Потап и Маша Громова Ирина

Волшебство семейного счастья в Машином доме длилось семь лет. И вдруг к источнику душевного равновесия и ручейку тихой внутренней радости начало примазываться чувство липкого беспокойства. Первым делом Машенька обратила внимание на странное поведение Потапа. С некоторых пор он завёл необъяснимую привычку. Раз в неделю брал выходной. Но не отсыпался, как раньше, а наоборот, вставал пораньше. Запирался часа на три в ванной – а что мужчине делать в ванной три часа? Одевался в смокинг, как на свадьбу и, предусмотрительно забыв дома телефон, уходил из дома до обеда.

Маша безоговорочно доверяла Потапу, но когда ситуация повторилась в четвёртый раз, начала искать причину странного поведения мужа и растить чувство собственной вины. Впервые за годы семейного счастья она рассмотрела себя критически. Раньше миленькая молодуха любила смотреться в зеркала, но на этот раз большое трюмо не ответило ей взаимностью. Со всех трёх створок на неё смотрела 120 килограммовая тётка с жиденькими неухоженными соломенными волосами неопределенной длины. В обрюзгшем лице, за тремя подбородками, с трудом угадывался образ дерзкой голубоглазой красотки с весёлыми чёртиками в глазах. Куда-то подевалась «огонь-девка», так и не превратившись в «ядрёну-Матрёну». Не в царицу из царевны, а почему-то – в лягушку. И если уж если совсем точно и честно – в неприглядную жабку с жидкими соломенными волосами, трудно описать, во что одетую.

Сложив эти два обстоятельства: исчезновение мужа по выходным и свой образ в зеркале, Машка готовилась сделать роковой вывод. Но тут выяснились новые факты, которые окончательно сбили с толку.

Грустно размышляя о крутом повороте в своей женской судьбе, в один день, бедная женщина забросила в стирку, а потом в сушку гору своего и мужниного белья. После чего, как обычно, начала сортировать бельё по шкафам. Потапово отдельно, своё – в свой собственный шкафчик. Вот тут и произошло удивительное открытие, сбившее жену с толка окончательно. На каждом комплекте Потаповых трусов, ну буквально на каждом, с правой стороны красовалось от одной до восьми аккуратных дырочек. Машка не поверила своим глазам и несколько раз перебрала исподнее Потапа.

– Как же он ходит к любовнице в рваном белье? Это на него не похоже.

Машенька начала делать разные предположения. Вспомнила, как в свои школьные годы обманывала маму, надевая поверх мини-юбки, страшное коричневое форменное платье. Каждое утро, выходя из дома, она влетала на площадку между седьмым и восьмым этажами и судорожно стаскивала с себя платье, нервно прислушиваясь к звукам парадной, исходящим от лифта и лестницы. Оставшись в юбке и водолазке «в облипочку», быстрым отработанным движением стягивала с себя страшные серые хэбэшные колготки. И так, по морозу, мелькая из – под короткой шубки медленно синеющими коленками в капроне, бежала в школу. Окна дома выходили на мостовую с трамваями. Дверь парадной – во внутренний дворик. Мама не могла видеть, как полуголый подросток, медленно синея, припускал в сторону школы. Зато видели взрослые старые девы, тётки и бабушки, которые капали в сугроб ядом и шипели неприличными словами вслед чужому ребёнку.

Машка же, счастливая от того, что на неё оборачиваются, ловила свою минуту славы, упивалась и напитывалась энергетикой всеобщего внимания.

Да, всё это так. Но в те времена были иные условия. Машуне трудно было представить, как Потап, усыпив её бдительность дыркой на трусах, выходит в подъезд и быстро стягивает их где-то между этажами. Это просто нереально в их огромном семнадцатиэтажном доме, где лифт не работает уже полгода, а по лестнице постоянно курсируют люди. Конечно, он может переодеваться в парадной у любовницы. Но тогда придётся заходить к любимой женщине с пакетом рваного белья. Любовница – не жена, а вдруг она перепутает и сунет нос не в тот пакет?