Могила повелителя Ночкин Виктор

Элине этот человек не понравился, а Ленлин не задумывался, он уже был во власти собственного дарования, теперь блондин не думал ни о чем и не замечал никого вокруг – он пел.

Когда брат Астус наконец отправился в Дом Света, Бремек вздохнул с облегчением: теперь можно валяться в постели, как и подобает избитому до полусмерти. Можно глядеть в потолок, позабыв на время об интригах в Доме Света, о соперничестве, тайных замыслах и расследовании убийств.

Но деятельная натура не давала успокоиться. К тому же охотнику было скучно. Он отоспался, кажется, на десять лет вперед и маялся от безделья и от тяжких предчувствий. Начинало казаться, что, пока он валяется здесь, в тихом раамперльском представительстве, Круг валится в пропасть.

Да и сны большей частью были сумбурные, недобрые, иногда переходящие в кошмар, – будто он, Бремек, снова летит с коня на дорогу, а над ним возносится здоровенный башмак с наполовину оторванной подошвой, тяжелый, грязный – висит, колеблется. Тот Бремек, что во сне, еще не калека, он понимает, что сейчас башмак ударит, что нужно встать, сопротивляться, но, как это обычно бывает в кошмарах, непонятная слабость охватывает тело, сковывает по рукам и ногам, держит, не дает ни увернуться, ни поднять руку для защиты… Во сне Бремеку было страшно.

Тогда башмак медленно опускался, метя в лицо Бремеку, за ногой проступала бородатая харя, но разглядеть ее спящему не удавалось, он жмурился, ожидая удара, корчился, схваченный невидимыми оковами, прижатый к грязной земле, снова страдающий от боли – хотя там, во сне, побои еще только готовились… и вот Бремек просыпался от того, что пытался сорвать повязки, а от этого ушибы и ссадины начинали болеть с новой силой.

Ловчий тряхнул головой, чтобы прогнать остатки кошмара, и с трудом сел в кровати. Рядом, уткнувшись головой в сложенные на столе руки, сидя дремал оруженосец. На соседней кровати белым призраком покоился Олвис, по-прежнему безучастный ко всему. Бремек повернул голову и поглядел в серое окошко. Сумерки, скоро рассвет. Где-то внизу слышны голоса. Несмотря на ранний час, разговаривают громко. Кто бы это мог быть в такую рань? Кровать под Бремеком пронзительно скрипнула, оруженосец встрепенулся и стал тереть кулаками заспанные глаза.

– Сходи вниз, – велел ловчий, – узнай, что стряслось. Слышишь, спорят.

– Да что здесь может стрястись, добрый Бремек? Тишь да гладь… разве у местных какие-то свои дела, пока добрый Астус в отъезде… – забормотал воин, но послушно поплелся узнавать причину шума.

Охотник встал, доковылял до двери и встал в проеме, держась обеими руками за косяк. Некий мужчина твердил, что должен сообщить брату Астусу важные сведения. Ни с кем другим он не собирался разговаривать, требовал Астуса и очень огорчился, когда выяснилось, что глава представительства в отлучке.

Бремек догадался, что это – один из осведомителей, он хочет, чтобы ему заплатили, поэтому отказывается говорить с другими.

– Жаль, – пробубнил незнакомец, – а я-то спешил, думал пересказать брату Астусу новости с юга.

С юга? Бремек заинтересовался. С трудом переставляя ноги и держась за стены, ловчий двинулся к лестнице. Он боялся, что не сможет крикнуть достаточно громко отсюда, из комнаты. Добрел до лестницы, упал грудью на перила, склонился над проемом и позвал оруженосца.

– Веди этого человека сюда!

Перед Бремеком предстал тощий сутуловатый мужчина. Незнакомец с недоверием оглядел избитого охотника. Оруженосец внушительным голосом объявил:

– Добрый брат Бремек из Дома Света, со специальным поручением капитула Ордена.

Пришелец неохотно поклонился, обратив на миг к Бремеку плешь посередине густой черной шевелюры.

– Я отправил доброго Астуса в Дом Света с важным поручением, – пояснил ловчий, – а новости вы можете изложить мне.

Чернявый поморщился, и Бремек добавил:

– Глава представительства объяснил, что добрые люди этого края помогают нашему светлому братству, и я готов отблагодарить… идемте в комнату, поговорим спокойно, без лишних ушей.

Оруженосец помог Бремеку доковылять до кровати, переставил стул для гостя поближе и вышел. Чернявый покосился на неподвижного Олвиса.

– Он в беспамятстве. У нас вышли некоторые… м-м-м… приключения. – Бремек провел рукой вдоль тела, указывая бинты. – Я заплачу, не беспокойтесь. Итак?

– Дело вот какое, – решился сутулый купец. – На юге, у границы с землей Алхоя объявились люди. Утверждают, что Прекрасный Принц убит.

Бремек едва не подпрыгнул.

– Убит?

Его волнение пришелец истолковал как признак недоверия и поспешно продолжил:

– Сомнительно, конечно. Да и люди-то какие – блондинчик, бродяга и рифмоплет, да девка при нем. Ненадежные, одним словом, люди. Я бы не стал почтенного Астуса беспокоить, но бродяга в своих песнях распространяет новую ересь – будто бы с гибелью Лордов Тьмы падет Завеса. Прежде я такого не слыхал, вот и решил, что доброму Астусу…

– Да, правильно, верно, – кивнул Бремек.

Охотник выгреб из карманов несколько монет и протянул осведомителю. Должно быть, тот рассчитывал на меньшее, поскольку, приняв деньги, ухмыльнулся и зачастил:

– Да пребудет Свет с вами, добрый господин! Славно, что доброе братство неизменно печется о благе… и…

– Пребудет Свет, пребудет… Где эти люди? Как их найти?

– Сейчас они, должно быть, на постоялом дворе. – Чернявый назвал деревню, ту самую, неподалеку от которой нашел конец могучий Хагней. – Но не тревожьтесь, они сегодня же будут здесь.

– Здесь?

– Здесь, в Раамперле. Они идут сюда плести свои побасенки о гибели Алхоя. Если не станут задерживаться в пути, еще до вечера доберутся.

Бремек понял, что заплатил слишком много – завтра о бродягах станет судачить весь город. Чернявый спешил, чтобы опередить бродяг, к вечеру его новости и ломаного шульда стоить не будут. Но, делать нечего! Зато он, Бремек, успеет обдумать все как следует и приготовиться.

– Значит, они утверждают, что убили Алхоя?

– Не они, добрый господин, а их дружок. Якобы тот самый, что разделался с волком. Я-то был в отъезде, но слыхал о раамперльском оборотне… Что с вами, мой господин? Вам плохо?

Бремек уже не слышал, он судорожно соображал: да, все сходится. Он, тот самый юнец. Собиратель. Очень сильный собиратель, такого прежде не бывало! Итак, он уже начал свой поход, и Прекрасному Принцу пришел конец. А что за блондинчик? И девица при нем? Неважно, неважно, если рассказ чернявого правдив, это означает вот что: Круг и Орден на пороге катастрофы.

Бремек уже не мог не то что заснуть – даже спокойно усидеть. Припадая на покалеченную ногу, ловчий мерял шагами комнатенку, натыкался на стул, шипел от боли – и снова ковылял взад и вперед… поглядывал на бесчувственного Олвиса, тихо злился. Вот уж кому нет забот! Лежит себе, как колода… а ведь его свидетельство могло бы оказаться важным. Охотник встал над Олвисом и несколько минут вглядывался в бледное лицо раненого. Пришла странная мысль: а что, если Олвис притворяется? Что, если прикидывается беспамятным, а сам исподтишка глядит и слушает, чтобы… чтобы?..

Но следопыт оставался неподвижен, и только одеяло на груди едва заметно приподнималось. Бремек одернул себя – нельзя отдаваться во власть глупых подозрений. Дело! Нужно делать дело!

Что же, раз на Олвиса рассчитывать нельзя, придется заполучить новых свидетелей – блондина с девчонкой. Нужно поднять тревогу, сообщить капитулу в Дом Света! И свидетели необходимы! Охотник кликнул оруженосца – тот дожидался в коридоре. Должно быть, не хотел лишний раз показываться на глаза начальнику, пока тот не в себе.

Бремек велел подать свою одежду, оружие, разыскать какие-нибудь носилки, на которых он, с искалеченной ногой, сможет передвигаться. Еще потребовал вызвать брата Дорчика, который в отсутствие Астуса оставался старшим в раамперльском представительстве. Оруженосец с трудом убедил погодить с Дорчиком, тот еще досыпает.

– Тоже верно… – согласился Бремек.

Конечно, всем хоть бы хны, все спят, когда над Кругом нависла беда… И оруженосцу тоже хотелось спать. Объясняя, что до рассвета никто не станет заниматься делами, парень отчаянно зевал. Бремек махнул рукой и отпустил беднягу.

Наконец рассвело, ловчий, морщась от боли, с трудом натянул поверх бинтов рубаху, куртку и спустился вниз. Дорчику рыцарь заявил, что берет на себя руководство здешними членами братства. Унылый рыцарь возразил: он не имеет распоряжений насчет того, чтобы подчиняться брату Бремеку. Это обескуражило охотника. Прежде, когда ездили по округе, разыскивая волчьи следы, Дорчик казался недалеким и покладистым. А сделавшись начальником, вмиг переменился.

Пришлось объяснить подробности – насчет того, что победитель волка на самом деле убийца и собиратель зла. По лицу собеседника Бремек видел, что тот сомневается, в себе ли добрый брат. Но у раамперльского рыцаря хватило сообразительности понять: если в словах Бремека имеется хоть толика правды, а Дорчик не окажет содействия – именно на него свалят всю вину.

– Хорошо, добрый брат, – согласился рыцарь, – говорите, что требуется сделать?

– В город идет бродячий рифмоплет, блондин. С ним, вероятно, девица. Сейчас они южней города, у границы владений Прекрасного Принца. Певец – еретик, но важно другое, они хорошо знакомы с собирателем. Их нужно схватить, но по возможности тихо. Шума допустить нельзя. И нельзя допустить, чтобы блондин спокойно вошел в город и сеял свои еретические мысли.

– Так, может, его тихонько того… – начал было оруженосец Бремека.

Ловчий погрозил парню кулаком. Конечно, Бремек поднялся в орденской иерархии не в последнюю очередь потому, что не гнушался действовать решительно, когда требовалось «тихонько того». Но сейчас блондин был нужен живым. Он хорошо знает собирателя – очень важный свидетель. Кто доставит его в Дом Света, окажет Ордену великую услугу.

– Нет, – медленно произнес Бремек, тщательно подбирая слова. – Ты что? Мы же слуги Света, а не разбойники! Брать певца надо тихо, значит, не в Раамперле, а по дороге. Добрый брат Дорчик, отберите с полдюжины братьев понадежней. Таких, кому можно доверять. Вместе с моими людьми будет довольно, чтобы сделать все как надо. И носилки мне. В носилках, кстати, и в Раамперль певца принесем. Посадим в мешок и спрячем, никто не заметит.

– Хорошо, – кивнул Дорчик. – Но, добрый брат, ответственность вы берете на себя. Нас здесь не слишком любят… как вы убедились на собственной шкуре. Если народ увидит, что мы хватаем невинных на улице…

– На дороге! – перебил Бремек. – Именно на дороге, не на улице. И так, чтобы никто не увидел!

– Тогда я иду нанять носилки, а Кервину велю отправляться по тракту, высматривать певца с девкой.

– Зачем это? Кервин слишком молод, чтобы…

– Зато глаз у него острый и нога легкая, – отрезал Дорчик, сердито шмыгая красным носом. – А знать он ничего и не будет, пусть стережет наших… гм, гостей. Скажем ему, что эти двое – важные свидетели, этого довольно.

Дорчик еще раз показал норов. Вытребовал, чтобы ловчий при свидетелях повторил, что ответственность в случае чего полностью ложится на него, Бремека. Добившись этого заявления, повернул все по-своему.

Бремеку ничего не оставалось, как проглотить досаду и согласиться. Он не считал возможным спорить, ибо без содействия красноносого рыцаря мог не справиться с делом. Проклятое увечье!

Отряд воинов Ордена неторопливо следовал к Айхерну. Братья продвигались медленно, часто высылая разъезды и выбирая дороги, проходящие между полей и голых равнин. Известно, что Капитан Ройнгард мастер устраивать засады.

Магистр Воттвульк, которого добрейший послал к осажденному городу, был человек спокойный и осмотрительный. Притом он был подвержен внезапным приступам гнева, сам знал об этой своей особенности и старательно сдерживал вспыльчивый нрав. Именно потому, что Воттвульк помнил, что способен взорваться и натворить глупостей – именно потому и не было в Ордене воина более осторожного и хладнокровного, чем он.

Магистр не собирался рисковать вверенными ему двумя сотнями латников, предпочитая действовать осторожно. Обвинения в трусости магистра не страшили, такие упреки орденские братья получали постоянно, дело привычное.

Добрый Воттвульк вел колонну короткими переходами, засветло останавливал и велел разводить лагерные костры. Молодые братья рвались в бой, Воттвульк объяснял: Капитан никуда не денется. Не в его обычае бросать незаконченным дело, к которому наверняка готовился несколько лет.

К исходу второго дня пути на дорогах не осталось путников, идущих в том же направлении, что и войско братства. Теперь воины в белом видели на тракте только встречных, люди бежали от нашествия, купцы вывозили товары. Еще сутками позже дороги вовсе опустели, а на четвертый день на горизонте показались дымы. Где-то на северо-западе горело большое пламя, да не в одном месте, в нескольких. Опытные братья объясняли молодежи, что до Айхерна далеко, а пожары означают, что Ройнгард рассылает отряды фуражиров. Война – такое дело, нет-нет да и загорится что-нибудь. Дым вовсе не означает, что округу жгут нарочно.

Белые воины свернули к ближайшему замку. Поместье было укреплено и готово к обороне, а крестьяне укрылись за стенами. Сервы под охраной вооруженной челяди свозили в замок сено – там, внутри, скотина, которую согнали со всей округи, нуждается в фураже.

Хозяин не слишком обрадовался, увидев людей Ордена. Он участвовал в побоище под стенами Айхерна и был уверен, что Лорда не одолеть. Зато братьев нужно было кормить, а их кони нуждались в фураже. Поскольку время военное – союзников следует снабжать необходимыми припасами.

Разумеется, Воттвульк и не рассчитывал справиться с Железной Рукой собственными силами, магистр хотел собрать под свои знамена окрестных сеньоров и согласовать действия с осажденными. Совместными усилиями он рассчитывал если не разбить войско Ройнгарда, то хотя бы вынудить снять осаду. Едва заслышав об этом, владелец усадьбы тут же заявил, что фураж и прочие припасы орденским даст, а сам с ними не пойдет. Взбучка, которую Железная Рука устроил местным господам, нагнала на них страху.

Орденские воины переночевали поблизости от усадьбы. Потом прошли по заброшенной пустынной деревне. С десяток псов, которых хозяева бросили на произвол судьбы, сперва облаяли колонну, потом долго бежали следом и, повизгивая, вертелись едва ли не под самыми копытами лошадей, заглядывая снизу в глаза братьев – будто просили взять с собой. У соседней усадьбы история повторилась. Здесь хозяина не было, он погиб под Айхерном. Вдова встретила Воттвулька сердито и даже потребовала денег за провиант и фураж – дескать, она теперь без мужа, ей грозит нищета, и каждый шульд на счету. Магистр оглядел добротные стены усадьбы, богатое платье скорбной вдовушки… пожал плечами и повел колонну к Айхерну.

На закате братья остановились на ночлег у брошенного хутора. Вернулись разъезды и доложили: они обнаружены. Всадники в коричневом не стали приближаться, но наверняка увидели приметные белые плащи. Стало быть, Ройнгард знает о прибытии воинов Ордена.

Наутро магистр велел сниматься с лагеря и двинулся северней, обходя город по длинной дуге. Повсюду встречалось одно и то же – мелкие усадьбы были брошены, а те, что имели укрепления, приготовились к обороне. Встретились братьям и пожарища. Иногда среди развалин попадались мертвецы. Воттвульк велел предать их земле. Для живых он не мог сделать ничего, оставалось разве что позаботиться о павших.

Маневрируя и часто переходя с одного тракта на другой, войско Ордена медленно приближалось к Айхерну. Однако обмануть Капитана не удалось – в конце концов Воттвульку встретился отряд в коричневых плащах. Вражеских всадников насчитывалось едва ли восемь десятков, но среди них был Железная Рука, и воины в белом отступили, не приняв боя. Воттвульк кружил около Айхерна, не решаясь приблизиться. Ройнгард во главе небольшого отряда время от времени оказывался поблизости, но магистр всегда предпочитал отступление. Пробиться к городу он не мог, да и не видел смысла – что с того, если в городе (где и так находится ополчение – несколько тысяч вооруженных мужчин) гарнизон увеличится на две сотни человек?

Осада не была плотной, проникнуть в Айхерн и выйти из него было вполне возможно. Несколько горожан как-то явились в орденский стан – благодарили Орден, который не бросил их в беде. Воттвульк заверил, что останется у Айхерна, покуда осада не закончится. Дескать, он отвлекает часть сил Капитана, но ничем иным помочь пока не может – сеньоры края не хотят вставать под знамя Ордена, а у магистра собственных людей недостаточно. Но добрые братья не покинут город, останутся до конца осады… Чем именно завершится осада – магистр не стал уточнять.

Послы вздыхали и не требовали большего. Они помнили, как закончилась битва у южных ворот, испытывали благодарность и чувство вины перед памятью воинов из айхернского представительства Ордена, которые сгинули, но спасли сотни жизней… Горожане не надеялись, что вновь прибывшие братья сумеют противостоять Лорду Тьмы более успешно.

После того как брат Дорчик уточнил условия сотрудничества и настоял на собственных прерогативах, он показал себя расторопным и внимательным организатором, чем снова удивил Бремека. Только теперь ловчий задумался, какие же мотивы движут добрым братом? Из подслушанных разговоров охотник понял, что Астус в самом деле рассчитывает получить пост в Доме Света, а носатый Дорчик станет начальником здесь, в Раамперле. Вот он и показывает всем, что не уступит полномочий никому – даже посланнику капитула.

Пока Бремек размышлял, дело двигалось: юного Кервина отправили на дорогу, снабдив приметами Ленлина со спутницей; шестеро опытных братьев вооружились и приготовили веревки, кляпы, мешки и прочее; не забыли и о Бремеке, для него наняли не носилки, а легкую повозку, крытую, с сиденьями. Ловчий наблюдал за приготовлениями – придраться не к чему, Дорчик в самом деле предусмотрел все.

Около двух часов пополудни прискакал Кервин: парочка странников, в точности соответствующая описанию, показалась на дороге.

– Именно, как было сказано: блондин в дурацком камзоле с ленточками, – доложил юный воин, – и девушка с ним…

Кервин замялся, потом закончил:

– Очень хорошая девушка… Только схватить их не выйдет.

– Почему же? – поинтересовался Дорчик. – Что не так?

– Блондин играет на лютне и поет. Они идут с караваном, купцы им позволили в телегу сесть. Да и к тому же…

– Ладно, – махнул рукой Дорчик, – на месте решим.

Бремеку помогли взобраться в телегу, на козлы сел оруженосец, другой ехал верхом с людьми Дорчика.

Кервин несколько раз пытался объяснить, что у братьев ничего не выйдет, паренька не слушали. Конвой снарядился и двинулся по тесным улицам к южному тракту. Ехали неспешно, чтобы не привлекать внимания раамперльцев.

За городом Дорчик оглядывал придорожные кусты и на всякий случай подыскивал место для засады. Путников на дороге было довольно много, однако вполне возможно подгадать удачный момент, чтобы управиться с делом без свидетелей.

Через час он поинтересовался у Кервина:

– Ну, где твои бродяги?

– Должно быть, скоро встретим, добрый брат, – буркнул юноша. Он обиделся, когда к его словам отнеслись без внимания. – Не пропустите, издалека будет видно. И слышно.

В голосе Кервина Бремеку почудилось злорадство… И в самом деле, слышно оказалось издалека – Ленлин пел. Он сидел в телеге поверх поклажи, горланил куплеты и играл на лютне, не попадая в лад, когда повозка тряслась на ухабах. Элина устроилась позади, спиной к певцу и страдальчески морщилась, девушке не нравилась песня – но только ей одной. Девушка глядела на лошадку Корди, которая бежала следом и часто шевелила ушами, Элине казалось, что животное разделяет ее неприязнь к пению.

За повозкой шагала толпа, катили возы и ехали всадники – целая процессия пристроилась, чтобы послушать пение Ленлина. Здесь, на тракте, верили в гибель Алхоя, в приход героя, в счастливое будущее. В дороге куда легче поверить во всякую блажь. Дорога – это не «здесь» и не «там», дорога – это «между». По прибытии на место можно с чистой совестью позабыть все, чему легко верилось в пути. А в дороге – люди верили! Элина мяла в руках злополучный красный халат, ей уже надоело демонстрировать трофеи, но путники, вновь присоединившиеся к шествию, едва слышали, что можнопоглядеть на одеяние Прекрасного Принца, в котором злодей принял смерть, – тут же проталкивались поближе и просили показать красный халат. Так что девушка перестала прятать одежку – все равно сейчас появится очередной желающий поглядеть.

Дорчик окинул взглядом длинную процессию, подъехал к карете Бремека и, склонившись к оконцу, прохрипел:

– А ведь и впрямь ничего не выйдет… придется ехать следом, глядеть издали. Наверное, в городе представится случай. Скажем, ночью.

– После того как их увидит весь Раамперль? – скептически осведомился Бремек. – Если они исчезнут, многим покажется подозрительным. Люди удивятся.

– Поудивляются и забудут, – отрезал Дорчик, шмыгая носом. – Еще лучше, все решат, что это были шаромыжники, обманщики. Наплели невесть чего, да и скрылись.

Ловчий не ответил, откинулся на спинку сиденья и вздохнул.

– Ну, так что? – окликнул снаружи Дорчик.

– Вы посулили, что возьмете их на дороге! На дороге, без свидетелей! Я снимаю с себя ответственность, – буркнул охотник. – Но если у вас выйдет, можете не сомневаться, Дом Света оценит вашу расторопность.

Воины Ордена пристроились к шествию, а Кервин, которому понравилась Элина, поехал по обочине рядом с телегой. Ленлин принялся в очередной раз рассказывать о подвигах Корди, перемежая куплеты с обычным пересказом – в тех местах, где еще не успел срифмовать как следует. Он пел, Элина показывала красный халат с сапогами… так и въехали в пригороды. Слух о гибели Лорда Алхоя здесь быстро разошелся. Охочие до сплетен жители окраин мигом разнесли весть, многократно преувеличив – как это обычно и бывает в подобных случаях.

Радостную новость передавали из уст в уста, кто верил, кто нет… а вот Ойрик сразу решил: правда. Он уже второй день ожидал каравана из Красного Замка, даже на окраину выходил поглядеть – не покажутся ли красные кафтаны? Но люди Прекрасного Принца не появлялись… хотя обычно бывали на редкость пунктуальны. Теперь стала очевидна причина. Ойрик дернул за рукав Пегого и указал на закрытую повозку, которая неотступно катила за Ленлином и девушкой:

– Гляди. Гляди внимательно!

– Чего глядеть-то?

– Вон, повозка серая, гляди, кто из нее зыркает.

– Ох… – Пегий узнал орденского, которого он так славно отходил башмаками.

– Видишь, как глазищами крутит туда и сюда? Ищет, кто его приголубил. Смекаешь? На ноги пока встать не может, в тележке катается, а уже искать начал. Ладно, пойдем, у меня нынче много дел.

Ойрик в самом деле спешил в невольничьи ряды – как только станет известно, что с рынка исчез оптовый покупатель, цена на молоденьких девиц упадет. Старик хотел поскорей избавиться от этого товара.

Осадные работы под прикрытием арбалетчиков и катапульт продвигались споро и быстро. Горожане боялись предпринять какие-либо активные контрмеры – в Айхерне после поражения вмиг вспомнили зловещие слухи о талантах Капитана Ройнгарда. Теперь обороняющиеся возлагали надежды на близкую распутицу, а не на собственное оружие, однако в этом году проклятая Ведьма Севера не спешила слать дожди и холода.

Тем временем люди Лорда Тьмы придвинули крытые галереи к стенам, теперь защитники из страха перед арбалетчиками вовсе перестали высовываться из-за бруствера. Оружейники Айхерна отыскали старые чертежи и по ним соорудили несколько небольших катапульт. Машины расположили на бастионах подле южных ворот и начали ответный обстрел.

На снаряды пошли камни с вершины Королевского холма и обломки заброшенных зданий, этого добра в Айхерне хватало. На службе у Железной Руки состояли опытные вояки, поднаторевшие в обращении с техникой, да и конструкция катапульт Ройнгарда наверняка была более совершенная, чем в городе, так что серьезно помешать осадным работам айхернские машины не могли. Тем не менее однажды камнем разбило перекрытие защитной галереи, другой снаряд обрушился среди рабочих, возводящих штурмовую башню. Оба случая вызвали в городе ликование, нашлись очевидцы, уверявшие, что видели собственными глазами раздавленного арбалетчика среди обломков галереи. Но перекрытие было восстановлено, а башня в лагере Железной Руки продолжала расти. Вот уже был собран каркас третьего этажа – там балки выглядели менее массивными, чем в нижних ярусах, рассчитанных выдерживать вес всей конструкции. Горожане видели, что на строительную площадку сносят шкуры быков, которыми предстояло обтянуть готовую конструкцию…

А осень все не наступала. Тучи проносились над башнями и высокими кровлями, ветер рвал и терзал мутные пелены, черные волокна в небесах складывались в фантастические фигуры, которые тут же растворялись и перетекали друг в друга… а дождя не было – того самого дождя, который ежегодно проклинали и о котором теперь мечтали люди в осажденном городе.

Отряд Воттвулька кружил около Айхерна и не предпринимал ничего, Железная Рука искал встречи с солдатами Ордена, те отступали, не принимая боя. Конечно, если бы Лорду захотелось, он сумел бы навязать воинам Ордена битву, либо заставил бы покинуть окрестности города… но, вероятно, Капитана забавляла эта игра в кошки-мышки. Ройнгард развлекался, пока плотники готовили технику.

Тем временем третий этаж осадной башни стал одеваться досками. Горожане с тревогой наблюдали сквозь бойницы, какие материалы и приспособления сносят на строительную площадку. Некоторые утверждали, что заметили цепи и бревно с окованным сталью концом. Работы продолжались и ночью – при свете костров и факелов, поэтому многое происходило под покровом темноты и осталось незамеченным со стен.

Бюргеры на площадях тренировались управляться с мечом и щитом. Многие стремились навесить на себя как можно больше металла, покупали тяжелые кольчуги, шлемы с массивными гребнями, здоровенные мечи – такие тяжелые, что после трех-четырех ударов неопытный вояка чувствовал усталость… зато присутствие огромного количества металла на теле давало иллюзию уверенности.

Оружие и доспехи дорожали в Айхерне даже быстрей, чем продовольствие, однако оружейники не радовались прибылям. К тому же у них вышли припасы. Подмастерьев кузнечного цеха теперь частенько можно было застать на Королевском холме, они разыскивали на развалинах старый металл – гвозди, клинья, обломки оконных рам… выдирали заржавленные петли из трухлявых дверных косяков.

Каждый день – верней, каждую ночь – город покидали беглецы. Им не препятствовали, городской Совет запретил выносить из Айхерна продовольствие, а на серебро, золото и всевозможные ценности запрет не распространялся. Кому было что спасать – спешили покинуть обреченный город. Вокруг Айхерна кружили конные разъезды людей Лорда Тьмы. Иногда со стен горожане видели схваченных ими земляков, но многим наверняка удалось скрыться. Это вдохновило новых беглецов…

Наконец строительство осадной башни было завершено. Четыре этажа, нижние собраны из мощных дубовых балок, передний фас, обращенный к городским воротам, снабжен створками размером с небольшие ворота. Третий этаж располагался на уровне бруствера и также имел двустворчатый вход, но поменьше, в рост человека, а верхняя площадка – широкая, с дощатыми бортами, оборудована бойницами для стрелков. Когда башня приблизится к стенам, этот уровень будет возвышаться над защитниками. Над всем – четырехскатная кровля с флагом Лорда Тьмы Капитана Ройнгарда.

Мастера Железной Руки начали обивать стены бычьими шкурами, и жители догадались – завтра штурм.

К замку Феттаха Корди приблизился перед рассветом. Лучшее время – хищники возвращаются в логова, а травоядные спят – чутко спят, прядая ушами, вздрагивая при каждом новом звуке и даже в забытьи втягивая сырой лесной воздух чувствительными ноздрями. Неподалеку от лесного дома Лорда протекал ручей, его берега были вытоптаны и разбиты в полужидкую грязь лапами четвероногих подданных Повелителя Зверей. Часть пути Корди проделал по руслу – журчание потока заглушало звук шагов, а влажный ветерок, сопровождающий быструю воду, растворял запах человека. Между ручьем и темной громадой строения расстилалась широкая поляна. В сером сумеречном свете она казалась сотканной из тумана, но под стенами лежала густая тень. Здесь не было смысла таиться и прятаться – если из дома наблюдают, то на поляне скрыться невозможно.

Юноша выбрался на берег и быстро зашагал к дому – в черную тень. Насколько можно было разглядеть, несколько вековых дубов росли сквозь здание, они же и являлись опорами для стен. Тот, кто возводил дом Феттаха, сумел ловко встроить перекрытия и этажи таким образом, что они опирались на мощные стволы живых деревьев, но рост последних не ломал искусственно добавленных частей. Дворец состоял из отдельных галерей и комнат, частью соединенных подвижными лестницами, а частью – гибкими подвесными галереями. В итоге вышло нечто совсем уж чудовищное. Замок Повелителя Зверей постороннему наблюдателю должен был казаться застывшим хаосом, бесформенным нагромождением досок и канатов, однако обитатели умели ориентироваться в лабиринте переходов. Должно быть, помещения дворца поднимались вверх по мере того, как вытягивались лесные великаны. Новые этажи добавлялись снизу, а не сверху, и старый вход поднялся на порядочную высоту – теперь, чтобы попасть внутрь, следовало взойти по лестнице. Лестница – массивная, тяжелая, с широкими, но невысокими ступенями, подходящими для четвероногих ходоков, крепилась к вбитым в землю столбам. А возможно, это были не столбы, а отесанные стволы молоденьких дубков, выросших из желудей старых деревьев, которые держат дворец? Лестница и столбы снизу были обильно политы мочой и секретом хищников и воняли соответственно.

Раздался глухой вой – едва слышный, приглушенный. В протяжном реве мешались тоска, неутоленная злоба и отчаяние. Корди остановился и прислушался, обитатели дворца не спешили на звук и вообще не показывались – наверное, подобное здесь никого не удивляет. Вой повторился – на этот раз коротко, но юноша разобрал, что звук исходит из-под земли. Похоже, под дворцом имеются глубокие подвалы. И там некто… или нечто – исходящее злобой.

Корди, ступая мягко и тихо, приблизился к столбам. Юноше почудилось движение – и он, не задумываясь, выбросил руку. Пальцы сомкнулись на теплом, покрытом перьями. Ворон, один из старых приятелей Феттаха, пристроился на плоской верхушке столба. Корди сдавил кулак, выворачивая птичью шею. Ворон издох, тихо хрюкнув. Он так и не проснулся.

Юноша замер, прислушиваясь. Что-то зашевелилось под лестницей, в черной тени. Что-то огромное, мягкое.

Корди осторожно опустил тушку мертвой птицы и положил ладонь на рукоять меча. То, что возилось и дышало под лестницей, не показывалось. Собиратель решил не оставлять за спиной неизвестного великана. Он отошел, чтобы, сунувшись вплотную, не оказаться в лапах обитателя темной ниши. Главное – не сближаться. Такой большой зверь наверняка не может двигаться быстро. С безопасного расстояния Корди заглянул под лестницу. Сперва очертания туши показались ему невероятными, не похожими ни на что – огромное жирное туловище без головы, потом он сообразил, что это медведь, но очень уж крупный. Спит, опустив башку на сложенные лапы, огромная спина высится как гора, ее подпирает чудовищно толстое брюхо.

Прежде Корди не думал, что медведь способен достичь подобных размеров. Или виной – магия Феттаха? Кажется, голова зверя весит не меньше, чем юноша. Опасная тварь! И живет под лестницей, должно быть, это страж Феттаха. К счастью, сейчас медведь спал.

Корди отступил и задумался. Убить спящего зверя можно – если действовать быстро. Но сделать это бесшумно не удастся. Зверь умрет не сразу, даже если поразить его в сердце, и, умирая, будет шуметь, поднимет на ноги обитателей дворца… вернее, не на ноги, а на лапы. А если этот зверь здесь не один?

Но ничего лучшего Корди не сумел придумать. Как ни верти, начать следует с этого, наверняка очень опасного противника. Юноша вынул меч, бросился к спящему зверю и всадил клинок в глазницу. Клинок прошел удивительно легко, погрузился на две трети длины, проткнул мозг. Тут медведь взревел, поднимаясь на лапы и умирая. Рукоять с невероятной силой дернулась в ладони Корди, огромная спина уперлась в лестницу – зверь не остался на четырех лапах, он вздымался на дыбы, лестница затрещала, ломаясь посередине, со звоном лопнули удерживавшие ее канаты, Корди вцепился в оружие обеими руками, подошвы оторвались от земли, рядом хлестко ударил обрывок веревки… Юноша ощутил, что летит, выпустил рукоять… перевернулся, ударился спиной о твердое, вцепился в подвернувшуюся ветку, подтянулся. Медведь уже ревел тише, с каждым хриплым выдохом из пасти и ноздрей выплескивались тугие струйки.

А дворец просыпался – Корди слышал мягкий топот лап, где-то над головой захлопали большие крылья, кто-то пищал, кто-то отрывисто тявкал. Если Феттах хоть немного преуспел в своих ученых занятиях, звери обнаружат мертвого стража и поднимут тревогу. Должно быть, известят хозяина – известят не сразу, а когда разыщут в лесу, ибо здесь Лорда нет. Корди не чувствовал присутствия Лорда Тьмы поблизости, где-то в глубине под дворцом таились сгустки зла, даже довольно крупные, но мощного черного сияния, какое пылает в груди любого Спасителя Мира, собиратель не ощущал.

Юноша высмотрел над головой удобную ветку, перебрался повыше, затем еще и еще. Он полз к верхним этажам. Пусть звери ищут чужака у входа, рядом с убитым медведем, а Корди начнет сверху.

Ленлин был в восторге – въезд в Раамперль обернулся триумфальным шествием. Поэт снова и снова распевал куплеты вперемежку о волке и о Прекрасном Принце, толпа шагала за их повозкой, встречала радостным воем всякое слово Ленлина. Толпу завести легко, а весть о гибели Лорда Тьмы оказалась именно такова, что люди увлеклись и заинтересовались.

У перекрестка добродушный купчик, который позволил им ехать на собственной телеге, развел руками – ему на рынок. Поэт спрыгнул на мостовую, подал руку Элине. Девушка хмурилась, ей надоело поминутно размахивать красным халатом и повторять: «Ну да, да, убил Прекрасного Принца, да… убил Прекрасного Принца, да, да…» – хотя ее ответов почти не слушали.

А вокруг шумела толпа. Люди требовали петь еще, предлагали пустить по кругу шапку. Ленлин выбрал подходящее местечко, груду камней и досок, сваленных на углу, – кто-то собирался подновить дом. Элина тем временем отвязала от телеги лошадку Корди. Взобравшись на штабель, блондин тряхнул шевелюрой и объявил:

– Спою еще разок! А потом – в «Большую кружку»!

– В «Большую кружку»! – подхватила толпа. – Давай, парень, пой! Пой про дохлого Прекрасного Принца! Давай, давай! Эй, дайте кто-нибудь шляпу, я за такую новость шульдов не пожалею!

– А я пятак дам!

– И я!..

Ленлин запел. Он видел вокруг радостные лица, блестящие глаза, улыбки… Поодаль остановилась группа орденских воинов в белом, они сидели на лошадях и глядели на поэта с Элиной поверх голов зевак. Позади всадников – выкрашенная в серое тележка, воины окружали ее, как будто охраняли от толпы. Эти не улыбались. Ленлин заметил, что самый молодой из орденских, похоже, разругался с прочими, сердито махнул рукой, спрыгнул на мостовую и стал обходить слушателей, протягивая шлем. Зазвенели монетки.

Теперь Ленлин исполнил обе песни от начала до конца, не путая куплетов. Потом поклонился и спрыгнул с импровизированного подиума. Толпа взвыла – горожане рукоплескали и орали. Элина даже растерялась и непроизвольно сделала шаг назад, за спину поэта. Тут к ним протолкался молодой орденский воин и протянул шлем. Он ужасно смущался и покраснел, когда обратился к Элине:

– Найдется куда переложить?

Девушка вытащила из-за пояса Ленлина кошель и протянула воину. Тот ссыпал деньги и, глядя под ноги, спросил:

– А это правда? Насчет Лорда Тьмы?

Толпа выла, а юноша говорил тихо, но Элина расслышала. Или просто догадалась – этот вопрос ей сегодня задавали раз сто, наверное.

– Правда, – кивнула девушка, – мы с Корди его убили. Нет больше Алхоя Прекрасного Принца.

Потом неожиданно для себя самой добавила:

– Пойдем с нами, а? Здесь есть какая-то «Большая кружка»… Меня Элиной зовут.

– А меня Кервином… Я не могу с вами, мне и так влетит за то, что я подошел. – Оба оглянулись – орденские по-прежнему маячили в отдалении. Они не спускали глаз с пришельцев, и лица у всех были очень серьезные. – Если получится, я потом в «Большую кружку» приду.

Певец тем временем нес какую-то белиберду насчет пришествия героя, который победит зло в Круге. Элина ткнула его локтем и буркнула:

– Идем в твою «Большую кружку», нам денег дали. А свои глупости будешь рассказывать по дороге.

Ленлин не обиделся, он улыбался широко и беззаботно, потому что его песни всем нравились и потому что все кругом тоже улыбались. Легкомысленному бродяге этого было довольно, о деньгах он вовсе не думал.

В «Большой кружке» гостей уже ждали. Хозяин каким-то образом прослышал о пришельцах и был готов к их появлению. Встретил у дверей, умильно улыбаясь, широко повел рукой, приглашая в зал:

– Отважным героям – честь и место! Позвольте угостить, дорогие мои! Заходите, выбирайте стол, ешьте, пейте, шульда не возьму, ежели почтенный поэт изволит немножко спеть…

– У нас есть деньги, чтобы расплатиться… – начала было Элина.

Блондин отстранил девушку и заявил:

– Спою! Конечно, спою! И не немножко, а очень даже множко! Только вот поесть бы сперва, дух перевести… мы с утра в дороге.

– Конечно, конечно. – Толстый хозяин засуетился, провел к столу, самолично отодвинул стул, помогая Элине расположиться. Девушка фыркнула, но воспользовалась любезностью.

А следом ввалилась толпа – такая, что и места не хватило, люди начали ссориться, но хозяин объявил: ради такого случая сделает исключение, выставит вдоль стен лавки и велит прислуге обходить гостей, принимать монету и наливать. Вообще-то, в «Большой кружке» строго, иначе, нежели за столом, пить не позволяется, да ведь праздник нынче! Не каждый день приходит такая славная весть! Нет больше Алхоя! Сгинул проклятый Лорд!

Вокруг зашумели, несколько человек принялись колотить пустыми кружками, требуя пива. Им захотелось непременно выпить за упокой черной души Прекрасного Принца. В помещении сразу стало душно, и хозяин велел распахнуть пошире окна. Элина увидела – на улице тоже собралась толпа. Эти одеты победней – должно быть, жалеют денег на пиво, но хотят послушать песни Ленлина хотя бы через окошко. Девушка удивилась – да что такого в Ленлиновом искусстве? Ей ни капельки не нравилось…

Тут появился хозяин с мисками – дорогих гостей явился угостить сам, оказать честь. Да и то понятно – прислуга сбивалась с ног, расставляя лавки и носясь с подносами да кувшинами. Элине стало скучно, а поэт чувствовал себя как рыба в воде – это и была настоящая жизнь, как он ее представлял…

Но начать песни Ленлин не успел – в дверях возникла суета, люди задвигались, освобождая проход. Даже кабатчик оставил гостей и устремился к входу, чтобы встретить новых посетителей. Оказалось, явились представители магистрата во главе с коротышкой – главой Совета. Предваряли его стражники, все как на подбор – усатые, дородные, краснолицые. Хотя им и без того уступали дорогу, слуги закона покрикивали и значительно помахивали дубинками.

Синдики прошествовали к столу, за которым устроились Ленлин с девушкой. Тем пришлось подняться и отвесить представителям власти поклон. Толстяк, возглавлявший процессию, откашлялся… прочистил горло… он не знал, с чего начать.

– Э… дошли, стало быть, слухи… слухи об… убиении Лорда Тьмы Алхоя, – наконец промямлил синдик.

– Ну, отвечайте! – прикрикнул стражник, выдвигаясь из-за спины начальства.

– А нас ни о чем не спрашивают, – буркнула Элина. Она и так-то была сердита, потому что вспомнила – здесь, на раамперльском рынке, ее продали слугам Алхоя, а из-за грубости стражника разозлилась еще больше.

Чтобы уловить настроение девушки, вовсе не нужно было являться тренированным собирателем зла, синдик прекрасно догадался, что собеседница не в духе. В другой ситуации он бы проявил характер, но сейчас ссориться с мелкой злюкой было не с руки. Толстяк снова откашлялся и движением руки остановил стражника.

– Э… милая дева, ответь, правда ли, что сей владетель… э… именуемый Алхоем Прекрасным Принцем, скончался?

– Скончался, – подтвердила Элина. – Той же самой смертью, какой девушек предавал. Вот его халат! Хотите примерить? В плечах будет широк!

Девушка с размаху шмякнула на стол сверток. Кто-то в зале рассмеялся. Раздался выкрик: «Зато на брюхе не сойдется!» Стражники стали сердито озираться, и тишина восстановилась.

– А вот и сапожки! – Обувь рухнула поверх красного одеяния Лорда. Взлетело облачко пыли. – Можем мы теперь пообедать?

Толстяк постарался выдавить улыбку. Получилось так себе, неубедительно.

– Ну-ну, милая, зачем же сердиться? Я – при службе, я ведь не для себя, не из праздного любопытства спрашиваю. Уж больно новость – того. Удивительная.

– Прекрасного Принца сразил в бою отважный воин Корди, – объявил Ленлин, – тот самый, который избавил славный Раамперль от оборотня! Я сейчас собираюсь спеть баллады собственного сочинения о славном Корди. Ежели вашей милости угодно послушать…

– Баллады… – Синдик задумался. Он боялся поверить. А что, если здесь обман и Лорд Тьмы жив-здоров? На всякий случай толстяк избегал называть Алхоя злодеем или иным бранным словом, сказал «владетель». – Баллады – это прекрасно, но хорошо бы доказательства. Ты, парень, сам видел смерть Прекрасного Принца?

– Я нет, – признался Ленлин, – но вот она…

– Я видела, – буркнула Элина. – И даже помогла. Немного.

– Помогла?

– Стукнула Алхоя по башке кувшином, так что во все стороны брызнуло!

– Э… что, прошу прощения, брызнуло? – Синдик заподозрил обман. Вряд ли субтильная девица могла нанести серьезное увечье Лорду.

– Вино, – спокойно пояснила Элина. – В кувшине было вино, я этим кувшином врезала Алхою сзади что был сил, и вино брызнуло. Показать, как это было?

Девушка приподняла кувшин с пивом.

– Нет, нет, – синдик нынче соображал на редкость медленно. – Но все-таки доказательств бы… Тебя, милая, никто здесь не знает.

– А я не собираюсь ничего доказывать! Вот еще! Меня спрашивают, я отвечаю, как было дело. А не хотите верить – мне все равно!

– Но ведь вы же разносите… э… сообщение…

– Это вот он разносит, – Элина ткнула локтем Ленлина, тот вздрогнул. – А я не разношу.

– А я вот верю, – раздался спокойный голос. Синдик обернулся – рядом, за соседним столом, сидел Ойрик. – Я сразу поверил, потому что видел нашего отважного героя, нашего славного юношу в деле. Он в два счета разделался с волком, такой может и с Лордом Тьмы совладать! Если не он, не наш великий герой, то кто же? Кому по плечу этот подвиг? Уж не добрым ли братьям из Ордена? Ха!

Компания бражников, которых хитрый старик прикармливал, была тут как тут. Бездельники тут же заорали в поддержку – уже мастер Ойрик-то человек рассудительный, ему следует верить! Уж он-то отважному герою – первый друг! Герой Ойрику наследство оставил! Уважил старика! Синдик стушевался, пробормотал что-то в знак согласия и под крики гуляк удалился, тщетно вытягиваясь во весь невеликий рост и стараясь выглядеть гордо и независимо.

Ойрик подмигнул Элине:

– Помнишь меня, девонька?

Девушка сморщилась, лицо старика казалось знакомым, но узнать прежнего оборванца в прилично, даже богато, одетом господине она не могла.

– Ай-яй-яй… – притворно расстроился бывший невольник, – а ведь в одной клетке нас проклятый оборотень держал, вспомни-ка!

– Оборотень?

– Грод. Работорговец Грод, он и был раамперльским волком. И меня сожрать совсем уж собрался этот зверь, да наш славный герой спас, вырвал, можно сказать, из волчьей пасти.

Элина сморщила лоб – вот оно как все закрутилось, ой, как все вышло-то… а вокруг шумели гости «Большой кружки», и Ленлин уже вовсю работал ложкой – ему не терпелось скорей начать песни…

Когда штурмовая башня двинулась к воротам Айхерна, наконец пошел первый дождик. Слишком поздно. Мелкая серая морось, которая неторопливо сеялась с затянутого тучами небосвода, не могла промочить землю настолько, чтобы увязли широченные колеса машины Ройнгарда. Колеса эти, огромные, едва ли не в два человеческих роста диаметром, глубоко вдавливались в дерн. Солдаты Железной Руки старательно выровняли дорогу, по которой должно было следовать чудовищное сооружение, убрали крупные камни, засыпали щебнем неровности. Но башня раскачивалась и ужасающе скрипела при движении. Перемещалась она очень медленно, тридцать человек, размещенных на первом уровне, обливаясь потом, толкали ее. Стрелки, расположившиеся наверху, присели и вцепились руками в борта.

Арбалетчики на галереях внимательно следили за стенами и при малейшем движении засыпали бруствер болтами. Горожане толпились у бойниц, с ужасом наблюдая, как чудовище ползет к городу. С запозданием пришли в действие катапульты Айхерна, однако расчетам никак не удавалось взять верный прицел – ни один снаряд не попал в башню. Случайным камнем разбило часть галереи, обломки ранили троих арбалетчиков Ройнгарда, однако теперь этот успех не радовал защитников. С башней они не смогли ничего поделать. Старшины велели заложить камнем портал ворот. Многие теперь принялись ругать синдиков, которым не пришло в голову отдать этот приказ раньше – если начать заблаговременно, проем можно было бы перегородить каменной кладкой, превратить в продолжение стены. Конечно, ворота после этого станет невозможно использовать по назначению, но какой прок в воротах, если гибнет город?

Более рассудительные твердили, что каменная кладка не остановит машину Капитана, в старых книгах описаны осады, когда такие тараны разбивали стены, а не ворота…

Кому-то пришло в голову, что нужно навалить камней снаружи перед воротами – тогда штурмовая башня не сможет подойти вплотную. Страх придал бюргерам сил – они потащили тяжеленные глыбы на бруствер, чтобы сбросить оттуда вниз. Арбалетчики будто того и ждали – они открыли такую плотную стрельбу, что со стен свалилось мертвецов куда больше, чем камней. Айхернцы стали действовать осторожней, теперь они пригибались и не показывали голов из-за парапета – но было поздно, башня приблизилась настолько, что с верхнего этажа уже стало возможно вести обстрел городской стены. Хотя башня раскачивалась и тряслась в движении, стрелки с верхнего уровня били достаточно метко, чтобы заставить горожан отступить.

Айхернцы возвратились, загородившись щитами. Плетеные обтянутые кожей легкие щиты не годились – с такого расстояния арбалетный болт прошивал насквозь хлипкую преграду и сохранял убойную силу. Горожане принесли кованые щиты и под их прикрытием все же сбросили несколько больших камней перед воротами. Башня приближалась. Время от времени из отверстий в толстых бортах выплескивалась вода, струйки окатывали ступицы гигантских колес. Солдаты лили воду, чтобы охладить раскаленные трением поверхности.

Когда от подножия стены машину отделяло пятьдесят шагов, айхернцы зажгли на стрелах промасленный войлок и утыкали стены чудовища горящими снарядами. Со стен вслед за камнями полетели вязанки хвороста и кувшины, наполненные маслом. Огонь под стенами разгорелся такой жаркий, что башня остановилась, а защитникам пришлось отступить в стороны.

Когда пламя опало, стало очевидно, что башне не причинили ни малейшего вреда. Бычьи шкуры, которые покрывали ее снаружи, были пропитаны негорючим составом, который Капитан купил у Лажваша Моровой Язвы. Единственным следствием применения огня стала остановка башни – ее экипаж, или, выражаясь иначе, гарнизон, израсходовал воду, предназначенную для охлаждения ступиц. Когда под ноги солдатам потекло горящее масло, они потушили пламя, но сгоряча вылили весь запас.

Тут наконец камень, выпущенный из катапульты, ударил в борт башни. Сооружение содрогнулось, внутри зазвенело оружие, раздались проклятия… Защитники разразились радостными воплями… и смолкли. Башня устояла, стало очевидно: катапульты не повредят ей.

Арбалетчики снова осыпали бруствер болтами. Горожане присели за парапетом, слушая, как стальные снаряды звонко щелкают о камень совсем рядом. Тем временем несколько солдат Железной Руки перебежали к башне и передали внутрь кувшины. Айхернцы, спохватившись, пустили несколько десятков стрел и даже подстрелили одного из водоносов. Арбалетчики дали новый залп и сразили с десяток айхернцев, но это уже было неважно. Пламя опало, и башня была готова продолжить движение.

Бремек устал – настолько устал, что даже не смог в полной мере ощутить разочарования. Охотник с удивительной ясностью осознал: добрый Дорчик пальцем о палец не ударит, чтобы остановить собирателя. Этого рохлю заботит одно: как бы не испортить отношения с раамперльской общиной. Астус мыслил шире, а Дорчик… Дорчик не видит дальше собственного носа, у него теперь единственная цель: сохранить за собой пост главы богатого представительства. Мерзавец верно рассчитал: Бремек, после того как уедет в Дом Света, уже не станет возвращаться в это захолустье, чтобы свести счеты с ничтожным братом Дорчиком, ему так и сойдет с рук.

Здесь, в Раамперле, не удастся сделать ничего, тупица Дорчик не хочет предпринимать никаких активных действий. Он вполне доволен ситуацией – такой, какова она сложилась нынче, – и не желает ловить рыбу в мутной воде. Видя ограниченность и недальновидность Дорчика, охотник тем не менее уже не имел сил даже на то, чтобы возмутиться по-настоящему…

Несмотря на усталость, Бремек решил отправляться в путь. Если в Раамперле он бессилен, то в Доме Света сумеет повлиять на ход событий! Для этого требовалось привезти побольше улик и хотя бы одного свидетеля. Хотя бы единственного, зато толкового. Ловчий вступился за Кервина, когда на парнишку набросился Дорчик. Рыцарь накричал на юного воина за то, что тот беседовал с девушкой, спутницей Ленлина.