Искры и химеры Ларичева Дорофея
Девушка остановилась.
– Тебя волнуют их дела, их взаимные ссоры! А я не такая! У меня лето проходит мимо! Нормальное человеческое лето! – Маша не хотела, но в голосе прозвучали слезы. – Я на озере всего раз была! На дискотеку ни разу не ходила! С друзьями из прежней школы даже по телефону слова не сказала! Ты понимаешь, что я одна? Совсем! – выпалила Машка, глядя ей в глаза.
– Как – одна? – растерялась Дорофея. – А я? А Ника?
– Вы все взрослые! Даже ты, мой клон! Тебе с ними интересней. Ко мне относятся как к малявке! И ты тоже! И планы у тебя не детские! Думала, мне как сестра будешь, а ты…
– Вот уже извини! – Дора поняла, что готова накинуться на двойника с кулаками. – Ты ничего не знаешь об одиночестве! Когда кроме как в макросети и поговорить не с кем! Неделями! Твои родители рядом, а мои поставили условие: либо отправляйся с ними в безвоздушную черноту космоса навсегда, либо выживай как можешь. И здесь я тоже не хочу ни от кого зависеть. А потому начну свой проект, едва подвернется возможность. И учиться пойду на программиста. Мне знаний не хватает катастрофически!
– Я тебе не мешаю!
Машка отвернулась, собираясь уйти. Не тут-то было. Дора схватила ее за ворот рубашки и бесцеремонно развернула к себе лицом:
– Ты выслушаешь меня до конца!
Она приблизила лицо почти вплотную к Машиному, взглянула в чайно-карие с золотыми искорками глаза, блестящие из-под русой челки. В сознании двойника были страх, обида, гнев, желание уйти и расплакаться – все вместе. И от этого хотелось вначале отвесить ей подзатыльник, а потом обнять и дать нареветься вволю. Но Дорофея сдержалась.
– Видишь, что творится? То, что случилось с художником, может произойти с любым из нас! Разберись и помоги, потом развлекайся!
Машка нахмурила лоб. Ее пугала человеческая смерть, пусть виденная только на экране, аномалии, чужие тревоги.
«Страх – это хорошо, – решила мигрантка. – Ты чувствуешь, значит, не безнадежна. А что, если…»
Дора мало что умела как природный психолог. Она сосредоточилась и обрушила на двойника всю гамму чувств, ощущений, переживаний – своих и чужих, накопленных за день… Маша отшатнулась, вырвалась, оттолкнула Дорофею так, что та упала. А сама испуганным зверем рванула прочь, спряталась в кабине вертолета и затаилась.
– Сразу выпустила тяжелую артиллерию? – Мягкий голос подкравшегося сзади Роберта слегка напугал Дору. Ученый был в очках, потому наверняка видел их обмен эмоциями.
– Пусть привыкает к новому миру. – Дора поднялась с сырой травы. Роберт даже не предложил ей помощь.
– Ты сама не в один день стала такой самостоятельной.
Последнее слово он произнес с особой интонацией. Девушка не поняла – насмешливой или жалостливой.
– Иди к ней. Извинись, уверен: обида не без причины. Достучись, объясни. – Он посмотрел на поблескивающий меж деревьев вертолет. – Сейчас слетаем пообедать и отправимся к машине времени. Мне передали – она готова, но я все равно проверю. Может, хоть что-то прояснится с этими чертовыми аномалиями!
Увы, Дорофея пропустила мимо ушей отчаяние в его голосе. Впервые знаменитый ученый, «русский Тесла», «черный маг электроники» не мог понять, что происходит и как себя вести в связи с этим.
Девушка побрела к Машке. Та сидела в кресле, поджав под себя ноги и глядя в одну точку.
– Ма-аш, Маха, – позвала ее Дора.
– Зачем ты так? – спросила та не глядя. – Зачем столько боли?
– Чтобы ты перестала жаловаться на жизнь и клянчить развлечений. Маша, я тебя не принуждаю следовать за собой, как Левашов своего двойника. Роберт прав, я эгоистка, позабыла про тебя в эти дни. Я не могу вести себя иначе, оставаться в стороне, когда могу помочь. Я тоже мигрантка, выходит, причастна к творящимся тут ужасам.
– Не ты это начала. – Машка смотрела в окно на покачивающиеся на ветру макушки сосен и многих-многих незнакомых Доре деревьев. Собственное поведение ей уже казалось глупым и детским.
– Маша… – Дорофея твердо решила помириться. – Чем бы ты хотела заняться в жизни? Кем быть? Мы с Никой поговорим, с Робертом, с родителями твоими. Они поймут.
– Не знаю. То одно интересно, то другое. Вот такая я непутевая. – «Сестренка» вытерла слезы краем блузки. – Не психологом, как требует Ника. Очень страшно лезть в чужие головы, – призналась она. – Я даже к родителям боялась заглянуть. Вдруг там нечто такое… – Маша недоговорила.
Дорофея кивнула. Своих родителей она не понимала раньше, без способностей. Не поняла бы и сейчас.
Так, не думать о Земле-1. Потом, позже. Иначе сердце и совесть разорвут ее между двумя мирами.
– Чем же я могу помочь, если ты сама не определилась? – спросила мигрантка.
– Не знаю, прости. – Машка заерзала на кресле, спустила ноги и пристегнулась. – Вон идут. – Она кивнула в сторону делегации ученых. – Пора лететь дальше.
…Машина времени Роберта была все такой же внушительной, неподъемной и ажурной. Только теперь сверху из переплетения металлических стержней торчала еще одна бирюзовая капсула – центральная, для Павла. Ноэль привычно слазил наверх проверить провода и антенны, а после точно средневековый алхимик нацепил кожаный фартук, на раскладном столике принялся колдовать над питьем для проводника – «лиса»-Левашова (в сознании девушки прочно угнездилось это имя для московского гостя).
Памятуя об ощущениях внутри машины, за обедом Дора ела как можно меньше и теперь с завистью смотрела, как Машка уплетает крошечные жареные пирожки с абрикосом, посыпанные сахарной пудрой. Роберт накупил на троих целый пакет, а Машка слопала больше половины, не собираясь оставлять ни ей, ни суетливому ученому ни крошки.
Вечернее солнце припекало, и Дорофее захотелось поскорее покончить со всеми делами. Она вынула из сумки планшет, заглянула в почтовый ящик и чуть не запрыгала от радости. Письмо! От Ланса! К горлу подступил комок. Он помнит ее, думает о ней. Как же это здорово!
«Дора, Маша, вам больше нечего делать в Барске, – писал им Ланс. – Я лежу в больнице и не скоро из нее выйду, хотя бы потому, что ко мне приставили несчетную армию сенсов. Ты не представляешь, как они меня заисследовали! Все жаждут понять, как пересадить искру души из тела в тело, словно то не душа, а помидорная рассада.
Но у моего положения есть преимущества – могу следить, подсматривать. Свободу внутри больничного блока никто не ограничивает.
Вам вновь грозит опасность. Во-первых, некто жаждет вас забрать у Ники, шантажировать ее. Она не желает проводить эксперименты по переселению душ на безнадежно больных людях. Вы – ключи к ней. Едва Ильина ослабит контроль (а она ослабит, начинается война), вас заберут. Не подставляйте ее, уходите как можно скорее. Сама она знать о побеге не должна, чтобы не выглядеть виновной в чужих глазах.
Во-вторых, на мигрантов охотятся. Наши знания, умения, сам факт существования – нестерпимый соблазн. Нас ловят, запирают, заставляют работать в угоду чужим амбициям. Не так, как мы работаем на государство. Сейчас мы относительно свободны в выборе жизненного пути. А в руках похитителей окажемся рабами.
Люди, чей разговор я подслушал, отправляются в Барск, быть может, уже там.
Дорофея, не доверяй никому. Забирай Машу, уезжайте в тихую местность, снимите квартиру и затаитесь. Вместе вы сила. Удачи. Ланс.
PS. Пишу с чужого ноута. Ответить на твои сообщения в ближайшие дни не смогу».
Письмо было отправлено вчера. Надо же, ни словом, ни интонацией не намекнул по телефону! И что из этого следует?
Дора подняла глаза. Никто, кроме Машки, не понял, как она взволнованна. Бежать? Куда? Зачем? Почему не говорить Нике?
Девушку охватило желание умчаться прямо сейчас, бросить всех. Нет, Маху взять обязательно. Не сейчас, лучше завтра, когда Ника уедет на съемки. Бежать! План сложился в голове мгновенно. Рука нащупала на дне сумочке листовку, которую утром вложил в коробочку с часами синеволосый продавец. А сейчас молчать, будто ничего не случилось. У нее получится, она верила.
– Все расскажу потом, – сдержала она Машкино любопытство. – Вот побываю в прошлом, расскажу.
Тем временем Роберт ощутимо нервничал, что-то тихо втолковывал Брониславу, убеждал, даже пару раз сердито стукнул кулаком по столику со склянками, едва не перевернув тот. Зато едва показалась машина с эмблемой съемочной группы Комиссии, Ноэль преобразился: уверенно расправил плечи, вскинул голову. Не скажешь, что минуту назад вытирал вспотевшие руки платком, в любой миг был готов сорваться на крик.
Дора шагнула вперед, разглядывая черно-белую эмблему на дверце. Из сияющей замочной скважины повисшего на цепях замка выходил человек в старинных одеждах, с тяжелым чемоданом в одной руке и посохом в другой. И натыкался на шлагбаум. Весьма символичное изображение контроля пилигримов.
Павел Левашов явился раньше назначенного срока, первым выбрался из машины, вручил кожаный портфель молчаливому местному двойнику, по-хозяйски осмотрел металлическое сооружение и презрительно хмыкнул:
– Эта груда металлолома и есть легендарная машина времени? В малобюджетных фантастических сериалах она выглядит и то лучше.
Роберт не отреагировал, протянул ему пол-литровую пластиковую бутылку с мутно-серой жидкостью на донышке.
– Пей без опаски. Розовые барашки на радуге не привидятся. Зато память улучшится, и погружение в прошлое перенесешь легче.
Павел заранее скривился, в один глоток осушил содержимое бутылки, поморщился.
– Жаль, сейчас не шестнадцатый век. Из тебя вышел бы первоклассный придворный отравитель.
– Дора. – У ученого была готова зеленая таблетка для девушки. – Пора.
Он сам проглотил такую же и проводил Павла наверх.
На этот раз девушка не боялась, как и обещал когда-то Ланс. Даже ждала с нетерпением путешествия в чужое прошлое, поэтому без вопросов залезла в бирюзовую кабинку, позволила себя пристегнуть. Последним, кого она увидела, прежде чем металлические прутья с зеркалами сомкнулись за ней, был Бронислав. Ему предстояло отправить ее с Ноэлем в путешествие и вернуть обратно. Ника тоже находилась рядом, что-то втолковывала неведомому собеседнику, поднеся браслет к губам, жестикулировала свободной рукой.
В сердце переплетения металлического кружева, в сиянии лимонно-желтой центральной оси, в перекрестье отражений сотен зеркал уже вращалась кабинка Левашова. Дора даже пожалела его. В первый раз ей было очень плохо. А сейчас…
Сейчас, хоть она и знала, чего ожидать, скудный обед все равно запросился наружу, подступая к горлу при каждом перевороте. Уши заложило. Ноги-руки словно наводнили пузырьки газировки. Пузырьки плясали, больно ударяли изнутри о кожу и отскакивали. Хотелось растереть голени, попрыгать. Да где тут?!
Неприятные звуки наполнили капсулу и ощущались физически каждой клеточкой тела. Кажется, девушка даже закричала. И вдруг оказалась на пляже.
Она никогда не видела моря воочию. А тут оно дышало, ластилось к берегу, серебристо светилось подошедшим на мелководье планктоном. Ночь мягко парила над водами, нежно обнимала далекие корабли, очертания которых угадывались по разноцветным огонькам. Оттуда долетала еле уловимая музыка – ритмичная, веселая. А на большом, островерхом камне чистила перья чайка, изредка щелкая клювом и поглядывая по сторонам – не угрожают ли ей суетливые люди?
Город тоже был рядом. Крутилось колесо обозрения, играя огнями. Призывно горели вывески ресторанов и кафе. Убегали на холмы шахматные клетки окон спальных районов. В том, что именно на холмы, а не на взгорья, девушка была уверена.
Роберт обнаружился неподалеку. Он тоже сидел на камне, погрузив ноги в прибой, смотрел в щедро обсыпанное звездами безлунное небо.
– Это точно иная вселенная, – поделился он наблюдением. – Я не узнаю ни одного созвездия.
– Где «лис»? То есть Левашов? – исправилась девушка. Ей не хотелось покидать пляж, но она понимала – все вокруг нереально, обманчиво. Нужно будет упросить Нику свозить ее к настоящему морю. Не сейчас, конечно, на следующий год.
– «Лис»? – Ноэль спрыгнул в пену прибоя и подошел к Доре, держа туфли в руке. – В Москве его звали койотом, «лис» тоже сойдет. Ждем твоего «лиса». Должен появи… Опа, туточки!
Павел Левашов материализовался посреди пляжа и двинулся к городу, оставляя на песке цепочку глубоких следов.
– Не спи! – Роберт поманил девушку за собой.
Песок был мокрым, вязким. Идти оказалось трудно. Дорофея отметила, что окружающие их образы на удивление реалистичны, не то что в памяти кристалла, когда она чуть не провалилась сквозь мостовую. Казалось, поранишься здесь и перенесешь ранку в реальный мир.
– Роберт, мы в каком времени? – как могла уточнила девушка.
– События перед его попаданием на Землю-56, полагаю. В нашем распоряжении вся память героя, но зачем?
– Забавно.
Звуки и запахи большого города пришли неожиданно, обволакивая, заставляя собраться. Левашов уже дошел до стоянки, сел в бордовое удлиненное авто-кабриолет, в котором его ожидал немолодой широкоплечий мужчина с зачесанными назад редкими волосами.
– Как мне надоели твои суеверия и ритуалы, Пьябильо-о, – сильно растягивая гласные, проворчал он. – Представление через час, а ты?
– Брось, Орэф, сам говорил: море позволяет сосредоточиться.
– Как он его назвал? – запуталась Дора. – Пабло?
– Ты же слышала, – удивился Роберт. – Думала, наш друг испанец? Ни разу. Мигрантам подбирают наиболее близкие по земному звучанию имена. Вот и его Павлом окрестили. Не забивай голову, зови на наш манер.
Дорофея поразмыслила и кивнула. Действительно, так проще, чем запоминать напевные звонкие сочетания букв чуждых наречий. Ей захотелось спросить не только о Павле. Отчего-то имя Орэф было ей знакомо.
Павел нажал на газ, и авто понеслось по дороге, вливаясь в огненную реку машин. А на заднем сиденье с комфортом устроились Дорофея и Роберт.
Они въехали на высокий мост над четко расчерченной огнями дорогой, свернули на протянутую в воздухе объездную линию и помчались вдоль моря. Нет, не помчались – полетели, ибо то, что Дора поначалу приняла за дорогу, оказалось лентой-указателем из лазерных лучей. Через минуту над головой, сигналя серебристо-белыми фарами, пронесся патрульный катер – вытянутый, точно пуля, с веером длинного хвоста.
Павел выругался и свернул к возвышающемуся сбоку металлическому столбу. Возле него парила платформа на массивных цепях, достаточно большая, чтобы установить в ряд три подобных авто. Машина Павла мягко села на нее, а патрульный катер завис сверху, спустил вниз трубку с переговорным экраном.
Молодая женщина в белой форме попросила документы. «Лис» проворчал что-то про «не тех ловите» и продемонстрировал пластиковый жетон, висящий на шейном шнурке.
Пискнул сканер, считывая данные. Женщина на экране улыбнулась.
– Господин, вы превысили скорость. Уведомление и счет на оплату штрафа направлены в ваш управляющий банк. Соблюдайте закон и, – улыбка патрульной стала шире, – удачного выступления. К сожалению, мне билета не досталось.
Павел достал из воздуха светящуюся палочку и положил в контейнер под экраном.
– Только для вас. Как раз рядом с моим импресарио.
Орэф закатил глаза к небу, страдальчески вздохнул.
Экран погас, втянулся в катер. Авто продолжило путь по ночному городу.
– Роберт, – пристала Дора к ученому. – Мы же в его памяти. Если с ним заговорим…
– Мы привидения – невидимые, неслышимые, неосязаемые, – пожал плечами Ноэль. – Не думаю, что он на нас обратит внимание. И пробовать не хочу. Я впервые провожу опыт с живым человеком, не желаю рисковать.
Они понеслись дальше по лазерной дорожке, изредка подныривая под высокие мосты, перелетая через дома. Те оказались на удивление низкими. Этажей десять – двенадцать. Ни одного небоскреба Дорофея не разглядела. А концертный зал, где проходило выступление, и вовсе имел четыре этажа.
Людской шум, заполняющий огромное помещение, приготовления за кулисами. Для девушки все было в новинку, она с интересом прислушивалась к разговорам, брюзжанию Орэфа. А потом было представление, захватившее Дорофею…
Исчезновения при помощи зеркал, полеты над сценой, разрезание самого себя и хорошеньких партнерш на части и многое иное заставляли сердце Дорофеи учащенно колотиться.
Роберт сильно нервничал. Девушку он не стеснялся, потому не считал нужным притворяться всезнающим, загадочным сфинксом. Только скомандовал Доре:
– Будь внимательной ко всему. Не факт, что мы разберемся с первого раза. Я читал его показания о миграции, представляю, чего ждать. Ты еще нет. Это твой плюс.
Она согласилась. Непредвзятый наблюдатель всегда лучше заинтересованного. Так что она глазела на людей в зале. Но чаще отдавала дань таланту артиста.
Павел недаром слыл настоящим чародеем. За кулисами шептались – за полдня смели все билеты. Волшебник, всемогущий маг, он заклинал огонь и воду, превращался в кентавра и резво скакал по сцене, оборачивался медведем, а то и вовсе фантастическим созданием, взлетал под купол без каких-либо видимых технических приспособлений. Его команда помогала устроить первоклассное шоу с эффектами, труднодостижимыми даже в макросети.
Но Доре были видны бисеринки пота, проступавшие на лице фокусника. Их Павел украдкой стирал платком, укрывшись за декорациями.
Заиграл оркестр, включилась золотисто-зеленая подсветка сцены, из-за кулис появлялись красивые ассистентки с птичьими крыльями за спиной. Одна за другой они взлетали под купол, за ними воспарил сам фокусник.
И вдруг в пятом ряду поднялась девушка – та самая патрульная.
– За свободу! – крикнула она и швырнула что-то в первый ряд.
Что? Дорофее показалось – гранату. «Какая глупость! – промелькнуло в голове. – Сама погибнет, ничего не добьется! Будто это метод».
Одновременно с этим Павел закричал:
– Прочь!
Вырвался из объятий птицедев и полетел навстречу гранате. Не успел.
Вспышка. Паника.
Дорофея не поняла, что случилось, но один за другим люди в эпицентре взрыва таяли, растворялись, как недавно на ее глазах исчез художник Белозеров. Иллюзионист лежал в проходе между кресел. Выжившие при взрыве толпились у выходов, кричали, ссорились, торопясь покинуть опасное помещение. А в воздухе застыли перья, сорванные с костюмов птицедев, чей-то браслет, над полом повисла сумочка… От неудачливого импресарио остался лишь обрывок шейного шнурка-галстука да очки в золоченой оправе. У самой сцены молодой парень рыдал навзрыд, глядя, как его ноги становятся прозрачными.
Потрясенная Дора подбежала к Павлу и поняла – тот тоже не жилец. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
– Не хочу умирать! Не хочу. Не хочу! – шевелились губы, пока фокусник рассеивался в воздухе, точно предутренний туман.
– Не соврал. Правдиво рассказал. – К девушке подошел Роберт, положил ей руку на плечо. – Девица метила в первый ряд, в градоправителей. Павел говорил, у них в мире назревала революция.
Дорофея кивнула скорее машинально, чем из любопытства. Ей было страшно до холода в желудке, до дрожи в руках. Зачем так поступать с людьми? Со своим миром? Наверняка место взрыва надолго станет непригодным для жизни.
– Ты разобрался, как действует бомба? – спросила она у Роберта.
– Нет. Нам нужно вновь пролистать последние минуты. – Он оглядел застывших людей. – Мы должны захотеть это сделать. Вместе.
Доре было неприятно вновь переживать трагедию. Но ради дела…
– К началу птичьих полетов, – скомандовал Роберт, беря ее за руки. – В прошлом все управляется силой нашей мысли. Дай руку, покружимся на месте.
Дора послушно сделала два шага и, споткнувшись об оброненный зонтик, чуть не завалилась на ученого.
– Хорошо, давай по отдельности. – Ноэль выпустил ее ладони.
Девушка послушно вспомнила нужный миг представления, прикрыла глаза… А когда открыла, оказалась на берегу моря. Одна. Чайка на камне задумчиво чистила перья…
Барск
Соловьев работал за ноутбуком, спрятавшись под полосатым сине-оранжевым солнечным зонтом. Солнце почти сползло с небосклона, дотянулось до кружащих над аэродромом легких самолетиков, но Броня не планировал выбираться из своего уютного укрытия.
Ника обучала Машу чувствовать, тихонько указывала девушке на очередную жертву из научной братии и просила прочитать его эмоции. Семен Левашов, местный зеркальный двойник Павла, присел на складной табурет и вырезал из деревяшки щенка.
Они все даже не сразу поняли, что запищал тревожный датчик, ведь совсем рядом по глади озера наперегонки носились катера, гремя моторами и оставляя за собой длинные пенные следы.
– Медицинская тревога! – очнулся Броня. – Павлу плохо. Пульс сбился, возможен приступ.
Он испуганно повернулся к Нике как единственному гаранту спокойствия. Та встрепенулась, сделала знак замолчать наперебой загалдевшим ученым, склонила голову, прислушалась к своим чувствам.
– Ничего, – призналась она, поправляя растрепанные ветром рыжие кудрявые волосы. – Непроницаемо для меня. Остановить их можешь? – обернулась она к Броне.
Тот отрицательно замотал головой.
Вероника в два шага оказалась возле машины времени, вцепилась в холодные прутья и немедленно отдернула руки.
– Внутри ее пустота, – прошептала она, запоздало признавая бессилие перед чудо-механизмом. – Ни-че-го! Даже аномалия что-то излучает, а тут идеальный вакуум!
Паники еще не было, но где-то на краешке сознания вспыхнули сигнальные огни тревоги, по спине пробежались мурашки. «Не сдаваться. Любая проблема имеет несколько решений», – мысленно напоминала себе Вероника, взглядом пытаясь найти поддержку окружающих. И не находила.
– Гений, понимаешь ли, – пробурчал Броня, ковыряя ботинком песок. – Он не дал никаких разъяснений про экстренную остановку машины. Сказал: единственный стоп-кран – это он, его желание и воля.
– А если он погибает, мой брат? – встревожился Семен Левашов, всматриваясь в переплетение металлических прутьев. – Вы позволите ему умереть?
– Мы бессильны, – развела руками Ника, пытаясь сохранить самообладание. – Сунемся вслепую – навредим всем.
Она приблизилась к металлической каракатице, снова ухватилась руками за прутья. Вот и предел ее могуществу. Проклятый Роберт, как он ее обхитрил, как придумал штуковину, непостижимую для сенса? Как теперь спасти самонадеянного гения? Как всех спасти?
Память Павла
Песок был холодным, вода ледяной. К моменту, когда появился Павел, девушка истоптала половину пляжа, не ведая, что делать. Роберт наверняка попал куда следует, это ее, недотепу, занесло к отправной точке путешествия.
Вместе с Павлом она доехала до концертного зала, пересмотрела представление. Ноэля не было в помине. И тогда ее охватила паника.
По макросети ходили байки про умерших во время погружения в виртуал. Будто их неотключенные профили, рукотворные уголки электронного мира и даже программные коды хранят отпечаток личности человеческого сознания. И бродят по сети призраки без обратного адреса. Байки Дорофею всегда забавляли. Теперь она была готова поверить в это безоговорочно.
Она стояла посреди замершего зала, замурованная в чужую память, в последней картинке, которую запомнил Павел перед миграцией. Если бы она могла заплакать, разревелась бы. Она пожелала оказаться там, где Роберт. И выпала в миг знакомства Левашова с Ноэлем. Не то! Не то!
Не достучаться до чужого сознания, не сбежать обратно. Тут-то ей и вспомнилась мрачная обреченность Роберта идти до конца, отдать все ради решения научной загадки. Получается, она стала жертвой его любознательности?
Следующей остановкой было детство Павла. Он, коротко стриженный, нескладный мальчишка с прыщавой физиономией, перед зеркалом отрабатывал фокусы с кубиками, то и дело заглядывая в книгу – верно ли? Получалось, мягко говоря, не очень. Павел психовал, швырял кубики об стену, обитую потертой, выцветшей тканью. Садился на пол, бессильно заламывая руки, готовый расплакаться, но неизменно поднимался, собирал реквизит и повторял вновь и вновь, улыбался через силу. И решимость на его лице придала Дорофее уверенности.
Странно, именно чужая молчаливая истерика и победа над собой помогли Доре собраться и возвратиться в концертный зал. Великий иллюзионист под присмотром чайно-карих глаз Роберта изображал птицу. Сам ученый стоял за спиной девушки-террористки, положив той руки на плечи, слегка раскачивался из стороны в сторону, устремив взгляд в одну точку.
Дорофея так обрадовалась Ноэлю, что помчалась к нему в зал и только на полпути обратила внимание, что проходит сквозь людей, а руки Роберта лежат чуть ниже границ плеч, как бы внутри…
– Они для Павла просто толпа, источник обожания, энергии, силы, вдохновения, – прочтя по ее лицу все эмоции, решил успокоить помощницу Роберт. – Он не задумывался о них как о людях, не прикасался, чтобы считать реалистичными.
Дора кивнула. Ее не удивило, что ученый не заметил отсутствия напарницы.
– Если не получится сейчас, запоминай момент, вернемся сюда.
Она согласилась легко. Главное поскорее выбраться в реал.
Что-то шло не так. Все пространство вокруг казалось зыбким, словно она заблудилась во сне – чужом, незнакомом, какие снятся в нездоровье, в непогоду и после больших ссор и стрессов, когда страхи, невысказанные слова, демоны гнева и собственного бессилия собираются воедино, плетут рваную паутину предутренней грезы, стучатся в затылок болью при пробуждении.
Вот вспыхнул свет под потолком, полетели девушки-птицы в обнимку с Павлом. Белокурая девушка, на вид года на три старше Доры, достала из сумочки гранату, задумчиво подержала на ладони, засмотрелась на то, как серый с белыми стеклянными вкраплениями корпус наливался желтоватым светом. Сидевший справа импресарио переменился в лице, протянул руку к опасной вещи. Не успел.
Картинка замерла, застыла трехмерной фотографией.
Роберт на миг склонился над зажатой в девичьем кулачке смертью, и Дора увидела, как смягчаются черты лица ученого, тает напряжение. Ей показалось, он сейчас запоет или затанцует. Он понял! Разгадал еще одну загадку. Приблизился к пониманию мироздания на микроскопический шажок.
Внезапно пол под ногами качнулся. Скорее по наитию, чем осмысленно Дорофея вцепилась в руку Ноэля. И потому их обоих выбросило во тьму: вязкую, плотную.
В ней вспыхивали и гасли крошечные солнца, вокруг которых вращались планеты. Девушка и ученый зависли в этой живой пульсирующей черноте, точно в толще океанских вод. Чьи-то силуэты, похожие на гигантских русалок, проплывали рядом, дышали влажно и шумно: «П-ф-ф-ф. П-ф-ф-фсь». От их дыхания Роберт с Дорой покачивались на волнах тьмы, неспособные двигаться самостоятельно.
Мысли, переживания, заботы немедля оказались смехотворно ничтожны. Хотелось смотреть на движение светил, слушать звуки местных обитателей, влиться в их нестройный хор.
Если прислушаться, начнешь различать голоса, шорохи, отдельные слова на неведомых языках. И перед внутренним взором встанут видения неизмеримо далеких земель, всевозможные чудеса, распахнутся все тайны Вселенной.
Нечто похожее очертаниями на игрушку муми-тролля, которая была у Дориного одноклассника Борьки, большое и более темное, чем окружающая тьма, парило в их сторону, распугивало русалок.
Дорофея с трудом обернулась к Роберту, но ей не хватило сил произнести хотя бы слово. Тень надвигалась быстро, заслонив собой солнечные вспышки, и вдруг сама взорвалась мириадами звезд.
Некто схватил Роберта с Дорой за шкирку и выдернул из тьмы. Одна из звезд вдруг оказалась близко-близко, обожгла своим жаром, затянула в поле гравитации, закрутила по орбите.
А потом двое путешественников по чужой памяти очутились в палате со стенами бледно-апельсинового цвета. Там на кровати лежал мальчик – Семен Левашов. Дора поняла это, едва взглянула на него. Лежал и листал книгу стихов, грыз яблоко.
Запищали приборы, тело на кровати дернулось, закрыло и открыло глаза, удивленно взглянуло на новый мир.
– Дорофея. – Роберт потянул девушку за руку. – Срочно пора уходить. Давай за мной.
Они прошли сквозь стену в коридор. Ничего не изменилось. Они были пленниками сознания Левашова.
– Обратно! – Роберт не терял оптимизма. Разгадка устройства гранаты грела его душу.
В палате уже суетились люди.
– Я звоню в центр клонирования! – злилась тем временем молоденькая докторша.
– Куда вы смотрели? Теперь вызывайте разделительную бригаду! – рычал долговязый мужчина в небрежно накинутом на плечи халате.
– Как куда, сигнал от сенса поступил три часа назад! Сему оперативно привезли на взятие проб. Что скажем его родителям? – охала толстая женщина, ее выбеленные волосы были собраны в пучок на затылке.
– Правду. – Долговязый коснулся такого же, как у Ники, браслета. – В их сыне угнездился чужак! Как же все неожиданно быстро!
А Павел с интересом смотрел на них, разглядывал комнату, еще не веря, что выбрался живым.
– Попробуем сюда. – Роберт подмигнул Дорофее, потянул ее сквозь приборы. И…
Барск. Ника
Она не знала, что делать, куда бежать. Роберт и девочка там. Левашов с сердечным приступом и неизвестно какой еще хворью – тоже. А она бессильна. Абсолютно.
Маша в панике. У Семена почти истерика. Бронислав внешне держался, но перетрусил – мама не горюй. Кощей пять раз звонил, и она, Вероника, ему бессовестно лгала, сообщала, что все под контролем, что эксперимент близок к завершению. А там внутри металлической штуковины, которую и пилить-то будут сутки, чтобы до центра добраться, застряли двое близких ей людей!
– Безумец! Самоуверенный идиот, – ругалась она, вновь и вновь пытаясь прощупать железное кружево. – Вылезет – прибью! Небось для этого металлолома консервные банки по всей столице собирал!
Бушевала она долго, злясь на собственное бессилие, на людей, убравшихся к машинам подальше от ее гнева. Один Броня как ни в чем не бывало восседал под зонтом и потягивал остывший чай. Сделать он тоже ничего не мог, зато бывшую супругу знал достаточно хорошо, чтоб не метаться в поисках бомбоубежища.
Ника почти дошла до той стадии, когда становилась опасной для себя и других, как замигали огни на браслете. Ильина замерла, зло фыркнула, встряхнула запястьем и поднесла пылающую огнями звезду к губам.
– Что? – Тон был вовсе не дружелюбным. При звуке голоса из гарнитуры пришлось успокоиться.
– Да, Илья Петрович, ясно. Эксперимент продолжается. Какие беспорядки? Еще и забастовки? Конечно, мы с Левашовым делаем все, что можем. Фильм почти готов. Сегодня после эксперимента доложим. Хорошо, всего доброго.
Голос Вероники лился сахарным сиропом – густым, золотистым, блестящим на свету, приторно-сладким на языке. Едва связь прервалась, Ника зло топнула ногой:
– Проклятье! Бронька, что на приборах?
– По-прежнему, – флегматично ответил Соловьев. – А нет, стой. Мне кажется, вращение капсул замедляется.
Звякнули металлические прутья, поползли в стороны, складываясь, сворачиваясь, открывая путь бирюзовым кабинкам. Наверно, Машка почувствовала своего клона быстрее Ники, побежала встречать.
Дорофея вышла, покачиваясь, позволила Брониславу подхватить себя на руки. Уже в микроавтобусе, пока вытаскивали Роберта с Павлом, пока возле Левашова суетились медики, Дора поделилась впечатлениями с Машей:
– Я видела то место, через которое сама перенеслась из мира в мир. Кажется, я его вспомнила теперь.
Во всех подробностях она поведала о своих путешествиях, таких реальных и удивительных, намного более захватывающих, чем макросетевые игры.
Роберт больше молчал, отмахнулся от Брони, в несколько глотков осушил термос с чаем и ушел в машину «думать о главном».
Ника с чистой совестью перепоручила переглядывающихся девушек Розе, выудила из цепких врачебных рук полуживого Павла и, угрожая военным трибуналом, сама потащила доснимать и монтировать фильм.
Ее злила отрешенная задумчивость Ноэля, злил флегматичный Броня. От общения с Робертом он стал спокойней и сосредоточенней. Таким, каким обычно был во время напряженной работы, ведущей к очередному изобретению. В подобные моменты интриги и раздоры с коллегами, попытки самоутвердиться за счет других отходили на второй план, а то и вовсе переставали интересовать профессора Соловьева. Ника знала: затишье никогда не длилось долго и после него следовало ждать грозы. Мишенью по старой привычке чаще всего становилась она, Вероника. А ей сейчас не до того.
Ей предстояло четыре с половиной часа работы, ссор и споров с командой Левашова, просмотра материалов в прокуренной аппаратной в здании телецентра Барска, литры дрянного кофе из кофе-машины, остывшая пицца, которую привез сэкономивший на доставке Семен… И требовалось море терпения, чтобы не плюнуть на все и не уйти домой до завершения работы.
И вот когда заветный миг наступил, техники разошлись, помощники паковали оборудование, Ника взяла со стула сумочку… Именно тогда ожила звезда на браслете. Что за напасть! Таскаешь ее на себе, в любое время могут дернуть, поднять на ноги. Хуже мобильника. Тот хоть отключить можно. А тут не имеешь права. Долг, чтоб его.
– Вероника! – Голос Ильи Петровича дрожал от волнения и негодования. – Ваш институт переводят на военный режим. Отряд-подкрепление прибудет утром. Похоже, мы опоздали. Началась охота на клонов. Тот немецкий провокатор, выложивший в сеть информацию, поднял такую волну, что Всемирный потоп по сравнению с ней – буря в тазике воды! Активисты – борцы с пилигримами – вычисляют липовых близнецов и хватают, применяя силу. Только в Москве пропали четверо сотрудников. В Штатах некая религиозная группировка объявила пилигримов посланцами Сатаны, семерых уже застрелили. Кто-то из высших чинов сливает информацию!
– Что мне делать? – Ника привалилась спиной к книжному шкафу. Твердый переплет толстенного фолианта впился острым краем между лопаток.
– Вероника, Левашову нужен друг и советчик, – продолжал генерал. – Барск охраняется лучше алмазного фонда страны, а нашему режиссеру требуется надежный сенс и консультант. Отправляйся с ним завтра. Заодно последишь за нашими центрами клонирования. Это не просьба.
– Поняла, уже пакую вещи. – Она прервала связь и обернулась к Павлу. – Утром вылетаем вдвоем, – без объяснений сообщила она.
В кои-то веки она рассчитывала выспаться после нервного дня, но по возвращении в квартиру обнаружила там целый штаб. В гостиной на диване единолично развалился Роберт. Он закинул ноги на подлокотник, заложив руки за голову. На журнальном столике примостились защитного цвета поношенный рюкзак и потертый блокнот.
Председатель занял кресло, листал рекламный журнал, рассеянно вчитывался в характеристики новых телевизоров и холодильников. Маша с Дорой, настороженные и внимательные, расположились на пушистом ковре под пальмами в кадках. При ее появлении спрятали планшет в сумку. Ника слишком устала, чтобы обращать внимание на девчоночью возню. Броня притащил из соседней комнаты стул и теперь сидел, вытянув длинные ноги.
– Как это понимать?
Хозяйке квартиры очень не понравилась собравшаяся компания. Ясно, что быстро они не разойдутся, а у Ильиной до сих пор колени дрожали от пережитого. Интересно, сколько седых волос ей стоило беспокойное лето?
Она уперлась кулаками в бока, приняла грозный вид. Но попытки не достигли цели.
– Никки, тебе не интересно, что я вытащил из черепушки нашего любезного чародейчика? – ехидным тоном поинтересовался наглец на диване.
– Неужели там что-то было? – подал голос Соловьев.
Ника уловила неприязнь бывшего к столичному гостю, презрение и даже жалость.
«Ага, оттаивает, кусаться снова начинает». Мысленно усмехнувшись, Ника подошла к Роберту:
Читать бесплатно другие книги:
