Беги, Василич, беги Северюхин Олег

Глава 13

Аккуратно сложив бумаги и проложив свою закладку между читанным и нечитанным, я пошёл в общую залу-гостиную на обед. У нас в семье обедают практически в одно и то же время, поэтому я не стал ждать приглашения.

Стол был уже накрыт и, сполоснув руки под краном, я сел за стол. Обед без борща или какого-нибудь супа это не обед, а так поедание продуктов, которые отяжелят ваш желудок и могут привести к несварению продуктов.

– Клара Никаноровна, – спросил я, – а дедушка ваш не наблюдал в медицинских учреждениях по поводу психических заболеваний?

– Нет, не наблюдался, – рассмеялась старушка, – но все говорили, что он невозможный фантазёр и ему следовало бы заняться написанием фантастических романов и получать за это большие деньги. А дедушка был человек мудрый и в споры ни с кем не вступал, пытаясь доказать правоту. У нас ведь в России как? Если человек доказывает, что он нормальный человек, то это считается признаком ненормальности и человека подвергают принудительному лечению. И чем активнее он это доказывает, тем дольше он находится в психушке и тем более жестокие приёмы «лечения» к нему применяют. А точно так же и в судах наших. Напишут на человека донос, а человек пытается доказать свою невиновность. И чем активнее он доказывает свою невиновность, тем больший срок ему дают. Иногда даже и расстреливают за это. А потом, когда всё выясняется, то про расстрелянного говорят: эка, дурак какой был, признал бы вину, коленкой в грудь постучал, раскаялся бы притворно, получил бы небольшой срок и сейчас гулял на свободе как бы с чистой совестью, а так вот до стенки допрыгался. Глупый человек. Дедушка ещё говорил, что каждому человеку нужно знать, как ходить по подвесным мостам и преодолевать болота. Очень, – говорил, – нужное занятие в наше время. Да вот, у меня даже его инструкции писаные остались. Перед смертью всё меня чему-то учил. Я тебе после обеда эти бумажки-то и отдам.

После обеда она вручила мне листов десять писчей бумаги, исписанной уже знакомым мне почерком. Всё-таки, раньше, то есть до революции и примерно лет пятьдесят после революции в России сохранялся такой предмет как чистописание. Дети писали по прописям, выписывая по образцам красивые буквы и совершенствуя свой почерк, который может прочитать даже неграмотный человек и провизоры в аптеках не мучились с расшифровкой лекарственных рецептов.

Я сел на диван и стал читать. Это действительно были рекомендации по преодолению естественных и искусственных препятствий.

«Если вам приснится, что вы ходите по болоту или топким местам – это обозначает неблагоприятные обстоятельства, призрачное наследство, разочарование в сердечных делах; встретить чистые лужицы и зелёные кочки на болоте – удача; оказаться посреди болота – неспособность исполнить свой долг; видеть других людей в болоте – огорчение от близких людей. Этот сон может предвещать болезнь. Гнилое болото – богатство; увязнуть в болоте – обман; тонуть – неудача, большая ошибка, опасное дело; болотной тропкой идти – препятствие в делах, поклеп, сплетни; болото возникнет на месте поля – голод будет, родственник помрет; ходить по топкому болоту – жди болезни, чужие неприятности; упасть в болото – неприятности.

Болото – это участок суши с избыточным застойным увлажнением грунта, заросший влаголюбивой растительностью.

Болота бывают низинные и верховые.

Низинные встречаются в поймах рек и ручьев, также образуются за счет зарастания водоёмов, питаются в основном грунтовыми и поверхностными водами. Они наиболее опасны и труднопроходимы.

Верховые (моховые) питаются за счет атмосферных осадков, образуются в результате эволюции низинных болот, но могут встречаться и на водоразделах.

Некоторые виды болот являются самыми экологически чистыми местами.

Нужно сразу и на глаз определить проходимость болота по следующим признакам.

Проходимое болото:

– его покрывают густые травы вперемежку с осокой;

– на болоте видна поросль сосны;

– болото покрыто сплошной порослью мха и толстым слоем очесов старого, разложившегося мха.

Труднопроходимое:

– среди мха попадаются частые лужицы застойной воды;

– на болоте растет пушица – трава, на которой после цветения остаются, головки пуха;

– болото поросло густым кустарником, ивой, ольхой, елью или березой.

Непроходимое:

– покрыто камышом;

– по болоту плавает травяной покров;

– травяной покров полностью отсутствует.

При передвижении по болоту нужно иметь с собой шест и плетёные болотоступы. Главное правило – никогда не спешить и не стоять долго на одном месте.

Путь безопаснее прокладывать по кочкам, около кустов и стволов деревьев, при ходьбе по кочкам ногу ставить посредине, плавно перешагивать, опираясь на шест. Нужно наступать на корни, как можно ближе к стволу. Перепрыгивать с кочки на кочку категорически нельзя.

Большую опасность представляют озера, заросшие торфяно-растительным покровом, под которым находится вода. Это первая стадия развития низинного болота. Такие озера нередко имеют глубокие водоёмы-окна, сверху затянутые плавучими растениями и травой. Проваливаешься в них сразу и глубоко. Если земля вокруг пойдет ходуном и волнами, то вы вступили на сплавину. Чем быстрее и сильнее волны, тем тоньше сплавина.

Если при остановке вокруг вас начнет собираться вода, значить сплавина тонка и скоро прорвется. Совет старый – не делать резких движений и не стоять на месте.

По возможности нужно прощупать перед собой почву шестом. Следует избегать участков, вообще лишённых растительности, даже если на вид кажется, что поверхность земли сухая и твердая.

Если провалились быстро и глубоко, то, скорее всего, вы прорвали сплавину и провалились в озеро. Ничего страшного, можно выплыть, если освободиться от груза, который несете.

Верховые болота имеют форму шапки, центр болота бывает выше на несколько метров. Наиболее опасны окрайки верховых болот, то есть вход и выход на болото. Но даже в центральной части верхового болота могут встречаться мочажины (окна). Их обязательно нужно обходить стороной.

Сам вид болот очень обманчив. Иногда тонкий поверхностный слой неглубок и лежит на твердом грунте. А, бывает, что поверхность, которая кажется прочной, может не оказать сопротивления ногам.

При передвижении по болоту нужно держаться ближе к деревьям. Если есть возможность, то заболоченные участки лучше обойти стороной. Если со всех сторон плохо, нужно рубить ветки и тонкие деревья и бросать их друг на друга крест-накрест. Так можно пройти любое болото.

Если вы всё-таки провалились, нужно лечь на спину, принять горизонтальное положение, освободиться от груза и начинать выбираться.

Главное – не поддаваться панике и не делать резких движений. Нужно медленно выползать, опираясь на шест и дотягиваться до кустов или деревьев. Если они вырываются с корнем, всё равно их нужно подтаскивать под себя. Если ваши сапоги утонули, то нужно выскочить из них. Лучше быть без сапог на сухом грунте, чем в сапогах, но в болоте».

Глава 14

Информация интересная, но зачем она мне? И ещё более важно, а зачем она вам? Вы что, собрались прогуляться по болотам? Захотелось развеять тоску? Так для этого очень много других способов.

Хотя, в середине семидесятых годов мне довелось побывать на Вологодских болотах. Они тянутся от Вологды до самого Питера. Огромнейшие болота и неиссякаемый источник чистой воды.

Вода кристальная. Опускаешь руки в мох и ладони заполняются чистейшей водой. Пьешь ее и думаешь, что ни в каком водопроводе не бывает такой вкусной и полезной для организма воды.

Болото покрыто бугорками растительности с порослью сосны. Именно поросль, маленькие засохшие стволы сосны длиной в полтора-два метра. Движение идет от бугорка к бугорку по вибрирующей под тобой поверхности, в которую ты погружаешься по колено и ещё чуть больше. У проводника обязательная палка более двух метров длиной, да он и так все дороги там знает, не заблудится. Зато по осени на этих бугорках море вологодской клюквы, кислой и в тоже время вкусной, в которой витамины так и пищат.

На этом болоте ты не пропадешь от жажды и от голода. Всюду видны маленькие озерца, в которых вода имеет как бы черный цвет, но когда зачерпываешь ее руками, то она такая же чистая и прозрачная, как в любом другом месте этого болота.

Для выживания в болоте нужна маленькая мормышка и кусок лески. Из высохшей сосенки делается удочка. Забрасываешь мормышку в маленькое озерцо и через несколько секунд поклевка – черный болотный окунь. Затем ловля идет на окунёвый глаз. Десяти минут достаточно для того, чтобы наловить рыбы на хорошую уху. На пригорке разводится костер и готовится аппетитная и наваристая похлебка.

Но в толще болота живет свирепый и кровожадный хищник. Он утаскивает путников на дно, а кого утащить не может, отрывает что-нибудь.

На моих глазах члену нашей экспедиции оторвало половину ноги. Мы еле смогли спасти молодого человека, а зловещие щупальца неоднократно появлялись тут и там, отмечая маршрут нашей группы.

Мы приготовили мутовки из маленьких засохших сосенок и бросали этим щупальцам. Крик боли и ненависти слышался из-под толщи воды и мха, пока мы не вышли на твердую землю.

Вы, наверное, не знаете, что такое мутовка? Мутовчатость это характеристика растения, когда на одной оси ствола расположено три или четыре ветки. Сосна как раз относится к таким видам. А вообще, мутовка это такая палочка, обрезанная по оси расположения веток, которые подрезаны и удобны для взбивания сливок до тех пор, пока они не превратятся в масло. На наших мутовках ветки были длинными и острозаточенными.

Не волнуйтесь. Этого не было. Это я так, для любителей всяких страшилок сочинил. Чем больше живность, тем меньше тварь, поедающая ее. Самые большие динозавры питались травкой, а их поедали маленькие динозаврики. И всех вместе поедали самые опасные хищники – вирусы и микробы.

«движение по качающимся мосткам не совсем приятное дело, как это кажется со стороны. Мы прекрасно понимаем, что удержание равновесия зависит от постоянных тренировок как вестибулярного аппарата человека, так и от привычного сокращения мышц, обеспечивающих устойчивость человека, а если человек знает, что непроизвольное падение приведет к трагическим последствиям, то это ещё более усугубляет дело. Раскачивание мостков совершенно недопустимо, так как оно грозит нарушением самой конструкции. Мостки это как способ передвижения по реке Стикс, наполненной разными чудовищами, старающимися ухватить то, что осталось от той, бренной жизни появляющихся здесь людей. Второе, что нужно учитывать при преодолении определенного расстояния. Там, где нет поручней, там есть сходы, но сходни нужно нести с собой. По моему разумению, каждая перекладина являет собой четверть, а половина четверти равна двенадцати с половиной, но мостки нужно закреплять так, чтобы их не унесло, потому что тогда можно навсегда остаться там, где ты бы не хотел находиться».

Что это написано, я совершенно не понял. Что такое Стикс, я знаю. Если кто-то заинтересуется, то может посмотреть в энциклопедии, но это всё сказки и в реальной жизни этого быть не может потому, потому что этого быть не может.

Глава 15

Два дня меня не было. Пригласили на встречу литераторов. Обещали, что приедет президент. Все улицы перекрыли, на всех чердаках снайперы поблескивают оптическими прицелами и белыми зубами, людей обыскивают, машины идут в объезд, одним словом – введено военное положение в окрестностях того места, куда собирают литераторов и близких к ним людей для того, чтобы послушать, что им скажут. Решил не ходить. Думаю, и без меня обойдутся. Что такое встреча литераторов или поэтов? Даже определить трудно. Что, я буду с кем-то обсуждать свои творческие замыслы? Фига с два. Со мной кто-то будет обсуждать их творческие замыслы? Тоже фига с два. Кто-то из приближённых стихами своими похвастается. Вот так вот, вас не печатают, а у меня каждое слово в печать. Вот пусть он со своим печатным словом сидит и внимает царским указаниям. Уехал домой. То есть в свой старый дом. Один дома побуду. Тишина, покой, можно полежать на диване и обдумать то, что я хочу написать. А что я собирался писать? Совсем забыл с этим новым домом и записками сумасшедшего деда.

Диван всегда был врагом и другом писателя. Любого. Стоит только лечь на диван, как сразу приходят разные мысли о том, как лучше описать тот или иной сюжет. Нормальный человек должен вскочить с дивана и записать всё на бумаге, а затем продолжить созерцание потолка над диваном. Но это нормальный писатель, а все остальные писатели ненормальные, потому что иногда такое напишут, что волосы дыбом встают, а когда конкретному писателю нужно встать и записать умную мысль, он спокойно лежит в горизонтальном положении, блаженно думая о том, что ещё несколько минут и он всё запишет, а глаза тяжелеют, веки слипаются и он засыпает. И самое главное, когда он проснется, он никогда не вспомнит того, что пришло ему в голову на мягком диване.

Мои глаза тоже начали закрываться и в самый сладкий момент раздался резкий телефонный звонок.

– Кому не спится в ночь глухую? – раздражённо подумал я, встав с дивана и подходя к телефону. – Слушаю вас.

– Олег Васильевич? – раздался в трубке приятный мужской голос. Надеюсь и вы догадались, кто мне звонил домой. Их там в высших школах и на высших курсах, вероятно, обучают такому голосу, который должен расположить собеседника, и не только расположить его, но и завербовать на слежку за своим лучшим другом или руководителем и при этом не чувствовать угрызений совести, а быть уверенным, что ты выполняешь самое важное в жизни задание по обеспечению безопасности Великой родины. – Вы не могли бы сегодня заехать к нам, часиков так в пять, вернее в семнадцать часов ровно, а то один товарищ заявился к нам пять часов утра. Так и сказал, что вы меня пригласили в пять часов и я пришел в пять часов.

– А что за вопрос? – спросил я, своим вопросом подразумевая, что приду обязательно.

– Ничего страшного, – ответил мой собеседник, – просто нужно уточнить некоторые детали.

– Сухари и белье с собой брать? – попытался я сострить, намекая на то, что в нашей стране от сумы и от тюрьмы не зарекаются и то, что мы до сих пор не в тюрьме, это не наша законопослушность, а просто недоработка компетентных органов.

– Как хотите, – спокойно сказал голос, – у нас у каждого под столом стоит тревожный чемоданчик, вдруг придется срочно куда-то уезжать…

– У вас, наверное, каждому определена страна и куплены билеты? – задал я оппозиционный вопрос.

– До пяти часов, – сказал голос в трубке и что-то щелкнуло.

Я их понимаю. Если они будут честно выполнять свой долг и исполнять все приказы командиров и начальников по подавлению своих соотечественников, протестующих против нечестных выборов и не имеющих другой возможности выразить свое мнение и отношение к политике руководства, то на следующем «нюрнберге» им придется отвечать на вопрос, что их подвигло исполнять преступные приказы. Если они не будут исполнять свой долг, то их посадят рядом с уже посаженными ими оппозиционерами и они будут смотреть друг на друга как кошка на собаку, по какой-то причине попавшие в одну клетку. И во всём будет виновато начальство, которое не собирается слушать народ и делать всё для народа. В проигрыше останемся мы и они, как представители народа, а начальники всегда будут наплаву. Ворон ворону глаз не выклюнет.

Глава 16

На входе в управление федеральной службы безопасности меня встретил молодой человек, представившийся Никодимом. Мода на русские имена идёт волнами и этот сотрудник как раз и родился на этой волне. Когда я слышу такие имена, мне всегда вспоминаются бессмертные строчки поэта Безыменского: «И в очередь пятым – по списку шестым – к нему подошёл лейтенант Кербештым».

В управлении был сделан евроремонт. Старинные коридоры с современной отделкой. По этим коридорам водили жертв сталинских репрессий, и сейчас по ним ходят потенциальные жертвы и потенциальные правоприменители, мягко говоря.

Несмотря на отделку коридоров, обстановка в кабинетах как была, так и осталась со времён незавбвенных товарищей Ежова и Берии. То тут, то там, оставались массивные, сделанные навека раритетные вещи с жестяными бирками «ХОЗУ ОГПУ-НКВД». По небольшому следу у оконной рамы было видно, что на уровне полутора метров от пола ещё недавно были деревянные панели, модные в кабинетах НКВД. Для чего они делались, одному Дзержинскому известно, но, вероятно, для того, чтобы не было разноцветных брызг на побелённых стенах.

Я помню одного молодого человека, генеральского сынка, который окончил высшую школу этого заведения, так тот на звонки отвечал бодрым голосом: «Отдел расстрелов КГБ слушает». Несмотря на блат, молодого человека направили на медицинскую проверку, а точнее на медицинскую экспертизу, которая признала его шизофреником с диагнозом вялотекущая шизофрения. То есть, человек вроде бы и нормальный, но постоянные мелкие отклонения могут превратиться в одно большое отклонение, особенно если такой человек получает высокий пост, снимающий все тормоза в поведении и в желаниях.

– Присаживайтесь, Олег Васильевич, – любезно пригласил Никодим. Подследственным всегда говорят – садитесь, а не подследственным – присаживайтесь, следуя неписаному правилу, что насидеться они всегда ещё успеют. – Мы пригласили вас, чтобы уточнить некоторые детали, – и он сделал паузу, чтобы посмотреть на мою реакцию. Иногда во время таких пауз на людей налетает словесный понос и они начинают выкладывать то, что вообще не относится к делу. То есть, не относится к этому делу, но вполне относится к следующему делу. – Вы, как бы это сказать, породнились с семьёй нашего бывшего и очень уважаемого сотрудника и стали, как бы это сказать, членом нашей спаянной чекистской семьи. Поэтому, мы хотели посмотреть на доказательства вашей родственной связи, как бы это сказать, посмотреть на ваше генеалогическое дерево и посмотреть, в каком колене пересекаются их ветви. Вот, так сказать, и цель нашей встречи.

– Кто в наши века знает своих родственников по четвертое или пятое колено? – риторически ответил я вопросом на вопрос. – Даже в советские времена при заполнениях множества анкет указывались только мать, отец, братья, сестры, жена и свои дети, а тут при разветвлении одного семечка на множество побегов доказать достоверно и документально очень трудно и даже, можно сказать, невозможно. Если бы удалось достать генетический материал Адама и Евы, то можно было проследить, какие роды идут от кого. Так же и у меня. Я даже деда по отцу ни разу не видел, он умер в одна тысяча девятьсот сорок четвертом году, а я родился через пять лет после войны. Вот, и что я могу сказать про своего деда? Ничего. Точно так же мы что-то знаем по изустным сказаниям родственников. А если вы считаете Клару Никаноровну членом своей семьи, то вероятно знаете, что рассказы о нашем родстве она подтвердила генетическим анализом, который показал наше с ней близкое родство. Если исходить из того, что генетика – продажная девка империализма, а величайший генетик академик Вавилов валялся обоссанный и испинатый кирзовым сапогами где-то в одном из этих кабинетов, то вы можете не поверить генетическим бредням специалистов, и вот тут мне сказать совершенно нечего, потому что доказательств совершенно нет никаких.

– Ну что вы так неприязненно относитесь к нашим органам, – мягко пожурил меня Никодим, – вы знаете, сколько чекистов отдали свою жизнь на фронте?

– Если сравнивать это количество с количеством ими расстрелянных людей, то эта цифра очень маленькая, – не удержался я. Как они не понимают, что геноцид собственного народа никогда не будет забыт. И до тех пор, покуда имена Дзержинского, Берии, Ежова не будут вытравлены серной кислотой из деятельности органов, призванных защищать государственную безопасность и Конституцию, отношение к ним не изменится ни сейчас, ни через сто, ни через двести лет, как бы они не пытались уничтожить архивные документы, засекретить всё и вся и писать душещипательные романы про Штирлицев и Штюбингов. – Положительное было тогда, когда ВЧК во главе с Дзержинским боролось с беспризорностью, а сегодня беспризорников в нашей стране больше, чем после гражданской войны. Детские дома растут как грибы после дождя. Почему?

– Согласен, что вас не переспорить, да у меня и не было такой задачи, – миролюбиво согласился Никодим, хотя было видно, что он со мной не согласен, но продолжение разговора об этом обязательно вывело бы нас на тему Катынского расстрела. – Я просто хотел поинтересоваться, не находили ли вы что-то такое, что могло показаться вам странным и относиться к вопросам государственной безопасности, может, какие-то документы, предметы и всё такое прочее, что можно было причислить к понятию артефакты.

– А что за артефакты могут быть у старичков? – спросил я, потому что и сам вопрос был странный. – Может, маузер, из которого стрелял товарищ Дзержинский?

– Ну вот, вы всё ёрничаете, – обиделся Никодим, – а вопрос действительно серьёзный, – он понизил голос и оглянулся по сторонам, – наше руководство стало верить в загробную и параллельную жизнь, – сказал он, приглушив голос поднесённой ко рту ладонью.

Глава 17

Ничего себе. Открыл мне секрет полишинеля. Да об этом вся страна знает. Целый телеканал вещает о загробной жизни, туда даже расшифрованную разведчицу устроили, чтобы повысить значимость этих сведений. Колдуны, целители, прорицатели, шаманы, знахари, хироманты, жулики и прохиндеи могут вас отправить туда и вытащить оттуда. И всё такое прочее, и, самое главное, всё это прилипает к образованному сословию, которое, как студенты-медики, болеет всеми изучаемыми болезнями.

– Да вы что? – деланно удивился я. – Даже те? – и я многозначительно показал пальцем вверх.

– Даже те! – торжественно произнес Никодим.

– Как я их понимаю, – заговорщически произнес я, – просидишь двадцать-тридцать лет у верховной власти, и как неохота уходить от неё, несмотря на то, что Конституция не позволяет быть при власти больше восьми лет. Капитанов, офицеров в расцвете сил и здоровья увольняют в сорок лет, как неспособных справляться с сотней солдат, а верховный начальник в восемьдесят лет уже не имеет сил выпустить руль, его выдирают из старческих рук и не могут вырвать сотня вельмож, а начальник тот хочет стать бессмертным как Кащей, и чтобы смерть его хранилась на конце иглы, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в хрустальном ларце, а ларец тот на цепях стальных подвешен на высочайшей лиственнице, а лиственница та стоит на неприступной скале, а скала та находится на острове Буяне, а остров тот в море-окияне…

– Олег Васильевич! – укоризненно прошипел Никодим. – Да есть ли в вас что-то святое?

– Конечно, есть, – сразу откликнулся я, – я бы хотел, чтобы мои папа и мама были всегда живыми и жили вечно, и чтобы они всегда были здоровыми.

– Да вы понимаете, что тот, кто о нас ежеминутно думает, тот должен жить вечно, – с раскрасневшимся лицом произнес Никодим.

– Кому должен? – спросил я.

– Мне, вам, всем, – сказал сотрудник госбезопасности.

– Мне он ничего не должен, – сказал я, – хотя, нет, должен переизбираться в соответствии с Конституцией и уступать дорогу другим политическим силам, которые наиболее популярны в нашем народе.

– Ну вот, вы всё на политику перевели, – чуть не заплакал Никодим, – у нас дело-то неполитическое.

Я его понимал. За такой разговор по головке не погладят. Прослушают звукозапись и надерут ему задницу по первое число, как он, специалист широкого профиля, не удержал инициативу разговора в своих руках.

– Поймите, – сказал Никодим, – дедушка вашей родственницы был непростой человек, он работал вместе с заместителем Дзержинского Бокием.

– И получил за это иконостас орденов, а Бокий пулю в лоб, – подхватил я, – а вот почему так получилось, не известно.

– Только между нами, – шепотом сказал Никодим, – дедок тот работал над какой-то важной проблемой, а вот над чем он работал, в архивах не сохранилось, потому что бумаги все подшиты были к уголовным делам, а после расстрела тех сотрудников все дела были уничтожены. Как говорится, концы в воду, а с концами и серебро фамильное выплеснули в помойную яму. А потом и дедок дуба дал.

– Какое серебро? – не понял я.

– Да это так говорится, когда важное выкидывается вместе с второстепенным, – пояснил мне офицер, – то есть алмаз зарыли на скотном дворе, это тоже иносказательно. Поэтому мы и пригласили вас, чтобы обратиться к вам как к патриоту, правильно понимающему цели и задачи нашего социального государства оказать нам конфиденциальную помощь в освещении всего того интересного, что найдется в вашем новом доме.

– Так, – сказал я, – интересно, в отношении кого работает наше социальное государство? Я так считаю, что только в отношении олигархов и дружбанов, которые сидят во власти. Это первое. И второе, вы предлагаете всё, что мне достанется в этом доме, тащить к вам и делиться? Так я ничего не обязан тащить к вам, всё, что в моем доме, то оно моё и есть.

– Олег Васильевич, – взмолился Никодим, – так трудно с вами говорить. Вы всё понимаете, но разговор вертите, словно клубок шерсти и непонятно, что будет с другой стороны клубка, то ли острая спица, то ли мягкая шерсть. Мы просим вас проинформировать нас, если в доме будут происходить какие-то непонятные и сверхъестественные явления и если кто-то из странных людей будет приходить к вам.

– Странные люди уже приходили, даже при мне, – сказал я.

– Как, кто?! – чуть ли не закричал чекист. – Что говорили, что спрашивали, как представлялись?

– Представился Мардатом, – сказал я, – приходил в сопровождении своих мордоворотов и ещё милиция его охраняла за забором. Требовал, что старушка продала ему дом и пригрозил мне большими неприятностями, если я откажусь продать ему дом.

– Хорошо, я передам руководству об этих фактах, – сказал Никодим официальным тоном и тут же ласковым голосом предложил, – а, может, мы с вами напишем расписочку о том, что вы обязуетесь хранить в тайне содержание нашего разговора с нами и что в целях конспирации вы подпишете этот документ не своим именем, чтобы никто не узнал, а другим, например – Сильвестр.

– Да ну, ещё писать чего-то, – сказал я, – тут за день так напишешься, так что на буквы смотреть тошно, да к тому же, я печатаю на компьютере и писать вообще разучился. Обойдёмся и без бюрократии. Конечно, я вас проинформирую, когда снова придет Мардат или его подельники. Да и вообще буду информировать, когда ваши союзники будут приходить.

– Они не наши союзники, – хмуро сказал молодой человек, – они стараются нам вцепиться в спину, так как мы самые неподкупные и самые верные и объективные органы, стоящие на страже законности.

– Согласен, – сказал я, – вы уж там держитесь, вся надёжа только на вас.

Глава 18

Вероятно, что моё появление в этом доме нарушило какие-то далеко идущие планы многих людей. Пока была тишина, никто и не беспокоился. Старушка никого не тревожила, бумаги не ворошила, учеников деда не искала и всё было тихо и спокойно. И тут появляюсь я. Весь белом посреди этого навоза и люди задергались.

Они надеялись на то, что в тишине и покое разберут всё по щепочке и сделают вывод, что в доме ничего интересного не обнаружено, а потом продадут этот дом Мардату. Или Мардат предоставит возможность осмотреть всё за то, что его никто трогать не будет, опасаясь крышевания со стороны одной из специальных структур.

Поэтому мне нужно поторопиться, потому что Клара Никаноровна, несмотря на то, что хорохорится и показывает себя энергичной, не очень сильна в здоровье. Знакомые врачи сказали, чтобы мы за ней внимательно доглядывали и старались уберечь от сквозняков. Простая простуда может осложнить всё дело.

Я ещё раз обошел внутренний периметр усадьбы и поразился увиденному. Дедок знал толк в фортификационном строительстве и понастроил столько, что мне и самому нужно быть острожным, чтобы не упасть в яму в самом неподходящем для этого месте. И ямы были на предохранителях, которые открывались на ночь. Клара Никаноровна сама показала, что и где. Показала и выскакивающие из забора жердины, которые после удара возвращались на место, и металлические штыри, которые выдвигались из тесовых штакетин при надавливании на них.

Ещё показала два охотничьих ружья производства тульского оружейного завода периода 1916 года. Ружья в хорошем состоянии и патроны, заряженные в двадцатые годы. Я было посмеялся над этими патронами, которые нужны только для того, чтобы попугать людей их наличием.

– Не смейтесь, молодой человек, – строго сказала старушка, – ещё ни один патрон не дал осечку и заряды такие, что ими можно сшибать как уток на лету, так и лихих людей на заборе. Ты лучше возьми ружье и пару любых патронов и стрельни в хлеву, чтобы шумом не пугать людей поблизости. И уши свои прикрой как следует, а то оглохнешь как артиллерист.

Проверку оружия производил в хозяйственной пристройке. Два патрона, без осечек, выстрелы хлесткие, дробь номер три, кучность поразительная. Ну что же, к обороне готовы, даже жена умеет стрелять из ружья. Хотя, в нашей стране за оборону от преступника могут посадить, типа, вот если бы преступник вас убил, то вас бы освободили от наказания. Правильно сказано – умом Россию не понять. В революцию при её первоначальном успехе толпой ринулся уголовный элемент, одевшийся потом в мундиры с золотыми позументами и принявший законы такие, чтобы у преступников всегда невиноватый был виновен.

На следующий день с утра и после хорошего завтрака я пошёл обследовать амбар с открывшимися для меня двумя дверями. На шее два ключа, в амбаре две двери. Ясно, что эти ключи от этих дверей. Что может твориться за этими дверями, если на той стороне амбара нет никаких дверных проёмов и никаких дверей? И второй вопрос, который сразу мне приходил в голову: а зачем нужны на стене фальшдвери? Значит, всё нужно проверять. Не зря дедок писал какую-то ересь в своих заметках. Как эти бумаги не попали в органы, совершенно непонятно. Вероятно, что тот, кто проверял эти записи, был человеком неискушённым, а попросту говоря – малограмотным и в прочитанной им ахинее он уловил признаки сумасшествия, а не чего-то такого, что может происходить на самом деле. И за это спасибо ему.

Итак, какую дверь будем открывать? Правую или левую? Есть верное правило, зависящее от того, что нам нужно:

Если нам нужна сказка, то налево, если нам нужна реальность, то направо. Открываем правую дверь. Да, забыл вам сказать, что обе двери находятся как бы на одной оси. Правая дверь с ручкой и замочной скважиной справа, а левая дверь – соответственно слева. Обе открываются внутрь, то есть в глубину амбара. Сразу вспомнился старый одесский анекдот про одного человека, который зашел в дверь в заведении с девочками и выбирал всё повкуснее и подешевле, открывая соответствующие двери с надписями и, наконец, очутился на улице совсем недалеко от того места, где входил в заведение.

Я взял первый ключ и попытался всунуть его в замочную скважину. Не подходит, зато следующий ключ подошел как родной. Ключ провернулся на два оборота и дверь легко поддалась, как будто открывалась каждый день.

Я выглянул наружу и обомлел.

Глава 19

Я выглянул наружу и обомлел. Вокруг была вода. Ровная поверхность спокойной воды. По всей вероятности, это озеро шириной метро тридцать и заросшее густым кустарником по обоим берегам. Высокая тёмная зелень отражалась в воде и делала воду прямо-таки черной, в которой были какие-то проблески света, и ещё казалось, что в воде снуют туда и сюда какие-то тени.

Прямо от крыльца в воду уходили деревянные мостки, сделанные из березовых обтесанных кольев, на которые настелены узенькие дощечки. У мостков были поручни с обеих сторон и сооружение выглядело достаточно крепким. Иметь рядом со своим домом целое озеро, это неслыханная роскошь в наше время. Может, где-то в кустах спрятана и лодка.

Я закрыл дверь и пошёл готовиться к прогулке по мосткам. Как говорят, собираешься на день, бери запасов на неделю. Жена мне сварганила «тормозок» в виде свертка с бутербродами и термос с чаем. В кладовке я видел пробковый спасательный жилет. Это такой матерчатый жилет, в который вшиты квадратики пробки или пенопласта, которые помогают человеку удержаться на воде. Взял свой охотничий нож, сварганенный умельцами в местах не столь отдалённых, надел джинсы, кроссовки, спортивную куртку и штормовку. Взял немного денег и коробочку с рыболовными приспособлениями. Если будет где-то удобное место на берегу, то нужно обязательно закинуть удочку. Рыбная ловля это такое увлекательное занятие, что каждый, кто хоть раз выловил малую рыбину, стремится повторить свой рыбацкий подвиг и поймать вот эту самую большую.

Жену я предупредил, где буду, но категорически запретил самой пускаться в путь, пока я не вернусь.

Перед походом я снял с шеи ключ от второй двери и хорошенько его спрятал в амбаре. После этого я вышел за ограду нашего дома и зашел в лесок, чтобы ещё раз осмотреть тыловую часть дома, вместе с амбаром. Никакого озера там не было и в помине. Чертовщина какая-то.

Вернувшись в амбар, я снова открыл правую дверь и увидел озеро там, где его только что не было. Просмотрев вокруг, я нашел камень, поднял его и бросил в воду. Камень плюхнулся в воду, издав характерный звук, и как будто какая-то неведомая сила унесла его на дно. Мало ли что покажется.

Я осторожно ступил ногой на мосток и покачал его ногой. Держится прочно. Встал на него обеими ногами и пошёл по мостку по озеру. На Иисуса Христа, шедшего по воде аки посуху, я был совершенно не похож, потому что мостки были выше уровня воды примерно на один метр.

В принципе, это не хуже, чем на лодке. Идешь над водой, по бокам густые деревья, но не слышно ни птичек, ни дуновений ветерка.

Я шел вперед, а озеро не кончалось, не было даже видно его края где-то вдали, потому что оно было сильно извилистое. Ещё было одно странное обстоятельство. За листвой я не видел неба. Свет сквозь листья проникал, но он проникал в виде света, а не виде светлого неба.

Я шёл и шёл и не знал, сколько мне ещё нужно будет идти. Посмотрев на часы, я увидел, что нахожусь в пути примерно сорок минут. Остановившись, я развернул «тормозок», достал бутерброд и стал его кушать, запивая хорошо заварившимся в термосе чаем. На свежем воздухе всегда отменный аппетит. Отвалившаяся от бутерброда крошка упала вниз между досками мостков и какая-то крупная рыбина схватила его почти что на лету.

– Я же говорил, что здесь прекрасная рыбалка, – подумал я про себя и бросил в воду кусок хлеба, на который не хватило кусочка колбасы.

За хлебом выскочило какое-то чудовище, похожее то ли на акулу, то ли на крокодила, то ли на сома с головой огромной щуки. И на это чудовище напали ещё два чудовища, и в воде закипела схватка не на жизнь, а на смерть. Одно чудовище пыталось схватить и меня, но я успел отскочить и побежал вперед.

Пробежав метров двести, я остановился и осмотрелся. Присмотревшись внимательно к дощечкам мостков, я увидел, что они тоже покусанные. Вероятно, на тех, кто находился на этих мостках, регулярно совершались нападения этих хищников на потенциальную пищу.

– Тут не до рыбалки, – лихорадочно думал я, – как бы самому не оказаться наживкой.

Я достал сотовый телефон и попытался позвонить жене, но он не показывал зону приёма, даже девушка, которая фиксирует этот факт, молчала. Вероятно, я был вообще вне всяких электромагнитных полей.

– Надо рвать отсюда когти, – думал я, – назад по мосткам не пройдешь, там хищники караулят. Нужно идти по берегу. Хотя, неизвестно, что может поджидать меня на берегу. А чего дедок ничего не писал про это? Вот злыдень, приготовил ловушку для чересчур любопытного горожанина. А зачем я попёрся сюда? Искать на свою задницу приключений? Вероятно, это так и есть. А как добраться до берега? Самому не допрыгнуть. Броситься в воду и плыть до берега? А успеешь ли выскочить из зубастых пастей хищников? Остается одно – найти близко спустившуюся к мостками ветку дерева, ухватиться за нее и на ней перепрыгнуть на берег. Другого выхода нет.

Глава 20

У каждого спортсмена есть три попытки для взятия высоты, длины, веса. У меня была всего одна попытка и на кону стояла не спортивная медаль, а собственная жизнь. Если бы за бегуном мчался гепард, то олимпийские рекорды были бы такими, какие не мог бы поставить никакой тренированный человек. Так и у меня. Я перебрал с десяток ближних ветвей и остановился на одной, которая не была сильно толстой, но она и не была сильно старой, чтобы сломаться в самый неподходящий момент. Пусть она изогнется, но зато спружинит и выкинет меня на берег.

Была не была. Я схватился за выбранную ветку, подпрыгнул, оттолкнулся от поручней мостков и полетел в сторону берега. Я видел хищные и злобные пасти чудовищ, провожавшие меня маленькими глазками в полете на спасительный берег.

Я не долетел до берега самую малость, и ветка вернула меня на то место, откуда взяла. Спасибо ей, что не сломалась на изгибе. Я осмотрелся и увидел, что дальше по мосткам дощечки наклонены в одну сторону. Как будто сломалась палка, к которой они крепятся.

– Всё понятно, – подумал я, – хищники подгрызли стойку, и, если я пойду туда, то я, как добыча, самопроизвольно упаду в воду. Врешь, не поймаешь.

Я снова схватился за ветку и снова она, не доведя меня немного до берега, вернула на место.

– Да что ж ты, сволочь, – пронеслось у меня в голове, – работаешь на них против меня?

Я вскочил на мостки, подпрыгнул повыше и снова полетел в сторону берега. Но тут ветка сломалась и я вместе с ней упал на берег. Если бы она не сломалась, то я был в воде. Не надо думать ни о чем плохом. Плохо, что мой термос так и стоит на мостках, хочется немного пить, а вот к воде подходить опасно. Первое. А вдруг вода отравленная? И второе. Хищники ждут свою жертву на водопое. А что нам готовит неведомый берег, заросший деревьями и кустарником?

Я взял в руки свой нож и пошёл в сторону от берега. Метров через пятьдесят я вышел на залитый солнечным светом луг, на котором росли ромашки, а по краям виднелись синие головки васильков. Ещё дальше виднелась березовая роща, где вполне вероятно могла быть вода.

Воду я действительно нашел. Небольшой родничок журчал в корнях большой березы, питая ее и тех, кто подходил к ней. Вода была вкусная и холодная.

Напившись досыта, собственно говоря, старый принцип гласит – если сильно хочешь кушать, попей водички и голод уйдет, я растянулся в тенёчке и стал смотреть на небо, выискивая в кучевых облаках те или иные фигурки, создающиеся то ли сами по себе, то ли верхние люди играются с облаками, создавая причудливые картины, изумляющие нижних жителей.

Глава 21

Во сне мне снилось, что кто-то меня ворочает и перекладывает на какую жесткую деревянную кровать, чтобы я спал не на земле, а в постели.

– Понятно, – подумал я, – мне всё это приснилось, а жена с Кларой Никаноровной укладывают меня в кровать.

Я дернулся, но почувствовал, что дёргаться не могу. Распят, лежа на земле, но распят так, что ноги у меня привязаны к жердине, а руки свободны, но расставлены в разные стороны и палка под спиной не даёт мне свести их вместе. Метод старый, одна палка продевается через рукава, а вторая – через воротник и штаны. И человека связывать не надо и никуда он не убежит, если не хватит сил сломать палки и порвать на себе одежду.

Около меня копошились четыре крепких мужичка с русыми бородками и говорившими примерно так же, как говорят нынешние сербы, но понять им можно.

– Гли-ко, Кольча, как оне одёжу скрепляют, таких кругляшков с дырками можно из чего угодно уделать, и получается ловко, – сказал один.

– Кружки-то эти они делают из коровьих рогов, – сказал другой, пробуя мою пуговицу на вкус, – только скус у ней какой-то другой.

– Будя баить-то, – сказал тот, что постарше, – понесли его к волхву, пока не стемняло.

Меня как пушинку подняли за четыре конца палок и легко понесли куда-то по полю.

Шли мы долго, минут тридцать или сорок, как я примерно отсчитал. Подошли к какому-лесу и острогу из тёсаных брёвен. Меня положили у забора из заострённых брёвен и куда-то ушли.

Из проёма в бревнах вышел бородатый мужик примерно моего возраста с палкой в руках. Постояв около меня и потеребив бороду, он оглянулся по сторонам и сказал:

– Шпрехен зи дойч (говоришь по-немецки)?

Я удивился, но ответил:

– Я, я, ихь шпрехе дойч (Да, да, я говорю по-немецки).

– Мать-перемать, – выматерился мужик, – одна нерусь по округе болтается, человеческим словом перекинуться не с кем.

– Вы говорите по-русски? – спросил я? – Сам я русский и язык этот мой родной.

– Ты смотри-ка, – оживился мужик, – русским духом потянуло. Откуда такой будешь?

– Да как откуда, – сказал я, – как все, из Московии. Ты палки-то вытяни, а то ни сесть, ни потянуться.

– А давай-ка, мил человек, мы тебя на живот перевернём, я палки-то и выну, да только ты без моей команды не думай встать, – сказал мой собеседник. – И заруби себе на носу, Московия это не наша придумка, это всё проклятые империалисты придумали для пропаганды.

– Без проблем, – сказал я и даже перевалился на бок, когда одна палка освободила мою левую руку. Мужик вытащил обе палки и я ждал его команды вставать. Кто его знает, какие у них здесь порядки. Вероятно, это я к староверам попал, а у них там от чужаков освобождаются быстро, ни один ещё жалобы на них не подал.

После растянутых в сторону рук трудно приходить в привычное состояние, когда руки касаются друг друга. Пришлось даже прилагать усилия, чтобы руки пришли в нормальное состояние.

– Ладно, вставай, – услышал я над собой голос, – да только не вздумай шутить, а то у меня разговор короткий.

Я встал и обомлел. В руках у мужичка поблескивал потертостями на вороненых частях «маузер-большевик».

Глава 22

– Чего уставился? – сказал мужик. – Садись на пенёк, разговором закончим денёк. Гли-ко, стихами заговорил. Наш-то язык складнее и звучнее, а то я пока привык к тому, так думать даже разучился. У тебя, кстати, патронов для маузера нет?

– Нет, патронов для маузера у меня нет, – сказал я, чувствуя какую-то несообразность во всём том, что происходило со мной и вокруг меня.

– Ладно, – согласился мужик, – раз патронов нет, так рассказывай, кто ты таков и как здесь очутился.

– А чего рассказывать? – сказал я. – Купил я дом у внучки какого-то Громова и нашел ключ, а под ключ нашел дверь в амбаре, открыл дверь и по мосткам пришел сюда. Вот и всё.

– Точно, – закричал мужик, размахивая маузером, – он гад, Громов, привёл и меня сюда на разведку того, что пригодится нашему пролетарскому государству. Мы тогда вместе с ним в ЧК служили. Как под нами мостки стали проваливаться, а твари эти стали нас за ноги хватать, так мы на ветках и выпрыгнули на берег. Потом людей вот этих обнаружили. Громов говорит: «Гудыма, это предки наши, ты в них не стреляй, а то у нас чего-нибудь нехорошее сотворится. И побежали мы с ним к озеру. Он-то запрыгнул на мосток, а мне никак не удается, а люди всё ближе. Громов мне и кричит – разоблакайся до исподнего, за них сойдешь, а пистолет спрячь, пригодится, а я за подмогой побегу. Сейчас роту ЧОНа, части особого назначения, приведу». И убежал. А я здесь остался, подмогу ожидаю. Мне раньше-то Громов сказки рассказывал про нашу историю, что жили мы в многобожии и главным у них был Перун. А потом стали князя Владимира, что сейчас святым почитается, соблазнять разными религиями, а он и говорит, что помимо греческой религии я никакой не хочу. Она, мол, самая правильная и я её славить буду. Вот и стали мы по воле Владимира православными. А Громов, так значит, преставился уже, раз внучка его хоромину его продала? Да как же это может быть, если я здесь всего лишь три года обитаю?

– Да давно уже преставился, – подтвердил я, – в ВэЧэКа он служил, ордена имеет за службу. А что дальше-то у вас было?

– А что дальше было? А то и было, – как-то нехотя стал говорить мужичок, думая о чём-то о своём. – Стою я в исподнем и в сапогах яловых, а на боку маузер в деревянной кобуре на ремешке висит. Бегут на меня мужички в льняных рубахах и кто с палкой, а кто с вилами деревянными. Стоой, – кричу я им, – вы так посланца вашего главного бога встречаете? Да как стрельну в воздух, так они и попадали все в страхе. А мне что делать прикажете? Попинал я сапогами зачинщиков, да потом приказал всем идти за мной. Они и пошли. Подошли мы сюда, к лесу и говорю я им, что вот здесь будем строить молельный дом для Перуна нашего. Они только «за». Приехал князек ихний, ему я тоже показал, как маузер стреляет, говорю, что вот помощник мой снова к Перуну побежал, чтобы рать мне прислать для моей защиты и разорения всех, кто мне будет в почестях отказывать. Гляжу, сробел князь-то и говорит, что не надо на него небесную рать присылать, молись только за нас, а уж мы тебя защитой не обделим. Вот так и живу здесь. Как священник. Разные тут церемонии делаю, с волхвами, знахарями ихними, дружбу вожу. Недавно половецкий разъезд приезжал. Парочку половцев я подстрелил метров с пятидесяти. Теперь не появляются, а обо мне слава разнеслась, что я перуновым огнём издалека врагов поражаю. У тебя курить-то есть чего?

– Не курю, бросил, – сказал я, – курение для здоровья вредно.

– А ты сам-то из какого года будешь? – спросил мужик. – Как-то всё у тебя не по-нашему.

– Я из 2013 года, – сказал я.