Книжная лавка Маклей Крейг
В пабе всего один телевизор. Мне это нравится. Владельцы спортбаров по непонятной причине убеждены, что последнее, чем ты хочешь заняться, – разговаривать со своими спутниками. В каждом углу понатыканы гигантские плазменные экраны, будто в картинной галерее, где слишком мало места. Майки принципиально не включает хоккей, футбол, баскетбол, равно как и все то, что называет «спортом для неженок». Вместо этого в пабе показывают только странное сочетание всех трех вышеперечисленных игр – ирландский травяной хоккей. Ирландцы его обожают, зато у остальных этот вид спорта пользуется не большей популярностью, чем крикет за пределами Англии.
В отличие от других современных пабов, которые прячутся под прикрытием стриптиз-клубов и декор имеют соответствующий, «Фальстафф» находится в особняке, которому сто пятьдесят четыре года. Принадлежало здание местному пивовару, который, по слухам, был убит гангстерами во времена сухого закона, а тело спрятали в бочку в подвале. Поговаривают, что с тех пор в доме обитает привидение, в честь которого назвали один из фирменных сортов пива (бочковой эль «Мертвец Джо»). Здание старое, комнаты нестандартные, коридоры узкие и сходятся под причудливыми углами, полы скрипят, лестницы покосившиеся, туалеты маленькие, и в них дует, провода свисают как попало, все трубы проведены снаружи стен.
А еще в «Фальстаффе» самая лучшая еда и пиво в городе. По выходным вживую выступает какая-нибудь группа. Непременное условие – как минимум один из участников группы должен быть ирландцем или рекомендован ирландцами. Но в будние дни репертуар выбирает Майки, под настроение. Иногда – ван Моррисона, в другой раз Therapy? или U2. Толкаю дверь и вхожу под вой сыплющего ругательствами Шейна Макгоуэна, исполняющего «Бутылку дыма». Моему настроению соответствует идеально, с удовольствием подпел бы, если бы разобрал хоть слово.
Майки стоит на обычном месте, за стойкой, указывает на открытый номер газеты «Донегал дейли ньюс» и спорит с парой постоянных посетителей. Надо думать, о травяном хоккее. «Фальстафф» популярен среди искушенных студентов и ностальгирующих ирландцев. Сегодня в пабе яблоку негде упасть, гул голосов напоминает жужжание пчелиного роя.
Подхожу к стойке и заказываю пинту напитка, который Майки требует называть исключительно «жидким золотом». Впрочем, возразить нечего – обе жидкости совпадают по цвету, редкости и цене. «Фальстафф» – единственный паб на континенте, где продают «Крепкого Джека». Понимаю, название не ахти, но на самом деле это самый вкусный сидр в истории человечества. Стоит недешево – вдвое дороже среднестатистического импортного напитка. В меню «Крепкий Джек» не указан, знают о его существовании только постоянные клиенты.
Если до кого-то постороннего дойдут слухи и он потребует пинту, сначала придется пройти испытание, по сложности сравнимое с экзаменом на ирландское гражданство. Зная, что я менеджер в книжном магазине, Майки спросил, как зовут жену Стивена Дедалуса из «Улисса». Ответить смог только потому, что ее именем назван паб в моем родном городе.
– Как жизнь? – спрашивает Майки, наполняя мою кружку. – К нам тут один парень заходил. Говорит, твое Лох-Несское чудовище видал.
Забыл сказать, что Майки – любитель всего сверхъестественного и горячий сторонник теории заговора. Кроме прочего, верит, что американцы на Луну не высаживались, Кеннеди застрелился сам, реклама средств от эректильной дисфункции на самом деле представляет собой зашифрованные послания масонам, а Сара Пейлин – робот, сконструированный демократами, чтобы выставить республиканцев полными идиотами (тут я полностью согласен). Майки называет Лох-Несское чудовище «моим», потому что я шотландского происхождения и, по его логике, в ответе за все, что породила моя маленькая нация – включая волынки, хаггис и романтические комедии с Джерардом Батлером в главной роли.
Это проверка. Как-то сказал Майки, что Лох-Несского чудовища не существует. Объяснил, что озеру всего десять тысяч лет и оно не соединяется ни с каким морем. Динозавру было бы очень трудно туда пробраться, особенно учитывая, что последний из них вымер около семидесяти миллионов лет назад. Кроме того, если только мы не имеем дела со старейшим живым существом в мире, придется предположить, что этот зверь каким-то образом размножается. А значит, их должно быть много. К тому же они бы частенько выныривали на поверхность, и посмотреть на них мог бы любой желающий. К тому моменту я уже выпил несколько пинт и начал нести какую-то чушь про температурный режим, плотность воды и так далее и тому подобное…
После этой речи в пинте «Джека» мне было отказано на два месяца. Майки заявил, что бочонок иссяк и надо ждать новых поставок. Но другие постоянные клиенты как ни в чем не бывало распивали «Джека» у меня на глазах, но упоминать об этом не было смысла, иначе я рисковал превратить свой условный срок в реальный.
– Как интересно, – говорю я и подношу кружку к губам. – Твое здоровье.
Майки подмигивает и направляется к перегнувшейся через стойку женщине. Клиентка интересуется, можно ли переключить телевизор – они с друзьями хотят посмотреть хоккейный матч. Майки печально покачает головой и объяснит, что здешний телевизор ловит всего один канал – тот, на котором круглосуточно передают только травяной хоккей. Представляете, какое совпадение? После такого ответа даже самые упорные понимают, что спорить бесполезно.
Беру пинту и направляюсь во второй зал, более укромный, где и обнаруживаю нашу маленькую компанию на обычном месте. Вот Олдос снова что-то проповедует, но, к счастью, из-за шума ни слова не разобрать. Рядом – хорватская секс-бомба из отдела прессы Иванка Урфе. Себастьян как-то на пятнадцать лишних минут застрял в комнате отдыха, наблюдая, как она ест банан. Иванка изучает криминологию в университете Торонто, у нее черный пояс по какой-то очень жесткой бразильской борьбе. Данте привел нового бойфренда, безработного художника по имени Даг. У Дага своя техника – набрать полный рот краски и выплюнуть на холст, поэтому улыбка у него сверкает всеми цветами радуги. Многих это отпугивает.
Здесь Данте может расслабиться, потому что в ирландский паб его матушку силой не затащишь. Второе такое место – ресторан «Трентино». По неизвестным причинам Лукреция наотрез отказывается поддерживать это предприятие. Бок о бок с Данте сидит Мирослав, искренне недоумевающий, почему из подстаканников не получается сложить домик (ответ – они круглые), а рядом…
О-о…
Леа Дэшвуд.
Уже собираюсь развернуться и дать деру, но Данте успел меня заметить и радостно машет рукой. Улыбаюсь, сжимаю кружку покрепче, чтобы не уронить, и бреду к столу, будто зомби. Что она здесь делает? Откуда узнала про это место? Что же я ей скажу? После предложения руки и сердца трудно что-то прибавить.
Отодвигаю единственный свободный стул рядом с Леа. Та с улыбкой заглядывает в мою кружку.
– «Крепкий Джек»?
Киваю. Смысл слов доходит уже потом.
– Что за ерунда! – сердится Леа. – Мне сказали, здесь единственное место в городе, где его продают. Прихожу, а этот тип заявляет, что «Крепкий Джек», видите ли, кончился, заходите месяца через два! Я так расстроилась.
– Да, это недопустимо, – говорю я и поднимаюсь со стула. За такой поступок меня могут отлучить навеки, но пути назад нет. Я должен исполнить миссию или погибнуть.
С самым невинным видом подхожу к стойке и бросаю умильный взгляд на Майки. Тот приближается ко мне, лицо озадаченное и подозрительное.
– Чего тебе?
– Э-э… можно еще пинту жидкого золота, дружище?
Майки хмурит брови.
– Только не говори, что уже всю первую выдул.
Мы оба знаем, что это невозможно. Если бы я опрокинул пинту «Крепкого Джека» за полторы минуты, то не просил бы вторую, потому что сейчас меня бы сдали в лабораторию на опыты. По уровню крепости «Крепкий Джек» где-то между спиртом для растирания и чистым спиртом. Напитки такого рода следует смаковать. Принести «Крепкого Джека» на студенческую вечеринку – все равно что снабдить террористов обогащенным ураном.
– Э-э… нет… – бормочу я. – Это для… н-ну… друга…
Майки пронзает меня острым, как нож, взглядом:
– Не получится, опять все закончилось. Через два месяца приходи.
Бессильно падаю на стойку.
– Да! Да! Я все понимаю, но отказать не могу! Эта женщина…
– Женщина, говоришь? Ну, тогда «Крепкий Джек» только через год появится.
– Нет, Майки, это не то, что ты подумал.
А что это? Леа помолвлена. Неужели всерьез надеюсь отбить ее у жениха при помощи пинты крепкого сидра? Ну а что, начало неплохое.
– Она очень хочет попробовать. Узнала, что это чуть ли не единственное место в стране, где можно достать «Джека». А когда ты заявил, что он закончился, бедняжка просто в отчаяние пришла.
– Это кто же ей такое сказал?
Качаю головой. Первое правило клуба любителей «Крепкого Джека» – никому не рассказывать о «Крепком Джеке».
– Не я точно. Только сегодня ее встретил.
– Ну, эта-то хоть не замужем? – спрашивает Майки.
И как он все про всех знает? Ни разу не приходил сюда с Миной, разве что в общей компании.
– Пока нет, но помолвлена.
– Да, умеешь ты приключений на свою задницу найти, парень. Следи за хозяйством, а то как бы хуже не было.
– Да, все понимаю. Но, видно, я неисправим.
– Значит, которая твоя? Рыжая?
– Да.
Майки наливает пинту и протягивает мне. Хочу заплатить, но он только отмахивается:
– Бессмертной душой расплатишься, грешник окаянный.
Опуститься на колени с кружкой не могу, но всем своим видом демонстрирую смирение.
– Благодарю, святой отец.
Беру пинту и шагаю обратно к столу и тут замечаю, что мое место занял толстый парень с коротким ежиком на голове. На меня даже не оглядывается – все внимание поглощено гигантской тарелкой куриных крылышек. По отвислым щекам и футболке с надписью «Продавец смерти» размазан красный соус. Футболка, надо сказать, весьма изысканная, ее украшает тонко выполненное графическое изображение женщины с крупной грудью, в одной руке у красавицы – пулемет-миниган, в другой – многоствольный гранатомет. Рядом с тарелкой высится горка костей. Чувствую, будто забрел в нору к медведю-людоеду.
У Леа загораются глаза.
– Ой, вы достали! – радостно восклицает она, когда я протягиваю ей пинту.
Толстяк не поднимает глаз от тарелки и вообще с места двигаться не намерен. Приходится искать новый стул. К счастью, компания студентов как раз отправляется гулять дальше в клуб, и я похищаю один из их стульев. Олдос подвинулся, и я кое-как подбираюсь к столу и поскорее отодвигаю собственную пинту подальше от троглодита, пока тот не заглотил ее с той же скоростью, как и все остальное в пределах досягаемости.
Леа делает большой глоток и ошеломленно моргает.
– Вот это да!
– Простите, что не предупредил – с «Джеком» надо поосторожнее, – говорю я.
– Пробовал один раз, – хрюкает монстр. – Так себе.
– Ой, забыла представить жениха, – спохватывается Леа и указывает на великана-людоеда: – Гровер Уэтстон. Работал в «Гугл».
Великан чуть-чуть приподнимает голову и кивает. А может, это и не кивок вовсе. Может, в мясе жила попалась. Рад, что не придется пожимать этому типу руку.
– В «Гугл»? – переспрашиваю я, делая большой глоток «Джека». Обычно пью меньше, но сейчас мне это необходимо. – Впрочем, чему удивляться. Сразу видно, вы прекрасно умеете искать.
Гровер бросает на стол очередную кость.
– Смешно, – произносит он без тени улыбки.
Повисает пауза. Остальные гадают, как себя вести. Видимо, хотят сделать вид, будто Гровера здесь нет. Но я не намерен бросать тему.
– А сейчас чем занимаетесь?
– Свою фирму открыл, с другом, – отвечает он между двумя порциями. – Лишнего болтать не хочу, но, когда откроемся, «Гугл» в трубу вылетит. Как раз виртуальные каналы формируем. Даже если моя Джулия Робертс в звезды не выбьется, заживем как в Голливуде.
Отпиваю еще. Не понимаю, почему до сих пор теряюсь, сталкиваясь с хамами вне рабочего места. Казалось бы, практики хоть отбавляй.
– Слыхали, что девяносто пять процентов всех денег всего пяти процентам актерской гильдии достается? – продолжает Гровер. Уж не знаю, как мы должны реагировать на эти ценные сведения. – Короче, трата времени.
Гровер мотает головой и самодовольно ухмыляется, щеки трясутся, как желе. Украдкой поглядываю на Леа, та лишь глаза закатывает. Да что она вообще нашла в этом субъекте?
– Простите, – переспрашиваю я, – что – трата времени?
Гровер пожимает плечами:
– Если на этом не заработаешь, какой смысл мараться?
Смеюсь.
– Повезло нам, что Ван Гог не рассуждал, как вы. Или Моцарт. Или Фрэнк Ллойд Райт. Или Бергман. А иначе весь мир был бы похож на Восточный Берлин до падения Стены.
Понимаю, что зря сотрясаю воздух, но не могу удержаться. У подобных типов к искусству стойкий иммунитет. Можно привязать его к стулу, как Малькольма Макдауэлла в «Заводном апельсине», и заставить слушать Девятую симфонию Бетховена или смотреть «Земляничную поляну», но единственная реакция, какой добьешься, – его будет от всего этого тошнить. Вот он, типичный заводной апельсин.
– Да бросьте, – отвечает Гровер. – Просто это все деньги приносит, а то давно бы уже забыли.
Начинаю злиться. Хотя не следовало бы.
– Ах вот как? И в какую же сумму в долларах вы оцените «Седьмую печать»? А «Гамлета»? А «Любовь во время холеры»? Или Девятую симфонию? Как определите их вклад в культуру в денежном выражении?
Гровер только отмахивается, забрызгав соусом груди и пулемет девицы на футболке.
– Да я про сегодня говорю, а не про сто лет назад. Вы, интеллигенты, вечно выпендриваетесь, думаете, главнее всех. А знаете, что на самом деле важно? Мосты. Туннели. Электричество всякое. Радио. Без всего этого общества не бывает. Можно жить без Бетховена? Еще как. Уже лет восемьсот без него обходятся, и ничего.
Поворачиваюсь к Леа:
– Потрясающе! И как же вы отыскали этого человека эпохи Возрождения?
Леа вздыхает и отставляет пинту. Такое чувство, будто принес ее из эпического странствия в духе «Властелина колец», а теперь мой дар попросту выплеснули на пол.
– Познакомились в университете. Хотите верьте, хотите нет, но я когда-то изучала программирование.
– Хреновый из тебя был программист, – бурчит Гровер.
– Что правда, то правда, – соглашается Леа. – Вылетела бы после первого же семестра. Спасибо, Гровер выручил. У меня было хорошо с математикой, вот родители и твердили, чтобы поступала туда. Ну, я и поступила. Глупая была идея. Только зря год потратила.
Беру пинту. Чем дольше гляжу на этого Уитстона, тем больше прихожу к выводу, что, если Бог все-таки есть, Он, видно, любитель шуточек в садистском стиле. Хорошо, хоть «Крепкого Джека» не лишил.
– А потом что делали? – спросил я.
– Университет бросила. Поступила в театр импровизаций. Но ничего из этого не вышло. Мне надо заранее знать, что говорить, тогда я могу подготовиться и все сделать правильно. А эти импровизации – русская рулетка какая-то. Потом играла в двух маленьких труппах, и вот там мне понравилось. Только что с гастролей вернулась, пока работы нет. Правда, скоро у меня прослушивание для рекламы!
Гровер фыркает:
– Хороша работа – сумки для сэндвичей рекламировать.
Безумно хочется ему врезать, но ограничиваюсь убийственным взглядом. Если бы глазами можно было обжигать, с него бы уже кожа слезла. Поднимаю кружку.
– Поздравляю! За успешное прослушивание!
Остальные радостно присоединяются. Леа застенчиво улыбается и повторяет: «За успешное прослушивание».
О боже! Боюсь, у меня серьезные проблемы.
Глава 5
В воскресенье меня подменяет Данте, так что я весь день предоставлен сам себе. Одинокого человека большое количество свободного времени пугает. Хуже всего завтрак, обед и ужин. Ненавижу есть один. Не знаю почему, но при одной мысли о том, чтобы готовить самому себе, а потом сидеть на крошечной кухне и машинально отправлять ложку в рот, депрессия начинается.
Под влиянием момента решаю, что торчать дома и делать генеральную уборку – не вариант. Вместо этого отправляюсь в Художественную галерею Онтарио и провожу очень приятный, пусть и несколько утомительный день, осматривая постоянную экспозицию и фотовыставку Робера Дуано – последнюю за отдельную плату. Музеи и галереи чем-то похожи на книжные магазины – здесь так же тихо и спокойно. Вроде находишься среди людей, но разговор поддерживать не надо. В этом смысле музеи – прямая противоположность вечеринок и клубов. Я не против вечеринок – при условии, что знаком с большей частью приглашенных, – а вот клубы не люблю. Танцевать не умею, орать людям в уши не люблю, а как подступиться к незнакомой женщине, понятия не имею.
После галереи иду в «Энрико» и беру обед навынос. Этот итальянский ресторан – мое любимое место для свиданий, но одному тут есть некомфортно. Сидеть за столиком в окружении парочек – значит вносить в атмосферу заведения диссонанс. Все равно что явиться к зубному врачу в плавках. По дороге домой покупаю вино, «Вальполичелла Рипассо» – то, что надо к цыпленку «Пармезан». Собираюсь употребить оба продукта, сидя на диване за просмотром фильма – или «Типа крутые легавые», или «Скотт Пилигрим против всех», что-то в этом роде. Хватит на сегодня высокой культуры. Я честно заслужил право расслабиться.
Жить одному вполне комфортно. Можно уходить и приходить когда захочешь. Можно читать хоть целый день, не считая коротких вылазок на кухню и в туалет (один раз так и сделал, когда вышла последняя книга про Гарри Поттера). И вообще, дома тихо и спокойно. Квартира у меня семьсот пятьдесят квадратных футов, с одной спальней, без права на перепланировку, на третьем этаже бывшего масонского храма. Электроснабжение и водопровод оставляют желать лучшего, зато у этого здания есть свое лицо, в отличие от конструкций из стекла и стали, которые в последнее время вырастают как грибы после дождя.
Привычка к одиночеству – вещь не врожденная, а приобретенная. Многие мои знакомые испытывают перед ним патологический страх. Себастьян, например, одновременно зарегистрирован на пяти сайтах знакомств и даже составил электронную таблицу, куда заносит информацию обо всех своих дамах – чтобы ничего не перепутать. Записывает, где они живут, где работают, какие анекдоты он им уже рассказывал и про что соврал, оценивает уровень внешней привлекательности, отмечает, видел их обнаженными или нет и устраивал ли совместный просмотр «Человека, который хотел быть королем» (любимый фильм Себастьяна). В общем, миллион подробностей. Пожалуй, в Excel он проводит больше времени, чем в обществе самих женщин.
Себастьян уговаривает меня последовать его примеру, но я в некоторой степени технофоб. Компьютер у меня есть, но старый. Купил шесть лет назад, по меркам высоких технологий это эпоха палеолита. Пользуюсь им для того, чтобы отправлять и получать письма. Но такое чувство, будто сейчас электронной почтой никто не пользуется – все общение происходит через социальные сети. Что касается мобильной связи, тут я держался стойко и приобрел телефон всего полгода назад, и то потому, что с городским были проблемы – линия барахлила. Телефонная компания объявила, что проблема не в них, а в нашем здании, предложила разобраться за пятьсот долларов. В ответ объяснил, куда они могут засунуть свое любезное предложение. Мой мобильный телефон – это просто телефон, и все. Не подсоединен к Интернету, не оснащен фотокамерой, зато с его помощью нельзя узнать, какие кафе я предпочитаю (кто только придумал чекиниться?..) и сколько государственных тайн выложил на сайт WikiLeeks.
Только не подумайте, будто я враг прогресса. Просто современные технологии развиваются так быстро, что за ними не угнаться. Моя стратегия – дождаться, чтобы предмет действительно показал себя как вещь нужная и полезная, а не как очередной дорогой остромодный аксессуар. Почти вся моя музыка до сих пор на дисках. Фильмы на компьютере не смотрю – впрочем, не из принципа, а из-за маленькой скорости. Когда кино загрузится, все равно уже пора будет переезжать в дом престарелых. Книги читаю только на бумаге.
Одно время поговаривали, что ридеры вытеснят с рынка маленькие магазины вроде нашей «Книжной лавки», но пока никаких признаков этого не чувствуется. Наоборот, в этом году по сравнению с прошлым продажи у нас выросли. И это прекрасно – печально было бы осознавать, что через какие-то десять лет места, подобные «Книжной лавке», исчезнут. Хотя к тому времени, вероятно, закончится нефть и растают ледники, а те части планеты, которые не уйдут под воду, будут населены племенами варваров, разъезжающих на вездеходах на солнечных батарейках и воюющих за газовые месторождения.
Только усаживаюсь обедать, и вдруг раздается звонок в дверь. Открываю и впускаю Себастьяна. Тот едва переводит дыхание и выглядит еще более встрепанным, чем обычно. Наливаю бокал вина, который Себастьян опрокидывает залпом, и предлагаю поделиться ужином, но от цыпленка друг, к счастью, отказывается.
– Прости, что без приглашения, приятель, – говорит Себастьян. – Но ситуация была безвыходная.
Наливаю еще вина.
– Все нормально, друг. Чем могу помочь?
Садимся за кухонный стол, и я берусь за свой обед.
– Н-ну… – начинает Себастьян. – Для начала должен сделать чистосердечное признание. Я переспал с Миной.
Выплевываю капеллини с соусом маринара. К счастью, попадаю в тарелку, а не себе на колени.
– С кем?!
– Знаю, все знаю. Я и сам не собирался, просто так получилось.
– Когда?
– Вчера. И позавчера. А в первый раз – недели две назад.
Недели две?!
– А как же твоя губастенькая?
– Извини, эту историю я придумал. Ты был не в настроении, вот и решил тебя рассмешить.
Себастьян ничего не знает о нашем с Миной… э-э… эпизоде. Не знаю, почему не сказал. Постеснялся, наверное. Психологические проблемы Мины для всех остальных не секрет.
– Что ж ты раньше не сказал?
– Если не ошибаюсь, ты, мой друг, тоже хранил в секрете свои амурные приключения с этой прекрасной дамой.
Мина рассказала, не иначе.
– Туше.
– Но проблема не в тебе, – продолжает Себастьян. – Проблема в муже.
– А что с мужем? – уточняю я. – Мина говорила, он вроде в Афганистане.
Себастьян кивает:
– В Афганистане. Был. Был в Афганистане.
Вилка застывает на полпути ко рту.
– Он что, вернулся?
Себастьян кивает, подходит к окну и, спрятавшись за занавеской, осторожно выглядывает на улицу.
– В том-то и дело, что никто не знает. Он сбежал, или дезертировал, или как там это у них называется. Короче, у парня крыша съехала. Совсем. Мина ему сообщила, что полюбила другого. А он, похоже, с катушек слетел и с тех пор исчез. Прихватил с собой кое-что из оружия и детали для взрывных устройств.
– Ничего себе! И давно ты эту новость узнал?
Себастьян отходит от окна.
– Вчера вечером, после работы. Всю ночь под матрасом в отеле «Дулут» прятался. Зарегистрировался под именем Хуан Эспаньол.
– Но муж ведь не знает, что другой – это ты?
Себастьян догадывается, что этот вопрос интересует меня не только по причине тревоги за друга, но также из более эгоистичных соображений.
– Кто знает, что она могла написать? Это же Мина! Вдруг тайком отксерила мои права и отправила ему? Или твои! Или оскароносного режиссера Сэма Мендеса! Да эти двое, видно, потому и сошлись, что у обоих не все дома! А знаешь, что самое приятное? Мина мне про побег мужа прямо в постели рассказала, во время сам знаешь чего! Сразу весь энтузиазм как ветром сдуло, как у Соединенных Штатов с Сомали! Вот что я тебе скажу, – объявляет Себастьян. – Теперь я вне закона. Подамся в бега. Прощайте! Теперь я свободен как птица.
Пытаюсь вклиниться:
– Расслабься! Что возьмешь с сумасшедшего? Наверняка ведь прячется где-нибудь в туалете с армейским журналом и надувной куклой. Да ему с базы не выбраться, не то что из Афганистана!
Себастьян качает головой:
– Ошибаешься, он не просто сумасшедший. Он сумасшедший из спецслужб! Тайком провозит оружие в страну, убирает неугодных, всяким суперсекретным дерьмом занимается! Он может быть где угодно! Может, ты – это на самом деле он! Или я – на самом деле он! Или мы оба – он! Как в фильме «Нечто», когда там база взрывается и Курт Рассел с тем другим парнем смотрят друг на друга!
Наливаю Себастьяну еще вина и велю пить до дна. Надеюсь, он не за рулем.
– Главное – прекрати панику.
– Это еще почему? Хочу и паникую, у меня уважительная причина! Знаешь ли, когда на тебя нацелился универсальный солдат-психопат, это абсолютно нормальная реакция!
– Не забывай, с кем имеешь дело. Мина и присочинить могла, с нее станется. Может, ее муж и не отморозок вовсе. Может, он каждую весну соседям лужайки стрижет. А может, она его вообще выдумала.
Себастьян задумывается.
– Хмм… Вполне вероятно. У Мины в квартире ни одной его фотографии не было. Сказала, муж не любит, когда его снимают.
– Что, вообще никакой фотографии? Даже свадебной?
– Ты учти, зачем я пришел. Вот мы раздеваемся, предаемся плотским утехам, а я требую, чтобы мне сначала фото со свадьбы показали? Ну нет, мало того что это извращение, так еще и от дела отвлекает.
– Справедливо. Ну, что будешь делать? Порвешь с ней?
– Или я порву с Миной, или муж порвет меня. Только надо потактичнее, чтобы не обидеть. Мина мне уже двести девяносто четыре письма отправила. Весь ящик под завязку забила.
– Да ладно! Сколько-сколько?
– Ну хорошо, преувеличиваю. Одно письмо было от дантиста – напоминал, что я на вечер записан. Только вечером я уже под кроватью в незнакомом отеле прятался. Нет, Мину злить нельзя, а то как бы мужу чего не сболтнула. Чего доброго, выдумает, будто я ее принудил силой и грязно надругался.
– Просто скажи, что лучше не встречаться, пока ее муж… э-э… на свободе.
Себастьян глубокомысленно поджимает губы.
– Продолжай.
– Скажи, что вам обоим нужно время, чтобы осмыслить ситуацию. Мол, пусть страсти улягутся. И не звони ей. А потом она сама найдет себе кого-нибудь другого, а про тебя и думать забудет. И дело в шляпе. Единственное, что тебе нужно, – алиби, и тут я тебя выручу.
Мы часто шутили, что вместе откроем агентство фальшивых свидетелей. Нет алиби? Нужен человек, видевший, что в аварии виноваты вовсе не вы, а другой водитель? Необходимо доказать, что вы никак не могли изменить жене и в отель ездили на очень важное мероприятие по тим-билдингу, а вовсе не для того, чтобы в номере 425 весело провести время в компании звезд фильмов для взрослых и секс-игрушек последнего поколения? Не проблема, мы поможем!
Всего за пятьдесят баксов получите свидетеля, готового очень убедительно поклясться на любом священном тексте на ваш выбор, что вы невинны как младенец. Конечно, подобная деятельность незаконна и подрывает основы законодательной системы и самой демократии, зато можно по-легкому срубить пятьдесят баксов.
– Так и знал – не зря меня к тебе ноги понесли! – восклицает Себастьян. – Восхищаюсь твоей мудростью.
Но тут Себастьян снова мрачнеет.
– Мина про меня ничего не говорила?
Бросаю на него подозрительный взгляд.
– Что, например?
Себастьян смущенно ерзает:
– В общем, один раз… В свое оправдание могу сказать, что один выдул целую бутылку «Тэттинджера». Мина сделала глоток и тут вспомнила, что не пьет его! Из-за этого «Тэттинджера» я предложил нечто такое, что может показаться хорошей идеей только людям в состоянии расширенного сознания, о таких вещах не пишут ни в эпических поэмах, ни в великих сонетах, ни в…
– Нет, Мина ничего подобного не рассказывала.
– Слава богу. Извини, что помешал обедать. – Себастьян указывает на эмблему DVD на экране телевизора. – Что смотреть собирался?
– «Типа крутых легавых» или «Скотта Пилигрима».
– Круто! – Себастьян вскакивает. – Одну секунду, только за пивом сбегаю! Без меня не начинай.
Себастьян исчезает за дверью. Ну что ж, вот и компания к обеду.
Глава 6
Оказалось, Леа уже работала менеджером в книжном магазине. Вернее, ассистентом менеджера – полтора года в Америке в одном из крупных сетевых магазинов, пока ее компьютерщик-неандерталец трудился на ниве поисковых систем. Так что учить Леа не надо, просто представляю ее коллегам.
Начинаем с кассы. Как ни прискорбно, приходится познакомить Леа с Лолитой Хэвишем. Лолита страдает обсессивно-компульсивным расстройством, кроме всего прочего выражающимся в страхе перед микробами. На то, чтобы приступить к работе, Лолите требуется как минимум двадцать минут – кассу она протирает три раза, вынимает каждый лоток, пересчитывает мелочь четыре раза, а потом дезинфицирует все в радиусе двух метров антибактериальным спреем собственного приготовления. Данте мирится со всем этим только потому, что у Лолиты каждый пенни на счету. Зато другие кассирши ее недолюбливают. За спиной прозвали ЛОЛ – Ржу Нимагу. Причем бесит коллег не только Лолитина медлительность и обстоятельность. Хорошими манерами Лолита не обременена и начинает жаловаться на человека в его же присутствии.
У Лолиты странный голос, механический – будто станцию в метро объявляет. Сама себе делает неровную, но задорную короткую стрижку (кстати, Лолита блондинка). Глаза навыкате, будто вот-вот выскочат – и прямо на тебя.
Леа здоровается и хочет пожать Лолите руку, но та в испуге отпрянула. Ругаю себя, что не предупредил заранее, но до этого ни с кем Лолиту знакомить не приходилось.
– Я руки не пожимаю, – с места в карьер объявляет Лолита. Ни тебе «здравствуйте», ни «приятно познакомиться». – Знаете, сколько болезнетворных микробов переносит средний человек только под ногтем правого указательного пальца? Да это все равно что прийти к вам домой и руку в унитаз сунуть!
– Ой, извините!
Леа смущенно опускает собственную руку. Грустно улыбаюсь и демонстративно закатываю глаза, давая понять, что объясню потом. Хочу, чтобы первый день Леа прошел удачно.
Странная штука – рукопожатие. Некоторые – в основном спортивные ребята и старики, не понимающие, что бабочку уместно надевать только в одном случае, со смокингом, – рассматривают рукопожатие не как простое приветствие, а как повод помериться силой, физической или силой воли. Даже неудобно прерывать рукопожатие, когда другой человек изо всех сил стискивает твою руку и отказывается отпускать, желая что-то этим доказать. Что именно – никогда не понимал. Что он не слабак? Что при Эйзенхауэре жилось лучше? Загадка.
– Мина вчера оставила кассу в ужасном состоянии, – сообщает Лолита. – Перепутала местами два лотка, а в конверте для купюр я наткнулась на скрепку!
Какой кошмар, думаю я. Необходимо расследовать злодеяние.
– Спасибо за информацию, ЛОЛ… ита.
Чуть по прозвищу не обратился. Раз в пятидесятый, не меньше. К счастью, оговорку легко исправить. Хорошо, что ее Шреком не прозвали. А что, была бы зеленая – вылитый Шрек получился бы.
С Олдосом Леа уже знакома, поэтому сразу идем наверх, где представляю ее Матери Терезе.
– Какая милая девушка! – восклицает Мать Тереза, с энтузиазмом пожимая Леа руку, будто нарочно стараясь и за себя, и за Лолиту. – Кажется, я вас где-то видела… Вы очень похожи на одну прихожанку из моей церкви. Вы, случайно, не входите в Собрание Избранных?
Мать Тереза часто так делает. Ей кажется, что это очень хитрая уловка. Понимает, что нельзя спрашивать в лоб, католик твой собеседник, мусульманин или член какого-нибудь экзотического братства, поэтому подходит издалека, притворяясь, будто приняла за знакомого.
Леа качает головой:
– Нет. Мои родители поклонялись Посейдону. Раз в месяц мы садились в лодку, выплывали на середину озера и жертвовали козу. Ну, как жертвовали? Видите ли, по закону запрещено убивать коз в лодках, поэтому просто брали просроченное мясо и выбрасывали за борт. Ничего, работало.
Мать Тереза на секунду теряется, потом разражается смехом:
– Ха-ха! Посейдону! Надо же такое придумать!
Да уж, думаю я. По сравнению с ее верованиями Посейдон – детский лепет. Простой пример – когда политик пытается чего-то добиться и торжественно произносит «Бог на нашей стороне», попробуйте вместо «Бог» подставить «Тор», «Зевс» или «Амон Ра». Смешно? Конечно, смешно. Потому что смешная часть фразы никуда не девается – «на нашей стороне».
Леа говорит, что за выходные проанализировала полученную от Данте информацию по использованию полезной площади отдела и ей не терпится обсудить с Матерью Терезой изменения, которые необходимо внести.
– Секцию детской религиозной литературы разумнее будет сократить процентов на восемьдесят, – тихо произносит Леа, когда мы спускаемся по лестнице. – Этот сектор приносит примерно полтора доллара на квадратный фут, а романы для подростков – почти в сто раз больше, но у вас им отведено вдвое меньше места.
– Ну-ну, удачи, – отвечаю я. – Она против тебя охоту на ведьм объявит.
Наконец заходим в отдел поставок. Заведующий, Уиллард Курц, спорит с Иванкой, кто из супергероев победил бы в схватке один на один – Супермен или Зеленый Фонарь. Хотя спорит – не очень подходящее слово. Курц высказывает свое мнение, а Иванка преспокойно заполняет документацию, потягивает кофе и притворяется, будто ничего не слышит. Задача, прямо скажем, не из легких.
– А ты как думаешь? – ткнув в Леа пальцем, спрашивает Курц, едва мы переступаем порог.
Леа пожимает плечами:
– Ну, если Зеленый Фонарь будет без кольца, ему крышка. А если нет, то у него есть шанс.
Читать бесплатно другие книги:
