Восход драконов Райс Морган

Глава четвертая

Мерк медленно шел по лесной тропе, направляясь через Уайтвуд, размышляя о своей жизни. Его сорок лет были сложным периодом, никогда прежде ему не требовалось время на то, чтобы пробираться через лес, чтобы восхищаться окружающей его красотой. Он посмотрел вниз на белые листья, хрустящие под его ногами, перемежаемые звуком его посоха, которым он стучал по лесной земле. Продолжая идти, он поднял глаза вверх, любуясь красотой эзоповских деревьев с их сверкающими белыми листьями и сияющими красными ветками, отражающимися на солнце. Листья падали, накрывая его словно снег, и впервые в своей жизни он ощущал настоящий покой.

Среднего роста и телосложения, с темными черными волосами, постоянно небритым лицом, широкой челюстью, вытянутыми скулами, огромными черными глазами и черными кругами под ними, Мерк всегда выглядел так, словно не спал много дней. И именно так он всегда себя и чувствовал. Но не сейчас. Сейчас, он, наконец, чувствовал себя отдохнувшим. Здесь, в Ур, в северо-западной части Эскалона, не было снега. Со стороны океана дули умеренные ветры, но днем ветры дули с запада, уверяя их в теплой погоде и позволяя разноцветным листьям цвести. Это также позволило Мерку надеть только плащ, без необходимости укрываться от леденящих ветров, что часто происходило в Эскалоне. Он все еще привыкал к тому, что теперь ему приходится носить плащ вместо брони, держать в руках посох вместо меча, к тому, что он стучит по листьям своим посохом вместо того, чтобы пронзать своих врагов кинжалом. Все это было для него в новинку. Мерк пытался понять, каково это стать новым человеком, которым он всегда хотел быть. Ощущение было спокойным, но неловким. Словно он притворялся кем-то, кем не является.

Мерк не был ни путешественником, ни монахом, ни мирным человеком. В его крови все еще был воин. И не просто воин – он был человеком, который сражался по своим собственным правилам, и который никогда не терпел поражения в битве. Он был человеком, который не боялся перенести свои битвы с рыцарских дорожек на переулки у таверн, которые он часто любил посещать. Мерк представлял собой такой тип, который некоторые люди называют наемником. Убийцей. Нанятым мечом. Для него существовало множество имен, некоторые были даже менее лестные, но Мерку не было дела до ярлыков, его не волновало то, что думают другие люди. Его волновало только то, что он был одним из лучших.

Словно для того, чтобы соответствовать своей роли, Мерк и сам жил под многими именами, меняя их по своей прихоти. Ему не нравилось имя, которое дал ему отец – на самом деле, и отец ему тоже не нравился – и он не собирался идти по жизни с именем, которое кто-то закрепил за ним. Мерк чаще всех менял свое имя, и пока ему это нравилось. Мерка не волновало то, как называли его другие. В жизни его волновали только две вещи: найти идеальное место, чтобы вонзить свой кинжал, и чтобы работодатели платили ему только что отчеканенным золотом – и платили много.

В раннем возрасте Мерк обнаружил, что обладает природным даром, что он превосходит всех остальных в том, что делает. Его братья, так же, как и его отец и все прославленные предки, являлись гордыми и благородными рыцарями, которые носили лучшую броню, владели лучшей сталью, гарцевали на своих лошадях, размахивали своими флагами и одерживали победы на соревнованиях, в то время как дамы бросали цветы к их ногам. Они не могли бы гордиться собой еще больше.

Хотя Мерк ненавидел помпы и всеобщее внимание… Все те рыцари казались неуклюжими в убийстве, чрезвычайно неумелыми, и Мерк не испытывал уважения по отношению к ним. Он также не нуждался в признании, орденах, флагах или в гербах, которых так жаждали рыцари. Это было для людей, лишенных самого важного – умения, которое завладело бы жизнью мужчины быстро, тихо и продуктивно. По его мнению, о другом не следует и говорить.

Когда Мерк был молод, а его друзья – слишком маленькие, чтобы защищаться, когда их дразнили – приходили к нему, который уже был известен своим исключительным обращением с мечом, и он брал свою плату за их защиту. Их задиры больше никогда не издевались над его друзьями, когда Мерк делал свой дополнительный шаг. Слухи о его отваге разлетелись быстро и, поскольку Мерк принимал все большую и большую оплату, его навыки в убийстве процветали.

Мерк мог стать рыцарем, прославленным воином, как и его братья. Но вместо этого он избрал работу в тенях. Его интересовала победа, смертельный исход, и он быстро обнаружил, что рыцари, несмотря на их красивое оружие и громоздкую броню, не могут убивать и на половину так быстро или так эффективно, как он, одинокий человек в кожаной рубашке и острым мечом в руке.

Продолжая идти, тыкая листья своим посохом, Мерк вспомнил одну ночь в таверне вместе со своими братьями, когда конкурирующие рыцари обнажили мечи. Его братья были окружены и, пока все прославленные рыцари церемонились, Мерк не стал колебаться. Он бросился через переулок со своим кинжалом и перерезал их глотки до того, как эти мужчины успели достать своим мечи.

Его братья должны были поблагодарить его за свои жизни, но вместо этого каждый из них отдалился от него. Они боялись Мерка и смотрели на него свысока. Такова была благодарность, которую он получил, и это предательство ранило его больше, чем он смог бы выразить словами. Это углубило разрыв между ними, со всей родовой знатью, со всем рыцарством. В его глазах это было лицемерием, заботой о собственных интересах. Они могли уйти вместе со своей сияющей броней и смотреть на него сверху вниз, но если бы не он и не его меч, они все погибли бы в том переулке.

Мерк продолжал идти, вздыхая, пытаясь избавиться от прошлого. Предаваясь воспоминаниям, он осознал, что на самом деле не понимает источника своего дара. Возможно, потому, что он был очень быстрым и ловким; может быть, потому, что он ловко управлял своими руками и запястьями; возможно, он обладал особенным талантом находить жизненно важные точки людей; может быть, потому, что он никогда не колебался перед тем, как сделать тот дополнительный шаг, сделать тот последний удар, который боялись сделать другие. Может быть, потому, что ему никогда не приходилось наносить удар дважды или, может быть, потому, что он умел импровизировать, мог убить любым оружием, имеющемся в его распоряжении, – птичьим пером, молотом, старым бревном. Он был способнее других, более приспосабливаемым и быстрым на своих ногах, что представляло собой смертельную комбинацию.

Взрослея, все эти гордые рыцари отдалялись от него, даже насмехались над ним за его спиной (но ни один из них не мог посмеяться над Мерком у него на глазах). Но сейчас, когда все они стали старше, когда их силы уменьшились и когда о нем пошла слава, он был единственным, кого вербовали на военную службу короли, в то время как все они оказались забытыми. Потому что его братья никогда не понимали того, что рыцарство не делает королей королями. Королей делает отвратительная, брутальная жестокость, страх, устранение твоих врагов, одного за другим, ужасное убийство, которого никто не желает совершать. И именно к нему они обращались, когда хотели, чтобы была сделала настоящая работа на пути к короне.

С каждым ударом своего посоха, Мерк вспоминал каждую свою жертву. Он убивал самых заклятых врагов Королей – не при помощи яда – за это они выносили приговор мелким убийцам, аптекарям и соблазнительницам. Худшие из них часто хотели убийства с заявлением, и для этого им нужен был он. Нечто ужасное, нечто публичное: кинжал в глазу; тело, оставленное разбросанным на общественной площади, свисающее из окна, чтобы все видели его во время следующего рассвета, чтобы все задавались вопросом о том, кто осмелился противостоять Королю.

Когда старый Король Тарнис сдал свое королевство, открыл ворота для Пандезии, Мерк почувствовал себя выдохшимся, бесцельным впервые в своей жизни. Без Короля, которому он мог бы служить, ему казалось, что он плывет по течению. Нечто, что долго бродило в нем, вышло на поверхность, и по какой-то причине, которую он не понимал, Мерк начал интересоваться жизнью. Всю свою жизнь он был одержим смертью, убийством, возможностью отобрать жизнь. Это стало легким – слишком легким. Но теперь что-то в нем менялось, словно он едва мог ощущать прочную почву под ногами. Он всегда знал, из первых рук, насколько хрупкой является жизнь, как легко ее можно отобрать, но теперь он начал интересоваться тем, как сохранить ее. Жизнь была такой хрупкой, неужели ее сохранение не является более великим вызовом, чем ее лишение?

И, несмотря на то, кем он был, Мерк начал задаваться вопросом – что это за вещь, которую он отбирает у других?

Мерк не знал, что начало весь этот самоанализ, но от этого ему было очень дискомфортно. Что-то вышло на поверхность внутри него, и он устал от убийств – у него выработалось большое отвращение к этому процессу, которое когда-то доставляло ему удовольствие. Ему бы хотелось, чтобы была одна вещь, на которую он мог бы указать как на причину всего этого – возможно, убийство конкретного человека – но ее не было. Это нашло на него без причины. И это беспокоило его больше всего.

В отличие от других наемников, Мерк брался только за те дела, в которые верил. Только позже, когда он стал слишком хорош в том, что делает, когда оплата стала слишком высока, а люди, которые нуждались в нем, слишком важными, именно тогда границы для него стали размытыми, он начал принимать плату за убийство тех людей, которые не обязательно были в чем-то виноваты – возможно, вообще ни в чем не виноваты. И это то, что тревожило его.

У Мерка развилась в равной степени сильная страсть исправлять то, что он натворил, доказать другим, что он может измениться. Он хотел стереть свое прошлое, вернуть все то, что он натворил, покаяться. Мерк принес торжественную клятву самому себе о том, что он больше никогда не станет убивать, никогда не поднимет руку на другого человека, что он проведет остаток своих дней, прося у Господа прощения, посвятив себя помощи другим, став лучшим человеком. И все это привело его на эту лесную тропу, по которой он шел прямо сейчас с каждым стуком своего посоха.

Мерк увидел, что лесная тропа, которая поднималась вверх впереди, начала опускаться, освещенная белыми листьями, и он снова проверил горизонт на наличие Башни Ур. Там все еще не было ее признаков. Он знал, что рано или поздно тропа должна привести его туда, это паломничество призывало его уже на протяжении нескольких месяцев. Еще со времен своего детства Мерк был пленен рассказами о Смотрителях, о тайном ордене рыцарей-монахов, наполовину людей и наполовину кто-то еще, чья работа заключалась в том, чтобы жить в двух башнях – в Башне Ур на северо-западе и в Башне Кос на юго-востоке – и сторожить самую священную реликвию Королевства – Меч Огня. Легенда гласила, что Меч Огня поддерживает жизнь Пламени. Никто не знал наверняка, в какой башне он находится, этот тщательно хранимый секрет был известен только наиболее древним Смотрителям. Если бы его когда-либо перенесли или украли, то Пламя было бы утрачено навсегда – и Эскалон стал бы уязвимым для нападения.

Говорили, что сторожить башни было наивысшим призванием, священной и почетной обязанностью, если Смотрители принимают тебя. Мерк всегда мечтал о Смотрителях, когда был ребенком, он шел спать ночью, спрашивая себя, каково это – вступить в их ряды. Он хотел потеряться в уединении, в служении, в самоанализе, и знал, что лучшего способа, чем стать Смотрителем, нет. Мерк чувствовал, что готов. Он обменял свою броню на кожу, свой меч – на посох, и впервые в жизни он провел полную луну без убийства или причинения вреда живой душе. Ему становилось хорошо.

Когда Мерк пересек небольшой холм, он взглянул вдаль, как делал уже несколько дней, в надежде, что эта вершина может открыть Башню Ур где-то на горизонте. Но он ничего не обнаружил – ничего, кроме леса, который тянулся насколько хватало взгляда. Тем не менее, Мерк знал, что он уже близко – после стольких дней путешествия башня не может быть так далеко.

Мерк продолжил спускаться вниз со склона тропы, лес становился все гуще, пока, у подножия, он не оказался у огромного заваленного дерева, преграждающего тропу. Он остановился и посмотрел на него, восхищаясь его размером, не будучи уверенным в том, как его обойти.

«Я бы сказал, что это достаточно далеко», – прозвучал зловещий голос.

Мерк тут же уловил в этом голосе темное намерение, нечто, в чем он стал экспертом, и ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, что последует дальше. Он услышал хруст листьев вокруг себя, и из леса вышли лица, соответствующие голосу: головорезы, каждый из которых выглядел еще более отчаянным, чем предыдущий. Эти лица принадлежали людям, которым для убийства не нужна причина. Лица обычных воров и убийц, жертвами которых становятся случайные слабые путники, которые отличались бесчувственной жестокостью. В глазах Мерка они были низшими из низших.

Мерк видел, что он окружен и понял, что угодил в ловушку. Он быстро оглянулся вокруг, не позволяя им этого заметить – сработали его старые инстинкты – и насчитал восьмерых. В руке у каждого из них был кинжал, все были облачены в лохмотья. Грязные небритые лица, грязные руки, ногти и отчаянный взгляд показывали, что они не ели уже много дней. И что им было скучно.

Мерк напрягся, когда главный вор приблизился к нему, но не потому, что испугался его – Мерк мог убить его, убить их всех, не моргнув глазом, если бы захотел. Его заставила напрячься возможность быть вовлеченным в насилие против его воли. Он был настроен решительно не нарушить свою клятву, чего бы это ни стоило.

«И что это у нас здесь?» – спросил один из них, подходя ближе, кружа вокруг Мерка.

«Похож на монаха», – сказал другой с насмешкой в голосе. – «Но эти сапоги не соответствуют».

«Может быть, он – монах, который считает себя солдатом», – рассмеялся третий.

Они все расхохотались, и один из них, олух сорока лет с отсутствующим передним зубом, наклонился вперед со своим плохим дыханием и ткнул Мерка в плечо. Прежний Мерк убил бы любого человека, который подошел хотя бы наполовину так близко.

Но новый Мерк решил стать лучшим человеком, подняться над насилием, даже если казалось, что оно само его находит. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, заставляя себя сохранять спокойствие.

«Не прибегать к насилию», - говорил он себе снова и снова.

«Что этот монах делает?» – спросил один из них. – «Молится?»

Они все опять рассмеялись.

«Твой бог не спасет тебя сейчас, парень!» – воскликнул другой.

Мерк открыл глаза и пристально посмотрел на кретина.

«Я не хочу причинять вам вреда», – спокойно произнес он.

Снова раздался смех, громче предыдущего, и Мерк осознал, что оставаться спокойным, не реагировать на насилие было самым сложным из всего, что он когда-либо делал в жизни.

«Тогда нам повезло!» – ответил один из грабителей.

Они вновь рассмеялись, после чего наступила тишина, когда их главарь сделал шаг вперед и ударил Мерка по лицу.

«Но, может быть», – произнес он серьезным голосом, так близко, что Мерк ощутил его плохой запах изо рта. – «Мы хотим причинить тебе вред».

Один из них подошел к Мерку сзади, обернул свою толстую руку вокруг его шеи и начал душить. Мерк жадно хватал ртом воздух, чувствуя, что задыхается. Захват был достаточно тесным для того, чтобы причинить ему боль, но не преградить доступ воздуха. Его мгновенным рефлексом было потянуться назад и убить этого человека. Это было бы просто – он знал идеальную точку в предплечье, которая заставила бы грабителя ослабить хватку. Но Мерк заставил себя этого не делать.

«Позволь им пройти», - сказал он самому себе. – «Дорогая к смирению должна где-то начаться».

Мерк стоял лицом к лицу с главарем.

«Возьмите все, что хотите», – произнес Мерк, хватая ртом воздух. – «Возьмите это и идите своей дорогой».

«А что, если мы возьмем это и останемся прямо здесь?» – ответил главарь.

«Никто не спрашивает тебя, что мы можем, а чего не можем взять, парень», – сказал другой грабитель.

Один из них сделал шаг вперед и обыскал пояс Мерка, шаря жадными руками по его немногочисленным личным вещам, которые остались у него в этом мире. Мерк заставил себя сохранять спокойствие, в то время как руки вора копались во всем, что ему принадлежало. Наконец, они извлекли его видавший виды серебряный кинжал, его любимое оружие, но Мерк по-прежнему, как бы больно это ни было, не реагировал.

«Отпусти это», - сказал он самому себе.

«Что это?» – спросил один грабитель. – «Кинжал?»

Он взглянул на Мерка.

«С чего бы монаху вроде тебя носить кинжал?» – спросил второй.

«Что ты делаешь здесь, парень? Занимаешься резьбой по дереву?» – задал вопрос третий.

Они все рассмеялись, и Мерк стиснул зубы, спрашивая себя, сколько еще он сможет терпеть.

Грабитель, взявший нож, остановился, бросил взгляд на запястье Мерка и отдернул его рукав. Мерк приготовился к худшему, понимая, что они обнаружили это.

«Что это?» – спросил вор, схватив его запястье и подняв его вверх, пристально рассматривая.

«Похоже на лису», – сказал другой.

«Зачем монаху татуировка лисы»? – спросил третий.

Другой вор вышел вперед – высокий худой человек с рыжими волосами – и, схватив запястье Мерка, пристально его разглядывал. Он отпустил руку и взглянул на Мерка настороженными глазами.

«Это не лиса, идиоты», – сказал он своим людям. – «Это волк. Это знак человека Короля – наемника».

Мерк почувствовал, что его лицо вспыхнуло, когда он осознал, что они уставились на его татуировку. Он не хотел быть обнаруженным.

Все грабители хранили молчание, глядя на его запястье, и впервые Мерк заметил колебание на их лицах.

«Это знак убийц», – сказал один из них, после чего посмотрел на него. – «Как ты получил эту отметку, парень?»

«Вероятно, он сам себе ее поставил», – ответил другой. – «Чтобы обеспечить себе безопасную дорогу».

Лидер кивнул своему человеку, который ослабил хватку на горле Мерка, и Мерк с облегчением сделал глубокий вдох. Но затем главарь поднял руку и поднес нож к горлу Мерка, и тот задался вопросом, неужели он умрет здесь, сегодня, в этом месте. Он спрашивал себя, а не является ли это наказанием за все совершенные им убийства. Он спрашивал себя, готов ли умереть.

«Отвечай ему», – зарычал главарь. – «Ты сам поставил это себе, парень? Говорят, что нужно убить сотню людей, чтобы получить эту отметку».

Мерк тяжело дышал, последовала долгая тишина – он не знал, что сказать. Наконец, он вздохнул.

«Тысячу», – произнес Мерк.

Главарь моргнул в ответ, сбитый с толку.

«Что?» – переспросил он.

«Тысячу человек», – объяснил Мерк. – «Именно это дает возможность получить татуировку. И ее поставил мне лично Король Тарнис».

Они все потрясенно уставились на него, и над лесом повисла долгая тишина. Было так тихо, что Мерк мог слышать, как трещат насекомые. Он спрашивал себя, что произойдет дальше.

Один из грабителей разразился истерическим смехом, и другие последовали его примеру. Они громко смеялись, пока Мерк стоял там, очевидно, думая, что это самая забавная вещь из всех, которые они когда-либо слышали.

«Хорошая шутка, парень», – произнес один из них. – «Ты такой же хороший лжец, как и монах».

Главарь прижал кинжал к его горлу, достаточно сильно для того, чтобы потекла кровь.

«Я сказал – отвечай мне», – повторил он. – «Дай мне настоящий ответ. Ты хочешь умереть прямо сейчас, парень?»

Мерк стоял, чувствуя боль, размышляя над вопросом – он на самом деле думал об этом. Хотел ли он умереть? Это был хороший вопрос, и даже более глубокий вопрос, чем вор предполагал. Думая над ответом, действительно думая над ним, Мерк осознал, что часть его хочет умереть. Он устал от жизни, смертельно устал.

Но, обдумав все, Мерк, в конце концов, осознал, что не готов умереть. Не сейчас. Не сегодня. Не тогда, когда он готов начать все с чистого листа. Не тогда, когда он только начал наслаждаться жизнью. Он хотел получить шанс на исправление. Он хотел получить шанс служить в Башне, стать Смотрителем.

«Нет, вообще-то не хочу», – ответил Мерк.

Он, наконец, посмотрел своему противнику прямо в глаза, внутри него росла решимость.

«И поэтому», – продолжал он. – «Я дам вам шанс отпустить меня, прежде чем я убью вас».

Они все посмотрели на него в молчаливом потрясении, прежде чем главарь нахмурился и приступил к действию.

Мерк почувствовал, как лезвие снова полоснуло его по горлу, и что-то внутри него одержало верх. Это была профессиональная часть его, та самая, которую он развивал всю свою жизнь, часть его, которая больше не могла терпеть. Это означало нарушить клятву, но Мерка это больше не волновало.

Прежний Мерк так быстро вернулся назад, словно никуда и не исчезал, и в мгновение ока в нем снова проснулся убийца.

Мерк сконцентрировался и увидел движения всех своих соперников, каждый рывок, каждую точку давления, каждое уязвимое место. Им завладело желание убить их, подобно старому другу, и Мерк позволил ему взять над собой верх.

Одним мгновенным движением Мерк схватил главаря за запястье, вонзил свой палец в точку давления, выкрутил его, пока оно не хрустнуло, после чего выхватил кинжал, когда тот выпал, и одним быстрым махом разрезал мужчине горло от уха до уха.

Главарь грабителей уставился на него потрясенными глазами, прежде чем замертво рухнуть на землю.

Мерк обернулся и встретился лицом к лицу с остальными, которые потрясенно смотрели на него во все глаза, открыв рты.

Теперь пришла очередь Мерка улыбаться, когда он смотрел на них, упиваясь тем, что собирался сделать дальше.

«Иногда, парни», – сказал он. – «Вы просто выбираете не того человека.

Глава пятая

Кира стояла посреди переполненного моста, ощущая на себе взгляды всех присутствующих. Все ожидали ее решения относительно судьбы кабана. Ее щеки вспыхнули, ей не нравилось находиться в центре внимания. Хотя Кира любила своего отца за то, что он ее признавал, и ее переполняла большая гордость, особенно за то, что он возложил это решение на ее плечи.

Тем не менее, в то же самое время она ощущала большую ответственность. Кира знала – что бы она ни решила, это предрешит судьбу ее народа. Как бы она ни ненавидела пандезианцев, девушка не хотела брать на себя ответственность, бросая своих людей в войну, в которой они не могут одержать победу. Тем не менее, Кира также не хотела отступать, поощрять людей Лорда, позорить свой народ, показывать его слабым, особенно после того, как Энвин и другие так храбро противостояли противнику.

Кира осознала, что ее отец поступил мудро – отдав решение в ее руки, он сделал это так, что могло показаться, будто решение за ними, а не за людьми Лорда, и что один этот факт спас репутацию его народа. Кроме того, Кира поняла, что он вложил это решение в ее руки не без причины: должно быть, он знал, что ситуация требует голоса со стороны, чтобы помочь всем сторонам сохранить лицо – и он выбрал ее, потому что она была подходящим для этого человеком, и потому что он знал – ей не пристало совершать опрометчивые поступки, она станет голосом умеренности. Чем больше Кира думала об этом, тем больше понимала, почему отец выбрал ее: не для того, чтобы разжечь войну – для этого он мог выбрать Энвина – но чтобы помочь своим людям избежать ее.

Кира приняла решение.

«Зверь проклят», – пренебрежительно сказала она. – «Он едва не убил моих братьев. Он вышел из Тернового Леса и был убит накануне Зимней Луны, в день, когда охота запрещена. Было ошибкой пронести его через наши ворота, его следовало оставить гнить в дикой природе, которой он принадлежит».

Девушка с насмешкой повернулась к людям Лорда.

«Отнести его своему Лорду Губернатору», – сказала она, улыбнувшись. – «Вы сделаете нам одолжение».

Люди Лорда перевели взгляд с нее на кабана, и выражения их лиц изменились. Теперь они выглядели так, словно откусили что-то гнилое и больше не хотели это есть.

Кира увидела, что Энвин и остальные воины одобрительно и благодарно смотрят на нее – так же, как ее отец и все присутствующие. Она сделала это, она позволила своим людям сохранить лицо, спасла их от войны и в то же самое время ей удалось пустить колкость в Пандезию.

Ее братья бросили кабана на землю, и он приземлился в снег с глухим стуком. Они пристыженно сделали шаг назад, очевидно, испытывая боль в плечах.

Теперь все глаза устремились на людей Лорда, которые стояли, не зная, что делать. Было ясно, что слова Киры прошли глубоко, теперь они смотрели на зверя так, словно это было нечто грязное, извлеченное из недр земли. Было очевидно, что они больше его не хотят. И теперь, когда он принадлежал им, казалось, у них пропала к нему охота.

Их командир после долгого напряженного молчания подал знак рукой своим людям поднять кабана, после чего, нахмурившись, развернулся и ушел прочь, очевидно, раздраженный тем, что ее обхитрили.

Толпа разошлась, напряжение спало, и ему на смену пришло облегчение. Многие люди ее отца приблизились к Кире, одобрительно положив руки ей на плечо.

«Хорошая работа», – сказал Энвин, глядя на девушку с одобрением. – «Когда-нибудь ты станешь хорошим правителем».

Сельские жители вернулись к своим делам, вновь начались шум и суета, напряжение спало. Впереди своих людей находился Командир Дункан. Он всегда был скрытным, когда дело касалось ее, и в этот раз отец не сделал исключения. На его лице было безразличное выражение, но он кивнул дочери – пусть даже слегка, и она поняла, что это кивок одобрения.

Оглянувшись, Кира увидела, что Энвин и Видар сжимают свои копья, и ее сердце бешено забилось.

«Могу ли я присоединиться к вам?» – спросила она Энвина, зная, что они собираются на тренировочный полигон, как и остальные люди ее отца.

Энвин нервно взглянул на ее отца, зная, что тот этого не одобрит.

«Снег усиливается», – наконец, нерешительно ответил он. – «Кроме того, наступает ночь».

«Это не останавливает вас», – парировал Кира.

Энвин улыбнулся в ответ.

«Да, не останавливает», – признал он.

Энвин снова взглянул на отца Киры, и девушка, обернувшись, увидела, что он покачал головой, прежде чем развернуться и вернуться внутрь.

Энвин вздохнул.

«Они готовят пышный пир», – сказал он. – «Тебе лучше пойти внутрь».

Кира и сама уловила аромат, воздух отяжелел от прекрасного жаркого, и она увидела, что ее братья развернулись и направились внутрь вместе с дюжинами сельских жителей. Все спешили подготовиться к празднику.

Но Кира отвернулась и с тоской посмотрела на поля, на тренировочные полигоны.

«Еда может подождать», – сказала она. – «А тренировка – нет. Позволь мне пойти».

Видар улыбнулся и покачал головой.

«Ты уверена в том, что ты – девушка, а не воин?» – спросил он.

«Разве я не могу быть и тем, и другим?» – ответила Кира.

Энвин издал долгий вздох и, наконец, покачал головой.

«Твой отец с меня шкуру спустит», – произнес он.

После чего он, в конце концов, кивнул.

«Ты не примешь отрицательный ответ», – заключил Энвин. – «И в тебе больше храбрости, чем в половине моих людей. Думаю, мы можем сделать это еще раз».

Кира бежала по снежному ландшафту, следуя за Энвином, Видаром и несколькими людьми ее отца. Лео бежал рядом с ней, как обычно. Снегопад усиливался, но ее это не волновало. Она ощущала свободу и радость, как всегда, когда проходила через Ворота Бойца – низкий арочный проем, вырезанный в каменных стенах тренировочного полигона. Кира глубоко дышала, когда небо открылось и она вбежала на место, которое любила больше всего в этом мире, на его покатые зеленые холмы, теперь покрытые снегом, окруженные хаотично построенными каменными стенами, ширина и глубина которых, возможно, достигала четверти мили. Кира чувствовала, что все так, как и должно быть, когда она увидела, что все мужчины тренируются, скачут крест-накрест на своих лошадях, держа в руках копья, целясь в отдаленные мишени и улучшая свои способности. Для нее в этом и заключался смысл жизни.

Этот тренировочный полигон был предназначен для людей ее отца. И женщинам, и мальчикам, которые еще не достигли восемнадцати лет, вход сюда был воспрещен. Также не разрешалось входить сюда тем, кого не приглашали. Брэндон и Брэкстон каждый день нетерпеливо ждали приглашения. Тем не менее, Кира подозревала, что их никогда и не позовут. Ворота Бойца были для почтенных, закаленных в боях воинов, а не для таких хвастунов, как ее братья.

Кира побежала через поля, чувствуя себя более счастливой и живой, чем где-либо в другом месте на земле. Энергия была сильной, на поле находились дюжины лучших воинов ее отца, каждый из которых был облачен в различную броню. Здесь собрались воины со всех регионов Эскалона, все они со временем примкнули к форту ее отца. Здесь были мужчины с юга, из Тебуса и Лептиса; из Мидлендс, главным образом из столицы Андрос, но также с гор Кос; были представители запада из Ура; жители прибрежных районов из Тусиса и их соседи из Эсефуса. Кроме того, здесь присутствовали мужчины, которые жили возле Озера Гнева, и мужчины из таких далей, как водопады на Эверфол. Все были облачены в разноцветную броню, держали в руках разное оружие – разные люди Эскалона, но, тем не менее, представляющие свой собственный оплот. Это было ослепительное количество власти.

Ее отец, бывший чемпион Короля, человек, который вызывал большое уважение, был единственным человеком в эти дни в этом раздробленном королевстве, на которого люди могли рассчитывать. На самом деле, когда старый Король сдал свое королевство без борьбы, именно ее отец побудил людей занять трон и повести борьбу. Со временем лучшие воины бывшего Короля отыскали его, и теперь с силой, которая росла каждый день, Волис достигал величия, которая практически соперничала со столицей. Кира осознавала, что возможно, поэтому люди Лорда чувствовали необходимость усмирить их.

В других местах по всему Эскалону Лорды Губернаторы из Пандезии не позволяли рыцарям собираться, не допускали такой свободы, опасаясь восстания. Но здесь, в Волисе, все было по-другому. Здесь у них не было выбора – им пришлось позволить это, потому что они нуждались по возможности в лучших людях, чтобы удержать Пламя.

Кира обернулась и посмотрела по сторонам, за стены, за белые покатые холмы и вдали, на далеком горизонте, даже через снегопад она увидела, пусть даже едва заметный тусклый свет Пламени. Стена огня защищала восточную границу Эскалона. Пламя, стена огня пятидесяти футов в глубину и несколько сотен в высоту, горело ярко, как всегда, освещая ночь, его очертания виднелись на горизонте. Оно становилось все более слышимым, когда опускалась ночь. Растянувшись пойти на пятьдесят миль в ширину, Пламя было единственной преградой между Эскалоном и народом дикий троллей на востоке.

Даже в таком случае достаточное количество троллей каждый год прорывались к ним, чтобы посеять хаос, и если бы не Смотрители, храбрые люди ее отца, которые поддерживали Пламя, Эскалон стал бы рабской нацией троллей. Тролли, которые боялись воды, могли атаковать Эскалон только на суше, и Пламя было единственным, что держало их на безопасном расстоянии. Смотрители держали вахту в несколько смен, патрулируя по очереди, и Пандезия нуждалась в них. В Пламени разместились так же и другие – призывники, рабы и преступники – но люди ее отца, Смотрители, были единственными настоящими солдатами среди них и единственными, кто знал, как поддерживать Пламя.

В свою очередь Пандезия позволяла Волису и их людям иметь их маленькую свободу, Волис, эти тренировочные полигоны, настоящее оружие – небольшой вкус свободы, который по-прежнему помогал им чувствовать себя свободными воинами, даже если это была всего лишь иллюзия. Они не были свободными людьми, и каждый из них это знал. Они жили в неловком балансе между свободой и рабством, которого никто не мог переварить.

Но здесь, за Воротами Бойца, по крайней мере, эти люди были свободны, как когда-то прежде, воины, которые могли соревноваться, тренироваться и оттачивать свое мастерство. Они представляли лучшее, что было в Эскалоне, являлись лучшими воинами, чем те, кого Пандезия могла предложить, все они были ветеранами Пламени и все служили по сменам, в пути, равном целому дню. Кира ничего не хотела больше, чем присоединиться к их рядам, чем разместиться в Пламени, сражаться с настоящими троллями, когда они проходили, и защищать свое королевство от вторжения.

Конечно, Кира знала, что ей никогда этого не позволят. Она была слишком юной, чтобы ее избрали для этой роли – к тому же, она была девушкой. В их рядах не было других девушек, но даже если бы и были, ее отец никогда не допустил бы этого. Его люди тоже смотрели на нее как на ребенка, когда она начала навещать их несколько лет назад, были рады ее присутствию в качестве зрителя. Но после того как мужчины ушли, она осталась позади одна, ежедневно тренируясь на пустых полях, используя их оружие и мишени. Сначала они были удивлены, когда, прибыв на место на следующий день, обнаруживали отметки от стрел в своих мишенях – и еще более удивлены темя, что они находились в центре. Но со временем они к этому привыкли.

Кира начала зарабатывать их уважение, особенно в тех редких случаях, когда ей позволяли присоединяться к ним. К сегодняшнему дню, два года спустя, все они знали, что она может угодить в мишени, которые многим из них не под силу, и их терпимость по отношению к ней превратилась в нечто еще – в уважение. Разумеется, она не сражалась в битвах, как эти мужчины, никогда не убивала человека, никогда не стояла на страже в Пламени и никогда не встречала тролля в бою. Она не могла размахивать мечом или сражаться топором или алебардой, как эти мужчины. У Киры не было их физической силы, о чем она очень жалела.

Тем не менее, Кира узнала, что она обладает природным даром владения двумя видами оружия, каждое из которых делало ее, несмотря на ее размер и пол, грозным соперником: ее лук и ее жезл. Первым она пользовалась очень естественно, в то время как на второе она наткнулась случайно несколько лун назад, когда не смогла поднять двуручной меч. Тогда мужчины смеялись над ее неспособностью взять в руки меч и, в качестве издевки, один из них насмешливо бросил ей жезл.

«Посмотрим, сможешь ли ты поднять этот жезл вместо меча!» – крикнул он, и остальные рассмеялись. Кира никогда не забудет стыд, который испытала в тот момент.

Сначала люди ее отца показали ей жезл в качестве шутки. В конце концов, они просто использовали его в качестве тренировочного оружия – эти храбрые мужчины, которые носили двуручные мечи, топоры и алебарды, которые могли разрубить дерево одним ударом. Они смотрели на ее деревянную палку как на игрушку, и это приносило ей еще меньшее уважение, чем она уже получала.

Но Кира превратила шутку в неожиданное оружие мести, оружие, которого другие боялись. Оружие, против которого не могли бороться даже многие люди ее отца. Кира удивилась тому, насколько он легкий, а еще большее удивление у нее вызвало то, что она может обращаться с ним достаточно хорошо и естественно – так быстро, что она могла нанести удар тогда, когда солдаты только поднимали свои мечи. Несколько мужчин, с которыми она сражалась, уходили после этого в синяках, и удар за ударом она завоевала к себе уважение.

Благодаря бесконечным ночам самостоятельных тренировок, самообучения, Кира освоила движения, которые поражали мужчин, движения, которые ни один из них не мог в полной мере понять. У них проснулся интерес к ее жезлу, и она обучила их. По мнению Киры, ее лук и ее жезл дополняли друг друга, каждый из них был ей в равной степени необходим: лук был нужен ей для боев с дальних расстояний, а жезл – для ближнего боя.

Кроме того, Кира обнаружила, что она обладает врожденным даром, которого не хватало мужчинам – она была ловкой. Кира была подобна блесне в море медленно передвигающихся акул. И пусть эти стареющие мужчины обладали большой силой, зато Кира могла танцевать вокруг них, могла прыгнуть в воздух, могла даже перепрыгнуть через них и приземлиться в идеальный сверток – или на ноги. А когда ее ловкость объединилась с техникой владения жезла, это стало смертельной комбинацией.

«Что она здесь делает?» – раздался сердитый голос.

Кира, которая стояла на тренировочном полигоне рядом с Энвином и Видаром, услышала приближение лошадей и, обернувшись, увидела, что к ним скачет Мальтрен в окружении нескольких своих товарищей солдат. Он все еще тяжело дышал, поскольку держал меч после тренировки. Он бросил на нее презрительный взгляд, и внутри у Киры все сжалось. Из всех людей ее отца Мальтрен был единственный, кому она не нравилась. Он ненавидел ее по какой-то причине с того самого дня, когда впервые увидел девушку.

Мальтрен сидел верхом на своем коне и кипел от гнева: обладая плоским носом и уродливым лицом, этот человек предпочитал ненавидеть и, казалось, он нашел мишень в Кире. Он всегда противился ее присутствию здесь, вероятно, из-за того, что она была девушкой.

«Тебе следовало бы вернуться в форт своего отца, девчонка», – сказал он. – «И готовиться к пиру вместе с другими юными, невежественными девицами».

Лео, который находился рядом с Кирой, зарычал на Мальтрена, и девушка положила успокаивающую руку на его голову, сдерживая волка.

«А почему этому волку позволено заходить на полигон?» – добавил Мальтрен.

Энвин и Видар смерили Мальтрена холодным тяжелым взглядом, вставая на сторону Киры. А сама девушка не сдавала позиции и улыбалась в ответ, зная, что она находится под их защитой и что он не сможет заставить ее уйти.

«Возможно, тебе следует вернуться назад на тренировочный полигон», – парировала она с насмешкой в голосе. – «И не докучать себе делами юных, невежественных девиц».

Мальтрен покраснел, не в силах ответить. Он развернулся, собираясь умчаться прочь, но не мог этого сделать без одной последней колкости в ее сторону.

«Сегодня мы тренируемся с копьями», – сказал он. – «Тебе лучше оставаться в стороне от настоящих мужчин, бросающих настоящее оружие».

Он развернулся и ускакал прочь вместе с другими и, пока Кира наблюдала за тем, как он удаляется, ее радость от нахождения здесь была омрачена его присутствием.

Энвин подарил ей утешающий взгляд и положил руку на ее плечо.

«Первый урок воина», – сказал он. – «Заключается в том, чтобы научиться жить с теми, кто тебя ненавидит. Нравится тебе это или нет, но ты окажешься в сражении бок о бок с ними, твоя жизнь будет зависеть от них. Часто твои враги явятся не снаружи, а изнутри».

«А те, кто не умеют сражаться, работают своими языками», – прозвучал голос.

Обернувшись, Кира увидела, что к ним, широко улыбаясь, приближается Артфаэль, который быстро встал на ее сторону, как поступал всегда. Так же, как Энвин и Видар, Артфаэль был высоким свирепым воином с лысой головой и длинной, жесткой черной бородой, который питал к ней слабость. Он был одним из тех, кто лучше всех владел мечом, и он всегда вставал на ее сторону. Кира чувствовала себя комфортно в его присутствии.

«Это всего лишь разговоры», – добавил Артфаэль. – «Если бы Мальтрен был лучшим воином, он больше беспокоился бы о себе, чем о других».

Энвин, Видар и Артфаэль оседлали своих лошадей и ускакали прочь вместе с другими воинами, а Кира стояла и наблюдала за тем, как они исчезают, задумавшись. Она спрашивала себя, почему одни люди ненавидят других. Девушка не знала, поймет ли она это когда-нибудь.

В то время как они скакали через полигон в широких кругах, Кира с благоговением рассматривала отличных боевых коней, с нетерпением ожидая того дня, когда она сможет получить своего собственного. Девушка наблюдала за тем, как мужчины скачут вокруг полигона вдоль каменных стен, их лошади иногда поскальзывались на снегу. Мужчины схватили копья, которые протянули им энергичные оруженосцы и, после того, как они сделали круг, они бросили их в дальние мишени – щиты, свисающие с веток. Когда они попадали в цель, раздавался отличительный звон металла.

Кира видела, что это было сложнее, чем могло показаться – бросать оружие, пока ты сидишь верхом на коне, и несколько воинов не попали в мишень, особенно те, кто целился в щиты поменьше. Из тех, кто не промахнулся, лишь немногие угодили в центр – кроме Энвина, Видара, Артфаэля и нескольких других. Она заметила, что Мальтрен промахнулся несколько раз, бормоча проклятия себе под нос и глядя на нее, словно она была виновата в его неудаче.

Кира, желая сохранить тепло, вынула свой жезл и начала вращать и крутить его в своих руках, над своей головой, снова и снова, вертя им так, словно он был живым. Она наносила удары воображаемым врагам, отражала невидимые удары, крутила жезл в руках, над своей шеей, вокруг запястья. Жезл был словно третья рука для нее, его древесина была изношена после многих лет владения им.

В то время как мужчины кружили по полю, Кира побежала на свое собственное небольшое поле, маленький участок тренировочного полигона, от которого отказались мужчины, но который она облюбовала для себя. Небольшие части брони свисали с веревок в чаще деревьев, растянутые на всевозможные высоты, и Кира побежала через них, представляя, что каждая мишень была соперником, ударяя по каждой из них своим жезлом. Воздух был наполнен лязгом металла, пока она бежала через чащу, ударяя, размахивая и наклоняясь, когда они замахивались на нее в ответ. В своем воображении она атаковала и славно защищалась, завоевывая армию воображаемых врагов.

«Уже убила кого-нибудь?» – послышался насмешливый голос.