Не родись болтливой Александрова Наталья

– А для чего же служит красота, как не для того, чтобы делать прекрасной нашу жизнь, такую невообразимо короткую? Тем более, я уверена, что вы будете с ними осторожны, поскольку вы увидели и поняли их красоту. Это Севр, лучший его период – семидесятые годы…

– Какого века? – спросила я, холодея и уже предчувствуя ответ.

– Ну не девятнадцатого же, милая! – возмущенно воскликнула старушка, – Восемнадцатого, конечно!

– Им больше двухсот лет?

– Разумеется. Что же тут такого удивительного? В этой комнате много старых вещей. Я, например. Шучу, шучу, мне немножко меньше. Достаньте четыре чашки, Танечка, у нас будут еще гости.

Я накрыла на маленьком столике в углу, там стоял электрический самовар, уже наполненный водой, заварной чайник и серебряная сахарница. Открылась дверь, вошел Цезарь, держа в зубах поводок, а за ним двигался маленький старичок, почти игрушечный. Замыкал шествие мужчина, открывавший мне дверь. Он держал в руках большое блюдо с пирожными.

– Здравствуйте, Мария Михайловна, дорогая! – обратился старичок к хозяйке комнаты. – Вы сегодня чудесно выглядите.

– Здравствуйте, здравствуйте. Познакомьтесь, Танечка, это мой старинный приятель.

Старичок поставил свою палочку в уголок, протянул мне маленькую ручку и сказал:

– Позвольте представиться – Карамазов Николай…

– Неужели Алексеевич? – не удержалась я.

– Петрович, а батюшка мой действительно был Петр Алексеевич. Так что хотите верьте, хотите нет, а считаем себя потомками, – сказал старичок с гордостью.

Он весь был такой чистенький, аккуратненький, беленький пушок едва прикрывал розовую лысинку, и одет в какой-то маленький костюмчик, наверное, в «Детском мире» покупает.

– А вы, милая барышня? – напомнил он о себе.

– Если вы Карамазов, то меня зовут Татьяна Ларина, – засмеялась я.

Они замолчали, было неловко, подумали, что я так неудачно пошутила, а этот тип с пирожными нахмурился.

– Это правда, меня действительно так зовут. Паспорта у меня нет, уж поверьте на слово.

– Милая, вы мне сразу понравились! – умилилась старушка. – А с Кириллом вы ведь уже знакомы?

Значит, этого типа зовут Кирилл, я улыбнулась ему как можно приветливее. Кирилл откинул плед, и стало видно, что кресло, в котором сидела Мария Михайловна, было инвалидное. Он подкатил кресло к столику, и мы сели пить чай. Старички обращались друг к другу церемонно по имени-отчеству, Кирилл очень предупредительно за ними ухаживал. Выпив чашку, я встала и подошла к Цезарю, который как пришел, так сразу разлегся посреди комнаты, и стало видно, какой он огромный. Мария Михайловна заметила, что это, наверное, от большой площади он так разросся. С разрешения хозяйки я скормила Цезарю сухое пирожное, причем он так и съел его, лежа и глядя мне в глаза с выражением ослика Иа-Иа из мультфильма про Винни-Пуха, а потом подошла к картине. В ней было что-то очень знакомое.

У нас с бабушкой в моем детстве была традиция – каждый праздник Седьмого ноября мы ходили в Эрмитаж. Раньше я думала, что это оттого, что бабушка не любила все эти демонстрации с красными флагами и криками в мегафон «Да здравствует!..» и поэтому спасалась в Эрмитаже, но потом выяснилась, что есть совершенно определенная причина. Оказывается, несколько красивейших комнат Зимнего дворца были открыты для посетителей только седьмого ноября, потому что рядом находилась столовая, где революционные матросы арестовали Временное правительство. Пройти в эту столовую можно было через Малахитовый зал, и пока я с восторгом разглядывала зеленые вазы, колонны и шкафчики, бабушка грустно качала головой. Очевидно, она представляла, как по этому бесценному паркету бежала пьяная матросня, топая сапогами и стуча прикладами.

Как бы там ни было, только седьмого ноября можно было посмотреть и Малахитовый зал, и Синюю спальню, и Малиновый будуар, и Золотую гостиную, а в следующей комнате висели картины, которые в детстве я обожала. Там были сказочные развалины, увитые плющом, как замок Спящей красавицы, старые мельницы, водопады, огромные каменные лестницы с растрескавшимися ступенями, остатки римского храма с колоннами. Картин было много, мне они нравились все. Бабушка смеялась и говорила, что изображена на них вовсе не Италия, просто художник дал волю своему воображению.

«Это-то и здорово!» – отвечала я.

Видя, что я застыла у картины, Мария Михайловна спросила:

– Что, Танечка, нравится? Вы знаете, кто это?

– Неужели – Юбер Робер? – вспомнила я забытое имя. – Неужели настоящий?

– Тут все настоящее, копий я не держу.

– Потрясающе! – Я еще раз поглядела на картину и поймала внимательный взгляд Кирилла.

Я улыбнулась ему, как старому знакомому. Дело в том, что у меня созрел план. Надо было выбираться из этой квартиры, и если я немного пообщаюсь с Кириллом, а потом попрошу его проводить меня до метро, то может, Вадим и Валентина оставят меня в покое? А завтра я позвоню Валентине и выскажу все, что о ней думаю.

Открылась дверь, и в комнату вбежала Валентина.

– Ах, вот ты где! Пойдем скорее, тебя ждут!

Она выглядела какой-то беспокойной. Ничего, голубушка, сейчас ты еще больше забеспокоишься. Не знаю, какие у тебя на мой счет были планы, но я их нарушу. Поскольку я не двинулась с места, Валентина просто схватила меня за руку.

– Ну, идем же! – Ее поведение выглядело, мягко говоря, странным, если не невежливым, но я держалась твердо.

– Сейчас, Валюша, немного погодя я обязательно приду, мы еще не закончили наш разговор.

Она опомнилась, посмотрела на меня подозрительно и неохотно вышла. Мария Михайловна выглядела удивленной, очевидно Валентина вообще не часто заходила к ней в комнату, но вслух ничего не сказала.

Я потрепала Цезаря, он равнодушно позволил это сделать, только потом тяжело вздохнул, и наконец собралась с духом:

– Что ж, мне надо идти. Очень приятно было познакомиться. Чудесный дом! – Я улыбнулась Марии Михайловне и перевела взгляд на Кирилла.

– Идите, дети, идите, потанцуйте, – сказала проницательная старушенция, – а мы уж тут сами посидим по-стариковски. Николай Петрович расскажет мне, что нового у них в Эрмитаже, все сплетни.

Кирилл подчинился с большой готовностью, что меня обрадовало, а то я уж начала было сомневаться в своих чарах. Тоже мне еще, принц недоступный! Мы вышли в коридор и почти сразу наткнулись на Вадима, похоже, Валентина велела ему караулить, чтобы я опять не сбежала.

– Не бросайте меня, Кирилл, – умоляюще прошептала я и взяла его под руку.

– Танечка! – бросился ко мне Вадим. – Куда же ты пропала, я жду-жду…

И тут я увидела, что ему абсолютно наплевать на меня, глаза его беспокойно блестели, он суетился как-то нехорошо. Я молча смотрела на него, вцепившись в Кирилла, тогда и он обратил внимание на это досадное препятствие.

– Идемте, Кирилл, там моя любимая песня.

Проходя мимо Вадима, я услышала, как он скрипнул зубами. Мы танцевали с Кириллом один танец, потом другой, причем я зорко следила, чтобы Вадим никак не мог меня перехватить. Музыка смолкла.

– Таня, тебя к телефону! – крикнула Валентина из кухни.

Я не могла не пойти, хотя чувствовала, что дело нечисто.

– Ты что это делаешь? – набросилась на меня Валентина, – Ты что себе позволяешь? Я для того тебя пригласила, чтобы ты с этим козлом тискалась? Нашла тебе приличного человека, а она, видите ли, нос воротит!

Я страшно разозлилась и хотела было наскоро объяснить Валентине, кто тут на самом деле козел, а кто – приличный человек, но тут в кухню вплыла Альбина, спросила у Валентины сигареты, пепельницу, еще что-то. Она вся была такая яркая, ее было так много, почему брюнетки думают, что им идет красное? Очевидно, все они в глубине души воображают себя немножечко Кармен, забывая о габаритах. Однако она отвлекла Валентину, и я благополучно ретировалась.

Кирилл куда-то исчез, зато ко мне сразу же подкатился Вадим.

– Танечка, за что ты на меня сердишься, чем я провинился?

– Когда это мы с вами успели перейти на «ты»? – холодно парировала я.

– Ну, лапочка, ей-богу, я исправлюсь. – Он все еще думал, что я просто капризничаю.

Нет, все-таки какого черта ему от меня надо? Вадим уже облапил меня и тащил танцевать, я молча сопротивлялась.

– Дама ведь не откажется потанцевать с хозяином дома? – раздался голос сзади.

Это был Валентинин муж собственной персоной. Как в плохой пьесе – в последнем акте обязательно появляется обманутый муж и начинает мучительно прозревать. Вадим обалдело уставился на него и убрал руки. Валентинин муж подхватил меня и повел танцевать. За всю жизнь столько не танцевала, как на этой вечеринке у Валентины! Интересно, а этому что от меня надо?

– Могу я говорить с вами откровенно? – осведомился он.

– Думаю, да, – осторожно ответила я.

– Я вижу, у вас с моей женой какая-то интрига, что-то вы все бегаете, организовываете. Жена моя женщина активная, энергичная, но вас я хочу предупредить: не впутывайте моего друга. Он человек доверчивый, к интригам не привык. Развлекайтесь с мужчинами, подобными этому, – он кивнул назад, где в углу стоял Вадим, полностью подавленный необъятной Альбиной, – я не люблю, когда в моем доме обижают моих друзей.

Я хотела было ему сказать, что развлекаюсь с Вадимом не я, а его жена, что у него большие ветвистые рога, и тогда он оставил бы свой поучающе-хамский тон, но бабушкино воспитание опять одержало верх.

– Успокойтесь, вашему другу ничего не грозит. Похоже, в вашем доме обижают только меня. Позвольте пройти, я ухожу.

Я вышла, не оглядываясь, кипя от злости. Ну и семейка! Единственный приличный человек – старуха в инвалидном кресле. Собака – и то ненормальная – все время лежит и вздыхает!

Я нашла в прихожей свою сумку и плащ. Вдруг в прихожую выскочил Кирилл.

– Таня, куда же вы?

– Домой, уже поздно, меня дочка ждет. У вас есть дети?

– Что? Нет, то есть да, есть сын. Послушайте, я хотел извиниться за Женю. Вы с ним друг друга не поняли.

– Напротив, я прекрасно его поняла. Вы можете гордиться, что у вас такой заботливый друг, опекает вас, как отец родной.

Он засмеялся.

– Да, Женька немного переборщил. Но все уладится, он хороший человек.

Я была уже одета и пыталась открыть замок на входной двери.

– Таня, позвольте вас проводить! – наконец догадался он.

– Только до метро. Я бы и сама дошла, но темно все-таки.

– Конечно-конечно. – Он уже вытащил из шкафа какую-то задрипанную курточку, открыл дверь, и мы наконец вышли на воздух.

Я думала, что на улице мне станет легче, но голова была тяжелая, а в висках по-прежнему стучало. Я даже чуть оступилась, Кирилл подхватил меня под руку. Настроение было паршивое, да еще я представила, как буду рассказывать обо всем Галке и как она будет ругаться. Галка заочно сразу же невзлюбила Валентину и не ждала от нее для меня ничего хорошего. Я не могла не согласиться, что ее предчувствия оказались верны. Мы шли не спеша, народу на улице было немного, потом свернули в переулок, Кирилл сказал, что так короче, как вдруг возле нас с визгом остановилась зеленая «девятка». Из нее выскочил Вадим и схватил меня за руку.

– Таня, садись в машину, я все объясню по дороге!

Я так растерялась, что позволила подвести себя к машине и только потом вцепилась в дверцу.

– Куда вы меня тащите? Я не хочу с вами никуда ехать!

– Быстро садись! – он уже кричал злобно.

Я испугалась и вцепилась из последних сил в дверцу, Вадим обхватил меня сзади и пытался одновременно оторвать мои руки от дверцы и запихнуть меня в машину. Я изловчилась и укусила его за руку. Вадим вскрикнул от боли, выпустил меня и толкнул так сильно, что я упала. Кирилл бросился меня поднимать, наклонился, Вадим в это время замахнулся ногой, чтобы двинуть ему как следует, но Кирилл как-то ловко показал такой коронный прием, как в кино, когда противника хватают за руку и швыряют через себя. Вадим грохнулся, но быстро вскочил, сел в машину, потирая бок, и дал газу, но перед этим страшно обругал почему-то только меня. Когда машина скрылась за углом, Кирилл посмотрел озадаченно:

– Чушь какая! Что это с ним?

Я попробовала встать, ноги меня не держали. В голове шумело все сильнее. От плаща при падении оторвались две пуговицы, вдобавок я обнаружила, что при мне нет сумочки. Поскольку поблизости она нигде не валялась, очевидно, она каким-то образом попала Вадиму в машину, когда мы боролись. В сумке были ключи, кошелек, проездная карточка, а самое главное – пропуск в банк, который я, идиотка, забыла утром выложить и оставить дома. И еще там в косметичке был бабушкин гарнитур – серьги и кольцо, перед выходом я сняла их и убрала в сумочку, потому что замочек у одной серьги был слабый.

Когда Кирилл поднял меня на ноги, я уже ревела.

– Ну-ну, нельзя позволять знакомым мужчинам так с собой обращаться.

– Да я его сегодня первый раз видела! Больной какой-то! И Валька тоже!

Он посмотрел с сомнением.

– Да честное слово, она говорит – приходи, познакомлю с приличным человеком, вот и познакомила. Черт знает что! – От злости слезы мои высохли. – Не знаешь, она со всеми так развлекается или только со мной?

– Не знаю, – он пожал плечами, – я мало с ней общаюсь.

Я с грустью смотрела на оторванные пуговицы, вдобавок плащ еще и запачкался. Что делать? Кирилл тронул меня за руку:

– Зайдем ко мне, это тут рядом. Приведешь себя в порядок, потом я тебя провожу.

– У тебя есть телефон, мне надо позвонить, чтобы соседка спать не ложилась, ключей-то нет.

– Есть, пойдем.

Шли мы недолго. Улица называлась Зверинская и начиналась она прямо от зоопарка.

– Тут близко.

– Львы по ночам спать не мешают, сильно рычат?

– Бывает, – он засмеялся.

Мы вошли в один двор, он был проходным, потом в другой. Здесь были дворы-колодцы, и в самом темном углу Кирилл вошел в парадную. В квартире на первом этаже он сразу же зажег везде свет. Крошечная прихожая. Из нее кухня каким-то углом, две комнаты.

Кирилл достал мне коробку с шитьем и усадил на продавленный диван. Обстановка в комнате была бедноватая, а впрочем, какое мне дело? Сейчас позвоню по телефону Галке и уйду.

– Ты здесь один живешь?

– Сейчас да. – Он пояснил: – Мама умерла три месяца назад.

А когда же его бросила жена? Но опять-таки это не мое дело. Я позвонила, у Галки было занято.

– Выпьем кофе? – нерешительно предложил Кирилл.

Пуговицы я уже пришила, плащ кое-как почистила, побывала и, с позволения сказать, в ванной – маленьком закутке, где стояло какое-то корыто на полу и висел душ. Да, моя коммуналка по сравнению с этим – хоромы!

Пока он заваривал кофе, я рассматривала кухню, смотреть-то, собственно говоря, было не на что. В маленьком, неправильной формы помещении стояли стол, два табурета и шкафчик для посуды. Окно выходило в тупик. Стены трех домов образовывали равнобедренный треугольник, и в этот треугольный колодец не было входа. Жильцы с верхних этажей бросали вниз всякую всячину, таким образом, можно с уверенностью констатировать, что окно кухни Кирилла выходило на помойку.

– Таня, садись, – позвал Кирилл, со всеми этими событиями мы как-то незаметно перешли на «ты».

Кофе дымился в чашках и приятно пах. Кофе должен меня взбодрить, а потом я позвоню Галке и поеду домой, пускай Кирилл поймает мне машину.

Я отпила горячий кофе, вдруг голова у меня закружилась, чашка выскользнула из рук и упала на пол. Последнее, что я помню, была лужица кофе и осколки чашки на грязно-сером линолеуме.

Я проснулась оттого, что мне было жутко неудобно лежать. Спина затекла, и к тому же в нее что-то впивалось. Я открыла глаза и не увидела над собой привычного потолка с желтым пятном в углу – соседи сверху два месяца назад забыли закрыть кран и уехали на дачу. Я прислушалась машинально, стараясь уловить дыхание спящей Аськи, но вместо него услышала, как кто-то ровно дышит рядом со мной. Осторожно скосив глаза, я увидела, что рядом спит незнакомый мужчина, и, судя по тому, что я чувствовала под одеялом, он был абсолютно голый. Я прислушалась к себе, ощутила, так сказать, себя всю и поняла, что я тоже лежу обнаженная и… ну, в общем, тут все ясно. Меня охватил такой ужас, что только сильнейшим усилием воли я сдержалась, чтобы не вскочить, не заорать и не сбежать отсюда в чем есть.

Кто этот тип и как я оказалась в его постели? Так, надо взять себя в руки. Для того, чтобы отсюда уйти, я должна вспомнить, где нахожусь. В голове у меня промелькнула Валентина, ее шикарная квартира, чертов костюм, странный Валентинин любовник, которого она почему-то усиленно подсовывала мне, потом бабуся с фарфором XVIII века… стоп! Этого типа зовут Кирилл! Мне стало так худо, что волосы на голове зашевелились.

Оказаться в постели с первым встречным, да еще с каким-то полубомжом! И это я, приличная женщина из интеллигентной семьи с ребенком, как какая-то… Ужас сковал меня всю. Нет, надо выбираться отсюда, пока он не проснулся, смотреть ему в глаза выше моих сил, я умру от стыда. Хорошо, что я лежу с краю. Я тихонько пошевелилась, Кирилл не проснулся, только заулыбался во сне. Я сползла с дивана, стараясь не смотреть ему в лицо – некоторые люди реагируют на пристальный взгляд, но напрасно я беспокоилась – этот спал как ребенок. Я нашла на стуле свою одежду, было ужасно противно надевать несвежее белье. Костюм был мятый, как будто я в нем валялась. Когда я успела его так изгваздать? Кирилл опять пошевелился во сне. Господи, сделай так, чтобы он не проснулся!

Я нашла в прихожей свой плащ и сумочку, открыла дверь и вылетела на лестницу. По двум проходным дворам я пронеслась, как сверхзвуковой самолет, только тихо. На Зверинской улице не было ни души, на моих часах было без пятнадцати семь, раннее утро. Вдали от этого типа мне немного полегчало, и я вспомнила, что вовсе не хотела с ним спать, то есть совершенно не собиралась! И пришла к нему только позвонить по телефону, и была совсем не пьяная, и последнее, что я помню, – это как мы пили кофе на кухне. От внезапной мысли я даже остановилась. Он подсыпал мне какую-то гадость в кофе! Специально, чтобы я вырубилась, а он потом мог делать со мной все, что хотел. В моей душе ужас уступил место неистовой ярости. Нет, ну какая скотина! Подсыпать что-то в кофе, а потом раздеть, запихнуть в постель бесчувственную женщину… Извращенец! А с виду такой приличный, скромного вида. Старушку в кресле катает, с собачкой гуляет. А ято хороша, развесила уши. Вадим хоть не скрывал, прямо звал домой, а этот… Господи, какая я идиотка! Правильно Галка говорит, что я рохля и мямля, что сейчас так нельзя, что в наше время надо вырывать свой кусок зубами и так далее.

И ведь ничего не поделаешь, как дура, пришла к нему сама, не в полицию же жаловаться. Да там на смех поднимут! Взрослую тетю двадцати восьми лет обманом заманили в квартиру – слушать противно!

В ярости я не заметила, как добежала до метро.

– Девушка, – обратилась ко мне пожилая женщина в вагоне, – вы знаете, что у вас плащ обгорел?

– Где? – Я изогнулась и обомлела – вся левая пола плаща была обожжена, а я и не заметила, когда одевалась. Да что же это такое? Совершенно новый плащ, первый сезон всего ношу. И когда я это устроила, совершенно не помню.

Когда я вышла из метро на своей станции, ярость уступила место депрессии. Дрожащими руками я вставила ключ в замок. Дверь была закрыта на цепочку, но мне не пришлось звонить – Галка подскочила тотчас же.

– Танька, так ты жива? – обрадовалась Галка.

– Что мне сделается! – бодрилась я из последних сил.

– Да что с тобой стряслось? Ты что, позвонить не могла, я вся испсиховалась!

– Я звонила, у тебя занято было, – вяло оправдывалась я, снимая плащ.

Галка воззрилась на жеваный и грязный костюм.

– Ты что, с хахалем в луже валялась в моем костюме?

– Извини, Галя. Я отдам деньги, с первой получки отдам.

– Да черт с ним, с костюмом, – окончательно озверела Галка, – ты на себя-то посмотри! А еще говорила, что спать с ним в первый вечер ни за что не будешь.

Видя, что от ее слов мне стало совсем плохо, Галка смягчилась и потянула меня на кухню.

– Пойдем покурим, все равно уже не заснуть.

– А Ксения? – Дело в том, что Ксения не разрешает нам курить в кухне, и я считаю, правильно делает.

– Нет ее, к дочке уехала.

Галка закурила, а я налила себе стакан воды.

– Ну, Татьяна, видок у тебя – краше в гроб кладут!

– Ничего, – бормотала я, отводя глаза, – сейчас приду в себя, потом позавтракаем, с детьми подольше погуляю, на воздухе все пройдет.

Галка как-то странно посмотрела на меня и спросила:

– Тебе что, на работу не надо?

– Надо, но ведь сегодня воскресенье, – удивилась я.

Галка вылупила глаза:

– Ты что, с дуба рухнула? Танька, сегодня понедельник!

– По-понед… – я поперхнулась водой, – да ты в уме?

– А чего бы ты думаешь я так психовала? Пропала с концами, ни слуху ни духу, я уже хотела в полицию звонить и в «Скорую».

Видя, что я смотрю на нее с недоверием, Галка разозлилась:

– Ты на часы-то свои, на календарь посмотри!

Я взглянула и похолодела: девятнадцатое сентября, понедельник.

– Это же надо так нажраться! – задумчиво констатировала Галка. – Тань, ты чего?

Она успела подхватить меня, пока я не грохнулась на пол, отвесила щедрой рукой две пощечины и плеснула водой.

– Ну, пришла в себя? Можешь ты мне объяснить, что произошло?

– Не могу, – честно ответила я, – ничего не помню.

– Говорила, не напивайся!

– Я мало пила, что-то он мне подсыпал, гадость какую-то.

– Во дает! – Галка развеселилась. – Сутки с мужиком трахалась и ничего не помнишь? Так неинтересно!

Я подавленно молчала.

– Свекровь твоя вчера четыре раза звонила, – Галка сменила тему. – Аську ты ей обещала, но я не дала, говорю, от матери распоряжения не было, значит, не дам.

Хоть мы и развелись с мужем почти год назад, свекровь меня не забывала, позванивала раза два в неделю, у нее обнаружилась любовь к внучке, а по-моему, она уже так привыкла меня воспитывать, что теперь ей в жизни чего-то не хватает. Галка удивлялась моему долготерпению.

– Почему ты не пошлешь ее подальше?

– Успеется! – отмахивалась я.

– Ну, Татьяна, что сейчас будешь делать?

– На работу надо идти.

– Ладно, собирайся, а мы уж поспим. Сил нет одеваться и в садик девчонок вести.

Из-за двери послышалось бурное ликование, оказывается, эти две любопытные личности в пижамах подслушивали в коридоре. Галка шикнула на них, и девчонки испарились.

Я приняла душ, высушила волосы, подкрасилась, приободрилась немного и отправилась на работу. Обо всем, что со мной случилось, я поразмыслю потом а сейчас надо выбросить из головы посторонние мысли и сконцентрироваться на работе. Иначе можно наделать ошибок, а в бухгалтерии ошибки дорого обходятся.

На полпути к автобусной остановке я столкнулась с семейной парой средних лет. Женщина – полная крашеная блондинка подняла на меня глаза и вдруг жутко перепугалась. В ее взгляде была самая настоящая паника. Я оглянулась – может, за моей спиной движется Годзилла или Кинг-Конг? Но нет, позади было совершенно безлюдно, то есть люди-то были, но все нормальные, никаких монстров. Значит, это я ее так перепугала? Женщина наклонилась к уху своего малорослого супруга и что-то горячо ему зашептала. Он недоверчиво посмотрел на меня, тоже изменился в лице, и эта странная парочка прибавила шагу. Я с удивлением на них оглянулась и увидела, что они просто убегают, оглядываясь исподтишка. Я пожала плечами и продолжила свой путь. Мало ли на свете разных чудаков? За кого они меня приняли? А может, у меня что-то с лицом? Я на ходу достала пудреницу и заглянула в зеркало. Вид не очень, но не настолько, чтобы люди шарахались от меня на улице.

Я завернула за угол и увидела, что к остановке подъезжает автобус, это удачно, потому что тащиться пешком до метро не было сил. Пришлось прибавить ходу, почти побежать, чего я очень не люблю, мне кажется, что бегущий человек глупо выглядит. И уже возле самого автобуса я вспомнила, что сегодня понедельник, а в понедельник обязательно надо идти в банк, а паспорта я с собой не взяла. Я резко развернулась и припустила обратно к дому, мысленно ругая себя на чем свет за бестолковость – верно говорят: дурная голова ногам покоя не дает! Сворачивая за угол, я наткнулась на бегущего навстречу мужчину. Мы столкнулись, он на меня уставился дикими глазами и остановился. Я тоже встала как вкопанная. Столкнувшись с этим человеком, я почувствовала что-то неясное, но пугающее и страшно знакомое. Я стояла и пыталась понять и наконец поняла – это был исходящий от него запах. Нельзя сказать, чтобы запах был сильный. Он был ненавязчивым, но ято ведь стояла с мужчиной совсем рядом. Это явно было что-то косметическое – не одеколон, нет, слабее. Скорее лосьон после бритья или дезодорант.

Я очень хорошо различаю и запоминаю запахи. Могу по запаху восстановить воспоминания, как индеец племени сиу. Индейцы завязывают в пояс сухие травки, а потом нюхают их и вспоминают все хорошее, что с ними связано, а я, когда вдыхаю запах гвоздичного дерева, сразу представляю себе бабушку, свежие пироги и уютную лампу над столом в кухне.

Так и сейчас. Этот запах был мне знаком, с ним было связано что-то важное, пугающее, но я совершенно не могла вспомнить, что именно. Все это пронеслось у меня в голове за несколько секунд, потому что мужчина обошел меня и вроде бы побежал к автобусу, но когда я зачем-то посмотрела на него из-за угла, то увидела, что в автобус он не сел, хотя мог бы успеть.

Понедельник у меня день всегда беспокойный, потому что магазин работает без выходных и за субботу-воскресенье накапливаются проблемы, которые нужно в понедельник непременно и быстро решить. Я бегала в банк, писала отчеты, сидела за компьютером, даже поесть некогда было выскочить: мы с Ниной, товароведом, наскоро попили чайку – на кофе я смотреть не могла. Часов в шесть вечера меня позвали к телефону.

– Танюша, девочка моя, что же ты так убежала, надо было разбудить меня!

В первый момент я не поверила своим ушам. Этот Кирилл звонит мне как ни в чем не бывало, как будто мы с ним тысячу лет знакомы. После всего, что было, набраться наглости и позвонить! Совести у человека ни на грош!

– Как ты? – звучал в трубке веселый голос.

– Нормально, – сдавленно ответила я.

В комнате находились Нина, директор магазина Миша, да еще шофер зашел за накладными, послать этого мерзавца подальше не было никакой возможности.

– А я, ты знаешь, проспал до десяти часов. Встаю, тебя нет, даже записки не оставила, я к Женьке скорей, он у Валентины в записной книжке только твой рабочий телефон нашел.

Я представила, как они с Женькой обсуждали все мои достоинства и недостатки, и ноги мои подкосились, я даже села. Что еще надо от меня этому извращенцу?

– Таня, я тебя встречу после работы, прямо в магазин зайду?

– Нет-нет, – опомнилась я, – на Фрунзенской в восемь вечера, а сейчас у меня много работы.

Некогда было раздумывать, перед закрытием и после у меня масса дел, но уж при встрече я выскажу этому негодяю все.

В пять минут девятого я вошла в вестибюль станции метро «Фрунзенская». Он стоял там, глупо улыбаясь, с цветами – тремя чахлыми гвоздиками мерзкого поросячье-розового цвета. Если и есть на свете цветы, которые я ненавижу, так это гвоздики. Я считаю, что их можно приносить только на похороны своих врагов. По мне, уж лучше букет репейника!

Он бросился ко мне прямо бегом и все протягивал этот дурацкий букет. Пришлось взять, чтобы он отвязался. Я рассмотрела его вблизи – все в той же курточке, весь какой-то серый, потертый, под курткой гнусный свитерок и поношенные джинсы. Но не в одежде, в конце концов, дело! Он держался так уверенно и самодовольно, как будто мы с ним были давними любовниками, как будто не он напоил меня какой-то мерзостью, может, даже наркотиком, и сутки держал взаперти! Вот этими руками он прикасался ко мне, раздевал, этим ртом целовал… Меня затрясло крупной дрожью, и я забыла всю свою обличительную речь. Я посмотрела ему прямо в глаза и даже не проговорила, а прошипела сквозь зубы:

– Значит, так. Чтобы я. Тебя. Козел. Больше. Никогда. Возле себя. Не видела. Чтобы близко ко мне не подходил и телефон выбросил! Кретин недоделанный!

Я успела заметить, как в глазах у него появилось удивление, а потом самая настоящая боль. Скажите, какие мы нежные! А может, он ненормальный? Но мне было уже все равно. Я повернулась и пошла к эскалатору, опустив с размаху букет в первую попавшуюся урну. Краем глаза я успела заметить восхищенное лицо контролерши – нечасто на спокойной «Фрунзенской» удается посмотреть такое представление!

Сидя в метро, увидев заново перед глазами всю эту сцену, я не ощутила удовлетворения, а только усталость. Господи, как они все мне надоели! Но как оказалось, это было только начало моих неприятностей.

Дома на телефоне уже ожидала свекровь.

– Вот, она уже идет! – радостно заорала Галка и сунула мне трубку. – Слушай, она меня достала! – пожаловалась она нарочно громким голосом.

– Здравствуй, Таня. Я вынуждена напомнить тебе, что ты пропускаешь уже четвертое воскресенье. Сначала вы были в отпуске, потом ты отговорилась Асенькиной простудой…

– Но она действительно чихала и кашляла!

– Может быть, ты неправильно ее одеваешь? – немедленно переключилась свекровь.

И почему я вечно должна оправдываться?

– И потом, – продолжала свекровь, – мне не нравится женщина, которой ты доверяешь ребенка, видишь ли, ее манеры оставляют желать лучшего…

Как будто у меня есть выбор, а потом, хоть манеры у Галки действительно не очень, но ей я могу доверить ребенка хоть на месяц в отличие от свекрови, которая, несмотря на то, что всю жизнь проработала в школе, абсолютно не умеет обращаться с детьми. Аська с ней невыносимо скучает, и посещения свекрови для нее – острый нож.

– Ты не права, Таня, что… – начала свекровь свое, привычное, но я весьма невежливо ее прервала:

– Простите, Анна Александровна, если у вас нет ко мне конкретных вопросов, то я предпочла бы перенести наш разговор на более удобное время. Сейчас я очень устала.

– А где же ты пропадала вчера весь день? – прямо осведомилась свекровь, очевидно, любопытство одержало верх над приличиями.

– Это вас не касается, – спокойно ответила я и повесила трубку.

– Наконец-то ты начала нормально с ней разговаривать! – одобрила Галка из кухни.

Я уселась за ужин одна, потому что детей Галка уже накормила, что бы я без нее делала? Аппетита не было, Галка сурово наблюдала, как я ковыряюсь в тарелке.

– Ну, прояснилось у тебя в голове?

– Не очень, – вздохнула я.

Поскольку Галка смотрела на меня выжидательно, я поняла, что придется ей кое-что рассказать. И ассказала про сволочь Валентину, про Вадима и про этого тихоню, который на самом деле оказался таким подлецом.

– Да уж, погуляла ты, Татьяна! – восхитилась Галка. – Все из-за этой Вальки, и зачем ты с ней связалась? Принца прекрасного она, видишь ли, захотела. И когда ты поймешь, что нету на свете принцев, и надо брать, что есть, а то так и останешься одна с ребенком.

Все, сейчас начнется. Сейчас Галка опять будет вспоминать Толика.

Месяцев восемь назад в нашем доме объявился Толик, приятель Сережи и компаньон. Толик высмотрел меня на рынке, когда мы с девчонками принесли Галке поесть и кофе в термосе. Тут как раз случился Новый год, мы встречали его все вместе, большой компанией. Новый год – веселый праздник, все накачались шампанским, резвились, мы, кажется, даже поцеловались с Толиком на кухне, – в общем, Толик положил на меня глаз и попросил Галкиного содействия.

Галка взялась за дело с увлечением. Кроме известной бабской привычки – всех сватать и женить, она руководствовалась абсолютно трезвыми соображениями. Она сразу же все рассчитала, как Толик женится на мне, как я уйду с работы, мы все вчетвером организуем свою фирму, я буду вести бухгалтерский учет и вообще все бумажные дела, а Галка с Толиком и Сережей будут по очереди ездить за товаром. Галке с ее деятельной натурой сидеть в четырех стенах невыносимо.

Не утруждая себя никакой дипломатией, Галка тут же изложила мне весь свой план и страшно удивилась, когда я стала отказываться.

Сам по себе Толик был человеком неплохим, по характеру хозяйственный и незлобивый, выпивал в меру, старался при мне не ругаться матом. Но он почему-то всегда ходил с полуоткрытым ртом, что придавало ему глуповатый вид. Нос у Толика плохо дышал, поэтому он частенько хрюкал. Еще я подозревала, что он храпит по ночам, но проверить это у меня не возникало желания. Кроме того, в разговоре Толик иногда путал падежи. Когда я изложила Галке все соображения, по которым не могу выйти замуж за Толика, она пришла в ярость, сказала, что я сама не знаю, чего хочу, а падежи у нас по телевизору половина политиков путает. Она так на меня наседала, что пришлось пожаловаться Сереже, он полчаса хохотал, а потом вправил ей мозги, но Галка еще долго дулась и три дня со мной не разговаривала.

Поэтому сейчас я поскорее удалилась в комнату, пока Галка опять не начала вспоминать Толика. Мы немножко почитали с Аськой про волшебника из страны Оз, сначала читала она, а потом – я, чтобы поскорее закончить главу и лечь спать. Пока я стелила постель, Аська залезла в ящик стола и стала перебирать там бусы, цепочки, клипсы.

– Мама, а где же бабушкины сережки? – она держала в руках пустую коробочку.