Икс или игрек? Кристи Агата

Глава 1

В прихожей Томми Бересфорд снял пальто. Обстоятельно, аккуратно повесил его на деревянный крючок. Так же аккуратно и обстоятельно повесил на соседний крючок шляпу. Затем расправил плечи, изобразил на лице бодрую улыбку и вошел в гостиную, где сидела его жена и вязала шерстяную шапочку-шлем из пряжи цвета хаки.

Стояла весна 1940 года.

Миссис Бересфорд бросила на него короткий взгляд и принялась вязать с удвоенным усердием. Через пару минут она спросила:

– Ну, какие новости в вечерних газетах?

Томми ответил:

– Блицкриг надвигается, гип-гип-ура! Во Франции дела плохи.

– Да, нерадостно, – сказала Таппенс.

Повисло молчание. Затем Томми сказал:

– Что же ты ничего не спросишь? Чего уж со мной церемониться.

– Понимаю, – ответила Таппенс. – Нарочитая вежливость раздражает. Но если я и спрошу, ты все равно разозлишься. Да и к чему спрашивать? У тебя все на лбу написано.

– Я и не думал, что похож на грустную собачку.

– Нет, дорогой, – сказала Таппенс. – Просто у тебя такая деланая улыбка, что прямо душу разрывает.

Томми ухмыльнулся:

– Неужели все так плохо?

– Даже хуже… Ладно, хватит. Ничего не выходит?

– Нет. Меня никуда не хотят брать. Таппенс, это просто ужасно, когда мужчину сорока шести лет заставляют чувствовать себя старой развалиной. Армия, флот, ВВС, Министерство иностранных дел – везде в один голос говорят: «Вы слишком стары, возможно, мы позвоним вам позже».

– Со мной та же песня, – сказала Таппенс. – Людей моего возраста в санитарки брать не хотят – извините, но нет. Да и никуда вообще не берут. Они скорее возьмут какую-нибудь легкомысленную девчонку, которая и ран в глаза не видала, и бинтов не стерилизовала – но только не меня, которая за три года, с пятнадцатого по восемнадцатый год[1], успела послужить и санитаркой, и операционной сестрой, и водителем грузовика… а потом я еще генерала возила! И между прочим, у меня очень даже неплохо получалось! А теперь я бедная, назойливая, занудная тетка средних лет, которая не хочет сидеть дома и вязать, как ей и подобает.

– Проклятая война, – мрачно сказал Томми.

– Война сама по себе дело страшное, – сказала Таппенс, – но когда тебе еще и ничего делать не дают, так вообще хоть ложись и помирай.

– Ну хотя бы у Деборы есть работа, – утешил ее Томми.

– С ней-то все в порядке, – ответила мать Деборы. – Я думаю, что она отлично справляется. Но я все равно уверена, Томми, что не уступила бы ей.

Томми ухмыльнулся:

– Она бы с этим поспорила.

– Дочери бывают несносны, – сказала Таппенс. – Особенно когда они тебя жалеют.

– А как Дерек порой делает мне скидку на возраст… это просто невыносимо. У него прямо в глазах читаешь «бедный старый папа».

– Короче, – сказала Таппенс, – наши детки хотя и чудесные, но просто бесят.

Однако при упоминании близнецов, Дерека и Деборы, взгляды их смягчились.

– Наверное, – задумчиво сказал Томми, – нам просто трудно понять, что мы уже не юны и время наших подвигов миновало.

Таппенс коротко и гневно фыркнула, вздернула голову с черными блестящими кудряшками и сбросила с колен клубок.

– Значит, мы ни на что не годны, да? Да? Или нам это просто постоянно вбивают в голову, чтобы усвоили? Порой мне начинает казаться, что я вообще никогда ни на что не годилась.

– Возможно, – сказал Томми.

– Возможно. Но, в любом случае, когда-то ведь мы были действительно нужны. А теперь мне начинает казаться, что этого никогда и не было. Но ведь это было, Томми? Или нет? Это ведь правда, что однажды немецкие шпионы дали тебе по башке и похитили тебя? Ведь правда – мы однажды выследили опасного преступника и взяли его! Ведь это правда, что мы спасли девушку и добыли важные секретные документы, заслужив благодарность некоей страны?[2] Мы! Ты и я! Презираемые, никому не нужные мистер и миссис Бересфорд!

– Успокойся, дорогая. Все это ни к чему.

– Все равно, – сказала Таппенс, смаргивая слезу. – Я разочаровалась в нашем мистере Картере.

– Он написал нам очень приятное письмо…

– Он ничего не сделал, даже надежды нам не подал!

– Но ведь он сам сейчас не при делах. Как и мы. Он стар. Живет себе в Шотландии и рыбку ловит.

– Нам могли бы позволить сделать хоть что-нибудь для разведки, – тоскливо проговорила Таппенс.

– Возможно, мы не справились бы, – сказал Томми. – Возможно, в нынешние времена нам просто не хватило бы духу.

– Может быть, – сказала Таппенс. – Другие тоже так думают. Но возможно, как ты говоришь, когда доходит до дела… – Она вздохнула: – Хотелось бы, чтобы нам удалось найти хоть какое-то дело. С ума сойдешь от размышлений, когда у тебя столько времени.

Взгляд ее остановился на фотографии молодого человека в форме ВВС, с такой же широкой улыбкой, как у Томми.

– Мужчинам еще хуже, – сказал последний. – Женщина хоть вязанием себя может занять, упаковывать посылки или в столовых помогать.

– Я такими вещами могу заняться лет через двадцать, – ответила Таппенс. – Я еще не настолько стара, чтобы на этом успокоиться. Я ни рыба ни мясо…

В дверь позвонили. Таппенс встала, пересекла маленькую служебную квартирку и открыла дверь. На коврике перед нею стоял широкоплечий мужчина с большими светлыми усами и приветливым румяным лицом.

Он окинул ее коротким взглядом и спросил приятным голосом:

– Вы миссис Бересфорд?

– Да.

– Моя фамилия Грант. Я друг лорда Истхэмптона. Он предложил мне разыскать вас и вашего мужа.

– О, очень приятно, заходите. – Она провела его в гостиную. – Мой муж… э… капитан…

– Мистер.

– Мистер Грант. Он друг мистера Кар… лорда Истхэмптона.

Старый оперативный псевдоним бывшего начальника разведки – «мистер Картер» – куда легче подворачивался на язык, чем настоящее имя их старого друга.

Несколько минут все трое весело беседовали. Грант оказался приятным человеком с простыми манерами. Потом Таппенс вышла из комнаты и вернулась с шерри и стаканами.

Через несколько минут, во время паузы, мистер Грант сказал Томми:

– Я слышал, вы ищете работу, Бересфорд?

У Томми загорелись глаза.

– Да, это так. Не хотите ли вы сказать…

Грант рассмеялся и покачал головой.

– О нет, ничего в подобном духе. Боюсь, это придется оставить на долю молодых и энергичных или тех, кто варился во всем этом долгие годы. То дело, которое я вам собираюсь предложить, боюсь, довольно нудное. Кабинетная работа. Заполнение форм. Маркировка. Классификация. Вот такое дело.

Томми поскучнел.

– Понимаю.

– Это лучше, чем ничего, – подбодрил его Грант. – Короче, заходите как-нибудь ко мне. Министерство снабжения, кабинет двадцать два. Мы подберем вам какую-нибудь хорошую работу.

Зазвонил телефон. Таппенс взяла трубку.

– Алло? Да. Что?! – На том конце провода о чем-то взволнованно верещал писклявый голос. Таппенс изменилась в лице. – Когда? О Господи, конечно! Сейчас приеду!

Она положила трубку и повернулась к Томми:

– Это Морин.

– Я так и подумал. Узнал ее голос даже по телефону.

– Мне очень жаль, мистер Грант, – зачастила Таппенс, – но я должна поехать к подруге. Она упала и подвернула ногу, а с нею никого нет, кроме малолетней дочери. Мне надо поехать к ней, все уладить и найти ей какую-нибудь сиделку. Простите, пожалуйста.

– Конечно, миссис Бересфорд, я все понимаю.

Таппенс улыбнулась ему, схватила лежавшее на софе пальто, сунула руки в рукава и выскочила из комнаты. Хлопнула входная дверь.

Томми налил гостю еще стаканчик шерри.

– Посидите еще, – сказал он.

– Спасибо, – гость взял стакан. – По правде говоря, очень удачно получилось, что вашей жене позвонили. Это сэкономит нам время.

Томми уставился на него.

– Я не понимаю.

– Понимаете ли, Бересфорд, – неторопливо проговорил Грант, – если б вы пришли бы ко мне в министерство, то там я сделал бы вам иное предложение.

На веснушчатое лицо Томми начал возвращаться румянец.

– Вы хотите сказать…

– Истхэмптон предложил вас, – кивнул Грант. – Он сказал, что вы именно тот человек, который нам нужен для этого задания.

Томми шумно выдохнул.

– Рассказывайте, – сказал он.

– Естественно, все строго конфиденциально.

Томми кивнул.

– Даже ваша жена не должна знать. Вы понимаете?

– Прекрасно понимаю. Но мы прежде работали вместе…

– Да, я знаю. Однако это предложение только для вас.

– Понимаю. Хорошо.

– Для виду вам будет предложена, как я только что сказал, кабинетная работа в отделе министерства, функционирующего в Шотландии – в закрытом районе, куда ваша жена не сможет вас сопровождать. На самом деле вы будете находиться совершенно в другом месте.

Томми слушал.

– Вы ведь читали в газетах о так называемой «пятой колонне»? – спросил Грант. – В любом случае вы хотя бы примерно понимаете, что означает этот термин.

– Внутреннего врага, – пробормотал Томми.

– Именно так. Эту войну, Бересфорд, мы начали под фанфары. О, я не говорю о людях, которые действительно понимали суть дела, – мы всегда знали, с кем нам предстоит схватиться. Мы знали о способностях врага, его воздушных силах, его смертоносной решимости и скоординированности его отлично слаженной военной машины. Я имею в виду обывателя. Я говорю о том простодушном, туповатом демократе, который верит в то, во что хочет верить, – что Германия вот-вот рухнет, что она на пороге революции, что у нее не оружие, а жестянки, что тамошний народ голодает так, что солдаты падают в обморок на марше, и все такое. Как говорится, принимают желаемое за действительное.

А война обернулась совсем по-иному. И в начале-то все было неважно, а потом стало еще хуже. К простым людям претензий нет – к морякам, летчикам, солдатам в окопах. Но руководство было дурным, и готовы к войне мы были плохо – возможно, это дефекты нашего характера. Мы не хотим войны, мы не рассматривали ее всерьез, мы оказались к ней не готовы.

Однако самое худшее уже позади. Мы исправили свои ошибки. Мы постепенно ставим нужных людей на нужные места. Мы начинаем вести войну так, как следовало с самого начала – уж будьте уверены, – если только не успеем ее проиграть. И опасность поражения исходит не извне – она не в количестве немецких бомбардировщиков, не в захвате Германией нейтральных стран и новых плацдармов для вторжения. Опасность идет изнутри. Это троянский конь. Можете называть ее «пятой колонной», если вам угодно. Она здесь, среди нас. Это мужчины и женщины – некоторые на высоких постах, некоторые в тени, но все они искренне верят в цели и догмы нацизма и желают подменить этими жесткими эффективными догмами туповатую ленивую свободу наших демократических институтов. – Грант подался вперед и произнес все тем же приятным бесстрастным голосом: – И мы не знаем, кто это.

– Но ведь наверняка… – начал Томми.

– Ну да, мы могли бы выловить мелкую рыбешку, – с некоторым раздражением сказал Грант. – Это достаточно просто. Но есть и другие. Мы знаем о них. Мы знаем как минимум о двух высокопоставленных чиновниках Адмиралтейства – один должен быть членом штаба генерала Г. – и еще о трех в ВВС. Как минимум двое служат в разведке и имеют доступ к секретной информации кабинета министров. Мы знаем об этом потому, что именно так следует из хода событий. Об этом сигнализирует утечка информации – причем с самого верха – к врагу.

– Но я-то чем могу здесь помочь? – беспомощно спросил Томми. На его симпатичном лице было глубокое недоумение. – Я же никого из этих людей не знаю.

Грант кивнул.

– Вот именно. Вы не знаете никого из них – а они не знают вас.

Он помолчал, чтобы эта мысль улеглась у Томми в голове, и продолжил:

– Этим людям, этим высоко сидящим людям, известно большинство из наших агентов. Невозможно окончательно отрезать их от информации. Я просто не знаю, что делать. Я поехал к Истхэмптону. Сейчас он не у дел – болен, – но такой умной головы, как у него, я не встречал. Он вспомнил о вас. Вы работали на департамент свыше двадцати лет назад. Ваше имя никто с ним не свяжет. Ваше лицо никому не знакомо. Что вы скажете? Вы беретесь за это дело?

Восторженная улыбка расплылась на лице Томми буквально от уха до уха.

– Берусь ли? Да уж будьте покойны! Хотя я не понимаю, чем могу быть полезен. Я же просто жалкий любитель.

– Дорогой мой Бересфорд, именно любитель нам и нужен. Профессионал здесь не подойдет. Вы замените человека, лучше которого у нас не было и вряд ли будет.

Томми вопросительно посмотрел на него. Грант кивнул.

– Да. Скончался в госпитале Святой Бригитты в прошлый вторник. Его сбил грузовик. Прожил после этого всего несколько часов. Случайный наезд. Только это было не случайно.

– Понимаю, – медленно проговорил Томми.

– Именно потому мы и полагаем, что Фаркар что-то нащупал, – спокойно сказал Грант. – Он наконец взял след. И смерть его не была случайной.

Томми продолжал смотреть на своего собеседника.

Грант продолжал:

– К несчастью, мы практически ничего не знаем о том, на что он наткнулся. Фаркар методично перебирал одну нить за другой. Большинство из них не вели никуда. – Грант помолчал. Затем продолжил: – Фаркар был без сознания и пришел в себя лишь за несколько минут до смерти. Он попытался что-то сказать. Его последние слова – «Икс или Игрек. Сон Сюзи».

– Это, – сказал Томми, – как-то не слишком информативно…

Грант улыбнулся:

– Чуть информативнее, чем может показаться. Понимаете ли, нам уже знакомы эти псевдонимы – Икс и Игрек. Это два наиболее важных и осведомленных немецких резидента. Мы сталкивались с их деятельностью в других странах и знаем о них очень мало. Их обязанность – организовывать «пятую колонну» в зарубежных странах и осуществлять ее связь с Германией. Насколько мы знаем, Икс – мужчина, Игрек – женщина. Насколько нам известно, они наиболее доверенные агенты Гитлера, и в одном зашифрованном письме, которое нам удалось расшифровать в начале войны, была фраза – «в Англию назначить Икс или Игрек. Полномочия неограничены».

– Я понял. И Фаркар…

– Насколько я понимаю, Фаркар напал на след одного из них. К сожалению, мы не знаем, на чей именно след. «Сон Сюзи» звучит загадочно, но Фаркар не из высшего света, и с французским произношением у него беда. В кармане у него был обратный билет в Лихэмптон, что наводит на некоторые мысли. Лихэмптон находится на южном побережье – этакий будущий Борнмут или Торки[3]. Там много частных отелей и пансионов. Среди них есть один под названием «Сан-Суси»…

– Сан-Суси… Сон Сюзи… Понимаю, – снова сказал Томми.

– Да? – спросил Грант.

– Идея состоит в том, – сказал Бересфорд, – что мне надо поехать туда и… ну… порыскать?

– Именно так.

Томми снова расплылся в улыбке.

– Немного неопределенно, не так ли? – спросил он. – Я даже не знаю, кого высматривать.

– И я не могу вам помочь. Я не знаю. Всё на ваше усмотрение.

Томми вздохнул. Расправил плечи.

– Я могу попробовать. Но я не великий интеллектуал.

– Насколько я слышал, в прежние времена вы хорошо справлялись.

– Это было чистое везение, – торопливо сказал Бересфорд.

– Что ж, как раз удача нам и нужна.

Томми поразмыслил пару минут, затем сказал:

– Расскажите об этом самом «Сан-Суси».

Грант пожал плечами:

– Возможно, все это необоснованные подозрения. Не знаю. Фаркар мог вообще иметь в виду песенку «Сестричка Сюзи стирала для солдат». Тут все сплошная загадка.

– А сам Лихэмптон?

– Да как все подобные места, таких пруд пруди. Старые дамы, старые полковники, безупречные старые девы, сомнительные постояльцы, подозрительные постояльцы, один-два иностранца… На самом деле всех понемногу.

– И среди них Икс или Игрек?

– Не обязательно. Возможно, кто-то, имеющий связь с Икс или Игрек. Но, скорее всего, сами Икс или Игрек. Место безобидное, пансионат на морском курорте.

– Вы не представляете, кого мне искать – мужчину или женщину?

Грант покачал головой.

– Ладно, – сказал Томми. – Могу попытаться.

– Удачи вам в вашей попытке, мистер Бересфорд. А теперь подробности…

Через полтора часа, запыхавшись, прибежала Таппенс, сгорая от любопытства. Томми был один. Он сидел в кресле и насвистывал, и на лице его было написано сомнение.

– Ну? – спросила Таппенс, вкладывая в это односложное слово целую вселенную эмоций.

– Ну, – с некоторой неуверенностью ответил Томми, – я получил работу. Что-то вроде того.

– Вроде чего?

Томми скорчил подходящую гримасу.

– Бумажная работа где-то в какой-то шотландской дыре. Язык за зубами и все такое, но звучит не слишком впечатляюще.

– Для нас обоих или только тебе?

– Боюсь, только для меня.

– Чтоб тебя приподняло да шлепнуло! Наш мистер Картер просто негодяй!

– Думаю, на такой работе они предпочитают разделять полы. Иначе будет отвлекать.

– Это шифровка или дешифровка? Как работа Деборы? Будь осторожнее, Томми, люди от такой работы трогаются умом, не спят и бродят по ночам, стеная и повторяя «девять-семь-восемь-три-четыре-пять-восемь-шесть» или что-то типа этого, а под конец у них случается нервный срыв, и они возвращаются домой.

– Только не я.

– Рано или поздно и с тобой так будет, – мрачно сказала Таппенс. – Может, я тоже могу поехать? Не для работы, а как твоя жена – тапочки, там, перед камином, горячий ужин в конце дня…

У Томми был неловкий вид.

– Прости, старушка. Прости. Мне ужасно не хочется тебя покидать…

– Но ты должен, – тоскливо пробормотала она.

– В конце концов, – неуверенно сказал Томми, – ты же можешь вязать.

– Вязать? – ответила Таппенс. – Вязать? – Схватив вязанье, она швырнула его на пол. – Я ненавижу шерсть цвета хаки, и цвета морской волны для ВМС, и голубого для ВВС! Я хочу связать что-нибудь цвета фуксии!

– Звучит вполне по-военному, – сказал Томми. – Почти как угроза блицкрига!

Он действительно чувствовал себя неловко. Однако Таппенс по-спартански поддержала его, спокойно согласившись, что, да, конечно, он должен взять эту работу и что она как-нибудь переживет такое горе. И добавила, что слышала, что пункту первой помощи нужна уборщица. Возможно, ее возьмут.

Томми уехал в Абердин через три дня. Таппенс проводила его до поезда. Глаза ее блестели, и пару раз она сморгнула слезу, но держалась молодцом.

Только когда поезд отошел от перрона и Томми увидел бредущую по платформе маленькую одинокую фигурку, он ощутил комок в горле. Война или нет, но ему казалось, что он бросает Таппенс…

Он с трудом взял себя в руки. Приказ есть приказ.

Приехав в Шотландию, Бересфорд на другой день сел на поезд до Манчестера. На третий день поезд высадил его в Лихэмптоне. Там он отправился в главный отель и на другой день совершил тур по различным частным пансионатам и гостиницам, осматривая комнаты и расспрашивая об условиях сдачи жилья на долгий срок.

«Сан-Суси» представлял собой викторианский особняк из темно-красного кирпича. Он стоял на склоне холма, и из окон верхнего этажа открывался хороший вид на море. В холле стоял легкий запах пыли и кухни, ковер был потертым, но по сравнению с некоторыми другими гостиницами, которые посетил Томми, смотрелся очень даже прилично. Бересфорд поговорил с хозяйкой, миссис Перенья, в ее кабинете – маленькой неряшливой комнате с большим столом, беспорядочно заваленным бумагами.

Сама миссис Перенья выглядела довольно неопрятно. Это была женщина средних лет с большой копной бешено вьющихся черных волос, неряшливым макияжем и решительной улыбкой, обнажавшей очень белые зубы.

Томми что-то пробормотал о своей старшей кузине, мисс Медоуз, которая останавливалась в «Сан-Суси» пару лет назад. Миссис Перенья очень хорошо помнила мисс Медоуз – такая милая пожилая леди, как минимум старушкой ее не назовешь, очень активная и с чувством юмора.

Томми осторожно согласился. Он знал, что настоящая мисс Медоуз существует – в департаменте тщательно относились к таким деталям.

И как поживает дорогая мисс Медоуз? Томми печально сообщил, что она покинула этот мир, и миссис Перенья сочувственно поцокала и издала все полагающиеся случаю звуки, сделав печальное лицо.

Вскоре она снова без умолку говорила. Она уверена, что у нее есть комната, которая подойдет мистеру Медоузу. Очаровательный вид на море. Она полагает, что мистер Медоуз очень правильно уехал из Лондона. Она понимает, что сейчас там очень тоскливо, и, конечно, после такой эпидемии гриппа…

Все еще не умолкая, миссис Перенья повела Томми вверх по лестнице, показала ему несколько комнат и назвала стоимость за неделю. Томми изобразил ужас. Миссис Перенья объяснила, что цены просто невероятно взлетели. Томми сказал, что его доходы, к несчастью, упали, а еще налоги и все прочее…

Миссис Перенья застонала и произнесла:

– Эта ужасная война…

Томми согласился и сказал, что, по его мнению, этого типа, Гитлера, повесить мало. Он сумасшедший, вот он кто, сумасшедший!

Миссис Перенья согласилась и сказала, что с продовольствием трудно, и что мясники с трудом достают мясо, а потроха и субпродукты практически исчезли, и что из-за этого очень тяжело вести хозяйство, но поскольку мистер Медоуз родственник мисс Медоуз, то она будет брать с него на полгинеи меньше.

Томми протрубил отступление, пообещав подумать, и миссис Перенья преследовала его до ворот, тараторя еще сильнее, чем прежде, и выказывая такую игривость, что Томми даже испугался. Да, она была по-своему красивой женщиной. Ему стало интересно, какова ее национальность. Конечно же, не чистокровная англичанка. Фамилия ее была испанской или португальской, но это была фамилия мужа, а не ее собственная. Возможно, подумал он, она ирландка, но у нее не было резкого ирландского акцента. Но живость и энтузиазм были вполне себе ирландскими.

В конце концов они договорились, что мистер Медоуз въедет на следующий день.

Томми назначил свой приезд на шесть часов. Миссис Перенья вышла ему навстречу, дала несколько указаний по поводу его багажа служанке с дебильным лицом, которая пялилась на Томми, разинув рот, а потом проводила его в комнату, которую она называла салоном.

– Я всегда представляю моих гостей друг другу, – сказала миссис Перенья, лучезарно улыбаясь в ответ на подозрительные взгляды пяти постояльцев. – Это наш новый гость, мистер Медоуз. Миссис О’Рурк. – Чудовищная женщина-гора с глазками-пуговками и усиками одарила его лучезарной улыбкой.

– Майор Блетчли. – Майор смерил Томми оценивающим взглядом и механически кивнул.

– Мистер фон Дейним.

Молодой человек, очень скованный, светловолосый и синеглазый, встал и поклонился.

– Мисс Минтон. – Пожилая женщина, вся в бусах, вязавшая что-то цвета хаки, улыбнулась и хихикнула.

– И миссис Бленкенсоп. – Еще одна вязальщица. Женщина подняла лохматую темноволосую голову, отрываясь от задумчивого созерцания шапочки-шлема.

У Томми перехватило дыхание, комната пошла кругом…

Миссис Бленкенсоп! Таппенс! Это было невозможно, невероятно – но в салоне «Сан-Суси» сидела и вязала Таппенс.

Он встретился с нею взглядом. Глаза ее были вежливыми, чужими и отстраненными.

Томми не мог не восхищаться ею.

Таппенс!

Глава 2

Томми не помнил, как пережил этот вечер. Но он не позволял себе слишком часто смотреть в сторону миссис Бленкенсоп. К обеду пришли еще три постояльца «Сан-Суси» – супружеская чета средних лет, мистер и миссис Кайли, и молодая мать, миссис Спрот, которая приехала со своей маленькой дочкой из Лондона и явно тяготилась вынужденным проживанием в Лихэмптоне. Ее усадили рядом с Томми; она периодически сверлила его взглядом глаз бледно-крыжовенного цвета и, слегка пригнусавливая, спрашивала:

– Как вы думаете, теперь там стало безопасно? Ведь все возвращаются туда, не правда ли?

Прежде чем Томми успевал отвечать на эти бесхитростные вопросы, встревала его соседка с другой стороны, дама в бусах:

– Я считаю, что нельзя рисковать ребенком, вашей маленькой миленькой Бетти. Вы никогда не сможете себе простить, если что-то случится, а вы же знаете, что этот самый Гитлер заявил, что скоро он объявит Англии блицкриг, и я уверена, что он применит какой-то новый газ.

Майор Блетчли резко перебил ее:

– Сколько же ерунды болтают про этот самый газ! Эти ребята не будут тратить время на возню с газом. Бризантные заряды и зажигательные бомбы, как в Испании.

Весь стол ввязался в жаркий спор. Таппенс пропищала пронзительным и слегка дурацким голосом:

– Мой сын Дуглас говорит…

«Однако – Дуглас! – подумал Томми. – Интересно, почему Дуглас-то?»