Акт слепого возмездия Тамоников Александр

Игнатьев провел друзей в небольшой кабинет, указал на диван, кресла.

– Устраивайтесь, здесь поговорим. Тут нас никто не услышит.

– У тебя есть что скрывать от жены? – спросил Колтунов.

– Ты предпочел бы, чтобы мы говорили при ней и медперсонале?

– Нет.

– Вот и я не хочу этого. Ситуация, ребята, такая. Максим умер от передозировки наркотиков.

– Что? – удивленно воскликнул Колтунов. – Максим и наркота?

– Да. Это заключение экспертизы. Но давайте по порядку. Вы знаете, он успешно учился в университете, занимался спортом, у него была… – черт, какое страшное слово «была»! – подруга, можно сказать, невеста. До февраля этого года все шло хорошо. Максим часто приезжал, звонил матери почти каждый день, сессию сдал на «отлично». Они с Леной – это его девушка – отдохнули у нас и у Жоры, потом уехали. Ничто не предвещало беды. У меня даже тревожного чувства не возникло, как это бывало на войне, когда вроде все спокойно, а интуиция подсказывает, нет, что-то не так. Где-то в конце марта, дату сейчас точно не помню, вечером, когда мы с Машей смотрели телевизор, ее сотовый зазвонил. Мы подумали, Максим. Но это была Лена. Ее слова нас буквально ошарашили. Лена сказала, что Макс бросил университет, спорт, разругался с ней и уехал. Я взял у жены телефон и спросил, куда именно. Лена ответила, что не знает. Но с того дня она его больше не видела. Макс, по ее мнению, подсел на наркоту. Тут меня словно обухом по голове хватило. Уж чего не ожидал, так вот этого! Я сказал, что сам приеду, и утром отправился в Москву. Лена встретила меня у общежития. С ней были трое парней, друзья Максима. Из разговора с ними я узнал, что после каникул, в феврале, к нему стали подкатывать какие-то мутные личности на серебристой «десятке». Он уезжал с ними и возвращался как будто не пьяный, но и не трезвый. Приносил в комнату сумку, содержимое которой никому не показывал. Потом поругался с Леной, заявил, что они расстаются, перестал посещать бассейн, забросил учебу.

– Извини, Рома, машина была московской?

– В том-то и дело, что нет. Номера ее никто не заметил, а вот обозначение региона один из парней увидел мельком. Наша!

– То есть к Максу приезжали мутные парни из Калининска?

– Выходит так!

– Извини, продолжай.

Игнатьев поднялся с кресла, достал пачку сигарет, закурил, предложил друзьям. Колтунов присоединился к нему. Синицын отказался, мол, не могу дымить в помещении, привык на улице.

– Я был в растерянности, – продолжал Игнатьев. – Что делать? С Леной сходил в университет. Какой-то ученый муж подтвердил, что Макс уже месяц там не бывает. В деканате мы узнали, что он оставил заявление об отчислении по семейным обстоятельствам. Я созвонился с Костей, это тот майор, который приезжал на кладбище. Он посоветовал подать заявление о пропаже сына в ближайшее отделение полиции и возвращаться. Я так и сделал. Заявление приняли без проблем. Какой-то капитан взял у меня визитку, дал мне свою и обещал позвонить, если Макс обнаружится. В общем, вернулся я домой ни с чем. Но Маше о наркоте и о том, что сын пропал, говорить не стал. Сказал, что Макс связался с какой-то женщиной, бросил Лену, одним словом, загулял по молодости. Перегорит и вернется. Врал, нес то, что в голову приходило. Маша поверила. Розыск здесь, в Калининске, начал и Костя Ларионов. Время шло, а никаких результатов не было. Максим исчез в полном смысле этого слова. Его не видели ни в Москве, ни в Калининске. Только неделю назад позвонил Ларионов и сказал, что Макса нашли мертвым в брошенной старой хате. Деревня Горькая…

– Так это в десяти километрах от моего поселка! – воскликнул Синицын.

– Да. Ничего не говоря жене, я выехал вместе с Костей в морг. Туда привезли тело. Я с трудом узнал сына, хотя он сильно изменился. Экспертиза установила, что Костя умер от передозировки наркотиков примерно в начале июня…

– И месяц с лишним пролежал в деревенском доме?

– Выходит так!

– Так вот почему гроб был закрыт. Но как Макс оказался в Горькой, выяснили? – спросил Колтунов.

Игнатьев сел на место.

– А вот тут, парни, начинается самое интересное. Из показаний одного из жителей Горькой следует, что в деревню несколько раз приезжала серебристая «десятка».

– Та же самая, которая появлялась в Москве? – спросил Синицын.

– Не факт, но, скорее всего, она. В этой «десятке» было три-четыре человека. Они не шумели, по улицам не шастали. Сидели в доме, а что делали, остается только догадываться. Ларионов считает, что там хранились небольшие партии героина. Правда, данная версия доказательств пока не имеет. В последний раз эта серебристая «десятка» появилась в деревне как раз примерно тогда, когда умер Макс. Выходит, что он там принял дозу и скончался.

– А почему люди, которые были с ним, оставили тело в доме, а не закопали его, скажем, где-нибудь в лесу?

– Этого я не знаю. Скорее всего, возиться им не хотелось. Тем более что умер Макс от передозировки, а не от ножа или удавки. Его убил героин, тихо и быстро. Вдобавок они не знали, что на этот дом нашелся покупатель. Мужик из Москвы искал земельный участок, чтобы подальше от столицы и обязательно рядом с лесом, рекой или озером. Деревня Горькая буквально окружена всякими водоемами. Но, повторяю, покупателю нужна была земля. С ним говорили. Он объяснил, что был там на пару дней раньше, осматривался, прикидывал, во сколько обойдется снос, решил брать, дал хозяину задаток. Ему не хватало три сотни тысяч, взял кредит. Пока оформлял, покупал, месяц и прошел. А как только получил документы, так сразу нанял бригаду гастарбайтеров снести дом. Те и нашли тело Макса. «Десятка» больше в деревне не показывалась. Остальное вы знаете.

Колтунов прошелся по кабинету и спросил:

– И что ты теперь намерен делать, Рома?

– Как что? У меня сына единственного убили. Ты что на моем месте сделал бы?

– Понятно! Значит, ты решил найти и покарать наркоторговцев.

– Да! Это мое право.

– Которое не вяжется с уголовным.

– Да плевать я хотел на законы. В городе действует хорошо организованная банда наркоторговцев, которая делает деньги на жизни людей! Я позвал вас, чтобы спросить, вы со мной или в стороне?

– Я с вами, Роман Семенович, – ответил Синицын.

Игнатьев взглянул на Колтунова.

– Ты, Юра?

– А как ты сам думаешь?

– Один раз ты уже спас меня, я твой должник, а не ты мой.

– Вот как думаешь о друге, да? Не ожидал.

– Извини, Юра, но я должен был задать этот вопрос. Война для нас закончилась восемнадцать лет назад, у тебя семья, свои дела…

Колтунов прервал Игнатьева:

– Достаточно. Ты ошибешься, Рома, война для нас боем в Арди не закончилась. Она продолжается, идет уже и в центре России.

– С работой и Ольгой вопрос решишь?

– У меня месяц отпуска. Ольга все поймет. Я подумал вот о чем. Дело, судя по всему, нам предстоит серьезное, конечно, наркоторговцы – это не наемники Айбаса, но и не лохи. Они не станут спокойно сидеть и ждать, пока мы их разделаем. Будут огрызаться, причем по-взрослому. Поэтому оставлять Марию в Калининске нежелательно. Предлагаю перевезти ее ко мне. Ей рядом с Ольгой будет легче.

– Юрий Павлович дело говорит, – поддержал идею Синицын.

– Согласен, дело. Но это невозможно. Сейчас Маша никуда не поедет, разве что на кладбище. Ей пока все безразлично. Боль, конечно, начнет утихать, вопрос в том когда.

– А если Ольге самой с ней поговорить? Не сейчас, чуть позже. Мы ведь тоже начнем действовать не с бухты-барахты. Надо выработать план, собрать информацию, все как следует проверить, подготовиться, прикрыть задницы от правоохранителей и только потом начать активные действия. Подготовительный период может оказаться довольно долгим. За это время и Мария, даст бог, отойдет немного. Вот перед тем, как нам придется ступить на тропу войны, Ольга и поговорит с Машей. Думаю, она с нашей помощью сумеет убедить ее на время уехать из города. У нас руки будут свободны.

– Попробуем. Получится, хорошо, а на нет и суда нет. Я найду, как защитить жену.

– Ладно, посмотрим. Мне надо вернуться домой, объяснить все Ольге и ствол наградной взять. Предстоящая работа без крови не обойдется.

– Ты прав, но наградные «ПМ» использовать нежелательно, – сказал Игнатьев. – Надо найти чистые стволы.

– Где бы их еще взять.

– Я достану, – неожиданно заявил Синицын.

Офицеры взглянули на него.

– Где? – спросил Игнатьев.

– А вот это, товарищ майор, уже мое дело. Но оружие найду. Возможно, не только пистолеты, но и кое-что посолиднее.

– Ты что, занимаешься торговлей оружием? – с усмешкой осведомился Колтунов.

– Нет! Я просто знаю, кто этим занимается. Ничего, кстати, особо криминального. Просто у одного человека есть то, что нужно нам. Правда, оружие денег стоит.

– Ты найди его, деньги будут, – сказал Игнатьев.

– Тогда и мне на пару дней надо отъехать. Тоже оформить отпуск, только за свой счет, и договориться о стволах.

– Сегодня вы выпили. Завра с утра поедете.

– Само собой, – сказал Колтунов и спросил: – А что за информацию, Рома, ты ждешь от знакомого мента? Насколько я понимаю, уголовного дела по факту гибели твоего сына никто возбуждать не собирается, не так ли?

– Дела не будет потому, что экспертиза не установила признаков насильственной смерти.

– Кстати, что записано в заключении?

– Смерть Максима наступила в результате общего отправления организма наркотическими веществами. А по твоему вопросу, Юра, скажу так. Ларионов знает, что в городе орудует банда наркоторговцев, но полиции не позволяют этим заниматься. Костя не желает мириться с таким положением дел, поэтому он с нами. Ларионов должен узнать, что за «десятка» приезжала в столицу и в деревню. Кому она принадлежит. По своим каналам он попытается выйти на низший слой городской наркомафии. Невозможно распространять дурь в городе без крыши в правоохранительных органах и в администрации. Ларионов хочет накрыть не только банду, но и этих сволочей покровителей! Это тоже одна из причин, почему он с нами.

– Да, зацепиться за «десятку», это уже что-то, – заметил Колтунов. – А если удастся выйти хотя бы на одного из более-менее значимых деятелей местной банды да посадить его на крюк, то клубок, пожалуй, удастся распутать и выйти на главаря. Хотя не исключено, что его знают едва ли не все жители города, да вот только ни слова против сказать не смеют.

– Может, и так. Но на сегодня все. Выпьем?

– Да, можно. Ехать-то завтра.

– Вы пройдите в столовую, по коридору слева через арку, я поднимусь, узнаю, как жена, и приду.

– Давай.

Игнатьев пошел на второй этаж, Колтунов с Синицыным прошагали в столовую, которая одновременно оказалась и кухней. Дом у отставного майора был большой, дорогой. Вот только счастье из него ушло навсегда. Исчезли радость, покой и любовь, а значит, и жизнь. Остались только боль да стремление найти и наказать тех, кто разрушил все, что копилось годами в этом большом, добротном доме.

Игнатьев вернулся быстро.

– Как Мария? – поинтересовался Колтунов.

– Плохо. Лежит, ни на что не реагирует. Смотрит в потолок, в глазах ни слезинки. Врач говорит, лучше бы плакала, но видно, что уже не может.

– Ей же наверняка давали успокоительные препараты, поэтому такое состояние.

– Может быть. – Хозяин дома достал из холодильника бутылку, тарелку с колбасой, баночку с малосольными грибами, вынул из шкафа бокалы, нарезал хлеб, разлил водку. – Не чокаясь, мужики.

Все выпили.

– Я опознал в морге Макса, а потом спросил у медэксперта, много ли таких бедняг поступает к ним, – проговорил Игнатьев. – Знаете, что он ответил? За последние полгода к ним привезли сто семьдесят трупов с признаками наркотического отравления. Все молодые люди, от шестнадцати до двадцати пяти лет. Бывали совсем мальчишки и мужики за сорок, но таких значительно меньше. Сто семьдесят человек за полгода на город с населением в триста тысяч. И это только те, которые погибли, а сколько людей употребляют наркотики, но пока еще живы? Ларионов говорит, что счет идет на тысячи. Это что же творится в стране? За что мы воевали? За то, чтобы в мирной жизни столкнуться с новой заразой, куда более страшной? На счету той же банды Айбаса десятки жизней ни в чем не повинных людей. Наркоторговцы, которые спокойно творят зло, не прячутся в горах, уничтожают тысячи наших сограждан. Мы целое поколение потеряли с начала проклятых девяностых. В Афгане за десять лет войны погибло около четырнадцати тысяч человек, а сейчас по всей России ежегодно от одной только наркоты мрет гораздо больше. Что это за мирная жизнь? Кому нужны такие вот перемены? Да чего говорить!.. – Он наполнил бокалы. – Пьем!

– Может, сбавим обороты? – предложил Колтунов.

– Не хочешь, не пей. А я буду! – Игнатьев опрокинул в себя водку так, словно воду выпил. – Но этим ублюдкам не пройдет безнаказанно то, что они творят. Пусть в одном городе, но мы уничтожим их бизнес вместе с ними. Ни одна сука не уйдет от ответа. А он может быть только один – смерть.

Колтунов видел, что Игнатьева повело, положил руку ему на плечо:

– Успокойся, Рома. Конечно, все ответят.

– Даже если вы оставите меня, я один пойду на них. Меня завалят, но и я с собой пару-тройку этих ублюдков заберу.

– Все, Рома!

– Не все. Не хочешь пить?

– Ехать рано утром.

– Тогда я за тебя. – Он выпил водку Колтунова, а затем и Синицына, рванул на себе рубашку так, что пуговицы разлетелись в разные стороны. – На куски рвать буду, землю жрать заставлю!..

Колтунов взглянул на Синицына, кивнул в сторону коридора.

– Все, Рома, пора на боковую. Куда тебя отвести, где нам с Птахой лечь?

– Я и сам до нашей с Марией спальни дойду, а вы выбирайте любые комнаты. Белье в шкафах или где-то там рядом. Найдете.

– Найдем! Пошли.

– Но вы со мной?

– С тобой, Рома, – ответил Колтунов.

Игнатьев повернулся к Синицыну.

– Не слышу ответа, Птаха!

– С вами, товарищ майор.

– Вот это хорошо и правильно.

Колтунов попросил Синицына найти комнату на первом этаже и проводил хозяина дома на второй.

Докторша увидела, в каком состоянии Игнатьев, выставила их из спальни и заявила:

– Вы что, с ума сошли? Мария Львовна на грани срыва, а вы к ней!.. Идите куда-нибудь в другое помещение. В таком состоянии, Роман Семенович, к супруге ни ногой!

Игнатьев поник.

– Что, доктор, возможно ухудшение состояния?

– Вся боль сейчас внутри Марии Львовны. Она должна вырваться наружу. Это может произойти в любую минуту. Потом ей станет легче. Поэтому мы останемся здесь до утра, а вы уходите. Не мешайте нам.

– Да, конечно! – Игнатьев взглянул на Колтунова. – Пошли обратно. Я устроюсь в кабинете.

Отставные офицеры спустились на первый этаж. Игнатьев провалился в сон, как только прилег на диван. Юрий снял с него ботинки, раздевать не стал. Хорошо, что он вырубился сразу. Только надолго ли?

В кабинет вошел Синицын.

– Я в гостевой комнате все для нас приготовил, Юрий Павлович. Там кондиционер стоит, прохладно. А что, командир уснул?

– Уснул. Медики ждут кризиса.

– Какого кризиса?

– Естественно, не экономического. Марию должно прорвать. Докторша объяснила, что долго в таком отрешенном состоянии она находиться не может.

– Не спит?..

– Нет. Ладно, все! Роман устроен, с Марией врачи, пойдем в гостевую. Перед дорогой выспаться надо.

– Мне-то ехать ерунда. Это вам до Москвы пилить.

– Рьяный инспектор ДПС может попасться прямо у дома Игнатьева. Почувствует перегар, и возникнут проблемы, посему, Птаха, спать!

– Да я не против.

Колтунов и Синицын прошли в гостевую комнату, находившуюся напротив столовой, разделись и легли в постель. Колтунов заставил себя уснуть.

Его покой прервал истошный женский крик.

Колтунов вскочил.

– Что? Где? Кто кричал?

Синицын тоже проснулся.

– Скорее всего, Мария Львовна.

Тишину вновь разорвал вопль.

– Да, это она.

– Наверное, начался кризис, – предположил Синицын.

По коридору кто-то пробежал. Скорее всего, это был Игнатьев.

– Возможно. Ты будь здесь, я схожу и посмотрю. Может, потребуется убрать Романа, если он будет ломиться в спальню. – Колтунов натянул джинсы, майку, босиком пошел по лестнице, поднялся на второй этаж.

Двери спальни были открыты. В комнате горел верхний свет.

Игнатьев, трезвый как стекло, стоял у стены. Докторша и медсестра успокаивали Марию, бившуюся в истерике.

Колтунов встал рядом с другом и спросил:

– Пробило?..

– Наверное.

Истерика продолжалась недолго. Медицинская сестра сделала Марии укол, через пять минут она успокоилась, а вскоре уснула.

Врачиха вытерла пот с лица, взглянула на Игнатьева.

– Выключите свет!

Тот подчинился. Потом все вышли из спальни.

В коридоре докторша сказала:

– Ну вот, самое страшное позади. Где мы можем отдохнуть? Но недалеко отсюда.

– В комнате Макса, если вас это не пугает, – предложил хозяин дома.

– Нас не пугает. Комната напротив?

– Да. Там чистая постель.

– А место для медсестры есть?

– Кресло-кровать. Максим в детстве любил спать на нем.

– Устроит.

– А Маша надолго успокоилась? Не повторится приступ?

– Нет, – категорично заявила врачиха. – Мы дали ей сильное снотворное, до обеда должна спать. Но если проснется, мы услышим.

– Ей теперь будет легче?

Врачиха внимательно посмотрела на Игнатьева.

– Насколько может быть легче матери, потерявшей сына. Но она постепенно успокоится. Не напрасно говорят, что время лечит все.

– Но не в моем случае, – со злостью процедил Игнатьев.

– Что вы имеете в виду? – спросила докторша. – Вы чувствуете боль?

– Да, вот здесь. – Отставной майор указал на левую сторону груди. – Ее никакими вашими препаратами не вылечишь. Для этого нужны другие, куда более эффективные средства. – Игнатьев резко развернулся и пошел в кабинет.

– О каких средствах говорил Роман Семенович? – спросила врачиха у Колтунова, который только пожал плечами.

За окном уже брезжил рассвет.