Цифрономикон (сборник) Дивов Олег

Я очнулся в понедельник после обеда, бодрым и жизнерадостным. Подождал, пока развеются фиолетовые тени и утихнут колокольчики. Огляделся. Рекогносцировка на местности. За столом напротив незнакомый парнишка сосредоточенно перебивал в компьютер таможенную декларацию…

Или не незнакомый? Всплыло имя: Эльдар. И что его к нам пристроила мать, подружка Жанны нашей Темиртасовны. И что он с первого сентября на испытательном сроке…

Да, я очнулся в понедельник, только это был следующий понедельник, ровно через семь дней после утреннего побега из дома, Петровича с огурцами, чебуреков и всех остальных кусочков мозаики, создающей мой окружающий мир.

– Дмитрий Александрович, а вот здесь в тридцать первой графе – не подскажете, какой код может стоять, а то копия слепая?

Смущенный Эльдар смотрел на меня через стол.

Неделя! Неделя!!!

Я подошел к новичку, в двух словах объяснил ему, что может быть, а чего не может быть в тридцать первой, подтолкнул его к правильному интуитивному решению, обернулся к окну. Мы с Эльдаром выглядели мухами за стеклом для спешащих прохожих. Деревья подернулись желтым, солнце светило мягко, безвольно.

Я коротко нажал кнопку рутинатора и зажмурился.

События прошедшей недели сами выстраивались в голове, лезли пеной из бутылки, раскладывались пасьянсом – из ничего, из ниоткуда бралось – возвращалось ко мне назад мое собственное прошлое. Первый приступ паники быстро прошел. Всего несколько секунд – и кинолента недельной длины размоталась передо мной задом наперед, от понедельника через воскресенье к предыдущему понедельнику. Прошедшие дни прочно улеглись в памяти, с детальнейшими, даже, может быть, излишними подробностями – достаточно заглянуть на нужную полочку. Стоит захотеть. И разве можно говорить, что я что-то пропустил – если я всё помню?

Да и происходило ли в эти дни хоть что-то, чему стоило уделить внимание? Визит к Гульнариным родителям, семейный выезд в супермаркет с походом в кино на утренний сеанс и торопливым перекусом в «Мак-Дональдсе», рабочие неурядицы, заурядные плановые переговоры, пара скучных посиделок, наполовину пропущенный вечерний сериал. Всё проистекало так обычно, что грань прожитого и «срезанного» сразу начала расплываться. Просто еще одна календарная строчка выщелкнулась из обоймы.

От скачка на неделю я не почувствовал раздражения – ведь двойное нажатие упрощало жизнь каждый раз, когда повторение будничных действий могло бы взорвать меня изнутри. Похоже, новая версия программы сама слепляла «срезы» в неразрывную цепочку, исходя из моих предпочтений… Из моих ли? Вслушавшись в себя, я убедился: да. Рутинатор работал безупречно.

Были за срезанную неделю и достижения – на другом, «стратегическом» уровне. Я почти отладил бизнес-процессы с Бишкекским филиалом. Тамошние ребята сражались за свою самостоятельность до последнего, но Жанна железной рукой перевела их в мое подчинение – торговых интересов у «Алги» в Киргизии пока не было, а все вопросы логистики автоматом замыкались на наш отдел. Мой помощник выехал в Бишкек. Под моим дистанционным контролем он внедрял правила документооборота и тренировал менеджеров, а заодно искоренял в местном управляющем последние симптомы сепаратизма.

И конечно же, я наконец-то продвинулся со сборкой Моста! Стоило загнать подготовку деталей в процедуру, дело пошло полным ходом. Вечерами я уединялся с макетом, и балку за балкой, плашку за плашкой встраивал в конструкцию. Это раньше приходилось себя уговаривать: пару деталек, ну давай! Моделирование, мол, – дело для терпеливых. Маленькими шагами – в долгий путь, и всё такое. Мост – сколько раз во сне я видел его собранным, законченным! Теперь всё будет по-другому. Когда я вижу цель, она всегда достижима!

Рутинатор послушно тренькал в руке, открывая в ускоренной прокрутке все новые кадры прошедшей недели. Притормаживать не хотелось – это всего лишь прошлое, причем не самое интересное прошлое. Хватит и общего обзора. Искусственно отстранившись от своей обычной жизни, охватывая ее взглядом не участника, а зрителя, я чувствовал себя весело и возбужденно, как будто сбежал из класса перед контрольной работой.

Как же существуют другие – девяносто девять и девять процентов людей: соседи и случайные прохожие, продавцы в магазинах и дорожные полицейские, солдаты-срочники и врачи в поликлиниках, футболисты и шахтеры, чабаны и министерские служащие, домохозяйки и торговцы цветами… Почему «Рутинатор» до сих пор не покорил мировой рынок, не вселился в каждый мобильный телефон, почему программа валяется на задворках Интернета в бесплатной скачке? Те, кто написал ее, должны бы давно стать миллиардерами – ведь жизнь каждого из нас состоит в основном из повторяющихся однообразных действий!

До конца рабочего дня я больше не пользовался рутинатором, получая глупое, шаловливое удовольствие от самых обычных дел. Зашел к Тэтчеровне, доложился по Бишкеку, выпил ароматного директорского кофейку, изложил вкратце планы на осень по захвату мира. Эта часть работы мне нравилась: игра ума, обмен тонкими шутками, разговор профессионалов, знающих себе цену, ощущение того, что стоишь на ступеньку выше большинства не по протекции, не по случайному стечению обстоятельств, а заслуженно и по праву. Нет, визиты к Жанне Темиртасовне теперь, когда у меня снова всё наладилось с реализацией задач, к рутине я точно отнести не мог.

В кабинете Тэтчеровны я и нашел ответ, почему «Рутинатор» до сих пор мало кому известен и не может распространиться. Проще простого: потому что тот, кто научился срезать рутину, ни за что не поделится своим умением! Это же конкурентное преимущество: ты включаешь автомат, и за тобой уже не угнаться. Сколько бы луддиты не бегали с факелами и топорами – где они теперь, эти луддиты? А станки – повсюду. Они победили.

И у вас большие перспективы, Дмитрий Александрович!

Я вернулся домой поздно, как и во все предыдущие срезанные дни. Пришлось брать такси – общественный транспорт работал-таки на троечку, и последнего троллейбуса можно было прождать минут сорок. А у меня не было лишних минут. Меня ждал Мост.

На входе в квартиру попытался угадать, кто дома: Гуля или Гульнара. Сразу разобраться не получилось – со мной поздоровались из кухни. Пока я мыл руки, на столе появилась тарелка с подогретым ужином, а жена ушла укладывать Максимуса.

Вычурное гладиаторское имя почему-то прилипло к сыну, и он никак не хотел с ним расставаться. Лучше, чем «Максик» какой-нибудь, конечно, но пора бы парню начать превращаться в Макса или Максима… Как-то быстро он растет, подумалось вдруг. Прямо на глазах.

Мост был рад меня видеть. Заготовленные в выходные детали ждали монтажа. Мне нравилось работать без верхнего света. Стоваттная настольная лампа, которой я подсвечивал чертежи, отбрасывала от Моста сложную фигурную тень на стену. В кружевах света и тени оживали тевтонские призраки и бряцали забралами.

Я даже не заметил появления жены. Она тихо подошла со спины, чуть повернула меня в кресле, обняла за шею, села на колени. Прижалась ко мне тем особенным образом, что не оставляет сомнений в намерениях.

Мне очень хотелось закончить с крепежом вант на левой опоре, но отодвинуться, отстраниться – значило: обидеть. Я ни в коем случае не хотел обижать Гулю, и мы плавно отдрейфовали в сторону кровати, на ходу теряя одежду. Едва не опрокинули торшер. Гуля смешно округлила глаза в притворном страхе и приложила палец к губам. Тс-с, Димкин, скрытность и незаметность – наши козыри в этой игре. Нельзя будить Максимуса, правда?

Мы стянули на пол тяжелое покрывало и скользнули в прохладу постельного белья. Всё это было бы здорово, чудесно и замечательно, если бы случилось впервые. Но наш маленький спектакль разыгрывался бессчетное количество раз, и икс плюс первый выход актеров на сцену вряд ли мог внести в него принципиально новое звучание.

Гуля поцеловала меня в ключицу, провела носом по шее, тихонько укусила за ухо. Я подтянул ее к себе, длинным движением погладил от затылка до колена. Ты не виновата, девочка. И всё делаешь правильно. Просто сейчас не до тебя. Слишком много всего крутится в башке, и это мне сейчас интереснее.

Я нащупал лежащий в изголовье телефон и запустил рутинатор.

Осень-зима.

Узнаешь, где р. з.

Как ни странно, отношения с женой резко пошли на лад. Видимо, тот второй, полуавтоматический «я» гораздо четче следовал немудреным правилам совместной жизнедеятельности. В тех случаях, где у меня вскипела бы кровь или сорвало башню, мой близнец-дублер проявлял чудеса хладнокровия и разруливал любой назревающий конфликт, не скатываясь ни в смирение, ни в ссору. Я даже завидовал себе-тому, прокручивая нажатием кнопки срезанные дни и недели: как же он ловко справляется со всеми неурядицами! Насколько внимательным и предупредительным умудряется быть!

Порой я даже чувствовал себя уязвленным: ведь и без рутинатора мог бы жить с Гулей именно так: не выпячивая самомнение, не игнорируя просьб о помощи, не отстраняясь от общих трудностей, подтверждая свое к ней отношение не только словами и ласками… Но во мне-мне пока не всё было в порядке – от усталости и безразличия опускались руки, нехватка времени бесила до изжоги и дрожи в пальцах, а каждый лишний контакт даже с самыми близкими людьми грозил взрывом.

С рутинатором станет легче – я был уверен в этом, словно за плечом появился невидимый помощник, доброжелательный джинн, быстрый и сметливый Труффальдино, освобождающий меня от всего, что не требовало особого внимания. Не извольте беспокоиться, синьор! Будет исполнено, синьор! Вместо звонкой монетки мой верный слуга довольствовался кусочками времени. Почти натуральный обмен.

Иногда это были всего лишь минуты, чаще – часы или дни. Пару раз мне случалось срезать неделю, как в первый раз после установки новой версии «Рутинатора». Теперь не требовалось «записывать» шаблон рутинного действия, кнопка «Сохранить и повторить» больше не появлялась. Программа четко распознавала, за какое дело я собираюсь взяться, и при вызове сразу брала управление на себя. Отсюда и ощущение, что дублер понимает тебя без слов…

Слипание срезаемых отрезков времени оказалось удобным новшеством. Рутины самых разных видов и свойств идеально стыковались друг с другом, образуя продолжительные периоды времени, не требующие от меня ни экспромтов, ни размышлений. Утренняя гимнастика. Торопливый завтрак почти без слов – и Гуле и Максимусу предстоял нырок в собственную рутину. Транспортная сутолока, выученные наизусть плакаты и рекламные щиты за замызганным троллейбусным стеклом, одни и те же остановки в том же порядке. Дежурное «сдобрымутром» при входе в отдел, однообразные разговоры, ожидаемые проблемки, нудные мозговые штурмы, выданные на-гора предсказуемые результаты. Впору повесить на лоб табличку «Не беспокоить!».

Но я выпадал из-под действия программы сразу, как только на горизонте появлялось любое значимое событие, которому стоило уделить внимание по-настоящему, – что-то не укладывающееся в рутину, требующее моего полноценного вмешательства – или интересное само по себе.

Я почти на полный день отключил рутинатор, когда Тэтчеровна назначила меня начальником отдела. Прослушал лестные отзывы о своей работе, принял поздравления коллег – большей частью искренние, освоился в новом кресле с непривычным видом из окна, устроил дома праздничный ужин – для всего этого мне и не требовался рутинатор! Всё другое, всё непривычное, мечты с иголочки, фантазии из новой пачки.

Однако эйфория развеялась до обидного быстро. Уже через несколько дней я снова стал проваливаться во всё более долгие срезы. «Алга-Импорт» расцветала на глазах. Тэтчеровна заботилась о своем бизнесе, никогда не оставляя его без контроля надолго. Иногда мне казалось, что она давно пользуется рутинатором – иначе откуда обычной немолодой тетке взять столько энергии и упорства, чтобы изо дня в день тянуть лямку – пусть и директорскую, из мягчайшей кожи ручной выделки, сшитую по лекалам от лучших дизайнеров мироздания, но всё же…

А я понемногу приходил в себя. Жизнь проскальзывала вперед на ускоренной перемотке – ровно в том темпе, чтобы мне было нескучно. И вне рутины я тоже стал быстрее, резче, легче на подъем. Почти разучился нормально писать – пальцы не поспевали за мыслью, и приходилось лепить одну к другой первые буквы слов, выкидывая остальное. Расстановка слов в предложении – тоже достаточно предсказуемая вещь. Каждый охотник ж. з., слезами г. не п., поспешишь – л. н.

Вне действия рутинатора я стал хуже и меньше спать – не успевая устать за день. Сначала боролся с бессонницей, пытался потихоньку возиться с Мостом, но мелкие детальки и кропотливое копошение с ними уже не давали былого удовольствия – результат, маячивший впереди, волновал меня куда больше, чем процесс. Я снова ложился, прилежно закрывал глаза, считал слонов, даты, деньги, фуры, овечек, ворон, километражи, а когда это надоедало, просто-напросто запускал рутинатор. Уж дублер-то четко знал, что такое крепкий и здоровый сон.

Я едва смог проснуться, когда однажды ранним утром, опередив будильник, зазвонил телефон. Гуля, сняв трубку, вдруг странно замолчала, и это молчание бесцветным облаком расползлось по комнате. Даже сквозь сон я почувствовал, что через телефонный кабель в дом просачивается беда. Потом Гуля резко и сильно затрясла меня за плечо, сунула трубку к уху и непонятно пояснила:

– Это про Гарика.

Я слушал безжизненный мужской голос, а сам пытался вспомнить, видел ли я раньше хоть раз Гарикова отца. Эти размышления хоть как-то отделили меня от сути того, что говорил незнакомый человек. Трасса на Усть-Каменогорск. Плохая видимость. Под откос. Мгновенно. Прощание в четверг. От морга отъезжаем в девять. Да, будем с женой.

Гарика хоронили на Кенсайском – в могилу деда. Сутолока на посадке в «пазики», десять километров негромких разговоров и ощущения безвозвратности времени… Мы дразнили его Рыжухой, прятали его учебники, морщились, когда родители ставили нам его в пример. Умничка! Такой умничка! А после школы многое сделалось неважно, быстро забылось, развеялось. Отличники мыкались без работы, двоечники матерели и брались за ум или за пистолет, троечники тихой сапой, на упорстве или на фарте, выбивались в бизнесмены да в чиновники. Все постепенно пристроились, нашли свою дорожку и двинулись кто куда. Дорога Гарика оборвалась где-то на пути в Усть-Кам, разом и навсегда, и теперь оставшиеся озирались, словно не решались спросить друг друга: а в чем тогда был смысл всего? Учебы, шахматной школы, репетиторов, практики, усердия и стараний, маленьких побед и крошечных шагов вперед…

У могилы собралось столько народу, что мы видели только спины и спины.

– Привет, Гульнар, – негромко сказал Кайрат и пожал мне руку.

В черной толпе его притерло к нам – сам бы он, может, и не подошел бы. В автобусах я Кайрата не видел – значит, приехал на своей. Гуля кивнула ему в ответ. Когда-то мы были очень дружны, а потом одна дурацкая ссора вдруг подточила дружбу, разомкнула пути как железнодорожная стрелка. Повисла пауза. Молчание стало бы неудобным, если бы не соответствовало обстановке. Ничего говорить не требовалось. Впереди, за спинами, кто-то рыдал, кто-то сбивчиво выкрикивал грустные слова прощания. Нас здесь знала только мама Гарика, да еще пара одноклассников, так же мявшихся с ноги на ногу неподалеку.

На поминки мы ехать не собирались. Кайрат предложил подбросить до города. Гуля неожиданно согласилась.

В машине – потрепанном праворульном сарае – мне досталось «водительское» место, правда, без руля. Пытаясь склеить какую-никакую беседу, мы потыкались в биографические подробности школьных приятелей, но разговор быстро увял. Вспомнилось, как весело и непринужденно мы практически о том же самом трепались с Гариком – в тот памятный день, когда я впервые запустил рутинатор.

Почему же просто со знакомым легче найти общий язык, чем с другом? С Кайратом, а точнее, с Чипом – Чиполлино – мы просидели за одной партой семь лет, пока его родители не решились на переезд. Кайрат писал мне письма. Норильск, Дудинка, Тикси – по почтовым штемпелям можно было учить географию Заполярья. Тогда не было никаких предпосылок к тому, чтобы когда-нибудь снова оказаться соседями.

Семья Кайрата разобралась с гражданством, и он после школы отправился прямиком в российскую армию. Мой школьный друг был весь такой круглый, словно составленный из мячиков. Непослушные волосы норовили подняться на макушке смешным хохолком. Поверить было невозможно, что наш жизнерадостный Чиполлино оттрубит два года в десанте, а потом еще останется на сверхсрочную по контракту. Подумать только: прыгать с парашютом, снимать часовых… Хотя «Никто кроме нас» вполне ему подходило – Чип еще с младших классов встревал в любую распрю, пытаясь примирить спорщиков, разнять драчунов и частенько огребал от обеих сторон конфликта.

Наша переписка прервалась не сразу, и так же не сразу мы возобновили общение, когда он вернулся в Алма-Ату. Наверное, потому что это был не совсем тот человек, что уехал двенадцать лет назад. Я никогда не спрашивал Кайрата, где и в какие передряги его забрасывало. А сам он был на удивление несловоохотлив. Толком не успев сдружиться вновь, мы умудрились рассориться из-за ерунды – неудачной шутки, обидевшей Гулю. Мне надо было заступиться за жену, и я заступился. Но и в защиту Кайрата нашлось немало веских доводов. Так я поругался с обоими. С Гулей-то мы помирились быстро, а вот старый друг воспринял всё слишком всерьез.

Кайрат вел довольно резко, скашивая дуги серпантина, то и дело высовывая меня на встречку через двойную сплошную. Порой я инстинктивно начинал жать ногами несуществующие педали.

Мы уже въехали в город, когда он напоследок попробовал вновь завести беседу. Я был благодарен ему за эту попытку, хотя и так уже было ясно, что прошлое отчеркнуто, списано в архив, что дружба из чего-то осязаемого и живого уже переродилась в абстрактный скелет, музейное чучело.

– Странно так встречаться, – сказал он. – Плохо. Я вчера еду по Сатпаева, вдруг вижу тебя у «Рахат Паласа». Сначала думаю: дай хоть остановлюсь, парой слов перекинемся. А потом прикинул: ведь завтра на похороны. Там и увидимся. Вот…

– А что ты в центре делал? – удивилась Гуля.

Вопрос адресовался мне, разумеется.

– Я вчера в офисе – как пчелка в улье. Обознался, – сказал я Кайрату. – Когда за рулем, прохожие все на одно лицо.

– Может, и так, – не стал спорить он. – Гарика жалко.

Тут тоже спорить было не о чем, и в салоне вновь стало тихо.

Кайрат высадил нас почти у дома. Прощание получилось буднично-нейтральным. Никаких там «увидимся» или «до скорого». «Давай», «пока», «спасибо, что подвез» – по смыслу как «до свидания», но никаких «свиданий», конечно же, не планировалось. Как позже выяснилось, не планировалось только мной.

На следующий день я, как правильный, выбрался на перекус между часом и двумя. Еще одно преимущество рутинатора – тяга к режиму. Делу – время, но и отдыху – тоже время. Утренняя рутина отпустила меня только за обеденным столом. Я привычно проморгался, пока фиолетовые тени и контуры не истаяли без следа. На смену тонкому аромату полевых цветов пришел естественный «фон» общепита – запах свежих лепешек, жарящихся котлет, горячей воды, отголоски сигаретного дыма.

Кайрат взялся из ниоткуда – и плюхнулся на диван напротив меня. Не спросив разрешения, по-свойски.

Я всего лишь собирался в одиночестве утолить голод. Никакая компания мне для этого простого мероприятия не требовалась. Чип-Чип-Чип, мне давно стало скучно с тобой, и говорить нам особо не о чем, ты же сам всё понимаешь и чувствуешь, так зачем ты здесь? Телефон лежал рядом с тарелкой, и решение срезать ненужную застольную болтовню показалось разумным и естественным. Я приветственно кивнул возмутителю моего спокойствия и потянулся к заветной клавише с домиком.

– Руки от трубы! – неожиданно рявкнул Кайрат.

Наверное, это в армии учат так по-особенному повышать голос. Я отдернул пальцы от мобильника. Сердце заколотилось набатом.

– Ты чего, Чип? Командовать мной вздумал? Всем стоять, полиция Лос-Анджелеса?

А он вдруг рванулся вперед, молниеносно схватил мой телефон и сунул в карман.

– Давай поговорим без подручных средств, – сказал Кайрат. – Тема важная, а мобилы отвлекают.

– Отдай телефон, – медленно произнес я, глядя на обидчика исподлобья.

– А то что? – нагло ответил тот.

Вместо ответа я прыгнул вперед. Пальцы сами скрючились, превращая руки в звериные лапы. Я готов был вцепиться мерзавцу в горло. Как он посмел взять мой рутинатор?!

Наверное, это здорово смотрелось со стороны. Тело мое красиво и хищно перелетело через обеденный стол, сметая коленками солонки и перечницы. Но Кайрат оказался где-то сбоку и вне пределов досягаемости. Я рухнул вперед, лбом в диванную спинку, а уже в следующее мгновение заломленная за спину рука и болезненный тычок в ребра подтвердили мои худшие опасения: вряд ли без подготовки можно совладать с чертовым десантником, даже если это всего-навсего Чиполлино, наш незадачливый увалень, объект насмешек всего класса.

– Всё хорошо, всё нормально! – крикнул Кайрат спешащей к нашему столику официантке. – Друган – спортсмен, прием мне показывает!

Та что-то буркнула в ответ и ушла на кухню.

– Остыл? – спросил Чиполлино, немного ослабляя хват.

Я кивнул.

– Рубашку поправь и сядь спокойно, поговорить надо.

Он занял мое место – получилось, что мы поменялись местами. Нас снова разделял стол.

– Зачем соврал? – спросил Кайрат.

Врать ему у меня не было причин – ни по какому поводу.

– После кладбища, – уточнил он, – я спросил про «Рахат Палас», а ты прикинулся, что знать ничего не знаешь.

Я возмутился:

– Что – знать? Я на Сатпаева года полтора не был.

– Хорошо подумал? – В голосе одноклассника появились настораживающие холодные нотки.

– Так, стоп! – Я поднял перед собой ладони. – Тут какая-то лажа. Давай нормально рассказывай: в чем дело?

Кайрат хмыкнул:

– Не знал бы тебя, как облупленного, давно сдал бы своему шефу. Или сразу Тэтчеровне.

Он достал из-за пазухи и развернул сложенный пополам листок с фотографией. На снимке, сделанном откуда-то сверху, похожий на меня парень поднимался по ступеням. Дата в углу – недельной давности, половина восьмого вечера.

С трудом сопоставив свои дела с календарем, я удостоверился, что в тот день допоздна готовил документы по Бишкеку. И, разумеется, ни в какой «Рахат Палас» не ездил. Пальцы прямо чесались нажать кнопку рутинатора, но телефон был у Кайрата.

– Говоришь, допоздна, – он положил передо мной вторую бумажку – обрывок рулонного листа с перфорацией. – «Алга-Импорт», распечатка с турникета на входе.

Та же дата, четыре строчки корявых матричных буковок. Стрелка вправо – вход, стрелка влево – выход. Пропуск номер такой-то, владелец – я, прибыл на работу в 08:56, вышел в 18:50, вернулся в 21:21, окончательно свалил в 23:30.

– Комната четыреста шесть, – негромко сказал Кайрат. – «Рахат Палас», девятнадцать тридцать, посетитель в четыреста шестой к господину Кхонг Шин Сы, гостю из Китайской Народной. Показать выписку с ресепшена?

– Дай, пожалуйста, телефон, – попросил я. – На минутку.

– Только без звонков и эсэмэсок, – Кайрат вернул мне мобильник. – А то восприму как недружественный акт.

Опустив глаза и убрав руку с телефоном ниже уровня стола, я вошел в рутинатор через меню, нашел в календаре нужную дату, из выпавшего контекстного списка выбрал «Обновить». Запрошенный день всплыл в памяти, как подводная лодка, выпрыгивающая на поверхность моря. Струи желаний и намерений хлещут по верхней палубе, водопады эмоций, слов, встреч, занятий стекают с корпуса, омывая капитанскую рубку.

– Какая-то ерунда. Я стопроцентно уверен, что не выходил из офиса.

Кайрат вынул распечатку у меня из-под руки.

– Предлагаешь рассматривать версию о переодетом артисте с временно украденным у тебя пропуском?

Я не ответил, только крепче сжал губы. Сам передал ему назад мобильник.

– Диман, – сказал Кайрат неприятно доверительным тоном, – ты хотя бы мне объясни, без передачи, что у вас за дела с Шин Сы! Он же не просто так приехал, он на тот год с «Алгой» контракт готовит. При таких раскладах ваша встреча выглядит очень странно. И лучше все странности снять прямо сейчас, пока мне не пришлось своего шефа вводить в курс.

«Шеф» – начальник отдела безопасности компании «АлгаИмпорт», пришел к нам из министерства сразу после выхода на пенсию, эмвэдэшные корочки остыть не успели. Люди с таким опытом, связями и весом легко находят работу в частном бизнесе. Тэтчеровна ценила его безмерно, а «шеф» отвечал настолько ответственным подходом к кругу своих обязанностей, что в этом иногда проглядывала параноидальная симптоматика.

– И еще: зачем телефон просил?

– Кайрат, – спросил я, – скажи, ты мне веришь?

– Пока да, – прямолинейно ответил он. – Хотелось бы и дальше.

– Тогда попробуй переварить…

Я, как мог коротко, изложил ему суть. Не как рутинатор работает – этого я не знал, а что он делает. Рассказал о том, насколько облегчилась моя жизнь. Про успехи на службе, про покой в семье. Он изредка задавал наводящие вопросы, что-то уточнял. Потом я закончил, и мы пару минут просидели молча.

– Ты хоть слышишь себя со стороны? – наконец поинтересовался Кайрат.

Что ж, я и не надеялся, что он воспримет правду. Но попытаться стоило.

– Ты говоришь, что загруженный в мобилу софт выносит тебе мозги так, что ты толком не можешь вспомнить, чем занимался! Нет?

Если он что-то и усвоил, то крайне примитивно. Армейский минималистский подход.

– И вот в состоянии лунатизма ты выходишь из офиса, едешь через полгорода, что-то перетираешь с китайцем, которого даже в глаза не видел. Возвращаешься назад и начисто забываешь, где был и что делал. И волшебная кнопка в мобильнике тоже не помогает, а?

– Ты не так понял… – попытался возразить я.

– Всё я понял как надо, – оборвал меня он. – Съел и переварил.

Повисла бестолковая пауза. Мы оба оказались на перепутье, и каждый втайне надеялся, что другой сделает первый шаг вперед.

– Просто попробуй, – сказал я.

– Что?!

В его голосе было столько презрения – или брезгливости, – что меня это задело.

– Сначала спрашиваешь, верю ли я тебе. Да, говорю я, стараюсь! Развесив уши, слушаю образцовую небылицу. Полный бред, но я заставляю себя поверить. Это же Диман, мы за одной партой, и всё такое. Просил поверить? Верю. Верю! И тут же – что? А вот что: мой добрый дружок-корешок всерьез предлагает: запусти-ка, Чип, эту гнусь себе в голову и посмотри, что получится!

Редкие посетители поглядывали на нас настороженно.

– Пока не попробуешь, не поймешь… – смешался я.

Кайрат отрицательно помотал головой:

– А не всё стоит пробовать в этой жизни. Тебе ли не знать. У нас четверть класса скурилась да скололась. Допробовались, бляха муха!

– Это просто программа!

– Которая перехватывает управление, Диман. Управление тобой. Твоим кочаном. Либо ты меня дуришь. И тогда я – идиот, а ты – сука.

– Ты не идиот, – сказал я. – Ты Чиполлино.

Секунду он молчал, а потом мы оба засмеялись.

– А Чиполлино, – Кайрат погрозил мне пальцем, – всегда стоит на стороне добра. И поэтому не лезет в сомнительные схемы. И делает то, что умеет. А что я умею, как ты думаешь? Правильно думаешь! Красться, нападать, стрелять. Убивать при необходимости. Так что мне совсем не нравится идея, что кто-то овладеет моим телом и воспользуется вложенными в него навыками.

– Ерунда какая-то, – повторил я. – Не пойму, как теперь что. Всё было классно.

– Что именно – классно? – уточнил он. – Уколоться и забыться?

– Да пошел ты! При чем тут наркота?

– А эффект похожий. Не снаружи – изнутри. Так-то всё чин по чину – усердие, трудолюбие, пашешь с рассвета до заката, Тэтчеровна для тебя вот-вот доску почета заведет. Но это ж на чужом горбу, а? Сам же чуешь! По щучьему велению вставай, печка, к лесу задом! Всё – морок, всё – дурман. Не внутри – снаружи. Твои успехи – не твои, твое время – сдано в лизинг. Скажи-ка, можешь прямо сейчас выкинуть эту хреновину?

Я непроизвольно сжал кулаки и почувствовал, как взмокли ладони.

– Ты на игле, дружище! – поставил диагноз Кайрат. – Эта дрянь жрет твое нутро. Где ты вообще на нее натолкнулся?

– Гарик дал, – тихо сказал я.

Кайрат уставился сквозь меня. В его взгляде крутились шестеренки, ключи входили в замки, выступы цеплялись за пазы, тугой механизм вырабатывал мысль.

– Твою ж мать! – шепотом резюмировал он. – Сиди здесь, никуда не дергайся, я вернусь через полчаса.

Кайрат приподнялся с дивана и по-крабьи выбрался из-за стола. У него в кармане зазвонил мой телефон.

– Гуля, наверное, – объяснил я.

Два звонка, три.

Кайрат протянул мне мобильник. Как же всё тошно и страшно. Взяв телефон в руку, я без раздумий сбросил звонок и вдавил клавишу рутинатора.

Исчез стол, исчезли уютные диванчики вместе с барной стойкой, полом и крышей, и заряд колючего, совсем зимнего снега хлестанул меня по щекам. Я стоял без шапки на морозе, в сумерках, и золотым заревом вдалеке светилась Алма-Ата. Кресты, шесты, звезды и столбы черными силуэтами проступали на фоне сиреневого неба, отбрасывая фиолетовые тени. Снежинки таяли на губах запахом полевых цветов, с хрустальным звоном бились о чугунные оградки Кенсайского кладбища.

Я стоял перед могилой Гарика. Холм уже почти осел, цветы сгнили и заледенели. Белая крупа забилась во все неровности почвы, собралась на черных лепестках и листьях. Руки коченели в задубелых карманах зимней куртки.

– Чиполлино, отдай мобилу, – попросил я.

Даже не зная, здесь ли он. Просто предположил.

– Сначала скажи, какое сегодня число, нарколыга недоделанный!

Он стоял за спиной, в нескольких шагах. Даже если я брошусь на него, одного прыжка не хватит. Он сильнее и опытнее. Гад!

Мысли разбредались как овечки по склону, а чабану было не до них. Чабан искал свой спасительный телефон с волшебной кнопкой «Хоум». «Хоум» – домой! Как попасть домой, в свою собственную жизнь, когда этот гад снова отнял мой мобильник?!

– Число, – настаивал он. – Не помнишь? Тебя же сейчас любая психушка забесплатно примет! Давай, Диман, давай, вспоминай, сколько ты от меня бегал!

Я? Бегал? Бессильная злость накатила как цунами. Бегать еще от этого урода!

– Я тебя просто игнорировал, ясно? – крикнул я, наконец, к нему повернувшись. – Потому что ты у меня в печенках уже сидишь! Вторую неделю прохода не даешь!

Это было сказано наугад. В тумане незнакомой реальности, без рутинатора под рукой, я никак не мог найти опору, точку отсчета, чтобы сориентироваться во времени.

– Вторую? – издевательски засмеялся Кайрат. – Молодца, лунатик, на широкую ногу живешь! Календарь бы тебе не помешал. Жаль, с новогодними подарками я опоздал немного!

Как удар в челюсть.

– Что говоришь такое? – Я зажмурился, сгорбился, сжал щеки ладонями.

Какой Новый год, что он несет?!

– Двенадцатое января, говорю. Хэппи Нью Йир, Диман! Сердечные поздравления от «Хай Мун Инкорпорейтед»!

Щемящая пустота, черная дыра раскрылась в легких, пустила щупальца в желудок и в глотку. Запершило в горле, на глазах навернулись слезы.

– Отдай телефон! Пожалуйста!

Я готов был просить, канючить, клянчить, валяться у него в ногах, ползти за ним на коленях – или обхватить руками его бычью шею, воткнуть пальцы в кадык и сжимать хватку, пока гадская луковая голова не оторвется к чертям. Чтобы потом забрать свой рутинатор и быстро разобраться, что я, где и когда.

Но Кайрат отволок меня в машину и повез прочь. Какой-то сгорбленный старик закрыл за нами кладбищенские ворота. Печка дышала в лицо горячей сыростью, дорога едва угадывалась сквозь запотевшие окна, из дверных щелей тянуло льдом и ночью. Двенадцатое января. Неужели правда?

– Ты в беде, Диман. Хоть сам это понимаешь?

Я сидел скрючившись, сжав коленями заледеневшие ладони. Тупо ныла левая скула.

– Ты что, меня бил?

– Самую малость. До сих пор не верю, что, наконец, с тобой разговариваю. Боялся, заберу телефон, а ты всё равно останешься в трансе. «Под рутинатором» – так это называется? Сколько ты уже?.. Что последнее помнишь?

Двенадцатое января. Декабрь, ноябрь, октябрь. Максовы каникулы… двое каникул. Новый год. Ничего нет. В башке на этом месте – плотный занавес, туман, барьер.

– С нашей встречи. Позвонила Гуля, ты отдал телефон.

– И вот мы здесь, – подытожил Кайрат. – Зашибись.

– Зачем мы сюда приехали? – спросил я.

– Ты сам приехал.

Кайрат помолчал, а потом добавил:

– Чтобы вытащить тебя.

– Зачем?

– Мы же друзья, нет?

Я кивнул и одновременно пожал плечами. Если смотреть по отдельности, то кивок – согласие, плечи – сомнение. Но вместе – этакое «само собой разумеется, елы-палы!».

Ни в чем я не был уверен и, получается, соврал Кайрату – даже без слов.

Мы долго петляли по незнакомому проселку и вдруг неожиданно въехали в Алма-Ату. Окна многоэтажек горели желтыми, оранжевыми, белыми огнями, в некоторых промелькивали силуэты людей, переливались радугой отсветы телевизионных экранов – шла обычная, будничная, рутинная жизнь.

– А мы куда? – спросил я.

– Думал, телефон спрячу, а тебя в плен увезу? – усмехнулся Кайрат. – Буду держать на привязи, как героинщика, пока ломка не пройдет? Не получится, Диман. «Рутинатор» лежит в свободной раздаче. Включить его снова – усилий никаких. Поэтому просто помни: сейчас, возможно, последний шанс избавиться от этой дряни. Нажмешь на кнопку… Я не знаю, встретимся ли тогда еще.

Он сунул мне в руку мой смартфон.

– Слушай внимательно. Китаец твой, Шин Сы…

– Он не мой.

– Хорошо, наш. Стратегический партнер компании «Алга-Импорт». Любимчик Тэтчеровны, ключик к несметным сокровищам и так далее.

– Ну?

– Он же – представитель компании «Хай Мун Инкорпорейтед», зарегистрированной в Гуанчжоу.

Меня слегка зазнобило. А Кайрат еще не закончил:

– Он же – крупный заказчик одной алма-атинской нотариальной конторы. Апостили, регистрация представительства, заверение документов, выезд на сделки. Приоритетное обслуживание, статус «золотого клиента». А теперь догадайся, кто в этой нотариальной конторе вел персональное обслуживание господина Кхонг Шин Сы.

Это был уже не озноб. Настоящий колотун.

«Думаешь, у нас в нотариате рутины мало?»

– Кто-то в курсе? – выдавил из себя я.

– Менты дело давно закрыли – чистый несчастный случай, никаких противоречащих признаков. Тэтчеровна отмахнулась, как от мухи. Она на этого Шин Сы молиться готова. Шеф разрешил повозиться – не за счет конторы и не в ущерб рабочему времени. Вот, вожусь.

Тут нужно было что-то сказать, но голову словно набили ватой, и я целую минуту так и сяк крутил разные слова, составляя их в совсем простую фразу:

– Я могу помочь?

Кайрат бросил на меня короткий взгляд и снова уставился на дорогу. Мы уже повернули в Турксибский район, до моего дома оставалось минут пять езды.

– Я хочу помочь.

– Сначала реши, что делать с этим, – он показал пальцем на телефон в моей руке.

Человеку, расставшемуся с сигаретой, лучше выбирать столик в зале для некурящих. Бывшего алкоголика лучше не провоцировать традиционным «на посошок».

Я попросил Кайрата притормозить у магазина мобильной связи. Выбрал на витрине простую и недорогую китайскую трубку «Сезам». Совсем недавно мы такие оформляли на ввоз, тонны три. Минимум функций, крепкий корпус, надежная батарейка, больше ничего не требовалось. Переставив сим-карту, я отдал старую трубку Кайрату:

– Ты у нас вроде как не на игле? Спрячь куда-нибудь… до лучших времен.

Что это будут за времена, когда они наступят и благодаря чему – нет, вряд ли кто-то на всем белом свете мог бы дать осмысленный прогноз.

Дома было пусто, на кухонном столе записка от сына. «Уехали к бабушке с ночевой. Дядя А. приехал из Ч., дед готовит дымляму. Позвони маме, а то она сердится, что ты трубку не берешь. А лучше приезжай! MAXIMUS».