Хранительница тайн Мортон Кейт
– Он подкрался из-за угла, не просто вышел, как обычный прохожий, а коварно подкрался сзади, и тут мама с братом на руках вышла из дома.
– Ваша мама держала ребенка на руках?
– Да.
– В руках у нее было что-то еще?
– Да.
– Что именно?
Лорел прикусила щеку, вспоминая влажный серебряный блеск.
– Нож для торта.
– Вы его узнали?
– Он у нас только для праздников. У него вокруг ручки красная ленточка.
В манере полицейского ничего не изменилось.
– Что случилось потом?
Лорел не замедлила с ответом:
– Он напал на маму.
Легкая тень сомнения, словно солнечное пятнышко на фотоснимке, омрачила мысли Лорел. Мгновение она сосредоточенно изучала собственные коленки, затем продолжила. Мужчина бросился к Джерри, она точно помнит, как он протянул руки к ребенку. Маме пришлось заслонить малыша собой, опустить его на землю. Незнакомец попытался отобрать у нее нож, завязалась борьба…
– И что потом?
Лорел сглотнула, во рту пересохло.
– Потом мама ударила его ножом.
В комнате стало тихо, только скрипела бумага. Лорел совершенно ясно видела перед собой картинку: ужасный человек с темным лицом и огромными ручищами набрасывается на ее мать, пытается схватить малыша…
– Незнакомец упал?
Ручка перестала скрипеть. Полицейский помоложе поднял глаза от блокнота и посмотрел на Лорел:
– Сразу после удара ножом незнакомец упал на землю?
Лорел робко кивнула:
– Да.
– Вы уверены?
– Больше я ничего не помню. Я потеряла сознание и очнулась в доме на дереве.
– Когда?
– Тлько что. И сразу вернулась сюда.
Полицейский постарше набрал воздуха в легкие и с шумом выпустил его наружу.
– Желаете добавить что-нибудь? Возможно, вы видели или слышали что-нибудь еще?
Полицейский провел рукой по лысине. Глаза у него были светло-голубые, почти серые.
– Не спешите, любая незначительная деталь может оказаться важной.
Все ли она рассказала? Возможно, она видела или слышала что-то еще? Лорел задумалась. Нет, она ничего не упустила.
– Значит, ничего?
Она кивнула. Папа хмуро смотрел исподлобья.
Полицейские обменялись взглядами, старший едва заметно кивнул, младший захлопнул блокнот. Допрос закончился.
Сидя на подоконнике, Лорел смотрела, как трое мужчин вышли за калитку. По дороге они не разговаривали, потом лысый что-то спросил, и папа ответил, показывая на темнеющее небо. Возможно, мужчины обсуждали погоду, виды на урожай или историческое прошлое Суффолка, – впрочем, вряд ли.
Фургон неуклюже въехал на аллею; полицейский помоложе, шагая по высокой траве, шел ему навстречу, махая руками. Лорел смотрела, как шофер вышел из машины, как с заднего сиденья извлекли носилки, как простыня (не такая уж белая, пятна крови успели почернеть) прошелестела по саду. Полицейские погрузили труп на носилки, фургон укатил, а папа вернулся в дом. Лорел слышала, как захлопнулась дверь. Ботинки полетели на пол – один, затем второй, – и, неслышно ступая ногами в носках, папа вошел в гостиную, где сидела мама.
Лорел задернула шторы и отвернулась от окна. Полицейские ушли. Она сказала правду. Почему же теперь ей не по себе?
Лорел вздрогнула. Незнакомец назвал маму по имени.
Об этом она полицейскому не сообщила. Лысый спросил, не желает ли она что-нибудь добавить, не видела ли чего-нибудь еще, но она промолчала.
Дверь отворилась, и Лорел подскочила на месте, ожидая увидеть полицейского, который вернулся, чтобы продолжить допрос. Но это был папа, который зашел сказать, что заберет сестер у соседей. Малыш заснул, мама легла. У двери он остановился и принялся барабанить пальцами по косяку.
– Это было ужасно, – промолвил он наконец.
Лорел закусила губу, чтобы не разрыдаться.
– Твоя мать – очень храбрая женщина.
Лорел кивнула.
– Она держалась молодцом. И ты тоже.
– Спасибо, папа, – пробормотала Лорел, глотая слезы.
– Полиция считает, что это тот самый псих, который пугал женщин у реки, про него еще в газетах писали. Приметы совпадают, да и кому еще пришло бы в голову напасть на твою мать?
И впрямь, Лорел, заметив незнакомца, сразу же вспомнила газетные статьи. Ей стало немного легче.
– Выслушай меня, Лол. – Папа сунул руки в карманы и беспокойно пошевелил пальцами. – Мы с мамой решили, что не стоит ничего рассказывать твоим сестрам. Они еще маленькие, не поймут. Я бы предпочел, чтобы и тебя тут в это время не было, но уж что вышло, то вышло.
– Прости, папа.
– Тебе не за что извиняться. Ты помогла полиции, своей матери, и теперь все позади. Плохой человек пришел в наш дом, но все закончилось благополучно. И теперь все у нас будет хорошо.
В последних словах отца Лорел почудился скрытый вопрос, и она ответила:
– Да, папа, все у нас будет хорошо.
Он криво улыбнулся:
– Ты хорошая девочка, Лорел. Теперь я пойду за твоими сестрами, а все, что случилось сегодня, останется между нами.
Они исполнили уговор. То, что произошло тем летним полднем в саду, осталось великой тайной семейной истории. Сестрам ничего не сказали, а Джерри был маленький и ничего запомнить не мог. Хотя, как показали дальнейшие события, в последнем пункте они заблуждались.
Конечно, сестры заподозрили неладное: в тот день их бесцеремонно отволокли к соседям и усадили перед новехоньким телевизором «Декка»; несколько недель родители ходили мрачнее тучи, а парочка полицейских зачастила в дом. Впрочем, они и на миг не усомнились в словах папы, который объяснил, что в день рождения Джерри какой-то несчастный бродяга умер на лужайке перед домом. Печально, но ничего не поделаешь, всякое бывает.
Лорел отчаянно грызла ногти. Полицейское расследование завершилось за несколько недель. Приметы убитого совпали с приметами эксгибициониста, полицейские сказали, что у такого рода извращенцев часто развивается агрессивность, а показания Лорел окончательно убедили всех, что Дороти Николсон действовала в целях самообороны. Злодей получил по заслугам, мать и дитя спасены, а прессе незачем совать нос в детали расследования. К счастью, на дворе стояли времена, когда сдержанность и благоразумие еще были в чести и джентльменские соглашения между полицией и газетчиками соблюдались. Занавес опустился, история завершилась.
И все же Лорел не находила себе места от беспокойства. Пропасть между ней и остальными членами семьи росла. События того злосчастного дня все время прокручивались в голове – то, что она сказала полицейским, и особенно то, чего не сказала. Порой Лорел почти задыхалась от страха. Где бы она ни была – в доме или в саду, – воспоминания не давали проходу, и больше всего тревожила невозможность найти объяснение тому, что случилось.
Удачно пройдя прослушивание и не поддавшись на уговоры родителей, которые умоляли ее окончить школу, подумать о сестрах и братике, который души в ней не чает, она собрала вещи – как обычно, только самые необходимые – и оставила родной дом. Ее жизнь изменилась внезапно и бесповоротно, словно флюгер, пустившийся в пляс под мощным порывом ветра.
Лорел допила вино и теперь рассматривала грачей, кружащих над папиной лужайкой. Кто-то повернул выключатель, и мир начал погружаться во тьму. У всех актрис есть любимые слова, «закат» был коронным словом Лорел. Ей нравилось его произносить, нравилось ощущение надвигающейся темноты и беспомощности, и в то же время было в нем что-то рождающее надежду, что-то, что рифмовалось со словом «восход».
Сумерки, закат были прочно связаны с детством, с жизнью до отъезда в Лондон. Вот папа возвращается с работы на ферме, мама у плиты пеленает Джерри, сестры наверху хохочут над Айрис, которая, как обычно, кого-то передразнивает (спустя много лет Айрис стала директором школы – самым очевидным объектом для пародий). Время теней, когда в доме пахнет мылом, а большой дубовый стол накрывают к ужину. Сейчас Лорел почти жалела, что так и не обзавелась собственным домом.
Что-то мелькнуло в той стороне, откуда папа обычно возвращался с фермы, и Лорел замерла, но это был всего лишь автомобиль. Она встала, допила из бокала последние капли и, обняв себя руками за плечи (уже заметно похолодало), медленно побрела к калитке. Дафна энергично замигала фарами, и Лорел приветственно вскинула руку.
6
Большую часть ужина Лорел изучала лицо младшей из сестер. Что-то с ним сделали, и результат впечатлял. «Потрясающий новый увлажняющий крем», – ответила бы Дафна, если бы Лорел пришло в голову спросить. Вместо этого она молча кивала, слушая рассказы сестры, которая трясла кудряшками, развлекая компанию историями из жизни шоу «Утро Лос-Анджелеса», где каждый день читала прогноз погоды и флиртовала с ведущим по имени Чип. О том, чтобы вклиниться в ее самозабвенный монолог, не приходилось и мечтать, и когда наконец такая возможность представилась, Роуз и Лорел заговорили одновременно.
– Давай ты. – Лорел качнула бокалом – опять опустевшим, отметила она про себя, – в сторону Роуз.
– Мне кажется, нужно обсудить мамин день рождения.
– Согласна, – подала голос Айрис.
– Я кое-что придумала, – вступила Дафна.
– Очевидно…
– Само собой…
– Я считаю…
– А ты что думаешь, Рози? – спросила Лорел.
– Я думаю, – Роуз, привыкшая уступать бойким сестрам, смущенно откашлялась, – что придется праздновать в больнице. Тем более надо придумать что-нибудь особенное. Вы же знаете, как мама относится к дням рождения.
– Именно это я и хотела сказать. – Дафна подавила икоту, прикрыв рот розовыми ноготками. – К тому же это в последний раз.
Молчание з столом нарушало лишь грубое тиканье швейцарских часов.
– Должна сказать, с тех пор, как ты перебралась в Штаты, ты стала гораздо… бесцеремоннее, – фыркнула Айрис, приглаживая жесткий ежик седых волос.
– Я просто хотела сказать…
– Мы знаем, что ты хотела сказать.
– Но это правда!
– Тем более незачем упоминать об этом вслух.
Лорел внимательно разглядывала собеседниц. Айрис негодовала, Дафна обиженно моргала, Роуз так теребила косу, что, казалось, та вот-вот оторвется. За столько лет сестры ничуть не изменились.
– Хорошо бы чем-нибудь ее порадовать, – вздохнула Лорел. – Поставить пластинку из папиной коллекции. Ты это имела в виду, Рози?
– Да, – ответила Роуз с благодарной улыбкой, – именно это. А еще мы могли бы вспомнить те истории, которые она для нас сочиняла.
– Про дверцу в глубине сада, которая ведет в волшебную страну…
– Про драконьи яйца, которые мы нашли в лесу…
– Про то, как она сбежала из дому с бродячим цирком…
– Ты помнишь цирк, который мы построили? – неожиданно спросила Айрис.
– Мой цирк! – просияла Дафна.
– Твой, твой, – перебила Айрис, – но только потому…
– Потому что я заболела корью и пропустила выступление настоящего, когда он приехал в город на гастроли. – Дафна рассмеялась воспоминаниям. – Папа соорудил на лужайке шатер, вы были клоунами, Лорел изображала льва, а мама ходила по канату.
– И у нее отлично получалось, – заметила Айрис. – Ни разу не упала. Должно быть, тренировалась много недель подряд.
– Или и впрямь в детстве удрала из дому с цирком, – сказала Роуз. – Я почти готова в это поверить.
Дафна довольно хмыкнула.
– Нам повезло с мамой. Кажется, она так и не перестала быть ребенком. Не то что другие матери. Я всегда ощущала неловкость, когда к нам домой приходили одноклассники.
– Ты? Неловкость? – Айрис изобразила удивление.
– А что вы скажете, – вклинилась Роуз, желая прекратить назревающую перепалку, – если я испеку мамин фирменный бисквитный торт?
– Помнишь тот нож? – воскликнула Дафна. – Ну, тот, с ленточкой…
– Красной, – вставила Айрис.
– …и костяной ручкой. Мама разрезала торт только им.
– Она утверждала, что нож волшебный. Будто бы он исполняет желания.
– А ведь я и впрямь долго в это верила. – Дафна со вздохом оперлась щекой о ладонь. – Интересно, что с ним стало?
– Нож пропал, – ответила Айрис. – Я хорошо помню. Я спросила маму, и она ответила, что нож потерялся.
– Похоже, он уплыл туда же, куда в этом доме уплывали шариковые ручки и невидимки, – перебила Лорел. – Я умираю от жажды. Принесу еще вина.
– А что, если мы его найдем? – услышала она из коридора.
– Отличная мысль! Разрежем мамин торт маминым ножом…
По крайней мере, на кухне Лорел была избавлена от необходимости наблюдать за лихорадочными сборами поискового отряда. («Куда, ну куда же он подевался?» – вопрошала горящая искренним рвением Дафна.)
Лорел щелкнула выключателем, и кухня пробудилась к жизни, словно старый верный слуга, давно отошедший от дел. При бледном искусственном свете кухня показалась печальнее, чем на первый взгляд: швы между плитками покрывала тонкая пленка жирного налета – свидетельство того, что зрение Дороти неуклонно ухудшалось. Лорел стало не по себе. Давно следовало нанять маме уборщицу. Почему она об этом не подумала? И если уж начистоту, почему не нашла времени приехать и вымыть кухню сама?
Холодильник, по крайней мере, был новехонький. Когда старый добрый «Келвинатор» приказал долго жить, Лорел заказала по телефону из Лондона новую модель: энергосберегающую, с приспособлением для приготовления льда, которым мама так ни разу и не воспользовалась.
Лорел вынула из холодильника бутылку шабли, которую привезла с собой, и захлопнула дверцу. Видимо, слишком сильно – на пол свалился магнит и бумажка, тут же исчезнувшая под холодильником. Лорел чертыхнулась и, встав на четвереньки, принялась шарить среди клубков пыли.
Клочок бумаги оказался вырезкой из «Садбери крониклз»: чрезвычайно солидная Айрис в коричневом твидовом костюме и черных чулках на фоне своей школы. От путешествия под холодильник вырезка не пострадала, и Лорел задумалась, куда ее приткнуть. Задачка оказалась не из легких. На дверце холодильника было не так-то просто найти свободное место, особенно после того, как кто-то додумался сделать из нее своего рода доску объявлений: все, что заслуживало внимания членов семьи, приклеивалось скотчем на большую белую дверцу. Фотографии, хвалебные отзывы, визитные карточки и, разумеется, вырезки из газет.
Внезапно Лорел вспомнилось июньское утро шестьдесят первого года, за месяц до дня рождения Джерри: все семеро сидели за столом, дружно намазывая клубничное варенье на хлеб с маслом, а папа вырезал из газеты фотографию улыбающейся Дороти рядом с ее знаменитой фасолью. Потом, когда все убирали посуду, он прикрепил вырезку на дверцу холодильника.
– Как ты?
Лорел обернулась. В дверях стояла Роуз.
– Отлично, а что случилось?
– Тебя долго не было, и я решила проверить. – Роуз наморщила нос, всматриваясь в сестру. – Должна сказать, выглядишь ты неважно.
– При таком свете любой похож на чахоточного. – Лорел завозилась со штопором, пряча лицо. – Надеюсь, кампания по розыску великого и ужасного ножа идет полным ходом?
– Еще бы. Когда эти две собираются вместе…
– Их бы энергию да в мирных целях.
– Да уж.
Горячий воздух вырвался из духовки, где Роуз пекла малиновый закрытый пирог, фирменное мамино блюдо. Сладкий запах нагретых ягод разнесся по кухне, и Лорел закрыла глаза.
Ей потребовался целый месяц, чтобы набраться мужества и задать Дороти прямой вопрос. Родители твердо решили никогда не упоминать о случившемся. Вероятно, Лорел так и не осмелилась бы начать этот разговор, если бы тот человек не начал ей сниться. Каждую ночь незнакомец в черной шляпе выходил из-за угла дома и шел к ее матери…
– Неплохо, – заметила Роуз, выдвигая противень. – До маминого ему далеко, но я не волшебница.
Лорел нашла мать на кухне – там, где сейчас стояла Роуз, – за несколько дней до отъезда в Лондон и спросила без обиняков:
– Откуда тот человек знал твое имя, мам?
Не успев договорить Лорел мысленно взмолилась: пусть мама скажет, что она ослышалась и тот человек не говорил ничего подобного.
Дороти ответила не сразу. Она подошла к холодильнику, открыла дверцу и завозилась внутри. Целую вечность Лорел разглядывала ее спину и совсем было потеряла надежду, когда мама произнесла:
– Из газеты. Полицейские сказали, что он мог прочесть обо мне в газете. Газету нашли у него в сумке.
Ясность, которой так жаждала Лорел, наступила. Незнакомец увидел фотографию Дороти в газете и отправился на поиски. Но почему? Еле слышный вопрос прозвучал где-то внутри, однако Лорел заставила его умолкнуть. Тот человек был сумасшедшим, вот и все объяснение. Да и какая теперь разница? Все давно закончилось. Лорел не стала слишком пристально всматриваться в нити рисунка, и картинка не утратила цельности.
И оставалась таковой до сих пор – до сегодняшнего дня. Невероятно, но прошло полвека, прежде чем старая фотография и упоминание забытого женского имени дали мыслям Лорел новый толчок.
Противень со щелчком встал на место.
– Еще пять минут, – объявила Роуз.
Лорел отхлебнула вина и, старательно изображая беспечность, обратилась к сестре:
– Роуз?
– Мм?
– Я про ту фотография… Та женщина, которая подарила маме книгу…
– Вивьен.
– Да. – Лорел вздрогнула и поставила бутылку на стол. Это имя оказывало на нее какое-то магическое воздействие. – Мама когда-нибудь о ней говорила?
– Совсем немного. После того, как я нашла фотографию. Они дружили.
Лорел вспомнила дату: тысяча девятьсот сорок первый.
– Во время войны?
Роуз кивнула, складывая кухонное полотенце аккуратным прямоугольником.
– Она сказала, что Вивьен была родом из Австралии.
– Из Австралии?
– Она переехала в Англию ребенком. Это все, что я знаю.
– Как они познакомились?
– Мама не рассказыала.
– Почему мы никогда с ней не встречались?
– Понятия не имею.
– Разве не странно, что мама никогда о ней не упоминала? – Лорел отхлебнула вина. – Интересно почему…
Прозвенел таймер.
– Может быть, они поссорились и их пути разошлись. Откуда мне знать? – Роуз натянула кухонные рукавицы. – А что тебя заинтересовало?
– Да так, ничего.
– Тогда пошли есть, – сказала Роуз, вынимая форму из духовки. – Выглядит весьма аппетитно…
– Она умерла, – промолвила Лорел с внезапной убежденностью. – Вивьен умерла.
– Откуда ты знаешь?
– Это всего лишь предположение, – тут же пошла на попятную Лорел. – Шла война. Все могло случиться.
– Все когда-нибудь случается. – Роуз проткнула вилкой корочку. – Иногда даже глазурь выглядит весьма достойно. Ты готова броситься в пасть львам?
– А знаешь, – Лорел ощутила необоримое желание подняться на чердак и проверить свои предположения, – пожалуй, ты была права. Мне действительно нехорошо.
– Даже пирога не будешь?
На полпути к двери Лорел мотнула головой.
– Придется лечь пораньше. Не хочется утром встать с больной головой.
– Принести парацетамол? Горячий чай?
– Нет, спасибо. Если только…
– Что?
– Пьесу.
– Какую пьесу?
– «Питер Пэн», книжку, в которой лежала фотография. Ее можно найти?
– Порой ты бываешь такой странной, – улыбнулась Роуз. – Ладно, так и быть, принесу я тебе твою книжку. – Она кивнула в сторону пирога. – Только с этим покончим.
– Не спешите, я буду у себя. Приятного аппетита. И еще, Рози…
– Что?
– Прости, что оставляю тебя на съедение этим двум.
Во всем была виновата Австралия. Стоило Роуз упомянуть о месте, где родилась Вивьен, как в мозгу Лорел что-то щелкнуло. Она вспомнила, где впервые услышала это имя и почему оно так важно.
Пока сестры ели пирог и охотились за ножом, который им никогда не найти, Лорел перерыла чердак в поисках своего чемодана. У каждого в семье был свой собственный чемодан, в этом отношении мама была непреклонна. Это все из-за войны, однажды объяснил им папа, все, что Дороти любила, уничтожила бомба, упавшая на ее дом в Ковентри. Ей хотелось верить, что ее дети избегнут такой участи. И пусть она не могла защитить их от сердечных ран, зато знала, каждый из них найдет свои школьные фотографии в целости и сохранности. Страсть их матери к вещам – предметам, которые можно взять в руки и наделить неким особым смыслом, – граничила с одержимостью, а перед ее любовью к собирательству было трудно устоять. Все сохранялось, ничего не выбрасывалось, традиции соблюдались почти с религиозным рвением. Взять, к примеру, тот самый нож.
Чемодан Лорел подпирал старый радиатор, который папе так и не удалось починить. На крышке по трафарету было выведено ее имя. Истертые кожаные ремни и сломанные застежки годились только на свалку. Сердце Лорел затрепетало. Странно, что предмет, о котором она не думала пятьдесят лет, так четко возник в ее мозгу. Она помнила, как он выглядит, представляла, как возьмет его в руки, какие чувства он всколыхнет. Бледный призрак юной Лорел опустился на колени рядом с ней.
Внутри пахло сыростью и старым одеколоном, название которого Лорел успела забыть, но запах заставил ее вновь ощутить себя шестнадцатилетней. Чемодан был забит бумагами: дневники, фотографии, письма, школьные аттестаты, выкройки.
Наконец в дальнем левом углу она нашла то, что искала. Тоненькую книжицу, полную воспоминаний.
Несколько лет назад ей предложили сыграть роль Мэг в «Дне рождения». Играть предстояло в театре Литтлтон. Лорел отказалась. Единственный раз она позволила личной жизни вмешаться в свою театральную карьеру. Лорел отговорилась плотным съемочным графиком, хотя причина была в другом: она не могла отрешиться от того летнего дня шестьдесят первого года, с которым была связана пьеса.
Юноша, в которого Лорел была влюблена, а теперь не помнила его имени, подарил ей эту книгу, и она читала и перечитывала ее постоянно, всякий раз заново испытывая гнев и отчаяние. А потом незнакомец вышел из-за угла дома, и все в ее жизни изменилось. Одна мысль о том, чтобы снова погрузиться в сюжетные перипетии старой драмы, причиняла Лорел физическую боль.
И теперь у нее на лбу выступил пот, а пульс участился. Они лежали там же, в целости и сохранности, края вырезок торчали между страниц. Две статьи: путаная заметка местного корреспондента и некролог в «Таймс», тайком выдранный из газеты, которую отец ее подруги привез из Лондона.
– Смотри, Лорел, – сказал он однажды, когда Лорел зашла навестить Ширли. – Статья про того несчастного, который умер рядом с вашим домом.
Из многословной статьи следовало, что незнакомец был человеком незаурядным. Задолго до того, как появиться на пороге их фермы, он познал уважение и славу. Детей он не оставил, но когда-то давным-давно был женат.
Света маленькой тусклой лампочки не хватало, чтобы разбирать строчки, поэтому Лорел захлопнула чемодан и, прихватив книжку, спустилась вниз.
Спать ей предстояло в их детской спальне (еще одно преимущество в сложной иерархии старшинства), и постель уже застелили свежим бельем. Кто-то – наверняка Роуз, больше некому – поднял наверх ее сумку, но Лорел не стала ее распаковывать, а открыла окно и уселась на подоконнике.
Вытащив из книги некролог, она всмотрелась в газетные строчки. Знакомое имя ждало ее в третьей снизу.
Вивьен.
Лорел вернулась назад и прочла предложение с начала: «В тысяча девятьсот тридцать восьмом году Генри Дженкинс женился на мисс Вивьен Лонгмейер, родившейся в Квинсленде, Австралия, но воспитанной дядей в Оксфордшире». Ниже значилось: «Вивьен Дженкинс погибла в Ноттинг-Хилле в тысяча девятьсот сорок первом году во время авианалета».
Лорел глубоко затянулась, пальцы дрожали.
Возможно, существовали две Вивьен, обе австралийки. Возможно, подруга ее матери времен войны не имеет отношения к той Вивьен, муж которой умер на пороге «Зеленого лога». Верилось с трудом.
Выходит, мама знала Вивьен Дженкинс, а значит, и Генри Дженкинса.
«Привет, Дороти. Давненько не виделись», – промолвил он, и в глазах матери вспыхнул ужас.
Дверь открылась, вошла Роуз.
– Как ты? – спросила сестра, поморщившись от запаха табака.
– Это в лечебных целях. Только маме не говори. Терпеть не могу оправдываться.
– Не бойся, я не подведу. – Роуз подошла ближе и протянула Лорел маленькую книжку. – Смотри, какая потрепанная.
«Потрепанная» было мягко сказано. Лицевая обложка держалась на честном слове, зеленая ткань под ней почернела и пахла горелым. Лорел аккуратно перевернула страницу. На титульном листе было написано черным: «Дороти. Истинный друг – свет в ночи. Вивьен».
– Наверное, эта книжка была для нее важна, – заметила Роуз. – Она не стояла на полке вместе с остальными, а лежала в чемодане. Мама хранила ее там все эти годы.
– Ты заглядывала в ее чемодан?
Читать бесплатно другие книги:
