стив решил, что связь утеряна. Он уже собрался положить трубку на приборный щиток, когда из нее донесся голос босса. Издалека, словно из соседней галактики.
– …западу… Эли…тьдесят.
Пятьдесят, понял Стив. «Я к западу от Эли на шоссе пятьдесят». Наверное, это он и сказал. Авария. Скорее всего. Маринвилл слетел на мотоцикле с дороги и теперь сидит со сломанной ногой и разбитой физиономией. А когда я привезу его в Нью-Йорк, эти парни разорвут меня на куски лишь по той причине, что не смогут разорвать его…
– …знаю, как далеко… наверное, милях… впереди, на обочине… кемпер…
Опять треск помех, потом что-то про копов. Из дорожной полиции и городских.
– Что… – начала девушка.
– Ш-ш-ш! Не сейчас!
Из трубки вновь донеслось:
– …мой мотоцикл… в пустыню… песком… в миле или чуть дальше на восток от кемпера…
Читать бесплатно другие книги:
