Два путешествия в Иерусалим в 1830–1831 и 1861 годах Румановская Елена

Предисловие

Два рукописных дневника, впервые публикуемых здесь, дают возможность дополнить картину русских паломничеств-путешествий в Иерусалим в очень значимые исторические периоды.

Первый дневник, принадлежащий некоему Серапиону, «до пострижения именовавшемуся Стефаном», подробно повествует об этапах путешествия в 1830 году из Санкт-Петербурга обычным путем русских паломников – через Одессу и Константинополь – в Иерусалим, где и заканчивается описанием иерусалимских христианских достопримечательностей и пострижением Стефана в монахи греческого Патриаршего монастыря. Любопытны в этом дневнике не только непритязательные описания всего виденного и имена представителей православного духовенства, но и факт представления автора перед путешествием императору Николаю I в Петербурге 22 апреля 1830 г. (с ним была послана и какая-то записка графу М. С. Воронцову в Одессу), а также само время его паломничества – вскоре после окончания греческого восстания, очередной русско-турецкой войны 1828–1829 гг. и Адрианопольского мира. Автор упоминает о том, что он вместе с 20 русскими был в первой группе паломников, посетившей Иерусалим после девятилетней войны, имея в виду войну за освобождение Греции.

Второй дневник принадлежит перу человека из другой среды – Николаю Петровичу Поливанову (1832–1909), племяннику А. С. Норова, сенатора и бывшего министра просвещения России, поэта, переводчика и собирателя древностей. В путешествии 1861–1862 гг. Поливанов сопровождал Норова, побывавшего в Палестине два жд ы, после чего им были написаны его известные книги «Путешествие по Святой Земле в 1835 году» (вышла тремя изданиями в 1838, 1844 и 1854 гг.) и «Иерусалим и Синай. Записки второго путешествия на Восток А. С. Норова» (опубликована уже после смерти автора под редакцией В. Н. Хитрово в 1878 г.). Публикуемый «Дневник» служит дополнением и пояснением ко второму путешествию Норова.

Таким образом, перед нами два свидетельства путешествий, написанные: одно – неизвестным монахом, другое – человеком образованным, любительски занимающимся и рисованием, и археологией, и литературой. Их записки, разделенные протекшими между путешествиями 30 годами, во многом совпадают, так как оба путешественника относятся к той же православной христианской традиции и видят те же архитектурные строения, но разнятся уровнем восприятия, кругозором и средой общения, в первом случае – монашеской, во втором – смешанной, в которой и высшие иерархи православной церкви, и бывший правитель Сербии Александр Карагеоргиевич, и знаменитые ученые: немецкий египтолог Генрих Бругш или русский офтальмолог доктор Эдуард Андреевич Юнге.

Кроме того, в самом Иерусалиме и вокруг вопроса о «святых местах» именно с 1830 до 1861 года произошли большие изменения. От Адрианопольского мира 1829 г., закончившего выгодно для России турецкую войну, до Парижского трактата 1856 г., завершившего разгромную Крымскую (Восточную) войну, положение России в мире и в Святой Земле, покровительницей которой она себя считала и называла, серьезно изменилось. В самой России сменился царь, при Александре II начались кардинальные реформы социального устройства (крестьянская, военная, реформа судопроизводства и другие), в Палестине с 1847 г., когда была образована Русская Духовная миссия, усилилось русское присутствие, выразившееся в покупке земель, строительстве Русского подворья в Иерусалиме, увеличении потока паломников. В 1820-е гг. до Палестины добиралось не более 200 русских паломников в год, в 1840-е гг. число их увеличилось в два раза, в 1859 г., незадолго до приезда Н. П. Поливанова и А. С. Норова, паломников из России было уже 950 человек в год, а позже их число дошло до 1098 человек в 1866 г. и до 2035 в 1869 г. (позже количество паломников только увеличивалось, вплоть до Первой Мировой войны, дойдя до 12 тысяч человек, праздновавших в Иерусалиме Пасху 1912 года){1}.

Если Стефан-Серапион видит Иерусалим только в стенах Старого города, то Н. П. Поливанов застает Иерусалим на новом этапе – вышедшим из крепостных стен XVI века. Он упоминает уже и еврейский квартал «Мишкенот-Шеананим» («Мирные жилища», или «Обитель безмятежных», 1858–1860), и Русское подворье (1859–1863). Иерусалим с 1830 г. расширился не только географически, но и «политически» – в нем появились религиозные миссии и консульства многих стран, претендовавших на влияние или хотя бы на присутствие в Святой Земле, что также отмечает Поливанов. Иерусалим при нем и более обширный, и более населенный город, чем при Серапионе. Если в первой четверти XIX в. в Иерусалиме проживало всего 8–10 тысяч человек (среди них примерно 2 тысячи евреев, 3 тысячи христиан и 4 тысячи мусульман), к 1844 году население выросло незначительно, до 15 тысяч человек, то в 1860–70-х годах население города составляло уже от 30 до 40 тысяч человек{2}.

Д. В. Дашков в 1820 г. указывает количество «постоянных жителей» Иерусалима «около 13 тысяч», оговариваясь при этом, что «нельзя ручаться за сие исчисление, ибо во всей Турции нет ни метрик, ни подушной переписи»{3}. А. Н. Муравьев, вероятно, руководствуется неверными сведениями, когда называет в 1830 году цифру «до 30 000 жителей»{4}, П. А. Вяземский в 1850 г. называет те же 30 тысяч жителей, что если и является преувеличением, то небольшим: «Иерусалимский паша сказывал мне сегодня, мая 4-го 1850 г., что жителей в Иерусалиме около 30 тысяч…»{5}. Правда, «Еврейская энциклопедия», изданная Брокгаузом и Ефроном, считает, что в 1856 г. население Иерусалима составляло только 18 тысяч человек{6}, но этот разброс в цифрах следует отнести к неточным сведениям, даваемым турецкими властями.

Все сказанное позволяет представить место публикуемых свидетельств в общей картине русского паломничества в Палестину, особенно если сравнить их с известными и современными им образцами.

В том же 1830 году, что и Стефан-Серапион, посетил Палестину известный русский религиозный писатель и церковный деятель Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874), «Путешествие ко Святым местам» которого (вышедшее с 1832 по 1848 гг. пятью изданиями) произвело, как известно, большое впечатление на русскую публику. Напомню, что у Пушкина есть незаконченная рецензия 1832 года на это произведение, упоминаемое им также в предисловии к «Путешествию в Арзрум» (1836), а привезенная Муравьевым из Палестины пальмовая ветвь послужила Лермонтову толчком к написанию стихотворения «Ветка Палестины».

Сам Муравьев в стихотворении «Паломник» так определяет свое стремление в Палестину:

  • Я принял крест, я посох взял,
  • Меня влечет обет священный…

Муравьев принадлежал к известному семейству: его отец, военный теоретик и математик генерал-майор Николай Николаевич (1768–1840), основал знаменитое Училище колонновожатых для подготовки штабных офицеров, один из старших братьев – Александр (1792–1863) – был в молодости декабристом, хотя закончил жизнь, будучи нижегородским губернатором, генерал-лейтенантом и сенатором; другой брат – Николай Муравьев-Карский (1794–1866) – во время Крымской войны, в 1854–1856 гг., служил наместником на Кавказе и главнокомандующим Кавказским корпусом, за взятие турецкой крепости Карс в 1855 г. получил почетную приставку к фамилии (он оставил мемуары «Русские на Босфоре в 1833 г.»); приставка к фамилии другого брата – графа Михаила Муравьева-Виленского (1796–1866) – была добавлена в 1863 г., когда он был назначен генерал-губернатором Северо-Западного края (народным прозвищем графа стало – «Муравьев Вешатель»).

Андрей Муравьев, младший из братьев, получил хорошее домашнее образование (его воспитателем был известный переводчик и преподаватель словесности Московского благородного пансиона, брат киевского митрополита Филарета С. Е. Раич), служил в военной службе, в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел, в Синоде. Во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Муравьев служил чиновником по дипломатической части при штабе 2-й армии, оттуда он и отправился в путешествие в Палестину. С 1836 г. Андрей Николаевич состоял членом Общества любителей российской словесности, с 1837 г. – Российской Академии наук.

Список его трудов удивляет соседством лирических произведений с историко-церковными. Кроме названного «Путешествия ко Святым местам», это сборник стихотворений «Таврида» (1827), драматические сцены в стихах «Битва при Тивериаде, или падение крестоносцев в Палестине», отрывок из которых был напечатан в пушкинском «Современнике» (трагедия шла также в 1830 г. без успеха на сцене Александрийского театра в Петербурге), «Письма о богослужении Восточной кафолической церкви» (1836), «Путешествие по Святым местам русским» (1836), «История Российской церкви» (1838), «Первые четыре века христианства» (1840), «Правда вселенской церкви о римской и прочих патриарших кафедрах» (1841), «Письма с Востока в 1849–50 гг.» (1851), «Слово кафолического православия римскому католичеству» (1852), «Раскол, обличаемый своею историей» (1854), «Жития святых российской церкви, также иверских и славянских» (1855–1858; в 12 томах), «Сношения России с Востоком по делам церковным» (1858–1860) и другие. Писал А. Н. Муравьев быстро и много, его книги издавались и переиздавались в большом количестве.

Первая книга Муравьева о путешествии в Палестину стала чрезвычайно популярной, вероятно, благодаря не только таланту автора, но и интересу в литературных кругах к самой теме, продолжавшей в 1830-е годы быть экзотической. Кроме Д. В. Дашкова, опубликовавшего отрывок из своего путешествия, предпринятого по дипломатическому поручению, и А. С. Норова, приехавшего в Святую Землю в 1835 г., большинство паломников, оставивших свои описания, принадлежали к другой среде – либо к духовенству, либо к купечеству. Надо отметить и то, что именно «Путешествие ко Святым местам» было самой отделанной книгой Муравьева, текст которой просматривали перед напечатанием и вносили исправления В. А. Жуковский, О. И. Сенковский и московский святитель Филарет (Дроздов).

Дмитрий Васильевич Дашков (1788–1839) также был человеком незаурядным. Закончив с отличием уже упоминавшийся Московский университетский пансион, Дашков стал «архивным юношей»: служил в Московском архиве ведомства коллегии иностранных дел, а затем в Министерстве юстиции под началом известного поэта И. И. Дмитриева. Дмитрий Васильевич занимался и литературной деятельностью: будучи прекрасным полемистом и знатоком русского языка, напечатал несколько статей, в которых выступал против «архаиста» адмирала А. С. Шишкова в споре о старом и новом русском слоге; ему И. И. Дмитриев поручил напечатать «Певца во стане русских воинов» В. А. Жуковского, к которому Дашков написал примечание. Он состоял членом и одно время председателем Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств, из которого был исключен в 1812 г. за насмешку над избранным почетным членом графом Д. И. Хвостовым. Позже Дашков был членом литературного общества «Арзамас», Пушкин в 1814 г. посвятил ему послание «Мой милый друг, в стране, где Волга наравне с брегами протекает…».

С 1817 г. Дашков был вторым советником посольства Российской империи в Константинополе и отправился в Палестину в 1820 г. с дипломатическими поручениями – разведать обстановку в Греции и Палестине (накануне греческого восстания), собрать «обстоятельнейшие сведения» о Иерусалиме и как можно более подробно описать Храм Гроба Господня, для чего к нему был прикомандирован художник М. Н. Воробьев, в задачу которого входило «снять под величайшим секретом план Храма Воскресения»{7}. Дашков выполнил поручения, а «Отрывок из путешествия по Греции и Палестине в 1820 году. Русские поклонники в Иерусалиме» напечатал сначала в альманахе «Северные цветы» в 1826 г., а затем в том же году отдельным изданием в Санкт-Петербурге. В 1825–1828 гг. в журналах появились также его переводы древнегреческих эпиграмм, но, кроме них и еще одного отрывка из своего путешествия по Греции – «Афонская гора» (СПб., 1824), Дашков уже ничего не печатал, т. к. посвятил себя государственной деятельности.

В 1826 г. он был статс-секретарем, товарищем (заместителем) министра внутренних дел, с 1829 г. – товарищем министра юстиции, а с 1832 г. – министром юстиции. Интересно отметить, что Дашков был поборником гласного судопроизводства и хотел ввести в России институт адвокатуры. Твердость его убеждений позволила ему даже представить императору Николаю I резоны о взятии обратно одного «высочайшего повеления», которое было прислано в министерство юстиции для обнародования, но противоречило существующим законам. Закончил свою жизнь Дашков, будучи членом Государственного совета (с 1839 г.) и председателем департамента законов.

Похоже, что все русские путешественники, посещавшие Святую Землю в первой половине XIX в. и оставившие о ней записки, были людьми незаурядными. Обращает на себя внимание, в первую очередь, их литературная и государственная деятельность.

Авраам Сергеевич Норов (1795–1869), в 1812 году в Бородинском сражении потерявший ногу, тем не менее исполнил свою мечту и приехал в Палестину в 1835 г., когда подобное путешествие было нелегким и для здорового человека. Но Норов посетил Святую Землю не только как паломник, у него были и научные интересы – его целью являлись топографические изыскания в Палестине, которые он провел, руководствуясь как Ветхим и Новым Заветом, так и разнообразной литературой, в том числе религиозной и исторической, а также записками паломников на разных языках. Занят он был и книжным поиском, недаром его библиотека восточной литературы считалась лучшей в России и одной из лучших в Европе и была впоследствии куплена русским правительством для Румянцевского музея. Биограф Норова, академик А. В. Никитенко, писал о ней: «Одно собрание сочинений, относящихся вообще к Востоку и в особенности к Египту и Палестине, составляет отдельную единственную в своем роде по полноте своей и редкости изданий, с которою, по свидетельству специалистов, едва ли может равняться какая-либо из публичных европейских библиотек»{8}.

А. С. Норов с юности интересовался историей, археологией и литературой, с 1818 г. был членом Вольного общества любителей российской словесности, наук и художеств, входил в кружок С. Е. Раича (вместе с В. Ф. Одоевским, А. Н. Муравьевым, Ф. И. Тютчевым, М. П. По годиным, С. П. Шевыревым), затем в Общество любомудрия (вместе с В. Ф. Одоевским, Д. В. Веневитиновым, И. В. Киреевским, А. И. Кошелевым). Он был поэтом и переводчиком, знал восемь иностранных языков: французский, английский, итальянский (с которого много переводил), испанский, латынь, древнегреческий и гораздо более редкие в его среде – арабский и древнееврейский (читая в подлиннике Библию, по словам его биографа){9}. В 1840 г. Норов становится членом, а в 1851 г. – действительным членом Российской Академии наук, главой Археографической комиссии, издавшей во время его председательства «не менее 35 томов важных исторических актов»{10}, среди которых в его редакции было издано в 1864 г. известное «Путешествие игумена Даниила по Святой Земле в XII веке»{11}. Параллельно этой деятельности Норов проявил себя и как государственный деятель: в 1849 г. он стал сенатором, в 1850–1858 гг. – сначала товарищем министра, затем министром просвещения России.

Такими были известные русские паломники, посетившие Иерусалим в 1820–30-х годах. Сравнение дневника Стефана-Серапиона с книгами Муравьева, Дашкова и Норова дает более объемное восприятие как иерусалимских достопримечательностей, так и описываемого периода в истории Палестины.

В отдельных случаях привлекаются для сравнения также записки о путешествиях в Палестину, написанные намного раньше или позже 1830–1831 гг. Например, интересный материал дают «Путевые записки во Святый град Иерусалим и в окрестности оного Калужской губернии дворян Вешняковых и мядынского купца Новикова в 1804 и 1805 годах»{12} и книга «Из Рима в Иерусалим», сочинение графа Николая Адлерберга{13}, совершившего свое путешествие в 1845 году, а также анонимного представителя католической традиции, побывавшего в Иерусалиме в 1840 г., сочинение которого было издано двумя изданиями в России – «Путешествие с детьми по Святой Земле»{14} (это издание также подтверждает интерес к теме путешествий-паломничеств в Палестину в русском обществе).

Заметим, что и граф Николай Владимирович Адлерберг (1819–1892) заслуживает упоминания как по легкости слога и занимательности его сочинения, так и по своим занятиям. Он участвовал в Кавказской войне 1841–1842 гг., был таганрогским градоначальником (1853), военным губернатором Симферополя и гражданским губернатором Таврической области (1854–1856) во время Крымской войны, генерал-губернатором Финляндии (1866–1881) и закончил карьеру членом Государственного Совета. Кстати, Н. В. Адлерберг совершил два путешествия в Палестину – в 1845 и 1860 гг., и о первом из них он написал в своей книге, что «странствования по Сирии и Палестине в то время были весьма опасны…»{15}.

В том же 1845 году, что и граф Адлерберг, в Палестину совершил паломничество инок Парфений (Петр Агеев) (1807–1878), также личность незаурядная. Родившийся в старообрядческой семье в Молдавии, Парфений затем оставил раскол в 30-летнем возрасте, постригся в монахи на Афоне, был рукоположен в иеромонахи (1855) и стал игуменом Гуслицкого Преображенского монастыря (1858), а также церковным писателем, обличителем раскола. Его пятитомное «Сказание о странствии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле» (четыре тома вышли в 1855 г., последний – в 1898–1900 гг.) вызвало положительные, а иногда и восторженные отклики таких разных людей, как С. М. Соловьев, Н. Г. Чернышевский, А. В. Дружинин, И. С. Тургенев, М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, Н. С. Лесков.

Сочинение Парфения близко дневнику Серапиона по простоте стиля, лишенного литературных прикрас, по кругозору, способу восприятия и среде общения православного монаха. Удивительны переходы от описания слез и лобызаний христианских святынь к фиксированию в обоих текстах количества лампад, колонн, ступеней, расстояний и размеров этих святынь. В этом к двум монахам близок также Иван Вешняков и отчасти Поливанов, ставящий себе, правда, уже научную цель – измерить и описать достопримечательности, могущие исчезнуть со временем.

Что же касается эпохи 1861–1862 гг., когда прибыл во второй раз в Палестину А. С. Норов, сопровождаемый Поливановым, то о ней написано достаточно много. Первым источником является, конечно, «Иерусалим и Синай. Записки второго путешествия на Восток А. С. Норова», автор которых для работы над книгой пользовался, в том числе, и «Дневником» своего племянника (почему, собственно, он и оказался в собрании Рукописного отдела Российской Национальной библиотеки, где хранится архив Норова). Параллельные места в текстах прослеживаются в примечаниях.

Из предшественников Поливанова и Норова следует вспомнить князя П. А. Вяземского (1792–1878), побывавшего в Палестине в 1849–1850 гг., его «Путешествие на Восток» впервые было опубликовано в 1883 г. Вяземский, друг Пушкина, поэт, критик, мемуарист и академик Петербургской Академии наук (с 1841 г.), был почти ровесником Норова, также участвовал в Бородинском сражении в составе дворянского ополчения и сделал карьеру в министерстве просвещения (был товарищем министра в 1856–1858 гг.). Будучи главой цензурного комитета, Вяземский отошел от либеральных идей молодости, заслуживших ему когда-то опалу, стал сенатором и членом Государственного Совета. Скептицизм литературных сочинений последнего периода его жизни отразился и в «Путешествии на Восток», знакомящем, в основном, не с виденным, а с пережитым автором.

В те же годы вторично приехал в Палестину А. Н. Муравьев, пересекавшийся в своем путешествии с Вяземским (например, они вместе осматривали храм Святой Софии в Константинополе). Муравьев издал в 1851 г. два тома своих «Писем с Востока в 1849–1850 годах», написанных уже не в романтически-приподнятом стиле его «Путешествия ко Святым местам», а гораздо сдержаннее.

В 1859 г. Иерусалим впервые посетил член царствующего дома России – брат Александра II, великий князь Константин Николаевич с женой и сыном. Переписка Константина Николаевича с Александром II и отрывки из его дневника опубликованы{16}, письма его жены великой княгини Александры Иосифовны хранятся в Рукописном отделе Российской Национальной библиотеки{17} и также привлечены мною к сравнению.

Тот же год отмечен в записках А. Давыдова, опубликованных в журнале «Современник», – «Иерусалим в 1859 году и русские поклонники»{18}. В 1861 г., тогда же, когда и Поливанов, Иерусалим посетил Николай Васильевич Берг (1823–1884), поэт-переводчик, журналист, автор путевых очерков «Мои скитания по белу свету» (часть из которых посвящена Палестине{19}). Позже он составил «Путеводитель по Иерусалиму и его ближайшим окрестностям», напечатанный в Петербурге в 1863 г. К концу века, вместе с увеличением потока русских паломников, увеличивалось и количество путеводителей. Но надо сказать, что путеводители по Иерусалиму и Палестине на русском языке появились только во второй половине XIX в., тогда как в западных странах они существовали уже в XV в. Это связано с тем, что первоначально описания православных паломничеств не были написаны для возникновения у читателя чувства любопытства, т. к. предпринимались, в основном, для очищения души.

Все названные источники не исчерпывают, конечно, написанного о Иерусалиме на русском языке даже за указанный период, но они позволяют увидеть представляемые в настоящем издании дневники в потоке времени и литературы.

* * *

Тексты дневников печатаются по правилам современной орфографии и пунктуации. При этом сохраняются все особенности в написании слов, отражающие отличное от современного произношение (дверми, столп, свещей, ея, на обех и т. д.), особенности лексики («сряду» вместо «сразу» и т. п.), словообразования (огнь, чрез и т. п.) и синтаксических конструкций. Правописание собственных имен сохраняется по подлиннику. Зачеркнутые и исправленные автором слова приводятся в квадратных скобках. Подчеркивания и круглые скобки принадлежат авторам дневников.

Слова, буквы и знаки, ошибочно пропущенные в тексте, восстанавливаются в угловых скобках, явные ошибки и описки исправляются без оговорки. На месте неразборчиво написанных слов ставится: <2 нрзб.>, где цифра означает количество неразобранных слов. Знак вопроса в угловых скобках ставится, когда предложенная расшифровка не является безусловной.

Были унифицированны написания словосочетаний: «Библия», «Благодатный огонь», «Великая церковь», «вице-консул», «вице-король», «Гроб Господень», «Святые места», «Святой Град», «Святая Святых», «Святая Часовня», «Храм Гроба Господня».

Цитаты в примечаниях даются в современной орфографии.

«Путешествие» Серапиона хранится в Рукописном отделе Российской Национальной библиотеки в Санкт-Петербурге (РНБ), в библиотеке П. Н. Тиханова{20}, № 511. Записки о путешествии представляют собой тетрадь из 32 нелинованных листов в переплете, переплет несколько попорчен. Номера листов проставлены в правом верхнем углу на полях, поля проведены карандашом с двух сторон (примерно 1–1,5 см).

Текст написан тремя почерками: первый похож на писарский, довольно крупный и разборчивый, с большим количеством завитков у букв, им написаны листы 1–18; второй почерк более мелкий, с другими особенностями написания букв и слов (в частности, слово «здесь» пишется через букву «з», а не «с», как ранее), им написаны листы 19–20 (лицевой), 23–32; третий почерк еще мельче, похож на ученический, менее грамотный, отсутствуют завитки у букв, абзацы обозначены отступом, а не тире и точкой, как при написании «первым» почерком, некоторые слова написаны с титлом (например, апла – апостола), этим почерком написаны листы 20 (оборот), 21–22. Вероятно, часть записок была кому-то продиктована.

На внутренней стороне обложки «Путешествия» написан следующий текст (приводится с сохранением всех особенностей):

Помяни мя Господи грешную Наталию в ерусалими и годника со мною сего моностыря патриа<р>шаго Иерусалимскаго моностыря монаха Серапиона именувшаго прежде пострижения Стефаном

1830 и 1831 годовупакой Господи в землифиларета нашего другаПошли ему Господи царствиинебесноев ерусалимиумер он 1853 году18<2?>9 1830 июня.АминьПишет Наталия сия наша.

Кому принадлежит данная надпись, установить не удалось.

В части, где отсутствуют абзацы, они установлены публикатором по смыслу.

«Дневник» Н. П. Поливанова находится в Рукописном отделе РНБ, в фонде П. И. Савваитова (Q IV № 411) и представляет собой тетрадь из 52 листов, писанную частью чернилами, частью карандашом{21}. Почерк представляет собой скоропись, не всегда понятную для прочтения. Поля широкие, от 4 до 4,5 см, первоначально были загнуты, на полях есть пометы, которые приведены в публикации. Начиная с оборота листа 15 поля исчезают, появляется больше помарок, почерк становится небрежнее, затем кое-где поля снова имеются. В тетрадь вложены листы 53–58, 62 – меньшего формата, содержащие записи расходов в путешествии. Они печатаются в приложении. Рукопись «Дневника» была прислана Поливановым А. С. Норову при письме от 4 июля 1866 г. (на двойном листе большого формата), которое хранится в библиотеке вместе с «Дневником» и приводится ниже.

В тексте Поливанова почти нет абзацев, поэтому в данной публикации они установлены публикатором по смыслу.[1]

Краткий исторический очерк

Святая Земля всегда интересовала Россию и сама по себе (с религиозной точки зрения), и – с XV века – как часть Османской империи, с которой Росси я многократно воева ла. В Святые места соверша лись многочисленные паломничества, а вопрос об их владении был на протяжении веков частью так называемого «восточного вопроса», который периодически приковывал к себе внимание мировой политики{22}.

К XVIII веку положение было следующим: Палестина входила в состав Османской империи, и христианские Святые места находились во владении мусульманского государства, в Иерусалиме сложился некий status quo в вопросе о владении главными христианскими святынями. По султанскому фирману 1757 года за католиками и православными были закреплены равные права на Храм Гроба Господня, притом что во владении греческой православной церкви находились храм Рождества в Вифлееме и гробница Девы Марии в Гефсимании.

К концу XVIII в., после многих русско-турецких войн и столкновений, Россия была уже черноморской державой, Крым по Ясскому мирному договору 1792 года принадлежал ей (ранее, по Кучук-Кайнарджийскому договору 1774 года, Крым объявлялся независимым), и ее чрезвычайно волновал вопрос о средиземноморских проливах – Босфоре и Дарданеллах. С 1774 г. русский флот имел свободный проход через проливы, хотя в 1787 г. Турция вновь потребовала согласия России на досмотр ее судов и отказа от российского покровительства Грузии, но, не получив ответа и начав войну, проиграла ее. Русско-турецкая война 1806–1812 гг., во время которой русский флот под командованием Д. Н. Сенявина блокировал в 1807 г. Дарданеллы, закончилась победой России и присоединением к ней Бессарабии.

Со времен правления Екатерины II Россия проводила политику поддержки антитурецких движений в Османской империи и объявляла себя покр овительницей православных подданных турецкого султана. По условиям Кучук-Кайнарджийского мирного договора Турция обязывалась обеспечить «твердую защиту христианскому закону и церквам оного», а Россия получила право представительствовать за своих единоверцев в Турции{23}, что чрезвычайно не нравилось европейским державам, не хотевшим распространения влияния России на Востоке.

В 1770–1780-х гг. Екатерина II сформулировала свой так называемый «Греческий проект»: о «совершенном истреблении Турции и восстановлении древней Греческой империи в пользу младшего великого князя»{24}, – как она выразилась в письме 1792 г. австрийскому императору Иосифу II. Младший внук Екатерины, родившийся в 1779 г., заблаговременно был назван греческим царским именем Константин, а в честь его рождения была отчеканена монета с изображением креста храма Святой Софии в Константинополе.

Мечты о Константинополе витали в русском обществе, Державин писал в оде «На взятие Измаила» (1790–1791):

  • …росс рожден судьбою
  • <…>
  • Отмстить крестовые походы,
  • Очистить иордански воды,
  • Священный гроб освободить,
  • Афинам возвратить Афину,
  • Град Константинов Константину
  • И мир Афету водворить.

Одновременно и русская восточная политика активизировалась: в Бейруте в 1785 г. открылось первое русское консульство на Ближнем Востоке (в его сферу деятельности входил не только Ливан, но и Сирия, и Палестина), к концу XVIII в. русские консульства существовали в Дамаске, Александрии и Каире.

Александр I во многом продолжил восточную политику Екатерины II, считаясь «августейшим покровителем» Восточной церкви. Политическая поддержка России стала важнейшим фактором существования православных подданных турецкого султана, контроля над святыми местами Иерусалима Греческой церкви и самого ее финансового обеспечения. Еще начиная с XVI века Россия финансово поддерживала Восточную церковь, после большого пожара в Храме Гроба Господня 1808 г. значительная часть средств на его реконструкцию и на подкуп турецких чиновников прибыла из России, Иерусалимскому патриархату принадлежали доходы с поместий в Бессарабии и Валахии, которые перешли во владение России по Бухарестскому мирному договору 1812 года.

В начале XIX в. русские консульства появились уже в Алеппо (Халебе), Хайфе, Латакии (Сирия) и других частях Османской империи. Российская дипломатия усиленно вмешивалась в вопрос о владении святынями Иерусалима: например, когда в 1811 г. католики добились у султана передачи им прав на владение Кувуклией (часовней Гроба Господня, главной святыней христиан), только русская дипломатия вернула грекам право богослужения у Гроба (в 1817 г.). В 1820 г. было открыто русское вице-консульство в Яффе (когда по представительству К. М. Базили в 1839 г. генеральное консульство было перенесено в Бейрут, в Яффе был сохранен пост вице-консула).

Но к 1821 г. отношение турецких властей к православным грекам в Палестине начало быстро ухудшаться, греческих монахов все чаще стали обвинять в шпионаже в пользу России, в укрывательстве русских солдат и оружия, что давало почву для открытого преследования монастырей, избиения монахов, их арестов и даже пыток.

К моменту начала греческого восстания против власти Порты (1821) Рос сия после очередной победы над Турцией, закрепленной в статьях Бухарестского мирного договора 1812 г., и победы над Наполеоном была очень влиятельным государством на Востоке, ее влияния чрезвычайно опасались все европейские державы. Александр I, верный принципам «Священного союза» о поддержании любой законной власти против восстаний подданных, осудил греческое национальное движение против «законной» власти султана. Кроме того, оно наносило урон внешнеполитическим интересам России в Турции. Но одновременно Россия не могла не сочувствовать борьбе за освобождение от многовекового турецкого ига своих единоверцев греков, особенно когда стали известны ужасные подробности расправы над греческим патриархом Григорием V и тремя митрополитами, повешенными в полном облачении на воротах Греческой патриархии в Стамбуле 10 (22) апреля 1821 г. (в день Пасхи).

Восстание началось 24 февраля 1821 г. с воззвания генерал-майора русской службы князя Александра Ипсиланти «В бой за веру и отечество», опубликованного в Яссах. Через месяц восстание уже распространилось на саму Грецию. Несмотря на увольнение А. Ипсиланти с русской службы и официальное осуждение восстания Российским правительством, отношения с Портой стремительно ухудшались.

В Министерстве иностранных дел России столкнулись две партии: графа К. В. Нессельроде, сторонника Австрии и ее канцлера Меттерниха, и графа И. А. Каподистрия, уроженца острова Корфу (входившего в Республику Семи островов), сторонника сближения с Францией, освобождения европейских владений Турции от власти султана и создания там христианских государств под эгидой России (оба руководили Российским МИДом с 1816 г.). Но даже граф Каподистрия неодобрительно отнесся к греческому восстанию, считая его преждевременным. Однако вскоре он, захваченный событиями, начал оказывать повстанцам не только моральную (приветствуя независимость Греции), но и финансовую поддержку. Каподистрия выдвигал планы вооруженного вмешательства России, отвергнутые Александром I, склонившимся к мнению Нессельроде. За свои грекофильские настроения граф Каподистрия был в 1822 г. отправлен в бессрочный отпуск и поселился в Женеве.

Тем временем события развивались: в июне 1821 г. было образовано Временное правительство Греции, в январе 1822 г. народное собрание по ст ановило считать Грецию федеративным государством, летом 1822 г. сдался турецкий гарнизон, находившийся в афинском Акрополе.

Усилия Александра I, предпринятые им совместно с европейскими державами для стабилизации обстановки (в том числе Венская конференция держав по Восточному вопросу весной 1822 г.), не дали положительных результатов. Более того, Турция начала нарушать прежние русско-турецкие договоры и вводить санкции против России: не пропускать российские корабли через проливы, арестовывать русских моряков и купцов и т. д. Исчерпав дипломатические возможности, Россия начала готовиться к войне, подтягивая войска к турецкой границе. Именно для знакомства с обстановкой Александр I отправился на юг осенью 1825 г. (в Таганроге его и застала смерть). Дальнейшую подготовку к войне вел уже Николай I.

Николай I в самом начале своего 30-летнего царствования сказал французскому послу Сен-При: «Брат завещал мне крайне важные дела, и самое важное из всех: восточное дело…»{25} Можно усмотреть некое предвестие в этих словах царя, начавшего с победоносных войн с Турцией и Персией и закончившего свое царствование разгромной для России Восточной (Крымской) войной.

Весной 1826 г. Великобритания предложила свое посредничество в русско-турецком конфликте, которое было отвергнуто Россией, подписавшей при этом в Петербурге совместный российско-английский протокол по греческому вопросу: Турции предлагалось признать Грецию автономным государством. Султан был вынужден признать претензии России по поводу нарушения прежних соглашений и заключить осенью 1826 г. Аккерманскую конвенцию, но отказался признать автономию Греции.

В это время, в апреле 1827 г., президентом Греции был избран Иоанн Каподистрия, бывший статс-секретарь по иностранным делам России. Таким образом, греки вновь продемонстрировали свою веру в русскую помощь, граф же Каподистрия начал проводить политику, открыто ориентированную на Россию (что вызвало серьезное недовольство Англии и Франции, инспирировавших в 1830–1831 гг. восстание против правительства Каподистрия, и в октябре 1831 г. президент был убит).

Летом 1827 г. Франция присоединилась к петербургскому протоколу, и после отказа Турции признать автономию Греции объединенные эскадры России, Англии и Франции блокировали турецко-египетский флот в бухте Наварин, где 8 (20) октября 1827 г. произошло знаменитое Наваринское сражение, в котором Турция потеряла свой флот. Тем не менее султан Махмуд II отказался вести переговоры с союзниками, что привело к разрыву дипломатических отношений России, Англии и Франции с Турцией. В декабре 1827 г. султан обратился к подданным с манифестом, в котором обвинял Россию в подстрекательстве греков к восстанию и отказался выполнять условия Аккерманской конвенции.

После успешного окончания русско-иранской войны (февраль 1828 г.) Россия 14 (26) апреля 1828 г. объявила войну Турции. Николай I не ставил перед собой задачи разделить Турцию и захватить проливы («Греческий проект» Екатерины II ушел в прошлое), т. к. понимал, что подобный поворот приведет к столкновению с европейскими державами. Канцлер Нессельроде сообщал командующему русской армией на Балканах генералу-фельдмаршалу И. И. Дибичу{26} (под начальством которого служил А. Н. Муравьев, просивший фельдмаршала отпустить его в 1829 году в путешествие к Святым местам): «Его Императорское Величество считает, что положение вещей, существующих в Османской империи, должно быть сохранено самым строгим образом. Мы не хотим Константинополя. Это было бы самым опасным завоеванием, которое мы могли бы сделать»{27}. Николай I придерживался принятого еще в 1802 г. правительственного решения о том, что «выгоды от сохранения Оттоманской империи в Европе превышают невыгоды»{28}.

В мае 1828 г. русские войска перешли Прут и стремительно двинулись через Балканы к Стамбулу, так что в августе 1829 г. султан был вынужден отправить своих представителей в г. Адрианополь (Эдирне), завоеванный к тому времени русскими войсками. Несмотря на давление Англии на турецких представителей, 16 статей Адрианопольского мирного договора, подписанного 2 сентября 1829 г., закрепили роль России как самой влиятельной державы на Востоке{29}. А. Н. Муравьев, находившийся на дипломатической службе при 2-й армии и праздновавший вместе с ней заключение мира в Адрианополе, писал о влиянии России: «Никогда еще имя наше не было в такой силе и славе на Востоке…»{30}.

Такое положение чрезвычайно беспокоило европейские державы, настолько, что Великобритания потребовала пересмотра условий Адрианопольского мира, считая, что Россия нарушила европейское равновесие, но Николай I отказался обсуждать этот вопрос. Турция, наконец, признала автономию Греции, которая провозгласила свое независимое государство в январе 1830 г. По инициативе России независимость Греции была признана основными европейскими державами на Лондонской конференции в феврале 1830 г. Восточный кризис 1820-х годов был завершен.

В этот исторический момент и отправляется в далекое путешествие в Палестину некий Стефан, которого – вероятно, не случайно – принимает перед отъездом сам Николай I, только что доказавший всей Европе и силу русского оружия, и собственные дипломатические способности. Стефан может спокойно плыть из Одессы в Константинополь, ничего не опасаясь, т. к. в VII статье Адрианопольского мирного трактата было сказано, что «ход через Константинопольский канал и Дарданельский пролив совершенно свободен и открыт для российских судов под купеческим флагом, с грузом или с балластом, имеющих приходить из Черного моря в Средиземное или из Средиземного в Черное»{31}.

Дальнейшее пребывание русских паломников на территории Османской империи также уже не представляло опасности («Российские подданные, их суда и товары будут ограждены от всякого насилия и притязания; первые исключительно будут состоять под судебным и полицейским заведыванием министра и консулов российских, а суда российские не будут подлежать никакому внутреннему досмотру со стороны оттоманских властей ни в открытом море, ни в гаванях, пристанях или на рейдах Турецкой империи», – как сказано в той же статье договора), мало того, султанский фирман охранял их от поборов местных властей, что в дневнике Стефана неоднократно подчеркивается. Он даже утверждает, что турки, например в крепости Дарданеллы, очень ласковы к русским и желают показать преданность русскому царю.

Православное же духовенство, пережившее все сложное для них время греческого восстания и русско-турецкой войны в Иерусалиме, оторванное от событий и подчиненное власти султана и – что гораздо разорительнее и опаснее – власти местных чиновников, встретило православных паломников с восторгом. Прибытие паломников означало не только открытие свободных путей в Палестину, но и возможность получения прибылей Иерусалимским патриархатом. Дело в том, что восстановление после пожара 1808 года Храма Гроба Господня окончательно разорило казну патриархата (на восстановление храма понадобилось более одного миллиона рублей{32}), к моменту вступления на патриарший престол Афанасия V (1827–1845) долг составлял 30 миллионов грошей под 8 % годовых{33}.

В. Н. Хитрово, известный исследователь православия на Востоке, секретарь Православного Палестинского общества, пишет, что «с 1820 по 1830 г. все драгоценности ризницы были обращены в деньги, более 40 пудов золота и 2000 пудов серебра были проданы, и кроме того Иерусалимский патриархат оказался обремененным такими тяжкими долгами, доходившими до 2 млн. руб., что кредиторы его потребовали аукционной продажи православных святынь, монастырей и поместий. Только заступничество русского правительства спасло тогда Иерусалимский патриархат»{34}. Д. В. Дашков, бывший в Иерусалиме в 1820 г., приводит пример расходов патриархии на подарки местным и дальним чиновникам: «По собранным нами сведениям, греки издержали на подарки в продолжение одного только месяца августа 1820 до ста кошельков, т. е. 50 тысяч левов <…> монахи всех исповеданий были в наше время доведены до крайности»{35}.

О долгах Иерусалимской патриархии пишет в 1830 г. и А. Н. Муравьев: «Возобновление сгоревшего Храма первое расстроило казну патриаршую, и вслед за тем восстание в Греции, лишив ее милостыни, поклонников и дохода с двух княжеств, совершенно истощило и уронило кредит ее во всеобщем мнении. Все стали тщетно требовать уплаты капиталов, когда не было довольно денег и для процентов, и таким образом возросло до восемнадцати миллионов левов долга. Дела патриаршие в таком критическом положении, что одно только чрезвычайное пособие может облегчить бремя неуплатного долга и тем спасти монастыри палестинские от угрожающего им падения»{36}.

На арене же большой политики после окончания греческого восстания и русско-турецкой войны продолжали происходить события, отражавшиеся на положении Палестины, ее христианских святынь и паломничества.

В 1830-х годах европейские правительства, стремясь потеснить Россию на Ближнем Востоке, старались усугубить финансовую и торговую зависимость турецкой экономики, что подчиняло политику Порты интересам европейских держав. В самой Турции нарастали сепаратистские движения: в 1832 г. против султана выступил египетский паша Мухаммед-Али (1769–1849), который был талантливым полководцем и реформатором и занимал египетский престол с 1805 г. После неоднократных побед (несмотря на обращение султана за помощью к России и выделение 30-тысячного десантного отряда под командованием контр-адмирала М. П. Лазарева), в мае 1833 г. было подписано турецко-египетское соглашение, по которому Сирия и Палестина переходили во власть египетского паши. Период, когда наместником здесь стал сын Мухаммеда-Али Ибрагим-паша, был ознаменован большей национальной и религиозной терпимостью, чем при османском владычестве.

Воспользовавшись моментом, когда Турция нуждалась в ее военной силе, Россия заключила с ней в 1833 г. Уникяр-Искелесийское соглашение, по которому проливы Босфор и Дарданеллы переходили под русский контроль сроком на восемь лет.

В 1839 г. турецкая армия попыталась получить реванш в Сирии, но потерпела поражение от египетских войск. Лондонская конвенция 1840 г. закрепила турецко-египетские отношения в следующем виде: египетский паша получил Египет в наследственное управление (династия Мухаммеда-Али правила в Египте до 1952 г.), а Сирию – в пожизненное, Палестина же была возвращена во власть турецкого султана. Тем не менее на некоторое время Египет превратился в региональную сверхдержаву.

Со второй половины 1830-х гг. в Петербурге стали проявлять заметный интерес к положению Православной церкви на Востоке, российские по сл анники в Константинополе в своих депешах на имя канцлера Нессельроде (докладывавшего их царю), подробно сообщали о положении со Святыми местами и о спорах Греческой и Армянской церквей. В 1835 г. армяне сумели добиться от Порты особого указа, в силу которого у греков были отняты принадлежавшие им в Иерусалиме Святые места. Иерусалимский патриарх Афанасий обратился за помощью к русскому императору и Синоду. Русскому послу в Константинополе было приказано обратить внимание Порты на незаконный захват Святых мест армянами, после чего султан вернул грекам все земли, а вместе с тем и подтвердил все прежде установленные права и преимущества греков.

Направленный российским консулом в Сирию и Палестину К. М. Базили (прослуживший с 1839 по 1853 год), грек по происхождению, прекрасно разбиравшийся во внутренних распрях иерусалимских церквей, предсказывал вмешательство католиков в споры по поводу святынь.

Россия стремилась сохранить status quo на Ближнем Востоке, но это не входило в планы Англии и Франции: Франция поддерживала Египет, Англия стремилась подчинить своим интересам экономику Турции (в 1838 г. был заключен англо-турецкий договор). Две Лондонские конвенции 1840 и 1841 гг. пяти европейских держав о режиме Босфора и Дарданелл ослабили позиции России, отменили ее протекторат над проливами и явились преддверием Крымской войны.

Читать бесплатно другие книги:

В книге на основе комплексного исследования процессов формирования и функционирования современных си...
В издании рассмотрены сущность, функции и роль финансовых результатов и распределения прибыли в деят...
В монографии впервые комплексно исследуются военная служба как институциональное правовое явление, т...
Домашние заготовки, приготовленные традиционным способом, содержат большое количество соли или сахар...
Нередко возникают споры о том, насколько в действительности полезны посты, особенно если религиозная...
Разрушительное воздействие глютена на чувствительных к нему людей достаточно велико, так как помимо ...