Обнаженная в зеркале Вирек Джордж Сильвестр

Рис.0 Обнаженная в зеркале

Вниманию заинтересованных лиц[1]

Замысел этой книги возник у меня перед Второй мировой войной. Я намеревался назвать её «Тысяча и одна ночь Венеры» или «Великие любовники – великие лжецы»[2] и набросал несколько глав вместе с моим другом, покойным Эссад-Беем[3]. Мы условились, что он изложит историю по-немецки, а я на свой лад, по-английски. Смерть вырвала перо из руки Эссада. Он умер при трагических обстоятельствах в Италии в годы войны (в 1942 г. от заражения крови. – В.М.), поскольку не подходил под определение чистокровного арийца при гитлеровском режиме. Я благодарен ему за многие красочные подробности о Востоке и Средиземноморье.

Порой сюжеты убегают от авторов. Книга получилась иной, чем в первом варианте, слишком утяжелённом психологией моего друга и учителя, Колумба Бессознательного, Зигмунда Фрейда. В нынешнем виде она проще и, надеюсь, занимательнее. Этим превращением она обязана непрестанным возражениям моего молодого друга, которого назову Оводом[4]. Мы бились над каждой главой и едва ли не над каждой фразой.

Посвящаю книгу Оводу и Эссад-бею.

Нет нужды пояснять, что все персонажи, за исключением исторических и мифологических, целиком являются плодом моего воображения. Уверен, что некоторые герои: Казанова, Дон Жуан, Геракл, Ги де Лузиньян, Сократ, Юлий Цезарь, царь Соломон и Билкис, царица Савская – перевернулись бы в могилах и подали на меня в суд за клевету, если б могли. Однако чем больше правда, тем больше иск!

* * *[5]

Все персонажи и события этой книги, за исключением исторических личностей, с которыми автор обошелся с некоторой вольностью, целиком являются плодом моего воображения и не имеют никакого отношения к реальным людям или событиям.

Британское издание романа посвящено моему другу и коллеге, покойному Эссад-Бею, автору многих причудливых историй, и молодому американцу, которого я назвал Оводом. Американское издание я посвящаю замечательному, понимающему и искреннему другу, дорогой Джейн[6].

Предисловие

Эту книгу критики поднимут на смех или проигнорируют, поскольку она разрушает броню мужского тщеславия. Кажется, Киплинг заявил, что самки всех видов живых существ более смертны по сравнению с самцами. Однако тут он проявляет некоторую неосведомлённость. Женщины не только более смертны, но и более жизненны. С точки зрения биологии, мужчина не более чем высокоспециализированный ходячий фаллос. К сожалению, это одно из наименее удачных созданий природы, даже в юном возрасте, когда, согласно Кинзи[7], он имеет наивысшую потенцию. «Обнажённая в зеркале» ясно демонстрирует сексуальное превосходство женщины над противоположным полом. Эта книга развенчивает – в забавной манере, хотя и не без издевки – легенду о мужском превосходстве.

Я не всегда придерживался такого взгляда. В 1910 или 1911 гг., когда я впервые задумал серию о Вечном жиде («Мои первые 2000 лет. Автобиография Вечного жида», «Саломея, Вечная жидовка. Мои первые 2000 лет любви» и «Непобедимый Адам» – задача, которая была выполнена много лет спустя в сотрудничестве с Полом Элдриджем[8]), я смотрел на мужчину в полном расцвете сил, столь явно наделённого от природы всеми необходимыми для сексуального контакта аксессуарами, как на венец творения. Эти книги, опубликованные в 1928, 1930 и 1932 гг. соответственно, до сих пор продаются по всей Британской Империи и в Соединенных Штатах. В отличие от многих бестселлеров того времени, трилогия уже просуществовала более 30 лет из своих первых двух тысячелетий. Какое-то время она была эротической библией молодых американцев. Каждая книга независима от других, и тем не менее они взаимосвязаны. Один британский критик назвал «Саломею» «женой» первой книги. Если это так, то «Непобедимый Адам» является их сыном, полным кипучей энергии.

У каждой книги своя судьба. В Германии «Мои первые 2000 лет»[9] была сожжена на одном из первых нацистских аутодафе перед Институтом сексуальных исследований доктора Магнуса Хиршфельда[10]. Публиковать две другие книги запретили. Доктор Геббельс не мог вынести мысли о еврее, триумфально шествующем через два тысячелетия и три книги. Издателя заставили уничтожить набор и все отпечатанные экземпляры.

Все три книги – это, по сути, эротическая история человеческой расы. Возможно, поэтому они вызывают обострённую реакцию. Судьба «Моих первых 2000 лет» была полна превратностей. Немецкое издание было уничтожено гитлеровскими приспешниками. Выходу книги на испанском языке, о чём уже была достигнута договоренность с крупным издательством, помешал военный переворот.

Сотни книг были написаны про Вечного жида, известного под многими именами (Картафил, Салафиил, Агасфер и т. д.), который должен бродить по земле до второго пришествия Христа. Все мои предшественники, включая Эжена Сю[11], который возглавляет этот список, изображают его дряхлым стариком, который ищет спасения от своего проклятия в раскаянии и смерти. Мой персонаж Картафил наслаждается своими земными похождениями. Он вечно молод, красив и полон сил. В мире среди властителей, мудрецов и глупцов он ищет «непрерывного, бесконечного наслаждения» – цель, к которой стремится любой мужчина, полный сексуальной энергии. Однако за две тысячи лет он не может достичь окончательного удовлетворения своих устремлений из-за того, что я называю «двойное цветение страсти» – бисексуальность всех человеческих существ. Никто, кроме Саломеи, не может удовлетворить все стороны его либидо.

Платон первым высказал мысль о том, что первоначально все люди обладали гениталиями обоих полов. С тех пор как некое злое божество разделило человека надвое, каждая половинка стремится найти свою вторую, отсутствующую. Стремление воссоединиться со второй, необязательно лучшей, половиной объясняет секрет сексуального влечения. К сожалению, даже если эта теория оказалась бы верна с точки зрения антропологии, разделение никогда не бывает чётким и ясным. Никто не может быть стопроцентным Адамом и стопроцентной Евой. Каждый мужчина сохраняет некоторые женские признаки, включая рудиментарную матку. Каждая женщина, физически и психологически, обладает рудиментарными мужскими признаками. Две половинки редко соединяются вместе. Поэтому практически невозможно найти двух партнеров, идеально подходящих друг другу. Этим, видимо, объясняется то, что почти все любовные связи и браки заканчиваются разрывом.

Сюжет второй книги завязан на женском аналоге Картафила – Саломее, любимой внучке царя Ирода, которая проходит сквозь время в напрасных поисках совершенства. Саломея смеется над самомнением Картафила, но тем не менее не сомневается в мужском превосходстве. Она стремится сделать женщину «равной» мужчине. В конце концов она создает существо, у которого есть лучшие черты обоих полов и которое при этом не является монстром. Однако эксперимент опережает эволюцию на миллион лет, и замечательный гомункулус гибнет в результате природной катастрофы. В эксперименте длиною в век Саломеей движет то, что создатель психоанализа Зигмунд Фрейд определил как «женская зависть к мужскому пенису».

В центре третьей книги «Непобедимый Адам» – Котикокура, здоровый молодой человек с неистощимыми эротическими возможностями, которые Кинси приписывает подросткам. Несмотря на огромное самомнение, которое побуждает его в течение двух тысяч лет неотступно преследовать женщин, он не может найти любовь, поскольку не познал секрет нежности и понимания. Ему ничего не известно о «женщине внутри мужчины» и «мужчине внутри женщины».

Необходимо разъяснить эту теорию секса, потому что предлагаемая книга в каком-то смысле вытекает из трилогии о Вечном жиде. Лакшми, индийская богиня любви, спутница Саломеи в её путешествиях, появляется тут и там на страницах книги. По какой-то необъяснимой причине Лакшми иногда принимает облик черепахи. Стелла де ла Мар, искушённая героиня моей книги, каким-то таинственным образом владеет мудростью Лакшми. Индийская богиня незримо присутствует в объятиях всех возлюбленных. Она испытала ласки всех знаменитых любовников – от Геракла, который за одну ночь лишил девственности 50 девушек, до Казановы и Дон Жуана. Обладая этими знаниями, Стелле удаётся заинтриговать наивного, молодого американского профессора Адама Гринлифа, который ищет романтических приключений в круизе по Средиземноморью. Сознавая превосходство женщины над мужчиной, Стелла, не задумываясь, использует свою власть. «Обнажённая в зеркале» – это своего рода «Тысяча и одна ночь». Многочисленные истории в книге связаны между собой любовной интригой между Стеллой и Адамом Гринлифом.

Повторим, что женщина, несмотря на кажущуюся слабость по сравнению с мужчиной, на самом деле побеждает в любовной игре. Мир, состоящий из одних мужчин, обречён на вымирание. Мир, населённый одними женщинами, имеет шанс выжить. Женский пол является первостепенным, по сравнению с мужским. Как обнаружили ученые Рокфеллеровского института, женский организм (по крайней мере, у менее развитых видов) может воспроизводиться без помощи мужского организма. А более поздние эксперименты показали, что даже у млекопитающих яйцеклетку можно искусственно стимулировать для выполнения ею функции воспроизводства. Уколом иголки можно оплодотворить морского ежа или лягушку. Лёд, положенный вокруг фаллопиевых труб крольчихи, вызывает у неё беременность.

«Мы, несчастные мужчины, не являемся незаменимыми».

Но не воспринимайте всё это слишком серьезно. Сексуальные отношения сохранятся. В обозримом будущем юноши по-прежнему будут встречаться с девушками. Моя книга – не научный трактат, а забавный рассказ; шутка, слишком острая для моральных евнухов, и посвящённая великим любовным историям. Она позволяет заглянуть в спальни к величайшим любовникам. Разумеется, за исключением исторических и мифологических героев, все персонажи созданы моим воображением. Некоторые исторические фигуры – Казанова, Дон Жуан, Геракл, Ги де Лузиньян, Сократ, Ксантиппа, Клеопатра, Юлий Цезарь и его приятель Антоний, царь Соломон и Билкис, царица Савская, могут перевернуться в могилах и подать на меня в суд за клевету. Ну и что?

Глава 1

Профессор отправляется в отпуск

1.

АДАМ ГРИНЛИФ, доктор философии, со вздохом облегчения закрыл тетрадь со своими записями. Снял очки в массивной чёрной роговой оправе и аккуратно убрал их в футляр. Очки он носил главным образом для того, чтобы казаться старше и строже; на самом деле они лишь подчёркивали его молодость. Голубые глаза скользнули по классу, по обожавшим его ученицам, которым он улыбнулся на прощание. Это была несколько смущённая, мальчишеская улыбка, хотя Адам старался всем своим обликом демонстрировать холодную и одновременно вежливую сдержанность. Его каштановые волосы были аккуратно причёсаны, но одна непокорная прядь постоянно спадала на лоб.

Взволнованные ученицы Адама столпились вокруг кафедры. Он сердечно жал им руки, сохраняя при этом некоторую холодность, которая стала его второй натурой после двух лет преподавания в колледже для девочек.

В свои тридцать с небольшим молодой доцент-филолог добился значительных научных успехов, которые принесли ему известность далеко за пределами Покипси[12]. Он любил женскую аудиторию – несмотря на своё мужское высокомерие, а, возможно, именно из-за него.

«Когда вы отплываете, профессор?» – спросила, печально вздохнув, курносая девушка в цветастой блузке.

«Завтра. Я отправляюсь на “Мундании” в круиз по Средиземному морю», – механически ответил он.

Еще одна мисс, с кривыми зубами и кривой улыбкой, оттеснила одноклассницу, в то время как любимец университета Вассар[13] собирал портфель. Адам вежливо попрощался с ней, однако он явно спешил, и у барышни не было возможности завязать беседу. Она отошла от кафедры, пытаясь скрыть разочарование.

Адам вышел, а девушки остались в классе, разбившись на отдельные группы и переговариваясь.

– Не правда ли, он восхитителен? – вздохнула курносая.

– Я не думаю, что он такой уж искушённый, – ответила девушка с кривой улыбкой. – Он, конечно, много знает о литературе, но не думаю, чтобы он много знал о жизни.

– Ты настроена против него, потому что он не поставил тебе высший балл, несмотря на всё твоё кокетство.

– Мне плевать на оценки. И я вовсе не кокетничала с ним. Зато я слышала, что говорила про него профессор психологии.

– Кто именно? – спросила девушка из задних рядов.

– Мисс Пауэлл.

– А, эта старая дева…

Девицы рассмеялись и придвинулись ближе, чтобы ничего не пропустить. Обладательница кривых зубов зловеще усмехнулась.

– Она назвала его demi-vierge[14] в мужском обличье. Я подслушала, как она говорила это преподавательнице французского.

– А что это такое – demi-vierge? – спросила одна из девочек. – У меня плохо с французским.

– Demi-vierge в мужском обличье, – вступила в разговор костлявая девица с гнусавым голосом, – это парень, который не заводит с женщинами серьёзных отношений.

– О! Пауэлл просто ревнивая кошка! – решительно возразила курносая. – Она злится, что Гринлиф не увлекся ей, несмотря на её докторскую степень.

– Ну, похоже, он никем не увлекся, – заметила девушка с кривыми зубами. – Он проводит всё время за книгами. Ему не хватает темперамента.

Раздались протестующие возгласы.

– Я думаю, он просто соблюдает осторожность, – предположила барышня помоложе, прилепляя жвачку под профессорский стол.

– Несомненно, он настоящий мужчина, – вздохнула самая верная защитница Адама. – Говорят, – её голос понизился до шепота, – у него роман с замужней женщиной в Территауне[15].

Слушательницы недоверчиво охнули.

– Чушь! – заявила одна. – Это его сестра. Она преподаёт математику в старших классах.

– Откуда ты знаешь?

– Я слышала, как он упоминал о ней в разговоре с Пауэлл. Они оба приехали сюда из штата мускатного ореха[16].

– В любом случае, он себе на уме. И вообще, он прелесть, – воскликнула курносая.

Большинство девушек её поддержали.

– Кроме того, – продолжала она, почувствовав себя увереннее, – вы не можете отрицать, что он настоящий ученый. Он знает греческий, и староанглийский, и санскрит. И ещё он читает Ницше, – на этом имени она слегка запнулась, – в оригинале.

– Ну и что? Возможно, именно в этом источник его тщеславия. Он считает себя суперменом. Возможно, в глубине души он фашист и женоненавистник. Помните, как он декламировал эти строчки из «Локсли-Холл»?[17]

– Какие строчки?

– «Женщина – меньшее, чем мужчина.

Все ваши страсти, в сравнении с моими, —

Как Луна перед Солнцем,

Как вода, в сравнении с вином», – прочла она, пародируя манеру Адама.

Барышни захихикали.

– Если Гринлиф действительно так думает, ему лучше об этом помалкивать, – прошипела костлявая девица.

После этого в поднявшемся гуле было уже практически невозможно различить отдельные голоса, разве что курносая продолжала защищать своего кумира, а девица с кривыми зубами ещё глубже запустила коготки в отсутствующего профессора.

Когда курносая изобразила Адама как современного прогрессивного мыслителя, вмешалась ещё одна девушка.

– Я знаю кое-что, чего не знаете все вы, – заявила она с таинственным видом.

– Что? – поинтересовалась та, что с кривыми зубами.

– У него есть тайный порок!

Посыпались предположения.

– Он курит травку?

– Он алкоголик?

– Он колется?

– На людях он притворяется продвинутым. Он постоянно разглагольствует об Элиоте и Паунде, а на самом деле любит Киплинга и Суинберна[18].

– Что?!

Последовало гробовое молчание.

– Кто тебе это сказал?

– Мой брат. Он не раз слышал, как тот декламировал этих поэтов 19-го века в душевой YMCA[19].

Некоторые прыснули со смеху. У курносой был подавленный вид. Потом последовали крики, кудахтанье, визг. Всё это отдаленно напоминало крики гусей, которые спасли Рим от внезапного нападения врагов.

2.

В то время как ученицы продолжали перемывать косточки молодому профессору, Адам добрался до своей съёмной квартиры и готовился покинуть Нью-Йорк. Он закончил паковать багаж, попрощался с хозяйкой, на такси доехал до станции и дожидался поезда, что-то весело мурлыча себе под нос. Адам предвкушал двухмесячный круиз, во время которого ему предстояло посетить Испанию, Италию, Грецию и легендарные порты североафриканского побережья. Интерес к поездке имел не только научный характер – его влекла неистребимая надежда найти на далёких берегах великую любовь, которую до сих пор не удалось встретить дома. А неутолённый любовный голод не могли заглушить даже карьерные амбиции.

Примерно за час до отплытия Адам вступил на палубу плавучего небоскрёба, который должен был доставить его в экзотические страны, где он – с некоторым душевным трепетом – надеялся пережить Большое Любовное Приключение.

Причал и корабль были украшены цветными транспарантами, повсюду сновали взволнованные пассажиры. Оркестр играл национальные гимны стран, которые судно должно было посетить во время круиза. Везде царило радостное, почти детское возбуждение; лишь стюарды – гладко выбритые, в белых форменных куртках – молча выполняли свою работу. Для них не было ничего непривычного. Скоро заревут корабельные сирены, затрубят трубы, и два буксира выведут итальянский лайнер «Мундания» в море.

Адама никто не провожал; он терпеть не мог долгие прощания и предпочел в одиночестве побродить по кораблю, на котором ему предстояло провести столько времени. Переполняемый возбуждением и любопытством он расхаживал по застеленным коврами коридорам и разукрашенным залам, словно Тезей в Лабиринте.

Везде царило лихорадочное веселье, люди обнимались на прощание, хлопали друг друга по спине. Бар ещё не работал, однако в дальнем углу салона Адам заметил компанию из четырех мужчин и женщины, которая сидела к нему спиной. Очевидно, они принесли с собой шампанское и коктейли, а стюард лишь снабдил их бокалами и льдом. Несмотря на выпивку, мужчины казались подавленными.

Устав от прогулки, Адам пристроился неподалеку от компании, делая вид, что листает журнал. Он по-прежнему видел только спину женщины, но теперь мог слышать отрывки разговора. У неё были пышные золотистые волосы, собранные в греческий узел; они окружали голову, словно ореол. Адаму лишь оставалось рисовать в воображении черты её лица. На столе стояли пять бокалов, но к ним никто не притрагивался. Женщина оживлённо поворачивала голову то к одному, то к другому собеседнику, но те, казалось, пребывали в каком-то странном унынии.

– Когда же мы встретимся вновь? – с юношеским волнением спросил одни из них. – Никто никогда не знает, куда Вы направляетесь, и что собираетесь делать. Вы появляетесь и исчезаете, словно комета. На сколько Вы пропадёте на этот раз?

Женщина взяла бокал, и Адам впервые услышал её голос. Он звучал чуть хрипло, и смысл сказанного не имел для него никакого значения. Это могла быть какая-то банальность, но Адама пробрала дрожь. Он не смог бы объяснить, чем взволнован. В словах, в интонации не было ничего необычного, а вот при первом же звуке хрипловатого голоса Адама бросило в дрожь; чувства обострились; в нём пробудилось странное, мучительное желание. Но какое именно?

С напряжённым вниманием он вслушивался в слова незнакомой женщины.

– Я не знаю, джентльмены, когда мы встретимся вновь. Может, пройдёт несколько месяцев; может, столетие. Не надо хмуриться, Джимми, у тебя от этого такой глупый вид. Возможно, ты поймёшь, что я имею в виду, когда увидишь меня вновь. Где-нибудь, когда-нибудь…

– Хочу поблагодарить вас за внимание, которое вы мне уделили, – продолжала она. – Все вы были ко мне очень добры. Я никогда не чувствовала себя так комфортно в Америке со времен Монтесумы… Не смейся, Дональд, это так. Я знаю, что говорю. Я всегда любила Мексику…

Один из четверых встал. Адам смог хорошо рассмотреть его. Он был значительно старше остальных, на обветренном, угрюмом лице застыла циничная усмешка. Это могло быть лицо боксёра или гангстера, который сумел преуспеть в жизни. Мужчина потянулся к руке женщины, но тут другой, ещё почти юноша, попытался опередить его. Старший слегка оттолкнул молодого, а светловолосая женщина ласково провела рукой по каштановым кудрям юноши.

– Не переживай, Джерри. Мы ещё встретимся. Я уже говорила об этом, и повторяю вновь. Где-нибудь, как-нибудь, когда-нибудь. Не знаю, какое у меня тогда будет имя. Возможно, вы даже не узнаете меня…

– Разве я смогу Вас забыть?! – воскликнул юноша.

Адаму было неприятно зрелище полного подчинения молодого человека этой странной женщине.

– Типичный пример завышенной оценки сексуального объекта, – пробормотал он.

В этот момент раздался гудок. Мужчины поднялись, и Адам затрепетал от радости; он понял, что все они были лишь провожатыми, которые пришли проститься с загадочной дамой. Прежде чем он сумел рассмотреть её лицо, она исчезла вместе со своим эскортом.

– Кто эта блондинка? – спросил Адам услужливого стюарда.

– Леди Стелла де ла Мар, сэр. Ранее она уже путешествовала с нами.

– Стелла де ла Мар? Морская звезда? – задумчиво повторил Адам. – Очень необычное имя. Какой она национальности?

– У неё британский паспорт, сэр, но я слышал, как она говорила с арабами и китайцами на их родном языке.

Адам дал стюарду щедрые чаевые. Тот слегка поклонился. Спрятав деньги в карман и собирая со стола пустые бокалы, он прошептал:

– Она занимает каюту-люкс № 7, ту, что с балконом.

Глава 2

Зеркало

«МУНДАНИЯ» величественно вышла из гавани Нью-Йорка. Статуя Свободы растаяла в сером тумане. На какой-то миг показался мрачный остров Эллис[20]. Раздался гонг, приглашавший на обед. Пассажиры собирались в салоне-ресторане. И хотя половина населения мира в этот момент голодала, изысканность и разнообразие блюд в меню посрамили бы знаменитого римского гурмана Лукулла, чьи пиры являлись предметом зависти самих Цезарей.

Адам разместился за круглым столом между перезрелой красавицей миссис Ирмой Ривингтон (богатой разведённой) и пожилой вдовой судьи Верховного Суда. Напротив сидел какой-то балканский дипломат с большим носом и маленькими усиками, которые он время от времени нервно пощипывал. Рядом его немолодая, невзрачная сестра, далее джентльмен, чей выпирающий живот не мог быть скрыт даже отлично сшитым костюмом. Он представился как Освальд Ван Нордхайм, голландский химик, и поддерживал разговор, отпуская саркастические замечания. Его английский был так же безукоризнен, как и его одежда, однако, когда он увлекался беседой, в его речи проскальзывал лёгкий иностранный акцент.

Миссис Ривингтон отчаянно, но безуспешно флиртовала с Адамом и с дипломатом, который удостоил её короткой вежливой беседы. Адама не интересовала ни сама красотка, ни её вечернее платье, не скрывавшее пышную грудь. Он вежливо отвечал на вопросы о весёлой университетской жизни и о докладе Кинси, однако его мысли были далеко. Притворяясь, будто слушает болтовню спутников, Адам пытался отыскать глазами золотоволосую красавицу, завладевшую его воображением. Но всё напрасно! Леди Стеллы де ла Мар нигде не было видно.

После обеда он продолжил розыски неуловимой женщины и изучил список заказанных мест в ресторане. Оказалось, что Стелла не бронировала столик в главном салоне. Адам проверил гриль-бар и шикарный ресторан «Ритц» на верхней палубе. Всё напрасно: её решительно нигде не было. Она сверкнула, как комета, и исчезла. Очевидно, загадочная женщина заказывает еду к себе в каюту.

Следующие несколько дней, всё больше снедаемый любопытством, Адам бродил по палубам и барам, бывал в танцевальном зале и в казино в надежде хотя бы мельком увидеть неуловимую красавицу. Часами прохаживался перед салоном красоты. Видел пожилых матрон из сонных, провинциальных городков, скромных женщин среднего возраста из шумных больших городов, стаи охотниц за мужьями и несколько молодых привлекательных особ. Но Стеллы среди них не было.

Адам сразу же отказался участвовать в спортивных играх, которые привлекали как молодых, так и старых. Почтенные пожилые джентльмены перенапрягали сердце, истязая себя спортом; это был последний всплеск жизненных сил перед неизбежным наступлением дряхлости.

Но где бы Адам ни искал, он не обнаружил ни следа Стеллы. Каюта № 7 оставалась словно запечатанной.

От главного стюарда он узнал, что её каюту обслуживает молодой смуглолицый сицилиец по имени Феликс. Адам попытался завязать разговор с этим красивым, в южном, латинском стиле, юношей, но даже щедрые чаевые не помогли что-либо разузнать.

Преисполненный раздражения, Адам направился в бар и заказал выпить. Он сидел, потягивая коктейль, когда к нему подошел грузный Ван Нордхайм и сел рядом.

– Всё время в поиске, – с улыбкой заметил он. – Пожалуй, я буду называть Вас Гринлиф-искатель. Что же Вы ищете? Философский камень? Или пропавшую Венеру?

– Могу заверить, что не философский камень, – пробормотал Адам.

Ван Нордхайм рассмеялся.

– Кто эта леди? Как её зовут?

– А Вы случайно не знаете леди Стеллу де ла Мар? – вопросом на вопрос ответил Адам.

– У Вас хороший вкус, – заметил голландец, но ничего не пояснил.

Адам, хоть и без особой охоты, стал участвовать в некоторых развлечениях, однако ни пинг-понг, ни другие забавы не могли полностью увлечь его и оторвать от поисков. Хрипловатый голос той женщины до сих пор звучал у него в ушах.

«Мундания» приближалась к Европе. Побережье ещё не было видно, но чайки, предвестницы суши, уже кружили над кораблем в надежде на угощение. На следующий день «Мундания» должна была достичь Гибралтарского пролива, который древние считали концом мира.

Обед закончился. Стемнело. Адам одиноко сидел в зале; у него не было желания ни флиртовать, ни даже беседовать с кем-либо. Спустя полчаса он встал и угрюмо побрёл по бесконечным коридорам в свою скромную каюту. Подчиняясь какому-то непреодолимому импульсу, он выбрал маршрут, который вёл мимо каюты Стеллы.

Вдруг его сердце учащённо забилось. Дверь была приоткрыта, из каюты на пол коридора падал треугольник света. Забыв обо всех приличиях, Адам заглянул внутрь.

Стелла стояла перед высоким зеркалом совершенно обнажённая. Её нагота казалась абсолютно естественной. Задумчиво рассматривая себя в зеркале, она укладывала золотистые волосы вокруг головы в пучок на манер Психеи.

Адам застыл поражённый. Он знал это тело, знал его уже давно – по многочисленным иллюстрациям и скульптурам. Это же Афродита Праксителя! Словно ожил холодный мрамор. Она стояла перед ним живая, её тело трепетало от радости и земных желаний. В отличие от Венеры Милосской, она не прикрывала стыдливо свои женские прелести. Её лицо было так же божественно прекрасно, как и тело; в его чертах не было ничего порочного, не было в них и никакого смущения.

– Ну и ну! Так вот она – та, кем восхищался весь мир, – пробормотал Адам.

Скованность и стыдливость, унаследованные им от предков-пуритан, вдруг исчезли. Он шагнул внутрь – очарованный Тангейзер, восходящий на заколдованную гору, где обитает Венера.

Губы Стеллы дрогнули в улыбке, когда она повернулась к нему. В её глазах не было ни испуга, ни удивления. Адам был глубоко взволнован, но это не было обычное возбуждение, которое охватывает мужчину, когда он – намеренно или случайно – смотрит на красивую, обнажённую женщину. Помимо желания он, странным образом, испытывал благоговейный трепет.

– Леди, – воскликнул он, словно пытаясь извиниться за нежданное вторжение, – неужели Вы – Богиня Любви?

Женщина оставалась неподвижной и смотрела на него.

– Ты прав, – наконец, ответила она. – Это я. Сейчас я предпочитаю называться леди Стелла де ла Мар, но у меня много других имен. Некоторые называют меня Фрея[21], Фригг[22], или Лакшми[23]

– Лакшми?

– Да, индийская богиня любви. Другие же, – продолжала она, – предпочитают называть меня Венерой или, как ты, Афродитой…

Она по-прежнему улыбалась, но глаза её оставались серьезными.

– Почему же, великая богиня, ты спустилась на землю? – с легкой иронией спросил Адам, принимая игру.

Казалось, Стелла раздумывала над ответом; при этом она не делала попыток прикрыть наготу, словно быть обнажённой для неё – самое естественное состояние. Потом откинула голову назад и мечтательно сказала:

– Я ищу идеального любовника.

– В таком случае, – заявил Адам с уверенностью, которой вовсе не испытывал, – твои поиски закончились. Я перед тобой.

– Может, тебе лучше прикрыть дверь? – спросила Стелла.

Адам быстро подчинился. Потом бросил взгляд на Стеллу. Теперь настал подходящий психологический момент для решительного штурма, однако её скептическая улыбка привела его в замешательство. Чтобы скрыть смущение, он заговорил.

– Меня зовут Адам Гринлиф… э-э-э… Профессор Гринлиф.

– И ты считаешь себя идеальным любовником?

Она пристально разглядывала Адама; казалось, проницательный взгляд раздевает его. Он покраснел, от волнения у него слегка дрожали руки.

– Ты смущён, – заметила Стелла. – Пожалуй, мне лучше надеть платье.

Голос звучал совершенно беззаботно. Адам тяжело опустился на стул. Ни прочитанные книги, ни скромный личный опыт не могли подсказать ему, как действовать в такой необычной ситуации.

Стелла накинула пеньюар цвета морской волны. Длинное одеяние красиво облегало тело, под тонкой тканью вызывающе просвечивали твёрдые груди. «Что это, – подумал Адам, – розовые бутоны среди зелёной листвы или стрелы, направленные в меня, чтобы свести с ума?»

Луч света упал на волосы женщины и окрасил их в ярко-медный цвет, очертил классический профиль, от которого, казалось, исходило какое-то синеватое сияние.

Он должен что-то сказать, но что именно? Слова, которые легко приходили к нему во время лекций, теперь его покинули. Её губы казались созревшим фруктом. Может, ему следует подчиниться порыву и впиться в этот фрукт? Цвет губ был естественным. Никакая губная помада из арсенала Elizabeth Arden или Helena Rubinstein не могла бы превзойти этот восхитительный оттенок.

Продолжая одеваться, Стелла взглянула на него и улыбнулась. Ясно, что такую женщину нельзя покорить, действуя обычным образом. Она бы просто рассмеялась. К ней нужен особый подход. В голову Адаму пришла мысль: может, он сумеет заинтересовать её, если не будет спешить заняться с ней любовью. Он хотел не просто обладать этой женщиной, он стремился покорить её. Если она решила разыгрывать из себя «богиню», то он, Адам Гринлиф, примет позу божественной невозмутимости.

Стелла опустилась на кушетку, легко, словно цветок. Пристально посмотрела ему в глаза. Несмотря на решимость сохранять невозмутимое спокойствие, Адам был бледен от волнения.

– Завтра мы подойдем к Гибралтару, – сказал он безразличным тоном, пытаясь скрыть бурлившие чувства.

Стелла иронически улыбнулась.

Неужели она видит его насквозь? Неужели все его действия настолько очевидны и предсказуемы?

– Завтра, – мягко сказала она, – мы увидим Геркулесовы Столбы. А теперь, мне хочется спать…

Она бросила взгляд на дверь.

Адам попрощался с «богиней». Он испытывал сразу и облегчение, и обиду; и вообще чувствовал себя не в своей тарелке.

– Что принесёт завтрашний день? – думал он, возвращаясь в свою каюту.

Глава 3

Геракл

СКАЛА Гибралтара казалась кулаком, угрожающе поднятым в ласковое южное небо. Тут и там среди камней виднелись кактусы и алоэ, упорно цеплявшиеся за жизнь.

– Внушительный столб! – воскликнул Адам. – Геракл, несомненно, был сильным мужчиной, если сумел установить его здесь…

Стелла рассмеялась.

– Сильные мужчины не всегда оказываются теми, кем их считают.

– Геракл, наверняка, был силен, иначе он не смог бы совершить 12 подвигов.

– Ты, очевидно, не знаешь о его тринадцатом подвиге?

– Что же это было?

– Он за одну ночь лишил девственности 50 девушек, при этом не возбудил чувства ни в одной из них.

– Тогда этот любовный подвиг пропал впустую, – пошутил Адам.

– Любовь там вообще была ни при чём. Девушек Гераклу подарил царь за то, что тот убил свирепого льва… – Откуда тебе это известно?

– Я знала Геракла, – спокойно ответила она.

– Ты меня разыгрываешь. Ты где-то прочла эту историю. Наверно, в судовой библиотеке, там есть энциклопедия…

– Я никогда не читаю, – улыбнулась Стелла. – Я слишком занята, чтобы тратить время на книги.

Адам с удивлением отметил, что стая голубей (которые некогда считались священными птицами Афродиты) вьётся вокруг Стеллы, словно она и вправду богиня любви. Они продолжали прогулку. Испанцы, негры, марокканцы сновали вокруг них по узким улочкам города, который когда-то был крепостью. Одежды некоторых напоминали Адаму тоги римских сенаторов и греческих философов.

Тут и там встречались британские военные с неизменным стеком под мышкой, надменно шествовавшие сквозь толпу местных жителей. С другой стороны узкого пролива, разделяющего два континента, манила к себе экзотическая Африка. Адам купил у торговцев несколько сувениров. Стелле всё надоело. Сославшись на головную боль, исконную привилегию любой женщины (даже если она богиня), она убедила Адама вернуться на «Мунданию» первым же катером.

Когда они поднялись на борт, Адам увидел Ван Нордхайма, который сидел в кресле и читал книгу. Толстый голландец добродушно кивнул им. Адам проводил Стеллу в её каюту.

– Сейчас я немного устала, – ласково сказала он, – но ты заходи ко мне после обеда, и я тебе кое-что расскажу о Геракле.

Перспектива провести вечер с «богиней» улучшила настроение профессора, и он отправился к себе вздремнуть. Он ворочался в постели, и Стелла являлась ему то Афродитой Праксителя, то Венерой Милосской, чьи руки, чудесным образом возникшие вновь, обнимали его разгорячённое тело.

Проснувшись, он решил принять душ. Напрягая мышцы и разглядывая себя в зеркало, Адам размышлял: «Возможно, я не Геракл, но, думаю, Стелла не будет разочарована…»

Чувствуя себя посвежевшим после душа и преисполненный оптимизма, профессор быстро покончил с ужином, торопливо извинился перед дамами за столом и с мальчишеским нетерпением поспешил к каюте Стеллы.

Он постучал в дверь. Стелла сразу разрешила войти. Её голос звучал чуть более хрипло, чем обычно. Адам вошел. Она сидела в шезлонге. Рядом на маленьком столике стоял серебряный поднос с необычной формы фляжкой и наполовину наполненным бокалом. Стелла плеснула немного в другой стакан, для Адама.

– Выпей, – сказала она.

Он отхлебнул. Напиток подействовал на него как любовное зелье. Стелла казалась ещё более восхитительной, ещё более соблазнительной, чем накануне вечером. Забыв о намерении разыгрывать холодного любовника, он покрыл поцелуями тонкие руки Стеллы. Он крепко обнял её совершенное тело, стремясь превратить в явь недавние видения. Стелла не оттолкнула его, но лишь иронически взглянула из-под полуприкрытых век.

– Ты пытаешься повторить тринадцатый подвиг Геракла? – спросила она.

Ирония в её голосе оказалась каплей дегтя в бочке меда. Она остудила Адама. Он отпустил её и постарался придать себе безразличный вид. Поддерживая игру, в которую она, казалось, играла, он воскликнул:

– Неужели, богиня, ты стала бы осуждать меня за это?

– Я уже давно перестала осуждать мужчин, – равнодушно ответила она. – Несчастные создания! Но не пытайся идти по стопам Геракла. Парень был ненормальным. Придя в неистовство и буйствуя по всей Элладе, он убил собственных детей и лучшего друга. Его плохо воспитали. Я не сразу заметила его недостатки…

Адам недоуменно взглянул на неё. Шутка зашла слишком далеко. Или, может быть, она сама верит во всё это? В таком случае, ей надо показаться психиатру. Или она находится под воздействием какого-то наркотика?

Он почувствовал, как возбуждение покинуло его.

Широко открытые глаза Стеллы смотрели сквозь него куда-то в бесконечность. Слова, срывавшиеся с её губ, звучали как-то глухо, словно она была далеко от него в пространстве и времени. Не зная, как себя вести, он слушал её рассказ.

– Ты слышал про амазонок?

– Да. Воинственное племя женщин в Малой Азии. Они жили без мужчин и сражались, как мужчины.

– Страна амазонок на самом деле была страной не для мужчин. Они считали их людьми второго сорта, место которым лишь у домашнего очага. Никто из мужчин – под страхом смерти – не должен был входить в их лагерь или присутствовать на их военных состязаниях.

Символом могущества амазонок был волшебный пояс их царицы Ипполиты. Он защищал целомудрие той, что его носит. Царь решил заполучить его для своей дочери и нанял Геракла добыть его. Итак, во главе армии греческий герой отплыл в страну амазонок.

Ипполита и её женщины-подданные пришли в сильное волнение. До тех пор они знали лишь мужчин, которые трепетали перед ними, но теперь Эллада послала против них самого великого героя. Из своей башни я наблюдала, как греческий флот подходит к нашим берегам.

– Ты?! – воскликнул Адам. – Я полагал, что ты – Венера. Как же ты могла быть кем-то ещё?

– Тут нет ничего сложного. Я могу вселяться в любое тело по своему выбору. Для нас, богинь, это возможно. Я всегда там, где Любовь.

Она говорила совершенно серьёзно, словно сама верила в это.

– Что за актриса! – подумал Адам. – Или, возможно, она сошла с ума…

Он откинулся на спинку кресла, пристально глядя на Стеллу. Та продолжала рассказ, не обращая внимания на его изумление.

– Я до сих пор помню, как я тогда была одета. Платье из прозрачного белого шёлка, украшенное миртом. На мне также был волшебный пояс, отделанный жемчугом, от которого исходило синее сияние.

Греческая армия приближалась с шумом и громом, ударяя в щиты. Геракл первым ступил на берег. Как мне описать его? Громкий смех, знаменитую палицу, вьющиеся волосы… Он весь был воплощением силы. Могучие мускулы перекатывались под кожей…

Захваченный представлением, устроенным Стеллой, Адам вновь отхлебнул из стакана.

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

В номер включены фантастические произведения: "Песочница" А.Щеголева, "Мусоропровод" В.Томских, "Тео...
Лето 2015 года.Новосибирская Зона Посещения давно стала привычно опасной территорией. Артефакты встр...
Каким был человек, создавший самый загадочный и чувственный роман в русской литературе? У Булгакова ...
Мир не прост, хотя в своей целостности един. Однако, познавая его все шире и глубже, мы постоянно ст...
Это вторая книга в творчестве автора. Жанр – повесть. Главный герой повести молодой человек по имени...