Пропасть Искупления Рейнольдс Аластер
Но сейчас – и, возможно, на несколько ближайших лет – система принадлежит ему.
Куэйхи назвал планету Халдорой, и пока не придет опровержение, это имя будет официальным, как и другие, – хотя он просто взял более или менее подходящие неиспользованные названия из номенклатурной таблицы. Но не стоило ли ему подбирать имена с большей тщательностью – на тот случай, если система прославится? А это непременно случится, коль скоро выяснится, что мост существует на самом деле.
Куэйхи улыбнулся. Пока что имена кажутся подходящими; он успеет найти другие названия, если захочет.
Разведчик проверил расстояние до Хелы: чуть более ста пятидесяти тысяч километров. Отсюда освещенный лик планеты казался диском из грязного льда, с пастельными тенями цвета пемзы, охры и светлой бирюзы. Когда же Куэйхи сократил дистанцию, объект приобрел отчетливую трехмерность, вырос навстречу, уподобился человеческому глазу без зрачка.
Хела была мала лишь по меркам стандартных планет земного типа. Для луны она выглядела достаточно солидно: три тысячи километров от полюса до полюса при средней плотности, которая помещала ее на верх списка посещенных Куэйхи планетных спутников. На шарике почти отсутствовали метеоритные кратеры. Говорить об атмосфере не приходилось, но достаточно сложный рельеф свидетельствовал о недавних геологических процессах. На первый взгляд Хела была сцеплена приливными силами с Халдорой и всегда обращена к ней одной стороной, но картографические программы быстро установили медленное остаточное вращение. В случае существования приливной связи обращение планеты вокруг своей оси точно соответствовало бы одному сорокачасовому витку по орбите. Земная луна вела себя именно так, и большая часть известных Куэйхи спутников перемещались подобным же образом: для наблюдателя, стоящего в любой точке поверхности, больший мир, будь это Земля или газовый гигант вроде Халдоры, всегда висит на одном и том же месте.
Но Хела вела себя иначе. Даже если отыскать на ее экваторе такое место, чтобы Халдора висела точно над головой, закрывая собой двадцать процентов неба, бульшая планета будет перемещаться. За одну сороковую орбиты Хелы газовый гигант сдвинется примерно на два градуса. Через восемьдесят стандартных дней – чуть больше двух стандартных месяцев – Халдора опустится за горизонт Хелы. Через сто шестьдесят дней Халдора начнет восходить с другой стороны горизонта. Через триста двадцать дней Халдора вновь окажется в исходной точке цикла, строго в зените.
Погрешность вращения Хелы – отклонение от точного приливного периода – составляла одну двухсотую. Установление приливной связи – неизбежный результат действия сил трения между парой обращающихся друг близ друга космических тел, притом что это чрезвычайно медленный процесс. Вполне возможно, что Хела замедляла свое вращение, приближаясь к Халдоре, но еще не достигнув полного соответствия орбитального обращения осевому. Возможно также, что в прошлом она получила встряску: столкновение по касательной с другим телом сместило спутник. Еще вариант – возмущение орбиты гравитационными силами массивного третьего тела.
Не зная подлинной истории этой планетной системы, Куэйхи мог строить сколь угодно правдоподобные версии. Это раздражало, как часы, всегда показывающие почти точное время. Такие аргументы годятся лишь в споре с приверженцем теории божественного происхождения космоса: скажи-ка, почему Создатель допустил этакое несовершенство, ведь все, что от Него требовалось, – легкий толчок, который вывел бы спутник на правильную орбиту?
В крови шевелился, разогревался вирус, ему не нравились подобные мысли.
Усилием воли Куэйхи снова вернулся к безопасной теме топографии Хелы. Нельзя ли из этого контекста вычленить какие-нибудь сведения о происхождении моста? Он тянулся с востока на запад, словно его ориентировали точно по вращению Хелы, и находился почти у экватора, пересекая гигантский каньон, одну из самых приметных геоморфологических формаций. Линейная впадина начиналась у северного полюса и наискосок шла на юго-запад через экватор. Ширина и глубина возле экватора были наибольшими, однако ничто по сравнению с протяженностью впадины.
Рифт Гиннунгагапа – такое название дал ей Куэйхи.
На западе в северном полушарии имелся горный массив, обширная область, которую первооткрыватель назвал Нагорьем Западный Гирроккин. Восточный Гирроккин огибал полюс и с фланга заходил Рифту в тыл. На юге у западных границ Гиннунгагапа, но севернее экватора, обнаружилась формация, которую Куэйхи решил наречь Кряжем Золото-в-Вереске. Еще одна горная цепь, южнее экватора, получил имя Гулльвейг. Рассматривая тропики на западе, Куэйхи отметил Косогор Гудбранда Плоскогорья Келды, Равнину Вигрид, Гору Йорд… От названий приятно веяло стариной, они создавали ощущение, что у этого мира есть богатая история, что здесь пролегала граница покорения космоса и пионеры совершали свои эпические странствия, преодолевая невероятные трудности и совершая легендарные подвиги.
Естественно, через некоторое время внимание исследователя вернулось к Рифту Гиннунгагапа и пересекающему его мосту. Детали пока оставались неразличимыми, но уже было видно, что конструкция моста чрезвычайно сложна, что он слишком изящен для природного образования, – это никак не может быть переброшенный через пропасть, обработанный эрозией язык горной породы. Мост построили разумные существа, и похоже, это были не люди.
Не то чтобы возведение такого моста было за пределами человеческих возможностей – за последнюю тысячу лет в космосе появилось немало рукотворных чудес. Но то, что люди способны создать такое диво, вовсе не означает, что они это сделали.
Ведь планета Хела очень далека от освоенных мест. Люди не имеют ничего общего со строителями этого моста.
Вот инопланетяне – дело другое.
За шестьсот лет освоения межзвездного пространства человечеству так и не удалось встретить разумную технологическую культуру. Но когда-то такие существовали. Имелись сведения о десятке развитых цивилизаций, и они существовали в малом объеме космоса, на горстке систем в пределах считаных световых лет от Первой Системы. Никто даже гадать не брался, сколько сотен или даже тысяч угасших культур оставили свои следы в бескрайней Галактике. Кем были давние обитатели Хелы? Зародилась ли эта культура на обледенелом спутнике, или обледенелый спутник – лишь остановка на пути какой-то забытой древней диаспоры?
Как выглядели здешние жители? Принадлежали ли к одной из известных цивилизаций?
Но не стоит забегать вперед. Эти вопросы можно решить позже, когда Куэйхи осмотрит мост и определит его вещественный состав и возраст. Подлетев ближе, он увидит подробности. Там могут найтись артефакты, которые однозначно свяжут Хелу с уже изученными цивилизациями. Возможно и другое: артефакты укажут на то, что это совершенно новая культура, доселе неизвестная.
В любом случае его находка бесценна. Жасмина сможет хоть целый век контролировать доступ к мосту. Вернет потерянные лет двадцать-тридцать назад престиж и репутацию. И пусть она теперь не испытывает симпатий к Куэйхи, нет сомнений, что он получит заслуженную награду.
Загудел пульт «Дочери мусорщика» – радар впервые уловил эхо. Там, внизу, что-то металлическое. Небольшой предмет недалеко от моста в стене Рифта.
Куэйхи настроил радар, убеждаясь, что эхо – не ошибка. Нет, оно не исчезло. А в том, что его не было раньше, должно быть, виновато расстояние, ведь чувствительность датчиков не идеальна. С борта «Доминатрикс» ничего подобного не увидишь.
Куэйхи приуныл. Сколько он убеждал себя, что следов людей здесь нет, а теперь наткнулся на след, и это запросто может оказаться брошенным мусором.
– Не пори горячку, – сказал он себе.
Когда-то Куэйхи обследовал спутник поменьше Хелы и на его поверхности кое-что заметил. Забыв обо всем, он ринулся туда – и поймал эхо, похожее на здешнее, регистрируемое сейчас его радаром. Он рванул прямо на этот отблеск, презрев осторожность.
Это была ловушка. Проломив поверхностный лед, наружу вырвался мощный излучатель частиц и взял на прицел его корабль. Меткий выстрел пробил дыру в корпусе, чуть не изжарив Куэйхи. Ему удалось уйти из-под огня, круто взмыв вверх, но он едва не лишился корабля и жизни. Он вылечил раны и починил корабль, но и спустя много лет тщательно искал признаки подобных ловушек. В космосе оставлено немало автоматических стражей, защищающих чье-то имущество или застолбленные месторождения. Иной хозяин давно превратился в прах, а робот продолжает беречь его сокровища.
В тот раз Куэйхи повезло: робот-часовой, или что это было, оказался неисправным, выпущенный им луч – не слишком мощным. Разведчик легко отделался, получив от судьбы строгое предупреждение, совет не лезть в воду, не зная броду. И в этот раз Куэйхи грозила серьезная опасность совершить такую же ошибку.
Куэйхи проанализировал свои возможности. Эхо металлического объекта – предвестник разочарования, оно порождает сомнение в древности и инопланетном происхождении моста. Но проверить это Куэйхи не мог, оставаясь вдали от объекта. Если там на самом деле охранный автомат в засаде, то «Дочь мусорщика» угодит под его огонь. Но это хороший корабль, напомнил он себе, маневренный, умный и неплохо вооруженный. Знающий уйму хитрых уловок, маневров отхода и уклонения.
Рефлексы мало что значат против релятивистского оружия вроде лучевых пушек, но «Дочь» будет следить за источником эха на тот случай, если перед выстрелом там начнется движение. Едва корабль увидит что-нибудь потенциально опасное, он с ускорением в несколько g выполнит маневр уклонения, выстроенный генератором случайных векторов и исключающий точную стрельбу с упреждением. Кораблю известны параметры физической выносливости Куэйхи, и тому не грозит смерть от перегрузки – хотя, конечно, приятного будет мало.
Если же противник всерьез разозлит «Дочь мусорщика», она пустит в ход собственные системы обороны и нападения.
– Все будет хорошо, – сказал себе Куэйхи. – Мы долетим, осмотримся, потом выберемся и еще посмеемся.
Но нужно было подумать о безопасности Морвенны. «Доминатрикс» чрезвычайно далеко отсюда, но она неповоротлива и медленно соображает. Вряд ли излучатель частиц достанет туда, но полностью такую возможность исключать нельзя. Кроме того, у стража может быть и другое оружие, например самонаводящиеся ракеты. А что, если на поверхности спутника размещена целая сеть боевых роботов, связанных друг с другом?
«Черт побери, – подумал он, – может, тут и нет никакого часового. Может, это просто камень с высоким содержанием железа или выброшенный топливный бак».
Но следовало исходить из худшего. Он должен позаботиться о Морвенне. И ему нужна «Доминатрикс», чтобы вернуться к королеве Жасмине. Он не может подвергать риску ни свою любовницу, ни корабль, ставший на неопределенный срок тюрьмой для Морвенны. Но и отступиться он не согласен. Как же уберечь женщину и корабль, не дожидаясь, пока пройдет несколько часов и «Доминатрикс» отлетит от Хелы на безопасное расстояние?
Ответ был очевиден. Этот ответ практически висел у разведчика перед носом; красивый в своей простоте, он подразумевал эффективное использование планетарных ресурсов. Почему Куэйхи не подумал об этом раньше?
Он укроет корабль за Халдорой.
Сделав необходимые приготовления, Куэйхи установил связь с Морвенной.
Арарат, год 2675-й
Васко с интересом следил за приближением большой земли. Полет над темным океанским простором затянулся, и теперь юноша радовался первым признакам жилья. Огни поселений, рисующие дуги и петли по берегам полузнакомых бухт, полуостровов и островков, с высоты казались зыбкими, недолговечными. И даже когда показались окраины Первого Лагеря, впечатление осталось прежним – искры над костром, способные погаснуть в любой миг.
Васко с младых ногтей усвоил, что жизнь поселенцев Арарата никогда не была спокойной и безопасной. Но если раньше он это понимал, то сейчас – увидел и прочувствовал.
Он проделал окно в борту шаттла, очертив пальцем участок, который тотчас обрел прозрачность. Этому парня научил Клавэйн, продемонстрировав фокус чуть ли не с гордостью. Васко догадывался, что снаружи корпус остался темным металлом и что сам он смотрит на экран, в точности имитирующий оптические свойства стекла. Но когда имеешь дело со старой технологией – а шаттл несомненно был продуктом таковой, – ни в чем нельзя быть уверенным.
Васко твердо знал только одно: что сподобился лететь по небу в шаттле. Никто из его друзей не может похвастаться таким приключением.
Скорпион повел транспортное средство на посадку, отдавая приказы через браслет. Васко смотрел, как спускающийся из облаков шаттл увлекает за собой спирали тумана и теплого воздуха. По бокам судна, цветом схожего с обсидианом, а дельтовидной формой – со скатом мантой, мигали красные и зеленые огни.
По меньшей мере треть нижней поверхности крыла испускала больно режущий глаза свет: батареи, фрактально изломанных термоэлементов, окруженных коконами актинически яркой, пурпурно-индиговой плазмы. Из охлажденных мест в корпусе вынырнули сложной конструкции когтистые опоры, они удлинялись и раскладывались в гипнотизирующем танце поршней и петель. На верхней части корпуса мигали неоновые узоры, обозначая входные люков, горячие участки и выпускные клапаны.
Шаттл отметил расположение своей посадочной площадки, развернулся и с элегантной точностью коснулся земли. Опоры согнулись, гася инерцию. На мгновение рев плазменных нагревателей стал оглушительным, потом с пугающей внезапностью оборвался. Плазма погасла, оставив после себя лишь неприятный запах гари.
Васко и раньше видел проносящиеся над колонией летательные аппараты, но только издали, и это было восхитительное зрелище! Ничего удивительнее юноше наблюдать не приходилось.
Они встали и втроем двинулись к трапу. Почти добрались до земли, когда Клавэйн оступился и чуть не упал. Оба спутника кинулись к сочленителю, но первым успел Васко и принял на себя вес Клавэйна. Он испытал одновременно облегчение и шок – старик оказался поразительно легким, словно мешок соломы.
Васко резко и громко втянул воздух – этот звук перекрыл даже шум транспорта, напоминающий шипение парового котла.
– Все в порядке, сэр? – спросил юноша.
Клавэйн мрачно взглянул на него.
– Я уже немолод, – ответил он. – Не стоит ждать от меня слишком многого.
Вспоминая несколько часов, проведенных с Клавэйном, Васко понял, что не узнал о нем почти ничего. На борту шаттла удалось поговорить со стариком, и были минуты, когда тот проявлял почти дружеское участие, расспрашивал о семье, хвалил за толковые вопросы, шутил и смеялся шуткам юноши, как старый знакомый. Но то и дело Клавэйн становился холодным и далеким, точно ледяная комета.
И хотя такие перемены в настроении происходили внезапно, они всегда сопровождались появлением отсутствующего выражения на лице, словно окружающее вдруг совершенно переставало интересовать старика.
В первый раз, когда это случилось, Васко решил, что чем-то расстроил Клавэйна. Но очень скоро он заметил, что старик неразговорчив и со Скорпионом, и понял, что эта рассеянность имеет мало общего с недовольством или неприязнью. Так ведет себя радиоприемник, время от времени теряющий неустойчивый сигнал. Сочленитель то уходил в свои мысли, то рывком возвращался к действительности. Поняв это, Васко перестал тревожиться о том, что сказал или сделал в присутствии Клавэйна. Зато поведение старика, которого они с такой помпой везли в колонию, начало беспокоить его. Какие мысли обуревают Клавэйна, когда тот перестает видеть собеседников? Возвращаясь к общению с ними, Клавэйн кажется таким же нормальным, как и любой из знакомых Васко. Но и картина, которую юноша видит за иллюминатором, кажется нормальной; вот только куда ни сверни, полетишь от уютного света в жуткую и непредсказуемую тьму, потому что тьмы гораздо больше, чем света.
Вдруг одно из пятен мглы привлекло его внимание своей необычностью – оно вклинивалось в россыпь огней большого поселка. Он наморщил лоб, роясь в памяти: что это за место и почему не освещено? Может, широкий канал, вдающийся вглубь крупного острова?
Шаттл заложил вираж, угол обзора изменился. Полоска тьмы наклонилась, поглотив одни светлые точки и исторгнув другие. В голове будто щелкнуло, и в следующий миг он понял, что видит перед собой гигантскую конструкцию. Ее необычайная высота и вытянутая форма угадывались лишь по заслоненным ею огням, но стоило Васко сообразить, что чернеет перед ним, как воображение без труда дорисовало детали. Конечно же, это Морская Башня, возвышающаяся в нескольких километрах от старейшего из поселков – места, где он родился.
Морская Башня. Корабль. «Ностальгия по бесконечности».
Васко никогда не видел субсветовик вблизи – лодкам запрещалось подходить к нему без крайней надобности. Он знал, что начальство бывает на корабле и время от времени туда летают шаттлы, словно комар вьется на фоне покрытой наростами, потрепанной непогодой видимой части корпуса. Похоже, Скорпион знал о «Ностальгии» все, но для Васко это была одна из многих тем, которые он решил ни в коем случае не затрагивать, когда сопровождал свинью в плавании к острову Клавэйна.
С высоты полета шаттла «Ностальгия по бесконечности» выглядела громадиной, но уже не казалась Васко таким далеким циклопическим природным образованием, каким представлялась всю жизнь. Глядя на корабль, раз в сто превосходящий размерами самую большую постройку из плавника на архипелаге, он не мог не испытывать головокружение. Корабль стоял значительно ближе к берегу, чем Васко представлялось раньше: скорее придаток колонии, чем высящийся поодаль страж. «Ностальгия» не производила впечатления хрупкости и неустойчивости, но, несомненно, выглядела творением человеческих рук, точно так же находящимся во власти океана, как и все остальное на планете.
Этот корабль привез свой живой груз на Арарат и погрузился на километровую глубину, достав дно. В распоряжении колонистов было несколько шаттлов, позволявших выходить на орбиту, но только «Ностальгия» могла вывезти людей за пределы звездной системы, в открытый космос.
Обо всем этом Васко знал с детских лет, но по-прежнему не понимал, до какой степени поселенцы зависимы от субсветовика, их единственного средства покинуть планету.
Чем ниже опускался шаттл, тем более четкие очертания принимали огни: уличные фонари и открытые очаги базаров. Это было хаотично застроенное шаткими лачугами место на окраине Первого Лагеря. Самые высокие дома – из плавника, найденного на берегу или выловленного из океана сборщиками строительного материала. Из-за этого постройки походили на огромные морские раковины. Но добывать плавник было непросто, поэтому большинство домов сделали из более традиционных материалов. В поселке имелось несколько надувных куполов, и некоторые не уступали по величине постройкам из плавника. Но пластика для возведения и ремонта куполов не хватало. Гораздо проще оказалось добывать все необходимое из недр корабля, поэтому чаще попадались на глаза металлические листы и профили. Приземистые кубистические сооружения из них расползались во все стороны, образуя хлипкие трущобы; редкая постройка имела три этажа. Купола из пластмассы и дома из плавника торчали из металлических кварталов, словно волдыри. Улицы – паутины изломанных теней – освещались разве что фонарями случайных прохожих.
Шаттл проскользнул над границей тьмы и завис на окраине, над группой построек, которую Васко раньше не видел: купол в окружении металлических домов. Весь ансамбль имел более официальный вид, чем любая другая часть города. Юноша быстро сообразил, что это один из секретных административных комплексов. Совет людей и свиней, управлявший колонией, имел отделение в городке, но все знали, что у начальников есть места для безопасных тайных встреч, не нанесенные на гражданские карты.
Вспомнив объяснения Клавэйна, Васко приказал окну закрыться и стал дожидаться посадки. Она бы прошла незамеченной, если бы оба спутника не двинулись вдруг через салон в сторону посадочного трапа. С запозданием Васко сообразил, что в шаттле вообще нет пилота.
Пассажиры спустились на обожженные каменные плиты посадочной площадки. В последнюю минуту включились прожекторы, залив все вокруг ледяной голубизной. Клавэйн был в том же пальто, только натянул бесформенный черный капюшон, раньше прятавшийся под воротником. Низкий и широкий капюшон бросал тень на все лицо; Васко едва узнавал человека, которого они нашли на острове. Во время полета Скорпион помог Клавэйну немного привести себя в порядок, подстриг ему бороду и волосы.
– Сынок, не смотри на меня с таким истовым благоговением, – сказал Клавэйн.
– Простите, сэр. Вообще-то, я ничего похожего не испытываю.
Скорпион похлопал Васко по спине:
– Не робей перед ним. Это же просто старый вонючий отшельник, которого мы нашли на острове.
На огражденной территории было полно машин. Они неясными силуэтами вздымались по сторонам от прибывшего шаттла или угадывались в темных промежутках между пятнами света. Тут были колесные автомобили, один-два вездехода на воздушной подушке и вертолет скелетного типа. Васко заметил два летательных аппарата с обтекаемыми корпусами на самом краю посадочной площадки. Он не знал, способны ли эти шаттлы выходить на орбиту или предназначены только для полетов в атмосфере.
– Сколько шаттлов на ходу? – спросил Клавэйн.
Скорпион ответил после секундной заминки – должно быть, прикидывал, о чем можно говорить в присутствии Васко:
– Четыре.
Сделав еще дюжину шагов, Клавэйн хмуро проговорил:
– Когда я переселялся на остров, исправных шаттлов было пять или шесть. Скорп, мы не можем их терять.
– А как быть, если ресурсов в обрез? Но мы делаем все возможное. Надеюсь, некоторые шаттлы снова полетят, но обещать не могу.
Скорпион вел спутников к ближайшему приземистому металлическому зданию из тех, что окружали купол. Как только высадившиеся люди удалились от шаттла, несколько машин выступили из тени и покатили к нему, протягивая манипуляторы или таща за собой кабели и шланги. Своими движениями механизмы наводили на мысль о раненых морских чудовищах, волочащих по берегу изорванные щупальца.
– А мы сможем срочно улететь, если понадобится? – спросил Клавэйн. – Остальные шаттлы хотя бы до орбиты дотянут, когда прибудет «Свет Зодиака»? Насчет полноценных космических полетов речи нет, но хотя бы несколько коротких челночных рейсов…
– У «Света Зодиака» есть собственные шаттлы, – ответил Скорпион. – Но даже если их нет, один корабль для полетов к орбите у нас имеется.
– Лучше молиться и надеяться, что его никогда не придется использовать, – проворчал Клавэйн.
– К тому времени, когда нам понадобятся шаттлы, мы будем знать, что происходит, – пообещал Скорпион.
– А тебе не приходило в голову, что шаттлы могут понадобиться сегодня вечером?
Они подошли к куполообразному зданию. Навстречу типичной походкой свиньи, даже, пожалуй, нарочно раскачиваясь, выступил старый знакомый Клавэйна. Он был пониже Скорпиона и поплотнее – хотя куда уж больше. Плечи имел до того широченные, что руки казались подвешенными маятниками. И вообще выглядел этот тип жутко – такому не составит ни малейшего труда завалить человека и оторвать ему конечности одну за другой.
Свинья ожег Васко взглядом и нахмурился, избороздив лоб глубокими морщинами:
– Чего вытаращился, парень? Не нравлюсь?
– Нет, сэр, все в порядке, – торопливо ответил Васко.
– Спокойно, Кровь, – подал голос Скорпион. – У Васко был трудный день, слишком много впечатлений сразу. Верно я говорю, сынок?
– Верно, сэр.
Свинья кивнул Клавэйну:
– Рад встрече, старина.
На подлете к Хеле, год 2615-й
Куэйхи был еще недалеко от Морвенны, и они могли говорить без временного лага.
– Тебе не понравится мой замысел, но я забочусь о нас обоих.
– Ты обещал вернуться как можно скорее, – пришел сквозь треск статики ответ.
– И сдержу слово, не опоздаю ни на минуту. Между прочим, я в первую очередь забочусь о тебе.
– О чем ты? – спросила Морвенна.
– Мне подумалось, что на Хеле может быть не только мост. Не хочется зря рисковать. Я зафиксировал металлический объект, у него устойчивое эхо. Возможно, он не опасен… Да наверняка не опасен, но все же нельзя полностью исключить, что это сторожевой робот. Я на таких уже натыкался и получил кучу неприятностей.
– Тогда возвращайся, – ответила Морвенна.
– Извини, не могу. Мне очень нужно осмотреть этот мост. Если я не добуду здесь ничего ценного, Жасмина меня на клочки порвет.
Он не стал уточнять, чем это грозит Морвенне, которую только Грилье способен извлечь из резного скафандра.
– Но нельзя же очертя голову лезть в пекло!
– Да я-то как-нибудь выкручусь, «Дочь» в беде не бросит. Но если там кто-нибудь проснется и начнет палить во все, что увидит, то может достаться и «Доминатрикс».
– И что ты собираешься делать?
– Я думал вывезти тебя из системы Халдоры, но это требует слишком много времени и топлива. Вот идея получше: используем местные ресурсы. Халдора – прекрасный щит, широкий и толстый. Хватит ей бездельничать; я сделаю так, чтобы она оказалась между тобой и Хелой с ее ловушками. Пусть бездельница поработает.
Морвенна несколько секунд обдумывала это предложение, а когда заговорила, в ее голосе звучала тревога:
– Но это значит…
– Да, это значит, что у нас не будет связи. Но совсем ненадолго.
Он продолжил, прежде чем Морвенна успела запротестовать:
– Я запрограммирую «Доминатрикс», чтобы через шесть часов она вернулась на свое теперешнее место относительно Хелы. А ты поспи. Даже соскучиться не успеешь, как я вернусь.
– Не нужно этого делать, Хоррис. Я хочу все время тебя слышать.
– Всего шесть часов.
Когда она заговорила снова, голос не стал спокойнее, но Куэйхи расслышал в нем новую нотку. Морвенна поняла: спорить бесполезно.
– Но если что-то случится, если вдруг я тебе понадоблюсь или ты мне, мы не сможем связаться.
– Шесть часов, – сказал он, – это триста с чем-то минут. Пустяки. Глазом моргнуть не успеешь.
– Хотя бы повесь ретранслятор…
– Вряд ли стоит. Я могу поместить на орбите Халдоры пассивный отражатель, но он приведет к тебе самонаводящуюся ракету. Да и возня с этим хозяйством отнимет несколько часов. Не стоит оно того.
– Я боюсь, Хоррис. Не хочу, чтобы ты летел.
– Дорогая, я должен, – ответил он.
– Пожалуйста, вернись.
– Боюсь, поздно, – мягко возразил Куэйхи, – я запрограммировал «Доминатрикс», она уже летит. Через тридцать минут ты будешь в тени Халдоры.
Наступила тишина. Он испугался, что связь оборвалась раньше времени, что в его расчеты закралась ошибка. Но потом Морвенна спросила:
– Зачем же ты уговаривал меня, если все решил?
Глава восьмая
Хела, год 2727-й
В первый день они ехали очень долго, чтобы набрать максимально возможную дистанцию между собой и поселком. Час за часом скользили по заметенным снегом колеям, пересекая медленно меняющийся рельеф под мрачным небом. Время от времени проезжали мимо башни ретранслятора или дорожного поста; иногда попадались встречные машины.
Постепенно Рашмика привыкла к усыпляющему покачиванию ледоката и научилась ходить внутри его, не теряя равновесия. По большей части она сидела в своем уголке, подтянув колени к подбородку, смотрела в иллюминатор и воображала, что в каждой замеченной скале и льдине таится частица инопланетной империи.
Она много думала о вертунах, аккуратным почерком исписывая страницы своей тетради, сопровождая подробные штриховые рисунки пояснительными подписями.
Девушка выпила чай и кофе, поела и поговорила с Кулвером, всего пару раз, хотя он изъявлял желание пообщаться многократно.
Планируя побег – хотя «побег» не совсем верное слово, поскольку Рашмика ни от кого и ни от чего не бежала, – она почти не думала о том, что будет делать, когда выберется из поселка. Лишь несколько раз позволяла своим мыслям свернуть в это русло, и всегда представлялось, что она испытает огромное облегчение, когда самое трудное будет позади.
Но получилось совсем иначе. Волнение и тревога, одолевавшие ее по пути к шлюзу в подземном жилище, исчезли, но лишь потому, что долго пребывать в таком состоянии нельзя. От них осталось что-то вроде тугого узелка в животе. Возможно, это оттого, что теперь она много думала о будущем, пыталась проникнуть мыслью в terra incognita. Опасной громадиной впереди замаячила встреча с церковниками. Но и то, что осталось за спиной, изрядно беспокоило девушку. Три дня, или даже шесть, не слишком большой срок. Но так ей казалось раньше, до отъезда, а теперь она считала часы. В поселке, наверное, уже поняли, что произошло, и снарядили погоню. Воображение рисовало, как полицейские мчатся за ледокатом на своих быстрых машинах. Никто из односельчан не питает теплых чувств ни к Линкси, ни к Крозету. Обязательно решат, что эта парочка подбила Рашмику к бегству, что только таким людям могут прийти в голову негожие мысли. Их всех поймают – и девчонку, скорее всего, выпорют, а взрослых разорвет толпа.
Но признаков погони не было. По счастью, машина Крозета шла быстро. Несколько раз они поднимались на взгорок и осматривали десять-двенадцать километров пройденного пути. Никого.
Несмотря на все заверения Крозета, что короче дороги нет и быстрее двигаться невозможно, напряжение не отпускало Рашмику. Время от времени, чтобы немного успокоить ее, Крозет включал радио, но в динамиках шипела статика. В этом не было ничего удивительного, ведь на Хеле радиоэфир полностью зависит от причуд то и дело прокатывающихся магнитных бурь. Были и другие способы связи – прямой лазерный луч между спутниками и наземными станциями, волоконно-оптические линии, – но почти всеми этими каналами владели церкви, и Крозет не был подписан ни на одну из таких услуг. По его словам, специально ими не пользовался, чтобы не привлекать внимания.
Все же ему удалось наконец настроиться на некодированную передачу с Равнины Вигрид, и Рашмика прослушала сводку дневных местных новостей. Услышанное противоречило ее ожиданиям. Речь шла об обвалах в ходе раскопок, об отключении электричества и тому подобных рядовых проблемах – и ни слова об исчезновении человека. В свои семнадцать лет Рашмика официально находилась под опекой родителей, так что они имели полное право заявить о пропаже. Более того, не объявив о ее бегстве, родители нарушали закон.
Это обеспокоило Рашмику, и даже больше, чем она согласилась бы признать. С одной стороны, она хотела ускользнуть из поселка незаметно. С другой – ребячески переживала оттого, что никто не хватился пропажи. Она была вовсе не против, чтобы за нее испугались.
Подумав еще немного, девушка предположила, что родители просто решили подождать несколько часов. Ведь ее не было дома всего лишь полдня. Она часто уходила по своим делам, засиживалась в библиотеке. Может, родители решили, что Рашмике не спалось и она встала раньше обычного. Может, пока не нашли оставленную записку и не заметили, что в шкафчике недостает скафандра.
Но прошло шестнадцать часов – а в новостях молчок.
Привычки Рашмики не отличались постоянством, и родители не беспокоились, если она где-то пропадала часов по десять-двенадцать. Но через шестнадцать – должны были встревожиться, даже если каким-то чудом не заметили остальных улик. И, не найдя дочь нигде поблизости, они были бы вынуждены обратиться к властям.
Что будет дальше? Действия полиции Равнины Вигрид никогда не отличались эффективностью. Быть может, заявление об исчезновении Рашмики просто не попало на нужный стол. Принимая во внимание бюрократическую инерцию на разных уровнях, нельзя исключать, что колесики закрутятся только завтра. Хотя, возможно, властям уже все известно, но по каким-то причинам они решили не сообщать в новостях. В это хотелось верить, и все же Рашмика не могла вообразить причину такой задержки. Как бы дело ни обстояло, за ближайшим поворотом может подстерегать полицейский патруль.
Но Крозет явно не боялся встречи с полицией, гнал ледокат как ни в чем не бывало. Эту дорогу он знал как свои пять пальцев, и казалось, что машина сама понимает, когда нужно свернуть.
На исходе первого дня пути, перед остановкой на ночлег, они снова поймали новости. С момента ухода Рашмики из дома прошло более двадцати часов – и никаких признаков того, что это замечено. Девушка приуныла, – не иначе, она переоценила собственную персону и ее исчезновению нет места даже среди самых мелких событий в истории Равнины Вигрид.
Но вдруг ее осенило, и она даже опешила: как же сразу не догадалась?! Запоздалый ответ выглядел куда правдоподобней, чем все обдуманные ею ранее возможности.
Ее родители прекрасно понимают, что она сбежала. Понимают они также, куда направилась дочь. Она не распространялась в оставленной записке о своих планах, но родителям не составило труда догадаться. Скорее всего, им даже известно, что Рашмика не прекратила общаться с Линкси после скандала.
Да, родители знают, что она так поступила из-за брата. Догадываются, что любовь к нему, а если не любовь, то гнев заставил ее отправиться в путь. А никому ничего не сказали по вполне понятной причине: несмотря на то что внушали Рашмике все эти годы (в частности, что с церквями связываться опасно), они хотели, чтобы дочь добилась своего. И в душе гордились сделанным ею выбором.
Как только она это поняла, все мгновенно встало на свои места.
– Это нормально, – сказала она Крозету. – В новостях обо мне ничего не скажут.
Он пожал плечами:
– Откуда такая уверенность?
– Я кое-что поняла.
– Тебе нужно хорошенько выспаться, – сказала Линкси.
Рашмика с благодарностью приняла у нее горячий шоколад. В тот миг ей казалось, что в жизни не приходилось пробовать напиток вкуснее.
– Прошлой ночью я плохо спала, – призналась Рашмика. – Все думала о сегодняшнем утре, волновалась.
– Все прошло как по маслу, – заверила ее Линкси. – Когда вернешься, поселок будет тобой гордиться.
– Надеюсь, – буркнула Рашмика.
– Я только один вопрос хочу задать, – сказала Линкси. – Не хочешь – не отвечай. Это из-за брата? Или есть что-то еще?
Вопрос застал Рашмику врасплох.
– Конечно из-за брата.
– Просто о тебе судачат, – продолжала Линкси. – Всем известно, что ты пропадаешь на раскопках и вечно что-то записываешь в тетрадь. В поселке никто так не интересуется вертунами, как Рашмика Эльс. Говорят, ты даже шлешь письма в спонсируемые церквями археологические партии и участвуешь в дискуссиях.
– Я действительно интересуюсь вертунами и ничего не могу с этим поделать, – ответила девушка.
– А можно узнать, что за шлея тебе попала под хвост?
Насмешка в вопросе была добродушной, но Рашмике не удалось скрыть раздражение.
– В смысле?
– В смысле: с чего ты взяла, что все совершенно не правы?
– Тебе это в самом деле интересно?
– Ну да. Хотелось бы знать и твою точку зрения.
– Но по большому счету тебе наплевать, кто прав, а кто нет? Пока найденное в раскопках удается продавать, кому какое дело, что случилось с вертунами? А конкретно тебе и твоему мужу вообще на все плевать, вас интересуют только запчасти к ледокату.
– Эй, юная леди! – осадила ее Линкси. – Не забываем о манерах.
– Извини. – Рашмика покраснела и хлебнула шоколада. – Я не то имела в виду. Но мне действительно хочется знать, что произошло с вертунами, а еще я уверена, что всем остальным нет никакого дела до их судьбы. Которая, между прочим, наводит на мысли об участи амарантийцев.
– Кого-кого? – взглянула на нее Линкси.
– Амарантийцы – раса, населявшая Ресургем. Они произошли от птиц.
Рашмика вспомнила нарисованного в тетради амарантийца, и это было не изображение скелета, а портрет живого существа: блеск птичьего глаза, лукавая улыбка клюва, плавные кривые линии черепа. Таким представляло ей амарантийца воображение – не реконструкцией из археологических книг, а будто воочию увиденным образом. Заглядывая в свою тетрадь, она не раз думала о том, насколько верны ее представления о другой разумной космической расе – о вертунах.
– Миллион лет назад они по неизвестной причине исчезли. Потом на Ресургеме поселились люди, но они не допускали даже мысли о том, что таинственная сила, уничтожившая амарантийцев, может вернуться и проделать то же самое с нами. Исключением был только Дэн Силвест.
– Дэн Силвест? – переспросила Линкси. – Не припоминаю.
Рашмика скрипнула зубами: как можно не знать таких людей? Но она не дала воли раздражению.
– Силвест возглавлял археологическую экспедицию. Когда докопался до правды, колонисты заткнули ему рот. Они в упор не видели грозящей опасности и не желали видеть. Но в итоге он оказался прав.
– Могу спорить, ты себя равняешь с ним.
– Еще как равняю, – кивнула Рашмика.
Девушка помнила, как впервые случайно наткнулась на фамилию Силвест. Она упоминалась в ссылке на археологический текст, который Рашмика загрузила в свой компад, похоронив среди скучных научных трудов о жонглерах образами. Словно лампочка зажглась у нее в голове, когда она читала эту статью. Был восторг, было ощущение сопричастности; словно вся ее жизнь была лишь прелюдией к этой минуте. Тогда же Рашмика почувствовала, как ее детский интерес к вертунам превратился в нечто сродни наваждению.
Она не могла этого объяснить, но не могла и отрицать.
С тех пор, изучая вертунов, она узнавала все больше о судьбе и эпохе Дэна Силвеста. И это вполне логично, ведь бессмысленно было бы заниматься вертунами в отрыве от других исчезнувших инопланетных культур, чьи следы находили люди в межзвездных полетах. Имя Силвеста было крупными буквами вписано в историю науки о цивилизациях Галактики, и штудирование его работ приносило несомненную пользу.
Касающиеся амарантийцев публикации Силвеста охватывали годы с 2500-го по 2570-й. В этот период он не только вел кропотливые исследования, но и подвергался различным видам тюремного заключения, однако даже под домашним арестом его интерес к научной работе не ослабевал. Все же без доступа к ресурсам, которыми обладала колония, его идеи были обречены оставаться умозрительными.
Потом в систему Ресургема прибыл корабль ультра. С их помощью Силвест разыскал последний фрагмент головоломки. Его подозрения подтвердились: амарантийцев уничтожила локальная космическая катастрофа. Они запустили действующий и поныне механизм, созданный с единственной целью – подавлять разум, стремящийся к освоению космоса.
На то, чтобы эта новость достигла других систем, понадобились годы. За этот срок добытые Силвестом сведения несколько раз побывали в чужих руках, покрылись налетом пропаганды, почти затерялись в сумятице человеческих междоусобиц. К тем же выводам пришли сочленители – похоже, независимо от Силвеста. А еще различные археологические партии, изучавшие другие потерянные инопланетные культуры.
Машины, уничтожившие амарантийцев, по-прежнему находились рядом: наблюдали и ждали. У них было много имен. Сочленители прозвали их волками. Другие культуры – ингибиторами.
За минувшие века существование ингибиторов стало незыблемым фактом. Но большую часть этого времени угроза оставалась далекой, она не пугала и даже не тревожила, как и любая проблема, разбираться с которой предстояло следующим поколениям.
Но недавно многое изменилось. Приходили неподтвержденные сведения о необычных событиях близ системы Ресургема: о полном демонтаже планет и превращении их в сложные машины неведомой конструкции. По слухам, эвакуировались обитаемые миры, и Ресургем превратился в выжженную пустыню, и с солнцем этой системы случилось нечто неописуемое.
Впрочем, до поры можно было не думать даже о Ресургеме. Он был всего лишь археологической колонией, изолированной, лежащей в стороне от межзвездных коммерческих путей, и правивший на нем тоталитарный режим грешил дезинформацией. Проверить сведения о тамошних событиях не представлялось возможным. И поэтому еще некоторое время жизнь в других системах, населенных людьми, шла как прежде.
Но сегодня ингибиторы появились у других солнц.
Первыми дурные вести принесли ультра. Поддерживая связь между своими кораблями, они советовали друг другу не приближаться к некоторым системам. Там что-то случилось, и это выходило за рамки обычных представлений о катастрофах. Не война и не эпидемия, а нечто неизмеримо худшее. То же самое произошло с амарантийцами, а может быть, и с вертунами.
Число человеческих колоний, чья судьба прямо свидетельствовала о нападении ингибиторов, не превышало дюжину, но сферические волны паники, разбегаясь по космосу со скоростью радиоволн, обладали громадной разрушительной силой. Поселения на поверхности планет эвакуировались, причем зачастую люди бросали все свое имущество, спеша укрыться на кораблях или в пещерах. Склепы и бункеры, служившие в мрачные десятилетия плавящей чумы, а потом заброшенные, были срочно восстановлены. Само собой, количество беженцев было огромным, и всех не могли вместить ни суда, ни подземелья. Вспыхивали восстания и небольшие, но яростные войны. Крушение цивилизации не помешало наиболее предприимчивым представителям человеческого рода сколотить бесполезные состояния. На плодородной почве страха перед будущим, словно черные орхидеи, во множестве росли культы конца времен и Судного дня. Люди были уверены, что их дни сочтены.
Стоит ли удивляться, что в ту грозную эпоху многие устремились на Хелу? В лучшие времена чудо Куэйхи не привлекло бы такого внимания, а теперь корабли ультра привозили замороженных паломников десятками тысяч. Не все они искали ответы в религии, но, коль скоро решали остаться на Хеле, служба крови быстро обращала их в свою веру.
Рашмика не считала себя вправе судить этих людей за сделанный ими выбор. Не родись она здесь, возможно, и сама бы прилетела с волной паломников. Вот только причины у нее были бы другими. Она бы искала правду. То же стремление привело Дэна Силвеста на Ресургем, и вынудило его вступить в конфликт с колонией, и в конце концов погубило.
На ум пришел заданный Линкси вопрос: что заставляет Рашмику ехать к Вечному Пути? Желание разыскать Харбина? Или это всего лишь предлог, чтобы скрыть истинную причину побега – как от себя, так и от других? Она видит ложь в словах любого собеседника. Но уличить во лжи себя – как же, оказывается, это непросто…
– Я ищу Харбина, – прошептала она. – Хочу найти брата, больше мне ни до чего нет дела.
Но когда она задремала с чашкой шоколада в руках, ей приснились насекомовидные вертуны, и детали их анатомии перетасовывались столь же часто, сколь и бессмысленно.
Свернув на участок тропы с неровным льдом, ледокат затрясся и сбавил скорость. От его рывков Рашмика проснулась.
– Дальше сегодня мы уже не проедем, – сообщил Крозет. – Темнеет, да и вымотался я. Сейчас найдем местечко поуютнее – и на боковую.
Рашмике он и впрямь казался очень усталым. С другой стороны, Крозет так выглядел всегда.
– Нет уж, дорогой, – сказала ему Линкси. – Я не уверена, что мы в полной безопасности. Ступай-ка в корму да вздремни, а я порулю пару часиков.
– А чего нам бояться? – спросила Рашмика.
– Ну, мало ли… Еще несколько миль лишними не будут. Иди-ка ты тоже в хвост и постарайся поспать. Завтра опять тяжелый день, и я не могу обещать, что нас не догонят.
Читать бесплатно другие книги:
