Головокружение Панов Вадим

– Да, – подтвердил Ортега. – Вон машина Дирги.

– И всегда проводим смену в одно и то же время…

Охранявшие зону Кадаф маги менялась по очереди: в полдень навы, в восемь вечера люды, в два часа ночи – чуды. Сделано это было для того, чтобы в любое время суток на посту находились свежие дежурные.

– И в начале первого Харуга идет по этому маршруту.

– Засада, – догадался Ортега.

– Засада, – подтвердил Сантьяга. – Вопрос в том, на кого: на Харугу, Фрагу или на любого нава?

– То есть? – растерялся помощник.

– Вы правильно услышали, Ортега, и я не оговорился. Если бы Харуга погиб после своей смены, это означало бы, что преступник охотился на него. Но сегодня по этому пути должен был идти Фрага.

– Убийца перепутал цели? – предположил Ортега.

– Нападение было спланировано, – повторил Сантьяга. – Убийца наверняка изучил жертву и не мог допустить столь глупой ошибки.

– У челов такое случается.

– Скорее он хотел просто убить нава. Любого.

Судя по всему, Сантьяга стал рассматривать эту версию в качестве основной.

– Психопат?

– Очень быстрый психопат.

– А что, если убийца следил за Харугой и знал, что тот поменялся?

– Если он следил, то почему выбрал для удара именно это место? Центр города, зона Кадаф… – Сантьяга покачал головой: – Нет, Ортега, нужно танцевать от места, а не от Харуги. Убийца знал, что каждый день в начале первого по этому тротуару гарантированно проходит нав. И потому нанес удар здесь.

– В центре города? Рядом с зоной Кадаф? – Ортега покрутил головой. – Вам не кажется, что вы сами себе противоречите?

– Мы проверим все версии, – пообещал Сантьяга. – Но мне кажется… – Он на мгновение задумался. – Ортега, вы читали сообщение об убийстве чуда?

– Письмо Лебона Кумара?

– Да.

– Читал.

Рыжие не афишировали гибель Алекса де Кантора, но шасы, арендующие помещения в башне «Мамонтов», уже донесли о преступлении. Великий магистр Ордена и королева Зеленого Дома не зря завидовали царящей в Темном Дворе дисциплине.

– Лебон писал, что рыжие подозревают чела, – припомнил Ортега. – Проклятье! Неужели…

– Придется переговорить с Гуго де Лаэртом, – усмехнулся комиссар. – Возможно, мы будем полезны друг другу.

– Хотите сказать, что в Тайном Городе объявился мститель?

Неожиданный вопрос заставил Сантьягу поперхнуться:

– Что?

– А почему нет?

– Вы смотрите слишком много комиксов, – недовольно заметил комиссар. – Или часто ходите в кино.

– Да нет, – потупился Ортега. – Просто раз уж мы подозреваем чела, я выбрал наиболее дурацкую версию. – И тут же попытался исправиться: – Провокация людов?

Учитывая, что подданных Зеленого Дома предполагаемый психопат пока не трогал, в словах Ортеги имелся определенный смысл. Однако и это замечание вызвало у комиссара скепсис.

– Сомнительно, крайне сомнительно, – покачал головой Сантьяга. – Любая провокация должна иметь смысл, которого я пока не вижу.

– Многоходовая интрига, призванная рассорить нас с чудами.

– Ярина хочет выслужиться перед Всеславой?

– К примеру.

– Не верится, но сбрасывать эту версию со счетов не будем. – Сантьяга поднял руку, и перед ним возник черный вихрь портала. – Скажите Дирге, что мы закончили.

– А что делать с ямой? – торопливо спросил Ортега.

– С ямой? – растерялся комиссар.

– С той, на которой мы стоим.

Замаскировать место происшествия под провал придумал Дирга, который первым примчался к месту убийства Харуги. Сначала идея показалась удачной – челы старательно обходили опасное место стороной и не путались под ногами, но что делать теперь? Держать всю ночь морок, изображая ход ремонта?

– Сделайте здесь настоящую яму и вызовите челов, – грубовато бросил Сантьяга. – Пусть развлекутся.

Глава 2

«Сенсация! Трагическое происшествие рядом с зоной Кадаф! Только что стало известно о дерзком убийстве нава прямо у стен Кремля! Подробностей пока нет, сообщения с места трагедии противоречивые, мы пытаемся получить комментарии в пресс-службе Темного Двора, но безуспешно. Оставайтесь с нами…»

(«Тиградком». Экстренный выпуск) 

«Провалившийся асфальт – теперь и в Кремле! Известная и надоевшая всем болезнь московских улиц добралась до самого центра. Сегодня в полдень, неподалеку от Кутафьей башни, на глазах у многочисленных туристов, на мостовой образовалась огромная, длиной не менее двадцати ярдов, яма. И лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Коммунальные службы обещают ликвидировать этот позор в самые быстрые сроки, но, может быть, уродливая яма, возникшая рядом с президентским кабинетом, заставит нашего мэра…»

(«Вести-Москва»)
* * *

Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки.

Москва, Бутово, 7 июня, вторник, 15:06

– Ты броник надел? – поинтересовался Контейнер, с подозрением глядя на фюрера. – А то я знаю, ты не любишь.

– Нафел, нафел, – махнул рукой Кувалда. – Пошли.

– Хорошо надел? Все подтянул? – С тех пор как всезнающий Иголка растолковал ему, какую необычайную важность имеет живой фюрер для их благополучия, Контейнер утроил бдительность и, случалось, действовал одноглазому на нервы сильнее въедливого приятеля.

– Не первый раз, мля.

– А горшок?

– Сам ты горшок!

– Надел, спрашиваю?

– Как спрашиваешь?! – возмутился фюрер.

– Вслух, твое высокопревосходительство. Надел?

– Мля, Контейнер, ты мне мама, что ли?

– Типа того, – серьезно подтвердил боец.

– Типа, пока ты жив, великофюрерское высочество, мы тоже живы, – встрял в разговор Иголка. – Так что мы тебе и мама, и папа, и даже бабушка, мля.

И клацнул дробовиком.

– Урофы.

– Какие есть.

– Лафно! – Одноглазый понял, что телохранители не отстанут, и стянул шелковую бандану, продемонстрировав спрятанный под ней металлический колпак. – Сойфет?

– Типа того, – кивнул Контейнер. – «Дырку жизни» приготовил?

– Заткнись! – Фюрер вернул бандану на место, вздохнул и приказал: – Впереф!

Контейнер снял автомат с предохранителя и встал возле двери.

– Приготовились.

Палец Иголки лег на спусковой крючок.

Когда-то давно Кувалда проводил совещания с уйбуями за длинным столом своего кабинета, допуская их, так сказать, в святая святых, к самому хранилищу наличной части семейной казны. Однако последний бунт, в ходе которого неблагодарные сородичи едва не прибили одноглазого, вдребезги разнесли его резиденцию и серьезно повредили знаменитый на весь Форт сейф, заставили фюрера пересмотреть правила проведения совещаний. Теперь уйбуи собирались в подвальном помещении главной башни, низкие потолки которого производили на верноподданных гнетущее впечатление. К тому же вытянутый зал напоминал тир, а для усиления эффекта Кувалда распорядился развесить в дальнем торце помещения мишени, намекая, что шутить его телохранители не будут.

– Что-то они буйные сегофня, – встревоженно протянул фюрер, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери шуму.

– Может, гранату туда швырнем? – предложил ехидный Иголка. – Для начала, так сказать?

Идея, в целом, одноглазому понравилась, он едва не кивнул, разрешая телохранителю «начать разговор», но вовремя опомнился:

– А с кем я совещаться буфу?

– С кем останется. – Боец зевнул. – Уйбуев много, а если тебе покажется, что их мало стало, еще призовем. Дураков еще больше.

– Нет, гранату не нафо, – отверг Кувалда заманчивое предложение. – Но фержи ее поближе, мало ли?

– Я лучше из дробовика, гранатой ить самому пораниться можно.

– Тоже правильно, – одобрил фюрер и кивнул Контейнеру: – Фавай.

Телохранитель приоткрыл дверь, и донеслось:

– Сука!

– Кто-нибудь! Спасите!

– Сука!

– На помощь!

– Хорошо, что у них оружия нет, – прокомментировал происходящее Иголка. – А то бы уйбуя-другого недосчитались.

– Лучше бы гранатой, – проворчал Контейнер.

– Объявляй, – прошипел Кувалда, недовольный тем, что его не замечают, и боец завопил:

– Дорогу великому фюреру!

Но услышан не был.

В ожидании совещания уйбуи развлекались традиционным способом: устроили потасовку. Сначала, увидев мельтешащих подданных, одноглазый решил, что они пошли стенка на стенку, но вскоре понял, что ошибся: бились двое. Причем, собственно драка уже закончилась, и теперь уйбуй Чемодан Гнилич добивал валяющегося на полу Огрызка Шибзича ногами. Остальные же уйбуи, чье мельтешение и ввело фюрера в заблуждение, вели себя по-разному: Гниличи подбадривали Чемодана, Дуричи радовались зрелищу, а Шибзичи отводили взгляды.

– Хватит! – рявкнул Кувалда и, как ни странно, сумел перекрыть царящий в зале шум.

Уйбуи притихли, но здоровенный Гнилич – а Чемодан был необычайно высок и толст для Красных Шапок, – продолжал избивать Огрызка.

– Хватит!

Никакой реакции.

На физиономиях Гниличей стали появляться блудливые усмешечки. Заметивший их Кувалда побагровел, а потому Иголка, спасая положение, пальнул из дробовика в потолок. Грохот выстрела заставил уйбуев съежиться, а Чемодан, молниеносно прекративший избивать Огрызка, развернулся к одноглазому и расплылся в раболепной улыбке:

– О, мой кумир! – На Гнилича сыпалась штукатурка, но он не обращал на нее внимания. – Да здравствует лидер нации! Ура!

– Ура! – нестройно поддержали патриотический призыв уйбуи.

Фюрер задрал нос, а Иголка скривился.

– А чего это холуек твой в меня стволом тычет? – елейным тоном осведомился Чемодан, злобно глядя на Иголку. – Ужель я провинился, мой кумир?

– Пока нет, но мог бы, – важно произнес Кувалда и строго покосился на Иголку. Боец с видимым сожалением опустил дробовик.

– Да как бы я смог перед тобой провиниться, мой кумир? – заискивающе произнес Чемодан. – Всегда иду по жизни с твоим именем, всегда твои приказы на лету схватываю. Верю в тебя и в победу твою. В единую и несокрушимую нашу семью…

– Он первый начал, – проныл поднявшийся с пола Огрызок. – Первый!

И принялся размазывать по физиономии кровь и сопли.

– Меньше болтать надо! – рявкнул Чемодан.

Избитый уйбуй испуганно вздрогнул, но нашел в себе силы продолжить:

– Я не болтал! Я правду сказал.

– Ты нагло врал, сволочь!

– Все знают, что вы трусы! – завопил Огрызок, медленно сдвигаясь ближе к вооруженным телохранителям фюрера. – Все знают! – И повернулся к Кувалде: – Я тута припомнил в разговоре, как Гниличи от чудов бежали…

– Не хрена припоминать, мля! – заорал разъярившийся Чемодан. – Гниличи никогда ни от кого не бегали, мля! Все бегали! Шибзичи! Дуричи! А Гниличи – нет!

Заявление, мягко говоря, прозвучало странно. Стремительное бегство с поля боя Красные Шапки почитали вторым по важности маневром после организованного мародерства, а потому уйбуи, даже предельно лояльные Гниличи, посмотрели на оратора с недоумением.

– Мне батяня в детстве рассказывал о смелости гнилической, – продолжил разгоряченный Чемодан, не обращая внимания на удивление окружающих. – Рассказывал, как пришла война страшная в Западные Леса, как ворвались в наши исконные вотчины злобные чуды на конях единорожных и как бежали в Тайный Город Шибзичи с Дуричами… Все бежали! Даже Гниличи ушли, поскольку не было возможности сражаться с дикими рыжими племенами. Но остался в одной деревушке храбрый воин. «Идите, – сказал он друзьям своим. – Детей спасайте и родственников. И сами спасайтесь! А я вас прикрою». И остался один. И когда ворвались в деревню чуды злобные, стал храбрый воин с ними биться-сражаться. Копье у него сломалось первым, потом сабля верная пополам треснула, потом нож закадычный затупился, а чудов все прибывает да прибывает. Одни мертвыми валятся, другие им на смену. И стал тот воин камнями в них бросать метко. Один дом разобрал на камни да все покидал. Второй разобрал. Испугались тогда чуды, осадой деревню обложили. А воин их обманул и ночью ушел. Звали его Чемоданом, что значит: «Тот, кто и камнями дерется даже!», и меня в его честь батяня нарек.

– Брехуном твой батяня был, – не выдержал Иголка.

– Брехуном? – Чемодан побледнел. – Может, повторишь?

– Брехун, брехун, брехун. – Боец нехорошо ощерился. – Хватит? Или повторить после того, как ты уши почистишь?

– А без дробовика повторишь?

– Без дробовика мне в тебя целиться неудобно.

– Великий фюрер! – Чемодан повернулся к Кувалде. – Кумир мой и лидер! Ты видишь, как холуек твой меня изводит и провоцирует! Заткнуться ему вели, чтобы я его не убил случайно, гнев твой вызвав!

– Убивалку не поцарапай, – посоветовал Иголка.

Огрызок зло засмеялся.

– Да я тебя…

Второй выстрел заставил Чемодана замереть. Белый от ненависти и штукатурки Гнилич несколько секунд сжимал и разжимал кулаки, после чего вновь обратился к одноглазому:

– Надо бы тебе, мой кумир, великий указ издать за клевету. Так прямо и написать: кто скажет, что Гниличи…

Кувалда поднял брови.

– Если кто скажет, что Красные Шапки – трусы, – поправился Чемодан, – то надо бить того лжеца до потери сознания, а потом еще штраф накладывать.

– Гм… – Идея насчет штрафа одноглазому понравилась. К тому же она позволяла плавно перейти к главной теме совещания.

– Я пофумаю, – важно процедил фюрер. – А теперь сафись на место и буфем говорить про феньги, а то мне скоро обефать пора.

– Про деньги! – оживился уйбуй Шпатель Дурич. – Давай про деньги, а то все драки, драки…

И уйбуи молниеносно расселись по местам, чем изрядно озадачили Кувалду.

Обязательной программой каждого совещания было обсуждение плачевного состояния семейной казны. Великий фюрер бесился и требовал денег в общак, уйбуи невнятно огрызались и жадничали. Эту часть совещаний никто не любил, а потому проявленная подданными ретивость настораживала.

– Итак, феньги… – Одноглазый повертел в руке извлеченную из кармана распечатку. – Фенег в казне столько, что лучше никому об этом не рассказывать, чтобы не засмеяли.

– Пусть только попробуют! – воинственно выкрикнул Чемодан, сорвав жидкие аплодисменты сторонников. – Мы им так засмеем, что утомятся по врачам бегать.

– Точно!

– Пусть только сунутся!

– Ишь, чего удумали: над нами смеяться!

– Ты только скажи, великий фюрер, кто над нами потешается – сразу уроем.

– Гниличи лучшие!

– Кому надо, всем наваляем!

– Только денег сначала дай, – невинно заявил Шпатель.

– Что?!!

Великофюрерский рев заставил уйбуев заткнуться. Гниличи притихли, Дуричи вжались в стулья, Иголка нехорошо улыбнулся, а Шпатель, оказавшийся под прицелом единственного глаза Кувалды, побледнел.

– Что ты сказал?

Великий фюрер славился крутым нравом, в противном случае он попросту не удержался бы на посту, однако ошибки последних месяцев сделали свое дело: авторитет одноглазого пошатнулся.

– Нам денег на боеприпасы надо, – сглотнув, заявил Шпатель. – И два мотоцикла купить надо еще, потому что лето, а на мотиках обдувает клево.

– Бах, – сказал Иголка, имитируя выстрел.

Дурич вздрогнул, но остался на месте, под стол не полез, на Иголку даже не посмотрел, продолжая держать взгляд Кувалды. А фюрер, к изумлению бойца, стрелять не приказал. Вместо этого одноглазый вновь обратился к грязному листу, отыскал нужную строчку, сдвинул брови и грозно посмотрел на Шпателя:

– За прошлую нефелю твоя фесятка ни копейки в общак не внесла.

– Так не сезон, твое великофюрерское, – со всем доступным ему сейчас нахальством ответил Шпатель. – И челы ваще обнаглели, охрану всюду ставят.

– Как раньше, не пограбишь, – подал голос еще один Дурич.

– И полиция лютует, а нам режим секретности нарушать нельзя.

– Только стрельбу затеешь, сразу мороком закрываться надо. А где морок взять? Тока из артефакта, а артефакты денег стоят.

– Вот и потратились.

– Обнищали.

– Совсем прибыли нет.

– Вкладываться в нас надо, денег давать, тогда мы денег приносить станем.

– Политэкономия, – важно подытожил Шпатель вопли сторонников. – Ты нам денег сейчас даешь, а мы тебе потом. Как награбим. Сколько не жалко. Я вот тута списочек набросал, сколько нам на первое время надо…

– Как же вы раньше обхофились? – зло поинтересовался Кувалда, не глядя на «списочек».

– Раньше легче было.

– Трава зеленее.

– И ваще проще.

– А теперь сложно стало. – Шпатель сделал шаг к Кувалде, чуть склонился и, хитро щурясь, добавил негромко: – Народец стал неспокоен.

– Так успокой, – предложил улыбающийся Чемодан. – Вот Гниличи у меня нормальные. Вполне себе спокойные, все в адеквате.

– Это потому что Гниличам твоим денег дают, – заметил Шпатель, продолжая таращиться на фюрера. – А нам еще нет.

– Нам не за просто так дают, – пояснил Чемодан.

– Как это – не просто так?

– Потому что Гниличи наиболее пострадатые в последний раз.

– Когда это вы пострадатые?

– Нам больше всех досталось!

– Когда?!

– Заткнуться не хочешь? – Чемодан сообразил, что раскрасневшийся Кувалда находится на грани срыва, и обратился к фюреру. – Но мы, хоть и пострадатые, все равно искренне верим в идею великой семьи Красных Шапок! И в мудрость нашего великого фюрера, моего кумира, Кувалды Шибзича!

Уйбуи, знавшие, что будет за проявление, точнее, непроявление должного патриотизма, хором поддержали хитрого Гнилича:

– Мы тоже верим в мудрость Кувалды!

– Но Гниличи верят больше всех, – веско подчеркнул Чемодан после того, как стихли возгласы. – Мы больше всех любим нашего великого фюрера и моего кумира! Уж не знаем, как прославить в веках твое имя! И потому решили назвать в твою великофюрерскую честь самый длинный коридор нашей казармы! Путь Кувалды! Все Гниличи, в едином порыве решили так назвать!

Одноглазый порозовел от удовольствия.

– Мы даже таблички уже привинтили, потратились, стало быть, – продолжил разливаться Чемодан. – Но это ерунда, потому что под предводительством нашего великого фюрера и моего кумира семья пойдет к процветанию и миру.

– Все верно говоришь.

– Я тута посчитал, сколько нам надо на модернизацию казармы. Все по-честному, даже проверить можешь.

– Я… – Кувалда поймал злые взгляды остальных уйбуев, и слова застряли в глотке. – Фавай, Чемофан, маляву, а я о ней пофумаю.

– Хорошо, подумай, – легко согласился Гнилич. – Но только ты хорошо подумай, мой кумир, дело-то я предлагаю правильное. Модернизировать наш Форт надобно, и срочно модернизировать, а то живем, как в каменном веке, мля.

– Я сказал, что пофумаю. – Кувалда обвел уйбуев тяжелым взглядом.

Улыбающийся Чемодан, чуть менее довольный, но тоже не грустный Шпатель и сумрачные Шибзичи, уйбуи родного фюрерского клана. Шибзичи оставались единственными, кто продолжал наполнять общак оговоренными деньгами, но как долго сородичи будут оставаться верными?

– Мы верим в тебя, мой кумир!

– Да здравствует великий семейный лидер! – поддакнул Шпатель, освоивший, наконец, правильную линию поведения.

Но в ушах одноглазого звучали совсем другие слова: «Дай денег!» И замечание ехидного Иголки насчет того, что Дуричи рано или поздно сообразят, как нужно себя вести. Сообразили, получается, и что теперь будет, даже Спящий не скажет.

– Пошли все вон! – угрюмо приказал Кувалда. – Если через фва фня не внесете в общак положенное, пеняйте на себя.

Однако в глазах уйбуев не появилось ни страха, ни обещания платить. Семья стремительно распадалась.

– А я говорил, – напомнил Иголка, крепко заперев за подданными дверь.

– Заткнись.

– Уже заткнулся, – кивнул боец. – Тока от затыкания моего ничего не поменяется. Борзеют уйбуи, ежу понятно.

– Ты меня ежом назвал? – возмутился Кувалда.

– А тебе понятно? – дерзко поинтересовался в ответ Иголка.

– Мне понятно, что вешать тебя нафо за флинный язык.

– И кто у тебя за спиной с автоматом встанет? Чемодан, что ли?

– Чемофан – верный.

– Верные деньги приносят, а не воруют.

– Он не ворует, он просит.

– Если бы он сначала приносил, а потом просил, тогда так. А ежели не приносит, но требует, значит, ворует.

– Мля, Иголка, как тебя Копыто терпел, а? Почему не шлепнул при рожфении?

– Потому что Копыто, мля, понимал, что я дело говорю. – Иголка поразмыслил и самокритично добавил: – Не всегда, но часто. – Посмотрел на угрюмого фюрера, присел рядом и негромко, чисто по-дружески, предложил: – Давай я Чемодана завалю, а?

– Или я, – так же негромко произнес Контейнер. – Мне Чемодан не по нутру.

– Не нафо, – мотнул головой Кувалда.

– Почему?

Великий фюрер пристально посмотрел на телохранителей, поморщился и честно ответил:

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Получив в наследство от дальнего родственника ветхий дом, Илья Князев, бывший боец спецназа, собирал...
XXI век. В этом мире Российская Империя – великая сверхдержава. Но чем выше ее успехи, тем усерднее ...
Через огонь и воду проходят многие, а вот через медные трубы – единицы....
«Беллона» – это два романа в одной обложке, очень разные по стилю и смыслу. Объединяет первую и втор...
Автор этой книги занимает второе место в рейтинге Международной ассоциации профессионалов развития л...
Распространенное мнение: все мужчины полигамны и даже в крепкой семье измены мужа неизбежны. На само...