Азалия Гривина Вера
Два дня Азалия не находила себе места: за что бы она не бралась, у нее все валилось из рук, прогулки не доставляли ей удовольствия, а молитвы не приносили успокоения. Порой девушку даже начинало лихорадить.
– Что с тобой, милая? – с тревогой спрашивала Жаветта.
– Ничего, – отвечала Азалия.
– Уж не захворала ли ты?
– Если только немного…
Девушка и сама не могла понять, что с ней творится.
«Уж не схожу ли я с ума?» – пугалась она.
Ночью накануне приезда Бертрана Азалии снились кошмары, а утром она поднялась с постели еще затемно и задумалась, в чем ей встретить гостя. Бабушка не наряжала внучку, и потому что на наряды не хватало денег, и потому что будущей монахине полагалось быть скромницей. До сих пор Азалия с этим мирилась, но сегодня ей захотелось быть хоть немного наряднее, чем обычно.
«Я в своих одеждах похожа на нищенку с паперти».
Едва забрезжил рассвет, она открыла сундук и принялась в нем рыться. За этим занятием ее застал дядя. Он подошел к смутившейся племяннице и, вынув из кучи тряпья темно-серое шерстяное платье, предложил:
– Надень это, моя девочка.
Азалия подавила вздох. Увы, это действительно было ее лучшее платье – далеко не новое, доставшееся ей от бабушки.
Покопавшись еще в сундуке, девушка нашла три шелковые ленты: две алые и одну нежно-бирюзового цвета.
«Вот чем я себя украшу», – решила она.
Алые ленты Азалия вплела себе в косы, а из бирюзовой сделала поясок. В таком виде она и встретила Бертрана, когда тот спустя пару часов прибыл в усадьбу. Судя по его взгляду, он оценил ее старания.
Азалия отметила про себя, что Бертран, как и в прошлый раз, прибыл к ним один, а он, будто подслушав ее мысли, сказал:
– Мои люди сейчас в Нарбонне.
Жаветта пригласила гостя к столу. Во время трапезы Азалию опять охватило волнение, отчего кусок не лез ей в горло. Тем временем бабушка потчевала гостя, дядя расспрашивал его о Русильоне, а сам Бертран охотно ел, пил и отвечал на задаваемые вопросы.
«Когда же он заговорит о своем предложении», – нетерпеливо подумала девушка.
Тут же, словно в ответ на ее призыв, гость обратился к Жаветте и брату Тибо:
– Я прошу вас отдать мне Азалию в жены.
Азалия вскрикнула и смахнула со стола глиняный горшок, разбившийся на мелкие кусочки, а Жаветта, всплеснув руками, замерла на месте. Лишь брат Тибо остался спокойным.
– Не сомневаюсь, что мессир Бертран хорошо обдумал свое предложение, – проговорил монах.
– Я всегда все обдумываю, – коротко и сухо ответил гость.
Жаветта обрела наконец дар речи:
– Но мессир Бертран едва знаком с моей внучкой…
Прервавшись, она жалобно посмотрела на гостя. На его лице не дрогнул ни один мускул.
– Мой жизненный опыт сразу подсказал мне, что Азалия – достойная во всех отношениях девица.
– Моя внучка готовится к постригу, – настаивала на своем Жаветта. – Если она откажется стать Христовой невестой, это обидит матушку Юдифь.
– А может и не обидит, – неожиданно возразил ей сын. – За нашей девочкой не такой богатый вклад, чтобы о нем, прости меня Господь, жалеть.
– Да, мы мало что можем дать за Азалией, – со вздохом согласилась Жаветта.
– Я возьму ее с любым приданым и даже ни с чем, – уверенно заявил Бертран.
Брат Тибо с сомнением покачал головой.
– В наше время, как это не прискорбно, алчность слишком часто порабощает людские души, а бескорыстие, да простит меня Бог, такая редкость, что вызывает недоверие. Мессир Бертран уже далеко не в том возрасте, когда теряют голову из-за одной только красоты девицы.
Мать посмотрела на него с укоризной, и он извиняющимся тоном добавил:
– Я просто беспокоюсь за племянницу.
– Не так уж я и бескорыстен, – ответил с усмешкой Бертран. – Только корысть корысти рознь. Мой первый брак был по расчету: родители девушки давали за ней хорошее приданое. Признаюсь, я тогда особенно не приглядывался к своей невесте Аве: она была довольно мила лицом, и мне этого вроде бы хватало. А в результате мне досталась жена с таким вздорным нравом, что, когда через пять лет она скончалась, ее смерть, прости, Господи, не вызвала у меня печали. После похорон Авы, царство ей небесное, я твердо решил жениться в следующий раз только, если найду девицу скромную и послушную; добро, если она будет еще и красивой, а богатства ей вовсе не обязательно, ибо не существует женщин со всеми возможными достоинствами.
– Это мудрое решение, мессир Бертран, – похвалил гостя монах.
– В этом я сам убедился, сочетавшись браком с Летгардой – дамой кроткой и благочестивой. Ее ничтожное приданое не помешало нам прожить в согласии три года; жаль только, что она не смогла родить мне детей. Теперь Летгарды нет в живых, пусть она покоится с миром, а я еще не столь стар, чтобы не помышлять о счастливой семейной жизни.
– Чем же достойного мессира Бертрана привлекла моя внучка? – спросила Жаветта.
Гость сделал долгую паузу, после которой заговорил медленно и с расстановкой:
– Еще в первую нашу встречу на рынке мне стало ясно, что Азалия не только красивая, а также и кроткая девица. Я захотел узнать о ней побольше и принялся расспрашивать людей о вашей семье.
– Вряд ли они нас славословили, – пробормотал брат Тибо.
Бертран кивнул.
– Да, в Нарбонне вас не любят. Но я не привык доверять словам, а всегда пытаюсь понять, что за ними может скрываться. Горожане называли Азалию полусумасшедшей дикаркой, но никто не посмел упрекнуть ее в нескромном поведении или отсутствия благочестия. Одна женщина, как свинья толстая и грязная, отзывалась о вас всех с особым недоброжелательством – не знаю, чем вы ей досадили…
– Аманда! – процедила сквозь зубы Жаветта. – Я всего лишь поставила на место эту сплетницу!
– Именно от нее я узнал о предстоящем постриге Азалии.
– А давно ли мессир Бертран в Русильоне? – задал монах неожиданный вопрос.
– Давно, – ответил гость. – Я понял, что имеется в виду. Да, мне следовало вас посетить еще лет семь назад, но у меня не хватало духу. Для воина не страшно сразиться с множеством врагов, но ему часто не хватает смелости признаться в своем бессилии.
– В каком бессилии? – не поняла Жаветта.
– Я был бессилен помочь Готье и Люции, когда они попали в беду, – пояснил Бертран.
Старуха печально развела руками.
– Увы, им никто их нас не мог помочь.
– Я это понимаю, но от вины не могу избавиться. К тому же я боялся лишний раз потревожить вас, напомнив о вашем горе.
– И все-таки мессир Бертран прибыл к нам, – заговорил опять брат Тибо. – Чему мы, по всей очевидности, обязаны его чувству к Азалии.
– Да, – подтвердил гость. – Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы по-настоящему полюбить Азалию. Уверяю вас, что она будет под моей надежной защитой, и я никому не дам ее в обиду.
Азалия между тем удивленно прислушивалась к беседе: речь за столом шла о ней, а ее саму при этом словно бы и не замечали. Девушка попыталась понять, как она сама относится к предложению Бертрана, но в голове у нее царил хаос.
– Мессир Бертран знатен, а мы всего лишь бедные земледельцы, – сказала Жаветта.
– Это для меня не имеет значения, – ответил гость.
– Но у нашей семьи плохая репутация, – напомнил брат Тибо. – Всем ведомо, что родители Азалии казнены за измену.
– Клянусь Богом, я не сомневаюсь в том, что их оклеветали, – отрезал Бертран.
– Но люди думают иначе, – продолжал возражать монах.
– Пусть думают, что хотят.
– Однако же… – начала Жаветта.
Гость не дал ей договорить:
– Ваша беда не вызывает у меня ничего, кроме сочувствия. Что же касается всех обстоятельств гибели Готье и Люции, то в Нарбонне о них еще помнят по двум причинам – зависти к вам из-за вашего прошлого достатка и выходок Гарнье. А в Русильоне никому нет дела до событий, случившихся где-то на севере.
– Так уж и никому? – усомнился брат Тибо – Помнится, сын Гарнье, Фродель, тоже служит графу Гислаберту.
– Совершенно верно, Фродель сейчас в Перпиньяне12, – подтвердил Бертран. – Но не беспокойтесь – он, в отличие от своего сумасбродного отца рассудителен и не любит скандалов. К тому же у него есть передо мной кое-какие обязательства.
– Сын Гарнье и в юности не был спесивым, – проворчала Жаветта. – Нрав у него уж точно не отцовский.
– Да он и не бывает в нашей крепости, – добавил гость.
Брат Тибо озабоченно наморщил лоб.
– Кстати, о вашей крепости. Часто ли на нее нападают мавры?
– Не реже одного раза в год, – не стал кривить душой Бертран. – Мы всегда настороже, и, пока я комендант Обстакула, крепость останется неприступной.
Он перевел дух и, окинув Жаветту и монаха пристальным взглядом, спросил:
– Так вы отдадите мне Азалию?
Как не старался Бертран держать себя в руках, ему не удалось скрыть своего волнения. Его руки слегка дрожали, а глаза потемнели до черноты.
– Нам надо подумать, – ответила Жаветта.
– Да, мессир, нам надо подумать! – поддержал ее сын. – Мы, конечно, благодарны за оказанную нам честь, но судьбу нашей девочки нельзя решить за несколько часов.
Гость прибодрился.
– Хорошо, я приеду к вам за окончательным ответом на Крещение.
– Но до Крещения всего девять дней, – отозвалась Жаветта
– Их должно хватить.
– Пожалуй, что должно, – решил монах.
Бертран вынул из-за пазухи, свернутый в свиток пергамент.
– Здесь записаны мои обязательства перед будущей женой. Они скреплены печатью графа Гислоберта.
– Похвальная предусмотрительность, – обрадовался брат Тибо.
Развернув пергамент, он восхищенно прищелкнул языком.
– Какой замечательный почерк! В нашей обители никто из братьев не умеет так красиво писать!
Сам Тибо выучился грамоте только тогда, когда стал монахом, и все еще испытывал трудности при чтении. Поэтому хороший почерк производил на него приятное впечатление.
– Это писал Вадим, – пояснил Бертран. – Он ценный слуга, и мне будет жаль с ним расставаться.
– Зачем же мессиру с ним расставаться? – удивилась Жаветта.
– Вадим – чужеземец. Он скоро покинет Русильон.
Последние слова гостя странным образом подействовали на Азалию: ей вдруг стало грустно.
– К сожалению, мне пора, – сказал Бертран, поднимаясь из-за стола.
Жаветта, брат Тибо и Азалия вышли его проводить. Девушка удивлялась тому, что гость по-прежнему словно не замечает ее.
«Бертран хочет взять меня в жены, но даже не попытается перемолвиться со мной хотя бы парой слов».
Уже взобравшись в седло, он наконец обратился к ней:
– Если Господу будет угодно нас соединить, обещаю стать тебе хорошим мужем.
Не найдя, что ему ответить, она опустила глаза.
Глава 6
Семейный совет
Как только Рубо закрыл ворота, Жаветта немедля отослала внучку кормить скотину и птицу. Обычно Азалия тратила на это занятие немало времени: она, любя домашнюю животину, кого-то гладила, кого-то ласково трепала, а с км-то даже и разговаривала. Четвероногие друзья девушки внимательно прислушивались к ней, и она не сомневалась в том, что они ее понимают. Но сегодня ей было не до них. Высыпав корм птицам, дав овса лошадям и бросив сено корове, Азалия почти бегом направилась в дом, но у крыльца ее остановила Клодина.
– Погоди! Тебе велено погулять, пока они беседуют.
Было легко догадаться, что Жаветта и брат Тибо обсуждают будущее Азалии. Ее сердце гулко забилось, ибо только теперь она по-настоящему осознала, что произошло. Ожидаемое ею чудо сбывалось: отважный, благородный воин хочет взять ее в жены. Правда, он далеко не юн, но ведь в сказках никогда не говорится о точном возрасте героя. А во всем остальном Бертран вполне соответствовал придуманному Азалией образу ее возлюбленного и мужа.
«Пусть мессир Бертран и не молод, зато он благородного происхождения, честен и хорош собой. Но самое главное – он верит в невиновность моих родителей. Только бы бабушка и дядя не отказались от дарованной мне Небесами милости».
Взволнованная девушка принялась ходить по двору, шепча под нос молитвы. С замиранием сердца она ждала окончания беседы родственников, желая только одного – чтобы они не отвергли предложение Бертрана.
Наконец на крыльце вновь появилась Клодина.
– Азалия! – позвала она.
Девушка опрометью бросилась к ней, крича на бегу:
– Ну, что! Меня зовут? Зовут?
– Да, зовут.
Азалия влетела в коридор и, запыхавшись остановилась у двери комнаты, чтобы перевести дух.
– Что же тебя, матушка, так смущает! – донесся до нее голос дяди. – Неужели возраст жениха?
– Его возраст меня как раз меньше всего беспокоит, – ответила Жаветта. – Хотя, конечно, хотелось бы знать, с чем останется моя внучка, если вдруг овдовеет.
– В единственной записи, которую я успел прочесть на пергаменте как раз и указано, какие пожалования получит Азалия от графа Гислаберта, если потеряет мужа. Поверь, ей не грозит нищенское существование.
– Это хорошо. Мессир Бертран достоин хвалы за свою предусмотрительность.
– Однако, матушка, он тебе чем-то не нравится. Объясни, почему ты не желаешь отдать за него Азалию.
– Даже и не знаю, – вздохнула Жаветта. – Мессир Бертран вроде бы замечательный человек, а что-то меня в нем настораживает. К кому у меня лежит сердце, так это к слуге Бертрана, Вадиму. За него я отдала бы внучку без колебаний.
Азалия вздрогнула, и у нее загорелись щеки.
«Бабушка как будто околдована Вадимом. Ей никто не нравился так, как он. Может, всему виной его снадобье? Все-таки неспроста лекарей считают магами».
Брат Тибо тоже удивился заявлению матери:
– За слугу Бертрана? Что за странный выбор?
Азалия почувствовала укол совести.
«Нехорошо подслушивать, прости меня, Господь».
Сделав поглубже вдох, она толкнула дверь. Скрип петель получился таким громким, что бабушка и дядя испуганно обернулись.
– Вы звали меня? – смущенно спросила девушка.
– Звали, – ответила Жаветта печальным голосом.
У Азалии упало сердце.
«Господи! Неужели бабушка хочет отказать мессиру Бертрану? Если это так, я умолю ее поменять решение!»
– Ответь, дорогая, – ласково обратился к племяннице брат Тибо, – ты хочешь выйти за Бертрана?
– Очень хочу! – призналась она, и ее щеки запылали еще пуще.
– Значит, такова Божья воля, – сухо заключила Жаветта.
Внучка бросилась ей на шею.
– Спасибо, бабушка! Бог возблагодарит тебя за твою доброту.
– Я счастлива, дорогая моя, что угодила тебе, – растрогалась Жаветта. – Да будут милостивы к тебе Небеса!
Брату Тибо было пора возвращаться в аббатство.
– Я провожу тебя, дядюшка, – предложила Азалия.
Когда они вышли за ворота, монах сказал:
– Я давно догадывался, моя девочка, что участь Христовой невесты тебя, увы, не прельщает. Но что было делать? Деваться тебе было некуда, кроме святой обители.
– Я просила у Господа мужа, – призналась Азалия.
– И твои молитвы услышаны. Ты станешь женой весьма достойного человека.
Девушка не смогла сдержать улыбки.
– Значит, мессир Бертран тебе нравится?
– Мне он показался рассудительным человеком. Я надеюсь, ты будешь с ним счастлива.
– А я в этом уверена! – воскликнула Азалия.
Брат Тибо нежно обнял племянницу за плечи.
– Бог тебя не оставит, девочка.
Эта ласка так тронула душу Азалии, что она решилась задать дяде давно мучавший ее вопрос:
– Признайся, дядюшка, ты ведь не одобрял моих родителей?
– Зачем об этом вспоминать? – проворчал Тибо, нахмурившись.
Азалии стало обидно. Почему с ней никогда не желают говорить о чем-то серьезном? В конце концов, она уже взрослая и даже собирается выйти замуж.
– И все же, дядюшка? – настаивала Азалия.
Немного помявшись, брат Тибо признался:
– Да, ты права: я их не одобрял.
– Почему?
– Я считал их поступки безрассудными.
– Почему? – опять спросила Азалия.
– Господь не хотел, чтобы Готье и Люция были вместе. Нельзя поступать вопреки Божьей воле.
– Откуда ты знаешь, чего хотел Господь? – удивилась девушка.
– Слишком много было у твоих родителей препятствий для воссоединения, чтобы не узреть в них волю Божью.
– Но батюшка и матушка любили друг друга! По-твоему любящие люди не должны стремиться быть вместе? Зачем же тогда Господь дает любовь?
Тибо пожал плечами.
– Этого не можем знать мы, черви земные. Как говорит наш благоверный аббат Реми: нам неведом Божий промысел до тех пор, пока не сбывается небесная воля. А у любви твоих родителей, увы, конец самый горестный.
– А ты сам, дядюшка, любил когда-нибудь? – полюбопытствовала Азалия.
– Любил, – признался монах. – У меня была невеста, и назначили уже день нашей свадьбы, но после известных событий мы расстались, о чем я нисколько не жалею.
– Неужели не жалеешь? – засомневалась девушка.
– Поверь, я счастлив тем, что имею, и мой отец, упокой его Господи, тоже довольствовался малым. А вот Готье нравом пошел в матушку – у нее иной раз возникают в голове весьма странные идеи.
– Что ты имеешь в виду?
– Хотя бы ее желание выдать тебя замуж за слугу мессира Бертрана. Как его зовут? Вадимом, кажется?
– Почему ты говоришь о нем с таким пренебрежением? – неожиданно для себя вступилась девушка за Вадима. – Ты же его совсем не знаешь.
– Довольно того, что я успел узнать о нем, чтобы не желать тебе такого мужа.
Азалия недовольно фыркнула:
– Вадим и не собирается брать меня в жены, да я и сама за него не пошла бы!
Увлекшись беседой, они не заметили, как приблизились к склону холма, почти на самой вершине которого располагалось аббатство Сент-Ирией. Уже надвигался вечер, окрашивая плывущие по небу облака в алый цвет. В расположенной слева от тропы низине появилась легкая белая дымка.
Послышался протяжный звук колокола.
– Я должен был уже вернуться в обитель, – сказал монах, досадливо поморщившись.
– Аббат Реми к тебе добр, – успокаивающе промолвила девушка.
– Однако мне грешно злоупотреблять его добротой, – проворчал в ответ брат Тибо.
Он благословил и поцеловал племянницу в лоб.
– Поднимается туман. Поспеши домой, моя девочка.
Почти бегом Азалия направилась к усадьбе.
«Пресвятая Дева! – радостно думала она. – Неужели это не сон? Неужели я скоро выйду замуж за благородного мессира Бертрана? И у нас с ним будут дети!.. Спасибо, Господи, за великую ко мне милость!»
Глава 7
В преддверии перемен
Брат Тибо оказался прав: настоятельницу Сенте-Мари, матушку Юдифь, не расстроило известие о предстоящем замужестве Азалии. Аббатиса, правда, немного поворчала по поводу того, как легко девицы отказываются от служения Богу, и посетовала на нынешние нравы, но, в конце концов, благословила несостоявшуюся Христову невесту на брак, сказав ей на прощание:
– Если Господь вразумит тебя, и ты прежде, чем предстать перед алтарем, решишь не выходить замуж, наши сестры тебя примут к себе.
– Оказывается, матушка Юдифь не такая уж и суровая, – удивлялась Азалия по пути домой. – А я ее побаивалась.
На самом деле она не побаивалась, а до замирания сердца боялась строгую аббатису, но никогда, никому в этом не признавалась.
А на следующий день Азалия случайно услышала часть беседы бабушки и дяди.
– Вот уж не думала, что аббатиса Сенте-Мари такая покладистая, – удивилась Жаветта.
Брат Тибо хмыкнул:
– Вряд ли она была бы столь же покладистой, давай мы за нашей девочкой не малое количество серебра, а виноградник.
Азалия тут же выбросила из головы этот разговор. Ей было не до раздумий о матушке Юдифь, потому что предстоящее событие занимало все ее мысли. Она ждала и вместе с тем боялась нового появления Бертрана.
Он прибыл, как и обещал, на Крещение, остался на весь праздничный день в аббатстве Сент-Ирией, переночевал там, а утром пришел вместе с братом Тибо пешком в усадьбу, где Жаветта его приняла с родственной теплотой. Бертран выглядел радостным и часто бросал пытливые взгляды на невесту, отчего та краснела.
– Аббат Реми доволен, что мы дали согласие на брак, – сообщил брат Тибо родным, когда гость ненадолго вышел.
Азалия счастливо улыбнулась.
– Значит, мой жених понравился святому отцу?
– Да, понравился, – подтвердил монах. – Как оказалось, мессир Бертран очень благочестив.
Жаветта тяжело вздохнула. Она, конечно же, желала внучке счастья, однако не могла при этом не думать и о своем грядущем одиночестве. Видя страдания бабушки, Азалия начинала испытывать перед ней вину, и пыталась себя оправдать.
«Нам бы все равно пришлось расстаться. В замужестве я хоть изредка смогу ее навещать, а из Сенте-Мари сестер совсем не выпускают».