Конкистадор Володихин Дмитрий

Глава 4

Госпожа Сомова разминается

19 декабря 2140 года.

Орбита планетоида Пушкин в системе звезды Солетты.

Екатерина Сомова, 50 лет.

– Джентльмены… – Екатерина Сомова встала с гордо поднятым подбородком, выдержала паузу, развела руки в легчайшем подобии реверанса и наклонила голову, как бы приветствуя публику. В стандартном кубрике армейского образца, ставшем ее узилищем, никого не было, кроме нее самой, Саши и Вареньки. Но госпожа командорша задумчиво обвела взглядом стены, ибо некто должен был неусыпно бдить у камер слежения…

– Джентльмены, – повторила она, – с вашего позволения мы начинаем.

– Железяка маздай, – угрюмо прокомментировал Саша. Он вообще иногда бывал бирюк-бирюком.

– Я тебя обожаю, мама! – откликнулась Варенька.

– Итак, мон шер… делай раз!

Сын ударом ноги сшиб пластикетовый щиток с блока предохранителей на питьевом синтезаторе. Выдрал пломбу. Вставил в открывшееся гнездо игровой ключ. Нажал одну кнопку, другую, третью… Кашица из игровых программ тоненькой струйкой потекла в плоть корабля.

Тот, кто наблюдал за ними через хитрую оптику, не дремал и успел вырубить питание, – в кубрике погас свет. Но ключ имел автономный биоаккумулятор с емкостью, которой хватит на всю жизнь приборчика.

Где-то вдалеке взвыл сигнал тревоги. Нет, отнюдь не учебной, а такой, при которой только мертвецы не спешат вскочить и понестись на точку, указанную в боевом расписании. Мертвецы в таких случаях передвигаются, не торопясь…

– Что это, ты, псих? – зашептала Варенька.

– Весь ударный флот Женевской федерации…

Чуть ближе ударили колокола пожарной тревоги. И бактериологической заодно.

– Псих! Псих! Всего навертел!

– Дети, не отвлекайтесь. Делай два!

Саша проворно защелкал маленькими клавишками.

– Мама… прости.

– Что, не выходит?

– Нет… мама… выходит. Только это не корабль. Это, оказывается орбитальная база Польского сектора Бялы Палац.[6] Орбита планетоида Пушкин.

– И что, Сашенька, она… эта база… наверное, довольно крупная?

– Пож-жалуйста, мама! Не называй меня Сашенькой… Тут небольшойгород. Примерно сто пятьдесят тысяч населения.

Хорошо, что дети не видели ее удивленно поднятых бровей. Сейчас эти сто пятьдесят тысяч – все как один – готовятся геройски погибнуть в бою с проклятыми женевцами, невесть как добравшимися сюда, заодно тушат несуществующие пожары и все это проделывают в скафандрах высшей защиты. Как полагается при бактериологической тревоге… Набольший человек, всего вероятнее, ломает голову: как это к нему проникли диверсанты, в роковой час запалившие базу и распылившие гнусные свои аэрозоли? Или это не диверсанты, а свой выискался, гад, сволочь, иуда продажный?!

«Госпоси, спаси и помилуй! Не выдай, Господи!» – молилась, не разжимая губ госпожа Сомова. Вслух же она сказала:

– Что ж, не будут лезть, мерзавцы.

От детей потянуло аурой полного понимания.

Катя скачала информацию о месте их заточения прямо в особый пробел, специально оставленный ею в послании на Сашином игровом ключе. Послание предназначалось для кланов Михайловых и Рыжовых-Сомовых, к которым по праву рождения принадлежали она сама и Виктор.

– Сынок… делай три!

– Пож-жалуйста, мама! Не называй меня сынком.

Через несколько секунд вся устройства связи, которые только были на орбитальной базе, буквально фонтанировали Катиным посланием. Если кто-то хотел что-то скрыть, то… м-да.

– Зайчик, делай четыре!

– М-мама!

– Хорошо, милый, никаких зайчиков.

– И никаких милых!

Дверь в кубрик отошла в сторону. Путь наружу был открыт.

– А теперь, Варенька, котенька… делай пять!!!

Над этим вирусом ее тишайшая дочка работала больше месяца. Это даже вирусом-то язык не поворачивался назвать. Сама Варенька скромно нарекла его «Шедевр».

Минуло еще несколько секунд. Сомова-старшая горячо молилась Пресвятой Богородице и всем святым, со времен Христа просиявшим, о том, чтобы ее маленькая шалунья не переборщила опять… как в тот раз… ну, в тот самый… вспоминать стыдно… говорят, диспетчер транспортной сети Ольгиополя за четверть часа сделался седым, как лунь. А был, говорят, жгучим брюнетом… Или как в тот раз… когда… ой, как нехорошо… курс центральноафриканской кванзы в течение часа вырос на четыреста процентов… Нет, деточка, нет, не надо, не подводи мамочку…

– Мамочка, не топорщи клапана, пожалуйста, все будет ювелирно. Я тебе обещаю.

«Не топорщи клапана?! Да где она этого нахваталась…»

– Готово.

– И… что?

– Мамочка, без энергии осталась только четверть базы.

Сомова-старшая представила себе, как противный некто, только что самоуверенно глядевший в свою шпионскую оптику, пытается отдраить люк… в смысле дверь (поживите с мое замужем за флотским офицером!) собственной каюты, тщетно рвется наружу, как этот некто пробует связаться с начальством и связь показывает ему кукиш, как он матерится и завывает от бессилия…

«Вот то-то же тебе, безымянный волчина! Связался с женщиной и малыми детьми!»

– Девочки… мальчики… вперед!

Саша и Варенька выпорхнули, оглянулись – все-все, действуем по плану – и понеслись на поиски ближайшего шлюпочного ангара.

Она не стала им рассказывать о своей печальной уверенности: даже в полном бедламе обоих найдут еще до того, как они стартуют. Даже раньше, наверное, чем они доберутся до подходящего шлюпа. И это не она сейчас отвлекает внимание от них, а именно они – от нее… Ей же надо всего-навсего найти незаблокированный щит с выходом в систему жизнеобеспечения базы, выйти через него на любой периферийный канал связи и оставить там настоящее послание. Оно спокойно пролежит, свернувшись калачиком, трое суток, а потом отправится… нет, не к Михайловым и не к Рыжовым-Сомовым. Этим давно дали понять, сколько стоит игра, и они, хоть и родня, как люди здравомыслящие, должны были отказаться от авантюр. И все равно их проверят, перепроверят и переперепроверят. Потом заткнут все дырки в информационном пространстве. Ничего не происходит. Фонтаны странных посланий? Поломка. Случайность. Глупость. Ерунда. Только тогда, когда все уже успокоятся, истинное послание поднимется с лежки и случайным пробоем отправится к совсем другому адресату.

Впрочем, все эти щиты, каналы, пробои – такие джунгли для тихой гуманитарной мамы двух гениев деструкции. Тихая гуманитарная мама едва-едва справилась с задачей. Но все-таки справилась. Перевела дух. Отправилась в путешествие обратно, к злосчастному кубрику.

И только тут Катя позволила себе подумать: «Витя, спаси меня. Спаси же ты меня, Витя!»

– Госпожа Сомова? Недалеко же вы успели уйти…

Она повернулась на голос.

Капитан Каминский, лет тридцати пяти, красавец, лицо правильное, как будто гравированное по канону «Мистер генная инженерия». Сейчас на нем мундир со всеми знаками различия, и этот шельмец носит военную форму элегантно, как модель на подиуме… Объединенное Агентство Безопасности Терры-2. Каминский мог бы служить парадной витриной для конторы. «Юноши записывайтесь в ОАБ! Дело для настоящих мужчин»… Мог бы. Да. Только бланш под левым глазом портил рекламную картинку.

Катя знала, что господин капитан и сейчас не ждет от нее подвоха. Поэтому вздохнула, скромно потупила очи… и ударила с левой.

Разумеется, он устоял на ногах. Разумеется, он не ответил. Разумеется, он даже не допустил мысли, будто госпожа Сомова пытается его оглушить и вновь пуститься в бега. Каминский научен был прокачивать ситуацию на уровне рефлекса. Но даже очень хороший специалист – не всегда хозяин своим эмоциям.

Капитан сделал шаг вперед. Целую секунду лицо его излучало беспримесный гнев. Затем он справился со стихией ярости.

Командорша была не в том настроении, чтобы пугаться. У нее самой хватило бы злости и обиды на трех взбешенных оперативников. И уж тем более она не собиралась бежать; да она ни на сантиметр не сдвинулась с места.

– Что? Хочешь скрутить? Связать? Вколоть той парализующей гадости, которой накачали меня и детей? Хочешь? Лучше не пробовать, честное слово, капитан. А вдруг мой муж узнает хотя бы о… десятой части твоих художеств? А вдруг он огорчится? И тогда найдет не то, что нужно? Или не там, где нужно? Или не для тех, кому нужно? Давай, капитан. Ударь меня. Сделай мне плохо.

Каминский стоял в шаге от нее. Лицо – белее белого. Эта подлая мысль – «…не для тех…» – раньше не приходила ему в голову. Капитан готов был возиться с этой невыносимой женщиной столько, сколько прикажут. Но он совершенно не готов был провалить дело, выполняя свои обязанности избыточно хорошо, слишком надежно.

Он попытался вразумить фурию.

– Я понимаю ваше состояние, Екатерина Ивановна. Но, поверьте, очень многое поставлено на карту. По сути, благо всей Терры. Возможно, это примирит вас с нынешним вашим положением хотя бы отчасти. Надеюсь, все закончится правильно, и вы потом будете вспоминать со смехом…

– Заткнись.

Только полный идиот способен думать, будто фурию можно вразумить. Или человек, у которого уверенность в собственной силе хлещет через край.

Фурия вспомнила, как сознание меркло и вновь возвращалось к ней, как чей-то голос требовал увеличить дозу, какого ляда опять эта чертова перечница затрепыхалась… А еще она вспомнила, как будила детей, как пытались они втроем определить, куда попали, и как пришел этот ферт и с важным видом выложил им правду, но где они находятся так и не сказал; контакты с внешним миром, мол, не дозволяются… Еще бы, мерзкая ты рожа, «засветить» такое мероприятие – оабовцы ведь все это гуано называют нейтральным словечком «мероприятие» – дорого стоит… Тогда Катя почувствовала как освобождается в ней внутренний маховик, прежде заблокированный добрым и счастливым браком. Она крепко верила: только Бог и супруг властны над ее семейными делами, и больше никому не дозволяется туда лезть. Никому, и ни при каких обстоятельствах. Катя словно помолодела лет на двадцать. Она приготовилась грызться за свою семью хоть до крови, хоть до смерти и с кем угодно. Они облазили с Сашей и Варенькой весь кубрик, переговаривались по-французски, чтобы охрана не поняла, сначала казалось – тщетно, нет, ничего нет, даже выходов питания не сыскать… И никаких шансов. Сплошная механика. Даже санузел. Даже еду им приносили офицеры ОАБ. Чушь, не бывает во Внеземелье абсолютно изолированных помещений, – подсказывала ей логика. Искать, искать! И в конце концов слабое место обнаружилось: питьевой синтезатор. Слава Богу, добрые дяди-оперативники не отобрали у маленьких чудовищ их милые безобидные игрушки, с любовью и знанием дела доведенные до совершенства…

Фурия присмотрелась и с большим моральным удовлетворением отметила: второй бланш на капитанской роже непременно будет. Вопрос времени. Фурия задала единственно важный на данный момент вопрос:

– Где Саша и Варвара?

– Не стоит так рисковать детьми, Екатерина Ивановна. Право же, не стоит. Вашу дочь мы отыскали в малом ракетном истребителе за двадцать секунд до старта. Нам едва удалось ее остановить.

– Не тебе, капитан, давать советы, как я должна поступать со своими детьми… Что там с Сашей?

Каминский замялся. И сердце Екатерины Сомовой наполнилось страхом и восторгом одновременно. Да неужто? Неужто?

Она угадала ответ.

– Полагаю, Екатерина Ивановна, мы найдем вашего сына в ближайшее время.

В душе у Кати самое потаенное и самое уязвимое место трепетало от ужаса. Господи, Сашенька, один, в этой дикой круговерти… Спаси и оборони, Господи!

Но она сухо рассмеялась в лицо Каминскому:

– Повоюй, капитан, с моим младенцем. Посмотрим, кто кого! Ты сам еще не понимаешь, какое лихо выпустил на свободу. Да и я, признаться, только размялась.

– Послушайте, я просто выполняю свой долг. Вы, жена военного человека, должны понимать значение слова «приказ». Будь моя воля, вы гуляли бы на свободе. Так к чему нам вся эта напряженность?

– Нам?

«Бог любит троицу, – озорно подумала Катя. – определенно, троицу…»

– Капитан, у меня найдется кое-что интересное для вас. Взгляните.

Она подняла левую руку, сжатую в кулачок, раскрыла пустую ладошку… а правая уже спешила на рандеву с точеным носом оабовца.

Это был серьезно подготовленный человек, отлично тренированный, выработавший профессиональную реакцию на разного рода неприятные неожиданности. Каминский прошел через тысячи спаррингов, и были в этой коллекции совсем не учебные экземпляры… Но он совсем не ждал простенькой детской уловки. А потому успел только дернуться. Тоже по-детски.

Нос уцелел. Досталось губе.

Глава 5

Бочка с антиматерией

18 декабря 2140 года.

Терра-2, Ольгиополь.

Виктор Сомов, 44 года, и Андрей Маслов, 104 года.

…Внешне это выглядело так: двое мужчин, постарше и помоложе, спокойно гуляли по садовой аллее, к их ногам ласковой псиной тянулся дымок, звук шагов скрадывала прелая листва. Совсем недавно они мирно беседовали, однако последний поворот разговора минут пять назад погрузил обоих в молчание.

Тот, что постарше, с государственной холодностью сочувствовал собеседнику. Он ждал.

Тот, что помоложе, молился Господу. Чтобы тот избавил его от соблазна закончить все тут же, одним ударом в репу. Молился, молился, и отлично осознавал при этом: хоть и не видно никого в этом запущенном саду, а сколько ведь, наверное, молодых людей, превосходных профессионалов, наблюдают сейчас его спину в прицелы… Скорее всего, они нажмут на спуск, не дав ему лишней доли секунды на замах. Но, допустим, он даже успеет ударить, дотянется, вдавит этой болотной гнилушке нос в череп, пусть так. Неважно, захочет ли Маслов каким-нибудь судорожным жестом остановить свою охрану, найдет ли он достойного офицера на замену ему, Сомову, неважно… В живых командор Сомов не останется с гарантией. А труп недееспособен, трупу не вытащить Катеньку и детей… Следует держать удар.

И Сомов запер в самом глубоком трюме Катино лицо, а вместе с ним – лица Саши и Вари. Вырезал из души своей то местечко, которое судорожно сжималось и кричало: «Катя! Катя! Катенька! Да что они с тобой сделали! Господи, помоги мне! Катя! Что это сволочь сделала с тобой!» – и спрятал его там же. А потом медленно поднялся наверх, на палубу, туда, где крик из трюма не слышен.

– Где они и как с ними обращаются, Андрей Семенович?

Старик удивился: этот человек, судя по досье, бывал вспыльчив и даже очень. Между тем, сейчас он говорил совершенно спокойно. Маслов знал до крайности мало людей, способных сохранять хладнокровие в пиковых ситуациях, но не склонных к этому в обычных обстоятельствах. Что ж, мальчику эта способность еще пригодится.

– Не беспокойтесь. Они в безопасности и обеспечены всем необходимым. С ними обращаются уважительно. Но за ваше поражение они ответят вместе с вами, Виктор Максимович.

Сомов и бровью не повел.

– Почему именно я? Во флоте достаточно офицеров старше по званию.

– Я могу ответить вам откровенно, однако вы должны обещать полную конфиденциальность. Я могу на это надеяться?

– Да.

– Мендоса и Бахнов не справились. Вице-адмирал Пряников – старик, а я слишком хорошо знаю стариков… вроде меня, чтобы доверять им. Мадам Княжевич весьма агрессивна и отлично подготовлена, но у нее ноль боевого опыта. Командор Медынцев не вызывает доверия у психологов. Контр-адмирал Рябинина, по отзывам… хм… по разнообразным отзывам, никакой тактик, хотя и отменный администратор. Командор Рохас – лучший специалист, если надо организовать оборону планетоида, тут ему нет равных. Но он никогда не командовал ни ударными соединениями, ни десантными флотилиями. Кто остается?

– Командор Черный.

– Молот арабов? Да. Это был бы лучший выбор. Готов с вами согласиться. Но трое суток назад он скончался от сердечной недостаточности, освободив вакансию для вас. Еще?

– Галай.

– Глупости. Будьте собраннее.

Сомов мысленно перебрал несколько имен. Мирное время никогда еще не рождало толковых военных. В лучшем случае – каких-нибудь гражданских адмиралов, каковых, действительно, пруд пруди после четырнадцати лет мира. Но от них убереги, Господи, в случае настоящей драки… Маслов был прав. Проклятый старик точно высчитал кандидатуру.

– Хорошо, я понял. В чем суть проблемы?

– Вы желаете знать, Виктор Максимович, отчего такая спешка и зачем понадобился такой нажим?

– Совершенно верно.

– Пожалуйста. Вот это уже серьезный разговор. Знаете ли вы, Виктор Максимович, какова в данный момент численность населения на Терре?

– Один миллиард и девятьсот миллионов человек. Данные прошлого года.

– Заметьте, официальные данные. В действительности – на семьсот миллионов больше. То есть два и шесть десятых. Есть один прогноз… Поверьте, я в последнее время только и делаю, что гадаю на прогнозах…

Старик вынул платочек и протер им лысину. Аккуратно так, неспешно протер. Некоторые люди, собираясь с мыслями, набивают трубку. Другие цедят из себя бессмысленные междометия: мнэ-э-э… нда-а-а… эхм-м-м… Особенно если разговор предстоит весьма важный. Или же весьма неприятный.

Этот лысину вытирает. Вот как. «Дело обстоят настолько плохо?» – удивился Сомов.

– Так вот, по прогнозу… людей, в профессионализме которых нет смысла сомневаться…

«Аналитический центр ОАБ, не иначе».

–…при трех миллиардах плюс минус двести миллионов у нас начнутся перебои с продовольствием и особенно с водой, придется резко ужесточить иммиграционное законодательство, ограничить рождаемость. А Терра – мир фронтира, не привыкла она ограничивать себя хоть в чем-то… Между прочим, года три назад фронтир исчез.

– Исчез?

– Да. У нас не осталось не освоенной территории. Никто, правда, этого не заметил. Тихое событие. А оно, пожалуй, будет для нас всех поважнее борьбы с женевцами за независимость… Простите, я отвлекся. При трех с половиной миллиардах возможно начало войны между секторами. Шестьдесят лет такого не было, как вы знаете. С 2080-го. При четырех возможность превращается в неизбежность, а при четырех с половиной тут будет уже гражданская война, хаос, кошмар. Мы сидим на бочке с порохом, Виктор Максимович. И даже не с порохом, наверное, а с антиматерией. Вы понимаете, каковы ставки?

Сомов пропустил мимо ушей этот тонкий заход старика.

– И никто не предвидел? Существуют же методы…

– Да! Да, Виктор Максимович, методы существуют! Конечно! – Маслов разгорячился. Он спорил не только со своим нынешним собеседником, но и с множеством других людей, о которых Сомов ничего не знал. Кроме одного: есть, оказывается и у Маслова серьезные оппоненты. – Есть методы. Но времени – нет. Лет двадцать как минимум нужно перестраиваться. Перекроить всю нашу жизнь… а лучше бы двадцать пять лет. Двадцать – по минимуму. А мы плодимся как кролики! Еще при женевцах плодились, и им было наплевать. Потом порвали с ними, и много было всякого, чем требовалось заниматься в первую очередь, еще больше шло в самую первую очередь и оставались кое-какие дела с ярлычком «первее первого»… Мы не успели понять, сообразить… Я тоже не успел. Вы сейчас расплачиваетесь за наши ошибки, в том числе и за мои персональные ошибки, Виктор Максимович.

Второй тонкий заходец Сомов тоже игнорировал. Промолчал.

– Если я сегодня отберу у людей право делать детишек, сколько они захотят, гражданская война начнется завтра. Это Терра, Виктор Максимович. Это не Земля. Здесь люди другого сорта… Если приучать к этому понемногу, возможно, что-то получится… у моих преемников. Это Терра.

«Знамо, Терра. Я тут родился, Андрей Семенович».

– Следовательно, только колонизация? И только на Терру-10, «великое искомое»?

– Кое-кого примет Российская империя, но сама идея не вызывает у них ни малейшего восторга. Горячие головы всегда готовы ринуться на Совершенство. Отлично! Там на одной пятой поверхности планеты – радиоактивная помойка. И хорошо, если только радиоактивная… Терра-10 становится для нас панацеей. Дело ведь не только в новом жизненном пространстве. Просто мы успеем сделать кое-какие изменения на самой Терре… дабы не попасться по второму разу в ту же ловушку. Повторяю: Терра-10 становится панацеей.

«Для нас. Для Нью-Скотленда. Для Латинского союза. Для Поднебесной. Для Женевской федерации. Для новых арабов. Для Нового Израиля. И там, наверное, тоже на полную катушку простимулировали адмиралов…»

Сомов знал, разумеется, что Терра-10 в самом скором времени будет открыта. Да это знал любой школьник, за исключением патологических лентяев. Своим ходом люди сумели добраться только до одной звезды – Солнца. В 2127-м с Трансплутона стартовала 1-я межзвездная под вымпелом Нового Израиля. Не вернулась. В 2129-м – 2-я межзвездная оттуда же, но под вымпелом Аравийской лиги. Не вернулась. 3-я – китайская, с Титании. 4-я – Нью-Скотленд, с Терры-8. 5-я – русская, с Реи. 6-я – опять Новый Израиль, Трансплутон. Не вернулась. Не вернулась. Не вернулась. Не вернулась. В 2130-м эксперименты закончились, хотя многие мечтают: а вдруг хоть кто-нибудь вернется? Зато у человечества имеется тайный ход к чужим звездам – Лабиринт. Наверное, точнее было бы окрестить его тоннелем, но уж как назвали, так и назвали. Лабиринт связывал внепространственным «коридором» Солнечную систему с системой звезды Солетты, где отыскалась единственная землеподобная планета – Терра-2. От системы Солетты было два хода: обратно в Солнечную систему и к Терре-3, которой владеет сейчас Поднебесная империя; от Терры-3 – обратно и к Терре-4, она же Совершенство. И так далее, вплоть до Терры-9. А там опять загвоздка: дальше хода нет. Как в Солнечной системе. Терру-9 открыли в 2061 году, восемьдесят лет прошло… Между тем, принцип «коридоров» проще пареной репы: в каждом случае две конечные точки связаны между собой множеством ОП’ов – объектов перехода. Сотнями и тысячами. Та же Терра-8 связана с Террой-9 пятью десятками ОП’ов, причем новые находят каждые два-три года. Очередной ОП можно отыскать только одним способом, а именно, «вляпавшись» в него. И когда добрались до Терры-9, долго искали ОП на Терру-10. Год, пять лет, десять, двадцать. Не нашли. Около 2100 года все успокоились: найдено завершение Лабиринта, что ж поделаешь, остается осваивать его… Все успокоились… Все успокоились… Лабиринт на девять звездных систем и девять землеподобных планет (по одной на каждую систему) называли «девятикомнатной квартирой», и это название вошло даже в учебные информпрограммы для школы. Он, Виктор Сомов, когда-то выучил концепцию «девятикомнатной квартиры» и с детства держал ее в голове. Только в 2138-м все изменилось. В системе Терры-9 пропал пассажирский лайнер Нью-Скотленда. Его долго искали, и в конце концов нашли… ровно половину. Она была набита мертвецами, как огурец семечками… Вторую половину отрезало аккуратно – как масло ножом. И она тоже, наверное, набита была трупами, но только пребывала по другую сторону ОП’а на Терру-10. А что это именно Терра-10, а не какая-нибудь другая неприятность, никто не сомневался. ОП’ы вот уже столетие с лишком режут несчастливые корабли, и режут их именно так… Во всяком флоте зубоскалы придумали свое безжалостное название для тех, кому смертельно не повезло. Терранцы называли разрезанные корабли «бабушкиными огурчиками», на флоте Российской империи их именовали циничным словечком «полваси», а у женевцев – просто «рванью». Каждый ОП – это расплющенная клякса, абсолютная плоскость, достаточно большая по площади, чтобы самые крупные корабли могли пройти ее по полудюжине в ряд. Но если кто-то натыкался на новый ОП и проходил его не в центре, а по краю, то кромка кляксы аккуратно разделывала беднягу на две части: одна из них отправлялась в соседнюю систему, а другая оставалась по эту сторону. Итак, в 38-м выяснилось: существует как минимум еще одна «комната», конечный пункт, «Терра Эсхата». Она моментально превратилась в «великое искомое». От трех до восьми эскадр постоянно искали заветный ОП в системе Терры-9. Искали вот уже полтора года, но пока безуспешно.

Все это были сведения, лишенные какой бы то ни было секретности. Информация, открытая всему свету.

– Давайте оставим теорию. Я понял ситуацию. Мне кое-что понадобится.

– Слушаю вас внимательно, Виктор Максимович.

– Прежде всего, канал оперативной связи, по которому я смогу связаться с вами в любое время. И вы откликнитесь, отложив иные дела, за исключением, быть может, откровенных катастроф. Если у меня сложится острая ситуация, то разрешать ее лучше всего на самом высоком уровне.

– Таким каналом располагали ваши предшественники, Виктор Максимович. Вы, как говорится, унаследуете.

– Отлично. Мне, может потребоваться пополнение или замена одних кораблей на другие.

– Разумеется.

– Но выбирать боевые единицы я хотел бы сам.

– Все лучшее, чем располагает терранский ударный флот, – в вашем распоряжении. Что еще?

– Люди. Я добираю, кого мне нужно и с таким жалованием, какое запросят.

– Не вижу препятствий.

– И заменяю людей в действующем соединении свободно.

Тут Маслов замялся. Последняя идея претила ему как политику: положительно, никакой надежности! Должны же быть, в конце концов, подстраховывающие варианты.

– Есть некоторые службы, Виктор Максимович…

– Выражу свою мысль точнее: мне нужно иметь право вышвырнуть с эскадры любого, кто будет стопорить выполнение задачи. Любого. Будет он представителем некоторых служб, или не будет, не играет роли.

– Боюсь, мне придется проконсультироваться на этот счет.

– Не хотите дать мне такое право?

– Нет.

– Нет?

– Не пытайтесь со мной торговаться. Виктор Максимович.

– Выбирайте между Медынцевым, Пряниковым и Княжевич.

– Что?!

– Не пытайтесь со мной торговаться, Андрей Семенович. Ваши уроды будут путаться у меня под ногами. Это раз. А кое-кто, хоть и поставлен на должность сильным кланом, но в деле не стоит и медного гроша. Это два.

– Не суйте нос в политику, Виктор Максимович. Моя все-таки работа.

– Неужели непонятно? Там восемь эскадр. Успеха добьется тот, кто совершит меньше ошибок. Как вы думаете, ребята на Нью-Скотленде почистили свою эскадру от мусора – ради такой ситуации – или отправили как есть?

Маслов замолчал. Он видел, как будет продолжаться их разговор. Примерно на шесть-семь реплик вперед. Суть проблемы была скрыта от Сомова – и слава Богу. Иначе юноша возомнил бы о себе слишком много. И Княжевич, и Медынцев, и Пряников, и Рохас, и Рябинина – особенно Рябинина! – не подходили для этой работы. Психологи, кадровики, штаб флота… чушь собачья. У Маслова имелся особенный нюх на пригодных людей. По большому счету, даже Мендоса был ошибкой… Только Бахнов и этот… субчик. Командоришко недоделанный. Но проклятый Бахнов подорвался на бабе и вышел в тираж. Не годен.

– Хорошо. Будь по вашему.

– Благодарю.

– Все?