Кружево неприкаянных Аннэр К.

Часть первая

Любовь…

  • «Всё что появится
  • исчезнет
  • и всё что исчезнет
  • появится
  • и сколько раз появится
  • столько раз и исчезнет.
  • Но что бы
  • ни возникало
  • и что бы ни исчезало
  • не исчезнет
  • само возникновение
  • и исчезновение…»

Дом

Старческая рука… – сплетения выпирающих вен, накрытых сетью разноглубоких морщин – достигает дверной ручки, обхватывает её и осторожно тянет тёмную, в пятнах и трещинах… массивную дверь.

«Господи, спаси и сохрани», – шепчет пожилая дама, осторожно ступая в открывшееся пространство, она совершает ровно шесть шажков от входа, затем поднимает ногу на ступеньку, опирается на неё, подтягивает другую ногу, заносит на 18-дцать сантиметров ровно вперёд и… опускает ботиночек

точно на остаток ступени с повышенным содержанием смолистых веществ. Наверное, сук рос – все сгнило, а он, островок износоустойчивости, остался в доске, которая когда-то была сделана из хвойного дерева и прибита в своей маленькой, буквально восьмисантиметровой, части.

Первые две ступени подгнили, но дальше можно не выбирать, третья – уже отлично, а остальные – просто превосходно!

Сохранились.

Ровно пять шагов по скрипучей лесенке, затем рука вытягивается кистью вперёд с поджатыми пальцами вниз и толкает… снова дверь, звук лёгкого удара костяшек о дерево… и никакого скрипа, просто тихо открывается. Старушка входит в комнату.

«Спаси господи… сохрани… Танечку, Фанечку, Анечку, Лерочку…, – тут она делает паузу, занявшую ровно три шага, потом продолжает, уже не делая пауз, – Маняшу-микеш-у-вилешу-игорька-марика-гошеньку-кирилла-олега-мартина-сергея-павлапетровича-васичку-галочку-наташу-володю-волечку-стасика-иришу-вадика-дашу-водопроводчикавлада…, – переводит дыхание, – да и вообще всех, кого я забыла, но ты их знаешь. Вот я и дома», – старушка завершает молитву.

Она опускает руки на спинку широкого массивного кресла.

Кресло состоит из трёх подушек: на двух сидишь, а на третью облокачиваешься спиной; его можно превратить в узкую лежанку, разложив подушки горизонтально, но никогда не удавалось сделать это ровно – в местах сочленения всегда образуются провалы, и тело, теряя опору, вначале напрягает мышцы, но быстро устав, расслабляет их и изгибается в согласии с трёхчастными неровностями ложа. И если телом долго не шевелить, то оно, согласно выпукло-вогнутостям, перекашивается, и потом, когда надо встать, внутри тела что-то хрустит, болит и отказывается сразу вернуться в бодрое равноактивное состояние. А вот в положении «кресла» это сооружение – широкие подлокотники, спинка, сиденье не очень мягкое, но и не слишком жёсткое… читать книжку, поглядывая в сторону сидящих за круглым столом, как, например, делала её дочка, или просто заснуть, не дождавшись окончания кино или телепередачи, что часто происходило с её внучкой Катей, очень, ну просто даже оччч-ч-ччень удобно – можно поджать ноги, можно свернуться клубочком, можно развалиться, раскинув руки, а можно просто заснуть уткнувшись в мягкую подушку, положив её на подлокотник.

Дом появился в начале XX века, в те времена, когда интеллигенция строила вокруг столицы свои дачи. Всего они успели выстроить 283 дачи на всем протяжении побережья залива… ну-у… может, 284 или даже 280 пять… шесть… да кто их считал!

Возведение дома было завершено «предпоследней осенью последнего года», – так сказал Сергей Львович Корзунов, хозяин и строитель.

Первые год-два после постройки дом ещё должен «уссесть-ся, усс-стояться и…» и… – только после этого внутренняя отделка и убранство могут приобрести своё завершение. Но кто будет «усседать» и «усстоять»? Самим? В сырости и неустроенности?… Слава богу, есть дальние родственники… по линии супруги, которая когда-то, молодая, статная, ясноглазая, приехала в Питер поступать на Бестужевские курсы из далёкого губернского городка на берегу огромного озера. Она успешно поступила на историко-филологическое отделение, успешно завершила учёбу и успешно начала жизнь, навсегда став «бестужевкой», одной из…

6996 слушательниц, окончивших к 1914 году, начиная с 1878-го, Бестужевские курсы. «Бестужевки» – это от К. Н. Бестужева-Рюмина, племянника декабриста М. П. Бестужева-Рюмина. В 1889 году, когда К. Н. Бестужев из-за болезни покидал свой пост, слушательницы первых восьми выпусков преподнесли ему адрес, в котором значилось так: «Все поколения соединились здесь, чтобы принести Вам душевную благодарность за тёплое доверие к искренности наших стремлений учиться университетской науке и к нашим способностям. Вы учили нас, что влияние женщины громадно как в семье, так и везде, где только ей приходится действовать, и не в узкой специальности, но в общем всестороннем образовании личности… Ваше имя не умрёт, но будет передаваться от одного поколения слушательниц к другому».

Среди тех, кто окончил курсы, были академики О. А. Добиаш-Рождественская и П. Я. Кочина, писательница Е. Н. Верейская, актриса Е. И. Тиме, революционерки – Н. К. Крупская, А. И. Ульянова-Елизарова, А. А. Фотиева, П. Ф. Куделли, К. Н. Самойлова, здесь учились сестры Елена и Вера Фигнер и многие другие замечательнейшие женщины России…

«Боже, какие удивительные люди жили», – шепчет старушка, передвигаясь в межмебельном пространстве комнаты…

Высоко вверх уходящие шкафы с множеством дверей различного размера… в одни вносят и выносят верхнюю одежду, другие открывают доступ к выдвигающимся ящикам, в которых могут быть другие дверцы и ящички. Шкафы массивные, широкие, с толстыми стенками и резными панелями… В основании ряд одинаковых по высоте, но различных по ширине дверей, затем ряд, в котором деревянные дверцы чередуются с дверцами застеклёнными, за которыми видны полки, а на полках расположились чашечки, фарфоровые статуэтки, шкатулочки, бронзовые фигурки, а есть ещё дверцы, за которыми на стеклянных полочках стоят всевозможной конфигурации рюмочки, стопочки, бокалы, бокальчики и фужеры, в несколько рядов, тесно прижавшись друг к другу.

Рука старушки тянется к пузатому затейливому графинчику с тёмно-коричневой жидкостью, другой рукой достаётся гранёная стопка… в неё плавно перетекает жидкость из графинчика и далее в старушкин рот, который она с явным удовлетворением закрывает, затем осторожно возвращает всё на свои места, а рот аккуратненько вытирает кружевным платочком.

В графинчике настойка трав, собранных частично лично ею, частично под её мудрым руководством, частично просто купленных в ближайшей аптеке. Вначале трава сушится, затем мельчится, затем плотно насыпается в стеклянную банку, затем банка наполняется водкой самостоятельного приготовления, то есть самогонкой, которую умели делать в этом доме, умели во все времена, даже в самые голодные. Всегда есть! что-то, что гниёт, а гниёт – значит бродит, а бродит – значит, есть конечный продукт брожения, из которого и получаем необходимый напиток посредством аккуратной возгонки с последующей очисткой и другими манипуляциями, составляющими предмет гордости «производителя». Надо просто за всем следить грамотно… ну и некоторые секреты органической химии. А потом всё это – в настойку… лечебную, естественно…

«Спаси и сохрани, – снова шепчет старушка, закрывая стеклянную дверцу. Что спасти… что хранить? – странные слова – от этой жизни для жизни вечной… очень странные слова «жизнь вечная», сто лет, а потом ещё сто, а потом сто по сто, а потом? потом, потом…»

И вдруг грохот! Обвал в шкафу! Струк-блям-грым-шррррр-бах-бах-бах-цик-цик… шшии циккк-к! С правой стороны детский стуло-стол… «выезжает» в межмебельный проход, сужая его на 15 сантиметров… – это полка обвалилась (струк-блям-грым), дверца открылась, отодвинула стуло-стол (шррррр-бах-бах-бах), сквозь щель высыпались маленькие скляночки с притёртыми пробками, коробочки, перевязанные нитками (цик-цик…), какие-то пакетики… (цик-цик-шшии-цикк-к-к)

«Ну, ни хрен себе!»

Старушка смотрит на всё «это», затем осторожненько отодвигает ногой с прохода, шагает и… останавливается перед стуло-столом.

«Это не моё детство»

В детстве Елизавета Карповна была хаотична и беспорядочна, то есть каждая вещь бралась в руки в момент привлечения внимания и оставлялась там, где Еличку заставал момент отсутствия внимания… Но как-то раз в комнату вошла молодая женщина в аккуратном платье, длинные волосы красиво заколоты, в руках… в руках… наверное, тряпка или щётка… Женщина начинает двигаться… это похоже на действие горячего утюга при перемещении по смятой ткани… Хаос исчезает, все вещи находят свои места, в комнате чисто и красиво. И так повторяется каждый раз при её появлении. Так странно! Никаких нравоучений, наставлений, выговоров… просто «утюг». И постепенно все вещи нашли свои места и больше никогда их не теряли, вот и теперь они стоят на этажерочке… некоторые… те, что дожили… с того времени, когда жизнь ещё была… и на тех же местах в точности!

Вот только стуло-стол!

«У вас так чисто, ни пылинки, пожалуй, надо принести немножечко», – пошутила много лет назад мамина подруга Муся Баубель. «И мы её тут же уберём», – весело откликнулась мама, обернувшись к Елечке. Елечка смущённо поджала пухленькие губки. Вот тогда-то и появилась в доме «молодая женщина в аккуратном платье, длинные волосы красиво заколоты».

Старушка внимательно осматривает возникшую преграду… «Как же, как же… это было приобретено… это было… очень удобно, ребёнка за общий стол можно, если сделать стулом и придвинуть к столу, а можно, не вынимая из стула, сделать стол… можно оставить одного, можно не бояться, что он вылезет, особенно если привязать за поясок. Здесь привязывали два собственных поколения – дочь Лерочка и внучка Катенька – и сколько-то других, оно уже подержанное досталось…

«Что есть материя?

– задавалась вопросом бестужевка Сабашникова, – как из материальных процессов возникает сознание»? – и записывала в дневник: «на эти вопросы естествоиспытатели отвечают: «не знаем и никогда не узнаем!» Если это действительно так, то жизнь есть процесс, недостойный человека, и мы, собственно говоря, обязаны с ней покончить».

Мамаша «бестужевки» заметила её состояние и обратилась… к врачу… Барышня с того момента должна была ежедневно приходить в водолечебницу, где её окатывали двумя вёдрами холодной воды.

«…однако, теперь я с признательностью вспоминаю эти ежедневные два ведра холодной воды, хотя они никак не разрешили мировых проблем, но они укрепили мой организм, так что неразрешённые проблемы не могли уже действовать на меня так разрушительно…»

«…на последней лекции по геологии преподаватель Мушкетов изложил Канто-Лапласовскую гипотезу о происхождении мира и о его неизбежной гибели вследствие охлаждения солнца. К чему же, зачем в таком случае создан мир? Вся моя жизнь, жизнь всего мира вдруг показалась бессмыслицей, слава Богу, преподаватель Введенский доказывает, что смысл жизни заключается в исполнении нравственного долга, который предписывает каждому человеку служение всеобщему счастью. но так как всеобщее счастье на земле неосуществимо, что «доказывается сочинениями философов и поэтов всех времён и всего мира», то человек вправе верить, что оно осуществится в посмертной жизни. Таким образом, Введенский хотел доказать, что вера в смысл жизни оказывается логически непозволительной без веры в бессмертие. Однако это не даёт ответа на другой вопрос: «Разве нельзя обойтись без земной жизни?» Для чего жить на земле, зная, что в конце концов весь этот земной мир будет разрушен? неужели такая наша жизнь так необходима для осуществления всеобщего счастья? я завидую материалистам, которые счастливы тем, что не верят в бессмертие и могут умереть с полным сознанием того, что уже не будут жить после неё…

Боже мой, а что же тогда «счастье»?

«Надеюсь, Катюша, ты счастлива со своим Игорёшей, но отчего у вас деток нет», – прошептала старушка.

Она подёргала мебелину, но… стуло-стол крепко застрял в новом положении. Старушка аккуратно обошла преграду и продвинулась дальше.

Вот здесь надо поднять левую руку, поддеть язычок выключателя, и тогда вот там, ровно прямо, если не поворачивать головы, возникнет неяркое пятно большого абажура тёмно-оранжевого цвета, висящего над большим круглым столом, покрытым клеёнкой в мелкую красную клеточку.

В центре стола небольшая вазочка. Если лето, там цветочки, если осень, то листочки, если зима, то веточки, а если весна, то ничего…

  • «Если ты разлюбишь меня весною
  • – радуйся птицам, солнцу, по лесу гуляй…
  • Если ты разлюбишь меня летом
  • – купайся, загорай на море, на лугу цветы собирай.…
  • Если ты разлюбишь меня осенью —
  • …шуршание листьев слушай, в ночное небо смотри…
  • И только зимою долгой… я прошу —
  • потерпи до весны…»

На столе всегда сахарница, два подсвечника хрустальных, ручная кофемолка с изогнутой ручкой и статуэтка фарфоровая – «А Васька слушает да ест».

По дороге к столу, справа, небольшая тумбочка, на тумбочке плиточка, на плиточке ванночка с песком, а в песке две маленькие кофеварки… Рядом хрустальный кувшин с водой.

Ложечку кофе, ложечку сахара… водичка… и в песок. «Какое давление?! У меня всю жизнь давление… Наслаждение! Ароматная горьковатость… сладкая…»

«Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, урождённая Пиленко, в монашестве мать Мария (1891–1945), в 1909–1911 гг. была слушательницей философского отделения историко-филологического факультета Высших женских (Бестужевских) курсов. В середине 1910-х гг. сдавала экстерном экзамены по богословским предметам профессорам петербургской духовной академии. Участница «сред» на «башне» Вяч. И. Иванова, посещала собрания Религиозно-философского общества. поэтесса (первый стихотворный сборник «Скифские черепки» (Спб., 1912), рисовала, владела техникой древнерусского шитья, иконописью, росписью стен, техникой витража. С 1920 г. Кузьмина-Караваева в эмиграции, с 1923 г. живёт в Париже. В конце 1920-х гг. сблизилась с Н. О. Лосским, Н. А. Бердяевым, Г. П. Федотовым, С. Н. Булгаковым, которого считала своим духовным отцом. принимала участие в создании парижского православного богословского института. В 1929 г. за подписью Е. Скобцова появляются три краткие монографии – «А. Хомяков» (Париж, 1929); «Миросозерцание Вл. Соловьёва» (Париж, 1929); «Достоевский и современность» (париж, 1929). В последней работе она писала: «Достоевский был великим русским национальным писателем. Он воплотил в своём творчестве мудрость, свойственную русской душе; он не только воплотил эту мудрость, но и раскрыл нам её содержание и может быть, многое можно объяснить в судьбе русского народа, многое понять и оправдать, если подойти к ней от Достоевского. Русский народ по преимуществу «человек Достоевского». 16 марта 1932 г. Е. Ю. Кузьмина-Караваева приняла в Париже монашеский постриг и с ним – имя Мария. Своё монашество она провела в миру, занимаясь активной благотворительной деятельностью. погибла в газовой камере 31.03.1945, в концлагере Равенсбрюк. Однажды, показывая заключённым с ней женщинам на зловещий дым, выходящий из трубы крематория, она сказала: «Смотрите, смотрите, как души возносятся на небеса!»…

«Ну, это если кремировать, а вот если в землю закапать? Дым как транспортное средство получается. Говорят «душа отлетает…» и смерть наступает, то есть душа, это как бы жизнь, а тело, это просто земля… ну или пепел… прах! Хорошее слово. В прах, в пепел… и к пеплу пепел отойдёт…», – шепчет старушка, протискиваясь между креслом и этажеркой, усаживается… О, это кресло – совсем не то кресло, которое кресло-кровать трёхчастное, это кресло настоящее, на нём только отдыхать сидя, например, у камина: деревянно-кожано-пру-жинное с массивной спинкой и подлокотниками, с банкеточкой для ног… очень удобно, слегка откинувшись, вот здесь плед, ноги на банкеточку, пледом их… вот здесь книга, её в руки взять… Открывает наугад, читает одну или две строчки, иногда строчек больше, иногда даже несколько страниц… Нет, это не гадания… просто открыть, читать, закрыть… и так много лет, изо дня в день.

«…по 119 политическим процессам 80-х годов были осуждены 82 женщины, более 50 из них принадлежали к «народной воле». В первый состав исполнительного комитета «народной воли» вошли М. Н. Ошанина, С. А. иванова, Т. и. Лебедева, О. С. Любатович, С. Л. Перовская, Е. Ц. Сергеева, В. Н. Фигнер, А. В. Якимова, А. П. Корба-Прибылева. В числе агентов (особо доверенных лиц этого комитета) были Г. М. Гельфман, Г. Ф. Чернявская, п. С. ивановская, сестры Е. П. и Н. К. Оловенниковы. Если исходить из того, что состав исполнительного комитета, как установлено исследователями, не намного превышал 20 человек, то женщины составляли примерно половину этого числа. наравне с мужчинами они участвовали в подготовке покушений, держали конспиративные квартиры, работали в народовольческих типографиях, вербовали новых членов организаций и т. д. Об этих женщинах много написано в книгах, посвящённых «народной воле». Софью Перовскую, уравняв в правах с мужчинами, первую из женщин России казнили по политическому процессу. Вера Фигнер наравне с мужчинами пережила 20-ти летнее одиночное заключение в Шлиссельбургской крепости.»

«Приезжала Вера Николаевна сюда… В гости. это было… это было… когда у нас Кирова убили»?

Старушка оглядывается по сторонам… Полки книжные, от пола до потолка, со стеклянными дверцами, открываются вверх и прямо, за стёклами фотографии… С того места, где кресло, их не разглядеть, но она и так прекрасно помнит. Мама, папа, брат и она. Папа как-то очень ловко всех обнимает – и маму, и её, он большой, улыбчивый, все как бы под его защитой, ей лет 5… Последняя фотография папы, он за письменным столом… Брат, тоже последняя фотография. Последняя в том смысле, что ни его, ни фото… это ещё до войны, в войну никто не пропал, до войны исчезли… и папа, и мама, и брат Всеволод.

Ещё есть папина фотография из личного дела – фас, профиль – прислали недавно и письмо такое хорошее, что «… репрессирован необоснованно… дело сфабриковано бывшими работниками ОГПУ…». Ещё порекомендовали обратиться в организацию, где он работал, с тем, чтобы выплатили двухмесячную компенсацию…

У мамы подпольная кличка «Ванда». Её так всегда и называли, а по имени редко…

«Боже мой, я опять застряла!» Фотографии делал Всеволод. Всеволод – мамин сын от первого брака. Первый её муж, как и мама, революционер и умер от чахотки, которую получил в тюрьме. Второй муж революционером не был, но умер тоже в тюрьме, а мама тоже от чахотки, но не в тюрьме. Всеволод пропал в 39 году. Ушёл из дома и не вернулся. А мама отсидела, «вышла» из лагеря и умерла через год на поселении.

Старушка поёрзала в кресле, выбирая наиболее удобное положение между выпирающими наружу стальными пружинами. «Ты должна хорошо запомнить эту дорогу»! – строго потребовала Ванда, когда они возвращались от тёти Муси Баубель, её подруги по ссылке.

«Мамочка, зачем»?

«Дорога к станции, поезд, вокзал, трамвай… ты должна всё это знать и помнить…»

«Но я же всегда с тобой»!

В. Н. Фигнер, Е. Фигнер, М. Шебалин, Л. Дейч, М. Фроленко, А. Якимова-Диковская, заявление в президиум ЦИК СССР:

«В эти торжественные дни, мы обращаемся к ЦИК СССР с нашим словом, посвящённым тому, что волнует и тревожит ежедневно и не даёт покоя.

Тысячи русских граждан заполняют тюрьмы и самые отдалённые и глухие, лишённые малейших признаков культурной жизни углы нашей страны, ссылка в которые по политическим мотивам при старом порядке самым решительным образом осуждалась общественным мнением демократически настроенных передовых кругов всех государств мира. Сотни, тысячи других находятся за рубежом своей родины.

Второй проблемой является расстрел и, прежде всего расстрел без гласного суда и даже вообще без суда.

Такой порядок не может и не должен продолжаться. Это не нужно Советской власти. Это мешает её росту. Это деморализует сознание граждан. Это отравляет и портит жизнь наиболее чутких и честных из них.

Итак, мы, которые долго боролись за революцию, перенесли многие тюрьмы и каторги, подчас были лицом к лицу с самою смертью, мы, во имя той же Революции и её окончательного торжества, просим: отменить расстрел. просим широкого помилования всех политических заключенных, просим смягчения режима ссылки, просим уничтожения административных репрессий с тем, чтобы только суд назначал меры социальной защиты».

Бабуля как бы замерла в кресле, её маленькое тельце откинулось на спинку, рука легла на лоб и опустилась на глаза… Она долго сидит так, потом что-то… очень тихо… это песня… хрипловато-звонким голоском…

  • «…Мой грустный товарищ, махая крылом,
  • Кровавую пищу клюёт под окном,
  • Клюёт, и бросает, и смотрит в окно,
  • Как будто со мною задумал одно…»

К маме иногда приезжали друзья. Под вечер, в непогоду, так замечательно оказаться в этом кресле… какой замечательный разговор… и пели… очень воодушевлённо, красиво… завораживающе…

  • «…Зовёт меня взглядом и криком своим
  • И вымолвить хочет: «Давай улетим!»

…Из-под руки прикрывающей глаза появляется слёзка… и тихонечко скатывается по морщинкам…

  • «Мы вольные птицы; пора, брат, пора
  • Туда, где за тучей белеет гора,
  • Туда, где синеют морские края,
  • Туда, где гуляем лишь ветер… да я!»

Мужчины мало говорили, молча показали бумагу, молча обыскивали и молча ждали, пока мама соберётся. Мама тоже молча сложила вещи в небольшой чемоданчик и только перед тем как выйти из комнаты, спокойно сказала: «Теперь ты знаешь дорогу, живи здесь, тебе помогут. Не жди, не проси… Не надейся, но может быть, я вернусь».

Увели под утро…

«Ссылка, каторга»… родные слова! Все друзья были каторжане и ссыльнопоселенцы, даже общество такое существовало – «Политкаторжан и ссыльнопоселенцев».

«Знаешь дорогу…» – это дорога в Питер к друзьям. Да, она знала. Мама показывала, а последний раз заставила всё сделать самостоятельно. Они и туда, и обратно ехали отдельно.

С тех пор, просто закрыть глаза… Мама где-то далеко, кругом темно, на ней белый большой платок шерстяной… платок не завязан, спадает с головы, красиво обрамляя её чудесное лицо… Мама придерживает платок возле шеи… идёт, аккуратно ступая, тщательно выбирая, куда поставить ногу… Но никогда, сколько не проси, даже головы не поднимет: «… Хотя бы раз посмотри на меня… Куда ты идёшь?»

Старушка слегка шевельнулась, лицо вздрогнуло, она тихонько охнула и открыла глаза… Пружины кресла прикрыты остатками ватного одеяла, но под действием даже небольшой нагрузки они постепенно раздвигаются и сидящий в кресле оказывается между ними… зажат!

Давно надо ремонтировать, очень давно, но ведь это любимое кресло… маме нравилось, папа здесь сидел… Оно их помнит. это как бы вычеркнуть, принять отсутствие…

«Спаси и сохрани… – бормочет старушка тихим голоском – … Манечку и всё её многочисленное семейство – … Рому, Диму, Федю… Никиту… боже, забыла, Васичку и Олега… их так много всегда … приходят, уходят, друзья, родственники… дальние, близкие… храни всех… Если бы не они… может и не надо бы так надоедать, но… я всегда беспокоюсь…».

За ней пришли когда началась финская война… Финский залив, финская граница, финские шпионы… и она как бы и не финка, но все равно финка, поскольку… финно-угорка, и одна из ЧСИР-ров… членов семьи изменников Родине.

Москва, Кремль

1. Установить,

что совершеннолетние члены семей лиц (военнослужащих и гражданских), осуждённых судебными органами или Особым Совещанием при НКВД СССР… подлежат аресту и ссылке в отдалённые местности СССР на срок в пять лет. Членами семьи изменника Родине считаются: отец, мать, муж, же на, сыновья, дочери, братья и сестры, если они жили совместно с изменником Родине или находились на его иждивении к моменту совершения преступления…

В лагере как-то раз услышала: «это давно было, ещё до катастрофы».

Как молния!

Лиза, Лизонька, Елизавета, Елизавета Карповна, … Еличка… – в одно мгновение вся жизнь в удивительном всевидении… И ни горечи, ни ненависти, и ни радости, ни счастья, а… как вдох и выдох глубокий после того когда воздуха уже нет.

И мир словно остановился… и… как туман рассеялся… и ясно видно всё – вот степь, сопки, пыль… бараки… люди… и всюду жизнь… жизнь… жизнь…

Они с Фанечкой пьют чай, а Вилеша (в.и. лен…), муж Фанечки, очень ловко мастерит чемодан. У него теперь появился замечательный заработок! Посёлок пустеет, люди разъезжаются, всем нужно с собой что-то взять. Виля делает чемоданы из всего, что есть под рукой – картон, кожа, брезент, фанера… В его рабочем углу всегда идеальный порядок, и он делает всё очень аккуратно и тихо. Виля даже может поддерживать разговор, не отрываясь от работы, постучит легонечко молоточечком, что-то приклеит, что-то верёвочкой перевяжет потуже, а пилит маленькой пилочкой, от которой совсем немного опилок и звук такой негромкий – «вжик, хррр… вжик, хррр…» Так же негромко строгает небольшим рубаночком, который сам же и смастерил… «Пришло время собирать вещи! – восклицает он, весело поблескивая ясными глазами, – а у меня есть то, куда это делать»… «Что ты говоришь?» – Переспросила Фанечка отвлекаясь от разговора с Елечкой. «Вещи, говорю, нужно складывать в чемодан! И ехать, ехать, ехать куда подальше…»

Вещей было мало, а всё свободное место заняли пирожки и лепёшки, которые испекла в дорогу Фаня.

Караганда-Москва-Ленинград…

Соседка помогла затолкать чемодан в багажный ящик под сиденьем, ещё при отправке, когда вагон первый раз вздрогнул, лязгнув всеми стыковочными железками, их глаза встретились… «Лотта», – как сказал кто-то… а может и сказал.

Раздали постельное, разнесли чай, дочь Лерочка уснула держа мамину руку… А женщины… – немного одна расскажет, немного другая… «Лотта» – так называли женщин, которые вступали во вспомогательную женскую службу «Лотта-Свярд» отрядов шюцкора, от шведского слова Skyddskar – охранный корпус, эдакий финский вариант русского казачества. Отряды появились в Финляндии в 1917 году, а в Германии в 34-м и назывались они там Schutzstaffeln, сокращённо SS.

Вообще-то Лотта – имя историческое, это жена фенрика Столя, ушедшего в 1808 году на войну против русских в составе шведской армии. Фенрик – по-русски прапорщик, то есть знаменосец, носитель прапора, то есть знамени. Лотта отправилась на войну вслед за мужем и… стирала, штопала одежду, готовила еду на всех. эту трогательную историю о фенрике и его жене поведал на шведском языке поэт Рунеберг, который стал национальным героем финнов, написав слова гимна Финляндии, тоже на шведском языке – финский считался языком простолюдинов – «Наш край, наш край, наш край родной… О, звук, всех громче слов!» в переводе Александра Блока, а ещё там есть… «Ступай, надменный чужевер, ты звону злата рад». Финны до 1918 года никогда не жили в своём государстве – то шведы, то норвеги, то русские, даже датчане ими управляли, но чужеверы, это «рюсси», то есть русские, а свободу и государство дал им Ленин, основатель партии большевиков, как бы тоже русский… И вот едут они… Пожилая Лотта, ингерман-ландская финка по отцу, а по матери зырянка, то есть все равно финно-угорка, а значит – финка и… Еля с дочкой. И ничего не знают друг о друге.

Папа Лотты, «красный финн» Пекка Хямялайнен, отправился в 1918 году воевать за свободу Финляндии, чтобы «…прой-ти победным маршем по земле своей Родины» и остаться там навсегда». Тогда не удалось. И в «Зимнюю войну» так же не смог «пройтись», поскольку перед войной попал в лагерь как агент финской и германской разведок.

Солдаты героической Финской армии!

…Я сражался во многих местах, но ещё не видел таких солдат, как Вы. Я горжусь Вами, как будто Вы являетесь моими детьми. Одинаково горжусь я за сынов Похьёла, за сынов карельских лесов, за сынов высот Саво, за сынов урожайных полей Хяме и Сатакунта. Одинаково горжусь за жертву, которую приносит заводской рабочий и сын бедного дома, как и богатый.

С радостью и гордостью думаю о Лотта-Свярд Финляндии за их участие в войне, за их самопожертвование и неустанную работу на отдельных участках, что освободило тысячи мужчин на передовые линии…

Верховный Главнокомандующий маршал

Карл Густав Эмиль фон МАНЕРГЕЙМ

Из приказа № 34 от 14 марта 1940 года

Как только в Петрограде в феврале 1917 года произошли волнения, и это назвали революцией, в голове Пекки как щёлкнуло и Пекка «потерял» покой. Никто никогда – ни полиция, ни жена, ни друзья – никто не мог назвать Пекку не то что революционером, но даже… даже… бунтарём или просто «неблагонадёжным». Он работал, по праздникам выпивал, горланил песни, дрался, многое умел делать и делал это хорошо. И рыбу солил хорошо, и рабочим на горных выработках, и на железной дороге, и лес рубил, то есть лесорубом, и всё у него получалось ловко, надёжно и спокойно. Жена, две дочери в Петрозаводске, одна в услужении – Лотта, а другая в фельдшерской школе – Хелми, которая училась и жила в общежитии и скоро должна была уже вернуться в родные места для работы помощником фельдшера. Училась за счёт земства, способная девушка…

Трасса

Медленно двигается пассажирский автобус, за ним маршрутка, джип, минивен, грузовик… Некоторые тащатся за автобусом и друг за другом, дожидаясь, когда автобус доедет до остановки и можно будет спокойно увеличить скорость движения; некоторые особо нетерпеливые периодически выскакивают на полосу встречного движения и так, постепенно одну за другой обогнав всех, мчатся дальше.… В потоке особо ловко маневрирует легковой автомобиль отечественного производства. ВАЗ 21093… Обгоняет… маршрутку… джип… минивен… огромный грузовик… и пристраивается за экскурсионным, судя по бортовым надписям, микроавтобусом… в окнах дети, лет до 12–14 на вид… весёлые мордашки, то появятся в заднем окошке, то исчезнут… вот опять… на этот раз две девчонки прикладывают лист бумаги к заднему стеклу, а на бумаге… «Нас захватили». Девчонки хохочут, кокетливо поглядывают на водителя девятки и пассажира, потом исчезают вместе с бумажкой…

– Дуры, – мрачно изрекает пассажир девятки, – … давай гони, время поджимает. – До трассы шесть километров, а там всего два останется.

Легковушка выскакивает на встречную, объезжает все машины, автобус, и устремляется вперёд… мчится по свободному пространству, упирается в последнюю машину следующей группы, маневрируя между попутными и встречными, обходит всех… опять мчится по свободному пространству… упирается в «хвост» последней машины следующей группы, снова всех обгоняет, но тут возникает препятствие неодолимой силы…

Огромное дерево, возле дерева куст, а возле куста мент. Со стороны дороги мента не заметно, а самому менту видно всё… А «всё» – это длинный спуск к мосту через небольшой ручеёк и такой же длинный подъем. В начале спуска знак «обгон запрещён», а возле мостика, знак ограничения скорости до 40 км в час, кроме того, на всем участке присутствует сплошная разделительная полоса, которую достаточно хорошо видно.

За деревом и кустом патрульная машина ДПС. В машине ещё один мент.

Девятка выскакивает на вершину подъёма.

Запиликал радар.

– … Ага! Доехал!

Из-за куста появляется полосатый милицейский жезл, фуражка, а вот и сам инспектор… в одной руке маленький приборчик для измерения скорости, а в другой жезл, который он направляет строго на девятку и производит… повелительный жест… «сюда»… – слева направо. И сам вслед за этим движением разворачивается лицом вдоль дороги.

– Бля… ну вот… приехали… – говорит пассажир. – А что же твой хвалёный антирадар не сработал?

– У них теперь новые приборы, «стреляет» в упор, на поражение, этот даже пикнуть не успевает.

– Ну и на хрен он тут висит?

– У него когда-то счёт был 148 к 10! 148 раз он пикнул и я успел притормозить, а 10 раз не успел. Пусть висит ветеран… я тогда тоже был молод силен и красив…

– Тогда, тогда – это когда «тогда»?

– Тогда – это тогда, а не сей час, – мрачно и зло говорит водитель.

– Посеешь час – пожнёшь вечность…

– Чё-о? – оборачивается пассажир.

– Вечность, – невозмутимо отвечает сиделец заднего сиденья.

– Бес, ты чё? Книжки читаешь?

– Кино смотрю.

Проехав метров сто от инспектора, машина останавливается. В кабине тихо… Инспектор смотрит на машину. Водитель смотрит в зеркало заднего вида, поворачивает голову, смотрит на пассажира.

– Ну что смотришь? Вылезай, иди сам, – говорит пассажир.

– Да пошёл он, козёл вонючий…

– Сдай назад, чтобы он не бегал к тебе и не злился, – тихо, но жёстко говорит пассажир. Ты к нему хорошо – он к тебе хорошо.

На заднем сиденье два мужика и женщина.

– Осмотр – не досмотр, – говорит женщина.

– А ты не лезь, – рявкнул мужик тот, что справа от неё, – не бабье дело.

И какой-то звук раздался… резкий, но не громкий… как бы металл по металлу скользнул…

Машина движется задним ходом, приближается к инспектору ДПС. Останавливается.

Инспектор подходит, козыряет… что – то бурчит, типа «Инспектор ДПС сержант Нифонтов, добрый день… Ваши документы…» Водитель протягивает документы…

– Сергей Михайлович, – медленно читает сержант Нифонтов.

Водитель радостно орёт в окошко:

– Я!

Голос у него чистый, звонкий… Сержант даже отпрянул от неожиданности.

– У вас превышение скорости, выезд через сплошную на встречную, знак «обгон запрещён», – разглядывая документы, говорит гаишник, потом показывает цифры на радаре, – вот ваша скорость…

Водитель резво выскакивает из машины, как бы пытаясь получше рассмотреть циферки, а сам очень ловко прикрывает инспектору обзор… и это ему удаётся, поскольку водитель это здоровенный мужик, а сержант Нифонтов щупленький, какой-то совсем не типичный инспектор, рядом с водителем он похож на пацана.

– Пройдёмте в патрульную машину, – просит инспектор.

А водитель бежит в кусты. Инспектор оборачивается, напрягается… Нарушитель ПДД останавливается и делает характерные для мужчины движения, перед тем как получить облегчение от простой и естественной процедуры…

Инспектор, поняв в чем дело, развернулся к патрульной машине.

Через лобовое стекло все происходящее наблюдает пожилой майор милиции…

Инспектор подходит и передаёт ему водительское удостоверение и техпаспорт с кратким комментарием:

– Встречка, знак, превышение… на 25.

Рис.0 Кружево неприкаянных

– Посмотрим, посмотрим, – говорит майор и действительно что-то там смотрит в своей сумке…

Водитель бежит к патрульной машине… садится на заднее сиденье.

– Я здесь, здесь…

Майор спокоен, доброжелателен. Разглядывает документы…

– Здравствуйте, Сергей Михайлович, у вас…

Водитель энергично прерывает его речь:

– И Вы! И вы тоже…

– Что «И я тоже»?

Радостно, весело…

– Здравствуйте! То есть – здравствуйте, не умирайте, будьте здоровы, не кашляйте!

– Ну, спасибо…

– И вас тоже…

– Что «и меня тоже»?

– И Вас «СпасиБо… же»… краткая молитва о спасении… Приступим к официальной части?

Майор хотел что-то сказать, но передумал…

– У Вас несколько нарушений: пересечение сплошной линии с выездом на полосу встречного движения, превышение скорости и несоблюдение требований, предписанных дорожным знаком…

Водитель радостно орёт:

– Виноват! Вину свою полностью признаю и торжественно обещаю немедленно исправиться.

Майор оборачивается, смотрит на нарушителя, как бы пытаясь понять – издевается? Но водитель отвечает ему ангельским взглядом.

Майор отворачивается, рассматривает документы, потом вновь оборачивается на водителя, хочет что-то сказать, но тот немедленно реагирует:

– Похож? – и поворачивает голову – фас, анфас…

– Похож, – говорит майор и снова отворачивается, достаёт бланк протокола…

– Прошу обратить внимание на чистосердечное признание вины, а так же на активное сотрудничество с правоохранительными органами…

Майор снова поворачивается…

– Я что-то не так сказал? – Широко и радостно улыбается водитель.

Майор пожал плечами и как бы сам себе ответил:

– Да нет… просто обычно…

– Да у меня сын женился! Вот родню со свадьбы на поезд везу, в солнечный Скабаристан! – И вкрадчиво продолжил, – опаздываем…

– Куда? Скабаристан? Псковские значит…

– Над всем Скабаристаном безоблачное небо… трата-та-та-та…

– Употребляли?

– Никак нет, товарищ майор милиции, извините, полиции, сразу не привыкнуть – язва двенадцатиперстной кишки, ишемическая болезнь сердца, а также приступы гипертонии не позволяют мне предаться наслаждению, завещанному нам Великим Бахусом.

Майор недоверчиво разглядывает нарушителя. Нарушитель ровно в противовес собственным словам выглядит как здоровый бугай, и здоровья через край.

– По виду не скажешь.

– Обманчив!

– Кто?

– Вид.

– А как же Вы машину водите?

– Осторожно…

– И что же «ни грамма» на свадьбе не приняли?

– А Вы, когда-нибудь попробуйте в компании делать вид, что пьёте: наливайте, подносите, крякайте… Опьянеете не меньше! Так что я «без спирта пьян», пьян от встречи с друзьями и родственниками, пьян от радостного события – сын встретил замечательную девушку, с замечательными родителями… Гипертония серьёзная болезнь при ней нельзя за руль… Ах, майор, я счастлив – теперь на пенсию со спокойной совестью… на заслуженный, абсолютно заслуженный отдых…

Дом

Елизавета Карповна заварила чай. Очень крепкий… прямо в кружку.

– Бабуля! это чифирь? – спрашивает внучка Катя.

– Просто крепкий чай, – отвечает бабуля.

– Крепкий чай, крепкий кофе…

– Крепкие напитки, особенно в старости, придают остроту ощущениям!

Бабушка двумя руками осторожно берет кружку с чаем… обходит стол… садится в своё кресло… что-то шепчет… отпивает маленький глоток… ставит кружку на стол.

– Бабуля, это чифирь, ты чифиришь!

– Да? Какое странное слово есть в твоём лексиконе.

– Вот Похлёбкин пишет, что на одну чашку готового чая надо две ложки заварки – по ложке на чай и на чашку, а ты вбухала сколько?

– Две.

– Две? Но столовых!

– Но две, как и полагается…

– Там вообще всё в граммах изложено.

– Предпочитаю другие инструкции.

– Ты в тюрьме научилась чифирить? А о чём ты больше всего мечтала тогда? – спросила внучка. – Чего тебе больше всего хотелось?

Бабушка смотрит на неё, но как-то мимо…

– А что было самое тяжёлое «там», что хуже всего переносила? Там же надругались, наверное…

– Хуже всего отсутствие предметов личной гигиены в определённые дни…

– Ну а надругательства? Надругательства были? Ты никогда не рассказывала. Почему?

– Деточка, это совсем другой мир.

– Расскажи…

Страницы: 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Когда-то офисом Микки Холлера был салон автомобиля, а клиентами – уличные бандиты и хулиганы, байкер...
Ирина Медведева известна российским и зарубежным читателям как автор книг о тайном учении клана Шоу-...
Желание женщины оказаться рядом с сильным мужским плечом может стать для неё одновременно и великим ...
Полковник Гуров приезжает погостить к своему знакомому в элитный коттеджный поселок. Там он окунаетс...
Самое опасное время для победителя – сразу после громкой победы. Еще не отзвучали фанфары и не увяли...
Историю «Никогда не говори мне нет» продолжает рассказ о друзьях – Артуре и Алексее.Противоположност...