Оракул Апокалипсиса Капелле Лариса

– Что-то случилось?

– Да.

– Что именно?

– Я предпочитаю не говорить об этом по телефону.

– Мне необходимо явиться в сопровождении моего адвоката?

– Не думаю, что в данном случае понадобится адвокат. Мы просто нуждаемся в вашей помощи, чтобы пролить свет на последние часы мадам Бренон.

– Мадам Бренон… – задумалась Ангелина.

– Мадам Женевьева Бренон, вы должны были ее знать.

Ангелина вспомнила, что именно так звали странную рыжеволосую женщину, которая так хотела встретиться с ней.

– Последние часы, говорите. Она что, умерла?

– Мадам Бренон была найдена в подземном гараже резиденции с признаками насильственной смерти. Анализ ее мобильника показал, что непосредственно перед смерью она попыталась связаться именно с вами…

Глава 3. Право на ошибку

Уже через час после полученного звонка Ангелина сидела перед лейтенантом Сином, который оказался невысокого роста мужчиной сорока лет с явно выраженными азиатскими чертами лица. Он коротко объяснил Ангелине, какая помощь требуется от нее. Женевьева Бренон действительно пыталась с ней связаться. Но было уже поздно, и Ангелина на тот момент находилась в душе. Она дала ему прослушать полученное сообщение. Оно было кратким: «Мадам Слепцова, нам срочно необходимо встретиться. Дело не терпит отлагательств! Умоляю, позвоните мне сразу, как только получите это сообщение!»

– Вы перезвонили?

– Нет, звонок я не слышала и на мобильник, честно говоря, не обратила никакого внимания. И обычно близкие, если не могут дозвониться по мобильнику, звонят мне на домашний.

– Понятно, а у Женевьевы Бренон вашего домашнего номера не было?

Ангелина покачала головой и спросила, в свою очередь:

– Это неудачное ограбление?

– Нет, ничего не пропало.

– Тогда что произошло?

– Трудно сказать, мы только в самом начале следствия, – улыбнулся Син, всем своим видом давая понять, что вообще-то прерогатива задавать вопросы принадлежит ему, а не ей.

Но Ангелина не обратила на это внимания.

– Я могу увидеть снимки? – сама не зная почему, попросила она.

Лейтенант после недолгого колебания слегка повернул в ее сторону экран компьютера:

– Смотрите.

На цементном полу подземной парковки экзотической птицей раскинулась женская фигура: кричащей расцветки балахон, ярко-рыжие волосы, огненными полосами прорезающие окружающую серость. Женевьева Бренон и в смертный час осталась верна самой себе.

– Как она погибла?

– Несколько выстрелов из автоматического пистолета. Хотя, по всей видимости, работали непрофессионалы. И баллистическая экспертиза пока ничего особенного не дала. Хотя убийца не дурак, правильно рассчитал угол атаки, использовав мертвое пространство, недоступное камерам наблюдения парковки.

– Но он должен был каким-то образом проникнуть в гараж?

– Мы на данный момент располагаем только размытым изображением человеческой фигуры. Причем невозможно определить, мужчина это или женщина.

Он показал ей видеоролик. Действительно, быстро передвигавшаяся фигура могла принадлежать кому угодно.

– И от меня вы ожидаете что-то конкретное? – спросила она.

– Почему Женевьева Бренон хотела с вами встретиться?

– Для меня это такая же загадка, как и для вас. Единственное, речь, я полагаю, должна была пойти о центре исследования нейродегенеративных заболеваний, спонсором которого я являюсь.

– Почему?

Ангелина замялась, а потом решила, что скрывать от полиции суть их разговора не имеет смысла, и вкратце рассказала о странной встрече.

– То есть мадам Бренон была уверена, что центр занимается запрещенными исследованиями?

– Да, – коротко кивнула головой Ангелина.

– Мы просмотрели все ее документы, но ничего, связанного с центром, не нашли.

– Она могла все это спрятать?

– Могла, если догадывалась, что находится в опасности, – в раздумье произнес Син.

– Я убеждена, что она боялась.

– Откуда такая уверенность? – удивился лейтенант.

– Ощущение, а они меня никогда не обманывают. Во всяком случае, эта женщина была уверена, что за ней наблюдают. Поэтому и попросила о встрече вне центра.

– Хорошо, предположим, что вы правы и документы она спрятала. Пока мы отдали ее домашний компьютер и найденный в автомобиле ноутбук нашим инженерам.

– Чтобы они восстановили уничтоженные файлы?

– Вы разбираетесь в информатике?

– Как обычный пользователь, не больше, не меньше. Просто запомнила раз и навсегда, что на жестком диске ничто не пропадает без следа.

– Насколько я понял, вы приглашены в замок Литцель?

– Куда? – не поняла она.

– В замок Литцель рядом с Кольмаром, вы же мне только что сказали, что вас пригласили на презентацию, – пояснил он.

– Я не обратила внимания на название замка и пока еще не приняла окончательного решения, – призналась она, – почему вы об этом спрашиваете?

– Просто, если вы это решение все-таки примете, прошу вас быть поосторожнее и… – лейтенант Син слегка замялся.

– И? – приподняла вопросительно брови Ангелина, начиная догадываться, куда клонит полицейский.

– Так, скажем, если что-то покажется вам интересным, я был бы вам благодарен, если бы вы держали меня в курсе. Я дам вам номер моего мобильника.

– Хорошо, – кивнула головой она и взяла номер, полностью уверенная, что им уж точно не воспользуется.

Они проговорили еще минут десять. Потом, заручившись обещанием Ангелины позвонить ему в случае, если она вспомнит какие-то новые факты, лейтенант вежливо проводил ее до двери. Из комиссариата Ангелина выходила в задумчивости. Что же такое опасное могла знать эта странная женщина? В любом случае, эта информация стоила ей жизни. В чем, в чем, а в этом Ангелина Слепцова была уверена.

На углу двух улиц она остановилась, словно размышляя, в какую сторону двинуться. Мобильник завибрировал: пришло сообщение от Лориса. Надо было давать ответ на приглашение. Перед глазами вновь встала распластавшаяся на цементном полу экзотическая фигура. Смерть Женевьевы Бренон – связана она с центром Лориса или нет? И разумно ли отправляться им туда? Хотя она тут же одернула себя. Что им могло грозить в трехстах километрах от Парижа, в густонаселенной местности? Да и теперь ей стало по-настоящему любопытно, что же такое запрещенное происходит в этом замке. «Замке Синей Бороды», – добавила она про себя и усмехнулась – во всяком случае, это название ей нравилось больше заурядного Литцель. В любом случае ни она, ни Марго невинными девицами не были. А посмотреть стоило. Была, правда, другая загвоздка. По твердому убеждению Ангелины, бесплатным бывал только сыр в мышеловке. Поэтому если Лорис и пригласил их на эту встречу, то не из-за ее прекрасных глаз. Но на этот раз она твердо решила, что ему не удастся вытрясти из нее ни сантима.

Вечером Ангелина заехала к Марго. Они договорились вместе посмотреть очередную театральную премьеру. Завзятая театралка Марго не пропускала почти ни одной, на ее взгляд, стоящей постановки. Гораздо меньше любившая театр Ангелина иногда тоже соглашалась на вылазки. Так было и на этот раз.

– Я соглашусь с одним условием, – заявила в антракте Марго, когда речь вновь зашла о посещении презентации в замке Литцель.

– И что это за условие?

– Возьмем с собой Кати.

– Это ты решила после того, как узнала об убийстве Женевьевы Бренон? – прямо спросила Ангелина.

– Возможно – да, а возможно – нет. Просто подумала, что втроем интереснее, чем вдвоем, а потом Кати пора выбираться из своего поместья на белый свет, а то совсем одичает.

– И ты уверена, что ничего лучшего для выхода в свет она не найдет?

– Конечно, не найдет, – с непоколебимой уверенностью заявила ее собеседница.

С подругой Марго, Екатериной Кузнецовой, другой российской француженкой, Ангелина уже встречалась. Правда, встреча была короткой. Екатерина Дмитриевна, которую чаще всего друзья и близкие называли Екатериной Великой, с дочерью Касей приехала тогда из Ниццы в Париж на встречу с нотариусом своего покойного друга, Фредерика де Далмаса. Ангелина прекрасно помнила совершенно обалдевшее выражение лица мадам Кузнецовой. Дело было в том, что на женщину свалилось совершенно неожиданное и весьма оригинальное наследство. Нельзя сказать, чтобы ее очень поразили квартира в Орлеане и значительная сумма денег. Это было скорее приятным сюрпризом. Зато вторая и основная часть наследства изрядно напрягала. Фредерик де Далмас оставил ей замок на границе Лота и Оверни. Замок являлся, конечно, памятником культуры и, по преданиям, был одним из командорств сметенных потоком времени тамплиеров, но в первую очередь это было нуждающееся в значительной реставрации здание на семи ветрах. Именно так об этом тогда повествовала изрядно растерянная Кати. Ангелина ее прекрасно понимала. К семейству де Далмасов Екатерина никакого отношения не имела, следовательно, никаких обязательств перед памятью предков у нее тоже не было. И если не брать в расчет историческую ценность, замок был полуразрушенным средневековым монстром с активно гуляющими сквозняками и появляющимися то там, то сям привидениями. И теперь это чудовищное сооружение реально угрожало вполне налаженному и благополучному существованию мадам Кузнецовой.

Действительно, с какой стороны ни посмотри – в Ницце Кати жилось не тужилось. Качество жизни, климат, квартира в престижной части старого города, море в двухстах метрах, друзей – куча, поклонников – штабеля. И теперь Екатерине предстояло решить: восстанавливать доставшийся в наследство от Фредерика замок или нет. Ангелина помнила их разговоры, и каково же было ее удивление, когда уже через месяц она услышала от Марго, что ее сумасшедшая русская подружка полностью забыла все свои рационалистические выкладки, отправила ко всем чертям вполне разумные, слегка эгоистичные жизненные принципы, твердо и бесповоротно решив продолжить восстановление благополучно лежавшего в руинах родового замка де Далмасов. Короче говоря, Екатерину Великую, как и ее историческую тезку, потянуло на героические свершения. Конечно, в жизни всегда есть место подвигу. Но никто из окружающих не был готов к подобному повороту. С тех пор прошло больше полутора лет, и, судя по всему, Кати весьма преуспела в своих начинаниях. Теперь же Марго решила, что ее подруге просто необходимо взять отпуск.

– Приглашай, если ты уверена, что она согласится, – пожала плечами Ангелина. Ей эта идея даже понравилась. В конце концов, если общество ученых окажется не очень приятным, их будет трое, и они смогут развлечься самостоятельно.

Марго тут же набрала телефонный номер. На звонок ответила дочь Екатерины Великой Кася:

– Марго, рада тебя слышать! Собираешься вытащить маму развеяться? Отличная идея! Что-то вроде научного симпозиума? С каких это пор тебя стала интересовать наука? А, в замке Синей Бороды? Тогда игра стоит свеч! – рассмеялась она и, выслушав ответ Марго, добавила: – Ты права, действительно интересно, уговори маму, я тебе помогу. Кстати, вот и она, передаю ей трубку. Целую.

Екатерина выслушала предложение Марго молча, не перебивая. С Ангелиной она уже была знакома, и женщины с первого момента нашли общий язык. Помогала не только общая родина, но и сходные взгляды на жизнь и на окружающих. Поэтому идея провести неделю в обществе Ангелины и Марго Екатерине Дмитриевне понравилась. Только цель и место поездки немного напрягали: оказаться на презентации неизвестно чего в окружении незнакомых людей и плюс ко всему – в роли напросившегося на огонек участника. Поэтому, когда Ангелина взяла трубку и продолжила уговоры, прямо спросила:

– Ты уверена, что это удобно, мало того что Марго с тобой едет, еще и меня в придачу с собой собираетесь захватить?

– Слушай, я пожертвовала этому фонду больше трехсот тысяч евро. За эти деньги они вполне могут потерпеть меня и моих подружек каких-то четыре дня.

– Зачем вам все это сдалось? – продолжала недоумевать Екатерина Великая.

– Смена впечатлений, да и потом интересно, – включилась в телефонный разговор Марго, – такое собрание чудиков не каждый день увидишь.

– Пахнет приключениями? – усмехнулась Кати, прекрасно знавшая характер своей лучшей подруги.

– И да, и нет, – уклончиво ответила та, – и там действительно приличное количество весьма и весьма занимательных субъектов.

Пообещав подумать, Екатерина Великая повесила трубку. Она сомневалась. Но почему и в чем был подвох, найти ей не удавалось. Слова о замке Синей Бороды всерьез она не восприняла, даже если знала авантюрную жилку Марго. С одной стороны, отдых она заслужила – больше года без передышки с утра до ночи только и знала, что занималась реставрацией замка. Неожиданное наследство оказалось более чем хлопотным. Екатерина не жаловалась, все было слишком захватывающим и интересным. Но теперь она явно чувствовала, что ей просто жизненно необходимо сменить обстановку.

* * *
Год 999 после Рождества Христова. Священная Римская империя, Констанц

«Небесные силы – нетленны и бессмертны, значит, и душа человеческая, сотворенная по образу и подобию сил небесных, – нетленна и бессмертна. Но ум человеческий, какова его природа?» Бертольд отложил в сторону стило и задумался. Они столько говорили об этом с Гербертом! Так по привычке старого знакомого называл он про себя недавно избранного папу Сильвестра II. Но для Бертольда он так и остался Гербертом д’Орийяком. Познакомились они давным-давно, в Каносском замке, в котором когда-то нашла убежище будущая покровительница нового папы Адельгейда Бургундская. Но тогда она была вдовой короля Лотаря, и до ее свадьбы с императором Оттоном I оставался один год. Ни Бертольд, сын главного оружейника замка, ни странствующий монах Герберт не представляли себе, что капризная судьба свела их с одной из самых влиятельных в будущем женщин Европы. Адельгейда не только стала править вместе с мужем-императором, но сохранила свое место императрицы-матери и при сыне Оттоне II, и при внуке – Оттоне III.

Герберт тогда заметил любознательного и смышленого подростка, самостоятельно выучившего грамоту и уже подбиравшегося к латыни. Оружейник, отчаявшийся приучить мечтательного подростка к своему ремеслу, махнул на него рукой. Бертольд был предоставлен самому себе и целые дни проводил с писцами замка. Поэтому, когда Герберт предложил ему следовать за собой, согласился без колебаний. Без всяких сожалений он покинул уютный и надежный отцовский дом, прекрасно зная, что идет навстречу неизвестности. Так оно и случилось. Им предстояли годы скитаний, но ничто не пугало подростка. Неизведанное манило, и неутолимая жажда знаний была сильнее благоразумия. Вскорости не только латынь, но и более трудные арифметика, логика и метафизика покорились молодому человеку. Как только ученик одолел знание явное, учитель решил, что пришел черед знания тайного. Сначала была доступная только избранным алхимия, секрет превращения и взаимодействия веществ. Но самое главное ожидало его впереди…

Бертольд покачал головой и продолжил писать. У него появилось неприятное ощущение быстротечности времени. Самое странное, что он никоим образом не мог объяснить, почему. Он укорил себя за гордыню: разменял седьмой десяток, а о смерти все не думает! И тут же в голове пронеслось трусливое: неужели подошел к заветной черте? Он отогнал от себя эти мысли. Не пристало ему, посвятившему всю свою жизнь вечному, задумываться о тленной своей природе. Его волновало другое: передать, оставить найденное на земле. Поэтому следовало торопиться. Он и сам не надеялся, что труд всей его жизни приведет к таким удивительным результатам! Вспомнил расширенные от удивления глаза всегда такого холодного и владеющего собой посланника папы Сильвестра, Флавио Виттори. Лучшей похвалы и не придумаешь! Флавио вернулся в Рим, и Сильвестр тут же отправил срочную и секретную депешу. Приказ был коротким: до его приезда больше никого в курс не ставить. Излишняя предосторожность! Никого ставить в известность Бертольд не собирался и не соберется. Да и кто поймет настоящую ценность открытия? Хотя он тут же одернул себя. Его заслуга заключалась только в расшифровке и правильном применении рецепта, известного древним. Внезапно холодок пробежал по спине. Он почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся – легкая материя слетела, и глаза, без бровей, без ресниц, смотрели прямо, бесстрастно, изучающе. Как ни избегал он этих мыслей, но каждый раз ему было не по себе. Словно этот нечеловеческий взгляд видел в нем нечто, самому ему неведомое, проникал вглубь, просвечивал насквозь и выносил безжалостный приговор.

«Это всего лишь мое произведение, бездушный оракул, инструмент моей славы!» – уговаривал он себя. Но ничего не помогало. С самой первой встречи этот взгляд поразил его. Тогда он еще был живым, настоящим. И принадлежал он мальчику-калеке, никому не нужному сыну городской проститутки Тильды. Мать, вечно пьяная и веселая толстушка, пыталась избавиться от ребенка. Но плод оказался сильной породы, выжил вопреки всему. Правда, без последствий не обошлось, и мальчик родился убогим. Тильда ребенком не занималась, но крохотный калека упорно цеплялся за жизнь и неизвестно каким способом дотянул до пяти лет. Если бы не суровая зима 998 года, то протянул бы и дальше. Бертольд нашел замерзшего малыша на пороге собственного дома.

Тогда он уже полностью потерял надежду. Ни один из опытов не привел ни к каким результатам. Текст на папирусе был всего лишь выдумкой, красочной, манящей, удивительной, но выдумкой. Все оказалось такой же сказкой, которые рассказывались долгими зимними вечерами у огромного очага в замке, когда хозяева, воины и прислуга собирались все вместе послушать проезжего барда. Последний опыт окончился полным поражением. Младенцы не выживали. Маленькие головки оставались безжизненными, и никакой эликсир вечности не спасал. В чем же он ошибался? Столько лет потратил на изучение человеческого тела, как свои пять пальцев знал все, о чем даже думать было запрещено. Но ошибку, роковую, проклятую ошибку, никак не мог найти. Без всякой надежды он затащил замерзшего малыша в находящееся под домом подземелье. Когда-то именно из-за этого огромного погреба и выбрал он это жилище. Прежний владелец, торговец винами, держал здесь свой товар. До сих пор стены были пропитаны терпким, острым запахом винного уксуса. Автоматически и нисколько не веря в успех, проводил он магические действия над отделенной от маленького изуродованного тельца головой. И сам не поверил, когда после второго заклинания безресничные веки поднялись и слегка изумленный взгляд уставился на него. Потом гримаса ужаса исказила черты, словно его что-то напугало. За этим последовало явно написанное страдание, рот приоткрылся, и робкий, жалобный стон прорвался наружу. Потрясенный Бертольд задрожал, накинул на голову попавшуюся под руку материю и молнией поднялся вверх под лестнице. Закрыл обитую железом дверь на засов, но успокоиться не мог. Никогда в жизни ему не было так страшно. День он провел в метаниях и молитвах. Только под вечер решился спуститься в подвал. Зажег масляный светильник, трясущимися руками откинул материю. Глаза медленно открылись, только теперь они смотрели отрешенно, равнодушно и… нет, ему это только показалось. Даже самому себе Бертольд боялся признаться, но в них он прочитал презрение и какую-то странную, нечеловеческую издевку.

Глава 4. Милые люди

Екатерина Дмитриевна сидела перед камином и молча наблюдала за языками пламени. Она недоумевала, почему такая простая проблема ставит ее в тупик. Похоже, Марго была права, она одичала. «А может быть, возраст?» – задала она сама себе вопрос. Ей было хорошо здесь и никуда выезжать не хотелось. Неужели она стала домоседкой? Кася вернулась с прогулки и поинтересовалась:

– Ну, что решила?

– Пока ничего.

– Да съезди! Ты же в последнее время дальше Каора никуда не выбиралась.

– Что-то вроде на людей посмотри и себя покажи?

– А что в этом плохого?

– Еще вслед за Марго скажи, что я полностью одичала! – с некоторой обидой добавила Екатерина Дмитриевна.

– Даже Марго иногда бывает права, – с усмешкой заявила Кася.

Мать не ответила. С момента приезда в этот замок она с удивлением замечала произошедшие с ней изменения. Еще в российском прошлом, для нее, коренной москвички, глухая провинция начиналась километрах в пятидесяти от Москвы. Во французском настоящем и того хлеще: пятьдесят километров превратились в пять вокруг острова Сент-Луи в Париже и пятьсот метров от набережной в Ницце. Теперь жизнь в городе ей казалась невыносимой. Обычно человека тянет на простор в молодости, в ее случае это произошло в зрелом возрасте. Хотя нет, на простор ее тянуло и в молодости. Просто после одного туристического похода по Уралу на свет появилась Кася, а у нее самой развилась аллергия на дикую природу. А что стало причиной этой аллергии? Это была долгая история. И Екатерина Дмитриевна не любила ее вспоминать.

– Почему ты никогда не пыталась найти моего отца? – задала как-то вопрос Кася, которой на двадцать пятом году жизни удалось все-таки вытянуть у матери историю собственного появления на свет.

– И каким это образом я могла его найти?

– Но ты же что-то о нем знала?

– Конечно, его звали Виктор, и он был студентом из Екатеринбурга, бывшего тогда Свердловском.

– А фамилия?

– Точно не помню, то ли Иванов, то ли Сидоров.

– Мы можем хоть раз поговорить серьезно?! – возмутилась дочь.

– Представь себе, что я абсолютно серьезна. Просто, когда представлялись, он что-то прокаламбурил насчет традиционности своей фамилии, и я так и не поняла, он Иванов или Сидоров, – пожала плечами Екатерина Великая.

– И все? – разочарованно произнесла дочь.

– Ну что ты хочешь? – задала резонный вопрос мать. – Нам было по девятнадцать лет, только-только оперились. А тут – свобода, песни у костра, романтика, жизнь в палатках на берегу реки. Нам было совершенно не до паспортов и не до последствий нашего романа. Все было абсолютно чудесно, мы жили настоящим, будущего не существовало, его просто не могло быть!

– Вы не обменялись адресами?

– Я не захотела, он, правда, пытался настаивать и говорил, что приедет осенью в Москву. Мы были по-настоящему, по-хорошему влюблены друг в друга. Я знаю, что не ошибаюсь. Так можно любить только в молодости, когда ничто не существует, только звездное небо и мы. Когда только от прикосновения хочется то ли кричать от радости, то ли выть от боли, когда ради одного момента с ним ты готова умереть, когда голова кружится и земля уходит из-под ног…

Екатерина Великая замолчала. Кася вспоминала фотографии юной Катеньки: рыжеволосой, зеленоглазой, смеющейся, беззаботной. Даже сейчас ее мать была удивительно красива какой-то особой, колдовской, чарующей красотой. Тогда что говорить о молодых годах! Виктор не мог быть не влюблен в такое чудо. Эх, отец, был бы ты повзрослее, настоял бы на обмене адресами, не слушал бы взбалмошную девчонку!

– И мы договорились о дне нашей встречи в Москве. Мне так казалось романтичнее… Он же настаивал, что это глупость, что нужно быть прагматичнее и обменяться телефонами или хотя бы адресами, что всякое может случиться. Он вообще много говорил о роли случая в жизни человека, – задумчиво произнесла мать.

– Но ты не захотела.

– Нет, сейчас я думаю: наверное, на меня повлияли все его рассуждения о роковых совпадениях. И я решила оставить все на волю случая.

– Захотелось испытать судьбу, – с легкой меланхолией констатировала Кася.

– Скорее всего, я всегда была немного… – Екатерина Дмитриевна задумалась, подбирая слова, – шальной, что ли.

– И, приехав домой, ты обнаружила… – запнулась Кася.

– Что беременна, – улыбнулась мать, – хотя обнаружила я это не сразу. Опыта у меня никакого не было. Виктор был первым. За месячными я особенно не следила. Тем более началась учеба, новые друзья, суета, родители тогда только получили новую квартиру, единственную, которую ты знаешь. Все были в восторге! У меня впервые появилась собственная комната.

– А ваша встреча? Она состоялась?

– Это было воскресенье, 1 ноября, перед осенними каникулами. Я должна была ждать его на Казанском вокзале в десять часов утра.

– В шесть часов вечера после войны, – грустно улыбнулась Кася, вспомнив старый фильм.

– Почти… Кстати, когда мы договаривались о встрече, я почему-то тоже подумала об этом фильме. Знаешь, я его очень любила в детстве. И мне казалось абсолютно нормальным, что герои встретились вот так просто: в шесть часов вечера после войны.

– И вы встретились?

– Нет, мы не встретились.

– Он не приехал? – почему-то с замирающим сердцем спросила Кася.

– В субботу вечером, 31 октября у нас были гости, а после их ухода, ночью, у меня началась сильная рвота. Все решили, что я отравилась, вызвали «Скорую». Ближе к утру меня отвезли в больницу и положили в изолятор. Сначала не могли понять, что происходит. Мне никогда в жизни не было так плохо. Дежурный врач, молодой парень, даже подозревал, что у меня какое-то острое инфекционное заболевание. А после полудня 1 ноября заступила на смену опытная пожилая врач и, посмотрев на меня, тут же распорядилась переложить меня в нормальную палату и сделать тест на беременность.

– А Виктор?

– Не знаю, – развела руками мать, – мне тогда было не до Виктора. Такое ощущение, что небо на тебя падает. Хорошо, хоть родители не пали духом и поддерживали меня, как могли. От них я не услышала ни одного слова упрека.

Обе молчали.

– На курсе все на меня смотрели, как на падшую женщину. Комсорг, Володька Зворыкин, который весь первый курс бегал за мной, предлагал даже созвать собрание и исключить меня из комсомола за аморальное поведение, недостойное молодого строителя коммунизма. Я же в университете держалась, гордо выпячивала живот и прохаживалась как ни в чем не бывало. Но дома плакала в подушку и один раз так разрыдалась при всех, что родители тут же привели в действие все свои связи и на следующий же день перевели меня на соседний факультет иностранных языков, на заочное отделение. Так до твоего рождения ни о какой учебе я не думала. Вела растительный образ жизни: ела, спала, гуляла, читала и ждала.

– Виктора?

– Наверное, мне казалось, что он должен меня найти.

– В шесть часов вечера после войны?

– Что-то вроде этого… И назвала тебя именем так любимого им случая – Кассия от французского «cas» – случай, обстоятельство, происшествие.

– Но почему ты не попыталась его найти после моего рождения?

– Студента-математика Виктора Иванова или Сидорова в миллионном Свердловске? – с невинным видом задала вопрос Екатерина Великая. – То же самое, что написать письмо «на деревню дедушке»… А потом, ну нашла бы я его, и что дальше?

Кася не ответила. Действительно, что было бы дальше, она не знала. И в конце концов получилось так, как получилось. На месте матери она бы поступила точно так же.

* * *

Ангелина остановила взятый напрокат «Ленд Ровер» около литой чугунной решетки. Никто навстречу им не вышел, только камера на входе медленно повернулась в их сторону. Похоже, их внимательно изучили, и только после этого раздалось легкое жужжание, и ворота с легким скрипом медленно отворились.

– Система безопасности, как в армейских учреждениях, – прокомментировала Марго, – интересно, что они тут прячут?

– Вернее, над чем работают, – поправила ее Екатерина Дмитриевна. Она чувствовала себя уставшей. Все-таки с раннего утра находилась в дороге: сначала поезд из Каора в Париж. Потом четыре часа езды до этого замка.

– Поживем – увидим, – прокомментировала Ангелина.

Парк в английском стиле был ухоженным. По левую сторону располагался даже небольшой водоем с искусственным водопадом. Женщины с интересом рассматривали открывшуюся перед ними панораму замка Литцель. От средневекового оборонительного сооружения сохранились только пара круглых башен и обвитые виноградником остатки крепостной стены. Основной корпус был перестроен в стиле рококо с изящной скульптурной отделкой огромных окон и украшавших вход мраморных колонн. И эта показная легкость, как ни странно, создавала впечатление маскарада, чего-то натужного и нереального. Словно здание пыталось казаться вовсе не тем, чем было на самом деле.

Их встречали. На лице Флориана Лориса сверкала тридцатидвухимплантовая улыбка. Правда, это приветливое выражение слегка скисло, когда его взгляд остановился на Марго. Зато Берже искренне радовался их приезду. И от более расслабленной обстановки он даже выигрывал. Без темного костюма, в легком синем джемпере, удачно подчеркивающем его сухую, спортивную фигуру, и в светло-серых брюках он выглядел удивительно элегантно. Даже прическа изменилась, волнистые волосы стали слегка длиннее, казавшиеся почти черными глаза оказались на самом деле ореховыми, и естественная бледность подчеркивала красивую линию носа и подбородка. В общем, надежда европейской науки выглядел настоящим денди и прямо напрашивался на роль голливудского актера-любовника. Марго тут же решила про себя, что их приезд в замок был не такой уж плохой идеей, и даже к «постной роже» руководителя приглашающей стороны стала относиться более терпимо. Правда, в этот момент ее взгляд остановился на третьем участнике встречающей делегации. На его лице было выражение, по сравнению с которым лозунг «Янки гоу хоум!» был проявлением легкого недовольства. Нисколько не скрывая собственной враждебности, он рассматривал выходящих из машины дам, как вторгшихся в чужое владение самозванок.

– Очень рад вашему приезду, надеюсь, дорога не доставила вам особых хлопот? – На этот раз Лорису удалось изобразить на лице искреннюю заботу.

– Нет, если не считать вечных пробок при выезде из Парижа, – улыбнулась, в свою очередь, Ангелина, – я тоже рада вас видеть.

– Привет, Флориан, здесь чудесно, вы удивительно удачно выбрали место для ваших исследований. Больше подходит для пятизвездочного отеля, – благосклонным тоном проворковала Марго, решившая быть поласковее с руководителем Филиппа и не обращать внимания на третьего встречающего.

– Екатерина Кузнецова, – тем временем представилась Екатерина Дмитриевна и пожала протянутую ей руку.

Вслед за Лорисом дам поприветствовал Филипп, задержавший руку Марго на несколько секунд дольше положенного. И, наконец, к ним подошел третий участник, высокий, сухой, словно бесцветный мужчина с презрительно поджатыми губами. Приезд трех женщин явно не доставлял ему никакого удовольствия, и он без всякого колебания демонстрировал собственное презрение.

– Позвольте вам представить доктора Кристиана Херманса, – с некоторым напряжением произнес Лорис, – доктор – один из самых блестящих специалистов в области нейрохирургии. Нам доставило огромную радость его согласие принять участие в нашем исследовательском проекте.

Доктор отрывисто поздоровался. Он говорил с явным немецким акцентом. В этот момент появился новый мужчина. Флориан почувствовал его присутствие и обернулся.

– А вот и Роланд де Сурдеваль, интендант и главный распорядитель нашего замка, – улыбнулся он, – он покажет вам ваши комнаты.

Интендант поприветствовал дам и пригласил их следовать за ним. Внутри здание казалось гораздо большим, нежели снаружи. Они проследовали по внушительных размеров холлу. Потом поднялись на лифте на третий этаж. Им выделили красиво обставленные апартаменты с приятным салоном и тремя светлыми спальнями.

– Надеюсь, вас это устраивает? – спросил Роланд де Сурдеваль. Он внимательно наблюдал за реакцией своих гостей. По его лицу было видно, что его предупредили, что дамы должны получить самый лучший прием. Интендант был идеальным представителем человека своей профессии: невысокий, с внимательным взглядом неулыбчивых карих глаз под кустистыми бровями. Он был незаметным и каким-то совершенно невыразительным. Родители явно промахнулись, давая мальчику столь звучное имя. Впрочем, судя по тому, что все было организовано без сучка без задоринки, главный интендант прекрасно знал свое дело и был профессионалом.

– Конечно, все просто чудесно. Нас все устраивает, – кивнула головой Ангелина.

– Вам принесут багаж и предложат прохладительные напитки. Может быть, вы желаете перекусить?

– Нет, спасибо, мы не голодны, хотя от пары бутербродов не откажемся.

– Замечательно, я сейчас же распоряжусь об этом. Конференция начинается в 18 часов в большом салоне. Господин Лорис придет за вами в 16 часов. Он хотел бы провести для вас небольшую экскурсию, – с этими словами мужчина развернулся и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Честно говоря, у меня возникло ощущение, словно мы попали в ловушку, – медленно произнесла Екатерина.

– Как ни странно, но у меня точно такое же ощущение, – медленно произнесла Ангелина.

– Ну и замечательно, ловушки для того и существуют, чтобы из них выбираться! – бодро заявила Марго. – Вы как хотите, а я в душ. Надеюсь, что они не забудут нас накормить, а то я голодна как волк!

Но Ангелина бодрого настроения своей подруги не разделяла.

– Никак не могу забыть эту убитую женщину, – призналась она.

Действительно, при въезде на территорию замка перед ее глазами словно по команде встали посмертные снимки Женевьевы Бренон.

– Перестань забивать себе голову всякой чепухой! – воскликнула Марго.

– Не могу понять, почему она обратилась именно ко мне? – продолжала Ангелина.

– Может быть, ты ей показалась лицом незаинтересованным и достаточно влиятельным, – пожала плечами Екатерина.

– Не думаю, – отрицательно покачала головой Ангелина.

– Тогда она доверяла человеку, который вас представил. Ты помнишь, о чем точно вы говорили на этой встрече в мэрии и кто тебя ей представил?

Ангелина с сожалением развела руками. Погибшая была уверена, что Лорис не догадывается об истинных целях, которым служит созданный им центр, и хотела поделиться с Ангелиной какой-то информацией. До приезда сюда все это было какой-то смутной догадкой, теперь же, особенно после впечатляющего количества охраны, ее точка зрения изменилась. В отношении Лориса у нее тоже появились совершенно ненужные вопросы. Наверное, потому, что первое очарование прошло, и сразу стали бросаться в глаза нелицеприятные детали. Обычно так говорили окружающие ее мужчины: в сказке лягушка превращается в царевну, а в непримиримой с нашими мечтами действительности царевна – в лягушку. Вот и Лорис преображался на глазах, или просто-напросто это она стала смотреть на него новым взглядом. Сняла розовые очки и сразу заметила сморщенную кожу шеи, дряблость щек в красную крапинку, блеклость голубых глаз и нарочитый, искусственный загар. Действительно, цвет лица Флориана напоминал слоган рекламной кампании салона моментального голливудского загара: «Стань шоколадкой за пять минут». И в этом было что-то пошлое, жлобское. Она явно предпочитала естественную бледность Филиппа, которая ей казалась более аристократической и интеллектуальной.

Ровно в 16 часов в дверь постучали. На пороге стоял комендант. Ангелина с подругами последовали за ним. В лифте они вновь наткнулись на Кристиана Херманса. Немец вновь неодобрительно посмотрел на женскую троицу. Но ни Ангелина, ни Екатерина, ни тем более Марго не обратили никакого внимания на демонстрируемое Хермансом пренебрежение. Это была его проблема, и к ним она никакого отношения не имела. Так что герр Кристиан явно тратил свой запал зря. На выходе из лифта их уже встречал Флориан Лорис.

– Вы хорошо устроились? – заботливо поинтересовался он.

– Замечательно, – почти хором ответили дамы.

– Тогда, надеюсь, дальнейшее вас тоже не разочарует. Только, – он замялся, – как бы поточнее выразиться, я надеюсь, вы не очень впечатлительные натуры?

– В каком смысле?

– Мне бы очень хотелось показать вам исследовательскую лабораторию Филиппа. Мой центр пока не может представить ничего экстраординарного: там только машины и провода, и я боюсь, что вы заскучаете. Зато Филипп и Кристиан, – он указал на своего соседа, – добились невероятных результатов! Только… – он снова замялся, потом, махнув рукой, добавил: – В конце концов, вы сами поймете и всегда можете выйти.

– Могу заверить вас, Лорис, что к тонкоорганизованным существам ни я, ни мои подруги не относимся. Так что не волнуйтесь, – уверенным тоном заверила его Ангелина.

– Отлично, по дороге расскажу вам немного о месте, где мы находимся. Вас оно впечатлило, не правда ли? Вы знаете, его выбор был неслучайным! История этого замка более чем замечательная. Первое оборонительное сооружение на этом месте было построено во времена знаменитого германского короля Оттона II Рыжего, вам это имя что-то говорит?

– Что-то, – пожала плечами Ангелина.

– Это один из самых выдающихся императоров Священной Римской империи, правивший в самом конце первого тысячелетия нашей эры! – с воодушевлением продолжил Флориан. – Удивительный император и уникальное время: предсказанный Иоанном Богословом в Апокалипсисе конец тысячелетия и преддверие Страшного суда. Время прихода нового мессии и конца света. Правда, большинство, так скажем, интеллектуалов того времени пребывали в более радостном настроении. Для них это было преддверием воцарения на земле Христа и правления всех святых в течение последующей тысячи лет.

– Это я помню, – кивнула головой Екатерина Дмитриевна, – все надеялись, что наступит невиданное ранее время мира и благоденствия, рай должен был прийти на землю.

– Вы – историк?

– В какой-то степени да, – усмехнулась та.

– Вы абсолютны правы. Люди были изгнаны из рая, но рай должен был прийти к ним, вот такой парадокс. Впрочем, в вере никогда не было логики. И вот: подобным воплощением Христа в человеческом облике для многих мыслителей того времени стал сын Оттона II Оттон III.

– Этот замок – одно из императорских владений?

– Не совсем, но он связан с другим не менее важным персонажем оттоновской эпопеи: Гербертом д’Орийяком, монахом-францисканцем из Оверни, ставшим под именем Сильвестра II самым замечательным и уникальным папой, которого только знало католичество! Но о нем позже.

Выйдя из лифта, они обогнули холл и спустились по широкой каменной лестнице в нечто похожее на подвал. Хотя назвать подвалом это помещение язык не поворачивался. Это было огромное, скорее всего выдолбленное прямо в скале подземное помещение, освещенное ярким раздражающим светом неоновых ламп. Прямо перед ними вглубь вели два коридора. Первый был коротким и заканчивался перед сверкающей металлической дверью, второй пропадал в темноте. По пути они наткнулись на группу яростно спорящих мужчин. Среди них с несколько напряженной улыбкой стоял Филипп Берже. Напротив со сжатыми кулаками находился задиристый субъект лет шестидесяти, а может, больше. Он наскакивал на Филиппа с видом драчливого петуха и махал перед его носом маленьким сухим кулачком. Другие с неодобрением наблюдали, и было непонятно, к кому это неодобрение относилось – к Филиппу или его собеседнику.

Страницы: «« 12

Читать бесплатно другие книги:

Книга расскажет о том, чем руководствоваться при выборе и сочетании садовых культур, содержит необхо...
Доверять всегда непросто, особенно после пережитого некогда предательства. Но возможно ли обрести сч...
Творчество и мышление рассматриваются в книге известного российского философа и культуролога, с одно...
Успешная творческая деятельность в современном мире невозможна вне сетевых коллективов. Единицами ку...
В монографии обсуждаются теоретические и практические аспекты творческого мышления профессионала. На...
Музеефикация, то есть превращение в музеи памятников, ансамблей, фрагментов среды со всеми входящими...