Трагедия в трех актах Кристи Агата
– Разве можно проникнуть в тайны человеческого сознания? Вот лишь одно предположение: Баббингтон узнал, что у него неизлечимая болезнь – к примеру, рак. Это вполне могло послужить мотивом. Возможно, он хотел избавить свою жену от душевной боли, которую она испытывала бы, наблюдая за его страданиями. Разумеется, это только предположение. Нам неизвестно, что могло бы заставить Баббингтона покончить с собой.
– Я не особенно склоняюсь к версии самоубийства, – заговорил наконец сэр Чарльз.
Сэр Бартоломью снова усмехнулся.
– Ну, конечно, тебя не интересуют наиболее вероятные версии. Тебе нужна сенсация – что-нибудь вроде не оставляющего следов яда в коктейле.
По лицу сэра Чарльза пробежала гримаса.
– Я вовсе не уверен, что мне нужна сенсация. Черт возьми, Толли, вспомни, ведь это я готовил коктейли.
– Может быть, тебя неожиданно одолела мания убийства? А на нас яд оказывает замедленное действие, но до наступления утра мы все равно умрем?
– Ей-богу, мне не до шуток, – раздраженно произнес сэр Чарльз.
– А я не шучу, – возразил доктор вполне серьезным тоном. – Я не шучу в отношении смерти старого Баббингтона. Я высмеиваю твои предположения, Чарльз, поскольку… поскольку не хочу, чтобы ты, сам того не понимая, усугубил положение.
– Каким это образом? – изумленно переспросил сэр Чарльз.
– Может быть, вы понимаете, к чему я клоню, мистер Саттерсуэйт?
– Кажется, догадываюсь, – ответил тот.
– Неужели ты не осознаешь, Чарльз, – продолжал сэр Бартоломью, – что эти твои подозрения могут принести большой вред? Ничем не обоснованные версии способны создать серьезные проблемы и причинить боль миссис Баббингтон. На моей памяти подобное случалось не раз. Скоропостижная смерть, несколько человек распустили языки – и поползли слухи, которые уже никто не в силах пресечь. Ты тешишься фантазиями, занимаешься досужими домыслами и не понимаешь, к чему это может привести.
На лице актера появилось выражение нерешительности.
– Об этом я не подумал, – признался он.
– Хороший ты парень, Чарльз, но уж слишком большую волю даешь своему воображению. Скажи, ты всерьез полагаешь, что кто-то мог намеренно убить совершенно безобидного старика?
– Пожалуй, нет, – ответил сэр Чарльз. – Это действительно нелепость. Но я вовсе не фантазировал, Толли. У меня действительно было предчувствие, что что-то не так.
Мистер Саттерсуэйт кашлянул.
– Могу я высказать предположение? Мистеру Баббингтону внезапно стало плохо. Заметив, как он скривился, когда пил коктейль, я подумал, что, может быть, для него просто непривычен этот вкус. Но, допустим – как уже предположил сэр Бартоломью, – мистер Баббингтон решил по какой-то причине совершить самоубийство. Мне это кажется вполне возможным, тогда как версия убийства представляется смехотворной.
– Я считаю возможным, но маловероятным, что мистер Баббингтон положил что-то в свой бокал незаметно для нас.
– В этой комнате еще ничего не трогали. Бокалы с коктейлями стоят там, где стояли. Вот это бокал мистера Баббингтона. Я знаю это потому, что сидел здесь и беседовал с ним. Мне кажется, сэру Бартоломью следует отправить этот бокал на экспертизу – это можно сделать тихо, не давая никому пищи для разговоров.
Сэр Бартоломью поднялся с кресла и взял бокал.
– Так и быть, Чарльз, пойду тебе навстречу, – сказал он. – Ставлю десять фунтов против одного, что там нет ничего, кроме джина и вермута.
– Идет, – согласился сэр Чарльз.
Немного помолчав, он добавил с грустной улыбкой:
– Знаешь, Толли, отчасти ты несешь ответственность за то, что у меня разыгралось воображение.
– Я?
– Да, благодаря твоим разговорам. Ты сказал, что этот человек, Эркюль Пуаро, является своего рода буревестником. Всюду, где он оказывается, происходят преступления. Стоило ему приехать сюда, как последовала внезапная загадочная смерть… Разумеется, первая моя мысль была об убийстве.
– Интересно, – произнес мистер Саттерсуэйт.
– Как ты считаешь, Толли, могли бы мы спросить его, что он думает по этому поводу? – спросил Чарльз Картрайт. – Я имею в виду, этично ли это?
– Хороший вопрос, – пробормотал мистер Саттерсуэйт.
– Я знаком с медицинской этикой, но ничего не знаю о детективной.
– Профессионального певца нельзя попросить спеть, – задумчиво произнес мистер Саттерсуэйт. – А вот можно ли попросить профессионального детектива провести расследование? Да, очень хороший вопрос…
– Но ведь речь идет только о том, чтобы спросить у него его мнение, – возразил сэр Чарльз.
В этот момент раздался легкий стук в дверь, и на пороге появился Эркюль Пуаро с виноватым выражением на лице.
– Входите, входите, – сказал сэр Чарльз. – Мы как раз говорили о вас.
– Я сомневался, стоит ли мне приходить без приглашения…
– Всё в порядке. Хотите виски?
– Благодарю вас. Я редко пью виски. Вот если бы бокал воды с сиропом…
Но вода с сиропом не входила в число жидкостей, пригодных, по мнению сэра Чарльза, для питья. Пригласив гостя сесть, актер сразу перешел к делу.
– Я не буду ходить вокруг да около, – сказал он. – Мы только что говорили о вас, месье Пуаро, и сегодняшнем происшествии. Вы не находите в нем ничего… странного?
Брови детектива поползли вверх.
– Странного? Что вы имеете в виду?
– Мой друг вбил себе в голову, что старого Баббингтона убили, – пояснил Бартоломью Стрейндж.
– А вы так не думаете?
– Мы хотели бы знать, что думаете вы.
– Неожиданно ему стало плохо, – задумчиво произнес Пуаро. – Совершенно неожиданно.
– Именно так.
Мистер Саттерсуэйт изложил версию самоубийства и упомянул о своем предложении отправить бокал на экспертизу.
Пуаро одобрительно кивнул.
– Во всяком случае, вреда от этого не будет. Будучи знатоком человеческой натуры, я считаю крайне маловероятным, что кто-то захотел расправиться с обаятельным и безобидным пожилым джентльменом. Еще менее убедительной представляется мне версия самоубийства. Как бы то ни было, экспертиза бокала кое-что прояснит.
– А какие результаты, по-вашему, даст экспертиза?
Пуаро пожал плечами:
– Могу только догадываться. Вы хотите, чтобы я высказал предположение, каковы будут результаты экспертизы?
– Ну, да.
– Тогда я предполагаю, что в бокале обнаружатся лишь остатки великолепного сухого мартини.
Он развернулся в сторону сэра Чарльза.
– Отравить человека с помощью коктейля в одном из множества бокалов, которые разносят на подносе, чрезвычайно трудно. И если этот славный пожилой священник хотел совершить самоубийство, вряд ли он стал бы делать это во время вечеринки. Это было бы в высшей степени бестактно по отношению к остальным гостям, а мистер Баббингтон произвел на меня впечатление очень тактичного человека.
Он немного помолчал.
– Таково мое мнение, если оно вас интересует.
После некоторой паузы сэр Чарльз со вздохом поднялся с кресла, подошел к окну, открыл его и выглянул на улицу.
– Ветер что надо, – сказал он.
Место детектива снова занял моряк. Но наблюдательному мистеру Саттерсуэйту показалось, будто сэр Чарльз сожалеет, что ему не суждено сыграть эту роль.
Глава 4
Современная Элейна[6]
– Да, но что вы все-таки думаете, мистер Саттерсуэйт?
Он огляделся. Деваться было некуда. Эгг Литтон-Гор надежно преградила ему все пути к бегству на рыболовном причале. Как же настойчивы и безжалостны эти современные молодые женщины!
– Сэр Чарльз внушил вам эту мысль? – спросил он.
– Нет, она пришла мне в голову в самом начале. Внезапно.
– Он был пожилым человеком и не отличался крепким здоровьем…
– Ерунда, – оборвала его Эгг. – Он страдал невритом и ревматическим полиартритом. Эти болезни не сопровождаются острыми приступами. Никаких приступов у него никогда не было. Он был тем самым скрипучим деревом, которое долго живет. Как, по-вашему, прошло следствие?
– Да вроде… нормально.
– Что вы думаете об отчете доктора Макдугала? Подробное описание органов, сложные медицинские термины – у вас нет ощущения, что он что-то скрывает? Его заключение сводится к следующему: ничто не указывает на то, что смерть наступила не в силу естественных причин. Однако он не сказал и того, что смерть наступила в силу естественных причин.
– Не слишком ли вы дотошны, дорогая моя?
– Он явно что-то обнаружил, но не сумел понять, что именно, и поэтому спрятался за нагромождением слов. А что по этому поводу думает сэр Бартоломью Стрейндж?
Мистер Саттерсуэйт повторил некоторые из высказываний доктора.
– Все ясно, – задумчиво произнесла Эгг. – Конечно, он человек осторожный – как, вероятно, и подобает шишке с Харли-стрит.
– В бокале с коктейлем не было ничего, кроме джина и вермута, – напомнил ей мистер Саттерсуэйт.
– Все равно. Кое-что, произошедшее после следствия, навело меня на определенные размышления…
– То, что вам сказал сэр Бартоломью?
Мистер Саттерсуэйт почувствовал, как его начинает разбирать любопытство.
– Не мне, Оливеру. Оливеру Мандерсу – он был в тот вечер среди гостей. Вы, наверное, его не помните…
– Почему же, я хорошо его помню. Он ваш близкий друг?
– Был когда-то. Сейчас мы больше ссоримся. Он устроился на работу в офис своего дяди в городе и со временем стал немного елейным – если вы понимаете, что я имею в виду. Все собирается уйти от дяди и стать журналистом – он довольно хорошо пишет. Но, я думаю, это не более чем разговоры. Он хочет стать богатым. Мне кажется, все просто помешались на деньгах. Как вы считаете, мистер Саттерсуэйт?
Лишь теперь он осознал, как она молода. Юношеская энергия била из нее ключом.
– Дорогая моя, – сказал он, – на чем только люди не помешались.
– В большинстве своем люди – самые настоящие свиньи, – с готовностью согласилась Эгг. – Поэтому-то меня и огорчила так смерть старого мистера Баббингтона. Он был очень хорошим человеком. Все его любили. Он готовил меня к конфирмации, и всякое такое. Вздор, конечно, но это было очень мило с его стороны. Видите ли, мистер Саттерсуэйт, я действительно верю в Бога – не как мать, со своими маленькими книжечками, заутренями и прочим, – а осознанно, с исторической точки зрения. Церковь погрязла в павликианской традиции[7] – она вообще пришла в упадок, в ней царит хаос, – но христианство само по себе есть абсолютно правильное учение. Из-за этого я не могу быть коммунисткой, подобно Оливеру. В принципе, я разделяю его взгляды относительно того, что богатства должны принадлежать всем, но мы с ним расходимся… Впрочем, нет нужды углубляться в это. Но Баббингтоны были настоящими христианами. Они не совали нос в чужие дела и проявляли искреннюю доброту к людям. А еще был Робин…
– Робин?
– Их сын. Он уехал в Индию и там погиб. Мне он очень нравился…
Эгг устремила взгляд в море и задумалась, очевидно предаваясь воспоминаниям. Спустя минуту она вернулась в настоящее и вновь обратилась к мистеру Саттерсуэйту:
– Так что меня очень сильно расстроила смерть мистера Баббингтона. Если предположить, что она не была естественной…
– Дорогое мое дитя…
– Но все это чертовски странно! Вы должны признать это!
– Но ведь вы сами фактически признали, что он не имел врагов.
– Это-то и непонятно. Я не могу представить, какой мог быть мотив…
– Это фантастика! В бокале с коктейлем ничего не было.
– Возможно, кто-то сделал ему инъекцию.
– Ввел яд, которым смазывают стрелы южноамериканские индейцы, – с легким сарказмом предположил мистер Саттерсуэйт.
Эгг улыбнулась.
– Именно. Старый добрый яд, который не оставляет следов. Ну почему вы с таким пренебрежением относитесь к этой версии? Вполне вероятно, что однажды выяснится, что мы правы.
– Кто это «мы»?
– Сэр Чарльз и я. – Она слегка покраснела.
Мистеру Саттерсуэйту вспомнились строчки из сборника «Цитаты на все случаи жизни», который можно было найти в каждом книжном шкафу:
- Да, был ее в два раза старше он,
- А на щеках обветренных его
- Рубцы виднелись, но, его увидев,
- Она в него влюбилась той любовью,
- Которая ее судьбою стала[8].
Ему стало немного стыдно за то, что он мыслит цитатами – в эти дни Теннисона вспоминали очень редко. Кроме того, хотя сэр Чарльз и был загорелым, шрамы на его лице отсутствовали. И Эгг Литтон-Гор, хотя и способная, вне всякого сомнения, на здоровую страсть, не производила впечатление той, кто готова погибнуть ради любви и плыть по рекам на барже. В ней не было ничего от девы с лилиями из Астолата… Кроме ее юности, подумал мистер Саттерсуэйт. Девушек всегда привлекают зрелые мужчины с интересным прошлым. Судя по всему, Эгг не составляла исключения из этого правила.
– Почему он никогда не был женат? – неожиданно спросила она.
– Ну…
Мистер Саттерсуэйт задумался. «Осторожность», – хотел было сказать он, но тут же понял, что для Эгг Литтон-Гор такой ответ будет неприемлемым. У Чарльза Картрайта было множество романов – с актрисами и другими женщинами, – но ему всегда удавалось избегать брачных уз. Эгг наверняка жаждала более романтичного объяснения.
– Та девушка, которая умерла от чахотки, – актриса, с фамилией, начинающейся на «М», – разве он не любил ее?
Мистер Саттерсуэйт понял, о ком идет речь. Действительно, молва связывала имя Чарльза Картрайта с ее именем, но весьма поверхностно, и мистер Саттерсуэйт не допустил бы и мимолетной мысли, что сэр Чарльз остался холостым в знак верности памяти этой женщины. Он сказал об этом, стараясь быть как можно более деликатным.
– Наверное, у него было много женщин, – полувопросительно-полуутвердительно произнесла Эгг.
– Хм… Вероятно, – неуверенно произнес мистер Саттерсуэйт, ощутив себя представителем Викторианской эпохи.
– Мне нравится, когда мужчины увлекаются женщинами, – сказала девушка. – Это свидетельствует об отсутствии у них тех или иных отклонений.
Викторианская душа мистера Саттерсуэйта претерпела еще один болезненный удар. Он пришел в полное замешательство. Не замечая этого, Эгг мечтательно продолжала:
– Знаете, сэр Чарльз определенно умнее, чем это представляется. Да, он любит драматические эффекты, много позирует, но за всем этим скрывается интеллект. Он гораздо лучше управляет парусником, чем вы могли бы подумать, слушая его. То же самое относится и к данной ситуации. Вы считаете, что он просто играет очередную роль – на сей раз роль великого детектива, – только для того, чтобы произвести эффект на окружающих. Но это не так. Даже если он и играет эту роль, она у него получается весьма неплохо.
– Возможно, – согласился мистер Саттерсуэйт.
Интонация его голоса ясно свидетельствовала об испытываемых им чувствах. Эгг догадалась о них и облекла их в слова.
– Но, по вашему мнению, «Смерть священника» является не триллером, а прискорбным инцидентом, произошедшим на вечеринке. Интересно, что думает по этому поводу месье Пуаро? Он должен знать.
– Месье Пуаро посоветовал нам подождать результатов анализа коктейля, но, по его мнению, это ничего не даст.
– Да, – сказала Эгг, – он явно стареет. Постепенно превращается в пережиток прошлого.
Мистер Саттерсуэйт поморщился. Эгг продолжала, ничего не замечая:
– Пойдем к нам, выпьем чаю. Вы нравитесь моей матери. Она сама мне сказала.
Польщенный мистер Саттерсуэйт принял приглашение.
Когда они пришли, Эгг вызвалась позвонить сэру Чарльзу и объяснить ему причину отсутствия одного из его гостей.
Мистер Саттерсуэйт расположился в кресле с обивкой из выцветшего ситца в крохотной гостиной, обставленной тщательно отполированной старой мебелью. Он по достоинству оценил витавший в комнате викторианский дух.
Его беседа с леди Мэри протекала в приятной, непринужденной атмосфере. Говорили они о сэре Чарльзе. Хорошо ли мистер Саттерсуэйт знает его? Не очень близко, ответил мистер Саттерсуэйт. Он финансировал одну из постановок сэра Чарльза несколько лет назад; с тех пор они дружат.
– Он чрезвычайно обаятелен, – сказала леди Мэри, улыбаясь. – Мы с Эгг обе так считаем. Я полагаю, вы уже поняли, какие страдания доставляет Эгг преклонение перед героем?
«Неужели леди Мэри, как мать, не смущает подобное преклонение перед героем?» – подумал мистер Саттерсуэйт. Но, казалось, это ее нисколько не смущало.
– Эгг так мало видела в своей жизни, – со вздохом сказала она. – Мы очень нуждаемся в средствах. Один из моих кузенов как-то вывозил ее несколько раз в город на различные мероприятия, но с тех пор она почти не выезжала отсюда, если не считать редких визитов. Я считаю, что молодые должны видеть много разных людей и мест – особенно людей. Ограниченность круга общения порой может представлять опасность.
Мистер Саттерсуэйт выразил согласие, подумав о сэре Чарльзе и парусном спорте, но спустя несколько мгновений понял, что у леди Мэри на уме отнюдь не это.
– Приезд сюда сэра Чарльза стал для Эгг подлинным благом. Он значительно расширил ее кругозор. Видите ли, у нас здесь очень мало молодых людей – особенно мужчин. Я всегда боялась, что Эгг выйдет замуж за кого-нибудь только из-за отсутствия выбора.
Мистера Саттерсуэйта осенило.
– Вы имеете в виду Оливера Мандерса?
Леди Мэри воззрилась на него в изумлении.
– Не представляю, мистер Саттерсуэйт, откуда вы можете знать это! Я действительно имела в виду его. Одно время Эгг много общалась с ним. Я сознаю, что несколько старомодна, но мне не нравятся некоторые его идеи.
– Молодежь должна перебеситься, – заметил мистер Саттерсуэйт.
Леди Мэри покачала головой.
– Я так боялась… Разумеется, он из хорошей семьи, и его дядя, предоставивший ему недавно работу в своей фирме, очень богат, в этом смысле всё в порядке, но… С моей стороны это, конечно, глупо, и тем не менее…
Она замолчала, будучи не в состоянии подобрать нужные слова.
– И все же, леди Мэри, – мягко произнес мистер Саттерсуэйт, – вы ведь не захотите, чтобы ваша дочь вышла замуж за человека вдвое старше себя?
Ее ответ удивил его.
– Так было бы надежнее. По крайней мере, существует определенная уверенность. В этом возрасте все безумства и грехи остаются у мужчины в прошлом…
Мистер Саттерсуэйт не успел открыть рта, как в комнату вошла Эгг.
– Что-то ты долго, дорогая, – обратилась к ней мать.
– Я разговаривала с сэром Чарльзом, мама. Он остался в одиночестве. – Она повернулась и с упреком посмотрела на мистера Саттерсуэйта. – А вы не сказали мне, что гости разъехались.
– Они уехали вчера – все, кроме сэра Бартоломью Стрейнджа. Он собирался остаться до завтра, но сегодня утром пришла телеграмма, срочно вызвавшая его в Лондон. У одного из его пациентов критическое состояние.
– Очень жаль, – сказала Эгг. – Я собиралась заняться изучением гостей. Возможно, у меня имеется ключ…
– Ключ к чему, дорогая?
– Мистер Саттерсуэйт знает… Ладно, это неважно. Оливер все еще здесь. Мы привлечем его. Он хорошо соображает, когда захочет.
Вернувшись в «Воронье гнездо», мистер Саттерсуэйт застал его хозяина сидящим на террасе.
– Привет, Саттерсуэйт. Пили чай у Литтон-Горов?
– Да. Вы не возражаете?
– Разумеется, нет. Эгг звонила… Все-таки странная девушка…
– Симпатичная, – возразил мистер Саттерсуэйт.
– Хм, пожалуй, – согласился сэр Чарльз.
Он поднялся на ноги и сделал несколько неторопливых шагов – без всякой цели.
– Лучше бы я никогда не приезжал сюда, – неожиданно с горечью произнес актер.
Глава 5
Бегство от леди
Переживает, подумал мистер Саттерсуэйт. Ему стало жалко сэра Чарльза. Пятидесятидвухлетний жизнерадостный сердцеед вдруг влюбился. И понял, что эта любовь не принесет ему ничего, кроме разочарования. Молодость тянется к молодости.
Девушки умеют скрывать свои чувства, думал мистер Саттерсуэйт. Эгг открыто демонстрирует свои чувства в отношении сэра Чарльза. Она не стала бы так себя вести, если б это действительно что-то для нее значило.
Мистер Саттерсуэйт был проницателен и редко ошибался в своих предположениях. Однако он не учитывал один фактор, поскольку не знал о его существовании. И фактор этот заключался в том, что молодость высоко ценит зрелость. Мистеру Саттерсуэйту представлялось просто невероятным, что Эгг может предпочесть мужчину в возрасте молодому человеку. Молодость была для него самым волшебным из всех даров.
Его убеждение лишь укрепилось, когда Эгг позвонила после обеда и попросила разрешения привести Оливера – «для консультации».
Вне всякого сомнения, это был симпатичный парень – с темными глазами под тяжелыми веками и легкими, грациозными движениями. Пришел он явно без всякого желания – очевидно, поддавшись энергичному напору со стороны Эгг – и настроен был весьма скептически.
– Не могли бы вы повлиять на нее, сэр? – обратился он к сэру Чарльзу. – Эта здоровая пасторальная жизнь, которую она ведет, способствует накоплению у нее избыточной энергии. Знаешь, Эгг, ты действительно чрезмерно деятельна. Ведешь себя как ребенок, – преступление, сенсация и прочая чушь…
– А вы не думаете, что это убийство?
– Конечно, нет, сэр. Невозможно представить, чтобы этот славный старик мог умереть по какой-то иной причине, кроме как естественной.
– Надеюсь, вы правы, – сказал сэр Чарльз.
Мистер Саттерсуэйт взглянул на него. Какую роль Картрайт играет сегодня? Определенно не бывшего военного моряка – и не детектива.
Мистер Саттерсуэйт испытал потрясение, когда до него дошло, что это за роль. Сэр Чарльз играл роль второй скрипки. По отношению к Оливеру Мандерсу.
Он откинул голову назад и принялся незаметно наблюдать за тем, как молодые люди спорят: Эгг – с жаром, Оливер – вяло.
Сэр Чарльз выглядел более пожилым, нежели обычно, – и усталым. Эгг неоднократно взывала к нему, прося поддержки, но так и не дождалась ее.
В одиннадцать часов молодые люди засобирались. Сэр Чарльз вышел с ними на террасу и предложил им электрический фонарик, дабы они освещали себе путь, идя по выложенной камнем дорожке. Но в этом не было необходимости, поскольку все вокруг было залито таинственным лунным светом. Их голоса постепенно стихли вдали.
Становилось все холоднее, и мистер Саттерсуэйт, не желая подвергать себя риску простудиться, вернулся в Корабельную комнату. Сэр Чарльз немного задержался на террасе. Войдя внутрь, он закрыл за собой окно на щеколду, подошел к столу, чтобы налить виски с содовой, и сказал:
– Саттерсуэйт, завтра я уезжаю отсюда навсегда.
– Что? – воскликнул в изумлении мистер Саттерсуэйт.
По лицу Чарльза Картрайта скользнуло несколько печальное выражение удовлетворения произведенным эффектом.
– Это Необходимо Сделать, – значительно произнес он категоричным тоном, не допускающим возражений. – Я продам этот дом. Никто никогда не узнает, что он для меня значил.
В его упавшем голосе послышалась неизбывная грусть. После выступления на протяжении всего вечера в роли второй скрипки нарциссизм сэра Чарльза брал реванш. Это была великая Сцена Самопожертвования, которую он так часто играл в различных драмах. Отказ от Жены Другого Человека, Отречение от Любимой Девушки.
Он продолжил, и в его голосе зазвучали дерзкие нотки:
– Ограничимся уже понесенными потерями – это единственный выход… Молодость тянется к молодости… Эти двое созданы друг для друга… Мне остается только уйти…
– Куда? – спросил мистер Саттерсуэйт.
Актер небрежно махнул рукой:
– Куда угодно. Какая разница?
После небольшой паузы он добавил слегка изменившимся тоном:
– Может быть, в Монте-Карло.
Но тут же, осознав, что это не соответствует общей тональности сцены, поспешно поправился:
– В глубь пустыни, в глубь толпы – какое это имеет значение? В сущности, человек одинок. И я всегда был одинокой душой…
Представление подошло к концу.
Сэр Чарльз поклонился мистеру Саттерсуэйту и вышел из комнаты. Последовав примеру хозяина дома, гость тоже отправился спать.
Но это точно будет не пустыня, с усмешкой подумал он.
На следующее утро сэр Чарльз попросил мистера Саттерсуэйта не спешить с отъездом.
– Я знаю, вы собираетесь к Харбертонам в Тэвисток. Вас отвезут туда на автомобиле. Что же касается меня, раз решение принято, нельзя оглядываться назад.
Сэр Чарльз решительно расправил плечи, взял мистера Саттерсуэйта под руку и вверил его заботам мисс Милрэй.
Похоже, последняя была готова к этой ситуации, как и к любой другой. Она не выразила удивления или каких-либо эмоций по поводу решения сэра Чарльза. Ни внезапная смерть в доме, где она служила, ни неожиданное изменение планов не могли вывести ее из равновесия. Мисс Милрэй воспринимала все, что бы ни происходило, как данность и продолжала действовать с обычной для нее эффективностью. Она уже позвонила агентам по недвижимости и отправила телеграммы за границу, а теперь печатала на машинке. Мистер Саттерсуэйт избавил себя от зрелища этой всепоглощающей деловитости, спустившись к набережной, и бесцельно брел вдоль кромки воды, когда его вдруг кто-то схватил сзади за руку. Обернувшись, он увидел перед собой Эгг с побелевшим лицом.
– Что все это значит? – спросила она, задыхаясь от ярости.
– Что все это?
– Говорят, будто сэр Чарльз собирается уехать – что он продает «Воронье гнездо».
– Совершенно верно.
– Он уезжает?
– Уже уехал.
Читать бесплатно другие книги:
