Все границы вселенной Шаповалов Алексей

***

И вот теперь этот человек с хорошим здоровым аппетитом сидел напротив него и рассказывал, как у него хорошо и счастливо идут дела.

– Ну что, – сказал Борис, закинув в большой рот последний кусок колбасы и запив его последним глотком кофе. – Мне пора. Бывай!

Игорь пожал протянутую руку. Борис, жизнерадостно насвистывая, покинул кафе.

Пилот «Водовоза» смотрел ему вслед.

– Разрешите?

Игорь повернулся на ласковый женский голос. Соня стояла с подносом в руках возле его стола. Он улыбнулся ей, как старому знакомому, которого всегда был рад видеть.

– Да конечно. Прошу вас, – указал он на свободное место за своим столиком.

***

В то утро они проболтали довольно-таки долго за столом. Игорь рассказал, откуда появились транспорты, подобные тому, который водил он. И что вскоре они заменили все остальные средства передвижения по планете. На вопрос же Сони, почему он назвал свой транспорт «Водовозом», Игорь объяснил, что первый свой рейс он совершал с грузом баллонов воды для города, подвергнутого землетрясению. Там ощущался явный недостаток в питьевой воде. А незадолго до этого им был откопан в коллекции его деда старый, ещё чёрно-белый фильм-комедия, и в этом фильме мужичок так же возил воду и пел песенку водовоза. И как-то так само собой и вышло название его транспорта. Соня долго смеялась, когда Игорь своим голосом, и при этом лишённый всякого музыкального слуха, пропел ей эту песню.

О себе девушка поведала, как училась в институте и теперь работала представителем одной известной фирмы по продаже лекарств. На «Водовоз» Игоря она попала совершенно случайно, просто опоздала на рейсовый пассажирский транспорт. И пришлось добираться за свой счёт.

На борт транспорта они вернулись добрыми приятелями.

***

Едва войдя с улицы в коридор транспорта и намереваясь проверить, как там дела у дочери, после чего двинуться в дальнейший путь, пилот почувствовал в коридоре запах табака. Как человек, лишённый или, лучше сказать, сбереженный от привычки курить, запах табачного дыма он чувствовал издалека и в замкнутом пространстве совершенно не мог его переносить.

Курить на борту «Водовоза» мог лишь один человек. Переполненный святым гневом и желая покарать виновного, Игорь помчался к каюте деда. По дороге он столкнулся и чуть было не сбил с ног Клавдию Ивановну, уже загнавшую Анжелочку в каюту и шедшую в гальюн. Она испуганно прижалась к переборке, едва завидя несущегося пилота.

Быстро выкрикнув: «Извините», – Игорь подскочил к каюте Фёдора Михайловича и заколотил кулаками в дверь.

Спустя минуту дверь открылась, и в коридор вывалили клубы дыма (непонятно как не сработала пожарная сигнализация) и вслед за ними показалась фигура в сером костюме.

– Отчего такой шум? – Фёдор Михайлович не был раздражен, но сильно удивлён происходящим.

– Вы разве не видели этот знак? – Игорь, едва сдерживая гневные порывы и чуть ли не срываясь на крик, тыкал пальцем в небольшой знак, висевший над дверью каюты в виде красного круга и перечёркнутой дымящейся сигареты.

– Вообще-то, показывать пальцем неприлично, молодой человек, – дед, видимо, решил, что нападение это лучшая защита.

– Ага. А курить, когда это запрещено, и совсем не думая о людях, которые находятся рядом с вами? Это как? Нормально?

– Но он нам особо и не мешает, – вдруг услышал Игорь за своей спиной голос Клавдии Ивановны.

Он развернулся к ней настолько резко, что женщина от неожиданности даже немного вздрогнула.

Выбор, который вдруг оказался перед пилотом, был несколько неприятным. С одной стороны, он не выносил курящих людей, да и курение на борту транспорта могло привести к катастрофическим последствиям. А с другой, совсем не хотелось ссориться с женщиной, которая кормила вареньем и козьим молоком его дочь, ему совсем не улыбалось. Если ему, как человеку взрослому, уже было всё равно, кто и как к нему относится, то у его ребёнка впереди была целая жизнь, и неизвестно с кем и когда придётся столкнуться. И поэтому Игорь старался не портить отношения с людьми, которые хоть как-то были связаны с его дочерью. Немного подумав, он, обращаясь в основном к Фёдору Михайловичу, но краем глаза следя за Клавдией Ивановной, предложил следующее:

– Учитывая, что курение на борту «Водовоза» запрещено по инструкции (мы же тут все можем сгореть к едрене фене), и в то же время, понимая, что привычка есть вторая натура (читать лекции о вреде табака я не намерен, тем паче, что вы старше меня, и сами всё понимаете), я предлагаю делать остановки более частыми. Допустим, через каждые два часа. На полчасика. Вы сможете выходить курить на улицу.

Дед вежливо поклонился:

– Я согласен.

– И я тоже! – радостно воскликнула Клавдия Ивановна.

Теперь она могла выгуливать, пардон… пасти козу чаще, и это не могло её не радовать.

Женщина ласково положила ладонь на руку Игоря и сказала:

– Вы поступили совершенно правильно. А вечерком я Лизоньке вашей ещё молочка дам.

И повернувшись, она вышла из каюты.

Игорь дождался, когда закроется дверь в её каюту, и спросил у деда:

– Пожарную сигнализацию вы отключили?

– Я! – старик гордо выпрямил спину и взглядом бравого солдата посмотрел на пилота. – В последнюю войну за ресурсы был диверсантом и имею немало боевых наград. А потом ещё руководил службой безопасности целого города. Ну, того самого, из которого мы вылетели…

Здесь Фёдор Михалыч вдруг как-то резко потускнел и остановился. Немного пожевал губами и закончил нехотя:

– Впрочем, это не очень приятная история…

***

Когда транспорт проходил этот участок пути, Игорю всегда становилось грустно. Конечно, есть и другие маршруты, но, как и всегда, выбирался самый прямой, самый экономичный по времени и топливу. Почти всегда это место было освещено солнцем, и при ясном свете различалось всё до мельчайших деталей. Путь пролегал через океан. Шверцев пролетал над водной гладью, блестящей тысячами искр солнечного света в своих волнах. Голубизна неба несла в себе белые пуховые облака. Жить бы и радоваться, наслаждаться мировым, вздымающимся и опускающимся в своём солёном, синем водяным дыханием, покоем, но потом появляется оно.

Кладбище.

Кладбище кораблей. Созданное по инициативе всепланетного совета. Этим же советом забытое и заброшенное. Дрейфующее, как позже узнал Игорь, по одному и тому же кругу течений. Их гнали сюда сотнями. Малые суда грузили на сухогрузы и танкеры. И последние топились прямо со всем своим грузом. Мощные авианосцы и лёгкие эсминцы так же нашли здесь своё пристанище. А на глубине величавыми дирижаблями и невиданными морскими чудовищами затоплены подводные лодки. С момента глубокого освоения космоса и переселения основной человеческой массы в звёздную пустоту весь этот металлолом оказался не нужен. Конечно, у некоторых оставшихся на планете есть катера и яхты, но вся основная масса судов находится здесь. Ведь на Землю никто ради курорта даже не приезжает. Слишком далеко она теперь от основных космических трасс. И суда большого водного пространства согнали сюда. Говорят, здесь было глубоко. Было. Когда-то. Потом стали подходить корабли. Их взрывали – они шли на дно. В какой-то стародавней войне тоже так топили корабли. Однако это только затем, чтоб не пропустить врага в свою бухту. А здесь прощались со старыми верными друзьями. Сотни и тысячи. Теперь они лежат здесь и верхние торчат остовами из воды, медленно ржавея и напоминая о том, что ждёт нас всех. Тысячи моряков остались без работы, и казалось, катастрофа будет неминуема. Голодные бунты и всё такое. Ан нет. Практически все сразу же были завербованы в космические флоты различных планет, а некоторые переходили, прямо целыми приморскими городами под юрисдикцию той или иной звёздной системы. Теперь на безбрежных просторах Земли перевозят грузы лишь воздушные транспортники вроде «Водовоза». Но ведь история повторяется дважды. Сначала как трагедия потом как фарс. Игорь догадывался, что придёт то грустное время, когда так же сгонят в одно место все транспорты и устроят кладбище из них. А куда тогда ему? Видимо, предстоит устроиться дворником или пастухом каким-нибудь. И так, пока не умрёт.

Как-то в одном из городов, где транспорт загружался достаточно долго – несколько дней – Игорь прошёлся по местным музеям. В одной картинной галерее он увидел полотно, которое с тех пор стояло перед его глазами, словно предначертание его собственного будущего. К сожалению, автор не запомнился, а вот название въелось в память. А что есть эта самая память? Лишь обрывки былых событий, интерпретированных мозгом до ситуации комфортного бытия. Ведь то или иное событие в жизни может быть сохранено в ячейках человеческого мозга, как нечто порождающее удовольствие, как при прокручивании киноленты любимой картины, так и чудовищное терзание сознания пережитым ужасом, а равно дополнение надуманными рисунками прошлого для оправдания будущего.

«Море в Нормандии». Так называлась картина. На фоне прибрежных скал, бушующего моря и небес, затянутых свинцовыми облаками, было изображёно парусное рыболовное судно. О том, что судно рыболовное, было понятно по выкинутым на берег сетям и корзинам. Само же судно лежало левым бортом на камнях. Было видно, как в пробоину борта, обращённого к морю, неистовые волны закидывают свою солёную пену. Все мачты, кроме бушприта, были изломаны жесточайшим ветром. Казалось, что никогда этому паруснику не скользить по водным лазурным просторам, никогда более его трюм не будет заполнен рыбой – ярость моря должна была разбить корпус о камни в считанные минуты. Но если судить по небу, то шторм стихал. Грозовые облака отходили в даль морскую, и судно ещё можно было починить. Рыбак, быть может, хозяин парусника, сидел на камне и смотрел в землю. В его взгляде совсем не было трагичности, скорее, грусть и покорность судьбе. О чём он думает? О предстоящем ремонте или о том, что на оный нет денег? О том, что улова не будет, и нечем будет оплатить долги: придётся снова унижаться и просить кредиторов об отсрочке? О жене, которая обязательно будет долго бранить или пилить: ведь знал, что может начаться шторм, ведь чувствовал, догадывался по приметам, что надо переждать дома, но зачем-то вышел на лов? Обычные человеческие повседневные заботы пригибали плечи рыбака к земле. А рядом его сын. Или дочь? Судя по картине, ребёнок был с длинными волосами. Впрочем, это могла быть и штормовая шапка с широким задним козырьком. Да и вряд ли рыбак потащил бы в море дочь. Вот сына – обучать ремеслу и перенимать опыт отца – запросто. Сидит на соседнем валуне и искоса поглядывает на отца. Лицо ребёнка безмятежно. Или, скорее, заинтересовано слегка тем, что же папа будет делать дальше. Ведь папа сильный и смелый рыбак. Папа должен справиться. Кто знает, может, это мнение сына и вдохновит потерпевшего кораблекрушение на то, чтобы не опустить руки, взяться за дело с песней и продолжить жить.

Шверцев, вспоминая картину, думал, что будет с ним и с его дочерью в подобной же ситуации. Сможет ли его девчонка стать вдохновением? Или просто разочаруется на всю оставшуюся жизнь. Нужен ли ей будет отец-неудачник – ведь от неудачи или катастрофы не застрахован никто. Или Лизоньке будет нужен папа таким, какой он есть? Всегда. Каким бы он ни был.

***

Едва Фёдор Михайлович вошёл в рубку, Шверцев сразу же почувствовал запах крепкого табака. Сидя спиной к двери, пилот сразу понял, кто пожаловал. Не то чтобы запах был ему неприятен, нет. Скорее, даже чем-то импонировал. Однако истории о сгоравших в полёте транспортах ни в коем разе не позволяли ему рассматривать вопрос о курении на борту не то чтобы положительно, но даже и нейтрально. Ему уже приходилось видеть видео о том, как загоревшийся транспорт огненным болидом падал с небес на каменную землю, и после взрыва едва могли найти останки находившихся на его борту людей.

Игорь в пол-оборота повернулся к входному люку и с интересом взглянул на человека, грустно рассматривающего табличку, на которой в красном круге была намалёвана дымящаяся сигарета, перечёркнутая красной же широкой полосой. Шверцеву даже показалось, что старик вздохнул. Поднимать второй раз спор о курении Фёдор Михайлович не стал.

– Не помешаю? – осведомился старик.

Понимая, что конфликта не будет, Игорь пригласительно указал рукой на кресло рядом с собой и ответил, что, скорее, даже рад будет пообщаться. Бывший спецназовец уселся, положа ногу на ногу и сложа руки на коленях. Игорь с удивлением обнаружил в желтоватых, покрытых густой сетью морщин, но довольно-таки жилистых руках толстую книгу с прямым крестом на обложке и с золотым обрезом. Золотым же тиснением на корешке книге виднелась надпись «Библия». «Странно. Где в наше время человек мог купить Библию? Не скачать с Галаксинета электронный вариант, а именно купить бумажную книгу. Впрочем, если при какой-нибудь из церквей ещё работают лавки, то там уж наверняка продаются и подобные экземпляры». Шверцев вдруг внутренне весь подобрался. Разговоры о религии не то чтобы пугали его, но из-за разных мнений о Боге предпочитал в дискуссии о Нем не вступать. Конечно, времена, когда разные конфессии типа МЦХ, Свидетели Иеговы, Пятидесятники, Баптисты и прочие посылали своих адептов нести Благую весть людям, давно миновали. Сейчас все они давно уже замкнулись на самих себе, варясь в собственном соку и обращая лишь ближайших родственников. Однако вопрос о вере нет-нет да и всплывал между, казалось бы, совершенно незнакомыми людьми.

– Верите ли вы в Бога? – предчувствие не обманула пилота, старик задал самый обычный вопрос, с которого могла начаться самая ожесточённая война.

Шверцеву довелось как-то прочитать роман чешского писателя Карела Чапека о том, как люди, верующие каждый в своего Бога, устроили мировую бойню. Не хотелось бы повторений, пусть даже и в рамках отдельно летящего транспорта.

– Честно говоря, не ожидал от курящего подобного вопроса. – шпилька слетела у Шверцева с языка совершенно машинально.

– По-моему, у вас какое-то предубеждение?

– Вполне возможно. – Свои неприятные воспоминания были и у Игоря. – Батя у меня курил в своё время. При этом очень любил курить, сидя на табурете прямо посреди кухни, и при этом мне приговаривал: «Смотри, сынок, я курю, и это очень плохо. Не кури никогда». Я так и не понял, зачем учить человека тому, чего не можешь сделать сам?

– Сложный вопрос. Впрочем, возможно, тот, кто следует за Христом, и не должен курить даже трубку, хотя лично я согласен с мнением, что от курения трубок вреда нет. Но вы не ответили на вопрос о вашей вере.

– Ну, допустим, верю, – как можно нейтральнее ответил Игорь. – Хотя, скорее, нет, чем да.

Фёдор Михайлович опустил голову, тяжёлой ладонью погладил кожаный переплёт книги и, помолчав (было видно, что его терзает то ли тревожная мысль, то ли грустные воспоминания):

– Я вот тоже раньше не очень, – слова потянулись как-то тягуче, словно говоривший их испытывал Танталовы муки, произнося их. – Но вот после некоторых событий в моей жизни задумался, и довольно-таки крепко.

Лёгкий стук каблучков отвлёк мужчин от разговора. В рубку вошла Лиза, прижимая к груди одной рукой альбом, кисточки и краски. В другой руке, вытянутой от себя, она несла стакан с водой. Подойдя к своему столику, девочка, не выпуская стакана, попыталась положить альбом и кисточки, но всё это соскользнуло вниз и рассыпалось по полу.

– Лиза, – с укоризной сказал Игорь. – Надо было сначала поставить стакан, а уж потом всё остальное.

– Ага! Так и сделаю.

Девчонка живо стукнула стаканом по столу, так что даже часть воды выплеснулось на его пластиковую поверхность, после чего стала поднимать с пола всё, что было необходимо ей для рисования. Игорь обречённо вздохнул: «Ну что прикажете с ней делать?» – и обернулся к собеседнику. А тот продолжал смотреть на девочку с какой-то нежностью, прямо-таки льющейся из его глаз.

Дед сунул руку в нагрудный карман пиджака и достал оттуда маленькую шоколадку.

– Вы позволите сделать вашей прелестной девочке маленький презент?

Игорь кивнул, а Лизонька, оторвавшись от поднимания кисточек и красок, радостно подскочила к Фёдору Михайловичу и схватила предложенный подарок.

– Лиза, а сказать что надо? – сделал дочери замечание пилот.

– Спасибо! – воскликнул ребёнок.

– Да на здоровье! – в тон ей отвечал дед.

Всегда приятно сделать ребёнку что-то радостное, отчего малыш станет счастливее. Но потом он снова помрачнел, опустив вниз глаза. Его лоб нахмурился, а сам он как будто сжался. «Наверное, с его детками, что-то произошло» – подумал Игорь, но не стал лезть в душу человеку, сидящему рядом с ним. Просто не знал, как тот воспримет. Но старик уже сам как-то приободрился и вновь смотрел на мир орлом.

– А хотите знать, почему Бог разрушил Содом и Гоморру? – спросил дед у пилота. – Я, конечно же, не претендую на истинность, но мои чисто жизненные наблюдения подсказывают мне, что я не далёк от истины.

Вопрос был очень неожиданный для Игоря.

– Что ж, извольте. Только учтите, что я, к своему стыду, не очень хорошо знаю Библию, – только и нашёлся что ответить.

– О, не беспокойтесь. История вкратце такова, что Создатель разгневался на два города за беззакония их…

– Что же они такого натворили?

– А вот послушайте, что говорится в книге Иезекииля. – Фёдор Михайлович открыл книгу и принялся листать страницы в поисках нужного отрывка. Искал он долго, но наконец нашёл: – «Вот в чем было беззаконие Содомы, сестры твоей и дочерей ее: в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала».

– Но это может относиться не только к этому городу, но и вообще ко многим, – лицо пилота исказила какая-то глуповатая ухмылка.

– Согласен. Но вот что примечательно (чёрт, ну почему здесь нельзя курить!), послал Бог ангелов разрушить сии два города. И был у Него разговор с Авраамом, и последний упрашивал не уничтожать эти города, ежель найдётся там достаточное число праведников. Сошлись они на числе равным десяти. Да вот беда: не нашлось в тех городах нужного количества. И вот тут самый интересный момент. Сколько бы я не читал Священное писание, я нигде не видел, чтобы дети считались бы грешными. Более того, если и сделал ребёночек что-то не так, то, как сказано: «Итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться», – то есть подрастёт, так и поймёт. А пока не понимает, как винить дитя? А вот ещё надобно заметить для пояснения: с некоторых пор один из грехов зовётся содомией. А что сей грех означает? – Тут старик понизил свой голос почти до шёпота и наклонился к уху Игоря, видимо, не желая, чтобы их услышала Лизонька. – Содомия это название анального гомосексуального полового акта между мужчинами, проще говоря, мужеложство. А какие же дети тут могут возникнуть? Видать, два этих города так погрязли в мужеложстве, что дети уже давно в этих городах не появлялись. А что эти действа в тех городах происходили, так об этом тоже в Библии сказано. Так вот, раз нет деток, нет и нужного числа праведников. И что самое интересное: раз нет в городе деток, он и должен был рано или поздно весь вымереть. Так что уничтожение данных городов это был лишь вопрос времени…

– Одну секунду, – прервал его Игорь.

Пилот взялся за штурвал и плавно повернул транспорт немного влево. Впереди, примерно метров в пятистах, блеснул предупреждающе маяк. Там начиналась зона радиоактивных заражений. Слушая проповедь, а ведь это была именно она, Игорь чуть не забыл про этот поворот, но вовремя спохватился.

– Извините, что перебил.

– Не стоит беспокоиться. Я всё понимаю, – Дед задумчиво замолчал, но вскоре продолжил: – И заметьте: на праведность деток, вполне возможно, ссылается Сам Господь, когда говорит, что мы должны им уподобиться. А также есть ещё один отрывок: «Жена спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием». Вы не согласны со мной?

– Если я уловил правильно вашу ключевую мысль, вы хотите сказать, что пока у нас есть дети, человечество на погибель не обречено?

Фёдор Михайлович аж просиял от того, насколько он был правильно понят.

– Вот именно, вот именно. Потому-то я так рад деткам, пусть не своим, так чужим. Опять же, нельзя не отметить и первое, что повелел Бог человеку: «Плодитесь и размножайтесь».

– Интересная позиция, – осторожно начал Игорь. – А как на счёт так называемого первородного греха? И что младенцев крестят? Чего ж их крестить, если они безгрешны? Или всё-таки человек грешен от рождения? Где найти объяснение всему этому? Хотя вы можете и не объяснять всё это. Как говорил преосвященный епископ Линдa: «Церковь ничего не объясняет, она либо благословляет, либо предает анафеме».

По лицу Фёдора Михайловича было заметно, что подобная реакция Игоря была для него слишком неожиданна. Видимо, он ожидал, что Шверцев, скорее всего, заинтересуется словом Бога, но в более благодарном ключе, что ли. Старик даже расстроился. Он опёрся рукой на подлокотник и заговорил слегка неуверенным голосом:

– Вы знаете, это ведь тоже не такой уж простой вопрос. Некоторые подразумевают, что за термином «первородный грех» скрывается не то, что человек греховен от рождения, а то, что через грех Адама человек приобрёл смерть. И рождается он не греховным, а смертным. И крещение младенцев – это очищение его от греха родителей. Но впрочем…

Тут старик поднялся, взглянул на Лизу, старательно выводившую на белом альбомном листе синего в зелёную полоску кота, и направился к выходу. Около двери он обернулся.

– Всё же, друг мой, я склонен полагать, что вы ещё не раз задумаетесь о Боге.

Но Шверцев ничего не ответил.

Пилот сидел и смотрел, как проносятся под ними поля, покрытые золотой пшеницей.

***

Периодически заходя через портал в звездную сеть Галаксинет (так назвали преемника некогда великой сети Интернет те, кто освоил другие планеты), Игорь, помимо поиска информации и просмотра почты, посещал и различные социальные сайты, где люди находили себе друзей по интересам с разных планет или общались со старыми друзьями и однокашниками. В какой-то момент времени эти сайты стали настоящей болезнью для своих посетителей. И пользователи этих сайтов могли часами «толкаться» и общаться в них, не обращая внимания на то, что творится в реальной жизни. Игорь и сам на какое-то время заболел этим. Поминутно открывал ту или иную страницу, проверяя сообщения от друзей, или выставляя свои и оценивая чужие фотографии и видеозаписи. Но мало-помалу ему становилось скучно. С бывшими одноклассниками он был на разных ступенях социальной лестницы, а новым друзьям что-либо объяснять о своей жизни он уже устал.

Устал от постоянных вопросов: почему не посещаю межзвёздные курорты, а торчу всё время на этой замусоренной планетке? Почему не имею собственного звездолёта? Почему… Да, в общем, много всяких «почему». И надоело объяснять и рассказывать про жену, застрявшую во времени. Рассказывать о том, что надо заботиться о ребёнке, одевать, покупать игрушки и развивающие поделки. И Лиза к тому же обучалась игре на флейте в те моменты, когда была такая возможность. А ведь ещё была больная сестра, подключённая к аппарату обеспечения жизни. И за его обслуживание Игорь платил до тридцати процентов от зарплаты. И дом. У него был свой дом. У них был свой дом, помимо этого скитальца по трассам «Водовоза». И за домом надо было следить и порой обновлять то одно, то другое. Так что всех его оставшихся от разных уплат финансов хватало только лишь на питание и одёжку. Лишь книги да стереокино позволял иногда Игорь себе купить.

Каждый раз, когда он разглядывал фотографии друзей с тех или иных мероприятий, читал их дневники, злая тоска грызла сердце пилота. Не зависть, а именно тоска от ощущения какой-то клетки. Клетки из тех, кто дорог ему. Клетки из любимых людей. И с этим ничего нельзя было поделать. Это просто была жизнь. Он всегда думал об этом именно в этом ключе, но иногда волна отчаянья накрывала его, и Шверцев становился злым и раздражительным.

И вот теперь, войдя в каюту, он по-прежнему пребывал в мрачном расположении духа. Первое, что бросилось ему в глаза, это была их с дочкой постель, вся измятая, Лизка опять прыгала на ней, и перепачканная растаявшим шоколадом, который дочка держала в руках. Как всегда, смотря весёлый мультик, она забыла всё, чего было нельзя делать. Совершенно потеряв эмоциональное равновесие, пилот повернулся к радостно прыгавшей девочке и обрушил на неё все накопившиеся за день негативные эмоции:

– Опять прыгаешь на кровати? Сколько раз можно говорить, чтобы ты этого не делала? Нравится, что папа ругается?

Лизонька остановилась и перепугано уставилась на него. И тут же проговорила:

– Прости меня, папа.

– Что «прости»? Опять «прости»? А оно мне не нужно, это твоё «прости»! – Игорь уже орал на девочку. – Я просто хочу понять, зачем ты это делаешь. Зачем не слушаешься?

– Не знаю, папа, – чуть не плакала уже Лиза.

– Ну вот тогда постой и подумай, – Игорь схватил её за руку, стащил с кровати и рывком поставил в угол каюты, совсем не замечая в гневе своём, что слишком сильно сжал девочку. У Лизоньки от боли навернулись на глазах слезки, и она, уже стоя в углу и заломив руки, сквозь рёв и сопли, кричит:

– Папа, ты сделал мне больно! Папа, я, правда, не знаю, зачем я это сделала! Ну прости меня, папочка, пожалуйста!

И слёзы покатились из глаз её ручьями.

И только теперь, опомнившись, разгорячённый отец, взяв себя в руки, сел на измятую и перепачканную кровать. Слушая всхлипывания сквозь слёзы дочери, он словно возвращается в своё прежнее состояние любящего доброго папы. Нет. Он не имеет права срывать свои обиды и боли на ребёнке. Он жестом подзывает её к себе. Лиза выходит из угла и робко, бочком приближается к отцу.

– Ты боишься меня, доченька? – тихо спрашивает он.

– Да, – так же тихо шепчет она.

– Прости, что сделал тебе больно. Дай я обниму тебя, – и уже когда девочка обняла его своими худенькими ручками, продолжил: – Не бойся меня. Я так тебя люблю. Ты самый дорогой для меня человечек.

Лизонька всё теснее и теснее прижималась к своему папе, а тот, вновь открыв своё сердце для боли и тоски, думал, что ничего нельзя изменить. Каждый день будет одно и то же. И это будет долго, неимоверно долго. Можно, конечно, попытаться поменять работу, но что делать с дочкой? Она уже успела привыкнуть к кочевой жизни – главное, рядом с папой.

***

«Зеркало – гладкая поверхность, предназначенная для отражения света (или другого излучения). Наиболее известный пример – плоское зеркало». Так, по крайней мере, написано в энциклопедии. Но сколько тайн видело в этом простом отражении солнечных лучей человечество. Сколько будоражило мыслей и идей. Тут тебе и параллельные миры, в которые можно попасть, пройдя через зеркальную поверхность, и видения прекрасных суженых или приходящих ненастий, в руках гадалок. Своё зеркало было и у Игоря. И видел он в нём своё отражение. Вернее, не совсем своё.

Находясь транзитом в одном небольшом городке, Шверцев, в ожидании погрузки, бродил по центральным улочкам. Он любил ходить по городам, где приходилось бывать. Жизнь людей, их обычаи и уклад с одной прогулки, конечно же, не понять – это надо с людьми жизнь прожить да, как говорится, пуд соли съесть. Но вот на секунду представить себя не чужим туристом, а аборигеном было вполне достаточно. Игорь предпочитал прогуливаться неспешной походкой, заглядывая в витрины и смотря на лица людей. В тот день прохожих на улице было мало. Быть может, в силу того, что это было обычное рабочее время и все были заняты важными делами и, кроме Шверцева, всем остальным было не до прогулок. Проходя мимо одной из лавок, он заметил вывеску над входом, гласившую, что в данном магазине торгуют антиквариатом. Игорь зашёл, чисто из любопытства – денег на дорогие безделушки всё равно не было, а от полуденного зноя хотелось уже на пару минут укрыться.

В магазине было довольно-таки светло – глазам даже не пришлось привыкать к отличному от уличного освещению, что бывает, когда входишь с солнечного двора в тёмное помещение. В общем-то, всё было как обычно. По полкам и прилавкам расставлены вещи, бывшие когда-то в моде или просто в обиходе. Но с того момента утекло немало воды, и потому вещи можно было считать ценными. Даже если это была обыкновенная ложка для супа. Впрочем, кроме ложек, здесь красовались сервизы китайского фарфора, тульские медные самовары, комоды и полочки из красного дерева. Присутствовал и отдельный стенд с оружием: саблями, мечами, пистолетами. На полу возле стенда стояли ручной пулемёт с патронным диском и какой-то ящик, напоминавший полевую радиостанцию времён Второй мировой. Около этой небольшой коллекции средств уничтожения человека о чём-то оживлённо спорили трое мальчишек лет девяти. При этом они размахивали руками, словно жесты помогали им лучше объяснять оппоненту свою позицию.

В дальнем углу магазина за прилавком сидел мужчина лет пятидесяти и скучающим взглядом посматривал на только что вошедшего Шверцева. За его спиной стоял высокий, чуть выше человека, предмет, спрятанный за синюю бархатную занавеску и прислонённый к стене. Непонятно почему, но Игорю стало чудовищно интересно узнать, что там спрятано.

– Что это? – спросил он тогда у продавца.

– Это зеркало души, – устало сказал продавец, как будто вопрос уже изрядно надоел ему, – оно показывает душу человека. Не самого его, но то, на что похожа его душа.

– А можно посмотреть?

– Я бы не советовал. Вдруг вам не понравится то, что вы увидите. Кому хочется видеть себя в реальном виде.

– Только что вы говорили не про реальность, а про душу, – усмехнулся Игорь.

Но продавец, строго взглянув на него, отвечал:

– А душа и есть наша самая главная реальность. Само человеческое тело – это не более чем обёртка от конфеты. Вы же знаете наверняка с детства, что под яркой обёрткой может быть ужасно горькая карамелька. Наверное, вас в детстве хулиганящие друзья пытались такой угостить. А бывает, что под самым обычным фантиком будет конфета, которая станет вашей любимой. Вот я, например, с детства люблю «Барбариски» – леденцы такие.

– Я знаю. – Эти конфеты были знакомы и Игорю. – Но я с вашего позволения всё же взгляну.

– Что ж… Я не препятствую. Прошу только пройти под занавеску. Не хочу, чтобы кто-нибудь вошёл и увидел себя. Мне клиентов терять незачем.

Игорь обошёл прилавок, приблизился к зеркалу и влез под скрывающую его материю. То, что он там увидел, поразило его. Глядя в то, что он видел в отражении, он решил вернуться на «Водовоз», собрать все деньги, которые у него были (а если понадобится, то и у друзей занять), но купить этот товар.

Он вышел из-под занавески и приблизился к продавцу.

– Сколько? – хрипло спросил он продавца, показывая рукой в сторону товара.

– Неужели вы хотите приобрести? – глядя на ошарашенное лицо пилота, поинтересовался тот.

– А как ещё не возгордиться и не дать себе расслабляться, кроме, как постоянно смотря внутрь себя?

– Дарю, – резво вставая, воскликнул продавец. – Вам дарю. Эй вы! Тихо, а не то выставлю на улицу! – прикрикнул он на мальчишек, которые спорили уже чуть ли не в полный голос. Потом вновь обернулся к посетителю. – Глядите на себя чаще, и оно вам поможет. Только смотрите, не привыкните к тому, что будете видеть.

– К этому нельзя привыкнуть, – весомо сказал Игорь.

– Некоторые привыкают. – Только и ухмыльнулся владелец антикварного магазина.

В тот же день Игорь перенёс зеркало в свой транспорт. Пилот разместил его в коридоре, предварительно сконструировав механизм, который при нажатии на едва заметную панель возле ниши с зеркалом, менял «зеркало души» на самое обычное, точно такое же по размеру и отделке, но отражающее самый обычный мир и того кто смотрит в это зеркало.

И вот сейчас, выйдя из каюты (Лизоньке снова был включен монитор с мультиками), он с помощью поворотного механизма вытащил на передний план «зеркало души». Отражение в зеркале усмехалось на него усмешкой продавца. Он действительно начал привыкать к этому отражению. Шверцева охватили стыд и мрачное сожаление. Протянув к зеркалу руку, он увидел, как в отражении к нему навстречу потянулась зелёно-коричневая, вся в бородавках, тонкая, так что сквозь пучки мышц проглядывали кости, лапа, похожая на лапу ящерицы или жабы. Игорь дотронулся до стекла и провёл пальцами по гладкой поверхности. И ему послышалось, как из глубины отражения раздаётся скрежет острых крючковатых когтей по стеклу. На него смотрела то ли ящерица, то ли жаба. Скорее, ящерица. Впрочем, за бородавками и отваливающимися кусками сухой жёлтой чешуи было трудно понять, на кого всё же было похоже существо в отражении. Из полуоткрытого рта, набитого гниющими зубами, капает на пол слюна. И даже не капает, а тонкой струйкой стекает на палубу. И пенис здоровенный. Ну, это уж само собой. Какое исчадие ада без мерзкого длинного пениса.

Игорь задумчиво отошёл от зеркала и, повернув за угол, побрёл по коридору в салон к выходу. Навстречу ему с большой охапкой полевых цветов, в тонком лёгком платье в таких же полевых цветах шла Соня. Она, улыбнувшись и продолжая сжимать слегка полноватыми нежно-розовыми руками букет, приветливо кивнула ему головой. Игорь улыбнулся и кивнул в ответ. Вид мерзкого чудовища вылетел из его памяти. Он немного рассеянно посмотрел ей вслед. Он видел, как она зашла за угол, словно лёгкой бабочкой скользнула. Игорь стоял, как оцепеневший. И вдруг раздался крик!

Соня, уже без букета цветов, с растерянным лицом, по которому потекли слёзы, выскочив из-за поворота, упала к нему в объятия.

– Там, – сквозь слёзы проговорила она. – Я там посмотрела в зеркало и вдруг увидела крысу. Там в зеркале крыса. Какая-то толстая и плешивая. И вся в сосках, как будто у неё был большой приплод, – она бормотала уже сквозь всхлипывания. – И хвост такой длинный и весь облезлый. И глаза красные и какие-то тупые.

Тут Игорь понял, что никогда не мог понять цвет глаз своего чудовища. «Чёрт! Забыл!» – только и успел подумать он.

– Подождите, я принесу вам воды.

Он отстранился от Сони и рывком выскочил за угол коридора. И он едва-едва успел переключить зеркало на обычное, как Соня вновь подбежала к нему и обняла.

– Пожалуйста, не оставляйте меня одну. Мне страшно, – уткнувшись лицом ему в грудь, сказала она.

А он стоял и обнимал её. Ему нравилось прижимать к себе эту девушку и слышать запах её. Аромат её нежной кожи и белых волос. Он, усилием воли чуть отстранив её от себя, показал на зеркало, в котором отражалась женщина в объятиях мужчины, и не более того. Лишь букет полевых цветов, лежащий на палубе возле их ног, немного напоминал о произошедшем.

– Посмотрите. Ничего страшного. Самое обычное зеркало.

Соня взглянула в зеркало и вдруг, слегка смутившись, отстранилась совсем от Игоря. Она закрыла порозовевшее лицо ладонями, провела ими по лицу, а потом по волосам, приглаживая их.

– Простите. Я что-то устала сегодня.

Она растерянно пошла к себе в каюту. На пороге оглянулась и, повернув к нему лицо, сказала со смущённой очаровательной улыбкой:

– Спасибо.

Дверь в её каюту закрылась.

Игорь снова посмотрел на зеркало. Когда-то он уже один раз забыл повернуть механизм и к «зеркалу души» случайно подошла Лиза.

– Папа, папа! – радостно закричала она тогда. – Там, в зеркале, полосатый пушистый котёнок на меня смотрит. Такой миленький!

***

Если пластмассовый детский, шарик синий или красный, не имеет значения, опустить на дно полной ванны и отпустить, то он выскочит на поверхность воды, чем непременно вызовет звонкий смех купающегося в той же ванне малыша. Даже если дальше станет просто плавать, покачиваясь на поверхности воды. Так и толстяк в спортивном костюме, облегающем его дородную тушку, выскочил из люка транспорта и замер на пороге, слегка покачиваясь на кривых коротеньких ножках. Однако его появление не вызвало ни смеха, ни радости. Игорь, сидящий на нижней ступеньке и оглянувшийся на звук шагов, даже поморщился при его появлении. Однако пилот вновь посмотрел вдаль, и мышцы на его лице разладила добрая, чего-то ожидающая улыбка.

– Ну и по какой причине, позвольте осведомиться, мы тут встали? – полный пассажир упёр руки в бока и взглянул на Игоря.

Тот продолжал смотреть вглубь леса, на опушке которого совершил посадку транспорт. Длинные, упирающиеся своими колючими кронами в облака, светлые сосны стояли проницаемой стеной. Почва здесь была, скорее, песчаной и потому высоченные хвойные деревья вытягивали из неё всю влагу, не давая прочим растениям и траве заполонять нижние этажи лесного мира. Впрочем, то там, то тут небольшими роями группировалась земляника, чей запах, с запахами древесной смолы перемешиваясь на ветру, будоражил ноздри зовом лесной чащи. Вдали сквозь прямые тонкие стволы маячили ветви кустарников, обросшие широким листьями.

Пилот смотрел на дорогу, что тянулась вдоль опушки, и слушал как гудят шмели и шуршат в иголках мыши. Он уже собирался ответить на вопрос, пусть и после небольшого промедления.

– Не слышу ответа, – услышал Игорь голос, прозвучавший в его голове вызовом на дуэль. Тотчас пропало всякое желание отвечать.

– Так надо, – только и смог угрюмо выдавить он из себя.

– Что значит «так надо»? – нежелательный собеседник не собирался отставать.

Поняв, что проще объяснить, Игорь постарался отвечать как можно сдержаннее, но в то же время и дерзко:

– Здесь живёт Боря. Я обещал привезти ему бочонок мёда. Сейчас он подойдёт, я отдам ему груз, и тронемся далее.

– Опять задержка, – толстяк, казалось, улыбался. В его улыбке пилот почувствовал, что-то недоброе. Злое что-то чувствовалось в этой улыбке.

– Да вы не расстраивайтесь, – примирительно заговорил Игорь. – Можно вон пока землянику пособирать. Она сейчас как раз поспела.

– Да, видимо, только это и остаётся, – продолжал «поливать масло в огонь» недовольный пассажир.

Шверцев, сойдя всё-таки с трапа и пройдя пяток шагов в лес, видел, как тот направился в чащу и вскоре скрылся средь деревьев, наклоняясь в поисках спелых ягод. Игорь, сложив около рта ладони в виде рупора, крикнул ему:

– Если Борю встретите, скажите, что Игорь привёз груз и пусть он поторапливается!

– Обязательно! Подрабатывать курьером моё любимое занятие, – отозвался голос из леса.

Тем временем и остальные пассажиры уже вышли из транспорта. Фёдор Михалыч, пользуясь случаем, раскуривал трубку. Клавдия Ивановна вытащила козу и пасла её в сочных травах широкого поля, что простиралось за транспортом. Соня же подошла к пилоту.

– Скажите, пожалуйста, а могу ли я как-то связаться со своей фирмой? – спросила она.

– Да. Конечно. В салоне управления напротив крайнего левого кресла установлен компьютер, подключённый к Галаксинету. На пульте поверните синий рубильник, и панель с компьютером выдвинется ближе к креслу.

– Спасибо. – Соня слегка коснулась тонкими пальцами с изображениями райских птиц на ноготках его плеча и удалилась обратно на «Водовоз».

А тем временем полный пассажир всё дальше уходил от места посадки. Он собирал поспевшую землянику и кидал её в рот, радуясь возможности хоть на время покинуть душную каюту. Он, тяжело отдуваясь, нагибался ниже к земле и заглядывал под листья в поисках желаемого. Но вдруг он почувствовал, как на его спину мягко легло что-то тяжелое. Сквозь тонкую ткань спортивной куртки кожу в нескольких местах легонько кольнуло. Толстяк медленно выпрямился и повернулся вокруг себя. За его спиной стоял медведь. Самый обыкновенный.

– Здравствуйте, – вежливо сказал медведь.

В ответ на это толстяк, дико заорав во всю свою немаленькую глотку, ринулся обратно к транспорту, ломая на пути невысокий кустарник и приминая оборванную землянику.

Но, как известно, медведи бегают довольно-таки быстро, несмотря на всю свою неуклюжесть. И только толстяк пробежал метров пятьдесят, как из-за кустов сбоку высунулась морда того же самого мишки и проговорила, вежливо, но чётко:

– И бояться меня не надо.

Однако толстяк припустил ещё сильнее. Он орал, обезумев от страха, так что все лесные птицы поднялись в воздух и защебетали, оповещая весь лес о тревоге. Толстый мужчина уже выбегал на опушку, как в очередной раз услышал у себя за спиной сквозь топот тяжелых лап голос медведя:

– И не кричите, пожалуйста. Вы же всех напугаете, а так поступать нехорошо.

Но толстяк уже пулей вылетал из лесу и нёсся к «Водовозу» что было сил.

Коза, пасшаяся недалеко от транспорта, медленно и аморфно подняла голову. Она, равнодушно пережевывая траву, посмотрела на бегущего и орущего мужчину. Потом увидела медведя и с криком «Бе-е-е-е-е-е-е-е!» рванула вслед за толстяком. Клавдия Ивановна бежала следом за своей козой, и вскоре все трое достигли спасительного транспорта и, толкаясь, поспешили спрятаться внутри. Однако Игорь как ни в чём не бывало спокойно встал со своего импровизированного табурета и с радостной улыбкой смотрел на мохнатую тушу приближающегося животного. Фёдор Михайлович стоял рядом. Его трубка дымилась, но старик, держась за неё словно за спасательный круг, в упор смотрел в ту же сторону.

Медведь, добредя, наконец, до транспорта, встал на задние лапы и сказал:

– Здравствуйте.

– Привет! – весело воскликнул пилот.

Дед вынул изо рта трубку, изумлённо поклонился животному.

– Боря! – Лизонька выскочила из транспорта и подбежала к медведю.

Тот подхватил её обеими передними лапами и несколько раз подбросил вверх, аккуратно ловя в меховые объятия.

– А папа тебе мёду привёз. Целую бочку.

И Лиза развела руки в стороны, показывая, каких размеров должна была быть бочка.

– Мёд это хорошо. Спасибо. Я люблю мёд, – отвечал медведь, и пилот готов был поклясться, что на его морде засияла улыбка.

– Он говорит? – изумлённо проговорил дед.

– Да, – отвечал ему Игорь. – Учёные какой-то эксперимент проводили и теперь он говорит. Очень добрый и дружелюбный мишка. Главное, его кормить, и всё будет в порядке.

Фёдор Михайлович уже пришёл в себя и, выбивая трубку, проговорил:

– Вы, молодой человек, в следующий раз всё-таки предупреждайте. – Было видно, что его руки мелко-мелко трясутся и что лишь великим усилием воли этот статный старик сдерживает страх и, может быть, даже гнев оттого, что его не предупредили заранее.

– А почему он здесь?

Игорь вдруг почему-то расстроился, будто осознавание цели медведя в этих краях было ему крайне неприятно. Сложив на груди руки и тяжело вздохнув, пилот ответил:

– Он страж или привратник запретного города.

И более не говоря ничего, направился к грузовому люку выкатывать обещанное лакомство для мишки.

Фёдор Михалыч, придерживая у рта трубку, смотрел ему вслед. «Запретный город». Что-то он об этом слышал, но не помнил что.

***

После непродолжительного обеда с Соней на стоянке, Игорь, как обычно, зашёл проведать свою девочку (та листала какой-то девчачий журнал, валяясь на кровати и слушая радио) и, удостоверившись, что с той всё хорошо, направился в салон управления. Двое из пассажиров уже были там. Собственно, фигура одного из них, одетая в синюю спортивную кофту и такого же цвета спортивные брюки (отчего хозяин этой фигуры ещё больше походил на перекачанный воздушный шар), сразу же бросалась в глаза. А вот Фёдор Михайлович в своём элегантном сером костюме почти сливался со стеклами, за которыми небо было затянуто мутными светло-серыми облаками. Толстяк о чём-то горячо и убеждённо говорил деду. Тот, посасывая во рту свою пустую трубку, неприязненно смотрел на этого вечно недовольного человека. Объёмный пассажир закончил свой пылкий шёпот и поинтересовался своим обычным голосом, как бы ища окончательного решения:

– Ну, так вы согласны?

– Нет, – ответил ему Фёдор Михайлович, вынув трубку изо рта. – Я даже больше скажу: ваше предложение напоминает склочный заговор, а не благородное возмущение. Лично я уверен, что о таких вещах необходимо говорить прямо, а не втягивать толпу посторонних людей подстрекательствами.