Антибункер. Погружение Денисов Вадим

Второй сверху ящик подарил мне ножик; здравствуй, дорогой, тебя-то мне и надо!

Без ножа я как без рук. Лежал он у задней стенки, за бумагами. Хозяин кабинета оказался владельцем красавца никера – традиционного немецкого охотничьего ножика для добивания раненого оленя или косули (последнее чаще всего) уколом в шею, да… Над верхним шейным. Хрясь сзади! И всё, отмучился зверь.

Обычно никеры невелики, но этот был из крупных, тридцать сантиметров общей длины. Ручка из желтоватого с бурыми прожилками оленьего рога, что хорошо. Частенько рукояти никеров делали из ножки косули, с камусом и копытцем, особенно в тех случаях, когда ножик нёс символьную нагрузку «доступа в клан», инициации. Застрелил, и теперь твоя первая косуля сопровождает тебя в следующих охотах… Легендарный ножик, в некоторых регионах Германии никер являлся обязательной деталью традиционного костюма. Я же шерсть в руке категорически не люблю, рог предпочтительней.

Вот только бы хотелось чего-нибудь попривычней, посеверней.

Лежал он в ножнах и скучал. Новенький, никто им не пользовался, для понтов или памяти хранился клинок. Ножны коричневые, кожаные, с фиксирующим ремешком. Заглаженный внутренний упор, на клинке надписи: Othello, Solingen, Rostfrei. Наверное, заезжие бонзы-охотнички подарили, за удачно организованное браконьерство.

– Привет, messer! Дружить будем?

Вытащил, проверил клинок на ногте – стружку снимает, наточен неплохо… Гут! Моё первое оружие в новой жизни.

Я тут же скинул с себя казённое одеяло, смахнул со стола канцелярскую мелочь, отодвинул тяжёлую лампу с большим круглым абажуром, разложил. Надо сделать прорез, превратив одеяло в пончо. Влипший обыватель будет резать так, как видел в кинофильмах, а это неправильно. Обозначив середину складкой, я протянул острие никера, сделав прорез необходимой длины. Теперь нужно вырезать сегмент со стороны горла, неглубокий, если вы собираетесь носить пончо хоть с каким-то комфортом, иначе грубая шерсть натрёт шею. А вот со спины ничего вырезать не надо, чтобы ветром не холодило шею.

Накинув только что созданный предмет одежды на себя, я перепоясался ремнём, предварительно навесив на него ножны, застегнулся и сразу их перетянул, поставив удобней.

Рэмбо в Сибири, разбегайтесь, враги!

Стало немного спокойней, пусть это и самообман. Место действия мне досталось реально сложное, чувствуется, что и пики-пушки понадобятся взрослые.

Шмон продолжался. Следующим достоянием мародёра стали пакетики перекусон-сушняка, отлично характеризующие хозяина кабинета: «Куриный суп-пюре с сухариками» – шесть штук, заварные каши в ассортименте – пять штук, безымянный чай в пакетиках и с десяток кубиков сахара в пачке, на дне много сладкой пыли. Наверняка девчата каждый день затевали нормальный обед, домашний, где-то тут и электроплитка имеется. Это же деревня, всё своё, у людей живы традиции основательности питания. Селебрити-фельдшер с коллективом не ладил либо же держался особняком, предпочитая втихушку питаться эрзацем. Какая тут жена, какие дети…

Так, а как добытое заварить? Портативная конфорка, даже если я её найду, мне без надобности, электричества нет. Зимой пункт отапливается новомодной масляной системой. О, спиртовка нужна! Иначе придётся разводить костерок на улице. Не хочу, в тепле хочу.

– Должна быть обязательно, что за медпункт без спиртовки…

Может, и спирт найдётся, Лёха? Супротив стрессу, чего?

– Разберёмся.

Теперь и шкаф можно потрошить. Этот трёхстворчатый, стоит на ножках, прочно.

Потянул… Что-то клинит.

– Хрен ты безрукий, а не хозяин.

Интересно, помер он или вовремя смотался? Да куда же тут смотаешься, наивные люди… Только не падай, мебель, стоять! Шмякнешься, а мне тебя поднять будет уж точно не по силам. Дёрг! Тяжёлая дверь с зеркалом, застывшая в мёртвой точке, наконец приняла решение и открылась, выпуская наружу стопку хозяйского постельного белья, чистого, глаженого – и на пол!

– Твою ты душу племя-семя…

А бельишко-то, между прочим, сплошь в цветочек весёленький, розовенькое. Казённым шеф пользоваться не хотел, в ночные дежурства почивая на своём. Хорошо, когда так много чистого тряпья, мне всё пригодится.

Боковые полки были полны, оттуда и вывалилось. Значит, одежда для избранных хранится в основном отсеке.

– Слушай, мужик, обрадуй меня, скажи, что ты ещё и охотник, – с надеждой поспросил я дух отсутствующего хозяина. – Ну, ружьишко там, можно даже левое, патронташ… С участковым ты вась-вась, кто тебя тронет!

А ещё чтобы патронов штук двести были притаены, дробь гусиная и пулевых немного, я не привередливый. Можно любые Полёва, «стрелы», да и турбинки сгодятся. Между прочим, не откажусь от хорошей курточки и свитера. Штаны припрячь, я же почти как Маугли хожу! И обувь добрую яви несчастному, плохо шастать в белых одноразовых тапках. Их у меня целая пачка, да вот износ большой, надолго не хватит. Между прочим, ещё нужен бинокль, наручные часы, любые, носимая рация… Фу!

– Дорожные чеки, спрятанные в запасных трусах, международный паспорт гражданина РФ, водительские права, пачка евро и баксов, карточка AmEx и упаковка презервативов! – усмехнулся я.

Первыми мне в глаза бросились три комплекта медицинской одежды. Знаете, такие стерильные хлопчатобумажные костюмчики, в которых ходят хирурги: курточка и штаны. Белый, пастельно-синий и зелёный комплекты. Неужели он так и щеголял, весь в крахмале, в деревенском, ёлки хвойные, медпункте? И ещё фонендоскоп на груди, импортный, ага. А где у тебя шариковые ручки, шеф? Я не ошибся, таковые нашлись в нагрудном кармане синего комплекта, четыре штуки, значит, уровень колхозности очень высокий.

Именно такие индикаторы колхозности показывал мне отец, их много. Дескать, мода таскать в нагрудном кармане много авторучек пошла от директоров колхозов. Чем больше у тебя было имелось дефицита, тем ты был круче…

«В нагрудном кармане мужчина должен носить чистейший батистовый платочек, запомни это навсегда, сын. Не для вида, не для этикета! А для того, чтобы, если незнакомка, что оказалась рядом с тобой, уколет нежную ручку, либо же у её ребёнка носом потечёт кровь, вытащить этот платок и порвать батист по-гусарски на две части, после чего протянуть их бедняжке, а лучше забинтовать самому, да с поцелуем… День, когда у тебя в нагрудном кармане появится пошлая авторучка, смело можешь считать днём гибели ещё одного мужчины», – говорил он.

Ну, где тут чехол с винтовкой, гад?

– Цыпа, цыпа… – Чёрт, что-то ещё и наверху лежит. Со стула не возьму, не устою я на нём, палку бы какую. Где взять? Вспомнил, возле входной двери метла есть. Потом.

Поправив ещё не упавшие стопки хлопчатобумажной ткани, я просунул руку и аккуратно чуть отодвинул медкостюмчики в сторону, плечики скользнули по никелированной трубе. Хорошая труба, кстати. Интересно, тяжёлая или нет?

Облом, стволов в шкафу не было.

Но не всё так плохо!

Не знаю, разрешается ли поселковым медикам, согласно инструкции, хранить рабочую одежду вместе с уличной, бытовой? Может, им послабуха есть, тайга кругом… Наверное, всё-таки нет. Селебрити-фельдшер, к моему счастью, с правилами обращался весьма вольно. В шкафу висели джинсы, которые я жадно схватил и вытащил на свет божий.

Настоящие Levi’s, модель 501, тёмно-синие, жёсткие! Легендарные Shrink-to-Fit, модель, имеющая специальную усадку материала по фигуре, так что при покупке необходимо добавлять размер. Эти штаны если и мочили, то один раз, судя по всему, владельцу они не понравились. Раритетная вещь, такие в местных магазинах не купишь, точно, их даже в столичных добыть тяжело! Тоже подарок, никаких сомнений.

Кепка милитаристичная! Нонеймовская, защитного цвета, с декоративными заплатами и клепками, то, что нужно. Внизу стояли мокасины хозяина, песочные, отличной выделки – малы, собаки. Ладно бы только по длине, в таком случае можно отрезать пятку, соорудив что-то вроде клоги. Ступня не влезла, узкие!

Значит, ходить мне в белых тапочках, пока в посёлок не выберусь.

Усевшись на стул с противоположной, гостевой стороны стола, я торопливо натянул джинсы и тихо выругался, без злости, а порядка ради. Так и знал, что великоваты будут. Но ничего, ещё пара стирок, и они подтянутся, да и работать проще, когда штаны свободные. Длина тоже с избытком, придётся подворачивать. Будь у меня нормальные башмаки или берцы, то и так бы сошло, собрались внизу гармошкой, и нет проблем.

Но я босый, как последний бичуган.

Вот ремешок не впечатлил. Узенький, полосатенько-цветастый, подозрительный… и из кожзама. Не счёл шеф нужным потратиться на приличный. Что же, без ремешка всё равно не обойтись. Подумав, я выбрал зеленую рубаху-куртку, надел, аки хирург перед операцией, заправил в джинсы, попутно наслаждаясь прикосновением к телу чистой ткани. Сверху накинул пончо, опоясался своим красавцем, напялил кепон и посмотрел на себя в зеркало.

Говорю же, Рэмбо. Только замученный и высушенный.

И поэтому нужно пожрать.

Бесполезная электропечка в одну конфорку действительно нашлась, почему-то в аптечном киоске. Зато там были круглые часы со стрелками, которые тикали, батарейка ещё не села. В ФАПе необходимые лекарственные средства содержались не только в специальном настенном шкафу, но и в фельдшерском наборе. Медикаменты же, подлежащие реализации хворому населению, были здесь, в аптечном пункте. Я мимоходом оценил скудное содержимое полок. Ага, выгребли все сердечные средства, анальгетики и жаропонижающее вроде имеются, подробней позже ознакомлюсь… Надо бы и себе аптечку скомплектовать.

Почти одиннадцать дня.

Спиртовку я искал гораздо дольше, обнаружив ценный прибор в самом углу медицинского шкафа, между клизмическими грелками и пластиковым мешком с банками. Спирт в небольшой бутылочке имелся, и я теперь точно знаю, почему местные, если они остались в этом, на первый взгляд вымершем посёлке, его не подрезали.

Боятся они сюда заходить.

Часы повесил в «неотложке», закинув неработающие на сестринский шкаф.

Все эти эволюции отняли у меня последние силы, и я, сидя в досмотровой, не шевелясь, зачарованно смотрел, как в стеклянной посуде закипает вода, как варится такой нужный сейчас каше-супчик. Хорошо бы пару таблеток вмазать супротив головной боли, только не стоит этого делать на пустой желудок, вдруг опьянею. По той же причине не покусился и на спирт.

Ложка была. Чайная, мельхиоровая, самый правильный вариант хлебала. В таком плачевном состоянии с количеством принимаемой пищи баловаться не стоит, хорошего помаленьку. Ею я и черпал густое и солёное варево, вяло прикидывая, чего на текущий момент добился. Выходило, что немногого. Одежды толковой нет, обуви нет, оружия тоже. ФАП был богат тем, чем и должен: приборами, аппаратами, наборами хрен поймёшь чего, медицинским инструментом, специализированной мебелью и оборудованием, дезинфекционной аппаратурой… И носилками для выноса трупов.

– Зато в штанах, с ножом и жив.

Упавшая в желудок жижа ударила по мозгам, словно снотворное выпил.

На кушетке спать жёстко, но я не смог себя заставить пойти в заразную комнату. Не хочу больше смотреть на эти страшные стены. Подушку возьму, а одеяло и тут есть.

Спать пора, Лёха, возьми свои три часика, пусть всё хоть чуть-чуть уляжется.

А потом иди дальше.

В сарае, что стоял во дворе медучреждения, я нашёл калоши, как раз моего размера.

Даже пообедать не успел, а уже разжился, сходил, называется, по малой нужде… Сарай был большой, абсолютно бестолковый в наполнении, но в чём-то даже интересный. По непонятной причине поселковые медики заполнили его необъяснимым хламом. Там хранился сельхозинвентарь, всякие навесные сеялки-веялки, полуразобранный мотоблок, три сломанных велосипеда, пара открытых самодельных охотничьих сейфов, таинственного назначения огромный железный бак с причудливо выгнутыми трубами, весь в ржавчине и заклёпках, штук двадцать оцинкованных шаек в стопке…

Не было лишь ничего медицинского.

Зато калоши нашлись, они лежали вместе со стопкой серых сплющенных валенок.

– Зима близко? – спросил я у верхнего валенка.

Лежите пока тут. А калоши хорошие, нужно лишь намотать портянки, которые я сделаю из отрезов вафельного полотна. Надеюсь, тут ни у кого нет идиосинкразии на белые носки, которые так любили носить некоторые кавказцы из числа базарных воротил?

– Купила мама Лёше отличные калоши. Пофорси, Лёша.

Подумав, прихватил с собой самую приличную косу из тех, что стояли в углу.

Кроме сарая во дворе имелись буйные заросли высохшего прошлогоднего сорняка, боковая калитка в сторону реки и что-то типа спортплощадки из турника, двух широких скамеек, столба с баскетбольным кольцом без сетки и сварной детской горки. Реабилитационный центр, понимаем…

Всегда найдётся кто-нибудь, любящий посоветовать человеку, только вставшему на ноги после тяжкой болезни, немедленно заняться лечебной физкультурой. Совет разумный, если дело касается, например, болезней опорно-двигательного аппарата. А вот после тяжкого гриппа физкультурить не стоит. После любого вируса не стоит, не надо торопиться – сам не заметишь, как схватишь осложнение на сердце или печень. На ногах еле стою!

Усмехнувшись и зажав калоши под мышкой, я с косой наперевес, словно сама Смерть, вышел через калитку, предварительно откинув кольцо из алюминиевой проволоки.

Оказывается, больничка стояла практически на берегу Енисея.

В одних местах обрывистый берег осыпался, в других порос травой. Чуть дальше в сторону посёлка виднелась лестница с перилами, ведущая к воде. Ещё дальше был крутой съезд для машин. Сейфов, в которых лодочники держат моторы и прочее добро, на берегу почти не было. В енисейских деревнях эти большие ящики на постоянку не ставят, снесёт в паводок или льдами по весне срежет. Однако некоторые в сезон привозят, на прицепах. Пятёрка разномастных будок держалась особняком, напротив них у воды три дюралевые моторки, на двух даже моторы на транцах…

Рядом с ними в рядок стояли четыре «илимки», или «деревяшки» – остроносые дощатые лодки, плоскодонные, быстроходные и вместе с тем вместительные. Чаще всего такими пользуются староверы для перевозки грузов, заброски продуктов в свои потаённые зимовья, расположенные в верховьях притоков. За счёт своего размера и формы длинная и очень грузоподъёмная «илимка» легко проходит там, где обычная дюралька стопудово застрянет. Транец у «илимки» высокий, сапог мотора сидит неглубоко, винты часто защищены самодельными масками. Универсальный транспорт.

Два брошенных одноосных прицепа. Автомобилей нет.

Типового дебаркадера или плавучего причала-платформы посёлок Разбойное не имел, значит, большие суда сюда не подходят. Груз перетаскивают лодками, а пассажиров из числа местных жителей на проходящие суда забрасывают без остановки, прямо в движении, известная практика.

За спиной лежало незнакомое поселение без признаков жизни и суровая сибирская тайга, начинающаяся сразу за крайними домами – всё это надо бы осмотреть первым делом, но я был не в силах оторвать глаз от берега и водной глади. Возле стоящего у ФАПа остова «Волги» что-то треснуло, я быстро оглянулся. На жестяную крышу приземлилась кукша, похожая на сойку таёжная птица, серовато-бурая с рыхлым пушистым оперением. Сойка, наклонив крупную голову, с интересом смотрела на меня. Пусть сидит, знаю я их, сразу даст знать, если кто-то приблизится.

Вот ведь куда угораздило…

Берег являл следы панического, беспорядочного бегства.

Люди в спешке грузились на попутные баржи или же специально присланный пароход. Кто-то сдуру тащил с собой даже мебель, самые напуганные бросали вообще всё, включая лодки и машины. В пятидесяти метрах по берегу на самом краю обрыва лежала груда папок и перетянутых шпагатом связок документации.

Слева от меня на склоне тоже что-то лежало, предметов совсем мало, большая их часть свалилась вниз. Подойдя к склону, я осторожно вытянул голову – боюсь высоты… Пляж-полка тянулся вдоль всего посёлка, а вот в километре выше по течению берег обрывался в реку стеной. Течение могучей реки постепенно подмывало мягкий грунт, меняя русло, земля осыпалась, одиночные деревья, осмелившиеся произрасти в опасной зоне, падали в воду и уходили в путешествие к низовьям, на севера. Между береговой террасой и поверхностью воды метались береговые крачки, птички бойкие и отважные, селиться рядом с ними вредно для здоровья, заклюют.

На гальке пестрела груда сваленной в кучу мебели, бытовой техники в ярких коробках, тряпок каких-то… Как драпали! Естественно, капитаны ничего лишнего на борт не брали.

Назад! Ух, чёрт! Чуть не свалился, осыпается!

Много двухсотлитровых бочек. Пустых, конечно. А вот те, что стоят рядом с сейфами, вполне могут быть с топливом. Тут не боятся, что кто-то из своих подрежет чужую горючку, украдёт лодку или же, спаси господи, импортный мотор. Рыбалка для жителя Енисея – хлеб насущный. Лишиться средств ловли то же самое, что остаться без хлеба. В столь крошечном анклаве воровать не принято, дураку голову свернут и под мох в тайге спрячут, никакая милиция не дознается… Чаще всего она в таких случаях и не разбирается, особенно в районах, где живут староверы.

Две кучи угля чернели у спуска дороги, подальше от реки: одна крошечная, её за зиму почти перетаскали, а вторая совсем свежая, это топливо успели закинуть в высокую воду, по графику северного завоза. Там же лежит зафиксированный мощными кольями штабель деловой доски. Дикое это дело – возить пиломатериал в тайгу. Однако же привезли. И это говорит о том, что промышленной пилорамы в Разбойном нет, хотя для себя мужики могли распускать стволы по старинке или же вообще расщеплять клиньями, как это принято у таёжников.

Возле куч на боку чернела старая «ветка» – знаменитая енисейская лодка-однодеревка, сделанная из осины. Тонкая и сложная работа. «Ветку» сначала вырубают, а затем с помощью кипятка или же прямо на костре разваливают, расширяя борта. Мастера, умеющие их изготавливать, ещё встречаются. С утра уходят парой в тайгу, взяв с собой специальные гнутые топор, тёсла и рубанки, а к вечеру возвращаются с почти готовой лодкой, разваливают уже дома. Хорошая штука, очень лёгкая, тем и ценна. Эта, скорее всего, пробитая.

Серьёзных судов было два. На самодельном стапеле под косогором стоял малый буксир типа «Ярославец», им явно занимались, причём со всем тщанием, тент натянули, корпус даже ободрали под покраску.

Второе судно – буксирный служебный катер КС-100Д1, изначально разработанный для перевозки служебных лиц на лесосплаве. По типу – дизельный буксирно-разъездной теплоход со стальным корпусом. Двигатель ЯМЗ-238ГМ, по запасу топлива ходит километров на триста, жмёт под тридцатку в час. КС стоял на воде, экипажа не видно.

Хороший пароходик, неоднократно на таком забрасывался в дальние уголки.

– Нет там никого, Лёха…

Хватит пока, не могу больше стоять, посидеть надо бы.

Так, значится, более-менее ясно, картина частично вырисовывается – всё очень плохо. Структуры свалили, большинство жителей тоже. Судов на реке не видно, самолётов в небе нет. Но радиоузел-то нормальный здесь должен быть!

– Ага, а связисты зачем-то остались…

Организм уже не подсказывал, он буквально вопил – иди в больничку, поешь и полежи немного! Не бесись, родной, сейчас мы так и сделаем. Я только посижу немного, ноги устали – неимоверно!

А лучше полежу.

Закинув в желудок остывшее варево, я ударился в поиски.

Ура! Более тщательный шмон принёс и более приятные результаты. Так и должно быть, ибо толцытеся и обрящете… Кухонька оказалась спрятанной в одном из многочисленных коридорных шкафов, внутрь и не протиснешься. Бытовая техника – дешёвая микроволновая печь и большой морозильник, почти пустой. Отменный набор специй, подсолнечное масло, полпачки пропавшего сливочного, кетчуп и горчица. Сунул руку подальше, неуклюже пошерудил, как медведь, и с полки посыпалась малочисленная посуда. Но и съестное нашлось.

Первый результат меня разочаровывал: сыпучих очень мало, полпачки гречки и треть пачки длиннозёрного риса. Непочатая пачка чёрного чая в пакетиках, банка растворимого кофе. Пива у медиков не было совсем, вот ведь удивительное дело, зато прибрал три бутылочки с сиропами и немного коньяка. Дальше – лучше! Консервы в закромах медпункта оказались специфические – никаких тебе тушёнок и каш, маринада и сгущёнок. Несколько паштетов в маленьких овальных баночках, сливовый джем, плавленый сыр сегментами в круглой коробочке и нарезанный пошехонский сыр в вакууме.

Продуктов длительного хранения и не могло быть много, у девчат хватало свежих продуктов, чтобы употреблять их в первую очередь.

Особенно порадовали макаронные изделия: две пачки спагетти и пачка причудливо выгнутых разноцветных рожек, есть даже чёрненькие. В нормальной жизни я ни за что не стал бы такое есть. И что делать теперь, печку-буржуйку тавить, что ли? Нет смысла, надо искать нормальное жильё, там восстанавливаться, обдумывать план дальнейших действий.

К великому сожалению, медики оказались молодцами, и сигарет у них не нашлось. В ящиках шефа имелась трубка и коробочки с табаком. Никогда трубку не курил. Может, бросить вообще? Обстановка способствует. Вздохнув, забрал, дав себе зарок курить всего три раза в день, бросать буду.

Всё продуктовое наследство я оставил на месте.

С косой поначалу ничего не вышло.

Копьё нужно нормальное сделать или пику. Только такое оружие способно остановить хищного зверя на достаточном расстоянии, проткнуть злое сердце прежде, чем страшные когти дотянутся до мягкого человеческого тела. Хотел я снять ножевое полотно да примотать его вдоль косовища, соорудив кустарное оружие типа тунгусской пальмы… Халтура, конечно, будет, тут нужно мотать кожей, клеить рыбьим клеем, а не извращаться со скотчем, на который я рассчитывал… Скотча, кроме тонюсенького канцелярского, у медичек не нашлось, а на более серьёзное творчество я пока был неспособен. Даже не сообразил, что можно снять с калитки алюминиевую проволоку! Мелькнула мысль, что можно обмотать гипсовым бинтом. Чуть позже решусь, поэкспериментирую. Длинномерное холодное оружие необходимо.

Вряд ли к поселению уже начали подходить медведи и волчарня, рановато им борзеть. Всё дело в собаках. На словах все люди собачники или кошатники. Хвастаются, мимимишки размещают в сетях. А как доходит до дела, каждый второй безжалостно бросает питомцев.

Как только брошенные собаки собьются в стаю, в них начинает просыпаться дикое, очень быстро. Они практически перестают гавкать, ссориться, осознают свой статус в стае и принимаются шакалить. Долгое время такие стаи болтаются рядом с поселениями, даже в том случае, когда там ничего из съестного невозможно взять, их держат остатки памяти. Дичающая собачья стая очень опасна, особенно для детей.

Зная людские привычки, эти полудикие собаки способны атаковать человека очень эффективно. Они словно злятся, что люди их бросили и больше не кормят. Многое зависит от того, промысловый это станок или нет и сколько людей живут промыслом. Охотники могли забрать свои семьи и уйти поглубже в тайгу, ведь у каждого из них – целые угодья, по которым разбросано чуть ли не с десяток избушек. Хороших собак, умеющих работать по соболю, они заберут с собой, бестолковых оставят, всех не прокормишь.

Если селение опустело, то собачки какое-то время будут уничтожать в округе всё живое, отрабатывая навыки групповой охоты, и только потом уйдут в лес, где частично станут жертвой по-настоящему приспособленных хищников, а редких счастливчиков, чаще всего самок, примет к себе волчья стая.

Есть такие тут? Да кто же знает…

…Нечего сидеть в больничке без цели. Я намотал портянки и вышел на улицу.

Что делаем, Лёха, сразу избу присматриваем или с общей обстановкой в посёлке разбираемся? «Избу, конечно же, избу, большую и крепкую, да чтобы с баней!» – В голове призывным колокольчиком вибрировало естественное стремление любого живого существа в случае опасности как можно быстрее укрыться в надёжном убежище. Но это, в моём случае, решение неверное. Прежде всего надо определиться во взаимоотношениях с возможными соседями, если они есть, конечно… Хорошо бы им оказаться приветливыми, дружелюбными, одному будет тяжко. Короче, людей поблизости искать буду.

Тут мне какого-то беса примерещилась пара крепких сибирячек с неразбуженной страстью в придачу, и в груди сразу тоскливо сжалось от предчувствия тщетности подобных мечтаний. Не до сексу.

– Пока, – возразил я себе, подняв палец.

Сколько тут домов? Давай посчитаем.

Осмотр местности рекомендуется начинать с первичной фиксации общей картинки. И только после этого приступать к детальному осмотру, с наиболее близких участков, слева направо, останавливаясь для детального исследования отмеченных заранее объектов, самых интересных, постепенно перенося взгляд в глубину. Обычное выполнение первого и второго нормативов по разведподготовке, обнаружение целей… Разве что на зоны не разбивал, она тут всего одна – ближняя.

Смотрел и сразу проставлял в уме точные расстояния до основных ориентиров. Я почти никогда не ошибаюсь в дистанциях, что достигнуто путём долгих упражнений. Современный человек, избалованный техническими средствами наблюдения, делать этого не умеет. Чаще всего даже опытный городской охотник не утруждает себя тренировками, зачем, если есть прицел Burris с лазерным дальномером и баллистическим калькулятором… Такие некогда привычные оружным людям словосочетания, как «тренировка глазомера, зоркости и наблюдательности», стали забываться.

Я начал тренироваться ещё тогда, когда жил в городе. Дело пошло быстро благодаря современным технологиям. Для начала с помощью одного из сервисов спутниковых фотоснимков промерил электронной линейкой расстояния от окна до соседних домов… Смотрел, запоминал, привыкал оценивать дистанцию, каждый раз проверял себя по фотокартам – насколько ошибся? Начал выходить на природу, предварительно сняв дальности.

Поверьте, любой может научиться точному глазомеру, было бы желание. Это помогает не только в стрельбе. Гораздо важнее умение быстро оценить обстановку.

Вскоре выяснилось, что Разбойное размером невелико, тридцать восемь хозяйств. Застройка поначалу велась по плану, дома стоят вдоль центральной улицы двумя ровными рядами, часть из них совхозные, на двух хозяев. Скорее всего, в конце прошлого века тут много чего снесли… Ближайшие к больничке хозяйства – старые постройки, в улицу не вписавшиеся. До крайнего сруба всего сто двадцать метров. Внутри ограды, напротив входа в дом, небольшой огород, засаженный, скорее всего, картошкой, есть сарай и теплица.

Примерно посередине улицы имеется перекрёсток, оттуда начинается съезд к берегу, именно там своими размерами и архитектурой выделяются два здания. По всей видимости, это единственный магазин и поселковый клуб. Школы тут наверняка нет, слишком маленькая численность жителей, значит, на зиму детей отправляют в интернат. Не угадаешь, какое решение приняли власти с началом пандемии, о вспышке которой я услышал ещё на Диксоне. Вернули детей в семьи или собрали в городах на карантине? Наверное, каждый градоначальник решал по своему усмотрению и по текущей ситуации.

Дальше по берегу, ближе к тополиной роще, стоит кирпичное здание котельной и склад ГСМ из светлого профнастила с большими поржавевшими ёмкостями рядом. Больше ничего особо примечательного я не заметил: улица пуста, людей и животных не видно, у перекрёстка замерли брошенный китайский или японский грузовичок и белая «Нива» с прицепом.

Как я уже говорил, фельдшерский пункт расположен на возвышении.

В небольшой долинке между тайгой и рекой ещё один пологий холмик, на котором стоит здание поселковой администрации, недаром ведь его крыша украшена длинным флагштоком. Однако триколор не полощется, его сняли и унесли. Фасад административного здания покрашен спокойной терракотой, в нижней части облицован чем-то тёмным. Это самое красивое и аккуратное здание в посёлке. Стёкла целые, дверь закрыта, окна занавешены.

– Удрали, слуги народные, – спокойно констатировал я.

Раз удрали, значит, в самых первых рядах. Иначе до сих пор пытались бы выкарабкаться на месте.

– А начальники ваши разбойные увезли всё, что посчитали нужным, мебеля по гальке не разбрасывали, угадал?

Между зданием администрации и лесом виднелась вертолётная площадка, может, там есть и грунтовая ВПП, пригодная для посадки санитарного «Ан-3», отсюда не видно. Есть будка, похожая на туалет, и два врытых в землю топливных танка, с большой вероятностью простаивающих без дела. Полосатый ветровой конус слабо колышется на стойке. В той же стороне, судя по началу просеки в лесном массиве, начинается трасса зимника или локальная грунтовка.

В общем, я попал в ничем не примечательное енисейское поселение, коих на реке очень много и восхититься которыми изнеженному горожанину сложно. В другое время я бы посоветовал навестить эти дикие места, где вы, может быть, впервые в жизни почувствуете, что такое тишина и безлюдье, где на многих речках нет ни одного поселения или зимовья, а за время путешествия вы не встретите ни одного сотового телефона… Можно идти, магазин ждёт.

Поднялся ветер, воды Енисея покрылись невысокой острой волной. Курточку мне надо, да и свитерок, не отступлюсь.

Я перевёл взгляд ближе и замер. На меня смотрели.

От того рубленого дома, что ближе всех к больничке, чуть наискось стоящего почти в начале центральной улицы посёлка. Даже растерялся! Привык уже, что никого из людей нет, расслабился, а тут вот они, жители.

Дед в дутом пуховом жилете и бабка в вязаной кофте поверх длинного платья.

Ничего, как-нибудь объяснимся, лишь бы люди оказались вменяемыми. Невысокий дедок, облокотившись на забор, наблюдал, а старушка протянула руку к косяку двери, возле которого и стояла. Ого! Да у неё ружьё, двустволка горизонтальная!

Мне показалось, что я увидел, как бабуля взвела курки.

– Вам тоже здравствуйте. – Я поправил кепку.

И тут случилось в высшей мере странное – дед поднял над головой обе руки и скрестил их над головой, словно изображая оленя в танце «Хейро». Пришлось мне растеряться второй раз. Что это значит?

Старушка, отставив ружьё в сторону, тоже скрестила руки. Они сумасшедшие?

– Все мы хороши, – буркнул я и в точности повторил жест.

Дед посмотрел, вытащил из штакетника топор, которого я не заметил, и что-то сказал супруге. Совещание длилось несколько секунд, после чего хозяин помахал мне рукой. Уже обычно, подходи мол, добрый человек, не бойся.

Будет интересно, народ тут, вижу, специфический… Мне вспомнились слова из песни воинов добровольческой армии Антонова: «Я достану свой обрез, и сбежим с братаном в лес». Несколько лет назад я на Енисее бизнесом занимался, товары возил по посёлкам, так что людей речных знаю, насмотрелся.

Что делаем, Лёха? Вздохнув невесело, глянул я на свои позорные калоши, поправил пончо и начал движение.