Планета Вода (сборник) Акунин Борис

Пресвятой Боже! Кобра опустила голову! Загипнотизировал он ее, что ли?

– Вы правы, мистер Булль. Я буду об этом думать.

– И еще одно. Вы сказали, что все три девочки умерли ночью, без свидетелей?

– Вы так это говорите, будто их кто-то убил! – ужаснулась укрощенная змеюка. – При туберкулезе критическое кровотечение почти всегда происходит перед рассветом. Утром мы находили их в кроватках уже бездыханными. Срочно приезжал доктор Ласт, констатировал смерть… – (Ого! Всхлипнула!) – Деточек тихонько выносили, чтобы не травмировать остальных… Похорон мы не устраиваем, это очень вредно для психики. Но вид кладбища – дело другое. Доктор Ласт говорит, что его должно быть видно из окон. Жестокая реальность смерти негативна, но сакрализованное напоминание о ней, символизируемое надгробиями, дисциплинирует сознание и мобилизует его ресурсы…

– Очень странная идея. Я поговорю про это с мистером Ластом, – сурово молвил Питер. (Вот он какой – и сам доктор Ласт ему нипочем!) – Когда он у вас бывает?

– По понедельникам.

– Через четыре дня? Хорошо. Пока же я буду время от времени забирать у вас Беллинду – когда позволит мое рабочее расписание. И вы увидите, как хорошо это скажется на самочувствии ребенка.

«Да! Да!».

И Кобра не пикнула!

Прощаясь с Питом, Беллинда шепнула: «А если доктор не разрешит?»

– До понедельника целых четыре дня, – так же тихонько ответил Питер. – За это время много чего п-произойдет. Ну, будь умницей. Не простужайся.

– Сколько вам лет? – спросила она. Вопрос был очень важный.

– Сорок семь. Что, много? – чуть усмехнулся он.

– Лучше бы побольше, – задумчиво ответила Беллинда.

Мужчины как яблоки – с возрастом становятся лучше. Когда мальчишки – ужас, кислятина, невозможно есть. Молодые тоже пакость. Рот вяжет и жесткие, зуб можно сломать. Лет с сорока начинают созревать, а в хороший возраст входят уже в старой старости, после пятидесяти. Самый лучший мужчина – это дедушка. У Беллинды был. Жалко, помер.

Лет через пять, когда она станет взрослой и выздоровеет, Питер как раз состарится. И они станут идеальной парой.

Поразительно, что она еще утром про это подумала, но не по-настоящему, а так, просто помечталось. Мало ли какие мечты приходят человеку в голову.

А озарение пришло только перед вечером, в гроте, когда Беллинда сидела в горячей, пахучей воде и думала про приятное.

Какой Питер уверенный, но при этом, в отличие от других сильных мужчин, нисколько на тебя не давит. Как рядом с ним спокойно и в то же время интересно. Какой он красивый. Как здорово было бы, если б он забирал ее каждый день. А еще лучше, чтобы вообще все время был рядом.

Вот тут-то ее и пронзило. Беллинда чуть не подпрыгнула в бассейне.

Человеку не обязательно быть одному. Она всегда была уверена, что правильная жизнь – это когда ты сама по себе и тебе никто не нужен. Тогда ты свободна, ничего на свете не боишься. А оказывается, можно быть вдвоем, и это еще лучше. Намного лучше!

Вот какое ослепительное озарение снизошло на Беллинду, когда она мокла в минеральном источнике.

Поход в грот у санаторок считался огромным событием. Горячий источник находился с другой стороны от поселка, на склоне горы. Он был целебным, но доктор Ласт нечасто разрешал девочкам принимать минеральные ванны – только если атмосфера, температура и что-то там еще (Беллинда забыла) находились в идеальном балансе. За все время ее жизни на острове такое пока случалось лишь один раз, в самом начале.

В гроте было шикарно: высокий свод и глубины пещеры тонули во мраке, но мраморный бассейн с голубой водой и узорчатые бортики были ярко освещены прожекторами – несказанная красотища. Вода теплая, вся булькает пузырьками. Беллинде понравился даже гнилой запах, от которого другие девчонки морщили носы.

Когда объявили, что после обеда будет купание в источнике, все жутко возбудились. Две несчастные дурехи, у кого температура, закатили рев, но остальным от этого аккомпанемента сделалось только радостней. Даже сущая мелочь – то, что из-за теплой облачной погоды сегодня можно не надевать шляпок – тоже была праздником. Идиотское изобретение – шляпка. Беллинда их терпеть не могла. Одним из главных удовольствий ночной жизни было то, что идешь себе с непокрытой головой, ветер шевелит волосы – свобода!

Пошли за Коброй – конечно, парами, это уж как водится. У каждой корзинка, там полотенце, бутерброд в салфеточке, термос. Еще одна радость от похода в источник – потом бывает пикник. Там, на площадке перед гротом, сквер со скамейками. Можно погулять, перекусить, полюбоваться пейзажем.

В воду залезали по трое, потому что бассейн маленький. Жителей поселка сегодня в грот не пускали, так что стесняться было некого. Соседки Беллинды прыгали, пищали, брызгались, а она сидела у самой стенки тихо – осмысляла только что сделанное великое открытие.

Потом Кобра стала вызывать по одной, каждую собственноручно надраивала полотенцем – так полагалось. Девчонки охали и визжали. Беллинда не смотрела на их бледные и тощие тела, ярко высвеченные электрическими лучами. Фу, на грибы-поганки похожи. И она такая же.

Дошла очередь и до нее. Стиснув зубы, вытерпела довольно-таки болезненную процедуру. Ну и ручищи у немки! Как у землекопа.

А потом появилась возможность побыть в одиночестве – пока купаются следующие.

Скверик был чахловатый, три с половиной кустика да жалкие пальмы в кадках, но зато целых четыре ажурных беседки, красивые скамейки, фонтан. Вечером сюда приходили погулять, поиграть в домино, шашки и другие глупые игры, но сейчас народу было мало. Беллинда заняла самую лучшую скамейку у балюстрады, с классным видом на океан. Развернула бутерброд, но не притронулась к нему, хотя обычно на аппетит не жаловалась.

Попробовала представить: как это – жить на свете не одной, а с кем-нибудь вдвоем. Допустим с Питером Буллем. В смысле, не в одной комнате или даже в одной кровати, как все, а по-настоящему вдвоем. Говорить всё, что думаешь. Заниматься и интересоваться одним и тем же. Из-за одного и того же огорчаться и веселиться.

Представлялось очень даже неплохо, хоть и чудн.

Жаль только через некоторое время подсел какой-то старичок. Беллинда никогда раньше его не видела, а то бы запомнила – на острове стариков было мало.

– Прекрасная юная леди, вы не возражаете…?

Она дернула плечом. И даже слегка отвернулась, чтобы не мешал мечтать.

Но сосед, немного помолчав, снова заговорил:

– Прекрасная юная леди, хотите, я угадаю, о чем или вернее о ком вы думаете с такой нежной улыбкой?

Тут уж игнорировать надоеду стало невозможно. Беллинда относилась к старости с почтением, однако не сдержалась:

– Я не леди и не прекрасная, – огрызнулась она. – И, как вы справедливо заметили, думаю. А вы мне мешаете.

Но седенький, сухонький, очень опрятно одетый дедушка улыбался так беззащитно и ласково, что Беллинда прибавила уже мягче:

– И вы понятия не имеете, о чем я думаю. Вам просто скучно и хочется поговорить.

Смех у старичка (а он засмеялся) был удивительно приятный, мелодичный, а взгляд залучился сиянием, по которому сразу стало ясно, что человек он очень хороший, мухи не обидит.

– Всякая женщина, девушка или девочка, с которой обращаются как с леди, является леди. Это аксиома. Вы знаете, что такое «аксиома»?

– Знаю. Аксиома Евклида. Мы проходили.

Незнакомец снял канотье, вытер чистый, удивительно молодой лоб немужским кружевным платочком. Мягкие белые волосы встали пуховым облаком.

– И вы невыразимо прекрасны, уж можете мне поверить. – Он говорил с иностранным акцентом, не поймешь с каким именно («как Пит», подумала Беллинда) – ласково так, с легким присюсюкиванием. А может, у дедушки не хватало зубов. – Самое прекрасное в вас то, что вы даже не подозреваете, до чего вы хороши.

От таких слов всякий подобреет. Подобрела и Беллинда.

– Ну ладно, о чем я, по-вашему, думаю? – снисходительно спросила она.