Изнаночные швы времени Слепцов Иван

I

Небольшой зал аукционного дома «Херршерр» постепенно заполнялся. Все чаще новый посетитель вынужден был недовольно морщиться, не обнаруживая свободных мест в первых рядах и тащиться в верхнюю часть амфитеатра по слишком крутой для пятничного утра лестнице. Седой аукционист, которого, судя по табличке на столике, звали Фридрих Майер, довольно улыбался, наблюдая за этим. Минут двадцать назад он заключил со своим новым помощником пари, что из шестидесяти пяти человек, известивших аукционный дом о своем желании принять участие в торгах, сорок или сорок пять придут между половиной десятого и без пятнадцати десять. И оказался прав.

– Это же Гетеборг, парень! Здесь невозможно уснуть в ночь с четверга на пятницу, – довольно бубнил он теперь себе под нос. – Все заявились в три или четыре ночи, а то и в пять, разбудить просили в девять, но сил вылезти из кровати не было, и в итоге на сборы осталось только пятнадцать минут. И теперь они будут делать вид, что отсутствие макияжа и небритость – это стиль.

Потом Майер оглядел зал и отметил про себя, что новичков в нем почти не было. По прошлым торгам он не знал только трех или четырех человек. Зато вся элита кладоискательского мира, как обычно, была на месте. Таша Габербург, совсем недавно обнаружившая клад Левассера1, сидела, например, в первом ряду и чему-то довольно улыбалась.

– Дамы и господа! – заговорил Майер, придвинув к себе древнего вида микрофон. – Аукционный дом «Херршерр» рад приветствовать вас в зале, где уже двести пятьдесят лет служат благородной цели: помогают человечеству обрести реликвии и ценности, которые веками считались утраченными.

Закончив фразу, аукционист ненадолго замолчал, чтобы почувствовать аудиторию: приняли ли собравшиеся его пафос? Это было новое начало вступительной речи, и Майер в нем не был уверен. Но ему постоянно приходилось искать что-то свежее: слова, кажущиеся проникновенными, и жесты, подчеркивающие их правдивость. Если их правильно подобрать, люди довольно легко отдают миллионы за вещицы вроде старого ржавого куска металла, который значительная часть экспертов по раннему Средневековью, – если не брать в расчет тех, кто придерживается прямо противоположного мнения, – считает мечом Вильгельма Завоевателя2. Тем самым мечом, который он не смог вытащить из тела старшего из сыновей Гарольда Годвинсона, предыдущего английского короля. А если таких слов у тебя нет, то ты и доллара не получишь, даже если продаешь права на вещицы из алтаря главного храма Атлантиды. Слишком длинна история человечества, и слишком много оно уже создало легенд и артефактов.

Зал реагировал вполне дружелюбно, два-три всплеска сдержанных аплодисментов, одобрительные кивки седой части аудитории и вежливые полуулыбки более молодых.

Майер поклонился в ответ и продолжил:

– Сегодня у нас есть шанс вернуть казну Андрея Ярославича, великого князя Владимирского3, жившего в тринадцатом веке, – продолжил он на прежней ноте, но решил, что это уже перебор, и моментально перешел к делу: – С аукционной документацией, как обычно, мы дали вам возможность ознакомиться заранее, поэтому долго распространяться о предмете торгов я не буду. Итак, Организация объединенных сообществ4 выставляет на аукцион право собственности на две тысячи золотых и серебряных предметов, которые датируются девятым – тринадцатым веками, монеты и оружие этой же эпохи.

– Все эти ценности, – продолжал он, – были собраны для отправки в виде дани Бату,5 правителю улуса Джучи, но туда не попали, поскольку князь Андрей предпринял попытку восстановить независимость русского государства.

Затем Майер сделал глоток воды, немного помолчал и заговорил о главном:

– Два ведущих исследовательских учреждения, занимающихся Восточной Европой: Стокгольмский институт средних веков и Национальный центр российской истории, – подтверждают, что казна находилась в войске Андрея Ярославича до сражения у Переславля-Залесского, но затем ее следы теряются. Известно только, где не надо искать эти ценности: их не получили ни Бату, ни Александр Ярославич Невский6, которого монголы поставили великим князем Владимирским вместо брата.

Тут помощник аукциониста поймал взгляд шефа и скривил губы – надеялся показать старику, что тот затянул вступление. Майер сделал вид, что ничего не заметил, но экскурс в историю все-таки свернул.

– Этим научным учреждениям приобретатель патента на клад должен будет выплатить сто шестьдесят восемь миллионов шведских крон и сто двадцать четыре миллиона рублей за проведенные работы. Риск их ошибки застрахован «Эй-Ай-Джи корпорейшн». С учетом стоимости страховки и затрат нашего аукционного дома стартовая цена составляет сто семьдесят восемь миллионов долларов США. Минимальный шаг торгов – два миллиона долларов. Прошу пройти процедуры. Следите за главным экраном и вашими дисплеями.

После этих слов зал перестал походить на старую университетскую аудиторию. Вокруг сидящих появилось что-то вроде разомкнутых цилиндров из серо-голубых лучей. Они полностью закрывали людей друг от друга, гарантируя тайну действий, но при этом не мешали смотреть на Майера и появившееся рядом с ним табло, на котором высветились цифры 24.04.2246 10:15 и пошли сменять друг друга слова «регистрация», «авторизация», «стартовая цена», «шаг аукциона»…

– Аукцион открыт, дамы и господа! – голос Майера вдруг прозвучал очень возбужденно. Это был почти крик: – Давайте вашу цену!

В следующие десять минут число в строке «лучшее предложение» быстро выросло до двухсот семидесяти миллионов, а потом зал успокоился, и новых шагов некоторое время не было. Майер посмотрел на кривую графика цены на экране и изменил настройки: теперь вертикальная ось начиналась не со стартовой цены, а с нуля. Подъем линии перестал быть устрашающе крутым, торгующиеся, видимо, купились на эту уловку, и посыпались новые предложения.

– Двести восемьдесят миллионов, дамы и господа, – наклонился к микрофону аукционист еще через пятнадцать минут. – Рекорд пятидесятилетней давности, когда продавали…

Но на этот раз в зале послышались смешки – вторую попытку Майера стимулировать ажиотаж собравшиеся учуяли. Тот улыбнулся и развел руками: у каждого своя работа…

Но, впрочем, он ничего не смог бы сделать, даже если и был бы аккуратнее. В зале осталось совсем немного активных участников, настроены они были серьезно и торговались расчетливо. А остальные превратились в болельщиков, и движение графика вверх сопровождалось все более громким «у-у-у».

Тишина наступила около одиннадцати, когда цена составляла триста шестьдесят два миллиона долларов. Майер почувствовал, что настал ключевой момент торгов и объявил, что теперь после каждого изменения цены «уважаемые участники аукциона» будут иметь минуту для обдумывания своих действий, и включил обратный отсчет времени. Кто-то в зале сразу же добавил к цене два миллиона. Затем произошло событие, заставившее всех ошеломленно вздохнуть: в строке «добавляю» появилась сначала привычная двойка, рядом возник ноль, и спустя мгновение раздался звучный, на весь зал щелчок: человек, повысивший цену сразу на двадцать миллионов, от всей души приложился к старомодной клавиатуре.

И снова начался обратный отсчет шестидесяти секунд, отведенных на раздумывание. В полной тишине. А когда секунд осталось десять, Майер встал. Десятилетиями выношенное чутье подсказало ему, что сегодня ничего интересного больше не будет. Пока еще неизвестный претендент на казну князя Андрея просто раздавил своего последнего конкурента – может быть, мощным броском цены, а может – всего лишь смачным ударом по кнопке.

С ударом гонга Майер оказался предельно точен. Гонг прозвучал именно тогда, когда на большом табло появились нули. Свечение в зале погасло, и Майер поднял руку, чтобы успокоить гомон собравшихся. Постепенно все стихли.

– Дамы и господа! – заговорил он. – Аукционный дом «Херршерр» свидетельствует, что право собственности на предмет сегодняшних торгов уступлено участнику под номером шестьдесят пять. По нашим правилам, этот участник должен назвать себя, назвать лицо, интересы которого он представляет, и своим честным словом, которое в этих стенах имеет силу подписи, гарантировать оплату.

В последнем ряду со скамьи поднялся молодой блондин, смуглый и длинноволосый. Майер припомнил, что именно он вошел в зал последним, волосы у него в тот момент были влажными, а потому красиво вьющимися.

– Александр Джозефович Крутюнов, – после этих слов блондин сорвался на хрип, откашлялся и продолжил: – Представляю компанию «Изыскания. АДК и партнеры». Кириши. Россия. Честным словом гарантирую выполнение обязательств.

В этот момент на часах было 11.25. В 11.28 информационное агентство «Рейтер» сообщило читателям: «Поисковый контракт суммой $384 млн на казну князя Андрея Ярославича Владимирского выкупила компания из России».

Некоторое время Крутюнов потратил на проверку личности. В специальной камере у него проверили отпечатки пальцев и рисунок роговицы глаза. Потом, извинившись, попросили разрешения на сверку кода ДНК. А когда удостоверились, что он Александр Джозефович Крутюнов, Великий Новгород, Российская Федерация, глобальный регистрационный номер 3—007—047—2428—11—04—000248, извинились перед ним еще раз, и Майер самолично проводил его до дверей.

Через группу журналистов, расположившихся у входа в аукционный зал, Крутюнов пробился довольно быстро. Накануне пятнадцать минут перелета из Новгорода в Гетеборг он только и репетировал эту сцену, предвкушая несколько минут своей славы. Набор ничего не говорящих, но кажущихся многозначительными фраз у него был наготове. И услышав «об источниках финансирования пока ничего сказать не могу», «через пару месяцев мы все расскажем», «нет, это бизнес, никакой политики» и «нет, партнерств не будет», заскучавшая пресса отпустила героя.

Крутюнов распрощался с Майером и шагнул за двери прохладного вестибюля красно-белого небоскреба «Гетеборг Уткикен», в котором находился зал «Херршерр». Вышел, оглянулся, удивился еще раз, как и при входе, до чего же архаично выглядит это здание на фоне расположенных рядом. И сразу почувствовал себя плохо: яркое полуденное апрельское солнце Балтики быстро возвратило его в похмелье. Да, это же Гетеборг, здесь не уснуть в ночь с четверга на пятницу. Пришлось ему купить в уличном баре бутылку «Карнеги постер» и вернуть себе хоть какую-то мобильность.

Пиво ему продала симпатичная скуластая брюнетка в костюме чертенка, с забавными рожками и хвостом, кончик которого настойчиво крутился вокруг бедер девушки и искал местечко, где можно было бы пролезть под ее тугие шортики.

– Какое старое здание! – сказал он ей по-русски, осекся и стал лихорадочно вспоминать, как эта чушь будет звучать по-шведски.

– Это ты про что? – округлил глаза «чертенок», оглядываясь по сторонам.

– Ты говоришь по-русски? – удивился Крутюнов.

– Да, я в прошлом году прожила несколько месяцев в Санкт-Петербурге. Университет. Практика. Да и просто интересно. Но что ты назвал старым?

– Вот это. – Крутюнов указал большим пальцем за своим плечом в направлении стены «Уткикена».

– Так это ж только двадцатый век. Давай, я тебе покажу нечто чуть более старое, – предложила девушка и, не дожидаясь согласия, отстегнула рожки с хвостом, закрыла их внутри бара и ткнула Крутюнова в бок кулачком. – Пойдем!

– Пешком? – ужаснулся он.

– Пешком! – отозвалась она, хохотнула и как-то по-особому взяла его за руку, запустив пальцы под манжету рубашки.

За полтора часа она провела его по набережной Гетаэльва от рыбных рядов и музея мореплавания до морского центра, заставила постоять около старейшего здания города – Крунхюсета, рассказав, как здесь короновали четырехлетнего мальчика, ставшего королем Карлом XI7, показала дом Ост-Индской компании8 и музей «Вольво», а потом предложила поехать на север, где есть чудесные парки с лужайками.

Оживляющее действие пива прошло. Девушка все говорила, а Крутюнов уже почти ничего не понимал и даже не помнил, как она представилась. Он вновь начал ощущать влажную слабость в ногах, желание лечь и не двигаться, у него в мозгу осталось только два желанных образа – новая бутылка пива и прохладная подушка. Он оглянулся по сторонам, увидел фонтан «Посейдон» и понял, что отель, в котором он остановился – «Скандик Густав-Адольф Торг», – был совсем рядом и что ему, Александру Крутюнову, место там и только там. Глянув на край короткого топа, который заманчиво скользил вверх по животу его спутницы, когда она показывала на шпиль городского собора, он на пару секунд засомневался, надо ли идти в номер одному. Но сверился со своими ощущениями и решил, что все-таки лучше не рисковать.

Они попрощались. Девушка тщательно выговорила по-русски «приезжайте еще», хлопнула Крутюнова по плечу и пошла через улицу к двери небольшого кафе. Но не дошла. Ее окликнули из притормозившего мобиля9, она обрадовалась водителю и быстро впрыгнула на сиденье рядом с ним, еще раз махнув прежнему спутнику на прощанье. Тот вздохнул, развернулся и вошел в подъезд «Скандика».

За дверями было прохладно, имелся и киоск с напитками. Крутюнов прихватил две бутылки пива, открыл обе и пошел к лифтовому отсеку, отхлебывая на ходу из каждой по очереди и пытаясь определить, способен ли он еще отличить на вкус «Балтику» от «Карнеги постер».

Вкус отличался. «Значит, я буду в норме часа через четыре, – решил он. – И чего я один пошел? Олух».

В своем номере он первым делом зашел в туалет, вылил «Балтику», потом заказал еще «Постера» и уселся за монитор архаичного гостиничного компьютера.

Он ожил секунд через десять – старье так старье. Крутюнов вызвал медийный агрегатор10 и начал набирать буквы в поисковой строке пальцами правой руки, свободной от бутылки: «к», «а»… Буквы путались, но через минуту на экране все-таки светились слова «казна князя Андрея аукцион».

Поиск выдал с полторы сотни сообщений. Вверху с пометкой «максимальная полнота на данный момент» стояло сообщение «Рейтера». Крутюнов заплатил десять центов и открыл материал.

«Традиционный аукцион в Гетеборге, на который четыре раза в год выставляются права на поиск и выемку древних кладов, закончился победой неизвестной российской компании, – писал корреспондент. – Она называется «Изыскания. АДК и партнеры». Зарегистрирована в небольшом городке Кириши в Северо-Западной области, который известен только своим музеем промышленных технологий, созданным на базе нефтеперерабатывающего завода конца XX – первой половины XXI века. Представитель фирмы назвался Александром Джозефовичем Крутюновым и был по всем процедурам идентифицирован с этой личностью.

Александр Крутюнов совершенно неизвестен в профессиональных кругах кладоискателей.

Победитель аукциона заплатил за контракт в два раза больше начальной цены. Это новый рекорд. Прежний, установленный в 2112 году, когда шотландская компания «Искатели сокровищ из Глазго» выиграла право на поиск и извлечение последних золотых слитков с британского крейсера «Эдинбург», затонувшего к северу от Мурманска в 1942 году11, превышен в два раза.

Итоги торгов удивляют специалистов. Представители пяти крупнейших поисковых компаний по рейтингу «Форбс Мэддли форшунгсгрупп» были едины во мнении, что исходных данных для гарантированного успеха ничтожно мало, поэтому они не были готовы давать более 15% премии к стартовой цене. Один из очевидцев сказал даже, что он не удивится, если окажется, что Крутюнов сделал свое победное предложение цены по ошибке. «Какая-нибудь ерунда с инструкциями вышла или что-то еще более анекдотичное», – считает Карл Стейерсон из «Шатцзухер-ферайн».

Сам Крутюнов на вопросы о сроках и способах поиска отвечать отказался, отделавшись обещаниями сделать это позднее, но не ранее чем через два месяца. Связаться с ним позднее, чтобы задать вопрос, а не допустил ли он ошибку, не удалось».

Дочитав, Крутюнов хмыкнул: «Хорошо получилось. Никто пока ничего не понял! Андрей будет доволен».

«Хорошо все-таки в гостинице, – думал он, расхаживая по номеру. – Вернулся, а у тебя убрано, постель застелена, в ванной свежий халат, пепельница пустая. Дома утром в начале уикенда так не бывает. Так, что у нас тут? Бутылка из-под виски? Нет, это бутылка, где еще есть виски. А вот теперь это уже бутылка из-под виски. А почему, кстати, им не удалось со мной связаться? Я же киктоп12 не отключал… А где он, кстати? Та-а-ак… Вот черт! Куда я его сунул? Или обслуга прибрала? Где, по их мнению, место у киктопа? Ящички… Ящички… Здесь пусто. Здесь тоже. Звонок! Ага, это в спальне».

– Хэлло! Да, Крутюнов. Нет, вы отлично говорите по-русски. Киктоп? Да, терял. Где? Спасибо. Я – ваш должник.

Киктоп – небольшую гибкую серебристую пластинку, с клейкой на ощупь поверхностью, которая позволяла прикрепить это устройство к любой поверхности, – принесли буквально через пять минут. Крутюнов сразу же подключился к его памяти.

Трек 1.«Шурик, позвони мне. Феликс».

Позвоним, конечно. Это у нас во сколько было? 23.15. Теперь уже не принципиально, когда мы поговорим. Так что Феликс подождет.

Трек 2. 00.25. «Шурик, не валяй дурака. Ответь. Есть новые вводные».

Опять Феликс.

Трек 3. 00.50. «Крутюнов! Если я прав и ты тусишь, а киктоп оставил в номере, то ты поедешь в поле, причем с грузом. С тяжелым объемным грузом. С острыми углами».

Это опять Феликс. Голос тяжелый. Надо позвонить. Какие еще новые вводные могут быть в полночь?

Трек 4. 01.52. «Саша. Это Олег. Феликс жалуется, что не может тебе дозвониться. Ты с ним не хочешь говорить? Набери меня. Есть важная информация насчет завтрашнего мероприятия».

Какая, к черту, информация ночью может быть.

Трек 5. 03.15. «Саша, я тебя удавлю на хер, если ты не позвонишь! Гостиница говорит, что ты пришел. Ответь!!»

Это Олег. Злой Олег. Очень злой.

Трек 6. 04.12. «Саша, ты поедешь в поле. В палеолит. Но без яиц. И если ты думаешь, что я тебе их отрежу, то глубоко ошибаешься. Я тебе их обмотаю колючей проволокой и буду оттягивать лебедкой, пока они не оторвутся».

Теперь Феликс. Тоже очень злой. Что у них там произошло?

Трек 7. 05.23. Ничего не говорят. Матерятся где-то далеко. Почему я не слышал? Я же уже пришел… Правильно, киктопа ведь у меня не было. Я же его потерял где-то.

Трек 8. 06.04. «Саша. Это Олег. Надеюсь, что ты слышишь. Тебя не могли найти всю ночь, и это очень плохо. Я не успеваю прилететь, а Андрей просил передать, что на торгах идти выше 320 миллионов мы не можем.

Триста двадцать! А ты дал триста восемьдесят четыре! Ы-ы-ы!

Каждому, наверное, знакомо, что происходит с организмом, когда ты сделал непоправимо плохую вещь: бил пешехода или отослал восторженное описание событий предыдущей ночи совсем не тому, кому следовало. Кровь останавливается и холодеет. Руки дрожат и становятся до омерзения влажными. Ты пытаешься вытереть их о брюки, но брюки, как оказывается, уже промокли насквозь. Тебя облило снаружи и пропитало внутри липкое чувство полного фиаско. Все внутри и снаружи у тебя гадкое и вонючее, а с действительностью тебя связывает только одна мысль: «Что же теперь будет?!!» Ты вообще не понимаешь, что может быть, и выключаешь киктоп. Тебе очень страшно.

Но через пятнадцать минут или через пару часов – в зависимости от твоей толстокожести – становится легче. Возникают более рациональные вопросы: «Что будет со мной?», «Можно ли что-нибудь сделать?», «А не удастся ли отмазаться?»

Еще спустя пару часов и четверть бутылки виски слова «Можно ли что-нибудь сделать?» звучат в твоей голове чуть иначе: «Надо все-таки что-то сделать!» От такой постановки вопроса до начала самоспасения остается совсем немного. Две рюмки виски и еще полчаса. В крайнем случае, три.

И вот первая спасительная мысль пришла в голову Крутюнову: «Квира! Она-то со мной всегда поговорит, а ее Андрей послушает».

Киктоп он включать не стал, воспользовался гостиничным телефоном.

– Квира? Извини! Не отключайся!..

Еще одна попытка.

– Квира! Подожди! Слушай, тут такая катавасия случилась… У меня что-то с киктопом было. А Олег с Феликсом меня всю ночь, оказывается, разыскивали. Страшно злые. Феликс про яйца и лебедку говорил. Пожалуйста, позвони Андрею, поговори с ним, узнай, что и как. Пожалуйста! Скажи, что я какой-то невменяемый, что ты понять ничего не можешь. Что я реву, как… как… Не надо как. Скажи так: «Мне кажется, он плачет!» Хорошо? А потом вызови меня. Только не через киктоп, а в гостиницу. Киктоп я выключил. Ага, мне его страшно включать.

II

– А это исключительно правильная мысль, Квира.

Хозяин большого светлого кабинета в небоскребе в Кречевицах – академическом пригороде Новгорода – резко отвернулся от панорамного окна и посмотрел на миниатюрную рыжеволосую девушку в голубом бове. Она стояла с фужером шампанского у бара и почесывала за ухом развалившегося на стойке котоида.

– Какая именно, Андрей?

Названный Андреем прошелся по ковру и остановился у широкого стеклянного стола. Постоял несколько секунд, а потом зло щелкнул пальцем по золоченой пластине, подвешенной в воздухе над его углом. Пластина махнула в сторону, но магнитный подвес немедленно вернул ее на место. «Музей древней истории – доктору Андрею Сазонову, директору Центра прикладной хрономенталистики (ЦПХ). В благодарность за сотрудничество», – было написано на ней каллиграфической чернью.

Еще на столе стоял графин с виски и полупустой стакан. Андрей на глаз оценил остатки, долил еще на пару пальцев и выпил до дна. И только после этого у него прошло настойчивое желание швырнуть чем-то тяжелым в статую Клио13, стоящую у противоположной стены.

– Яйца и лебедка, мисс Квира Эради. Исключительно правильная! И колючая проволока, поверь, – тоже.

– Ну хватит тебе уже, Андрей, – Квира нахмурилась и отставила свой фужер. – Ты мне объясни: где его прямая вина? Разве инструкции твои он не выполнил? Ты ему что говорил? Торговаться до упора, я сама слышала. И кстати, если уж поменялась ситуация с деньгами так быстро, то не надо было забрасывать нас всех сообщениями, а просто сесть на самолетик и прилететь самому в этот чертов Гетеборг. И потом, ты его сам послал, хотя все мы прекрасно знаем, какой он раздолбай. И ты сам знаешь это лучше всех. Про зловредного дедушкина прыща кто придумал? – она немного помолчала, а потом спросила: – Так, что мне передать Саше?

Андрей подошел к бару. Котоид встал, как настоящий кот потерся головой о его локоть, просканировал, понял, что нужно, и требовательно мяукнул. Внутри стойки что-то негромко звякнуло стеклом о стекло, а потом из круглого отверстия, стилизованного под нору, появился уверенно вышагивающий на задних лапах мышоид с нагруженным подносом. Андрей взял бокал и отхлебнул.

«Действительно, „Двойной александрийский“, – он хмыкнул. – Но было бы лучше…»

Мышоид нырнул обратно в свою нору, вернулся, волоча заиндевевшую стеклянную вазу со льдом.

– А кого надо было посылать? – спросил он, зацепившись за конец монолога Квиры. – Феликса? А что, бои без правил в Европе перестали смотреть? А теперь на арене великолепный Фил Чирадзе! Победитель последних четырех чемпионских поединков в самой сильной лиге Земли и ближайших окрестностей! «Не чувствующий боли и бесстрашный!!!» – Андрей передразнил легендарного Джесси Вентуру14. – Его же даже кошка узнает. Или этого нашего аристократа, за которым все папарацци гоняются? Или мне надо было ехать? Да как только любой из нас появился бы в зале, все сразу бы поняли, что хрономенталисты додумались, как искать клады!

Андрей закончил перекладывать лед в бокал с коктейлем.

– Я бы тебя, конечно, послал… Для тебя деньги – святое. Но тебя же вышлют из Гетеборга, как только ты там появишься! И вот мне очень интересно, что же ты там натворила? Ладно, если бы тебя выслали из Сергиева Посада. Но из Гетеборга! Молчишь?

– И почему не смешно? – продолжал он. – Не смешно то, что этот упырь напился… Не напился даже, черт с этим, я сам люблю напиться, но киктоп-то как можно было потерять?!!

Я – не теряю, – он похлопал себя по запястью. – Ты тоже. А этому… надо было потерять!

Ему очень захотелось придумать для Крутюнова еще какое-нибудь словечко помимо «упыря», чтобы тому обязательно икнулось, и не просто икнулось, а до судорог в легких, до искр в глазах, до…

Раздался вкрадчивый стук в дверь, потом дверь осторожно отодвинулась, и в образовавшуюся щель рядом с ручкой просунулась глумливо улыбающаяся, слегка раскосая физиономия.

– И чего ты, Феликс, стучишь? – спросил физиономию Андрей.

– Сюда без стука нельзя, – ответила физиономия. – Здесь диван и Квира.

Андрей с Квирой рефлекторно обернулись на диван. Это была замечательная вещь: на нем могла удобно устроиться целая футбольная команда вместе с подружками.

Физиономия хохотнула, довольная произведенным впечатлением.

– Давай-давай, заходи, – буркнул Андрей. – А где Олег?

Дверь открылась, и шутник оказался в кабинете. Феликс был длиннорук, большеголов и коротконог – этакая карикатура из-под карандаша мизантропа, особо ненавидящего сильных людей. Он пожал Андрею руку, неуловимым движением поймал ладошку Квиры, которую она попыталась от него спрятать за спиной, запрыгнул на стойку и, как будто бы не заметив вопроса про Олега, начал излагать теорию сезонной зависимости между средней длиной юбок сотрудниц Центра прикладной хрономенталистики и количеством аварий в ее окрестностях.

Этот треп неожиданно подействовал на Андрея умиротворяюще, и ему на память пришел случай с водителем длинновоза, зачем-то оказавшегося на Си-Ти рядом со зданием центра. Тот попытался получше рассмотреть одетую в лучших весенне-летних традициях Квиру, которая на придорожной парковке копалась в заднем багажнике своего мобиля.

И засмотрелся. Длинновоз соскользнул с трассы и был словлен в защитную сеть.

Квире до этого дела не было, она уехала, а несчастный водитель долго потом разбирался с дорожной полицией. По крайней мере в конце рабочего дня он еще стоял у того самого поворота к зданию центра и, красный от злобы, объяснял что-то небольшой толпе, собравшейся ради невиданного зрелища полицейских.

– …По статистике больше всего аварий случается рядом с нами в начале апреля. Что мы имеем в этом месяце? – разглагольствовал Феликс. – В этом месяце у нас не только всеми нами глубоко любимая Квира… Извини, солнце, что перехожу на личности. Ничего? А, тебя задело слово «глубоко»! Не задело? Просто именно я не имею оснований так говорить? Хорошо, не буду больше. Так вот! Не только почти всеми нами глубоко любимая Квира носит короткие юбки. В них переодевается половина конторы. Что из этого следует? А то, что…

Феликс говорил и говорил, котоид с мышоидом завороженно его слушали, Квира отстраненно копалась в своем киктопе – медальоне со сценой из Камасутры, а Андрей понял, что к нему наконец-то возвращается способность рассуждать. Да, мысли вели себя недисциплинированно, крутились в голове, наскакивали друг на друга, пружинили и разбегались, но все-таки они появились.

«От контракта не откажешься – позорище, – думал он. – То есть не в позорище дело, конечно. Черт с ним с позорищем, что оно нам, толстокожим. Но так можно только один раз поступить, и больше в поисковый бизнес не зайдешь – репутация не та. Но шестьдесят с лишним миллионов! Откуда?! А этот гаденыш! Гаденыш! Гаденыш! Гаденыш! Гаденыш! Гаденыш!»

– Андрей! Андрей?!

Сазонов встряхнулся и обнаружил себя сидящим за столом. Квира смотрела на него обеспокоенно. Феликс – иронично. Из простенка между окном и книжным шкафом его окликал бородач размером с греческого полубога. Вернее, его голографическое изображение.

– Андрей, черт тебя побери!

Ракурс изменился, и оказалось, что бородач стоит перед мангалом на широком газоне. Откуда-то из-за его спины неслись детские выкрики и удары по мячу.

– Олег, ты не приедешь что ли? – Андрей встал и помассировал виски.

– Не, Андрей. Сегодня выходной. По выходным я дома. Ты же прекрасно знаешь.

– Ну, ситуация-то… – Андрей пошевелил пальцами. Скорее всего, это должно было означать «хреновая» – уж очень движение напоминало откручивание головы. – Надо бы обсудить… А с тобой все-таки лучше говорить, когда ты рядом.

Бородач пожал плечами. По нему было видно, что сегодня нигде, кроме как на той лужайке, он быть не собирается. А если надо что-то обсудить, он готов – пока шашлык не пожарится.

Андрей вздохнул.

– А что с Шуриком делать будем? – встрял Феликс. – И почему мы просто не можем занять, если нам не хватает на контракт.

Андрей что-то буркнул себе под нос, а Квира – переводчик с нечленораздельного – объяснила, что платить нужно уже в понедельник, сегодня выходной, пятница, а потому времени искать деньги нет, и нужно что-то придумывать.

После этого минут с пятнадцать все собачились. Олег вспоминал, как сильно он был против того, чтобы посылать на аукцион Шурика. Андрей отвечал, что нужно было, конечно, послать туда его, князя Олега Владимировича Голицына, особенно после того, как он выиграл голубую ленту океанской регаты, и тогда контракт стоил бы миллионов шестьсот. Квира защищала Андрея, чтобы к нему не приставали с Шуриком – все знают почему. А Феликс время от времени врывался в перепалку с одной и той же фразой: «А вот ни хрена!»

Наконец, покрасневший от бешенства Андрей звонко – ребром – стукнул о стол своим стаканом.

– Говорили, что Шурика надо на полгода в поле отправить? В какое-нибудь неблагополучное место? Вот вы его с собой и возьмете, – сказал он, отдышавшись. – Квиру, Олег, благодари. Она у нас за него заступница.

Бородач хмыкнул: спасибо за подарочек – и отвернулся к своему мангалу. Ему очень хотелось спросить: «Разве у нас есть столько лишних миллионов и разве мы куда-то едем?» Но он смолчал. Молчали и остальные. Феликс теперь пытался заставить котоида прыгнуть через зажженную горелку фритюрницы, Квира явно собиралась уходить, поскольку вызвала из своего киктопа расписание авиарейсов и внимательно его изучала, а Андрей крутил перед собой пустой стакан и пытался, как это у него называлось, поймать за хвост спасительное озарение. Это было похоже на игру в детей индиго – когда нужно с завязанными глазами поймать ящерку в террариуме.

– Ну, так и будем молчать? Мне пора уже, – теперь Олег стоял с букетом шампуров в руке. – Давайте, что ли, билеты в нашу экспедицию продавать. Участие в боевых действиях, то да се… Кто там у нас против князя Андрея был послан? Неврюй15? Кинуть клич, что нужно разбить этого Неврюя. Тысяч тридцать желающих соберется, не меньше…

Он говорил очень едко, но Андрей не обратил на интонацию внимания, хотя в любом другом случае новая вспышка ругани была бы неизбежна. После того как Олег сказал «билеты продавать», броуновское движение Андреевых мыслей прекратилось, и все стало на свои места.

– Квира! – Андрей вскочил на ноги так резко, что кресло, на котором он сидел, откатилось к стене. – А ты помнишь, кто хотел заказать у нас экспедицию на нашествие Неврюя?

Квира не помнила, но знал ее киктоп. «Потенциальный заказ, – нашлась запись трехмесячной давности. – Национальный центр российской истории (НЦРИ). Контакт: Мария Джойс. Хотят Неврюево нашествие. Требуется полевая группа сопровождения для одного-двух исследователей». А спустя две недели была сделана еще одна: «В цене не сошлись».

– Маша небось обиделась. – Олег почесал свободной рукой затылок. – Хочешь, я с ней встречусь? Старое знакомство… В понедельник, конечно.

– Не надо, – Андрей уже был у двери. – Сам попробую. Я знаю, где она обедает по выходным.

– Эй, босс! А что ты ей хочешь предложить? К чему нам готовиться? – это уже Феликс оторвался от своих игрищ с котоидом. Но Андрей его не слышал – он уже был в лифте.

Пять минут спустя его мобиль уже выезжал из подземного гаража на асфальт подъездной дороги, а затем выбрался на Си-Ти, погрузившись по окна в ее зеленоватое свечение.

Пришлось, конечно, потерпеть, пока подействует детоксикатор, чтобы машина позволила ему нормально разогнаться. Но выпито в это нервное утро было немало, и около тридцати километров он тащился в правом ряду, нервно барабаня пальцами по рулю.

Только около «Белой горы» – нового новгородского аэропорта – красное свечение индикатора алкоголя в крови на панели приборов сменилось зеленым, и он смог заставить стрелку спидометра переместиться около отметки 300. Почтовые беспилотники, летевшие рядом с трассой, теперь перестали его дразнить и даже не пытались соревноваться в скорости. Минуту-другую ему даже удалось продержаться рядом с поднявшимся с взлетной полосы зеленым самолетом, но потом тот резко ускорился, качнул крыльями, и, развернувшись, быстро ушел в направлении эстонской границы.

«Старая Русса, 20» – напомнил киктоп через несколько минут. Андрей стал притормаживать, потом свернул на примыкавшую к трассе бетонку и, проехав пару километров под кронами росших по обочинам дубов, остановился у невысокого здания с вывеской «Сандрообеды и ужины».

Этот ресторан держал человек, гордившийся тем, что на протяжении десяти последних поколений род, к которому он принадлежал, неизменно пополнялся как минимум одной новой кровью. Собственно, за последние сто пятьдесят лет даже сам термин «этническая чистота» стал архаизмом, но случай Сандро Ржимаржевского был особенным. Еще его прабабушка по материнской линии была в изрядном затруднении, когда ей на восьмидесятом году жизни на таможенном посту близ белорусского Низкоборья предложили заполнить графу «национальность» в бумаге под страшным названием «въездная декларация». Она задумалась надолго, и пограничники даже попытались ее инструктировать. «Мадам, – сказали они, – вспомните, кто были ваши родители, кто гроссэльтерн. И все получится!»

Она напрасно пыталась объяснить двоим очнувшимся от скуки провинциальным балбесам трудность в выборе правильного слова, если у тебя в ближайших предках кубиноамериканка, канадка итальянского происхождения, классическая полька из-под Познани, иссиня-черный блондин, родившийся в прибрежной деревне в Сомали, до самой смерти считавший себя прямым потомком императора Абиссинии Йоханныса, арабская девушка, которая первые двадцать лет жизни провела в небольшом городке на одном из берегов Баб-эль-Мандебского пролива, а также три джентльмена, которые вообще не понимали значения слова «национальность». И в конце концов она решилась назвать себя белоруской.

Ее правнук Сандро был мулатом с густыми русыми волосами. У него были миндалевидные серые глаза и прекрасный горбатый нос. Он был до того хорош собой, что в «Сандрообедах и ужинах» всегда был открыт конкурс на замещение вакансий официанток, а по четвергам проводились открытые кастинги.

Андрей раскланялся с сидевшим у входа в заведение вальяжным медведем и открыл стеклянную дверь, на которой было не менее трех десятков наклеек со словом «вход» на разных языках. Внутри звук человеческих голосов заглушали звуки столовых приборов – клацанье металла о фарфор. Главным элементом атмосферы был запах по-настоящему вкусной еды. Сюда приезжали на обед даже из Нарвы.

– У тебя, Сандро, новое слово в коллекции на двери? – сказал он, подходя к стойке.

– Да, были туристы из Вануату, – ответил ему человек, которому полутораметровая стойка доходила только до живота.

– А тебя не обманули? Проверял?

– Вроде не обманули. Но я не проверяю. Есть наклейка – и хорошо. Зачем мне проверять? Я что, комитет государственной безопасности? Ты, кстати, не знаешь, его у соседей не отменили? Мне бы к родственникам съездить…

Сандро явно был не в настроении. Видимо, опять направлял в белорусское консульство заявление на выдачу визы и опять получил отказ. Так было уже раз пятнадцать, и каждый раз заявление возвращалось с лиловым штампом «Запрещено. Комитет государственной безопасности Республики Беларусь» – там до сих пор не могли забыть эпизод с прабабкой, который почему-то был истолкован властями как «оскорбление национальной государственности». Сандро, получая эти письма, всегда впадал в меланхолию, поскольку слова «государственная безопасность» были для него непостижимы в своей бессмысленности, причем в сочетании со словом «комитет» – особенно. Он знал только один «Комитет» – ресторан в Филатогорье, южном пригороде Пскова, откуда он время от времени переманивал официанток на обещание дать тридцатипроцентную прибавку к зарплате и познакомить с папой.

Андрей не стал надоедать Сандро и пошел вглубь зала, по дороге пожимая руки знакомым. Усевшись так, чтобы его было видно от входа, он вызвал из киктопа меню и нажал кнопку «2» напротив «Двойной александрийский». Бармен за стойкой кивнул понимающе, намешал в литровом бокале с крошеным перемороженным льдом виски, гранатовый сок и тоник «Граллз», подозвал официантку и кивнул в сторону Андреева столика. Девушка подняла бокал на поднос, продефилировала фирменной сандрообедовской походкой, способность к которой Сандро одному ему известным способом опознавал по глазам претендентки, и сгрузила коктейль на столик.

Андрей взял бокал, мысленно провозгласил тост: «Чтобы пронесло!» и выпил не отрываясь. Потом зажмурился, наслаждаясь накатившей истомой, а когда открыл глаза, увидел напротив себя высокую женщину в темно-сером брючном костюме из очень тонкой материи. Костюм ласково облегал ее тело, тем не менее, подходил под определение «строгий».

– Медитируете, Андрюша? Или фантазируете по обыкновению?

Они встречались не раз, ее манера говорить «Андрюша» сильно коробила Сазонова, но удачно ответить ей у него никогда не получалось. Даже самый простой вариант «Машенька» почему-то казался совершенно неуместным: было в ней что-то от английской королевы классических времен.

– Репетирую, Мария.

– И что же? – вскинула брови Мария.

– Наш с вами непростой разговор. – Андрей решил быть правдивым. – По обыкновению.

– Так вы меня, что ли, ждете? – теперь Мария совсем уж удивилась.

– Стечение обстоятельств, – ответил Андрей и, в общем-то, опять не соврал.

Мария оглянулась по сторонам. Андрей встал, обошел столик и, став за спинкой, отодвинул предназначенное для нее кресло.

– Не оставили мне вариантов. – Мария уселась. – А хорошо у вас получается. Вы, официантом, случайно не работали, Андрюша?

– Нет, – усмехнулся он, возвращаясь на место. – Я все больше по специальности… А что у вас нового? – дежурное начало разговора, но почему бы и нет.

Мария состроила ироничную гримаску. У нас все новое, работаем мы много, в отличие от некоторых, должна была означать она. По крайней мере, так показалось Андрею, и он решил, что напрасно рассчитывает на этот разговор.

– Что нового? – начала она, проглядывая список блюд. – Изучаем сравнительный урон Золотой Орде в результате поражения от Альгирдаса16 при Синих водах и от Дмитрия Донского17 на Куликовом поле. Пытаемся посчитать, сколько взяток в среднем брал приказной чиновник при Алексее Михайловиче18 до Соляного бунта19 и сколько после. Прикинули экономику Северной войны20. Ну и Новгород, конечно…

– А по Новгороду что? – заинтересовался Андрей. Действительно заинтересовался.

– По Новгороду? По Новгороду у нас на этот год главное – уровень образования и падение республики. Пытаемся понять широту кругозора представителей основных боярских родов. Тех, которые защищали традиционные новгородские порядки. Хотим выяснить, способны ли они были в принципе проводить разумную и эффективную политику, реально соизмерять свои возможности и амбиции, могли ли они оценить степень поддержки их действий в среде простонародья или действовали вслепую… Вырисовываются очень интересные выводы…

– Но, Андрюша, – она махнула рукой на киктоп, – я есть хочу!

Андрей опять открыл меню.

– Давайте для начала возьмем вот этот салат с утиной грудкой и морской капустой. Она у Сандро гидропонная, гораздо лучше натуральной. А вот лосося возьмем настоящего, морского. Он мускулистый…

– Какой? – улыбнулась Мария.

– Мускулистый. Плавал много. Тренировался. Те, которые с ферм, не такие.

Мария опять улыбнулась, и Андрей вздохнул с облегчением: вроде бы налаживается разговор.

Он остановил проходившую мимо официантку, и им быстро принесли местного вина.

– За нормальные выходные, – предложил Андрей.

Они чокнулись, а когда бокалы опустели, Мария спросила:

– Андрюша, а вы заметили, что почти все перестали пить за здоровье?

Андрей удивленно посмотрел на нее.

– Мне кажется, это важно, – сказала она, глядя в окно. – Меняется психология. Крепкое здоровье само по себе перестало быть ценностью.

– Может, мы стали слишком долго жить? – предположил Андрей. – Перестали бояться смерти? Разуверились в существовании чистилища?

– Перестали бояться смерти – это слишком поверхностное объяснение, Андрюша, – усмехнулась она. Потом движением бокала намекнула, что хорошо бы в него налить, и, сделав пару глотков, продолжила: – Так объясняют все, не объясняя ничего. А это большая тема – понять, почему так происходит. Возможно, этот страх купировался после того, как не осталось не заменяемых легко органов, и все привыкли дома ежедневно делать диагностику. Это, конечно, хорошо, но мы стали менее осмотрительными. Рискуем, потому что рассчитываем, что нас подлатают, заменят размозженную коленную чашечку или еще что-нибудь. А инфекций сколько таскаем?..

Андрей кивнул и внутренне весь передернулся, вспомнив, как слег с неимоверной температурой после возвращения из лихого отпуска в Варадеро. Он сдох бы наверняка, если бы девушка, с которой они расстались накануне этой поездки, не нашла бы его лежащим без сознания на кухне, когда приехала забирать свои вещи.

Его собеседница опять смотрела в окно.

– Хотите, перейдем на веранду? – спросил Андрей.

Мария согласилась, они нашли свободный столик у самого края деревянного настила и несколько минут молчали, разглядывая Ильмень: небольшой флот яхт в отдалении, мешанина виртуозно уклоняющихся от столкновения друг с другом виндсерферов на воде и парапланеристов в воздухе, несколько человек на ярко-белой полосе прибрежного песка. Те явно раздумывали: мобилизовать всю свою отчаянность и нырнуть или продолжать прогуливаться, делая вид, что им и солнечных ванн хватает.

– Мало пока народ выпил, – усмехнулся Андрей.

– Это вы про что? – не поняла Мария.

– Про этих, – кивнул Андрей на берег. – Холодно, боязно, не хочется.

– Так, правда ж, холодная вода еще, – возмутилась его собеседница. – Сами бы попробовали!

– Восемь градусов – нормально, – пожал плечами он. – Если тянет вода – нет никаких проблем поплавать.

– Есть в русском языке такое слово – «слабо», – помолчав немного, размеренно проговорила Мария. – Его очень сложно переводить на другие языки, но оно отлично помогает определить степень блефа.

Андрей снова дернул плечами, встал, сошел с веранды на эллинг и пошел к дальнему концу, на ходу расстегивая ковбойку.

У Сазонова была совсем нескладная фигура: одно плечо выше другого, сутулая спина, некрасивые мышцы, несоразмерно большие и разлаписто вывернутые ступни, длинные руки, одна из-за сутулости казалась чуть ли не на ладонь короче другой. Стоявший в конце эллинга мужчина откровенно иронически посматривал в его сторону. Андрей вдруг резко и упруго разбежался в десяток шагов, оттолкнулся от глухо гукнувших досок эллинга и по элегантной дуге влетел в воду.

– Ух ты! – восторженно вырвалось у девушки, которая сидела недалеко от Марии. И весьма громко вырвалось. Ее сосед даже нервно покраснел.

– Вы меня удивили, Андрей, – сказала Мария, протягивая ему бокал с вином, когда он вернулся к столику. – Не думала, что вы на такие очумелости способны.

Андрей усмехнулся.

– Если честно, то мне это совсем не сложно было: почти тридцать лет на полевой работе. Но я рад вас повеселить и удивить. Только давайте, в конце концов, поедим нормально.

Следующие полчаса они почти не говорили – еда была хороша. На веранде стало исключительно приятно. Воздух, до жары нагретый дообеденным солнцем, постепенно остывал. Ветер шарахался: то нагонял свежесть с озера, то пыль и прошлогодних мух из-под настила.

На песок у воды выбрались совсем еще крохотный йоркширский терьер и хорошо знакомая Андрею Чара – стройная дворняга Сандро. В прошлом у нее были тяжелая травма хребта от удара клюшкой для игры в гольф, к счастью не совсем умелого, три боя вничью с соседской сукой питбуля, а теперь она стоически терпела приставания гиперактивного по молодости щенка.

По дорожке зашелестел прошлогодний пересохший лист. Йорк бросил хвост дворняги, кинулся в погоню, настиг его, задушил. Но ветер напрягся сильнее и выдул из-под досок с полусотни таких же мертвых листьев и погнал их к берегу. Щенок скакнул в центр этой стаи, но ничего не поймал и, разозлившись, разлаялся – зло и звонко.

Андрей наблюдал за ним, развалившись в кресле, и маленькими глоточками пил вино. Мария доедала мороженое, смотрела на озеро и время от времени задавала Андрею вопросы по поводу его собственных экспедиций. И вдруг повернулась к нему и спросила:

– А зачем все-таки вы меня сторожили, доктор Сазонов?

«Ну, слава богу!» – отлегло у Андрея. Он пригнулся к столу и перешел на почти неслышный шепот…

III

– Значит, согласилась ваша Маша? – спросила Квира, глядя на сидящего в стороне от них с Андреем молодого человека. А тот прилип к виртуальному дисплею и поминутно теребил растущую на глазах бороду – она явно была ему непривычна.

– Это Норман Кирлин из НЦРИ. Он поедет вместе с нашими, – сказал ей десять минут назад Андрей. – Знакомьтесь.

Норман пожал Квире руку, слегка покраснел, когда она смерила его взглядом, и попросил, чтобы ему дали почитать некие «инструкции на первое время». Дескать, в отделе эмоционально-психологической подготовки говорили, что их лучше почитать перед самой переброской. Квира хмыкнула, помянула про себя «чертовых бездельников из ЭПП», усадила Нормана на диванчик поодаль и настроила свой киктоп на выдачу «Краткого курса прикладной хрономенталистики для стажеров».