Петербургский сыск. 1874—1883 Москвин Игорь

– Каким человеком был господин Комаров?

– Не знаю, – ее глаза были устремлены в пол, – что Вы хотите знать?

– В каких ты была с ним отношениях?

– Вы уже знаете? – она впервые взглянула удивленным взором в глаза Путилину.

– Нет, но догадываюсь.

– Он боялся огласки наших отношений, ведь он чиновник богоугодного заведения и сам требовал наказаний для провинившихся, а здесь, – она умолкла.

– Я понимаю, но мне хотелось бы знать правду, иначе мне трудно заниматься розысками Афанасия Петровича.

– Афанасий – хороший человек, ласковый, никогда не был со мною груб, ни разу не повысил на меня голос. Только мы стояли на разных ступеньках, он был образованнее и умнее меня, а я… – она отвернулась и смахнула со щеки слезу, – найдите его, прошу Вас, найдите.

– Постараюсь, но помоги мне. Когда ты видела Афанасия Петровича?

– Я была в ту ночь у него.

– А утром?

– Он, как обычно, выпил чаю и пошел на службу.

– Никто не приходил в его отсутствие?

– Нет, я занимаюсь уборкой и готовлю ужин к его приходу.

– Не мог кто—то тайно побывать здесь?

– Я бы заметила. Афанасий аккуратный человек и все разложено по своим местах, мне приходиться только вытирать пыль и заниматься стиркой грязных вещей.

– Хорошо, – пальцами потеребил волосы на виске, – он рассказывал что—нибудь о родственниках, знакомых?

– К сожалению, ему не нравилось вспоминать о родных и меня сложилось впечатление, что он лишился отца и матери в детстве, воспитывался в чужой семье.

– От чего складывалось такое впечатление?

– Так у него всегда тускнел взгляд, и он старался уйти от вопросов о детстве.

– Ты знаешь, где он хранил документы, письма?

– Вот в этом бюро, – она указала на стоящий в углу предмет мебели, ключ всегда носил с собою на цепочке.

– Я тебя больше не держу.

Варвара поднялась и пошла к выходу, остановилась, словно хотела что—то сказать, но передумала и двинулась дальше.

– Я надеюсь, что сия девица смогла пролить хотя бы толику света на исчезновение Афанасия Петровича? – спросил Иван Егорович, войдя в кабинет после ухода Варвары.

– Да как Вам сказать, – произнёс начальник сыска, – не то, чтобы дело стало яснее, но и тумана не прибавилось, – он поднялся со стула и остановился у бюро, вопросительно посмотрел на владельца дома, то понял взгляд Путилина и повернулся к нему спиною.

– Мне не хотелось терять такого постояльца, – хозяин делал вид, что смотрит в окно, а сам украдкой косил глазом на сыскного начальника, доставшего из кармана связку то ли ключей, то ли каких—то железных загогулин. Одно движение и первый ящик открыт.

– Трудно сказать, – Иван Дмитриевич перебирал бумаги, – но я все— таки надеюсь на счастливый исход данного дела.

Писем было немного и большинство не с лестными словами в адрес секретаря консистории, препятствующего бракоразводным делам. Два письма были от бывших священнослужителей, лишившихся сана по требованию господина Комарова. И ни одной бумаги касательно родных.

Третий ящик удивил и внес некоторое замешательство в голову начальника сыска: там лежали два паспорта на разные фамилии, но что интересно с одним и тем же местом рождения – город Нижнеудинск Иркутской губернии. Иван Дмитриевич просто застыл мраморной статуей, мыслей не было, только напряженный взгляд остановился на паспортах. Там же лежала пачка банковских билетов в крупных купюрах.

Остальные ящики больше ничем не смогли удивить, как и все остальное в кабинете.

Гостиная оправдывала свое название, в ней не было ничего лишнего, ни одной вещи, которая бросалась бы в глаза своей несуразностью и которая была бы здесь лишней.

– Прошу прощения, – Путилин обратился к владельцу дома, – за то, что Вас задержал, но хочется докопаться до истины.

– Я понимаю, поэтому рад помочь.

– Разрешите откланяться, – наклонил голову, – служба.

– Да, да, если еще чем—нибудь могу помочь, то милости прошу. Мои двери всегда для Вас открыты.

– Благодарю, при случае непременно воспользуюсь Вашим приглашением и Вас милости прошу по надобности.

Жуков со списками в руках томился в ожидании прихода начальника, то и дело пробегая глазами по маленьким буковкам написанным каллиграфическим почерком.

– Доброе утро, Иван Дмитрич, – произнёс Миша, указывая не листы бумаги, – а я рассматриваю полученные списки и ничего толком не могу придумать.

Путилин вместо приветствия кивнул и указал: заходи. В кабинете присел за стол, откинувшись на спинку кресла, потом достал из кармана забранное на квартире Комарова и протянул помощнику, тот взял.

– Паспорта? – удивленно сказал он.

– Да, паспорта, – устало сказал Иван Дмитриевич, – спроси—ка лучше, где я, старый дурак, их взял?

– И где? – Михаил стал как будто меньше, вчитываясь в написанное.

– Вчерашним днем я опрашивал дворника у дома исчезнувшего и не соизволил побывать на квартире, побежал по следу и упустил – сетовал Путилин, – допустить такую непростительную оплошность. Заниматься розысками и… – он махнул рукой и прикрыл ею свое лицо, словно стыдясь непростительного деяния.

Потом сбросил с себя маску страдальца.

– Что со списком помощника секретаря?

– Он составил две бумаги – уволенные чиновники, – он положил перед Путилиным первый список, в котором было десятка три фамилий, – а это, – он поверх первого положил второй, – бракоразводные дела, которые он задерживал.

– Ты прочел паспорта?

– Да.

– Ничего не примечаешь в них?

– Однако из далеких краев прибыли господа.

– Или один с чужими документами?

– С этим невозможно не согласится. Думаю, что трудно будет проверить.

– Трудно или нет. Ты этим займись без промедления. Мне кажется, там начинается история пропажи. Нашему пропавшему тридцать четыре года. Отправь депешу канцелярию иркутского обер—полицмейстера: не было ли у них лет пятнадцать— двадцать громких дел в губернии.

– Займусь

– Потом проверь по духовному ведомству: откуда взялся сей господин, где получил образование, где и на каких должностях пребывал до занятия столь высокого места, ведь не шутка, таким назначением ведает Святейший Синод. Ведь канцелярия консистории состоит под начальством секретаря, который, заведуя всеми столами, фактически пользуется большим влиянием, чем каждый член присутствия в отдельности.

– Верно, Иван Дмитрич, этому способствует и то, что секретарь утверждается в должности по предложению обер—прокурора.

– Правильно мыслишь, господин Жуков, – на лице начальника сыскной полиции появилась улыбка. – Тогда за дело, а я пока помыслю над принесенными тобой списками.

О непростительной оплошности больше не вспоминалось, Иван Дмитриевич еще будучи младшим помощником квартального надзирателя на Толкучем рынке для себя решил, что ошибки неизбежны в любом деле и казниться из—за них – терять нить расследования и совершать новые, которые в конечном итоге могут привести к непоправимому. Путилин с интересом просматривал список бракоразводных дел, ему казалось, что там сокрыта тайна пропажи. Уволенные его интересовали в меньшей степени, среди чиновников духовного ведомства, конечно же, как и вовсе заведениях империи, встречались недостойные люди, но чтобы они сподобились на совершение преступления и с таким хладнокровием, было сомнительно.

Иван Дмитриевич карандашом подчеркнул две заинтересовавшие его фамилии. в одном из бракоразводных процессов участвовала дама из Иркутской губернии, вторая можно сказать привлекла внимание по наитию. Начальник сыска еще раз осмотрел паспорта, оказавшиеся по всем приметам подлинными. Смущало место рождения и некоторые обстоятельства: ежели господин Комаров не тот человек, за которого он себя выдает, то отчего же он не прихватил с собою столь важные документы? И деньги? При начале новой жизни они столь необходимы? Не будешь же обустраиваться на новом месте с фамилией, которая известна полиции? И деньги? Может быть у пропавшего секретаря была вторая квартира? Но все твердят, что он ежедневно отправлялся на службу из той, что я посетил? Одни загадки.

Иван Дмитриевич не стал вызывать дежурного чиновника, а сам спустился на первый этаж и там дал поручение проверить отмеченных в списке. Потом вернулся к себе, чай показался безвкусным. Так было всегда, когда хотелось быстрого результата, который в конечном итоге приходилось выискивать среди множества ненужного хлама.

Что—то не давало покоя, но что? Вроде бы кирпичик к кирпичику, ан нет вкривь стена возводится и приходится ее рушить, чтобы вернуться заново к исходному состоянию. Душило неприятное чувство ожидания, когда не к чему приложить силы. Дело не движется из—за отсутствия сведений и это тяготило, словно тяжелый груз был привязан к ногам и он не способствовал приятности при каждом шаге.

Михаил ворвался в кабинет, как всегда, без стука и приглашения, но забыв о приличиях и субординации.

– Иван Дмитрич, – шлепнулся на стул и, словно не замечая укоризненного взгляда начальника, продолжил тираду, – депеши иркутскому обер—полицмейстеру отправлены, а вот, – он протянул Путилину лист бумаги, – это послужной список нашего пропавшего.

Начальник сыска с интересом читал поданную бумагу, сощурив при этом глаза. Потом отложил в сторону.

– Согласно этого документа, – он потряс послужным списком, – нашего несчастного секретаря в пору делать если не святым, то по крайней мере праведным и лик писать с него можно.

– И я об этом, – на лице Михаила появилась, непонятно что выражающая, гримаса, – не вяжется духовность с преступлением.

– Это как посмотреть.

– Тоже верно, паспорта и деньги найдены у нашего святоши. Не чисто тут, ох как не чисто.

– Не забегай вперед, – пальцами Иван Дмитриевич выбивал на крышке стола дробь, – подождем ответов, тем более, что по принесенным тобой спискам я приказал учинить проверку.

– Мне не дает покоя дама, что увезла секретаря. Он ее испугался?

– Не исключено.

– Тогда вышеуказанная дама знала о нем что—то нелицеприятное?

Путилин неопределенно пожал плечами.

– Может быть наш праведник не так чист?

– Я же сказал, не исключено, – Иван Дмитриевич произнёс последнее слово по слогам, словно в начальной школе.

– Тогда позволите спросить, как он мог попасть на столь высокий пост в духовном ведомстве?

– Пока тайна за семью печатями.

– Не верится, чтобы так небрежно в духовном ведомстве отнеслись к его назначению.

– Мы же не ведаем о его покровителях.

– Но не обер—покурор же? И не Святейший Синод?

– А почему бы и нет. Все может быть в наше время, все. Вот видишь, – указал пальцем на бумагу, – согласно послужного списка наш разыскиваемый получил высшее академическое образование. Побывал на Святой земле в духовной миссии и при Синоде получил специальную подготовку к должности секретаря.

– Но неужто никто не распознал в нем самозванца?

– Не гадай, Миша. Мы должны следовать только узнанному, иначе воображение приведет нас не к тому дому.

– Вы —то что мыслите по поводу любезного господина Комарова?

– Не знаю, – искренне признался Иван Дмитриевич, – разум говорит – преступник, а червь гложет изнутри, говоря: да не может такого быть.

– А я склонен к мысли о самозванце.

– Вот, вот, ступай, проверь—ка лучше, не пришли ли телеграммы из Иркутска.

– Иван Дмитрич, я думаю рановато, наверное, придут в лучшем случае завтрашним днем.

– Да, Миша, – посетовал Путилин, – нет худшего состояния, чем ожидание.

В третьем часу пополудни доставили циркуляры из департамента санкт— петербургского обер—полицмейстера, в числе прочих и о пропавшем секретаре, сам Государь выказывал обеспокоенность о принятии надлежащих мер к розыску чиновника Духовной Консистории, высказывая нелицеприятные слова о порядке в столице, если лица такого ранга бесследно пропадают.

Путилин ладонью потер шею в предчувствии взысканий за нерадивость, хотя меры приняты и делается все, чтобы данное дело завершить надлежащим образом. Полетят головы, если подтвердится, что Афанасий Петрович Комаров, уроженец Иркутской губернии, на самом деле является самозванцем с несколькими паспортами.

Иван Дмитриевич нахмурился, радости принесенные бумаги не добавляли, да и, честно сказать, отбивали всякое желание к дальнейшему продолжению поисков несчастного. Складывалось впечатление, что только в департаменте заняты важными делами, составлением различных инструкций, циркуляров, поучений и отсылкой их, как буд—то остальные ведомства только и ждут указаний. Раздражение охватывало в минуты понимания, которое становилось противу мыслей.

– Прибыл курьер из адресной, – произнёс, входя в кабинет, Михаил, – со сведениями об интересующих персонах.

– Давай, давай, – Иван Дмитриевич потер руки в предчувствии новой ниточки. Прочел, отложил на стол, снова прочел. Потом резко поднялся так, что едва не повалилось на спинку кресло. Подошел к окну и, там переваливаясь с носка на пятку, простоял некоторое время, обернулся, сверкнув глазами, и прошептал.

– Поехали.

Только в извозчичьей коляске, повернув лицо к помощнику, тихо сказал.

– Неужели Иркутск.

– Что? – непонимающе спросил Миша.

– Ниточки сего дела произрастают в тех краях.

– Куда мы путь держим?

– Нанесем визит одной даме, – далее добавил, – Елизавете Петровне Крамер.

– Петровне? – спросил Жуков. – Наш пропавший Петрович, дама Петровна. Уж не родственники они.

– Не думаю.

– Было бы любопытно, приехать и узнать, что госпожа Крамер – родная сестра Афанасия Петровича.

– Ты, наверное, позабыл, наш секретарь был единственным ребенком в семье.

– Нет, данное обстоятельство я помню.

– В таком случае не топчи новой дорожки.

– Иван Дмитрич, согласитесь, что заманчиво. Брат препятствует бракоразводному делу сестры, а она при… – Михаил уловил укоризненный взгляд начальника и оборвал свою тираду на полуслове.

Остаток пути провели в молчании. Каждый размышлял о своем: Иван Дмитриевич о превратностях судьбы. Как в одночасье может повернуться колесо, превращая человека из добропорядочного человека в преступника, а Жуков размечтался о кровавой драме, участники которой брат и сестра, с детства питающие друг к другу тайную ненависть, как в недавно прочитанном романе, переведенном с французского языка.

– Любезный, – сказал, снимая шляпу Путилин, – доложи Елизавете Петровне, что просят встречи Иван Дмитриевич Путилин с помощником, – и он протянул визитную карточку, черкнув на ней несколько слов.

– Одну минуту—с, – произнёс подтянутый слуга в отутюженной одежде, наклонил голову и удалился выполнять поручение пришедших.

Через несколько минут он вернулся и торжественно объявил.

– Елизавета Петровна ждет Вас.

Оставив трость и шляпу, Путилин начал подниматься по лестнице, покрытой темно—красным ковром.

– Прошу, – сопровождавший гостей слуга, распахнул двери.

В кресле с прямой спинкой не сидела, а восседала, словно царствующая особа на троне, еще молодая женщина со светлыми собранными в пышную прическу волосами. В руках она держала книгу, которую при приближении посетителей отложила на стоящий рядом столик.

После ответа на приветствие, она произнёсла низким, но приятным голосом.

– Что Вас, господин Путилин, привело в мой дом?

– Некие обстоятельства службы.

– Вот уж никогда не думала, что придется принимать чиновников из сыскной полиции, – она взяла со стола и посмотрела на визитную карточку Ивана Дмитриевича, – тем более начальника.

– Увы, приходится тревожить для уточнения некоторых аспектов жизни.

– И каких? – брови в удивлении поползли вверх, придавая лицу смешливый вид.

– Разрешите, – Путилин указал рукою на стул.

– Да, да, господа, прошу присаживайтесь, – и добавила, – мне кажется наш разговор способен затянуться?

– Все зависит от Вашей, Елизавета Петровна, откровенности.

– Даже так?

– Служба, – Иван Дмитриевич смотрел на женщину удрученным взглядом.

– Я слушаю, но не могу понять, чем могу быть Вам полезна?

– Если не ошибаюсь, Вы приехали в столицу из иркутской губернии?

– Вы правы, я долгое время жила в Нижнеудинске и Иркутске.

– Вам не знаком некий Комаров Афанасий Петрович?

– А как же? Ведь я обязана этому господину тем, что мое бракоразводное дело отложено под сукно.

– Ранее Вы не были с ним знакомы ранее?

– Увы, впервые я господина Комарова, – она произнёсла фамилию с долей неприязни, – увидела в Духовной Консистории.

– Как Вы опишите Афанасия Петровича?

– Отвратительный человек с амбициями Наполеона, мне показалось, что он возомнил себя вершителем судеб либо свое недовольство выражал на других, зависимых от его решения.

– Но он же поставлен самим обер—прокурором на страже сохранения семейных уз?

– Извольте, господа, но жизнь не стоит на месте, и некоторые обстоятельства требуют расторжения этих уз. Ничто не вечно.

– Совершенно, согласен, так Вы говорите, что не встречали господина Комарова в Иркутске? – Путилин повторил вопрос.

– Увы, нет.

– Почему он не давал ходу Вашему делу?

– Вы же сами сказали ранее, сохранением семейных уз, хотя отношения между мной и мужей чисто формальные. Он живет своей жизнью, я своей и каждый из нас стремится не мешать друг другу излишними вопросами и излишним любопытством.

– Так зачем же окончательно разрывать отношения?

– Господа, у каждого из нас есть свои маленькие тайны.

– Будучи в Иркутске, Вам не приходилось слышать о громких процессах пятнадцати— двадцати летней давности, связанных с фамилией Комарова?

– В ту пору я была еще ребенком и поэтому меня тревожили другие заботы, – Елизавета Петровна улыбнулась.

– Прошу прощения за наше внезапное вторжение, – Иван Дмитриевич поднялся со стула, – разрешите откланяться!

– Пустышка, – уже на улице перед домом произнёс Жуков.

– Может быть, – сказал Путилин, одевая шляпу.

– Вы думаете, она причастна к пропаже?

– Не знаю, – просто ответил Иван Дмитриевич, – может быть обстоятельства вынудили госпожу Крамер пойти на преступление, но возникает вопрос: для какой цели? Данное злодеяние ни на миг не приближало окончание бракоразводного дела.

– Остается только месть, – вставил тираду Михаил.

– Остается месть, – Путилин передразнил помощника, – поменьше читай Габорио с его Лекоком, тогда будешь ближе к земному, иначе больно падать с воображаемых небес.

Жуков насупился от обидных слов. Нравится ему читать, как умные сыскные разыскивают злодеев, но он же понимает, что там один вымысел, но интересно же следить, как развиваются события.

– Не таи обиду, – примирительный тон прозвучал посреди возникшей паузы, – я ж хочу, чтобы ты на шаг видел дальше преступника. Вот ныне ты слышал разговор с Елизаветой Петровной, какие чувства остались после беседы?

– Так я бы сказал, что понапраслину на нее возводят, не способна милая женщина на злодеяния.

– Ты позабыл Лукерью Егорову, когда ее же сестра убивалась по усопшей, а сама…. – Иван Дмитриевич хитро посмотрел на помощника.

– Ну то тогда, бабы из деревни, – отмахнулся Михаил, – а здесь дама из образованных и с такими невинными глазами, хоть Мадонну рисуй.

– Вот когда— нибудь такие прелестные глаза тебя и погубят, – предрек начальник.

Саженей с полста шли молча, погруженные в свое.

Михаил за неимением новых путей в розысках, витал в облаках. Вспоминая, как в подобных случаях поступали герои романов. Они всегда находили едва заметные следы, а в данном деле: секретарь то ли жулик, то ли честный человек. Нашли бы тело – одни мысли терзали голову, можно было искать того, кто свершил злодейство, а живого нашли и невредимого – другое дело, сам бы поведал о злоключениях. Так нет, что делать дальше? Одни вопросы, да и те без полных ответов.

Иван же Дмитриевич при каждом шаге стучал тростью о булыжную мостовую, сам того не слыша. В голове роились мысли, но каждая не приходила до конца, а так отрывки. Да, секретарь исчез. Следов после себя не оставил, словно сел в извозчичью коляску и в небо унесло несчастного. Небо, небо, это мысль, пронеслось в голове, паспорта, деньги, двойная жизнь. Получается, как в пошлой пиеске, когда автор не знает, чем ее окончить. А вдруг так и есть?

– Иван Дмитрич, – перебил размышления Михаил, – будем наносить визит по второму адресу.

– Непременно, – сказал Путилин, не вдумываясь в слова помощника, – непременно нанесем визит, непременно.

– Когда?

– Что? – спросил начальник сыска, словно очнувшись от забытья.

– Когда проедем с визитом по второму адресу?

– Надо, но после получения депеши от иркутского обер—полицмейстера.

– Отчего?

– Мне не хочется выслушивать пустые ответы, которые ничего не дают в нашем и без того пустом деле. Елизавета Петровна – красивая женщина, но меня больше сию минуту интересовало продвижение следствия. Пока не найдено хладное тело господина Комарова теплится надежда на благополучный исход.

– А что Вы ожидаете от иркутского ответа?

– Откровенно говоря, даже не знаю, – честно признался Путилин, – хочется хотя бы маленького следа, иначе впереди темный беспросветный тупик, – закончил речь о безрадостном окончании дела.

– Иван Дмитрич, – посетовал Миша, – я удивляюсь Вашему настроению.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Путилин, – допекли меня циркуляры, словно ходить стоит по дорожке, проторенной там, – и он указал рукою в верх, имея в виду канцелярию обер—полицмейстера.

Жуков промолчал.

С наступившим утром пришли новые заботы. Депеша из Иркутска прибыла ровно в полдень, словно томилась в ожидании перед тем, как попасть на стол к начальнику сыскной полиции.

Путилин, прежде чем взять бумагу, положил на нее руку, словно пытался прочесть строчки, исписанные мелким почерком, с минуту посидел в задумчивости, глядя на лежащий перед ним лист.

– Так, – произнёс он, – начальнику… так …санкт— петербургской… далее… отвечая на Ваше… далее… паспорта на … выданные мещанам… были утеряны три месяца тому… это теплее… Вот Комаров Афанасий Петрович, мещанин, уроженец города Нижнеудинск, убыл в Москву для зачисления в духовную академию, паспорт выдан … Понятно.

Миша, подай—ка мне послужной список пропавшего. Так, так.

– Есть новое? – Жуков сидел на стуле, словно на иголках.

– Ознакомься, – взял протянутую бумагу и сразу же начал читать.

– Три месяца тому, – произнёс он, оторвав от нее глаза, – так наш секретарь не уезжал из столицы последние годы и похитить паспорта не мог.

– В этом— то все дело, – прищурился Путилин, – так откуда он их взял?

– Может, у растяп похищены в столице?

– Проверь, останавливались ли данные господа у нас либо в Москве.

– Иван Дмитрич, а не проверить заодно и номера банковских билетов, найденных у господина Комарова?

– Проверь, – все тем же тоном произнёс Путилин, – вот тебе паспорта, проверь не снимались ли в последние годы квартиры или нумера в гостиницах на сии фамилии. А вот номера банковских.

Михаил поднялся со стула, держа в руках документы.

– Я в адресную, потом в казначейство. Будут еще распоряжения.

– Нет, Миша, поручений больше не будет, но прошу, поторопись.

– Непременно, Иван Дмитрич, я ж понимаю…

Ответ из иркутской канцелярии попахивал отпиской, на которую так богаты канцелярии, что, мол, своих дел невпроворот, а Вы с такой мелочью. У нас прибыл этап политических преступников более опасных для устоев Империи, чем Ваш секретарь. Но многое пришлось на пользу. Да, написано на бумаге с гербом, судебный процесс был. В нем встречалась фамилия господина Комарова, но Петра Тимофеевича, и не в качестве злодея, сидевшего на скамье обвиняемых. А на свидетельской и от его показаний зависело многое. Обвинялся же господин Крутогоров в растрате казенных средств и не в малых суммах. Ныне же господин Комаров—старший держит ответ перед очами Господа нашего и спросу с него уже нет.

Кто вы, господин Комаров? – пронеслось в голове, – и как сумели стать не последним человеком в епархии?

Снова бесконечные вопросы, прибавившие новых разъяснений и требующие детального разъяснения, снова размышления об пропавшем господине, этом, будь он не ладен, секретаре Духовной Консистории.

К вечерней зорьке явился Михаил, сияющий, словно начищенный до зеркального блеска самовар.

– Были наши растяпы в Санкт—Петербурге, и в это же время заявили о пропаже паспортов. Проживали, между прочим, на Невском в дорогой гостинице, – помощник умолк, заставляя Ивана Дмитриевича задавать новые вопросы

– Михаил, – прикрикнул на Жукова в нетерпении Путилин, – да не тяни, черт окаянный.

– Были растяпы на приеме у секретаря, но с какими просьбами помощнику господина Комарова не ведомо.

– Так, – подытожил начальник сыска, – мы обращались в Консисторию для составления списков уволенных и задержанных бракоразводных дел, а лишившиеся паспортов попадают в третий разряд – простых посетителей. Н—да, незадача.