Мы из Бреста. Бессмертный гарнизон Сизов Вячеслав

Глава 4. В Москву

Проснулся рано утром. День обещал быть солнечным и ярким. По небу не спеша плыли облака. Поливальные машины мыли асфальт, а в брызгах воды сверкала радуга. Себя чувствовал отдохнувшим и удовлетворенным выполненными вчера делами. Главное – письмо Сталину было отправлено. О чем можно было предупредить, сделал, остальное в его руках. Как он отнесется к очередному предупреждению и что он предпримет? Насколько я помнил, от нашей разведки постоянно шли данные о датах нападения на СССР в период с 15 по 22 июня. В Кремле прекрасно знали о войне и готовились к ней. Делали все возможное. Но вот почему военные «просрали» начальный период, оставалось так и нераскрытой загадкой, какие бы доводы ни приводились в литературе моего времени. Еще со школьной скамьи у меня сложилось впечатление, что это было предательство со стороны высшего командного состава РККА. Заговор маршалов действительно был, и Сталин вовремя уничтожил пятую колонну в РККА. Но как говаривал мой школьный учитель истории Солозобов М. Н.: «Щуку поймали, да зубы остались». Отсюда и поражения 1941–1942 гг.

За этими размышлениями я прошел в ванную. Открывая кран душа, обратил внимание на то, что перстень поменял свой цвет с насыщенного янтарного на бледно-зеленый. Снимать его с руки я не стал – привык, наверное. Струи воды лились по телу и рукам. Под напором воды камень перстня стал темно-зеленым. Чудны дела твои, Господи!

Что делать до отправления? Имею право на отдых, столько дел переделал. Правда, особо идти некуда. В другое время можно было съездить в Кузьминки и побродить по парку, но там сейчас закрытая зона НКВД. Сокольники мне не нравятся. Да и ехать туда на трамвае долго. Так что сидим в номере и наслаждаемся одиночеством. Заодно подготовимся к боевым действиям. Что я имею в виду? Да хотя бы подготовить рабочий чертеж глушителя на «наган» и другую стрелковку. Зачем «ПБС»? Чтоб было! Конечно, действовать ими в линейном бою не придется, но запас карман не тянет. Неизвестно, куда попаду служить. С учетом того, что придется по-любому с боем выходить из окружения, даже не сомневаюсь в его полезности. Тем более что в «ПБС» особо сложного ничего нет. Кроме уж совсем «накрученных», остальные можно сделать в любой, хорошо оборудованной и укомплектованной мастерской. Сейчас глушители используются в спецподразделениях НКВД и РККА. Например, БраМит для «наганов» и «мосинок». Но этих БраМитов всего-то пара тысяч штук. И кто мне их выдаст? Так что озаботиться придется самому. Принцип работы и комплектацию знаю – в командировках на Кавказ пришлось насмотреться на разные «ПБС»: и заводские, и самопальные. Не теряя времени, сел за стол и накидал чертеж. Будем надеяться, что в части, куда назначат, будет арт– или автомастерская и там смогу все заказать и собрать. Металл по-любому будет, ну, а каучук вполне заменим резиной. Труднее с патронами, но надеюсь, что на складах найдутся патроны «УС» (уменьшенной скорости).

Еще было бы совсем неплохо накидать «планчик» боевой подготовки для своего подразделения. Какого? Да того, что дадут по прибытии в часть. С учетом того, что Седов – пехотный «Ваня», это будет взвод, максимум стрелковая рота. Плохо, что не помню всех меток на деле. А то можно было более точно определить, на какую должность готовили лейтенанта и в чем он более силен. Ладно, нечего посторонними мыслями голову забивать. Будем считать по минимуму – взвод. Теперь вопрос – где будет расположена часть: в Восточной или Западной Белоруссии? Отсюда и будет решен вопрос с временными рамками на подготовку. Если исходить из того, что в часть я доберусь завтра-послезавтра, то до начала войны остается не более двух недель. День на размещение, знакомство с личным составом, вооружением и техникой. Для подготовки бойцов останется максимум 13 дней. Кроме того, в батальоне уже есть свой план, который, вполне вероятно, не совпадет с моим. Убедить командование, что 22 июня начнется война, будет очень сложно. Тут вся надежда на Иосифа Виссарионовича. На то, что он вовремя даст пинок командованию.

Ну, ладно, на Бога надейся, да сам не плошай. По прибытии будет видно, что к чему. Пока накидаю предварительный план. Что туда включить? В первую очередь то, что умею и смогу донести до бойцов сам.

1. Стрелковая подготовка. Насколько помню, в армии многие страдали от неумения стрелять. Не знали вверенного оружия. Мне с этим проще – почти всю «стрелковку», что сейчас стоит на вооружении что у нас, что в вермахте, знаю. Во всяком случае, уверенным пользователем являюсь. За службу в армии и милиции почти все видел, да и попользоваться пришлось. Особенно мне нравился «ТТ», что носил на Кавказе. Винтовка «СВТ-40», «мосинский» и «маузеровский» карабин, особенно в снайперском варианте, тоже пришлось неоднократно подержать в руках, да и не только подержать. Автоматы «ППД», «ППШ», «МР-38», «МР-40» не проблема. С пулеметами «Максим», «MG» и «Дегтяревыми», что с крупнокалиберным, что с ручным, разберемся. Правда, приходилось общаться с более поздними моделями, да не боги горшки обжигают. Так что преподать подчиненным курс обслуживания и использования вооружения вполне смогу. Стрелять тоже подучу, если дадут такую возможность. Были бы патроны и время. Хотя, насколько помню, в Западном ОВО перед войной было подано на склады по два боекомплекта на бойца, а в части поступило еще по 1.5. На стрелковую подготовку стали больше внимания обращать. По-моему, в 40-м году Тимошенко был на инспекции в Западном военном округе и очень сильно ругался по этому вопросу. Конечно, за 10–12 дней отличного стрелка не сделаешь, но попытаться можно. Хоть в цель попадать будут, а не палить в белый свет.

2. Техника. Тут можно только строить предположение, точнее все вилами по воде. Неизвестно, куда и в какую часть направят. Что сам знаю и чем смогу управлять? Автотехника и мотоцикл – могу управлять и немного ремонтировать. За что надо особо благодарить систему советского среднего образования. В школе у нас был «Урал ЗИС-5» 1947 г. выпуска – знаменитая «трехтонка». Потом его заменили на более новый «ГАЗ-51А». Сколько же с ними приходилось возиться под руководством учителей по труду, чтобы хотя бы проехать по школьному двору. С гужевым транспортом сложнее. Нет, ездить-то ездил и верхами, и в телеге. Запрягать у бабушки на Волге научился. Но вот ухаживать особо не приходилось. Думаю, найдутся те, кто это сможет.

3. Артиллерия. С минометами разберусь. Как-никак два года «срочки» в Советской Армии даром не прошли. Спасибо командирам, обучили, гоняя до седьмого пота. С орудиями сложнее. Не было у нас в части ствольной артиллерии. Правда, в укрепрайоне немного посмотрел на работу артиллеристов. Так что по стволу наведу и, возможно, даже попаду.

4. Саперное дело. С этим в порядке: и ставить, и снимать умеем. Мины любим и очень уважаем. Лень, невнимательность и глупость научили, когда с ранением в госпитале належался. Инженерную подготовку знаем, и передать подчиненным смогу.

5. Уставы. Тут тоже, думается, не будет сложности. Все-таки наши Уставы писались на крови Великой Отечественной войны и вобрали в себя лучшее из старых Уставов. Но в части надо будет озаботиться повторением.

6. Строевая и физподготовка. За 30 лет Строевой устав выучил. Конечно, не рота почетного караула, но тем не менее. Кто-то считает это анахронизмом. Я так нет. Лучшего места для сплочения коллектива ничего не придумано, а если еще найдется «зверь»-строевик, вообще прекрасно. Я себя, конечно, таким не считаю, но старался им быть. Требования НФП из памяти не стерлись. Показать и подсказать смогу.

7. Партполитработа. Опыта работы секретарем комитета комсомола батальона хватит.

8. Тактическая подготовка. Опыт есть. Еще не все пропито. Построить оборонительный и наступательный порядок подразделения смогу. Что такое опорный пункт, знаю и, главное, умею его строить. Что еще смогу применить? Тактику действия мелких групп и штурмовых подразделений. Особенно штурмовых подразделений. Еще в детстве у отца в библиотеке попался учебник Шошколовича А. К. «Действие мотострелкового батальона в городе» и, пользуясь отсутствием взрослых, проштудировал его. Все там было четко и, главное, понятно рассказано, даже для такой «мелюзги», как я. Книга врезалась в память. Папа, увидев ее у меня, подарил. В моей библиотеке она заняла почетное место. С начала «перестройки» и «перестрелки» полученные из нее знания очень пригодились.

9. Радио– и телефонная связь. Имеющиеся сейчас в частях радиостанции не знаю. Видеть – видел, но в основном в музеях. Пользоваться ими не умею. Вот с телефонными аппаратами и коммутаторами всегда пожалуйста. Те, что пользовали в мое время, не сильно отличались от тех, что были на войне.

10. Рукопашный бой. Далеко не мастер. Но тем не менее сдачи дам и мало не покажется.

11. Медицина. Обработать и перевязать рану вполне смогу. Опыта хватит. «Лесную» аптеку знаю. При необходимости смогу помочь при ряде заболеваний. Кстати, надо будет озаботиться медпрепаратами и перевязочными материалами. Но это уже в части.

12. Ротное хозяйство. Знаю не понаслышке. Пару лет пробыл старшиной не самой маленькой роты.

Так что теоретический и практический багаж есть. Правда, есть вопрос – а чего я вообще хочу добиться от своих подчиненных? В идеале стойкое, боеготовое подразделение. По типу десантно-штурмовой роты моего времени. С хорошей военной подготовкой. Чтобы не побежали в первом же бою. Было бы совсем неплохо иметь в подразделении как можно больше грамотных и умелых специалистов: механиков, слесарей, охотников-промысловиков, лесовиков и егерей. Тогда готовить личный состав оказалось бы куда проще. Да где же их найдешь? Придется учить тех, кто будет, а не тех, кого хочется. Придется быть «цербером» и гонять всех так, как гоняли меня в «учебке», то есть без зазрения совести и жалости. Постаравшись передать по максимуму имеющиеся знания подчиненным.

Вскоре черновик плана был готов. Основные вопросы подготовки нашли свое отражение. Если еще что вспомню, всегда есть возможность внести изменения и дополнения. Большую же часть коррективов внесу уже по месту службы. Неплохо было бы иметь топографические карты Белоруссии и возможного района боевых действий, но сейчас их можно получить только в штабе полка, да и то не всем дают. В большинстве случаев командиры моего уровня обходятся рисунками от руки. Да и пользоваться картой не умеют. Но это все вопрос времени.

День начался очень плодотворно. Что само по себе прекрасно. Мое внимание привлекла форма, которую вчера неаккуратно побросал на спинку кресла. Вообще-то я человек аккуратный, стараюсь за собой следить, а тут такой промах. Подворотничок грязноват. Носки несвежие. Вообще неприятный вы тип, гражданин Седов, или как вас там?

Седов. Конечно, Седов. Ну, а раз так, то принимайтесь за дело. Наведите марафет на свой внешний вид. Подворотничок сменить, сапоги начистить, носки сменить и постирать. Чистота превыше всего.

Итак, что мы имеем в сухом остатке на сегодня: привести форму в порядок, отоспаться впрок и убыть к месту службы.

По первому пункту времени много не потребовалось. Долго ли умеючи.

Оставалось самое тяжелое – отоспаться и поесть. Никому не отдам. А то знаю я эти гарнизоны. Все наряды по прибытии в часть будут моими. У кого семьи, дела и заботы, а ты молодой, тебе еще служить и служить. Так что отработка взаимодействия щеки и подушки с моей стороны будет проведена в полном соответствии с требованиями Устава – в полном объеме и качественно. Тем более что для этого все есть – чистая постель и мягкая подушка. Но выполнить данную программу не удалось. Как только я собирался улечься в кровать, позвонила Таня, предупредившая о скором приходе. Встречать даму голым и с разбросанными по комнате вещами не принято. Поэтому пришлось срочно одеваться и собираться. Успел я почти вовремя и одеться, и вещи сложить аккуратно, только портупею и сапоги не надел.

Открыв на деликатный стук дверь, увидел предмет моих ожиданий. Таня была просто сногсшибательна в своей отутюженной форме с белым передником. О чем ей сразу же и сообщил. От сказанного у нее заалели щеки. Она сообщила, что в номере я могу пробыть до отправления на вокзал. Чему я был только рад. Сидеть на вокзале в ожидании поезда не самое интересное и плодотворное дело. Я лучше в номере делами займусь.

– Когда можно у вас убрать? – спросила Таня.

– В любое время. При условии, что вы меня просветите, когда начинает работать ресторан на крыше. Вчера не успел узнать, а есть хочется так, что готов съесть слона.

В ответ меня просветили, что рестораны на крыше и на первом этаже откроются в 9 часов. Буфеты при них работают круглосуточно. Холодные закуски можно заказать прямо в номер, а вот горячее надо будет подождать из-за того, что кухня начинает работать с 10 часов. Чай на вахте есть всегда, и если надо, то она принесет. При этом Таня так мило улыбалась, что можно было съесть ее вместо слона. Целиком, не раздевая. Заманчивое такое предложение. Так и тянет им воспользоваться…

Застегивая портупею и машинально поправляя тяжелую кобуру, поместил ее на положенное место. Тут до меня дошло, что я, по своему зазнайству, не сверил номер револьвера с записанным в удостоверении Седова. Ведь это может быть залетом, и не малым. Расслабился, обрадовался, что стал обладателем стольких «ништяков», а элементарное не проверил. Выпускники военных училищ едут в часть без оружия. Табельное оружие за ними закрепляют уже в части, делают соответствующую запись в документах. Исключение делалось только для наградного оружия, а я, дурак старый, об этом и забыл!

Пока Таня ходила за инструментом, достал удостоверение. Нашел нужную страницу и был неприятно поражен ее белыми, чистыми и, главное, незаполненными графами. Приехали, называется. Хорошо еще, что сейчас обратил внимание, а то бы нашел приключений на свою голову. Так, срочно кобуру с револьвером долой. В сейф подальше от любопытных глаз. Ничего страшного, до части можно и без оружия походить, а там разберемся. Кстати, интересно, а где Седов себе его достал? И ведь не боялся ходить с ним, что довольно странно. Документов на закрепление оружия в личном деле тоже не было. Я бы заметил. Загадка на загадке и ею погоняет. Ладно, оставим их решение на потом. Дела делами, а о себе любимом надо позаботиться. Сначала поесть, а дальше посмотрим, что к чему.

В ресторане было пустынно и тихо. Одинокий, средних лет бармен за стойкой и несколько симпатичных официанток под руководством пожилого метрдотеля, раскладывающие на столах приборы, практически ее не нарушали. Кстати, вчерашних официантов, что обслуживали меня, не наблюдалось. Сел за столик и сделал заказ почти сразу же подошедшей миловидной девушке-официантке. Легкий летний ветерок мягко обдувал лицо.

На столе у дежурного администратора ресторана «Птичий полет» зазвонил телефон. Он снял трубку и, смотря в окно, выходящее в зал, стал отвечать.

– Да, здесь. Обслуживает Марина. Хорошо, все сделаем, – после чего положил трубку и еще раз посмотрел на посетителя – молодого лейтенанта. Затем подозвал официанта.

– Саша, тебе надо подменить Марину. Обслужи вон того лейтенанта. Нужно, чтобы он побыл здесь подольше. И повнимательней! Тебе все понятно?

– Да, Григорий Михайлович.

– Только прошу, очень аккуратно. Не переиграй. Рапорт потом мне отдашь.

– Есть. Все сделаю.

– Вот и умничка. Давай действуй. Только еще раз говорю, аккуратно.

Через несколько минут молодой официант с приятным и открытым лицом принес кофе со сливками, несколько бутылок минералки и салат. А горячее пообещал принести по готовности. Никто меня не беспокоил, никому я был не нужен. Сторожевая система об опасности не голосила. Ощущения, что за мной наблюдают, не было. Так, иногда, краем сознания ловился мимолетный взгляд в мою сторону от работающих в зале. Понемногу зал стал наполняться посетителями, пришедшими позавтракать. В основном это были гражданские, одетые в полувоенную форму без знаков различия, скорее всего – командиры производства.

Мысли вернулись к составленному плану подготовки. Убедить командование в необходимости именно такого обучения будет сложно. Многие привыкли к тому, что уже давно отработано. Правда, опыт Финской войны изучен и направлен в войска. Но, зная, как все новое тяжело находит себе дорогу, не сомневаюсь, что к отработке новых форм ведения боевых действий так и не приступили. Основной массе всему придется учиться уже во время войны. Тут в первую очередь сказалась слабая подготовка командных кадров, отсутствие боевого опыта. Сильно подорвало боеготовность увольнение в запас тех, кто отслужил свое из числа участвовавших в боях и кто мог помочь в освоении новых реалий войны. Мне придется опираться только на свои знания, умения и силу убеждения, в том числе и командного состава роты, батальона, полка. О дивизионном уровне даже заикаться не стоит. Если на нижних уровнях командование вполне реально уговорить попробовать сделать мною задуманное, то выше вряд ли. Для убеждения потребуется больше чем план боевой подготовки подразделения. Нужно обоснование изменений, расчет личного состава, материалов, вооружения и боеприпасов, расчасовка занятий, конспекты фактически по всем вопросам подготовки. Задуманный мной отдых накрывался медным тазом. Придется до отъезда использовать время с пользой, занявшись всем перечисленным.

Уходить отсюда совершенно не хотелось. Девушки симпатичные. Тепло, светло, свежий ветерок, классный кофе по первому требованию приносят. Минералка опять же холодная, поесть всегда можно, никто не отвлекает. В принципе, можно и здесь поработать, если, конечно, здесь найдется писчая бумага. Ручка у меня своя есть.

Хотелось пить. Минералка и кофе давно уже закончились. Прям сушняк какой-то напал. Вчера не так много и выпил, по старым временам так вообще губы помочил, а тут такое бешеное желание водой заправиться. Подошедшему официанту повторил заказ на пару бутылок минералки. Он вошел в мое состояние и предложил свежего холодного пива, но я стойко отказался. Нельзя. Вдруг мое состояние не даст возможности все как следует продумать. Эх, ладно. Гулять так гулять, и я заказал еще пару бутылок воды. Заодно уточнил насчет бумаги. Оказалось, что есть. Тут часто бывают известные поэты и писатели. Вот администрации и пришлось озаботиться, а то они все салфетки переводят на свои произведения. Попросил принести и ее. Что и было сделано.

– Саша! Ну, как там клиент?

– Похоже, с похмелья мучается, за 20 минут шесть бутылок минералки заказал, а две так просто высосал.

– Понятно. Ты давай посматривай.

– Понял, все сделаю. Он попросил писчую бумагу. Я принес.

– Молодец. Ты посмотри, что он там писать будет.

Быстро проглотив принесенный завтрак, я принялся за работу. Работа спорилась, и к обеду многое из задуманного было перенесено на бумагу.

Вот что интересно, сижу в ресторане, пишу, и никто на меня внимания не обращает. Не считая официанта, конечно. Похоже, их тут очень хорошо выучили. Вот и сейчас, не успел я покончить с завтраком и минералкой, а он тут как тут, и сразу все лишнее со стола убирает. Нравится мне здесь все больше и больше. Вот только напрягают какие-то нереально большие порции. Пару человек ими накормить можно. Вроде бы водохлебом и обжорой никогда не был, а тут прорвало. Будто верблюд после долгого пути в пустыне водой набираюсь или как крокодил мясом на неделю заправляюсь. И в туалет не тянет. Вот ведь сглазил. Положил пилотку на записи, надеюсь, не утащат. Пошел исправляться.

Вернувшись, застал в зале если не столпотворение, то близкое к нему. Все столики были заняты. Еще несколько человек стояли у входа, ожидая своей очереди. Официанты старались всем угодить, подсаживая гостей на свободные места. К моему столику никто не подходил, и его охрану нес официант. Интересно, за кого он меня принял? Наверное, за очередного горе-литератора. Я, конечно, виноват. Захватил с утра целый столик, а за ним, между прочим, четыре человека вполне комфортно могли разместиться. Подойдя к столику, поблагодарил официанта и вернул ему остаток бумаги. Еще попросил собрать на его вкус дорожный набор на сутки. А еще чашечку кофе, рюмочку коньяка и окончательный счет. Уточнив, что бы я хотел видеть в наборе, а также возможность подсадить за столик посетителей, официант ушел. Я же, просмотрев написанное, сложил листы на место и остался ждать обещанного официантом.

Через некоторое время кофе, коньяк и несколько посетителей в штатском практически одновременно оказались рядом со мной. Попросив на ломаном русском языке разрешение, они присели ко мне за столик. Сделав заказ и не стесняясь меня, заговорили между собой. По-немецки они обсуждали Москву, сравнивали ее с Веной, Краковом и Прагой. Периодически достаточно критически отзывались о наших порядках, но в рамках приличия. Как я понял из их разговора, оба были пилотами «Люфтганзы» и только недавно прибыли в Москву.

Я же мелкими глотками пил свой коньяк. Тоже стараясь не обращать на них внимания. У них своя жизнь, свои впечатления, свои заботы. У меня своя, далеко не тихая. И они еще не враги, которых следует убивать. Тут меня словно пронзило. Немецкий язык я учил в школе, а затем в институте. Учил, как все. На выпускных в школе и экзаменах в институте была твердая «четверка». Мог о себе рассказать, да и других расспросить. Со временем, из-за отсутствия языковой практики, все стало забываться. Нет, при необходимости, со словарем и справочником я мог бы прочитать статью или письмо. Но чтобы вот так, на слух, понимать, о чем говорят природные немцы, – никогда. Во-первых, я учил совсем другой язык (более современный), во-вторых, не так уж и хорошо нас учили. Интересно, что это такое? Неужели перенос или перстень на меня повлиял? Что так хорошо стал врубаться? Похоже, все-таки перстень. Он все время со мной. Вон на пальце светит изумрудным светом. Ай да перстень, ай да сукин сын. Ты, оказывается, еще и переводчик. Интересно, а где же в него вмонтировано устройство? Внешне совершенно не видно. Монокристалл. Без внешних повреждений. Ровные и аккуратные грани. Металл однородный, без признаков вкрапления. Я не специалист, но что-то о таком не слышал. Хотя, может быть, он тут ни при чем, я на него зря наговариваю и все это последствия переноса. Ладно, это все потом, а сейчас о насущном. Если я немецкий понимаю, то, может, на нем и говорить смогу? Когда-то давно говорили, что у меня произношение жителя Саксонии. Проверим? Когда еще это вот так спокойно можно будет сделать? Рискнем. Вспомнив былое и сформулировав в мыслях предложение, обратился к соседям по столику. Не знаю, как с моим произношением, но они меня точно поняли.

Извинившись, что невольно стал свидетелем их разговора и встреваю в него, заговорил с ними о их московских впечатлениях. Немцев смутило мое знание языка и произношение, а главное, то, что я их слушал и понимал. Они достаточно быстро с этим справились. Завязался общий разговор, касавшийся достопримечательностей столицы, русской архитектуры, искусства и еды. Их отличия от западноевропейских. Разговор тек плавно и непринужденно.

Вскоре официант принес летчикам заказ, а мне счет, большой пакет с продуктами и вдобавок корочки скоросшивателя для моих бумаг. За что я ему был особо благодарен. Рассчитавшись и попрощавшись с немцами, пошел к себе в номер.

– Отто, что ты скажешь насчет этого русского? Мне интересны твои впечатления о нем.

– Что я могу сказать, Карл? Грамотный, наш язык знает очень не плохо. Держится свободно, не то что остальные русские. Говорит, как саксонцы. Пьет кофе и хороший коньяк. Гурман, любит русскую кухню и поесть. Возможно, жил у нас или из русских немцев. Не лишен вкуса прекрасного. Мне понравилось, как он рассказывал об архитектурных изысках. Со знанием дела. Насколько я понял, он пехотный офицер. Неужели у них таких готовят? И он точно не комиссар?

– У него в петлицах пехотные знаки. Комиссарских звезд не было. Может, из НКВД? Но фуражка без синего верха, хотя кто его знает. Возможно, у них разрешено ходить в форме других войск. Кстати, ты заметил, что он тут что-то писал. Было бы интересно знать, что именно.

– Наверное, какой-нибудь философский трактат о коммунистических идеалах или построении коммунизма…

– Что расскажешь, Саша, о своем клиенте?

– Особо рассказывать нечего. Вот копия его заказов. Пока он ходил в туалет, я полистал, что он там писал. Расписывал действие штурмовой группы в населенном пункте, а еще там было про действия в лесистой и горной местности. Довольно подробно так написано, со схемами и рисунками, но я только мельком и смог посмотреть. Он быстро вернулся.

– Все равно молодец, а кто там с ним сидел и разговаривал?

– Летчики из «Люфтганзы» на обед раньше времени пришли. Их столик был занят. Не гнать же. Свободные места были только за столиком лейтенанта. Вот и пришлось к нему подсадить. Хотелось как лучше, тем более что тот заканчивал и собирался уходить. Лейтенант хорошо по-немецки говорит. Куда лучше, чем я. Часть разговора я пропустил, ходил за заказом, а то, что успел услышать, не понял, но что-то об архитектуре.

– С языками не страшно. Поработаешь, подучишь. Будет практика – язык усвоишь. И не только немецкий, у нас тут всякие бывают. Разговор кому надо знают. Рапортишко напиши по-быстрому, и то, что рассказывал, подробно осветить не забудь, – берясь за телефон, сказал хозяин кабинета.

Жизнь пока преподносит только хорошее. Вот только интересно, когда она ко мне задом повернется? Я ведь нарушаю все, что только могу. Например, какого черта меня понесло разговаривать с летчиками? Что, ничего не знаю о нездоровом отношении органов к лицам, общающимся с иностранцами? Знаю. Так ведь нет, решил язык проверить. Нашлось бы время. До войны совсем чуть-чуть осталось, там бы и проверил. Если, конечно, до фронта дело дойдет, а то подойдут сейчас товарищи и начнут задавать «китайские» вопросы. Скорее бы поезд, Минск, а потом часть. Личный состав и работа с ним, лучше НКГБ и НКВД мозги прочистят. Там будет попроще и потише, чем обедать по столицам. С такими мыслями я добрался до номера.

Номер сверкал чистотой. Тут поработала хозяйственная женская рука. Оставленные на столе бумаги были на месте, как-то даже в мыслях не было, что они могут пропасть. Если их и прочитали в мое отсутствие, вреда от этого нет. Что в них секретного? Ничего. Черновик плана боевой подготовки. Наверное, и лучше кто-то может составить. Ничего иновременного там нет. Приобщил план к бумагам, написанным в ресторане. Спасибо официанту за бесценный подарок. В корочках гораздо лучше, чем россыпью. Не помнутся, не испачкаются и не потреплются. Полковому начальству приятнее читать будет.

От хорошего настроения почти не осталось, следа. Мысли о моих проколах мешали наслаждаться жизнью. Хотя особых причин для беспокойства вроде бы нет. Не верится мне, что все столики в ресторане оборудованы микрофонами. Да и разговор с немцами был нейтральный. Касался только отраслей искусства и города. Ни о политике, ни о войне не говорили. Никаких тайн я не выдавал. Хотя как посмотреть! У Седова в документах написано, что владеет немецким языком. Вопрос только как? Хотя тут придраться не к чему. Мало ли, что он скрывал от остальных?

Личность Седова меня стала все больше заинтересовывать. Какой-то он странный. Не в плане физическом или моральном. Таких, как он, каждый второй, не считая первого. Программа обучения у всех была одна. А вот несуразностей вокруг него много. Какие?

Начнем с самого простого. Ехал лейтенант до Москвы в двухместном спальном купе. Стоимость билета приличная, и в мое время она была отталкивающей, не всякий мог позволить проехать. Откуда деньги? Ответ – выдали в училище, и он их потратил на билеты. Возможно? Да. Сколько выдают лейтенанту подъемных? Кто его знает. На билет в спальном вагоне точно хватило, и еще осталось на встречу с девушками и магазин. Но почему в чемодане нашлась еще одна пачка? Не слишком ли это круто для простого лейтеха? Не верю в подарок государства или премиальные. Еще вопрос – почему не поехал по литеру? Ответ – неизвестен. Искал одиночества? Или дорожных приключений? Вот и думай. Непонятно, почему Седова направили за назначением в штаб Западного военного округа. Насколько помню, у нас молодых лейтенантов в основном направляли в Московский или Орловский военные округа. Летчиков – да, тех кидали куда надо, но вот с остальными такого не было. А тут отправили за тридевять земель в Минск. Еще вопрос – а почему именно в штаб? Ладно, я бы понял, если в предписании стоял бы штаб дивизии, корпуса, армии, наконец. А тут штаб округа. Что, если Седов едет по именной заявке штаба округа? И его там хорошо знают? А тут я, с немытой мордой.

Следующий вопрос – откуда у него оружие? Знать бы ответ, так нет его! Револьвер выпущен сравнительно недавно, в 1937 г. Патроны свежие, 40-го года. Записей о закреплении оружия за Седовым нет. В боевых действиях он не участвовал. Так что трофеем или заныканным револьвер тоже быть не должен. Тогда откуда он у него? А что, если он вражеский агент?! Да нет, чушь! Какой смысл направлять агента в военное пехотное училище? Что он там узнает? Если только агент с дальним прицелом на будущее, но в это верится с трудом. Вот в то, что Володя где-то его раздобыл, верю. Точнее, у кого-то. По пьяни чего только командный состав не теряет. Вполне мог кто-то из командиров посеять, а Седов нашел и заныкал. С патронами еще проще. Никогда не поверю, что там, где есть воинская часть, никто за «магарыч» не найдет патронов. Правда, в мое время с этим стало похуже, но, помнится, на центральном рынке как-то предлагали ведро винтовочных патронов за пару бутылок водки. Да мне они были не нужны.

Одни вопросы и загадки. И как тут жить спокойно попаданцу? Мне бы до войны продержаться, а там многое на нее спишут. Что будет, то и будет. Пока стволом в спину не толкают. Надо думать о дне насущном.

В принципе, я полностью собран. Подпоясаться – и можно отправляться к поезду. Хорошо бы сейчас, но время до него еще три часа. Вообще, не люблю ждать и догонять. Чем бы себя занять? Поспать точно не удастся. Только измучаюсь. Лучше в поезде, на полочке. В другое время сел бы за компьютер, покопался в инете, телик посмотрел бы. Здесь этого еще нет. Телевидение пока в зачаточном состоянии.

Достал из чемодана есенинский сборник. Попробовал сосредоточиться, почитать. В другое время улетел бы влет, а сейчас не идет и все тут. Мои мучения прервал стук в дверь. Так, а это интересно кто? То, что за мной пришли, не верю. Обычно, когда приходят, стучат более уверенно и значимо. Сколько раз сам так делал. Похоже, Таня.

Так оно и оказалось. Получив разрешение, она зашла в номер. Мне оставалось только поблагодарить ее за сделанное.

– Вы уже готовы к отъезду? Может быть, нужно еще чем помочь? – спросила Таня.

Выставлять ее за дверь и оставаться одному в номере не хотелось. Да и Татьяне, похоже, уходить не хотелось. По поведению было видно, что спешить ей некуда и она не прочь задержаться и поболтать.

– Пока еще не собирался, что нищему собираться – только подпоясаться. Время есть. Кстати, Тань, насколько я знаю, в гостиницах обслуживающий персонал дежурит сутками, а разве у вас не так? Вы же должны быть дома?

– Дежурство закончилось еще утром, но подруга попросила вечером за нее отдежурить. Ехать домой в Малаховку далеко. Туда и обратно уйдет несколько часов, отдохнуть не получится. Вот и осталась. У нас есть служебная комната, где можно отдохнуть и привести себя в порядок. Начальство на это смотрит сквозь пальцы, и иногда так можно поступать.

Я предложил ей составить мне компанию, попить чая, поболтать. Подумав, Таня согласилась, правда, предупредила, что это не поощряется. Если кто узнает, то у нее могут быть неприятности. Из дальнейшего разговора выяснилось, что Таня еще не обедала. Вот я и предложил сделать заказ в ресторане. За мой счет, конечно. Самому есть не хотелось, но за компанию и жид задавится. Таня по телефону сделала заказ. Сказала, что временно оставит меня, а когда обед будет готов, то сама его принесет. Она же предложила мне помощь в прошивке бумаги в корочки.

Оставшись один, принял душ. Упаковал все вещи. Осталось убить в приятной компании пару часов – и на поезд. Вскоре в сопровождении официанта пришла Таня. Они привезли обед и приспособления для сшива документов. Я рассчитался с официантом, и он, оставив нам тележку, ушел. А мы с Таней занялись делом – сшиванием рукописи. Дело продвигалось быстро. Татьяне это было явно не впервой. На вопрос, где она этому научилась, сообщила, что ей часто приходится делать отчеты, вот и напрактиковалась. Таня поинтересовалась, о чем моя рукопись. Ответил, что, готовясь к роли командира подразделения, заранее приготовил конспекты для обучения личного состава.

Покончив с делами, мы сели обедать. Правда, Таня сначала отправила меня мыть руки. Пришлось там ненадолго задержаться, проделать необходимые миссии, чтобы потом не бегать. Когда вернулся, то застал ее сервирующей стол. Она очень сноровисто и умело расставляла приборы в каком-то только ей известном порядке. Никогда не мог такому научиться и всегда обходился одной ложкой и вилкой, а тут их целая куча, и не знаешь, что из них к чему. Об этом я ей и сказал. Она же только тепло улыбнулась в ответ. Сказала, что это так, для красоты. Можно пользоваться тем, чем умею, а научиться не сложно, было бы желание.

Было такое ощущение, что я участвую в каком-то дурацком кино о жизни на Западе. Красивая женщина. Красивая фарфоровая посуда. Начищенные приборы. Хрустальные стаканы и в качестве украшения бутылка коньяка, которую Таня достала с нижней полки тележки, до этого прикрытой полой скатерти. За обедом Таня рассказала, что она работает в гостинице уже несколько лет. Сюда попала по комсомольской путевке. Чтобы здесь работать, училась на специальных курсах. Где их очень многому научили, в том числе и такой сервировке стола. Иногда ей это приходится делать, помогая накрывать столы. Живет с мамой в Малаховке и оттуда ездит на работу. Отца нет, погиб на Гражданской войне. Друзья отца их не забывают и помогают по возможности. Учится на вечернем отделении факультета иностранных языков и продемонстрировала свои знания на немецком, а затем французском и испанском языках. Ее вопрос, какие языки знаю я, поставил меня в тупик. Сказал, что учил немецкий, как язык родины классиков марксизма. Со смехом Таня попросила показать свои знания, рассказав о себе на немецком. Что я и сделал, рассказав биографию Седова. Все-таки я огреб огромный бонус, когда смог ее прочитать. Мы мило беседовали. По чуть-чуть пили коньяк. Так, самую малость, обоим нужно быть трезвыми. Мне в дорогу, ей на дежурство. Все было прекрасно. Умная женщина, приятный разговор. Правда, мне казалась, что Таня с очаровательной, скромной улыбкой на устах и озорными чертиками в серых глазах очень грамотно и профессионально ведет допрос. Сразу и не заметишь.

После обеда, сидя в креслах, пили чай с вкуснейшими эклерами, сделанными здесь же, в гостинице. Было хорошо и уютно. Словно дома, а не в чужом городе. В чужом во всех смыслах. Наверное, именно так и должен выглядеть мирный день в приятной компании или семье. Говорили обо всем на свете. Классике. Музыке и музыкальных новинках. Оказывается, Таня музицирует на фортепиано. Разговор перешел на авторов и исполнителей. Тут я чуть не прокололся. Я помнил по пластинкам романсы и песни в исполнении Петра Лещенко, Вадима Козина, Клавдии Шульженко, Леонида Утесова, Изабеллы Юрьевой. Но Татьяна стала называть фамилии и имена исполнителей и актеров, которых я и не слышал. Если и слышал, то не знал, что они еще и популярные исполнители песен. Поэтому пришлось соглашаться с Таней.

Время пролетело быстро. Настала пора собираться на вокзал. Об этом, как заботливая жена, мне напомнила Таня и предложила помощь в сборах. Показав на чемодан и пакеты, сказал, что уже все собрал. Осталось только скоросшиватель уложить. На глаза попался так и не прочитанный сборник стихов. Мелькнула провокационная мысль, что я зря его таскаю с собой. Кто его будет читать в части? Кому он нужен, кроме меня? Через пару недель придется бросить, облегчая свой ранец, ища место для патронов. Жалко, жаба так и давит. Сейчас отношение к книгам не такое, как у нас в начале XXI века. Еще раз бросив взгляд на книгу, решил ее подарить Тане. Радости было море, а поцелуй долгим, многообещающим и горячим. Но, блин, поздно. На вокзал пора, а я тут лямур развожу. Таня все поняла без слов. На листочке бумаги написала свой домашний адрес и предложила обязательно приезжать и писать. Я пообещал. Поцеловав на прощание Таню, с багажом в руках покинул гостеприимный номер и гостиницу.

У входа в метро, смешавшись с толпой, двинулся на Белорусский вокзал. К новой странице своей еще не прожитой жизни.

Из беседы, состоявшейся в служебном кабинете на втором этаже гостиницы «Москва»:

– Что ты на это скажешь? – Выключая магнитофонную запись разговора Седова с немцами, сказал хозяин кабинета.

– То же, что и вчера. Парень не тот, за кого себя выдает. Отлично знает немецкий. Вон как с гансами шпрехает. Мы с тобой так не сможем. Хоть и практики хватает. Либо он жил долго за границей, либо немецкий его родной язык. Нашего поля ягода. Точно тебе говорю.

– Ага, и в военное училище специально у нас поступал, чтобы узнать, как готовят командиров в Тамбовском пехотном. Дурью не майся. Не верится, что парень враг. Мы о нем ничего не знаем. Язык мог выучить. Рапорт Татьяны сам читал. Я склонен верить ее оценкам. Мы на Седова внимание обратили, проверили, и все. Нет у нас на него компромата. Он чист. Скажи, что я не прав?

– Прав, конечно. Но все равно не нравится он мне.

– Мне он, может, тоже не нравится, но ничего ему предъявить не можем. Вот скажи мне. Будет враг писать план подготовки штурмового взвода? Описывая действия такого взвода при ведении боевых действий в городе и в лесу? Таких подразделений ни у кого нет. Только у нас и есть опыт таких действий по Финской. Парень писал явно для себя. Он так и сказал Тане. Готовится к роли командира. Вон возьми распечатки. Из техотдела передали фотокопии с его работы. Татьяна постаралась отснять.

– Что ж, может, ты и прав… Я, видно, погорячился, обвиняя парня. Слишком много несуразностей вокруг него. Твоя правда, ему нечего предъявить. Материал им написан интересный. Воплотить можно? Ты у нас кадровый, из войск пришел и знать должен.

– Теоретически можно. Но на практике едва ли. Времени слишком мало отводит, вопросов много поднимает. В наших частях еще можно, а в армии, если только в разведбатах.

– Почему?

– К нам отбирают лучших. Наиболее подготовленных и грамотных. Потому и можно. Их обучать куда как легче. В армии контингент не тот. Парень, прибыв в часть, столкнется с действительностью, а не теорией. Трудно ему будет. Потратит больше времени и сил. Да еще неизвестно, как к этому командир отнесется. То ли поддержит, то ли пошлет куда подальше. Жаль, если парень перегорит и сопьется. Кстати, это доказывает, что парень тот, за кого себя выдает. Жизни не знает, только на картинке и видел. Знаний нахватался, а и не… понюхал. В части его обломают.

– Парень толковый, со знанием языка. Надо с нашими переговорить, глядишь, возьмут на заметку. Может, пригодится для чего. Сегодня материалы по нему начальству доложу. Пусть оно подумает, если заинтересуется, то поможет парню.

Глава 5. В поезде на Минск

До вокзала добрался быстро, хоть и не так, как в мое время. Скорости не те. Белорусский вокзал мне всегда нравился своей какой-то особенной простотой и в то же время изящностью. Поезд уже был подан и стоял на первом пути. У вагонов толпился народ. Идя по перрону, то и дело автоматически отвечал на воинские приветствия. Сложилось такое ощущение, что это был не обыкновенный пассажирский поезд, а литерный воинский эшелон. Вот и у моего вагона стоял разновозрастный армейский комсостав. В основном это были представители старшего и среднего командного состава. Зелено-синий фон военной формы разбавляли редкие вкрапления цветных платьев их жен и дочерей. Стоял теплый и немного душный вечер. Большинство, разбившись на кучки, курили и о чем-то переговаривались. Здесь собрались представители всех видов и родов войск. Немного в стороне, отделившись от всех, стояло несколько представителей от НКВД.

Наконец проводники предложили проходить на посадку. Предъявляя билеты, пассажиры стали заходить внутрь. Сначала семейные, а затем и все остальные. Мне спешить было некуда. Все равно успею. Вскоре перрон опустел. Только редкие провожающие все еще стояли и ждали отправления поезда. Пора и мне, и так удостоился удивленных взглядов проводников. В вагоне шум и гам размещения еще не прошел, но часть пассажиров уже стояла в проходе и смотрела в окна, непонятно, что пытаясь там рассмотреть.

В нашем купе вместе со мной собралось четыре лейтенанта: три армейских и лейтенант войск НКВД. Лейтенанты, летчик и артиллерист, тихо и как-то смущенно сидели на одной полке, а пехотинец НКВД в одиночку напротив них. Поставил багаж на полку, где сидел представитель НКВД. Представился: «Лейтенант Седов, Владимир, еду в Минск за назначением».

– Если не против, это мое место, – обратился я к энкавэдэшнику. Физически хорошо сложенный, в отлично подогнанном обмундировании, тот встал и представился: «Акимов, Сергей, еду в Брест. Мое место над тобой». И протянул руку для рукопожатия. Оно было крепким и сильным. Сергей явно решил показать свою силу, но не на того попал. Уж на такие шуточки давно не покупаюсь. Со своей стороны нажал чуть-чуть посильнее. Парень покраснел, но не поддался. Так мы бодались пару секунд, а потом дружно рассмеялись. Это сняло напряжение, висевшее в купе. Армейцы тоже представились. Летчик – Несмеянов Андрей – ехал в Пружаны; артиллерист – Чурилов Александр – в Барановичи, в 121-ю стрелковую дивизию. Закончили с формальностями и билетами, разговорились. В принципе, у всех все одинаково – училище, досрочный выпуск, направление в часть.

Не знаю, кому как, но я сторонник традиций. И попробуйте меня в этом осудить. Сел в поезд, он тронулся с места, доставай на стол продукты. Хочешь есть – не хочешь, а достать обязан. Хоть воду или сок, но достань и поставь. Кто сомневается в том, что он эту традицию выполняет, тот явно не ездит в поездах. Ну, может еще, чем болен, а так выполнение этой традиции наверняка заложено в русской душе. Смотрю, парни мнутся, никто первым не решается. Друг на друга посматривают, стесняются. Ну, да нам не привыкать. И так понятно, что поспать сегодня – явно утопическая идея. Переглянувшись с Сергеем, достал свой пакет с продуктами. Тут народ как прорвало, все зашевелились, стали доставать и раскладывать свои запасы. Вскоре столик ломился от продуктов и бутылок с водкой. А проводник снабдил стаканами.

Разливали и пили умеренно – больше стакана за раз не наливали. Ели все, что хочется и на что глаз ляжет. Благо еды хватало. Официант в ресторане расстарался и положил то, что надо для нормальной компании посидеть. Видно, сам так путешествовал. С десяток котлет, палку копченой колбасы, жареную курицу, несколько бутылок «Столичной». У остальных был примерно тот же «малый джентльменский набор».

О чем могут вести разговоры четыре молодых командира в купе поезда, идущего на запад? В первый и, возможно, в последний раз видящие друг друга. Думаете, о службе? Неправда, обо всем на свете. О чем только мысль посетит их светлую голову. Нет, конечно, и о службе тоже, но только когда много выпьют. Традиция, однако.

Разговор то разбивался на части, то снова становился общим. Чего мы только не коснулись. И авиацию разобрали, и об артиллерии поговорили, и о стрелковом оружии слово замолвили. А уж артисток советского кино разобрали. На части и обратно…

Ребята периодически выходили покурить в тамбур или на улицу на остановках. Головные уборы и портупеи давно перекочевали на вешалки, гимнастерки и кителя расстегнуты. Я тоже выходил с ними за компанию, остудиться. В соседних купе происходило примерно то же, что и у нас. Выпивали, закусывали, обсуждали. Лишь семейные наслаждались своим, отгороженным дверями купе счастьем. Если женские лица были радостными, то мужские явно наоборот. Они были скучающими и печальными. Остальное мужское население им в этом сочувствовало. За вагонным окном белоствольные рощи берез сменялись ельниками. Постепенно смеркалось.

В тамбуре, за перекуром, разговоры продолжались. К ним присоединялись заинтересованные участники. Достигнув консенсуса по тому или иному вопросу, группы растворялись за дверями своих купе, чтобы затем через некоторое время снова возникнуть там же. Иногда через тамбур, в сторону вагона-ресторана, проходили другие пассажиры, и разговор сразу замолкал, чтобы продолжиться, как только закроется дверь вагона.

В купе застолье продолжалось. Пили за здоровье каждого из присутствующих и за погибель врагов нашей страны. За Сталина, Родину и партию, РККА, каждый отдельный род войск, НКВД. Короче, было единство органов и армии.

Меня алкоголь практически не брал, хотя я и пил наравне со всеми. Первым устал и лег отдыхать Чурилов, следом за ним Андрей. Чтобы не мешать отдыхать соседям, уступили им для сна верхние полки. И смотрели, чтобы они случайно не упали с них, а сами сидели и тихо беседовали.

Сергей рассказал о себе. Оказывается, он, как и я, из казаков (правда, я этого не стал афишировать). По призыву попал на службу в пограничные части. Остался на сверхсрочную. Полгода назад был направлен на курсы. Сейчас по окончании курсов едет к новому месту службы.

Я рассказал биографию Седова. Поговорили за казачество. Нашлись общие темы по погранслужбе.

Сергей предложил спеть, я был только за. Он запел сильным и красивым голосом, а я подхватил давно знакомые и задушевные слова старой казачьей песни:

Сергей с удивлением поглядывал на меня. А мне уже было все равно, что он подумает. Когда песня закончилась, Сергей ничего не сказал и не стал расспрашивать. Мы выпили, закусили, и я затянул «Казачий романс»:

– Вовка, а Вовка? Ты из казаков? Только не ври, ладно?

– Не знаю. Детдомовский я.

– Не хочешь – не говори. Давай еще по чуть-чуть и споем чего?

– А чего не выпить. Давай, – поддержал я. Выпили. Спели пару песен, что знает с детства любой казак. А потом запели:

Конечно, не Кубанский казачий хор, но тоже ничего. Особенно под храп соседей, раздававшийся с верхних полок. Слаб человек. Стоит ему попасть в хорошую компанию, попеть хороших песен, как он теряет всякую осторожность. Вот и я забыл всякую осторожность, разговорился и распелся. Мне, честно говоря, было на все наплевать. Надоело ожидать неприятностей, накручивать себя изнутри. Что будет, то и будет. Не знаю, что для себя решил Сергей, но, похоже, посчитал меня своим. Он захотел перекурить, и мы пошли в тамбур. Там несколько командиров обсуждали прибывший на сборы личный состав из числа жителей присоединенных областей. Мне было интересно послушать. Одно дело, читать об этом, другое – послушать людей, реально руководивших ими. Отзывы, честно говоря, были далеки от хороших. Если опустить весь мат и эмоциональный настрой, то все плохо. В большинстве своем запасники служили еще в Панской Польше. За редким исключением, боевого опыта не имеют. Стреляют из рук вон плохо. Настроены по отношению к командованию еще хуже. И если что случится, спиной к ним лучше не поворачиваться, убьют. Весело…

Перекурив, командиры ушли, а мы с Сергеем остались переваривать услышанное.

– Неужели все это правда? – спросил я.

– Так и есть. Это они еще мягко. Я срочку в Белоруссии проходил. Когда границу переносили, там и дослуживал. Всякого насмотрелся. Белорусы при панском режиме были забитыми, малообразованными. Сейчас все меняется – школы и техникумы открылись. Колхозы и МТС создаются, а там и слесарей, и механиков готовят. Поднимают уровень. Но пока еще сложно с ними, когда еще всему научатся. Поляки никак не успокоятся, что панов сейчас нет. Сейчас потише стало. Банды повыбили. Раньше нашим в спину стреляли, через границу к немцам переходили семьями. Порой с боями. Хоть и тише стало, но все равно балуют. Вырезают наших одиночек. Тебя куда назначат, не знаешь?

– Откуда? Предписание дали – и вперед, а чего спрашиваешь?

– Да так. Хороший ты парень, Вовка. Подумал, неплохо было бы рядом служить. В гости друг к другу ходили бы. Ты как, не против?

– Конечно, нет.

– Ну и хорошо. Если будет возможность, просись в Брест. Я там, в 60-м железнодорожном полку служить буду. Так что милости просим заходить. Ну, а не получится, весточку дай. Я тебя разыщу. Наши роты по всей Западной Белоруссии стоят. Найдемся.

– Если получится, то обязательно увидимся.

– Пошли спать, а то поезд в Минск рано утром приходит. Тебе выспаться надо. С запахом в Управление кадров идти нельзя, они этого не любят. Загонят тебя служить куда Макар телят не гонял.

Вернувшись в купе, разделись и быстро уснули.

Проснулся рано, до прибытия поезда было еще пара часов. Солнце робко и как бы нехотя вставало из-за деревьев. Его первые лучи только начали красить небосвод. Спать совершенно не хотелось. Наверное, это стало входить в привычку – просыпаться до рассвета. Поезд перестукивал колесами на стыках. Мои соседи мирно дрыхли на своих полках. По купе витал кислый запах еды, алкогольного перегара, тел, портянок и начищенных не лучшим обувным кремом сапог. До кондиционеров в вагоне еще далеко. Куда тут деваться переселенцу? Только привыкать. Пора вставать и собираться. Что разлеживаться, бока мять?

Стараясь не разбудить парней, сделал разминку. Взяв полотенце с мыльно-рыльными принадлежностями, направился в туалет. Конечно, не СВ, но тоже вполне прилично. Осуществив необходимые гигиенические мероприятия, побрился и помылся. Кстати, бритье оказалось тем еще удовольствием, даже порезался слегка.

Подходя к купе, столкнулся с проводником. Пожилой, он почти все время был в своем купе. Увидев меня, он расцвел, словно встретил кого-то родного. Улыбаясь, поздоровался и сказал, что как раз собирался меня будить. Поблагодарив за заботу, попросил горячего чая.

– Конечно, сделаю. С лимончиком и покрепче. Не беспокойтесь. Разве я не понимаю? Скоро сорок лет как на дороге работаю. Знаю, что пассажирам надо. Может, что к чаю? У меня пирожки домашние есть – недавно на станции купил. Очень рекомендую. Теплые еще.

– Спасибо. Не надо, только чай. Мы тут вчера не сильно нашумели?

– Что вы! Вы тихие. В прошлом куда громче бывало. Бывало, перепьют и давай стрелять. Прости господи. Портят имущество. А вы спокойно да умеренно так отдыхали. Не мешали никому. Не безобразничали. Все ж умные люди. Насчет пирожков вы зря. Очень они хорошие, жалеть будете, – и, продолжая бубнить что-то себе под нос, пошел дальше по вагону.

В купе ничего не изменилось. Сон-тренаж продолжался. Запах стоял еще тот. После свежего воздуха ощущалось очень остро. Но куда деваться? Не мы такие, жизнь такая. Вообще, что-то меня на философию потянуло. Явно не к добру. Что день грядущий мне готовит? Так, а это уже классика в голову лезет. Все, хватит мандражировать. Будь что будет. Знать бы только что?

Достав чемодан и пакеты с формой, задумался. Таскаться с вещами по Минску не имело смысла. Округ большой, частей много, куда пошлют неизвестно. Так что лучше вещи оставить в камере хранения, а когда определюсь, тогда и заберу. Мне нужны только документы и личное дело. Остальное подождет в чемодане. Достав пакет с личным делом, проверил сохранность печатей, о которых немного переживал. Но вроде все нормально, и незаметно, что их вскрывали. После чего конверт с остальными документами перекочевал в планшетку. Оставалось только надеяться на удачу и того, кто мне ворожит. А что ворожит, это точно.

Пока было время, занялся уборкой со стола всего лишнего. Нет, не подумайте о нас чего плохого – мусор и освободившиеся бутылки мы за собой выносили. Но что-то осталось. Вот я и убирал, нечего грязь и тараканов разводить. В бумагу от продуктового набора все ненужное и поместил. То, что осталось, пойдет парням на опохмелку и завтрак, может, что и на обед с ужином останется. Я не знаю, сколько им еще до места добираться и когда они смогут поесть. Мне же ничего не надо. Пока есть деньги, смогу себе купить. Да и есть не хочется. Хоть и вбили давно в голову, что есть надо все, что дают и впрок. Так, на всякий случай. Вдруг еды вообще не будет, а так хоть память о ней останется.

Кстати, а ведь и пить не хочется. Не то, что в последние дни чуть ли не ведрами наливался. Видно, тело свое уже набрало.

Чай проводник принес уже после того, как я вынес мусор и собрал постель.

– Вот спасибо, что собрали, – забирая постельное белье, сказал проводник. – Вы пейте спокойно. Как к Минску подъедем, я вас предупрежу.

Выходя, он как нарочно стукнул дверью. От чего проснулся Сергей.

– Здорово, сколько времени? Ты чего так рано? – спросил он, садясь на полку.

– Рано еще, спи. До Минска еще далеко, – ответил я.

– Не. Надо встать, да до ветра сходить, – надевая галифе и сапоги, сказал он и вышел в коридор.

Чай действительно был горячим и очень вкусным. Умеют все же заваривать. Или, может, просто заварку не крадут?

Вскоре вернулся Сергей. Потянувшись, сказал: «Поезд идет по расписанию, так что скоро будем в Минске. Ребят будить будем? Или пусть поспят? А то обидятся, что не прощались с тобой. Ты чай весь выпил? А то я еще нам заказал».

– Да ладно, Серж, не буди. Пусть поспят. Неизвестно, когда им еще так удастся. Ты что так рано вскочил?

– И то правда. У меня поезд придет в Брест только вечером. Так что еще успею отоспаться. Тебе проводник пирожков не предлагал?

– Предлагал. Я отказался.

– Ну и зря. Знаешь, какие тут пирожки пекут? С разной начинкой, на любой вкус: с капустой, мясом, картошкой, рыбой. Просто пальчики оближешь. Я как еду, так всегда себе беру. И к чаю, и так на закусь. Хорошо идут. Проводники это знают и покупают для пассажиров.

– Я что-то не подумал. У нас и так закуски много осталось. Доесть надо, не выбрасывать же. Вам на всех хватит.

– Тоже верно. Но я все равно нам с тобой по паре с мясом и капустой заказал.

Дружно замолчали, когда в купе зашел проводник, принесший несколько стаканов чая и пирожки. После его ухода мы продолжили прерванный разговор.

– Слушай, ты помнишь, о чем вчера говорили? Чтобы попроситься в Брест?

– Помню, но не знаю, можно ли воплотить это. Там у кадровиков свои планы, графики и разнарядки, кого куда направлять.

– Это ты прав, но все равно просись.

– Как получится. Пирожки действительно хорошие, – перевел я разговор на другую тему.

– А я что говорил. Раньше по три штуки за раз съедал. Может, по чуть-чуть? Грамм по пятьдесят для здоровья, а то голова после вчерашнего, наверное, болит?

– Нет, не буду. С запахом приду, не поймут.

– Тоже верно, в штабах они такие…

День набирал силу. Летнее солнце все больше поднималось над горизонтом. За разговорами время пролетело быстро. Парни так и не проснулись, да и мы лишний раз старались не шуметь. Поезд стал замедлять свой бег. В купе заглянул проводник и предупредил: «Подъезжаем, товарищи командиры! Собирайтесь. Очень прошу, вещи не забывайте. Стоянка недолгая».

Быстро собравшись и подхватив багаж, мы направились к выходу. Там уже стояло несколько человек. Что-то на своем языке, приветствуя вокзал, просвистел паровоз, и поезд остановился. Стояло раннее солнечное утро. Поезд прибыл на первый путь. Из раскрытых дверей вагонов на перрон повалил разночинный народ. Прибывшие скомканно прощались с временными попутчиками, ставшими на короткий срок поездки почти родственниками.

Мне спешить было некуда. Рабочий день только начинался. В Управление кадров округа ехать еще рано. Поэтому вышел из вагона последним. На перроне у поезда практически никого не было. Только проводники, словно коты, подставляли свои лица солнечным лучам, жмуря глаза. Выйдя из вагона, мы с Сергеем немного помолчали. Говорить было нечего, да и незачем – все уже было обговорено в вагоне.

– Ну, что, будем прощаться? – спросил я.

– Давай. Может, встретимся еще?

– Встретимся. Земля имеет форму чемодана. На каком-нибудь из ее углов обязательно встретимся, – ответил я. Пожав на прощание друг другу руки, мы расстались. Он закурил папиросу, а я, подхватив вещи, пошел искать камеру хранения.

Сергей стоял у вагона и, мочаля папиросу, смотрел вслед удаляющемуся Владимиру. Он пытался решить для себя вопрос: «Что за человек этот Седов?»

Вчера при отправлении поезда Владимир по ходу существенно уязвил Сергея, ответив на рукопожатие сильнее, чем он. Да так, что кисть Сергея побелела и, только благодаря силе духа, удалось не закричать от боли. С другими у Сергея было наоборот. Не только принадлежность к всесильной организации, но и его мужская сила ставили его всегда выше остальных. И все вместе это поднимало его самооценку на непередаваемую высоту. А тут Сергея опустили, сравняли с остальными и поставили в один строй. Давно такого с ним не было.

Надо отдать должное Седову, тот его больше ничем не задевал, не смеялся над ним. Вел себя с Сергеем и остальными ровно. Смеялся над шутками других и шутил сам. Был таким же, как все. Равный среди равных. Хороший парень Вовка, но странный он какой-то. Чувствовалась в нем некоторая отчужденность. Очень грамотный. Чего так не хватало ему, Сергею. Куда ему с его семилеткой против Седова, у которого за плечами полная средняя школа да кадровое училище, а не краткосрочные курсы оперсостава. Хорошо разбирается в технике и вооружении. Об оружии и особенностях стрельбы рассказывал так, что сам Сергей рассказать не смог бы. Знает авиационную технику, чем поверг в легкое изумление Андрея Несмеянова. И как бы шутя поставил его на место, когда тот немного стал приукрашивать. Да так, что тот и не подумал обижаться. Уже потом, в тамбуре, во время перекура, оставшись с Андреем наедине, Сергей попросил объяснить, на чем летчика подловил Седов. Несмеянов, смеясь, объяснил на пальцах. Андрей еще удивлялся, откуда пехотинец это может знать.

Еще он очень скрытный. Почувствовав родную, близкую себе душу, Сергей рассказал Володе почти все о себе и своей жизни. Тот же отделался только общими словами, словно произносил заученный текст. Говорит, что детдомовский и своих родителей не помнит, а сам казачьего песняка давал почем зря. Об истории казачества говорил правильно. Что, если он из расказаченных? Так на это вот уже несколько лет внимания не обращают. И скрывать не стоит. Может, из несправедливо осужденных или членов семьи изменников Родины? Не похож. Нет той обреченности, загнанности и боязни в глазах, преклонения к органам, что встречается у таких. Чувствует себя очень свободно, уверенно. Словно генерал, а не лейтенант-первогодок. Такое ощущение, что ничего и никого не боится. И не в физической силе тут дело, хотя ею природа его щедро наградила. Во внутренней силе, что ли. Каком-то стержне, ставившем Седова на одну ступеньку выше любого. Явно городской. Загар хоть и есть, но не деревенский. Ровный, в деревне такого не бывает. Когда раздевались ложиться спать, удалось рассмотреть. Явно из обеспеченной семьи. На это указывали часы и иностранная перьевая письменная ручка. У самого Сергея даже простых часов нет. Были, когда на границе служил, да по залету старшине отдал. Дешево отделался, а то бы под трибунал попал. Там разговор короткий – кайло в руки и пошел пайку отрабатывать.

Документы в порядке. Когда все уснули, Сергей проверил у всех документы. Так, на всякий случай. Кто его знает, с кем едешь в одном купе. Вдруг враг? А мы тут языком наболтали по пьяни. Вот, кстати, о выпивке. Парень молодец. Пил наравне с другими, а ощущение такое, что и не пил совсем. Был грешок, Сергей старался его подпоить, подливал почаще и побольше. Хотел разговорить, но не вышло. Крепкий парень. Чувствуется школа, не всякий так может.

Кто же ты, Седов? Что за птица? Увидимся ли еще? И при каких обстоятельствах? Не придется ли тебя допрашивать и выдергивать твои перышки? Докурив, Сергей выбросил окурок и пошел в купе досыпать.

Глава 6. Назначение

Камеру хранения нашел быстро, ориентируясь по хвосту очереди. Став в конец быстро таявшей группы приезжих, дождался, когда пожилой служащий примет мой багаж. На привокзальной площади в ожидании транспорта толпились сошедшие с поезда. У начальника патруля, проверявшего у меня документы, узнал, как добраться быстрее, не ожидая общественного транспорта, до нужного мне места. Воспользовавшись его советом, скоро был уже у нужного мне здания.

Прибыв в Управление кадров округа, понял, что я зря лелеял надежду быть одним из первых. Таких, как я, было много. Тут были как молодые, только что окончившие училища, так и командиры, призванные из запаса. Получив пропуск, я нашел заветный кабинет, у которого стояла очередь порядка десяти человек. Двигалась она достаточно быстро, и уже где-то через час-полтора я стоял у обитой коричневым дерматином двери. Постучавшись, вошел внутрь.

В небольшой комнате, кроме стола с закрытой зеленым сукном столешницей и черным телефоном, нескольких стульев, сейфа в углу, большого шкафа, из мебели ничего не было. Рядом с входной дверью стояла вешалка, на которой висели командирская фуражка с малиновым околышем и противогазная сумка. На шум открываемой двери от окна ко мне повернулся майор, державший в руках папиросу. На груди у него блеснула медаль «ХХ лет РККА».

– Товарищ майор, лейтенант Седов для получения назначения к месту дальнейшего прохождения службы прибыл! – представился я.

– Майор Кравцов. Проходите, присаживайтесь. Вот на этот стул. Ничего, если я перекурю? А то все не успеваю, дел много. Предписание у вас с собой? Давайте, – ответил майор, указывая на стул, стоящий у стола, и продолжая курить в открытую форточку.

Достав из планшета предписание, сопроводительные и пакет с личным делом, передал их Кравцову.

– Так точно, – ответил я и продолжил: – Товарищ майор, мне приказано передать пакет с личным делом, а вторую сопроводительную просили вернуть в училище, там на конверте адрес.

– Не беспокойтесь, лейтенант, так и сделаем, – ответил Кравцов. Мельком убедившись в целостности пакета, он его вскрыл и расписался на пакете и в сопроводительных. После чего по телефону вызвал секретаря с книгой входящих документов. Присев за стол, майор стал быстро листать мое личное дело. Вскоре в кабинет зашла очень симпатичная светловолосая девушка в военной форме без головного убора с сержантскими треугольниками в петлицах. В руках у нее была толстая канцелярская книга.

– Вызывали, товарищ майор?

– Да, Наталья Ивановна. Тут лейтенант привез личное дело из училища. Зарегистрируйте, пожалуйста, его на меня, а сопроводительную направьте в Тамбов по указанному на конверте адресу.

Девушка быстро записала данные дела в свою книгу, дала расписаться в ней майору. Забрав у майора конверт с сопроводительными, спросила: «Это все? Документы сегодня же постараемся отправить. Разрешите идти?» Получив утвердительный кивок майора, она вышла из кабинета.

Заметив мой заинтересованный взгляд на девушку, майор, улыбнувшись, спросил: «Что, понравилась? Ты же не женат?» И, не дожидаясь ответа, продолжил: «Вот какие красавицы у нас служат. Так что все у тебя впереди. Найдешь себе здесь красавицу жену из белорусок, на всю жизнь…».

– Ладно, давайте к делу, – после небольшой паузы снова стал официальным майор. – Где хотели бы служить? Может быть, какие пожелания есть?

– Да нет. Куда Родина прикажет, туда и пойду.

– Замечательно… – задумчиво рассматривая «склейку» и еще какие-то документы у себя на столе, ответил Кравцов. – Тут вот какое дело, Владимир Николаевич. Ранее вас предполагалось назначить порученцем к начальнику штаба округа. Однако обстоятельства сложились так, что эта должность занята и в ближайшее время освобождена не будет. В округе идет формирование ряда новых частей, – продолжил Кравцов. – И у нас большой некомплект в командном составе, так что вакансий хватает. Давайте говорить начистоту. Учились вы хорошо. Аттестация отличная. Согласно характеристикам вас рекомендуется использовать на штабной работе. Но таких вакансий, несмотря на некомплект, у нас нет. Так как они первыми укомплектовываются наиболее опытными и послужившими на командных должностях командирами. Опыт командования подразделением у вас есть, правда маленький. Да и командовали курсантами, а это несколько другое, чем командовать личным составом линейных частей. Направлять вас во вновь формируемую часть, думаю, рано – опыта работы с людьми и техникой нет. А там все надо начинать с нуля. Так что я хочу вам предложить назначение в 6-ю Орловскую Краснознаменную стрелковую дивизию, а точнее, в ее 333-й стрелковый полк. Командный состав там опытный, грамотный. Подучитесь у знающих людей, наберетесь опыта. Ну, а дальше посмотрим. Как вы на это смотрите?

– Готов служить там, где надо.

– Значит, решено. Дивизия расквартирована в городе Бресте. Рядом с границей. Многие из ее командиров воевали в Финскую кампанию, участвовали в Освободительном походе. Так что о службе знают не понаслышке. Помогут на первых порах, дальше все зависит от вас. Возражения есть? – спросил Кравцов и, увидев мое отрицательное покачивание головой из стороны в сторону, продолжил: – Нет! Я так и думал. Сейчас пойдете к Наталье Ивановне. Это тут рядом – ее кабинет по коридору налево, через три двери по этой стороне. Отдадите ей вот эту записку, и она подготовит документы. Всего хорошего, счастливой службы, – пожав мне руку, попрощался Кравцов.

Найдя Наталью Ивановну и передав ей записку Кравцова, уточнил, когда можно прийти и забрать документы. Немного подумав, она сказала, что не раньше чем часа через три.

Что делать эти три часа в почти незнакомом городе? Сидеть и ждать в здании управления совсем не хотелось. Уж лучше на воздухе побыть. В своем времени мне несколько раз приходилось посещать Минск по делам службы. Так что с городом я знаком, вернее, знаю его таким, каким он станет после войны. Единственное место, которое точно есть сейчас, – это парк им. Горького. Туда я и направил свои бренные кости.

Штаб округа был расположен на улице Советская, дом 18. Рядом с ним в соседнем квартале раскинулся Александровский сад. Так что пришлось идти через сквер, мимо Дома Красной Армии, вниз с горки по улице Карла Маркса (весьма крутая, надо сказать, горка) и по мосту в парк. Заодно в Доме Красной Армии навестил буфет.

Выбрав место на лавочке в тени под старой липой, присел и задумался.

Еще вчера казалось, что жизнь просто так, за красивые глазки, закидала меня бонусами. Разве не так? Одно личное дело Седова чего стоило? Да и вообще, все как в сказке. А сегодня, похоже, судьба решила отыграться и уравновесить шансы. Почему? Потому, что за все хорошее принято платить. Хотя кто его знает, может, я и неправ.

Судьба начальника штаба Западного Особого военного округа генерала Климовских В. Е. мне хорошо известна – по решению трибунала расстрелян в июле 1941 г. Правда, не один, а с кучей «товарищей». Его брали не одного, а с порученцами и так далее. Кого-то из них подержали, да выпустили, а кого-то и к стеночке приставили. Так что очередной бонус я обрел – не попал в эту команду. Это с одной стороны. А вот с другой, как сказать…